Замысел божий. Глава I

Без дальнейших приключений сопроводив израненный галеон и не менее израненный флибустьерский фрегат в Белиз, Анри отправил гонца к военному коменданту с просьбой забрать пленных. Перед традиционным визитом к губернатору он заскочил на один из своих складов, чтобы отдать необходимые распоряжения. Уже выходя из здания, он и сопровождавший его дон Себастьян услышали гул голосов возбуждённых людей. На припортовой улице собиралась ревущая толпа. Бушующее людское море перекрывал отчаянный женский крик, перешедший в визг. Внезапно всё стихло. Толпа резко отхлынула, как море в отливе. Стали слышны ругательства и офицерские команды. Солдаты городского гарнизона, сопровождавшие пленных, громко ругаясь, пинками и древками пик, разгоняли людей, делая вокруг связанных в две шеренги флибустьеров островок открытого пространства. Первое, что увидел Анри — забрызганные кровью горожане. Впереди, обтекаемая отступающими людьми, стояла всхлипывающая молодая женщина, вся в крови. Окровавленными руками она утирала слёзы и при этом размазывала кровь по лицу. Не сговариваясь, Анри и дон Себастьян, работая локтями, стали пробиваться к колонне пленных. Подойдя ближе, они увидели удручающую картину: связанные попарно за руки и в цепь за шеи люди, прежде всего те, что были в ближней к толпе шеренге, были сильно избиты. Основная масса ударов была направлена в головы. Сквозь изорванную одежду были видны кровоподтёки. Многие из них остались на ногах лишь потому, что их поддерживали товарищи, сбившиеся в кучу. Прямо напротив всхлипывающей женщины, стонущие и покачивающиеся то ли от боли, то ли от ужаса, пленные держали нечто, отдалённо напоминающее человеческое тело.

Двое солдат пытались эту обесформленную окровавленную массу освободить от верёвок. Анри был потрясён. Ещё не зная, что случилось, он понимал, что это кровавое месиво было одним из пленных. Даже в своей безмерной ненависти к морским разбойникам с комиссией и без, так щедро раздаваемыми врагами Испании всякому отребью, Анри не приемлил жестокости. Он никогда не жаждал мести, он хотел справедливости. Возможно, этот негодяй, чьё изуродованное народным гневом тело солдаты высвобождали сейчас от пут и заслужил такую смерть. Возможно, это гнев божий настиг его руками толпы. Кто он такой, Анри Верн, чтобы оспаривать волю Господа и сомневаться в правильности его действий? Но как бы Анри не пытался убедить себя в том, что жизнь каждого человека в руках божьих и только Он, Господь, может решить, когда и как забрать её — ему не удавалось заглушить в себе мысль о неправильности произошедшего. Его внутреннее чувство справедливости, которое сделало его знаменитым даже у врагов, билось в душе, как пойманная птица и рвалось наружу.

Когда Анри входил в резиденцию губернатора, он уже знал, что произошло. Та самая молодая женщина, замызганная кровью, немного успокоившись, рассказала, что, проходя мимо колонны пленных, узнала одного из флибустьеров. По её словам, этот подонок руководил набегом на небольшое испанское поселение, находившееся к юго-западу от Пуэрто-Кабальос. Ана Паэс Лагос чудом выжила и запомнила этого негодяя на всю жизнь. Он стоял лишь в нескольких шагах от неё, укрывшейся в густом кустарнике, справляя нужду и всматриваясь в заросли в поисках прячущихся там женщин и детей. Если бы его не отвлёк донёсшийся издали приглушенный плач младенца, то одному богу известно, чтобы эти нелюди сделали с молодой беременной женщиной.

Несколько дней пираты грабили, насиловали и убивали. Уходя, сожгли деревню. Детей и молодых женщин забрали с собой. Всё это время Ана пролежала в зарослях, боясь пошевелиться. И только когда установившуюся тишину нарушали лишь доносившиеся из леса звуки зверей и птиц, она отважилась подобраться ближе к тому месту, где была её деревня.

Её, ещё две женщины и мальчика лет десяти подобрали рыбаки, видевшие издалека дым. Вот так она и попала в Белиз, потеряв не только мужа, но и так и не родившегося ребёнка. Встретившись чуть ли не лицом к лицу с убийцей, она буквально потеряла рассудок от мгновенно вспыхнувшего горя, страха и ненависти. Несчастная кинулась к пленному, выкрикивая проклятья и стала царапать ему лицо, рвать волосы и кричать, кричать, кричать от переполнявших её страданий, со временем загнанных вглубь больной души. Когда опешившие солдаты и офицер пришли в себя, озверевшая толпа, в которой наверняка было немало тех, на чьих судьбах так или иначе кровавые пиратские лапы оставили свои оттиски, ринулась на пленных...

В сердце Анри бушевал шквал. Одна часть его "я" убеждала вторую, что руками этой несчастной свершилось Высшее правосудие, но другая сопротивлялась и, в свою очередь, требовала правосудия над теми, кто совершил и допустил произвол. К счастью, Анри не пришлось делать выбор в споре с самим собой. Сеньору Альваресу уже докладывали о случившимся. Не прерывая своего секретаря, губернатор жестом подозвал к себе Анри и дона Себастьяна. Когда секретарь закончил доклад, лицо сеньора Альвареса было хмурым, как грозовая туча. Некоторое время он молчал, поджав губы. Наконец, подняв глаза на Анри, сказал тихо, но отчётливо выговаривая слова: "Сеньор Анри, обещаю вам, что офицер, не справившийся со своими обязанностями, будет наказан вместе с караулом по всей строгости военных законов. В случае каких-либо претензий со стороны Франции я лично позабочусь, чтобы ваша репутация не пострадала". "Ну, вот и всё. Господь снова показал мне свою волю и мудрость" — чувство справедливости, трепещущие в душе пойманной птицей, наконец-то вырвались наружу...

Молчание первым прервал Анри:

— Капитан Энрике, после высадки пленных отведи корабль в док и пообещай им двойную плату, если управятся с ремонтом за неделю. И передай остальным капитанам, чтобы были готовы выйти в море к 23 июню.

— Да, Адмирал! — серьёзно и с почтением ответил капитан, склонив голову.

— И не планируй ничего на вечер, старик! — Фернандо весьма фамильярно хлопнул Энрике по плечу. — Сегодня вечером вы все ужинаете у меня, — коммодор обвёл глазами Анри и дона Себастьяна. — И Густаву скажи, — ещё один хлопок по плечу "старика". — Не мне же одному рассказывать весёлые истории! — закончил Фернандо и громко рассмеялся.

Этот весёлый, искренний смех окончательно отогнал ещё несколько минут назад гнетущее всех воспоминание. Анри невольно улыбнулся и, отдав приказ привести к нему посыльного, удалился в свою каюту.

Дом... Анри хорошо платил своим людям, кроме того, если при захвате пиратского судна или логова доставался богатый приз — команды, участвующие в бою, получали свою долю — это же не флот Его Величества, а частная армада торговца из Белиза и потому тут действует только один закон — его собственный. Но благодаря этому закону от желающих служить в этой частной армаде не было отбоя. И не только потому, что платили справедливо, да ещё и долю от приза давали, и выплачивали пенсии искалеченным в бою, вдовам с малыми детьми и старым родителям, если таковые имелись. Но и потому, что на кораблях было чисто, кормили сытно, следили строго за конфликтами. И потому, что в этом флоте самым страшным наказанием было списание на берег, а за более мелкие проступки — штраф. Служившие Анри солдаты и моряки даже могли себе позволить купить дом и завести семью. Вот и Фернандо — несмотря на то, что после скандальной женитьбы его единственным источником дохода стала должность коммодора, купил весьма недурной по местным меркам особнячок и мог позволить себе не только жену и двое детей, но и пару-другую слуг. Да ещё умудрялся чуть ли не в каждом Карибском порту иметь по любовнице!

Для самого же богатого торговца единственное место во всём Новом Свете, как, впрочем, и в Старом, которое он мог называть домом и где он мог уединяться, была адмиральская каюта, состоявшая из двух довольно просторных помещений — ратс-камеры и спальни.

Ратс-камера была одновременно столовой, гостиной и библиотекой. В её относительно небольшие размеры вошло довольно много всего: уютный диван, обитый тиснёной кордобской кожей, дубовый книжный шкаф, украшенный резными фигурами, изящный ореховый столик с двумя высокими резными испанскими стульями для игры в шахматы, не менее нарядная витрина для посуды и сервировочный столик. Но главным атрибутом тут был большой тяжёлый дубовый стол для шести персон. Анри редко ел сам. Каждый офицер корабля побывал за этим столом, но самыми частыми гостями-сотрапезниками были капитан Энрике и капитан-лейтенант дон Себастьян.

Капитан Энрике был человек простой и неприхотливый. В светских застольных беседах особо не участвовал, тем более если за столом присутствовал дон Себастьян.

Капитан-лейтенант дон Себастьян Альварес де Толедо и Пименталь, командующий пехотой и абордажной командой, был младший сын знатного рода. Высокий, стройный, жгучий брюнет с тёмными, почти чёрными глазами, с иссиня-чёрными усиками над чувственным ртом и клиновидной испанской бородкой, он был романтиком, ищущим приключений и славы. Однако излишняя гордость и юношеская прямолинейность делали его непригодным для придворной или королевской службы. Он задыхался в атмосфере дворцовых интриг, отказывался лебезить и подхалимничать и потому отправился искать себе занятие по душе в Новую Испанию, подальше от двора.

Об успехах частного адмирала Анри Верна, получившего это почётное звание из рук генерал-капитана Кубы Диего Ранхеля за то, что молодой купец лично возглавил свою армаду, нанятую сеньором Диего, дон Себастьян впервые услышал весной 1658 года в Гаване. В то время дон Кристобаль Арнальдо Исаси, бывший губернатор Ямайки, безуспешно пытавшийся отобрать у англичан оккупированный ими в 1655 году остров, после почти трёх лет не очень успешной партизанской войны и проигранной битвы в Лас-Чоррерос, вновь готовился к встрече с генералом Эдвардом д`Ойли и набирал новое войско.

Дон Себастьян, недавно прибывший в Гавану из Севильи и жаждущий добыть славы и показать свою доблесть и воинское искусство, добросовестно вбиваемое в него славными учителями во дворце отца, с удовольствием принял предложенную ему доном Кристобалем должность капитана небольшого отряда ополченцев.

Ранним утром 20 мая 1658 года 467 солдат и около сотни офицеров погрузились на четыре транспортных судна и в сопровождении одного галеона и двух бригов отправились освобождать Ямайку от захватчиков. В предрассветном тумане следующего утра они уже высаживались в устье Рио-Нуэво. На второй день высадки их обнаружили три корабля английской береговой охраны. Всё время, пока шёл морской бой, солдаты и офицеры продолжали разгружать транспортные суда, снимать с них пушки и укреплять последними возводимый оборонительный редут.

Испанцам не удалось утопить англичан. Получив незначительные повреждения. те поспешили убраться восвояси и дону Себастьяну было ясно, что фактор неожиданности утрачен и враг через пару дней будет знать не только их местоположение, но и количество, так что встреча с нынешним губернатором Ямайки — лордом Эдвардом д`Ойли, будет для испанцев менее приятной, чем планировалось.

Предчувствие не обманули — уже на рассвете 25 июня показались паруса десяти английских кораблей. Бой был неравный и серьёзно пострадавшие испанские боевые корабли вынуждены были отступить. Дон Себастьян мог лишь с бессильной досадой наблюдать, как, захватив безоружные барки, английские корабли, прикрывая артиллерийским огнём, высаживали на берег солдат. Армия генерала д`Ойли значительно превышала спрятанную за редутом армию испанцев даже с учётом тех пяти десятков прибившихся к ней партизан. Попытавшиеся помешать высадке испанцы были атакованы с кораблей и тут же ретировались за свой редут.

Воодушевлённые этим англичане сняли с кораблей тяжёлые пушки и, вместо того, чтобы штурмовать редут испанцев, стали безнаказанно обстреливать его этими самыми корабельными пушками, коих не было у испанцев, и чья слабая малокалиберная артиллерия могла лишь бессильно давать о себе знать редкими выстрелами, но не более. Даже самому твердоголовому оптимисту в быстро редеющем войске дона Кристобаля было ясно, что конец близок, а путь отступления захвачен врагом. [33] Но, видимо, святой Себастьян Римский, покровитель дона Себастьяна лично и солдат в целом, услышал молитвы своего тёзки и послал неожиданную помощь.

Никто в испанском лагере не видел подошедших боевых кораблей под развевающимися белыми флагами с красным бургундским крестом [32] на грот-стеньгах и синими с золотым солнцем гюйсами. Грохот мощных пушек, вдруг влившийся в мерную канонаду англичан, прервал отчаянную молитву готовящегося к неминуемой смерти молодого испанского идальго. Свист ядер, летящих на редут, прекратился. Дон Себастьян видел, как грязные измученные люди выползают из своих укрытий, прислушиваясь и крестясь. Он тоже выполз из небольшого рва, прикрытого ветками и, всё ещё пригибаясь, поднялся на земляной вал и пролез через пролом в деревянной стене редута. Вытерев с лица пот грязным рукавом колета и глянув в сторону английского лагеря, уже почти простившийся с жизнью офицер истово перекрестился и во всеуслышание послал слова благодарности своему святому. Окружённые облаками дыма, взяв в полукольцо английскую эскадру, посланные Провидением явно по заступничеству святого Себастьяна Римского, корабли под испанскими флагами били по ненавистной английской эскадре.

С высоты земляного вала было видно, как войско лорда д`Ойли стало разворачивать часть пушек и тащить их на пляж для защиты своих кораблей. Внезапно дон Себастьян почувствовал прилив сил. Он вернулся сквозь пролом обратно в лагерь и стал искать глазами дона Кристобаля. Бывшего губернатора нигде не было видно. Воодушевлённый увиденным, дон Себастьян вдруг окрепшим голосом стал подавать команды уцелевшим солдатам.

Пока неопытный, но уже опалённый боем, молодой офицер собирал остатки испанского войска, другой человек, более молодой, но уже не раз топивший английские и помогавшие им пиратские суда, отдал приказ двум фрегатам и бригу подойти ближе к берегу и обстрелять английские батареи, пока они не успели развернуть к морю снятые с кораблей пушки.

Дон Себастьян, вокруг которого уже собрались выжившие офицеры, подняв к небу шпагу, обратился к войску с пламенной речью. Он понимал, что силы неравны, что англичан много, очень много, но теперь бог был на стороне испанцев и они это чувствовали. С каждым словом молодого идальго рос и крепчал боевой дух стоящих перед ним людей. Испачканные землёй, потрёпанные, уставшие прятаться и бояться смерти, они вдруг обрели уверенность в своей правоте. Даже раненые, но способные держать оружие, присоединялись к тому, что теперь уже снова можно было назвать войском.

— Мы испанцы и с нами бог! — кричал дон Себастьян.

— Да! — гулким рокотом отвечала ему сотня глоток.

— Мы утопим англичан в их же крови! — призывал молодой капитан.

— Да! — перекрикивая пушечную канонаду неслось в ответ.

— Мы вернём Испании Ямайку! — голос дона Себастьяна звенел, как стальной клинок.

— Да! — ещё сильнее отзывались люди.

— Веди нас! — сказал дону Себастьяну один из стоящих рядом офицеров.