Менталист

Основательно покопавшись в разуме и памяти медведицы, вдруг остановился, поражённый неожиданной мыслью: если я так свободно копался в чужой памяти, даже в тех воспоминаниях, которые медведица не осознавала, то почему нельзя это сделать и с самим собой? Оказалось — можно. Просто до этого момента я не догадался попробовать!

Изучение работы собственного разума оказался захватывающим и очень полезным делом. Я получил то, о чём так долго мечтают все нейробиологи, изучающие проблемы мозга: возможность изучить его работу "изнутри". И даже значительно больше этого! У меня получилось просматривать те воспоминания, которые уже практически забылись, получить представление о том, как работает мой разум и даже увидеть те особенности, что давали мне мои новоприобретённые ментальные способности. По всему выходило, что они уже не должны исчезнуть, так как изменения были частично закреплены тренировками, а вот развивать способности было нужно, так как обширные области "потенциальных" возможностей были не задействованы.

После этого открытия ещё больше укрепился в желании "оставить" медведицу себе. Тренироваться в работе с памятью и разумом всегда лучше на ком-то другом. В этом плане идеально подошёл бы человек, так как разум зверя существенно отличался, но не думаю, что мне хватило бы духу экспериментировать на другом разумном. Даже медведицу было жалко, хотя она и пыталась меня съесть. Ну, так жизнь у неё была тяжёлая, как от такой не озвереть?

Однако кое-какие изменения в её разуме было просто необходимо произвести. В первую очередь — снизить агрессивность и подозрительность, прорастить первые ростки преданности на основе того довольства и сытости, что она сейчас испытывала. После внесения этих изменений, ещё долго изучал её разум и память. Сравнивал со своим, ища малейшие неточности и отличия. Результаты своих экспериментов "размещал" в новой области памяти. Действуя крайне осторожно и ориентируясь на "правильные" примеры. Например, знания, полученные в ВУЗе: есть то, что мне довелось часто применять в жизни. Очень маленькая, но при этом очень хорошо упорядоченная и "плотная" часть памяти, пронизанная множеством перекрёстных связей. Есть большая часть знаний, что я могу вспомнить, они упорядочены плохо и имеют мало связей. И, наконец, есть то, что я и не помню уже осознанно. Это вообще никак не упорядочено и порой не имеет вообще никаких связей.

Так что теперь я собирал в одном "месте" все имеющиеся у меня знания о ментальных способностях, стараясь расположить их наиболее плотно и связав наибольшим количеством связей. Результат проявился мгновенно — то, на что раньше требовалось длительное время обдумывать, теперь "выглядело" так, будто об этом знал всегда.

Потом ещё немного поработал с разумом медведицы, что теперь давалось значительно легче и, через несколько часов, изучил начавшиеся процессы в своей памяти, оставшись довольным увиденным. "Лишние" связи начинали постепенно ослабляться, а "правильные" — усиливаться и закрепляться.

Окрылённый успехом, стал очень осторожно просматривать "отделённые" куски своей памяти и, если они казались мне полезными, проводить новые связи между ними и другими знаниями схожей направленности. Здесь работать оказалось очень сложно по сравнению с "новыми" областями. Все связи уже стабилизировались, и добавлять к ним новые оказалось довольно сложно и утомительно.

Так я и работал, пока не устал, и проводка новых связей перестала получаться. Ну что же, не всё сразу. По грубым прикидкам выходило, что только на то, чтобы сделать все воспоминания, которые могут оказаться полезными, доступными в любой момент времени, должно было уйти больше недели ежедневных упражнений, а приведение всей памяти в упорядоченное состояние могло занять годы упорной работы.

Окончательно закончив с медитациями на сегодня, я вдруг осознал, что страшно голоден. Пришлось лезть в НЗ и готовить огромную порцию жареной рыбы, которую к собственному удивлению умял целиком. Такой "жор" нельзя объяснить ничем иным, кроме ментальных упражнений. Похоже, перестройка собственного разума — процесс очень требовательный к ресурсам. Намного более требовательный, чем манипулирование чужим сознанием. Оно и понятно. Одно дело временно увеличить количество протекающей через нейронные связи энергии и совсем другое — изменить структуру этих связей. Этот, в общем-то, предсказуемый эффект стал для меня тем самым ушатом холодной воды, вылитой за шиворот, что мне сейчас был так нужен.

Ведь первоначально хотел минимально вмешиваться в работу своего мозга, все эксперименты проводя на "добровольном" помощнике. А что сделал в результате? Чуть ли не всю память себе перепахал! Ну не идиот ли? В результате решил, что более не буду вносить даже малых изменений, пока вся структура памяти не закончит перестроение. Вмешиваться решил лишь в одном случае — для купирования возникающих побочных эффектов моего воздействия, в случае, если такие проявятся.

* * *

Перестройка нейронных связей в моей голове продолжалась четыре дня, и за это время меня не покидало чувство постоянного голода. Приходилось устраивать лёгкий перекус через час-два после предыдущего, да ещё и готовить впрок, чтобы не приходилось готовить посреди ночи. Раздражало это безмерно.

Медведице же в этом плане было значительно удобнее — она большую часть времени просто спала, лишь дважды в день приходя ко мне за новой обильной порцией угощения. Опытным путём я определил, что замороженную рыбу она потребляет столь же охотно, что и свежую, так что, при наличие значительных запасов, смерть от голода ей грозить не должна.

Работа с её разумом также протекала очень хорошо. Уже на второй день я спокойно мог ходить рядом, и медведица не проявляла признаков недовольства или агрессии. Сейчас же я мог в любое время подойти и почесать за ухом или погладить по морде. Кроме того, мы перешли к командной работе. Комбинируя ментальные воздействия и стандартные методы обучения кинологов, учил медведицу выполнять различные команды, поощряя кусочками жареной рыбы, которая нравилась ей больше, чем сырая и тем более замороженная.

Со стороны, наверное, выглядело забавно, когда я командовал, например, "голос" и сидящая передо мной медведица, даже в этом положении превосходящая меня по высоте, начинала грозно реветь, скаля свои страшные клыки. Постепенно от простых команд начинал переходить к сложным, посылая прямо в её разум сжатый "пакет" информации. Так получалось гораздо быстрее и, главное, доходчивее дать медведице понять, что от неё требуется.

В ином случае я просто не представлял, как объяснить, что нужно выкопать длинную траншею в снегу или вытащить застрявшую доску обшивки судна. Эта часть обучения проходила с большим трудом. Медведица отлично понимала, что от неё требуется, но не всегда хотела это делать. Если смысл какого-то занятия ей был не понятен, то она могла просто проигнорировать команду. В результате приходилось старательно взращивать в ней "ответственность" методом кнута и пряника, только на более тонком уровне. Я как раз добрался до изучения связи нервной системы с гормональной, и мог как повышать уровень эндорфинов в её крови, повышая настроение, так и снижать их выработку, вплоть до депрессии.

Эффект получился потрясающий! Теперь мне даже не нужно было самому производить эти манипуляции. Как только к медведице приходил ментальный приказ, она или бралась за его выполнение и испытывала эмоциональный подъём или... всё равно бралась, когда понимала, что невыполнение приказа — это очень неприятно и грустно.

Я же старался максимально разнообразить количество команд, которые медведица хорошо понимала. Даже провёл несколько "боевых" упражнений. Например, скатал нескольких снеговиков и "вооружил" их палками. Задачей медведицы было вначале кружить вокруг них, потом пугать рёвом, нападать, уворачиваясь от "ударов"... В конце тренировки от снеговиков не осталось и следа, а довольная медведица получила законную порцию жареной рыбы.

Когда эффекты от моих упражнений с собственным разумом сошли на нет, я уже шагнул в освоении ментальных возможностей на три шага вперёд и понимал, насколько неэффективно действовал. В частности, хорошо разобрался в работе связей и понял, что то их количество, что создал четыре дня назад, было избыточным и даже, в какой-то мере, мешающим работе памяти. Не говоря уже о том, что переносить воспоминания "поближе" друг к другу — верх глупости. Именно из-за этого у меня ушло столько питательных веществ, ведь, по сути, я заставил свой мозг скопировать огромные объёмы информации вместо естественного процесса постепенного её "перетекания". Достаточно было создать одну очень слабую связь между сходными знаниями, чтобы они постепенно сами собой начали сближаться и группироваться, если эти знания использовались моим разумом при его функционировании.

То, что я своими дилетантскими потугами почти ничего не испортил, и даже получил определённый профит при работе с ментальными способностями, служило лишь хорошим поводом глубже вникнуть в эти процессы, а не рисковать в попытках форсировать собственное развитие.

* * *

— Пошла, родимая! — Крикнул я, и медведица навалилась, страгивая тяжёлый груз.

На сборы ушло целых две недели, которые провёл в работе, прерываемой лишь на сон. Сделать требовалось очень и очень много, а времени оставалось всё меньше. Скоро должна была наступить длинная полярная зима с её сверхнизкими температурами, буранами и снегопадами, а у меня не было ни подходящей одежды, ни снаряжения. Запас дров, конечно, был очень значительный — судно было примерно пятнадцати метров в длину и около четырёх в ширину, но переводить отличные доски на дрова было неприятно, ведь их можно было использовать более эффективно — от постройки небольшого деревянного домика до плота, на котором можно добраться до материка, если расстояние до него окажется небольшим.

Кроме того, у меня было несколько возможностей дальнейших действий — обосноваться здесь до следующего лета и, с началом оттепели, пока льды ещё не стронулись, перебраться на материк или попробовать сделать это с началом зимы, по молодому льду. Так же можно было попробовать перебраться на плоту, пока короткое лето не закончилось и держится ясная погода.

После долгих размышлений, решил остановиться на промежуточном варианте. До наступления настоящих холодов совершить одну — две экспедиции к краю льдов, а там уже действовать по обстановке. Подготовка к первой экспедиции и заняла две недели. Большую часть этого времени отняло создание транспортного средства — огромных саней. Так как я был ни разу не плотник, инструмента было очень мало и, к тому же, работать приходилось на холоде, сани получились крайне грубыми и некрасивыми, хотя и обладали необходимыми мне свойствами — они были большие, так что в них можно было погрузить много дров, мороженой рыбы и наиболее ценных вещей, наподобие очага и казана. На санях даже было крошечное закрытое помещение, где я собирался спать, используя для обогрева те два жировых светильника, которые я нашёл на судне. Топить их собирался рыбьим жиром.

Ехали мы неплохо — довольно быстро и без поломок, но через два часа я понял, что совсем замёрз. Не смотря на все мои усилия, одежда не держала холод. Когда я двигался это не было настолько заметно, но сейчас, когда приходилось сидеть без движения на ветру... Это была проблема. Очень существенная проблема, так как поддерживать огонь всю дорогу я бы просто не смог — банально не хватало дров, да и мой очаг был мало приспособлен для работы на ходу. Однако решение я всё-таки нашёл — дальше я ехал не на санях, а на медведице, лёжа на её широкой спине. Нельзя сказать, что это вызвало у неё бурю положительных эмоций, но моё главенство уже было непререкаемо, так что кроме парочки косых взглядов иных проявлений недовольства я не обнаружил.

Так я и ехал, то сидя, то лёжа лицом в тёплой жёсткой шерсти, согреваемый огромным телом полярного хищника. В результате я даже на ночёвку перебрался к медведице под бок, подстелив снизу несколько слоёв досок и задубевшей ломкой кожи, найденной на судне. Как одежду её уже невозможно было использовать, но в качестве подстилки — ещё да.

К побережью мы вышли на третий день однообразной дороги. Лишь на длительных привалах в местах ночёвок можно было заняться чем-то помимо ментальных упражнений. Медведица вырывала большую яму в снегу, где я делал прорубь для ловли рыбы, и ещё одну яму — по типу берлоги, где мы спали, плотно поужинав. Утром всё повторялось в обратном порядке — удалить молодой ледок на проруби, наловить рыбы, накормить медведя, поесть самому, собрать вещи в сани — и в путь.

В ментальных тренировках произошли существенные изменения. Я научился более эффективно находить живых существ на больших расстояниях — до нескольких километров, настраиваясь на совсем слабые периодические "импульсы". Например — биение сердец или "альфа-бета" ритмы в мозгу. Научился выделять такие повторяющиеся сигналы на фоне шумов окружающего мира, ведь последние были хаотичны и могли приходить с любых сторон, имея самую разнообразную мощность, а эти сигналы могли быть намного слабее, но приходили всегда из одного места, и в сумме давали куда больший отклик. Этот "навык" создал в моём мозгу отдельную структуру, состоящую из небольшой области памяти, содержащей нечто вроде радарной карты, на которой автоматически формировались данные о живых существах и расстояниях до них, а так же небольшого автономного "модуля", который постоянно обрабатывал информацию, получаемую моими ментальными способностями, и фильтровал её, выделяя "правильные" сигналы.

Создать такую структуру оказалось совсем несложно. Я просто проследил, какие действия выполняю, когда делаю то же самое под своим мысленным контролем и скопировал это в отдельную область. По объёму она оказалась на несколько порядков меньше, чем те операции с памятью, что я проворачивал ранее, а полезность была несомненна. Уничтожить же, если что-то не понравится, или улучшить эту структуру было проще простого. По сути, подобных "штучек" в моём разуме и без меня было предостаточно. Как очень простых, так и весьма запутанных и странных. Что они делают, я не имел ни малейшего понятия. Во всяком случае, связи с памятью и работой разума большинство из них не имело. Оставалось лишь кропотливо исследовать эти структуры в надежде постичь их суть... ну или, хотя бы, использовать открытые принципы для создания чего-нибудь полезного, как тот же "поисковик", например.

В полном соответствии с собственными правилами, первым делом я создал "поисковик" в разуме медведицы. Её ментальные способности были крайне слабы. Практически отсутствовали соответствующие области в мозгу, но то, что имелось, удалось максимально задействовать, так что теперь она могла чувствовать других живых существ на расстоянии километра. Мой же предел в данный момент было двадцать километров для большого скопления живых существ и около пяти — для отдельных представителей весом более четырёх килограмм.

Приближение к побережью сопровождалось скачкообразным увеличением количества живности вокруг, начиная от исконно водных жителей и заканчивая сухопутными хищниками, привлечёнными огромным обилием пищи... для Арктики, конечно. По сравнению с какой-нибудь центральной Африкой, здесь всё равно была ледяная пустыня. К счастью, "поисковик" не подвёл и вывел нас к лежбищу тюленей.