— Правильно. Зачем волновать ПВО, они и так после Руста до сих пор оправиться не могут. Думаю, лучше далеко не улетать, зависнем над каким-нибудь пустырём, и нормально.

— Я хотела на орбиту подниматься.

— Пока нет смысла. Мы же хотели найти ребят, правильно? Я, кажется, придумал, как.

Я нанёс два последних штриха, сделал несколько шагов назад и оглядел творение рук своих. С каждым разом управляться с баллончиком краски становилось всё проще, линии ложились ровно, толщина их стала более или менее одинаковой. М-да, вот уж не думал, что на старости лет займусь настенными росписями! А как иначе? Надписи на стенах и заборах были самым верным способом привлечь внимание механиков-бреганцев, в том, конечно, случае, если они здесь, в городе. О варианте, что злобные буратины забросили их в другой регион или другую страну, я сейчас предпочитал не думать. Не найдём здесь — начнём шерстить регионы. А пока так. Мои рассуждения сводились к следующему. Дома у ребят здесь нет, документов тоже. Куда им податься? На стройку, куда же ещё, там на такие мелочи, как документы, не смотрят. Язык они знают — у них и родной не сильно отличается — объясниться смогут. А что акцент, так всегда можно выдать себя за уроженцев одной очень гордой и почти что европейской республики, где растёт виноград, и клинически нет работы. Скажут, что они Ион и Василэ, кто проверит? Особенно если на самой стройке работают, в основном, уроженцы не менее гордых республик Средней... пардон, Центральной Азии. Или наши соседи по глобусу, которые "сало" пишут с большой буквы, а "Москва" с маленькой, но зарабатывают почему-то в этой самой ненавистной им Москве. В общем, с такими мозгами, как у Иана и Базили, не спалиться — вполне решаемая задача. Значительно хуже то, что мой дом в таком большом городе они вряд ли отыщут, поскольку мы обычно высаживались прямо с "Амидалы" на его крышу. Следовательно, нужно дать о себе знать, причём, таким способом, чтобы обязательно обратили внимание. Надпись на заборе или стене дома напротив ворот стройплощадки для этого вполне годилась, если писать аурбешем. Так мы с Падме временно переквалифицировались в графитчиков. Выбирали видное место рядом с очередным строительством и писали знакомое всем нашим слово. "Индесел". А ниже набор букв, на первый взгляд, не имеющий смысла. На самом деле, это был номер телефона, зашифрованный наподобие старой славянской системы: номер буквы от 1 до 9 означает цифру. Я надеялся, что уж механики-то догадаются. Нолей в моём домашнем номере, к счастью, нет, а телефонная линия теперь соединялась комлинком с кораблём, так же, как мы когда-то делали на той, "моей" Земле, так что риска пропустить звонок не было.

— Э! Иди суда! Зачем стена портил?! — раздалось вдруг сзади. — Дашдемир! Дэржи ево!

Гадство... Теперь ещё спасаться бегством. Да от кого, от нелегалов! Со всей возможной прытью я припустил к углу дома. Сзади, приближаясь, дружно топали тяжёлые башмаки. Видели бы меня сейчас девчонки! Стыд и позор товарищу майору и Доверенному Лицу Наследницы Крови. Надо же, не отстают, хатта им на голову. Хм, а может, их напугать? Я свернул за угол, перепрыгнул через заборчик из металлической трубы и спрятался за ствол толстенного тополя, что рос в палисаднике. Надо было успокоить дыхание. Через несколько секунд подбежали преследователи. Остановились в замешательстве.

— Куда побежал? — спросил один, бородатый.

— У мене глаза за угол нет, — с лёгкой обидой ответил другой, в колоритной войлочной шапке, испачканной чем-то белым. По форме головного убора можно было безошибочно определить, что парень из Киргизии.

Я вытащил из-за пазухи кепи от своего костюма, расправил, надел и уверенно шагнул навстречу, стараясь копировать характерные интонации служителей уличного порядка:

— УВД Чертаново-Северное, ваши документы, миграционные карты!

Тот, кого бородатый назвал Дашдемиром, ойкнул, став на несколько сантиметров ниже ростом, и бросился наутёк. Как, собственно, я и ожидал. А вот бородатый оказался не столь робкого десятка. Вначале он тоже попятился, но внезапно весь напрягся, как зверь перед прыжком. Моя рука инстинктивно потянулась за пазуху. И не напрасно.

— Э-э, русский свинья, — сказал бородатый. — На испуг брать хотел, да?

Он подобрал с земли половинку кирпича, о которую я едва не споткнулся полминуты назад, взвесил в руке.

— Нэсчастный случай дэлать будем, — зловеще продолжал бородач. — Дом совсем старый, кирпича сыпет, по черепу попал...

— Не, — сказал я, — с одним кирпичом против меня нечестно. На вот, это получше будет.

Огненное лезвие с гудением дважды рассекло загородку, кусок трубы выпал из неё на газон, а я толкнул ботинком обрезок с раскалёнными ещё краями под ноги бородатому. Труба загремела по асфальту. От этого звука бородатого затрясло, он, как заворожённый, смотрел на синее пламя меча.

— Ну? Где твоя храбрость, джигит? — поинтересовался я. — Только слабых обижать можешь?

Бородатый отшвырнул кирпич.

— Рука не руби, — уже совсем другим тоном произнёс он. — Не надо рука, а?

— Стой! — приказал я, видя, что он снова пятится от меня мелкими шажками. Бородатый замер. А я продолжал: — Запомни, джигит. Не надо никому говорить, что он свинья. Иначе рано или поздно останешься без головы. Совсем. Всё понял?

Кивок.

— Вали отсюда.

На олимпийских играх этот бородатый, пожалуй, мог бы претендовать на медаль в спринтерской дисциплине. Кавказцы вообще хорошие спортсмены, жаль, с вежливостью у них часто бывают проблемы. Я выключил меч и только тогда услышал, что Падме зовёт меня по связи.

— Да, сестрёнка?

"Вот что сейчас это было, а? — возмущённо заговорила она. — Зачем весь этот спектакль? Как маленький, честное слово!"

— А что надо было делать? Без руки его оставить или без головы?

"Ветку бы срубил над тобой, она его как раз бы по темени стукнула."

— Ветку? Действительно. Не догадался. Да и дерево жалко уродовать. Подбери меня, пожалуйста, поскорее.

К часу ночи мы утомились окончательно. Во всяком случае, я. Наверно, поэтому мне казалось, что голограмма кузины тоже выглядит усталой.

— Какой процент строек мы охватили за сегодня? — спросил я.

— До процента не дотянули. Примерно девять тысячных общего количества.

— М-да. Надо придумать что-то другое.

— Что? Телевидение? Газеты? Экипаж инопланетного корабля ищет пропавших механиков?

— Ну, хотя бы, напечатать плакаты. Их расклеивать быстрее, чем писать краской.

— Да, но и на сувениры их отдерут скорее. Нет, брат, настенная роспись — наилучший вариант. Просто нам нужно больше людей.

— А вот это мысль! Я даже знаю, где их взять... — и я изложил Падме только что пришедший мне в голову коварный план.

— Ну, уж нет! — сказала она. — Я вам всем ещё на Лотале...

— Сестричка, дорогая. Чью просьбу скорее выполнят фанаты Великой Саги, как они её здесь именуют? Левого чувака, пусть он на корабле и со световым мечом, или главной и самой обожаемой героини целой трилогии? Мазаться белилами и бегать неглиже не потребуется.

— Что? А. Ну тебя, Алекс, с твоими хохмами!

— Ладно, спрашиваю серьёзно: Твоё Величество согласно?

— Похоже, у Величества нет выбора, — проворчала она.

— Увы, королева — это клеймо на всю жизнь, — улыбнулся я.

Субботнее утро мы встретили на орбите: Падме, всё-таки, уговорила меня уйти в космос, дабы не висеть в скрытном режиме на репульсорах всю ночь. В качестве разминки перед завтраком я надел скафандр, вышел наружу и собрал обратно раскуроченную троицей научников крыльевую плазмопушку. Благодаря запасливости Иана Кудры и Базили Врана все необходимые детали имелись в боковых нишах трюма.

— Ну, что, "воды... и хлеба?" — засмеялась Падме, когда я вернулся на борт.

— Сначала воды, затем помыться, а завтрак уже потом, — ответил я. — Не знаю, что было легче, тогда закрывать донный люк или сейчас. Турель внизу доделаю.

— Правильно. У неё расширительная не такая тяжёлая, мы её и при гравитации легко вставим. Лапы подожму, будет удобно.

Я позавтракал, уселся в своё кресло и, не откладывая в долгий ящик, начал подготовку к спуску. Развернул "Амидалу" кормой вперёд, импульсом двигателей скрытного хода погасил скорость с орбитальных двадцати восьми до полутора тысяч километров в час и только после этого повёл корабль вниз, к поверхности. С атмосферой, даже при галактических технологиях, шутить не следует. Безопасно входить в плотные слои с космическими скоростями способны только корабли, оборудованные генераторами дефлекторных щитов широкого спектра, громоздкими и невероятно прожорливыми. Стандартный генератор, теоретически, тоже можно настроить "на материальную", но для этого требуется его перекалибровка, которую за пару минут не проведёшь. В штатном же режиме щит отлично действует против энергетического оружия, а материальные тела задерживает гораздо хуже. Скажем, плазменный болт или тонкостенная боеголовка на нём разрушатся, а реактивная струя двигателя и бронебойный сердечник — пройдут насквозь. То же касается и набегающего потока. Поэтому разгон и торможение космические корабли выполняют в пустоте, а большинство атмосферных манёвров производится на черепашьих дозвуковых скоростях.

Временную посадку мы совершили на территории заброшенного гарнизона в Смоленской области. Вынесли наружу запасную расширительную камеру и ствол для турели, потом Падме сдвинула телескопические штанги шасси так, что турель оказалась на уровне глаз, а я без особого труда смонтировал узлы на положенное место. А затем загрузил внешние пподвески. Был бы в доступности подъёмник или кран-балка, я и с крыльевой бы в невесомости корячиться не стал, но та камера, обмотанная витками ламп накачки и укутанная в мощную теплоизоляцию, весила под центнер. Надорваться мне, что ли?

— Отлично! — одобрила Падме, делая пробный холостой спуск аргоном.

— А теперь, дорогая сестра, приглашаю Вас в кино, — сказал я.

— С удовольствием. Не терпится посмотреть, что там наснимали.

Явиться в кинозал лично Падме не могла: в темноте её голографическую природу выдало бы слабое, но отчётливое свечение. Вместо этого, едва погас свет, я засунул за ухо на плотницкий манер портативную голокамеру, чтобы кузина могла видеть экран. Приёмный капсюль комлинка торчал у меня в ухе, микрофон я зажал между ладонями, которыми подпирал подбородок "шалашиком". Разговаривать так довольно удобно, мы неоднократно проверяли, и посторонним ничего не слышно. Признаться, я немного нервничал. Как-то воспримет моя кузина историю из собственной жизни, рассказанную в голливудском стиле? А сестрица, как нарочно, молчала, не говорила ни слова, пока я, тревожась всё больше, не прошептал в микрофон:

— Падме?

"Что?"

— Всё нормально?

"Ты о фильме? Да. Рассказывают довольно близко к событиям. Сцена нашего знакомства — словно под копирку, почти дословно."

— Это ещё в переводе на русский.

"Я бы не отказалась услышать оригинал. Ваш английский довольно близок к базику, наверное, было бы ещё точнее, — она помолчала, затем коротко рассмеялась: — А эпизод с чисткой Р2, обратил внимание? Я потом так взгрела Сабе за самодеятельность, наорала даже."

— И что она?

"Выслушала, пожала плечами и сказала, что это нервное."

— Выдержка, однако.

"Да, она всегда была самая выдержанная из всех. Пару раз только это и спасало наши головы."

В общем, первый фильм моей кузине определённо понравился. Она, конечно, не преминула заметить, что из простой, в общем-то, истории режиссёр сделал героический эпос. На что я сказал:

— Ваша "простая" история была началом очень больших событий, поэтому её так и преподносят.

"Увы, от этого никуда не деться, — ответила Падме. — Законы шоу-бизнеса незыблемы и вечны, начиная с менестрелей Средневековья. Брат, ты не голоден?"

— Нет пока. Подниматься к тебе не буду, не уговаривай, до следующего сеанса пятнадцать минут.

"Я сама к тебе спущусь."

— Тут люди...

— Не переживай, я соблюдаю осторожность, — засмеялась кузина, выходя из-за ближайшего ларька. Одела она себя на земной манер: прозрачная белая кофточка с длинными рукавами, короткий джинсовый сарафан и босоножки на широких ремешках. Волосы Падме оформила в виде замысловатого узла на затылке, как любила носить на корабле. Теперь, благодаря фильмам, я знал, что причёска эта — ещё с тех, татуинских событий.

— Ты совсем как в том сне, где мы будто бы всё время жили здесь. Аверина Лада. Помнишь? — улыбнулся я.

— Ещё бы не помнить. Но, по-моему, там я была более строгая и деловая. Как в Сенате, но с поправкой на Землю. Разве нет?

— Ну, не знаю. Может быть, это уже я так вижу. Мне понравился тот сон.

— Даже несмотря на все ужасы? Разруха, продукты по карточкам...

— Да, даже. Мы ведь всё это пережили, почти, с небольшими отличиями. Ты, наверняка, смотрела статьи Ирис и сама в курсе. Просто... Чем больше я тебя знаю, тем больше мне хочется, чтобы мы были знакомы с детства.

— Здесь или там?

— По большому счёту, всё равно. Это как у Успенского: быть принцем так же хорошо, как и не быть принцем.

— А Осока? Здесь ты бы с ней не встретился.

Я пожал плечами:

— Мне кажется, всё равно встретился бы. Привела же её Сила на планету, где я вот-вот должен был загнуться от анафилактического шока? И сюда бы привела. Может, даже раньше, во время войны. Или сразу после.

— Лучше во время. Вместе с наставником, — сказала Падме, глядя куда-то вдаль. — Тогда и для депутата Авериной нашлось бы место романтике...

— Наверняка.

— Я была бы совсем не против.

— Ой, зря мы завели эту тему, сестра, — спохватился я. — Вот приснится сегодня ночью пара месяцев другой жизни, будем знать, как мечтать.

— "Человек тем и отличается от прочих тварей, что мечтать умеет". Земным мудрецом сказано, между прочим. Не волнуйся, чтобы не было снов, я тебе вечером покажу ещё немного своей памяти.

— Спасибо, будет весьма кстати, — кивнул я. Действительно, "показ картинок" приводил к тому, что спал я глубоко и без сновидений, неважно, сестрица ли делилась со мной воспоминаниями, или я с ней. После сеансов телепатии Падме и сама охотно засыпала, хотя обычно её компьютерное сознание крайне редко нуждается в отдыхе. Однажды, пару лет назад, это привело к удивительному побочному эффекту, но, как говорится, то совсем другая история.

— А что, всё-таки, за тёмная история твоего знакомства с Айлой? — решил я воспользоваться удобным моментом. — В кино этого не показали.

— Что-что, кошелёк она у меня свистнула, — нехотя объяснила Падме. — Она изображала воровку, пришлось демонстрировать местным квалификацию, "общипать нездешнюю лохушку".