А дальше уже более-менее похожее. Но патрон был очень мощным, и привык я к нему не сразу, хотя вроде бы пороховой заряд хоть у знакомого мне патрона НАШЕГО ТТ и здешнего одинаков, а вот поди ж ты. И вспышка помощнее, и в руке удерживать тоже. А стрелять, как американские шерифы, двумя руками, меня никто не учил, а наоборот, всегда одной. Первый раз из нового пистолета получилось двадцать два 'очка' и сильный разброс попаданий. Теперь есть, чем заняться-пристрелкой. Пистолет к нормальному бою я привел, но все же ощущал дискомфорт от стрельбы таким патроном. Отчего зародилась мысль о том, чтобы раздобыть что-то другое, скажем, под парабеллумовский патрон. Тогда ТТ займет место на службе, а на улице уже буду носить что-то другое.

Да и парабеллум... Он легче, хотя носить его в кармане-еще то удовольствие. Прощай, подкладка и все прочее. Но это пока не крайне срочно, успеется. Как и кобура неармейского типа для прогулок городом. Что еще интересно, кроме кобуры, мне выдали еще и подсумок на два запасных магазина. В РККА и СА такого не было-есть гнездо под один магазин на кобуре, и хватит с тебя. Вроде как подобный подсумочек был у американцев, тоже на два магазина, а у бриттов тоже подсумочек, но на шесть запасных патронов к револьверу. При царе вроде как тоже запасные патроны в кобуре носились, в специальных гнездах. Видал такую кобуру, видал. Запас-это дело хорошее. Таскать его, правда, не всегда хочется, потому горе тому, кто поленился и остался без патронов, и горе тому тоже, кто эти патроны таскает.

А кого как имеет какое горе— выбор личный. Как сделаешь, так и пострадаешь. Ибо ничто хорошее в нашем мире не остается безнаказанным. Пошел я провожать даму вечером из хинкальной к ее общежитию, и увидел черный силуэт, напоминающий детскую фигурку, а потом и второй такой, чуть далее. Поскольку по глухой стене ночью нормальные люди не лазают, выдернул я пистолет и всадил на черный кусок тьмы две пули. Потом добавил третью, уже в лежащую. Дама оказалась боевой, сама достала маленький 'маузер' и поучаствовала в общем сражении. Поскольку стреляла она по твари, что залезла еще выше, подняв ствол практически к моему правому уху, то от ее стрельбы я на то ухо временно оглох. Подстреленный мною черный обитатель темноты помер и развоплотился. Как и во всех подобных случаях, на месте его смерти образовалось черное пятно на асфальтовой отмостке, как будто отработку разлили. Второй ускакал вдаль.

Подъехала машина из Горсвета, оценила сражение, что-то записала, а мы отправились дальше— лечить мою пострадавшую барабанную перепонку. Способ лечения был приятен, но нормально слышать этим ухом смог где-то через неделю. Спасибо, что Галина в голову не попала, а то был бы еще один охотник Френсис Макомбер, только без недолгого счастья перед пулей в затылок. А еще надо было подумать вот о чем: дам водят под ручку и располагаются от них слева. А поскольку я в основном правша, то и правая рука, и пистолет блокируются нежным дамским телом, отчего теряется время. Отчего частично? Мама и папа мне говорили, что в детстве я был левшой, но меня героически переучили все делать правой, которою я и ныне стараюсь все делать. Правда, когда нужно нести что-то тяжелое, я героически хватаюсь за него левой рукой, которая слабее, но старая память сильнее заново привитой. До амбидекстра я не дорос, но много чего могу и левой делать. А из этого следовал еще один такой вывод, что мне не помешал бы опять же второй пистолет слева. Можно даже и неармейского образца. Так я пришел к той же мысли, что и раньше, но на ином уровне. Осталось только его раздобыть.

Его можно было свободно купить — ну, если денег хватит, и образец нравится. Можно было очень сильно постараться и выпросить у начальства официально. Был и третий путь: поучаствовать в трофейных экспедициях.

Многие желающие, сгруппировавшись и раздобыв автотранспорт, ездили на условно ничейную территорию, где пытались что-то полезное отыскать. Что-то нужное у них принимала городская власть за деньги, а что-то они сами продавали. В областях, оставшихся под контролем Тьмы, могло заваляться и оружие. Пулемет в частном владении не приветствовался, но его можно было сдать власти за немалые деньги. А вот владение пистолетами никто не ограничивал, коль нашел его там, так делай с ним, что хочешь: продай, подари, сам носи...

Правда, мои расчеты портил один момент. Хоть левой рукой я стрелять смогу, но обычно предохранитель, затворная задержка и прочее важное на пистолете рассчитаны под правую руку. Тогда придется подумать о пистолете с наружным курком и не включать обычно предохранитель, а манипулировать курком. От оного возможны зло и опасности, но вот придется делать так. Ибо какие могут быть старые привычки и условности в злой волшебной сказке, в которую мы погружены? Только те, что не приводят к быстрой смерти. Курение медленно убивает, но не все в Отстойнике доживут до рака легких от упражнений с табаком.

Да, забыл сказать, что Углегорск был не единственным вместилищем людей в этом мире. Неподалеку был городок Сальцево, политически устроенный немного по— другому, чем бывший областной город Углегорск. К нему относились и деревни с хуторами. Дальше по реке были какие-то другие города, с которыми даже велась торговля по реке. Чай доставлялся именно оттуда, табак получше-тоже. Отношения с Сальцевом шли по известной фразе, что никто не может улететь от другого на луну, поэтому следует мирно сосуществовать. Оттого все внешне было благопристойно, а под ковром случалось всякое. Насколько я слышал-проштрафившиеся здесь люди сбегали в Сальцево, а оттуда, как и с Дону, выдачи не было.

Болтали, правда, что неофициально и оттуда могли вытащить, но правдивость этой информации подтвердить не готов, с городской безопасностью в тесных отношениях не был. Они нас проверяли: не пошло ли подотчетное оружие налево, но ничего не нашли, кроме мелких зацепок. Не все в нашей работе удобно проверяется посторонними. Когда в отдельной команде на правах отдельной роты есть десяток автоматов и столько же пистолетов, то отследить наличие оружия несложно. Самый тупой безопасник из подчиненных Котовского возьмет и подсчитает, сколько должно было быть и сколько есть. А вот когда ППШ или винтовки лежат в бараке от пола до потолка в количестве тысяча ящиков по пять штук в каждом, то проверка становится немножко предсказуемой. Достали доступный ящик или несколько, открыли, внутрь заглянули, решили, что содержимое соответствует, и весь запас также соответствует. Тут я немножко утрировал, но все большие партии оружия, боеприпасов или их компонентов именно так и контролируются. Берется какая-то часть и исследуется. Если все нормально, то партия принимается. Нет-бракуется. Капсюльные втулки или капсюли, то бишь расходуемый материал тоже. Берется десять штук КВ, учебное орудие и при определенных условиях производится десять спусков. Две КВ не сработали— тогда для производителя наступает голубой период, когда с ним поступают как второго августа с голубым по ориентации. В случае с доверху набитым ящиками хранилищем из некоторых мест извлечь ящик для исследования по силам лишь Гераклу. Потому достают и вскрывают только более— менее доступную тару. Иногда много раз одну и ту же.

Наверное, принимаемые службой тыла консервы исследуются аналогично при поставках промышленностью, но тут я ничего не знаю, в комиссиях по списанию испорченного, было дело, состоял, а вот от завода 'Бычки в томате' не принимал. Возможно, я многое потерял, не участвуя в этом процессе, но что поделаешь, не в Вольске учился. Мне досталась своя забава, перефразируя покойного Сергея Александровича. Впрочем, у всех по службе и работе есть свои забавы, а у части людей еще и дома вторая серия их.

Для обретения второго пистолета потребовалось всего два месяца писания бумаг и ожидания. Потом интересно было читать ведомости наличия стрелкового оружия— двенадцать тысяч четыреста восемьдесят пять пистолетов и револьверов отечественных образцов (это, кстати, термин из ведомостей, мы его только повторяли в печатании новых бумаг по старому образцу) и почти четыре тысячи иностранных марок. Еще более интересное размышление возникло у меня по запасам холодного оружия. У нас использовались только штыки к винтовкам и карабинам, но в недрах складов лежало и полтысячи шашек. Если бы я восхотел себе драгунскую шашку, которую никто не использовал в городе, то сколько бы времени ее выделяли или сразу бы отказали?

Да, забыл, имелся еще некий запас трофейного холодного оружия, но больше разрозненный. Только немецких штыков к карабинам было полтысячи штук, а прочие— от одного до пятидесяти экземпляров. Кортик ихних кригсмарине — один на развод, десяток авиационных, или вообще непонятные изделия. Наверное, для какой-то службы вроде почты или лесничих, чтобы от другой службы отличаться. Лежала и пара чиновничьих шпаг (так они обозначались в списке), но я не знаю: их во время войны кто-то носил или просто завалялись и были взяты. Сами эти чиновничьи шпаги были тупыми, как лезвие 'Нева', хоть отделаны богато, а вот итальянских ни штыков, ни ничего иного холодного не имелось. Хотя сушествовли какие-то никак не обозначенные ножи и кинжалы. Может, немецкие, может, итальянские, может, иного немецкого союзника? По качеству: некоторые весьма красивые и хорошо выполненные, но, кстати, встречались и на уровне мальчишеских самоделок, из плохой стали и с неудобными рукоятками. Что это за такие режики, и точно ли они трофейные-бумаги ответа не давали. Мы думали, что это изделия военного времени, из чего нашли и как смогли сделать. Кстати, от союзников Углегорску холодного оружия совсем не досталось. Но я и не знаю, вообще оно по ленд-лизу получалось или нет, хоть в нашем временно-пространственном континууме, хоть в Углегорском? Если дверца назад откроется, то надо бы провентилировать этот вопрос.

На основании этих вот изучений наличных запасов, я и рекомендовал отправить в переплав запас шашек и разное другое неисправное и некомплектное оружие, к которому даже боеприпасов нет или только мизерное количество. Если французский пистолет под какой-то нестандартный патрон можно дать вахтеру, и он надолго наличными десятью патронами обойдется, то на кой нам хранить восемнадцать станковых 'гочкисов', к которым патронов вообще нет ни единого, и ни обойм-полос, ни лент, кстати, тоже! Ффтопку их, как выражались бывшие у себя программерами!

И отправили. Вообще здесь, конечно, и без шашек и прочего нашего добра металлолома хватало, чтобы металлурги и дальше трудились и было чем печи загружать, но зачем нам держать на охраняемых складах то, что в принципе нам не нужно и даже сложно понять, потребуется когда-либо? А просто так выбросить не хочется-долго стерегли и содержали, а теперь им загрязнять этот мир, как Стенька Разин Волгу женским телом? Неудобно как-то. А вот когда в печь отправили-все выглядит как бы правильно и как бы организованно. Потом и до некоторых пушек дело дошло. И стало нам на душе так спокойно-спокойно, что никакая тварь Тьмы теперь не сможет вытащить тяжелое пехотное орудие из парка, раздобыть отсутствующие у нас снаряды и устроить какую-то пакость. Кстати, возник по их поводу сложный вопрос из сферы психологии. Ну, разобрали их и отправили в печь. Резина с грузошин тоже нашла себе применение. А как быть с панорамами, одной целой и одной поврежденной? Ни к каким другим орудиям они не подходили, хранить незачем, но выкинуть жалко. Вещь совершенно не нужная, но рука не поднимается целую вещь взять и отправить в печь. Отправили поломанную панораму, а целую — таки оставили. Вдруг следующему поколению попаданцев в этот мир захочется за девками на речном пляже подглядывать с крыши общежития. Вот для такого будущего вещь сохранили.

Будь у меня такая бандура в юности, я бы ее много таскал, разглядывая в оптику далеко расположенное, но ни у меня, ни у кого из нашего двора ни шашек, ни панорамы не было, а тут вот оно валяется ненужным мусором, как злато у Робинзона Крузо. Сложно у жизни с совершенством и совпадением желаний и возможностей. Впрочем, это вечно. 'Королем быть не могу, герцогом не желаю — я Роган!' И позднейшее: 'могу купить козу, но не имею желания. Так выпьем же за то, чтобы на все наши желания нам хоть что-то перепадало!' Ну и чтобы было, что оставить после себя, а не только завещать родным 'свою вотчину в Ладожском озере -все десять саженей глубины'. Или свои годы в виде богатства.

А затем мои прикидки по вооружению стали актуальными. Виною был роман с дамой, из-за которого приходилось рисковать, двигаясь по темным переулкам. Возможно, можно было обойтись без этого экстрима, если заняться полноценным планированием и организацией, но тут виноват был я, насоблюдавшийся на службе разных инструкций, про которые есть затертые слова, что они писаны кровью нарушивших их. Придя после домой, я уставал от правильности, а поскольку брошенные не там носки не опасны с точки зрения пожара или взрыва, так и не чувствовал в себе сил укладывать их так, как кое-какие изделия на службе. Ну не педант я с четким порядком везде и равнением на середину!

Вот и в Углегорске были сложности. Надо было сочетать две возможности: чтобы уехать на службу базовым автобусом (вот не смогу назвать его марки, ибо он был собран из всего, что было, исключая только танки), и провести ночь с Надей. А общага, где жила моя пассия, пребывала довольно далеко оттуда. Провести ночь с ней в моей комнате в принципе иногда получалось, но для этого надо было выпихать от одного до двух других жителей. Увы, это выходило не всегда. Но вот ее соседка бывала в отсутствии чуть ли не через день. Это как бы лучше, но неудобно добираться: или очень рано вставать или очень поздно уходить. Впрочем, я не ныл, особенно наслушавшись про Отстойник, что там и живут долго, и не стареют, и болезни очень не спешат, оттого и чувствовал себя юным и бессмертным эльфом в зарослях укропа, то бишь в силах преодолеть все. И правда, вернувшись к нормальной работе, нужной людям, а не хренью, что творилась во пятом корпусе, снизив прием алкоголя, я почувствовал себя лучше и здоровее. Конечно, неплохо было бы еще и на юг съездить к морю и фруктам, но чего нет, того нет. С фруктами в городе было не очень, пляж имелся, но речной, однако за неимением желанного лопают, что дают. Так что я ощущал, что горы сверну, и что уж там стоит пересечь город и не попасться на зуб тварям.

Так минимум раз в неделю я удивлял дежурного по общаге у Нади, уходя во втором часу, а потом своего тем, что являлся между двумя и тремя. На стоны обоих я отвечал, что они на дежурствах спать не обязаны, а обязаны караулить, потому хоть в полночь, хоть в три, а открывайте и не чирикайте. Можно было встать в пять и так не делать, но мне лучше с вечера лечь позже, чем утром встать рано, а особенно из надеждиной постели. Вот и попробуйте бодро скакать по утренней свежести, после того, как с дамой-с и хочется еще мило подремать в ее объятиях, а не вставать. Наде тоже нравилось, когда я уходил рано утром, ибо это отчасти напоминало нормальную семейную жизнь, а уход ночью — акт богомерзкого адюльтера, только с тем отличием, что я влезал -вылезал не по водосточной трубе. Но какое уж нормальное житие в этом тонущем мире. Как получится, так и есть.