Спартак

На свою беду, Лукуллу удалось переправить в Италию лишь малую часть своего войска. Начавшийся на море период зимних штормов, надолго отрезал проконсула от его главных сил в Эпире. По этой причине Лукулл не мог быть равноправным партнером Помпея в борьбе со Спартаком, но намеревался со временем сократить этот разрыв.

Разгром и гибель армии Красса, произвели на Помпея гнетущее впечатление. Сначала перед его глазами предстали разрозненные толпы беглецов. С уставшими и изнеможденными после страшной битвы лицами, они медленно шли разрозненными группами, вяло радуясь тому, что встретили своих товарищей, которые защитят их от проклятого фракийца.

Затем появились солдаты под командованием Квинта Аррия, сумевшего в относительном порядке покинуть поле боя. Сам легат был ранен стрелой в ногу и не мог самостоятельно передвигаться. Весь залитый кровью он сидел на скрещенных древках копий, опираясь руками на плечи несших его воинов.

От тряски и потери крови Аррий был полностью безучастен ко всему происходящему с ним и его солдатами. Когда озабоченный Помпей подъехал к легату, он только смог поднять руку для приветствия и тут же упал, потеряв сознание. Полководец приказал отнести раненого легата к врачу, а сам продолжил движение по направлению к полю битвы.

Вид каркающего воронья и пирующих волков и лисиц над телами павших римских легионеров стали последней каплей той чаши горести, что пришлось испить Помпею и его спутникам. Оказавшийся на поле раньше полководца, командир его кавалерии Габиний, на вопрос о потерях ответил уклончиво.

— Около шести тысяч наших воинов пало от мечей проклятых рабов — доложил претор, но полководец не согласился с ним. Окинув опытным взором усеянную телами землю, он вынес свой вердикт.

— Здесь не менее восьми тысяч погибших легионеров, если только не больше, — покачал головой Помпей. — Пусть солдаты предадут их тела земле и начнут разбивать лагерь.

Вместе с солдатами Квинта Аррия к войскам Помпея вышел и военный трибун армии Красса — Юлий Цезарь. Он также как и остальные воины его когорты был сильно утомлен битвой и последующим за ней отступлением, однако молодость брала свое. Молодой трибун лишь умылся, выпил молока и сразу отправился на военный совет, созванный по приказу Помпея. На нем полководец намеревался узнать подробности сражения и обсудить дальнейшую тактику борьбы со Спартаком. Для этого, ему был нужен живой очевидец сражения.

Отвечать на вопросы всегда труднее чем их задавать. Тем более когда ты представляешь командование проигравшего сражения войска и даже если ты только молодой трибун, на тебе лежит часть ответственности за его разгром. Цезарь прекрасно это понимал и принимал, но все равно пришел на военный совет с высоко поднятой головой. Его когорта покинула поле боя в числе последних сражаясь, а не в повальном бегстве как другие когорты.

— Насколько Спартак превосходил вас по численности? — спросил Помпей, холодно рассматривая стоявшего перед ним худощавого трибуна.

Между ним и Цезарем разница в возрасте была всего шесть лет, но какая это была разница. За плечами Гнея было участие в гражданской войне на стороне Суллы, слава победителя Сертория и прочих бунтовщиков. В нем римский сенат видел первого полководца республики способного выполнить любое данное ему поручение. За плечами Цезаря были годы изгнания, сомнительные связи с царем Вифинии Никомедом и все его познания в военном деле сводились к борьбе с пиратами, захватившими его в плен. В глазах Помпея царила озабоченность государственного мужа, в глазах Цезаря горел огонь возмездия, как можно скорее и любой ценой.

— Мятежники если и превосходили нас числом, то только в кавалерии. В остальном наши силы были примерно равны.

— Может рабы напали на вас врасплох и вы приняли бой не успев построить легионы?

— Нет. Первыми под их удар попала когорта разбивающая лагерь. Пока они бились с врагом командующий успел развернуть войско и встретить врага лицом к лицу.

— Возможно ваше построение было не совсем удачно и что-то мешало вам полностью использовать свою силу? Или мятежники устроили засаду и разбили вас внезапном ударом?

— Ничего этого не было, — честно признался Цезарь. — Мы бились на равных до самого заката, когда Фортуна улыбнулась мятежникам и они одержали победу над нами.

— Как это произошло? Почему вы проиграли эту битву?

— В самый решающий момент Спартак ударил по нашему правому флангу отрядом тяжелой кавалерией. Он прорвался к тому месту, где находился Марк Красс, и убила проконсула вместе со всеми, кто с ним находился.

Услышав эти слова Помпей требовательно повернул голову на легата Аврелия Котту, солдаты которого занимались погребением павших легионеров.

— Мы не нашли тело проконсула Красса. Его либо забрали с собой рабы, либо изрубили на куски во время схватки. Те тела, которые мы нашли на месте, где находился Марк Красс, сильно обезображены — сокрушенно доложил Котта, но Помпея такой ответ не устраивал.

— Его нужно найти, торжественно предать огню, а прах отослать родным в Рим — отчеканил полководец и легат с пониманием склонил голову. Командующий римским войском не может просто пропасть без вести. Это было непреложное правило римского войска, и переступить через него было невозможно. — Займитесь этим, время у вас будет до завтрашнего полудня. Потом мы снимаемся с места и будем преследовать Спартака.

— Зачем терять попусту так много времени?! — удивленно воскликнул Цезарь. — Сейчас самое время попытаться напасть на армию Спартака. Его солдаты хотя и победили нас, но наверняка сами понесли серьезные потери. Среди них много раненых, а остальные нуждаются в отдыхе. Если сегодня, сейчас ударить по ним свежими силами, то рабы наверняка не выдержат боя, и мы сможем отомстить за смерть Красса, и с корнем вырвать эту угрозу для Рима.

В словах молодого трибуна была своя правда, но она была связана с серьезным риском, а это противоречило главной основе тактики и стратегии Помпея. Кроме этого, полководец видел остатки легионов Красса, которые не просто потерпели некое тактическое поражение, а были сокрушительно разгромлены и полностью деморализованы. Все это тяжким грузом давило на плечи первого полководца республики. Который обладая столь громким титулом, не мог позволить себе даже малую неудачу в открытом сражении с повстанцами.

— Ты предлагаешь взять и напасть на тех, кто разгромил войска консулов Публиколы и Клодиана? Тех, кого диктатор Красс сначала запер в Калабрии, а когда они пошли на штурм его укреплений не смог разбить их и был вынужден просить помощи у меня и Лукулла? Тех, кто сначала разбил Скфора и Аррия, а затем и самого Красса? — с холодной издевкой уточнил у трибуна Помпей.

— Солдаты Спартака устали и они не ожидают, что на них могут напасть! Если ударить неожиданно, то можно застать их врасплох и одержать победу! — продолжал настаивать Цезарь.

— Я бы согласился с твоими словами трибун, если бы битва состоялась бы сейчас или хотя бы сегодняшним утром — начал полководец, но Цезарь недозволительно перебил его.

— Что изменилось за эти часы? Войны Спартака обрели новые силы, исцелились или к ним пришло подкрепление? Я больше чем уверен, что сейчас рабы празднуют свою победу, пьют вино и совокупляются со своими женщинами! — от уверенности в своих словах у Цезаря появился румянец на щеках, а глаза его загорелись праведным гневом, но все это не произвело на Помпея никакого впечатления.

— Я не услышал ничего конкретного, что заставило бы меня отказаться от мудрой неторопливости Квинта Фабия и очертя голову броситься на врага в надежде победить его, как это сделал Гай Варрон при Каннах. Все три года, что мы воюем с ними, позволяют мне считать воинов Спартака воинами, а не бандой разбойников и грабителей, которыми ты нам здесь их представил — отрезал Помпей, но трибуна это не устроило.

— Вся эта осторожность недостойна всех тех, кто вчера пал в сражении с врагом и тем самым облегчил нам задачу их разгрома. Надо действовать против них именно сейчас, потом будет поздно — Цезаря ища поддержки, повернулся к легату и трибунам, и это взбесило полководца.

— Властью данной мне римским сенатом, я приказываю тебе покинуть военный совет и отправиться залечивать свои боевые раны. Квестор отведи трибуна в палатку и пригласи ему врача — приказал Помпей, с трудом сдерживая свой гнев. Стоявший рядом с полководцем квестор Публий Пизон, молча, подошел к Цезарю и властным жестом указал тому на выход.

Сделано это было столь решительно, что трибун счел за благо подчиниться приказу Помпея. Правда, уже на улице, ведомый квестором он с негодованием бросил: — Нельзя прикрывать собственную нерешительность мудростью предков. Медлительность Фабия была спасительна во времена Ганнибала, а теперь она губительна сегодня для республики.

Скажи Цезарь эти слова в лицо Помпею и участь его была бы незавидной. Когда начальник конницы Габиний стал заступаться за трибуна, он в гневе бросил: — Если бы он не был трибуном и родственником Мария, я бы немедленно приказал его высечь, за неподобающее поведение! Он едва ушел живым от Спартака, а ещё собирается указывать мне, как воевать с гладиатором. Мальчишка! Чтобы ноги его в моем лагере не было. Пусть как можно скорее отправляется в Рим.

Легат Котта согласно кивнул головой, в знак полного согласия с решением Помпея, но трибун Сервилий Рулл высказал полководцу свое опасение.

— Наверняка вернувшись в Рим, он будет говорить на всех углах, что предлагал тебе самый простой и быстрый способ уничтожения Спартака, а ты с ним не согласился. И к его словам с охотой прислушаются и будут их повторять твои противники в сенате.

— Значит ты, предлагаешь мне изменить всегда помогавшую мне тактику, поднять войско и броситься на поиски рабов, в надежде, что после победы над Крассом они будут предаваться утехам жизни?! — негодующе спросил Рулла Помпей.

— Совсем нет. Решение тобой уже принято и, на мой взгляд, оно абсолютно верно. Просто ради того, чтобы обезопасить себя от длинного языка этого молодого юноши, я предлагаю сделать видимость движения, равно как ты это делал в Испании. Пошли часть конницы в разведку, но пусть все считают, что ты продолжаешь преследование рабов, и тогда не одна собака не посмеет бросить тебе упрек в бездействии — предложил Рулл и его немедленно поддержали остальные трибуны и легаты.

— Хорошо, — после короткого раздумья сказал Помпей и повернулся к начальнику конницы. — Габиний, надо послать кого-нибудь из твоих кавалеристов на поиски Спартака, объявив это преследованием. Сделать это надо немедленно и пусть они благодарят за это трибуна Цезаря.

— Я пошлю декуриона Феликса. Он так жалеет, что не смог скрестить меч с гладиаторами, что будет несправедливо лишать его удовольствия еще раз попытать воинского счастья.

— Это твой выбор и твое решение. Пусть хорошенько поищет местонахождение Спартака или хотя бы его след. Далеко рабы уйти не могли — приказал полководец и распустил совет.

Вышедшему в расположение войска Помпея, Юлию Цезарю сильно не повезло. Наткнись он во время своего отступления на всадников Марка Лукулла и окажись затем в его лагере, он нашел бы в его лице полного единомышленника по тактике и стратегии войны с гладиаторами.

Вынужденный под натиском врага покинуть поле боя, когда победа над проклятым гладиатором была вполне реальным делом, Лукулл горел желанием взять реванш у Спартака.

В тот момент, когда Помпей осматривал поле боя, Лукулл собрал военный совет своего поредевшего войска. Усталым и измученным командирам предстояло решить, что делать дальше.

— Как по твоему мнению будет действовать Спартак? Куда после битвы он решит направить свое войско? — спросил Лукулл своего помощника Валерия Долабеллу.

— Будь я на месте гладиатора, то, наверняка, попытался бы отрезать нас от Брундизия, разгромить и захватить беззащитный город. Это позволило бы войску мятежников спокойно переждать зимние холода и пополнить свои ряды за счет рабов и местных жителей, среди которых много их сторонников — предположил Долабелла.

— Даже если Спартак смог бы полностью разгромить нас, ему вряд ли удастся захватить порт. Гарнизон Брундизия приведен в полную готовность и благодаря мощным крепостным укреплениям, он сможет отразить любую попытку врага взять город штурмом. К тому же все рабы Брундизия, способные поднять восстание находятся под пристальным присмотром местной милиции, и любой бунт будет жестоко подавлен, — не согласился с ним Лукулл. — Нет, за Брундизий я полностью спокоен, но вот Тарент, внушает мне опасение. Его гарнизон не столь многочисленный и местные рабы могут поднять восстание и открыть ворота гладиатору.

— Что ты намерен делать? Идти на Тарент, чтобы опередить рабов?

— Сначала я хочу поквитаться с ним за свою неудачу. Спартак чувствует себя победителем и потому не ожидает нападения на себя. Его войско не могло далеко уйти. Наверняка оно где-то рядом. Надо как можно скорее найти его, внезапно напасть и, если не разгромить рабов, то попытаться нанести им максимальный ущерб.

— Рискованный шаг, консул. У гладиатора больше конницы, чем у нас в два раза, а прошедшая битва показала, что его всадники драться умеют — покачал головой трибун Тиберий Назика, чем вызвал откровенное недовольство у Лукулла.

— Надо воевать не числом, а умением. Фракийцы и бастарны живущие в низовьях Истра в несколько раз превосходили наше войско, но это не помешало мне их разбить — гордо парировал консул, но Долабелла с ним не согласился.

— Назика прав, относительно риска. Будь наше войско свежим, я бы согласился с твоим предложением, но сейчас люди сильно устали и утомлены, нуждаются в отдыхе. Даже если мы сможем найти войско рабов и внезапно напасть на них, то результат будет не тот, на который ты рассчитываешь.

— Конечно, спокойнее сидеть за стенами Брундизия и ждать когда Корнелий Цетег перевезет в Италию все наше войско или Помпей в одиночку разгромит Спартака! — огрызнулся Лукулл.

— У нас есть двести всадников, которые не участвовали в битве со Спартаком. Можно добавить к ним сотню другую воинов из воевавших ал, и послать их против гладиаторов. Этих сил вполне хватит для внезапного удара и если на это будет твоя воля, я готов возглавить их — предложил легат кавалерии Корнелий Мерула, полностью разделявший с консулом его наступательную тактику.

— Спасибо Корнелий. Я всегда знал, что могу на тебя положиться! — радостно произнес Лукулл. — Однако я не хочу уподобиться учителю, что посылает ученика искать брод в реке, вместо того, чтобы искать его самому. Мы ударим по рабам единым кулаком, а не раскрытой ладонью и сделаем это до заката солнца.

— Если ты принял решение, оно не подлежит пересмотру, но я хотел бы просить тебя поставить отряд Мерулы в авангард. Пусть его свежие воины нанесут первый удар, а главные силы довершат начатое. Это хоть ненамного, но поможет сохранить жизни нашим воинам — предложил Назика и консул согласился с ним. Согласился отнюдь не из человеколюбия, подобные вещи римского полководца позднего периода республики мало интересовали. Лукулл опасался, что оставшийся в Греции Цетег не скоро сможет переправить в Италию главные силы его армии. Погода в районе Брундизия была на редкость скверной. Постоянно дул ветер, снег переходил в дождь и обратно, море штормило и, по словам местных старожилов, на скорое изменение погодных условий рассчитывать не приходилось.