Небо под ногами. Миссия 1: Успеть!

Может, если они задержатся внизу, откат успеет пройти.

Лин усмехнулся. В самом деле, разве не глупо хотеть задержаться в жерле готового взорваться вулкана — только ради того, чтобы получить в полной мере удовольствие от полета?

— Стоп, — сказал Дон и остановился. Лин выглянул в темноту из-за его плеча. Кажется, они были на месте. Спуск закончился, и впереди под массивной каменной аркой маячил черный провал.

— Все чисто, — Лин подправил настройки визора — здесь, в святилище, было гораздо темнее, чем на подходах. — Можно входить.

Дон молча пошел вперед. Лин — следом. Визор справлялся, но все же с внешними источниками света было бы лучше, а раз никого нет... Он оглянулся по сторонам, а Дон — если бы Лин не знал точно, то заподозрил бы чтение мыслей, — уже зажигал первый факел.

— Твои — по левой стороне. Темно, как в заднице моей бабки.

Факелы и правда были везде. Даже слишком много. Хватило бы не просто осветить огромное помещение, но и залить его светом до рези в глазах. В два, нет, в три, а кое-где и в четыре ряда. Они усеивали стены и занимались с первой попытки поджечь — Лин подумал, что обязательно надо взять хоть один для анализа, никакая современная лампа не сохранит работоспособность несколько сотен, а то и тысяч лет.

Сразу стало гораздо комфортнее, и Лин невольно запрокинул голову. Свод терялся где-то в высоте, до которой не добирался человеческий глаз. Монументально и угрожающе. Все здесь было именно таким. Археологи не успели сюда добраться — у Дагни были записи только "прихожей" и нескольких верхних ярусов. Иначе истерика двинутого коллекционера была бы на порядок масштабней, ведь он представлял бы, как много потерял. На стенах остались росписи, рельеф, мрачноватые фрески с поплывшими, но сохранившимися до сих пор красками. Бледно-алый, бледно-синий и много черного. Обломки странных уродливых статуй и целые статуи. Крупные нечеловеческие провалы глазниц, грубо вытесанные тела — вряд ли местные рептилоиды выглядели именно так, но было в этих статуях что-то отталкивающее и притягательное одновременно. Да уж, в музыкальном салоне или в курительной такое не поставишь — все гости разбегутся. Хотя наверняка найдутся ценители и такой извращенной красоты.

— И где тут вход? — спросил Дон. — А, вижу. Давай сюда.

Он исчез в еще одном проеме. Снова арка, снова темнота за ней. Но это помещение было совсем небольшим и идеально круглым.

И тревожащим.

Лин сначала даже не понял, что не так, но с каждым ударом сердца, с каждым вдохом тревога перерастала в панику. Как будто кто-то смотрит в спину, буравит пристальным взглядом затылок, а обернуться не можешь. Ментальная атака, вот только некому здесь атаковать, они одни.

Дон отшатнулся:

— Что за?..

— Жрецы! Закрывайся! — Лин даже забыл, что Дон не менталист и закрыться не сможет — занят был собственной защитой. Мгновенное понимание, догадка — именно здесь, в самом сердце храма, жрецы что-то такое делали, какое-то ментальное воздействие, и не сами, а чем-то усиливая — и этот усилитель пережил своих создателей в полной исправности. Даже, наверное, не просто усилитель, если в отсутствие хозяев начал атаковать чужаков. Программа? Выходит, эти рептилоиды были не такими уж дикими?

— Чем? — заорал Дон. От усилий перед глазами поплыло — блоки требовали предельной концентрации, и Лин с трудом различал силуэт напарника, но, кажется, тот справлялся, во всяком случае, все еще был на ногах. — Это ваши проклятые штуки? Выруби их!

Если бы все было так просто. Лин уловил движение — Дон куда-то шел, придерживаясь за стену. Куда-то? Лин прищурился, смаргивая выступившие слезы. Сосредоточиться сейчас, вот так запросто прекратить вторжение, остановить чужой, чудовищный по силе натиск, было не просто сложно — почти невозможно, даже ему, и талант, и опыт не могли совершить чудо, требовалось время. А чертов Дон Гард, пират по профессии, убийца по призванию, тяжело, очень медленно шел. И Лин вдруг осознал, куда. Дон не мог точно знать, что происходит, он не мог ощущать вторжение в разум так, как ощущает его менталист, но он чувствовал источник угрозы и, кажется, видел цель.

Лин укрепил блоки — отбив первую волну атаки, сделать это было уже проще, и включил фонарь. Да, вон оно! Дон кивнул, не оглядываясь — Лин скорее угадал его рваное, словно механическое движение — и ударил по стене, размахнувшись, словно боксер, отправляющий противника в нокаут. Отчего-то Лин точно знал, что угадал напарник верно — но удар цели не достиг, а только, по всей видимости, включил дополнительную защиту жреческой установки. В точности по схеме "лучшая защита — бить на опережение". С ослепительной, обжигающей нервы вспышкой рухнули блоки. Лин успел поймать точное направление и структуру атаки, теперь он знал, где и как выключить проклятую установку, но от "знать" до "суметь" было сейчас не меньше, чем от этой планетки до особняка Дагни на Луне. Пешком. Чудовищным молотом смяв защиту, отправив личность и сознание Линкольна Ли в черное, вязкое ничто, в его голову ворвалось чужое.

Он бежал. Дым и душная, липкая вонь разъедали горло. Сердце лихорадочно билось там же, и казалось, еще секунда, еще шаг на пределе сил, еще рывок, и он останется здесь навсегда. Ужасом обожгло до самых костей. Лин споткнулся и рухнул вниз, лихорадочно облизывая ссохшиеся в соленую корку губы. Колени и руки по запястья утонули в липкой жиже. Черная, мутная, она воняла так, что желудок скрутило болезненным сухим спазмом. Лин стоял на четвереньках и содрогался всем телом, но изо рта текла только горькая, пропитанная желчью слюна. Когда он ел в последний раз? А, да, вчера был засохший кусок пайкового мяса и сухарь, Бородатый Бен всегда платил за помощь жратвой. Теперь Бена нет. Его кровь до сих пор ощущалась на пальцах, еще горячая. Лин зажмурился и помотал головой. Сверху загрохотало.

Гроза? Откуда-то издалека доносились крики, скрежет металла о металл и вой сирен. А сверху, с разорванного яркими всполохами неба, падали звезды. Горячие и алые, они рассекали воздух, вспарывали землю и вспыхивали уже здесь, совсем рядом, ослепительными пожарами. Пламя растекалось, взвиваясь вверх. Лин знал, как это — огненные языки слизывали беспорядочно настроенные бараки, трещала, сгорая, древесина, дымил пластик, корежился и мягко гнулся потекший металл. Это было даже красиво. Не так, как с людьми. Люди — орали. Метались между горящими домами, катались по земле и орали, орали, не затыкаясь. Какой-то урод открыл шлюз, и из старого, заброшенного водозаборника потекло все, что могло течь. Перегнившие помои, протухшая дождевая вода — Лин не помнил, когда в этой дыре в последний раз шел дождь, должно быть, очень давно — и остатки нефти с закрытой пару лет назад скважины. Это их всех и добило. Паника-паника-паника. В каждом глотке обжигающего воздуха. В каждой клетке непослушного тела.

Лин затряс головой. Хватит! Трус, недоразвитый идиот. Ты встанешь, тряпка, встанешь и побежишь так, как никогда не бегал. Ты выживешь, даже если жизнь придется выдирать зубами у лоснящихся, затянутых в блестящий металл с ног до головы десантников, которые все еще здесь — Лин точно знал, он видел — или у шайки Горбоносого Дика. Те еще не вывезли свое добро. Чего потребует Дик за билет до ближайшей колонии? Да плевать. Что бы ни потребовал, ты все сделаешь или размажешь его лысую башку по стене, пока тебя не прикончат парой пуль в затылок. Ты сделаешь все, даже невозможное. Ты сможешь. Встал и побежал, чертов слабак. Сейчас!

"Встал и побежал, — повторил Лин. — Капля ночи в звезде, третий луч, на солнце — усилить, против солнца — ослабить. Вперед".

В ушах бил набат, перекрывая вопли заживо горящих людей, сухо трещали выстрелы, под закрытыми веками плыло огненное марево. Смрад выжигаемых трущоб скручивал внутренности в узел, каждый вздох приходилось вталкивать в себя осознанным усилием. А воздух был чистым, и тихие шаги отчетливо слышались, заглушая и вопли, и взрывы, и рев пожара. Шаг, второй, третий, поймать силовую линию, она приведет, еще шаг, еще, стена, капля ночи в звезде — черный огонь в серебряном сиянии, видимый не глазами, глаза закрыты, и не разумом, разум занят видениями, а шестым, седьмым, десятым чувством. Подхватить за кончик третий луч, крутануть до упора влево, как выворачиваешь руль, уходя от неизбежного столкновения.

Лин открыл глаза, придя в себя от тишины — внутренней, особенной тишины, когда не то что чужих, даже собственных мыслей не слышишь. Он стоял у стены, положив ладонь на тусклый серебристый рисунок. Тусклый? Отчего-то Лин был уверен, что мгновение назад серебряные линии полыхали нестерпимо ярко, ограняя и ограждая столь же нестерпимый сгусток тьмы. Наполняющая храм агрессивная сила не уходила, нет — засыпала, уступая место чему-то иному, тихому, вкрадчиво-ласковому, как шепот прибоя в полный штиль.

У стены, откуда-то с пола, глухо застонал Дон. Он лежал на спине и, кажется, приходил в себя. Пошарил рукой вокруг, потом, уже увереннее, нащупал шлем и рывком содрал его. Жадно задышал, как будто ему на время перекрывали кислород. И смачно, от всей души, заковыристо и цветисто выругался. Детство в крошечной, забытой ветрами и дождями колонии явно не прошло даром. Хотя, может, и не детство, послужной список Дона Гарда был длинным, даже тот, что маячил в общем доступе, а уж то, что оставалось за кадром, было наверняка еще длиннее.

— Что это, провалиться мне до самой чертовой магмы, только что было? — спросил он хрипло.

— Испытание? — предположил Лин. — Инициация? Проверка на лояльность?

Он не хотел знать, что видел Дон, и надеялся, что тот не спросит о видениях Лина. У каждого в жизни хватает того, чем не делятся, о чем предпочитают забыть, грязи и мрази. Зачем ящерам понадобилось вскрывать потаенную в памяти прихожан грязь? Что ж, проверка на лояльность — вполне годное объяснение. А может, здесь есть и настройка на определенные эмоции? И можно было пережить не самые отвратительные, а счастливейшие моменты? Кнут и пряник, как и положено для паствы?

— Не хочу знать, — пробормотал Лин. — Давай демонтируем здесь все, я, похоже, понял, как. — И тут же пришла другая мысль, куда более эмоциональная и заманчивая. — Или лучше оставим как есть, пусть взрывается? Зачем людям эта дрянь?

— Понятно, — помолчав, сказал Дон. — Только не говори, что нас просто взяло и зашвырнуло в мозги друг другу. Лучше вообще ничего не говори. Чтоб я, чтоб еще хоть раз...

Он с видимым усилием сел, схватился за голову и снова невнятно выругался.

— Что за ублюдочная система? Чего им надо было, этим чешуйчатым тварям? Хотя плевать. Не хочу ничего знать. Вымерли, и отлично.

Он поднялся. С сомнением оглядел стену.

— Где здесь главная штука? Катализатор или что? Не по стенам же оно размазано. Выдерем к чертям и отвезем Дагни, пусть хоть в задницу ее себе засунет и сдохнет от счастья.

Лин задрал голову к потолку — там, на высоте в три или четыре человеческих роста, висел на цепях исполинский обруч с зубцами, словно перевернутая корона. Он отчетливо видел исходящее от зубцов остаточное сияние, такое же, как у звезды на стене, и так же отчетливо ощущал вызванный этим сиянием внутренний зуд в голове. Как будто неведомое шестое-седьмое-десятое чувство, единожды запустившись, прорастало теперь в его разуме, пускало там корни, отвоевывало нейроны и синапсы под свои нужды. Подумалось вдруг: хорошо, что этот храм не нашел Дозор в спокойные времена начала колонизации. Под эту конструкцию как раз поместилась бы стандартная учебная группа... Лин тряхнул головой, отгоняя непрошеное видение, и скривился — резкие движения отдавались приступом тошноты и дезориентации.

— Концентратор, — сказал он Дону, терпеливо (невероятно!) ждавшему ответа. — На стенах — управляющие модули. Думаю, каждый под свою программу. А через эту хрень идет облучение. Согласен, с Дагни хватит.

— Взлетай, посмотри, что там за крепления, — сказал Дон. — Если снять целиком не получится, разрезай на куски, доставим ему груду металлолома на дом, пусть сам разбирается. Надеюсь, оно не включится снова. Мне моя голова дорога как память, — он огляделся. — Я осмотрюсь тут еще. Может, какой ценный хлам валяется. Для двинутых на костях и всякой доисторической ерунде.

Лин кивнул, запустил доску и занялся наконец тем делом, ради которого они сюда явились. Это успокаивало... успокаивало бы, не поселись в его голове, помимо пакостного зуда, вполне понятная тревога, явственное предчувствие, что времени осталось всего ничего — а может, уже и вовсе не осталось. Обычно предпочитавший действовать аккуратно, Лин готов был чуть ли не с мясом выдирать концентратор, и в Доновом "режь на куски" ему чудилось то же самое — твердое знание, что времени не осталось вовсе.

Резать сам агрегат он все же не стал, а вот с креплениями не церемонился, попросту обрезав цепи. Подхватил громоздкую конструкцию и пошел на снижение, крикнув:

— Дон, подстрахуй! — Обруч сбивал равновесие, опасно креня доску, и вообще был слишком большим и тяжелым. Не говоря уж о том, что зубцы оказались двусторонними, а металл — то ли грубо обработанным, то ли, наоборот, слишком искусно покрытым острыми выступами, заусенцами и гранями.

— Ох ты ж... Тяжелый, зараза, — Дон перехватил его почти на подлете. Но вовремя — затормозить удалось без происшествий. — Адское колесо какое-то, — пробормотал он, разглядывая конструкцию. Обруч и впрямь вблизи напоминал колесо. Зазубренный круг со спицами-лучами, сходящимися в центре к сердцевине в металлической оплетке.

— Посмотрим, — Дон уложил устройство на пол и как раз добрался до центра. Не церемонясь, разогнул держатели — голыми руками вряд ли бы справился, но в перчатках у него получалось, хотя и с явным усилием. В центре, на металлическом ложе, лежал прозрачный, слабо пульсирующий в свете факелов кристалл. Небольшой, уместился бы в ладони. Или слишком большой, если это натуральный камень: чистая вода, ярко и весело играет свет в гранях. Дон поднял голову. Шлем он так до сих пор и не надел, но, судя по данным, воздух здесь был гораздо чище, чем на поверхности, хотя наверняка затхлый и спертый. Лину проверять не хотелось. — Это оно?

— Да, — слишком резко ответил Лин. — Мерзость.

— Да ну? — Дон повертел кристалл в пальцах, словно любуясь, и уставился с исследовательским интересом на Лина.

— От него зудит, — непонятно даже для себя самого ответил тот. — Вблизи — сильно. Засунь его куда-нибудь, что ли. И заэкранируй, если есть во что.

Новообретенное чувство аж заходилось, посылая в мозг сигналы, которые Лин не умел понять. Может быть, Дон Гард видел всего лишь красоту драгоценного камня чистейшей воды, а Лина слепили стянутые к камню нити, дрожащие или дергающиеся, натянутые или провисшие.

— Паук, — сказал он. — Центр паутины. Надо предупредить Дагни, чтобы держал эту дрянь подальше от менталистов.