Степь

Ксенопсихолог миротворческого корпуса на Степи, майор А. Штрайман, в одиночестве сидел за столиком в углу, играл сам с собой в какую-то игру на комме и, похоже, напивался.

— Можно к вам? — вежливо спросил Дик.

— Новенький, — ксенопсихолог махнул рукой на стул напротив, — Присаживайся. Давай без прелюдий, на "ты". У нас тут просто. Как тебя, Дик?

— Да.

— А я — Алекс. Что за мерзость ты глотаешь.

— У меня аллергия на этанол.

— Не ври, не бывает такого. Просто по молодости лет тебе все интересно. Небось, не просто так подрулил? Мешок вопросов у тебя?

— Расскажите мне о степняках, Алекс. Я читал работы Раневского, но информации все равно очень мало.

Ксненопсихолог глотнул из бокала и прищурился.

— На "ты", мы же договорились. Почитай про монголов, это все равно, что про наших степняков. Кочевники они и есть кочевники. Ничего особо интересного. Города вокруг побережья гораздо интереснее, явно переживают упадок, обломки великой империи. Наши друзья их поколачивают время от времени, похоже, именно они империю развалили. На побережье хоть письменность есть, а у кочевников — устное творчество. Но нам придется иметь дело именно с кочевниками.

Дик отпил из банки.

— Мальчишки у них сообразительные. По крайней мере те, с кем я успел познакомиться.

— Хитрые, ты хочешь сказать. Держи с ними ухо востро. Примитивные племена всегда хитрые.

Ухо востро, это правда, подумал Дик. Ачи четырнадцать лет, а его шраму — года два минимум. Дик смотрел списки школы — ни одного мальчика из Змей там не было. Может, конечно, до клана Змей еще не добрались, еще не привезли. Но что-то Дику подсказывало, что и не привезут. Он поморщился.

— Мальчики рано взрослеют. В одиннадцать-двенадцать лет ходят в набеги наравне с отцами.

— Даже раньше. Думаешь, почему окаэновцы их оглушали, чтобы на базу привезти? Иначе не сладить с десятилетним мальцом, у которого в руках сабля и кинжал. — Алекс откинулся к стене, покачивая бокал и глядя на Дика поверх зарева невыключенного комма. В светящемся, как северное сияние, пятне над столом кругами бродила клыкастая и гребнястая тварь. — Но что у них не отнять, так это адаптивности. За два-три дня даже самый дикий и агрессивный пацан переставал выть и бросаться на стены. Еще через день — уже сидел за партой. Док сперва давал новеньким транквилизаторы, потом перестал, за ненадобностью. Эти зверьки и так прекрасно справлялись. Охрененно устойчивая нервная система, даже завидно.

— А шаманы у них есть? Колдуны, жрецы?

— Хорошие вопросы задаешь, — усмехнулся Алекс, допивая свою порцию. На дне бокала остался только искусственный лед. — К всеобщему удивлению, оказалось, что у наших друзей очень слабо развита система контактов с миром духов, предков, и прочая магия. Они совершенно не суеверны. Космогонические мифы очень просты. Героика более развесиста и, похоже, гораздо более им интересна. Профессиональных жрецов или шаманов вроде бы вообще нет, по крайней мере, мы их пока не видели. Обряды отправляют частично сами клановые князьки, частично назначенные князем члены клана. Выбор может быть самый неожиданный — старики, женщины, дети, даже местные дебилы. Ларс! — он поднял руку, щелкая пальцами. — Еще полторы!

— Дебилы? — Дик удивился.

— Кстати. — Ксенопсихолог потыкал гребнястую тварь в переливающемся световом пятне, и она принялась беззвучно щелкать зубами, ловя его пальцы. — Дебилы — это особый случай. Дебилов своих степняки любят и берегут. Прикинь — примитивное племя, живущее набегами, охотой и скотоводством, причем, именно в таком порядке, кормит лишние, совершенно бесполезные рты, содержит и обеспечивает своих идиотов наравне с собственными детьми. Наша цивилизация дошла до таких высот гуманизма совсем недавно, и ни в коем разе не в железном веке.

— Вряд ли это гуманизм, — буркнул Дик, отпив из баночки. Пиво выдохлось, у него сделался гадкий синтетический привкус.

Алекс пожал плечами. Гребнястая тварь сосредоточенно грызла ему палец, и из пасти ее, окропляя стол и стаканы, брызгала очень красная кровь.

— Да уж, гуманностью наши друзья не отличаются. — К столу подплыл серв с подносом, и Алекс свободной рукой забрал у него стакан. — Однако, факт остается фактом — каждое, даже самое задрипанное племя содержит хотя бы одного полного придурка. И, опережая твои предположения, скажу — придуркам никто не молится, не оказывает особых почестей, иногда их даже лупят, привязывают, иногда над ними измываются дети, правда за это может влететь от взрослых. Идиотов никак особо не выделяют из общества, кормят, одевают, таскают за собой... Зачем они это делают — непонятно.

Он позвенел искусственным льдом в бокале и влил в себя остаток. Тварь упоенно глодала ему руку, на столе разлилась уже порядочная лужа.

— А если задать вопрос?..

— ...то окажется, что вот этот конкретный идиот — седьмая вода на киселе твоему собеседнику, и как же его бросить, одного в пустой степи. Гуманизм, короче, тебе втирают. Не знаю, может, это какие-то заветы предков, может, безумцы племени счастье приносят... Хотя, я уже говорил — наши друзья не более суеверны, чем мы с тобой. Все их обряды, по моему ощущению, чисто формальны, исполняются по привычке, без души. Может, и безумцы — остаток такого выродившегося обряда, кто знает.

Алекс отнял у голограммы палец, зачем-то вытер его о штаны и снова поднял руку.

— Ларс! Полторы!

Гребнястая тварь топталась на месте, принюхивалась, царапала лапой воздух. Искала добычу. Дик спросил:

— А что они делают с мертвецами?

— Закапывают. Воинам кладут в могилу его коня и клинки. Женщинам — рукоделие. И закапывают. Потом прогоняют по могиле табун лошадей, и могила исчезает. Никаких тебе курганов, памятников и скорбных вдов. Вдов, кстати, берет к себе в семью старший родственник. В могилу к мужу их не кладут. Вообще наши друзья степняки очень практичны. В целом. Но иногда они творят удивительные вещи.

Дик наклонился вперед, почти въехав носом в светящееся пятно над столом, тварь заволновалась, встала на дыбки, крутя гребнястой головой. Подъехал серв с подносом.

— И что же еще удивительного они делают?

Ксенопсихолог выпил залпом свою порцию, крякнул, потом хмуро поглядел на Дика.

— Ладно, расскажу. Статистики пока мало, и в отчеты это не пошло. Но тенденцию мы с Эдом ухватили. Короче, кочевники, да? Они кочуют. Таскаются со своими табунами туда-сюда по степи. Племен много. Больше сотни, больших и маленьких. Кони жрут траву, нужны новые пастбища. Улавливаешь мысль?

— Улавливаю, — кивнул Дик.

— По какой системе, как ты думаешь, они кочуют?

— Не знаю. По какой?

— Ну напряги мозги, они у тебя, небось, еще не атрофировались. Подумай, как сотне племен перемещаться по полутора тысячам квадратных километров, не пересекаясь и не сталкиваясь?

— Договариваться заранее? Может, они собираются раз в год в условленном месте...

— Раскладывают карту и вычерчивают пути кочевий на год вперед? А потом копируют карту сто раз и раздают на руки каждому вождю. — Алекс фыркнул и неожиданно заорал: — Лааарс! Полторы!

— Копировать не надо. — Дик потрогал пальцем суетящуюся над столом тварь. — Достаточно перечислить географические точки, вехи движения. Кочевники должны знать свои земли.

— Даже если так, — неожиданно сбавил напор Алекс. — Каков, по-твоему, процент ошибок? Пересечений, столкновений, случайностей?

— Должен быть довольно большим, — вынужденно согласился Дик. Тварь почему-то не грызла ему палец, наоборот, задрав губу, терлась об него клыком, совсем как кошка. — Смотри, она меня не ест.

— Она чует электрические импульсы. И реагирует соответственно. — Алекс забрал у подплывшего серва заказ. — И еще полторы, — сказал он. — Дик, ты давно высосал свою банку. Повторить?

— Мне минеральной воды, пожалуйста. С газом.

— В том-то и дело, — сказал Алекс, проглотив очередную порцию. — Что никто нигде не собирается и не договаривается. Спутник крутится тут чуть более полутора лет, мы с Эдом и Ивом проанализировали записи и вывели графики миграций. Они движутся так, словно кто-то и правда координирует их движение из единого центра. Нельзя сказать, что совсем без ошибок, но процент мизерный против того, если бы миграции совсем не координировались, или координировались годовым предварительным планом, таким, как ты предлагал. Вот твоя минералка.

Дик сделал несколько глотков. Надо было сразу брать воду, а не это мерзкое пиво. Ксенопсихолог взял у него бутылку и долил свою порцию газировкой.

— На понижение? — не одобрил Дик.

— Че-то не забирает меня. Ты вникаешь, что я говорю?

— Вникаю. Значит, как они координируются — не ясно.

— Абсолютно. Даже если предположить, что вся эта орава дикарей закупилась коммами у, предположим, контрабандистов, спутник-то повесили мы! Нереальное предположение. Короче, вопрос открыт. Статистики мало. Лааарс!

Дик задумчиво щекотал тварь под подбородком. Она втянула гребень, поросла сиреневой шерстью и отрастила мохнатые уши. Алекс мрачно пил.

— Знаешь, — сказал он после паузы, — что самое мерзкое во всем этом деле? Они слишком похожи на людей. Идентичны. У нас, наверное, могли бы быть общие дети.

— Что же в этом плохого? — удивился Дик.

— То, что на самом деле они чужие. Мы считаем их за своих, а они чужие. Лучше бы они были зеленые и яйцекладущие. Я в детстве книжку старую читал, в ней землянин попал на другую планету, и у него там был зеленый четырехрукий друган и прекрасная меднокожая принцесса. Он женился на принцессе и она снесла ему яйцо. Я подумал, что вот это и есть мечта жизни — дружить с зелеными четырехрукими амбалами и любить прекрасных яйцекладущих принцесс.

— И стал ксенопсихологом?

— Ну... наверное, та книжка тоже сыграла роль. Но, знаешь, Эшли, никаких прекрасных принцесс в космосе нет. И верных друзей с четырьмя руками тоже нет. Есть мы — и они. И кто кого. И все.

Он протянул руку и ткнул разомлевшую сиреневую тварь. Тварь подскочила и вцепилась Алексу в палец.

* * *

Ачи осторожно подошел к кровати и заглянул на второй ярус — акбаши лежал неподвижно, закутавшись с головой в одеяло. Может гневается на что-то? Ачи подавил мгновенный приступ паники, стиснул зубы.

Он Беркут и не должен бояться даже акбаши.

— Несравненный пойдет ужинать? — спросил он негромко. — Или принести еду сюда?

Выносить из столовой тарелки не разрешали, но можно было взять бутербродов и пирожков.

Акбаши не пошевелился, ничем не показал, что слышит. Мыши куда-то делись. Ест он их, что ли.

Ачи, стараясь не шуметь, отошел, положил на стул сумку и тетради. В комнате, кроме них двоих, никто поселиться не решился. Хорошо, что воспитатели не поняли, в чем дело.

В столовой все привычно шумели, толкались, мелкие сбились в кучу за своим столом и дрызгались в еде. Ачи почтительно обходили — беркут живет в одной комнате с акбаши и он теперь, наверное, тоже заколдованный или проклятый. Ачи взял свой поднос — картофельное пюре, суп, котлета и компот — пошел в угол. Через некоторое время к нему подсел Рыс, страшно возбужденный, узкие глаза горят.

— Я сегодня ночью в ангаре дежурю, — зашептал он. — Думаю, понял, как обойти защиту. Хочу посмотреть, что там внутри.

— Рыс. Не надо, — Ачи встревожился. — Мы же договаривались подождать.

— Чего ждать? Акбаши приехал! Значит, будет война. Ждали уже!

Ачи вздрогнул. Он гнал от себя такие мысли, но Рыс произнес их вслух. Когда Ачи только приехал, он думал, что небесные люди — враги, что нужно изучить их привычки и уклад, а потом поступить с ними так же, как поступали с травоедами в травоедских городах. Разбить, затоптать и после не давать подняться. Но со временем он привык к горячей воде в душе и к прохладному воздуху помещений, к коммам и приборам, к тому, как тяжело взревывают поднимающиеся флаеры и как быстро заживают раны от небесных лекарств. Наука небесных людей была чудом, блестящей игрушкой, и, самое главное — возможностью долго-долго узнавать новое.

Ачи хотел учиться по-настоящему, не только по букварю и инструкциям, но для этого надо было как-то договориться с небесными, чтобы люди Степи тоже имели доступ к знаниям. Никто не захочет делиться сокровищами просто так, по доброте душевной. Для этого он позвал акбаши, но тому оказалось не с кем разговаривать.

Но если акбаши решат, что Степь должна воевать — будет война. И тогда больше никакой учебы и никакой горячей воды.

Я должен обьяснить беловолосому, что не надо этого делать, подумал Ачи, глядя в лихорадочно блестящие глаза Рыса. Надо сделать так, чтобы такие как Рыс могли летать на небесных птицах, а такие, как я — учиться в небесных университетах. Рано воевать.

Ему стало больно где-то внутри, беркут вцепился когтями в сердце. Так случалось всегда, когда задача получалась сложная. И за Рыса он беспокоился, хотя они поссорились в тот же день, когда Ачи впервые прибыл на базу.

Его тогда вымыли, переодели, сделали прививки. Молодой беркут старался ничему не удивляться и ни от чего не шарахаться. Помнится, больше всего его поразили двери, открывающиеся сами собой. В столовой тогда царило столпотворение, никто не приглядывал за тем, как мальчишки делят еду, все были дикие, а между собранными в одном помещении сыновьями вождей разных племен было немало кровников. Драки вспыхивали то и дело, ножи у всех поотбирали, но дрались на кулаках, затачивали ложки, использовали куски пластика. Дикая, озлобленная орда. Готовы войти в цивилизацию, как же.

Ачи подумал и встал около раздаточного окошка. Он был Беркут, и его многие знали. Стал передавать еду — поднос в одни руки. Закричал, что они люди, а не собаки, хватит позориться перед небесными. Подошел Рыс, который тогда верховодил среди старших, велел отойти. Ачи отказался. Они тогда крепко сцепились, Ачи получил кулаком в лицо и несколько дней провалялся с сотрясением. Когда вышел из медотсека, то за завтраком снова встал у раздаточного окошка. Рыс посмотрел на него, хмыкнул и решил не связываться с психом. С тех пор они неожиданно сдружились, говорили о многом. Рыс не обольщался богатствами небесных, но любовь к летающим птицам была сильнее его ненависти. Это как девушку любить — и не хочешь, а тянет.

— Рыс, — без особой надежды повторил Ачи. — Не надо.

Рыс белозубо ухмыльнулся, хлопнул Ачи по плечу.

— Я знаешь, о чем мечтаю? — вдруг сказал он. — Чтобы мы рядом, и небесные птицы, и ты внизу с всадниками, и чтобы другая планета. На нашей — что завоевывать? Тут неинтересно.

Ачи вздохнул и обнял друга. Рыс был простая душа.

— Завоюем даже главный город небесных людей, — неуверенно пообещал он.

После отбоя Ачи никак не мог уснуть. Лежал и бесплодно перебирал в голове дневные дела. Перед глазами копошились мыши, мимо прошел беловолосый юноша в белом халате, раскачивалась степная трава.

Ачи помучался еще немного, потом слез с койки и бесшумно вышел. На посту опять никого не было. Если среди молодняка кто-нибудь кого-нибудь зарежет, то воспитатели встрепенутся и перестанут выпивать и смотреть по ночам кино, но такого давно не происходило. Пустыми коридорами Ачи дошел до ангара, дверь была приоткрыта. Внутри темно. Он проскользнул внутрь и повел головой, прислушиваясь. Где Рыс-то? Собирался ведь все дежурство курочить железную птицу.