Степь

Степь.

Дик шагнул с аппарели шаттла на раскаленный бетон и огляделся. Вокруг стеной стоял золотой слепящий зной, Дик вдохнул его и почувствовал, как душистый жар струится в горло. Над посадочной площадкой дрожал воздух, далекий горизонт смазывался от избытка света, небо над горизонтом было эмалево-голубое, а в зените — исчерна-синее. Пространство желтоватой выгоревшей травы простиралось во все стороны до плывущего в мареве горизонта, ровное как стол. Пахло медом, кумарином, горячей пылью и цветочной пыльцой.

У грузового отсека суетились сервы, нагружая длинную платформу, за ними следил человек в рабочем комбинезоне.

— Эй, — крикнул Дик, — Привет! А где тут база?

Человек неопределенно махнул ему рукой, Дику пришлось подойти.

— Привет, — сказал человек, — Ты кто?

Сильно загорелый красноватым степным загаром, на голове бейсболка со значком корпорации, глаза прикрыты полоской поляризированного пластика.

— Дик Эшли, Гарвардский университет, приехал по контракту. Я медик. Мне нужен начальник базы, господин... — он на секунду замялся, — господин Ранетский.

— Раневский, — поправил рабочий, — Он с геологами уехал на Соляное озеро. Вместе со старым доком. Значит, ты Диане в помощь, это хорошо. Иди прямо в медблок, а доложиться можно Карпентеру.

— А кто этот Карпентер?

— Полковник Карпентер, Джек Карпентер, рулит всей тутошней сворой миротворцев. Минут через пятнадцать могу тебя довезти, но вообще тут недалеко. Твои вещи в грузовом? Маркированы? Я поставлю их вместе с медицинскими контейнерами, разберешься?

— Разберусь, конечно. А где база?

— Да вон она, шаттл загораживает. Видишь купола? Топай прям туда.

Там, куда указывал рабочий, плавились в жарком мареве несколько белых огненных точек.

Дик заморгал, прищурился, поблагодарил и потопал к куполам, отражающим солнечный свет с такой яростью, что глаза ломило до боли. Солнце тут агрессивное. По идее, в медблоке должно быть синтезировано солнцезащитное средство, если нет, Дик этим займется. Он уже и так словил солнышка больше, чем требуется.

На ходу Дик стянул куртку и накинул себе на голову. Степь — планета земного типа, а Дику Эшли достаточно десяти минут на земном солнце, чтобы сгореть до мяса. И он не намерен знакомиться с людьми и базой, на которой предстояло провести по меньшей мере восемь месяцев, светя воспаленной физиономией и красным носом.

Базу — полдесятка зеркальных куполов быстрого развертывания — окружал высокий ячеистый забор с колючей проволокой поверху. Проволока выглядела пугающе и архаично и, очевидно, должна была останавливать местных дикарей одним своим видом. За решеткой, на пыльном белом бетоне, стояла пара потрепанных флаеров, и больше ничего.

Дик коснулся замка ладонью и ворота отворились — коды допуска ему записали на чип сразу после оформления контракта. Но у входа в купол Дика веселым голосом окликнул динамик:

— И кто ж это к нам такой беленький? И кто это к нам такой пушистенький?

Дик лучезарно улыбнулся, про себя грязно чертыхаясь.

— Эшли, ваш новый медтехник. Открывай.

— Так открыто. Заходи, Эшли-пушистик. Какие у тебя планы на вечер?

— Еще не знаю. — Дик зашел в коридор, снова моргая и неуверенно оглядываясь — после яростного дня снаружи, внутри все казалось серым и тусклым. Благодатная кондиционированная прохлада омыла разгоряченное лицо.

Из комнатки охранников выглянул здоровенный лоб в серебристой форме войск ОКН. Он был на голову выше Дика и в три раза шире в плечах.

— Надолго к нам, пушистенький?

— Посмотрим. Пока на восемь месяцев. А тебя как зовут?

— Санчес. Сидней Санчес. — Громила протянул руку, но не для рукопожатия, а чтобы откинуть куртку с Диковой головы, — Блондинок у нас тут маловато, да. Прямо скажем, совсем нет блондинок!

Дик прикусил язык, чтобы не сказать грубость. Грубость — плохое начало. Если покажешь, что тебя задевают эти убогие остроты, солдафону только на руку. И никакими силами потом не отмоешься от "пушистика" и "блондинки".

— Сочувствую, — нейтрально сказал Дик, — Где тут у вас медблок?

— Вот, — Санчес ткнул пальцем в зеленый крест, в ряду других значков нарисованный в простенке, сразу за рамой отключенных шлюзовых дверей — по стене побежала пунктиром зеленая стрелка, — а тут, смотри: столовая, жилые блоки, казармы, ангары, инженерный блок, школьный блок, административный блок, рекреация, лаборатории, комендант, полковник Карпентер, Эд Раневский, но его сейчас на базе нет.

— Спасибо! — поблагодарил Дик и двинулся за бегущей стрелкой.

— Эй, а как насчет вечера? — не унимался громила.

Дик прибавил шагу и быстренько свернул.

Еще на корабле Дик просмотрел данные по базе — сто двадцать человек, из них семьдесят — миротворческий корпус, остальные — ученые, техники, обслуживающий персонал. Плюс полсотни местных ребятишек, обучаемых в школе по программе интеграции. Учителя и воспитатели тоже были из миротворцев. Полупустая еще база работала пока от силы месяцев шесть.

* * *

— ...двадцать восемь, двадцать девять, тридцать! Давайте, землю толкайте! Живее!

Голос воспитателя отражался в ушах привычно и назойливо, как вопли степной саарки. Ачи отжался последний раз, с хлопком, потом перевернулся на спину и уставился в небо, тяжело дыша. Рядом рухнули Рыс и Барташ.

— Не разлеживаемся, девочки, встали, продолжаем бег по кругу.

Небесные люди считали, что каждодневные упражнения укрепляют тело и волю, Ачи не знал, так ли это на самом деле, он скучал по своему коню, которого прогнали с базы. Конь неделю бродил вокруг забора, потом его, наконец, отогнали. Тут было не положено держать лошадей. Ачи размеренно бежал по кругу — глупое занятие, зачем зря бегать, скучно — заплетенная коса моталась и била по спине.

Сначала детей степи пробовали стричь жужжащей машинкой, налысо, невзирая на крики и сопротивление, но потом, когда один из мелких вскрыл себе после этого вены куском пластика, косы разрешили оставить. Короткие волосы — позор для воина.

А украшения и амулеты снимали, не положено.

Ачи не было знакомо понятие "тюрьма", он узнал про него в земной книжке, которую их заставляли читать на уроках.

— Шевелитесь, девочки, шевелитесь! Группа, на месте сто-ой!

Небо прочеркнул дымный сияющий след, загрохотал гром, толкнуло горячим воздухом. Новенькие заголосили и попадали на землю, Ачи с Рысом остались стоять, задрав головы.

Рыс — узкоглазый, невысокий, злой, как все Волки, коса в рыжину и синяя татуировка на скулах. Он толкнул Ачи локтем в бок, немедленно заныло сломанное недавно ребро.

— Шаттл сел, это большой, с корабля-вокруг-планеты, зашептал он. Я слышал, маневровые двигатели работали.

Рыс хорошо разбирался в технике небесных людей, выспрашивал рабочих, то и дело вызывался дежурить в ангаре, даже менялся с мальцами. Ачи его поощрял, прикрывал, если нужно было. Небесные птицы украли Рысово сердце, расклевали его и съели. Сын вождя Волков грезил полетами, как сопливые мальчишки грезят конями.

— Еду привезли?

— Наверное, и серые ящики. Их собирались в прошлый раз заказывать, я слышал.

В серых ящиках возили части военной техники и оружие, которое лишает разума. Это означало, что скоро прибудут еще миротворцы.

Воспитатель Мак-Кар-Ри-Ган снова рявкнул на них и разогнал по комнатам. Стайка темноволосых юнцов в серых комбинезонах техников с нашивками "Международная школа ОКН" и тяжелых ботинках побрела через пыльный двор, в лучах солнца, под которое ни один из них по доброй воле не вылез бы. У ячеистой сетки мучились одинокие былинки подсохшей и горькой травы ачи, она не хотела тут расти, но все равно расталкивала бетонные плиты, упорно лезла в трещины. Мальчишки по очереди прикладывали к железной обшарпанной двери пластиковые карточки, дверь пропускала их внутрь. Когда школу-тюрьму только открыли, ученикам пытались ставить рифд-чипы, как всем небесным людям, но степняки выковыривали "шайтановы метки", калечились, закатывали истерики. Карточки же постоянно терялись, ими вскрывали замки, резали их просто так, от скуки, ломали, комендант бесился. Цивилизация приходила на Степь с большим трудом.

— Ачи, помоги дежурным инвентарь собрать, — окликнул его Мак-Кар-Ри-Ган, — они, идиоты, не понимают, как сложить. Давай, живенько.

Ачи жизнерадостно ему улыбнулся, кивнул. Старший сын вождя Беркутов, клейменый родовой татуировкой и пивший горькую воду, он предпочел бы вспороть воспитателю живот и посмотреть на его печень. Но мысли были другие, не время для развлечений.

— Сэр, да, сэр, — отрапортовал он и лихо вытянулся. Лицо черного человека осветилось, он улыбнулся в ответ. Воспитатель любил Беркута и даже позволял ему выходить вечером в рекреацию. Ачи кинул еще один взгляд за забор, где расстилалась недоступная степь и гуляли осиротевшие кони, потом пошел собирать мячи и сворачивать сетку.

* * *

Старый док, Ив Раневский, был братом начальника базы и уехал вместе с ним на Соляное озеро, объяснила Дику его новая партнерша — Диана Лиго, Университет колонии Золотой Марсель, не блондинка. Она то и дело вскидывала высокие тонкие брови и улыбалась темными, как вишни, губами, будто каждое слово Дика ее удивляло. Она была старше Дика лет на пять, имела за плечами три года практики на исследуемых планетах, но держала себя дружелюбно и на равных. Дик быстро осмотрел стандартный медблок, приемную с диагностом, кабинет-операционную, стационар на двадцать коек и небольшую лабораторию. Остался доволен — корпорация не пожадничала на новейшую аппаратуру, и аппаратура эта была Дику знакома.

— Школа еще не заполнена, — сказала Диана, приглашая Дика присесть за столик в приемной, — Раз в неделю-полторы привозят новеньких, из дальних стойбищ. Раньше почти каждый день привозили. Поначалу это был цирк, конечно, двое-трое окаэновцев держат какого-нибудь пацаненка тщедушного, крик, визг, мы с доком вокруг прыгаем... Если недосмотреть, наши бесстрашные вояки просто парализуют ребенка, и делай с ним потом что хочешь. Это вообще у них в обычае. — Она поморщилась. — Кофе будешь? Или какао?

— Какао. Дети боятся машин, не удивительно. Сейчас тоже визг-крик?

— Сейчас лучше. Старшие ребята помогают, буквально ассистируют. Они вообще, знаешь, очень... как бы сказать... гибкие, что ли. Адаптивные. Не все, конечно. Но некоторые — прямо очень. Печенье бери, крекеры. Ты голоден?

Дик не успел ответить — прозвучала мягкая музыкальная фраза и дверь в приемную разъехалась, пропуская двоих — подростка и мальчика. Оба смуглые, с миндалевидными глазами, со смоляно-черными волосами, заплетенными в косы. Подросток держал мальчика за руку. Лицо у мальчика было мокро и перекошено.

— Ачи, — сказала Диана, поднимаясь.

Она заговорила на чужом гортанном языке, и Дик целую минуту не понимал ничего, впервые в жизни воочию разглядывая настоящих всамделишных дикарей. Вернее, уже не совсем дикарей, на них присутствовал налет цивилизации в виде серых рабочих комбинезонов и солдатских ботинок. На скуле мальчика наливался багровый желвак с лопнувшей посередине кожей. Лицо подростка — неожиданно узкое при таких явно азиатских чертах — было чистым и прямо-таки точеным.

Подросток ответил Диане, незнакомая отрывистая речь инвертировалась у Дика в мозгах и, наконец, обрела смысл.

— Подрались, — говорил подросток, — Убирали мячи и сетку, и подрались. У Джалима рука вывихнута.

— Пойдешь со мной, Джалим? — Диана протянула к нему ладонь, тот помотал головой и попятился, но вдруг выгнулся и тихонечко взвыл.

Подросток продолжал держать мальчишку за руку, но не на виду, а у него за спиной. И Дик был уверен, что к здоровой руке Джалима сейчас применялся жесткий болевой прием.

— Не бойся, — ворковала Диана, — Сейчас полечим тебе ручку. Видишь, Ачи не боится, видишь, смирно стоит... Диагност не страшный, совсем не страшный, идем сюда...

— Дай-ка я попробую, — Дик поднялся из угла и две пары черных глаз метнулись к нему.

Он шагнул, улыбаясь, присел перед мальчишкой на корточки. Тот перестал кривиться и скулить, и смотрел на Дика во все глаза. Дик взял висящую плетью руку, ощупал сквозь куртку.

— Плечо? — Джалим кивнул, шмыгая носом, Дик взглянул на подростка, — Подержи его. Не так, как сейчас держишь, обеими руками, чтобы его не развернуло. Крепко держи. Готов?

Подросток кивнул, и Дик, упершись основанием ладони мальчику в подмышку, с силой дернул его руку на себя, одновременно поворачивая. Щелкнув, вошел на место сустав.

Джалим приготовился орать, но все закончилось слишком быстро.

— Молодец, — похвалил его Дик. — Даже не пикнул, настоящий герой. Теперь тебе Диана синяк помажет, это уж ты вытерпишь без помощи Ачи, я уверен.

Джалим кивнул, и Диана отвела его в сторону. Подросток испытующе смотрел на Дика. Глаза у него были горячие, как угли.

— Ты белоголовый небесных людей? — спросил он.

Дик невольно дотронулся до своих почти белых волос, собранных сзади в недлинный хвост.

— Ну да. Белоголовый.

У них, видать, и правда на базе ни одного блондина нет, раз такое удивление.

Ачи прижал руку к груди и, неожиданно, низко поклонился. Длиннющая коса соскользнула с его спины и наполовину упала на пол.

Диана отпустила мальчонку с заклеенным синяком, тот подошел к Дику и тоже низко поклонился, насупившись и пряча глаза.

— Круто, — сказала Диана, когда двери за ребятами закрылись. — Где научился?

— Я диссер пишу по полевой медицине двадцатого века, а точнее, по середине двадцатого. — Дик сел, взял свою кружку с какао и отпил глоток. Какао из пакетиков везде одинаковое, в Гарварде, на Луне, или на планете Степь. — Некоторые вещи изучаю на практике. Знаешь, мы с тобой чуть ли не всесильны с нашими машинами. Но если вдруг окажемся в поле, без машин, из всех приспособлений — только нож и, может быть, фляжка бренди. И на руках у нас — открытый перелом. Или пневмония. Или гангрена. И что мы с тобой тогда будем делать?

* * *

Ночью Ачи никак не мог уснуть, ворочался на своей верхней койке, смотрел в белесый потолок. Свет погасили, внизу мерно сопел Рыс. Их компания спаялась уже давно, сразу после приезда Ачи на базу. Сначала подрались, Волк и Беркут, как без этого. Потом сдружились. Рысу поперек горла стояли местные порядки, его взяли из стойбища насильно, прилетели люди на железной птице, расспрашивали, потом не договорились с отцом, стреляли из обездвиживающего оружия. Рыса два дня держали взаперти, он бился о стены, твердые, непривычные. Потом смирился, но не покорился.

Ачи приехал сам. В его землях начался непорядок, ему не нравилось. Приехал выяснить что-как, остался. Стойбища жили в немирье, часто сталкивались, если акбаши путали что-то с откочевкой. А тут — все сыновья вождей, собраны вместе, иногда кровных врагов селили в одной комнате, то и дело вспыхивали драки. Нехорошо. А теперь и вовсе важное известие, непонятно, как передать. Акбаши небесных людей здесь!

Ачи промучался до утра, время от времени засыпая коротким звериным сном, потом бесшумно свесился с койки, повис на руках, мягко спрыгнул на пол. По территории школьного корпуса ночью ходить разрешалось, а дверь в основной блокировалась намертво. Ачи прокрался мимо поста воспитателя, там никого не было, Донован спал или смотрел свои неприличные фильмы с женщинами, потом миновал слепую зону светящегося глаза. У небесных людей была хорошая охрана, все запиралось, но школа работала уже больше полугода, дикие звереныши быстро разобрались со всем, что можно сломать или обмануть. Никто не учил их по-настоящему, даже книги давали только те, что разрешала комиссия по интеграции, но знания можно добыть разными путями.

— Куда? — охранник в еле освещенном коридоре вскинулся, протянул руку к парализатору. — Чего ночью шастаешь? А, Ачи, это ты...

— Живот болит, к доктору надо, — убедительно соврал Ачи. — Будто ножом режут. Сильная боль.

— Ладно, иди. Проводить тебя?

— Сам дойду.

Ачи для порядка скривился, пошел неуверенно, придерживаясь за живот. Медблок был местом известным, часто посещаемым. Еще на прошлой неделе Скорпион и Лис из двадцать четвертой комнаты умудрились раскурочить систему охлаждения, и их страшно обрызгало леденящим газом. Диана ругалась, давала лекартсва, приказывала своим машинам, обошлось. За полгода у нее и у старого доктора перебывала вся компания. Ачи как-то в столовой распорол себе руку, чтобы поглядеть, как чудесная машина будет сращивать кожу и мясо. Ничего чудесного не случилось, Диана просто попшикала лекарством и залепила прозрачной пленкой, так все и зажило. Надо было глубже резать.

В медблоке сегодня ночью сидел новый небесный человек, белоголовый. Ачи так и притягивало поглядеть на него поближе, но сейчас у него было другое дело. Он проник в хозяйственный блок, умело избегая взглядов камер, выбрался в отсек для приема тяжелых грузов. Здесь в большой двери была маленькая, а на ней — замок с кнопками, а цифры он давно подглядел и запомнил. Память у него была отличная. Когда на уроках английского играли в слова, поочередно повторяя друг за другом в одинаковой последовательности и прибавляя по словечку, Беркут доходил до двух с половиной сотен, из баловства затягивая занятие.

Тяжелая дверь открылась, Ачи тенью выскользнул наружу. Дверь выводила не на участок за глухим забором, а прямо на волю. Ачи прошел вдоль стены, чтобы не попасть под свет фонарей.

Перед ним растилась ночная степь, душистая, бесконечная, на темном небе ровно сияли сестры-луны — белая и алая. Близился рассвет, поднимался от сна князь-солнце, великий супруг двух лун. Сердце сжалось, захотелось свистом призвать коня, поскакать сломя голову, с боевым кличем, пока в груди не зайдется от восторга. Но нельзя. Он Беркут, и видит все вокруг, на многие полеты стрелы. Не настало еще время.

Ачи скрутил свою тоску в тугой узел, убрал ее подальше. Потом быстрым шагом пошел прочь от базы, время от времени неловко оскальзываясь в жестких ботинках. Он совсем не привык ходить пешком.

* * *

Под утро Дик тащил по коридорам свою сумку и контейнер с вещами на маленькой медицинской платформе. Комнату ему выделили в новой части жилого блока, где, кроме Дика, никто еще не заселился. Отсутствие соседей его ничуть не смущало. Комната оказалась не комнатой, а целыми апартаментами — гостиная и спальня, плюс тесный, но все-таки свой санузел.

Дик принял душ и улегся на койку, листая задом наперед журнал медблока за все время его существования — шесть месяцев. Копировать журнал и растаскивать его по посторонним носителям вообще-то запрещалось, но Диана нарушила инструкцию ради Диковых просьб (а может, и ради честных голубых глаз) и заверений, что таким образом он быстрее войдет в курс дела.

Чем дальше к началу листался журнал, тем больше морщился Дик. Первые попытки сладить с маленькими дикарями и запихать их под диагност выглядели отвратительно, а заканчивались еще отвратительнее — выстрелом из парализатора. Иногда окаэновцы приносили в медблок разновозрастных детей уже парализованными, и сгружали их на банкетки и на пол в ряд — пестрые, грязные, безвольные тряпочки, маленькие убитые зверьки. Ив Раневский, высокий грузный пожилой доктор, с красным унылым лицом, седым ежиком и складчатым затылком, и тонкая Диана со своими высокими бровями потрошили растерзанные тушки и укладывали их в большое белое кресло диагноста, под серебристый колпак. Как же мерзко это выглядит со стороны, думал Дик, заставляя себя не пролистывать первый месяц поспешно. Потом журнал закончился, и Дик принялся листать его снова, уже по порядку, от начала в конец.

Как действует на психику ребенка или подростка такой стресс? Может, у нас вся школа с тяжелыми психическими травмами? У окаэновцев должен быть ксенопсихолог, надо с ним поговорить, что он думает на этот счет? Однако обитатели планеты Степь совсем не тянут на ксеносов, они идентичны землянам и по физиологии, и по психике. Дик вспомнил, как маленький Джалим реагировал на предложения Дианы — мотал головой, пятился, отворачивал мордашку, потом поклонился вслед за старшим Ачи. Гуманоиды реагируют на испуг по-разному — исселианцы, например, буреют, наливаются кровью, у них сужаются зрачки и затрудняется речь, а если уроженец Югги трясется, потеет и стучит зубами — он не испуган и не замерз, а очень голоден.

А вот первый раз мелькает знакомое лицо — смуглое, как у всех степняков, высокоскулое, раскосые глаза и брови вразлет, красивый парень. Ему на вид лет пятнадцать. Вошел в медблок сам, никто его не привел, сам разделся, сам лег под диагност, повинуясь указаниям дока. Дик даже просмотрел данные диагноста на тот момент — адреналин, давление, сердцебиение, все дела. Парень испуган и взволнован, конечно, но самообладание поразительное. И потом он часто появлялся с кем-нибудь из своих соотечественников, приводил подравшихся, покалечившихся, помогал справиться с новенькими — Диана не зря его нахваливала. Адаптивный. О, да.

Дик заснул, не выключив комм, и проснулся от щекотных вибраций в ладони — шел вызов.

"Полковник Карпентер" — оповестил комм.

— Да? — недовольно буркнул Дик, заранее напрягшись, ибо вчера не озаботился доложить о своем прибытии означенному полковнику.

— Эшли, через десять минут жду вас в своем кабинете. — Полковник отключился, не выслушав ответа.

Дик посмотрел на часы — пол-одиннадцатого по времени базы. Он отдежурил ночь вместе с Дианой, и сегодня, то есть, завтра с полуночи, пойдут его, Диковы, сутки. А сейчас у него личное время, и он не обязан тратить его на всяких вояк...

Плохое начало, сказал себе Дик, и встал.

Поздним утром народу в коридорах встречалось гораздо больше, чем ночью, каждый радостно здоровался с новеньким, и через раз его пытались остановить и познакомиться поближе.

На одном из перекрестков Дик повстречал давешнюю звезду меджурнала — юного степняка по имени Ачи, в компании окаэновца с надписью "Э. Уилсон. Охрана" на кармане куртки.

— Какого ляда тебя понесло наружу, парень! — выговаривал охранник, подталкивая Ачи в плечо, — По звездам, что ли, соскучился? Ты ж вроде не идиот, знаешь, что за это будет.

— Ачи, — окликнул Дик. — Привет. Ты что, сбегал?

Тот остановился, поклонился с достоинством.

— Здравствуй, белоголовый. Я не сбегал. Ходил на звезды посмотреть.

— Думал, корабль увидеть в небе, да? Куда вы его ведете, Уилсон?

— В карцер, куда. Самовольная отлучка.

— Но он же вернулся?

— Если б не вернулся, сутками бы не отделался.

Они прошли мимо — Ачи шел гордо выпрямившись, ничуть не уязвленный и ни о чем не сожалеющий.

"Звезды посмотреть". Домой он хочет, вот что. Просто тоскует по дому. А мог бы и не вернуться, действительно. Попытаться сбежать. Впрочем, до ближайшего стойбища триста с гаком километров, пешком под палящим солнцем... да и отловят быстро, где тут спрячешься на ровной как стол степи...

В десять минут Дик, конечно, не уложился. В пятнадцать тоже.

— Опаздываешь, Эшли. — поздоровался полковник, не поворачивая головы от комма.

— Прошу прощения. Я заблудился.

В кабинете полковника Карпентера могуче пахло кошками. И какой-то едкой химией, которой, видимо, пытались отбить запах. Кондиционер работал на полную мощь, Дику сдуло со лба челку.

Полковник не глядя ткнул пальцем в близстоящий табурет. Дик сел.

— Научный руководитель в отлучке, так что я за него.

— Я понял.

Полковник словно сошел с плаката "миротворческие силы ОКН — щит и меч современной цивилизации", белобрысый, коротко стриженный, широкоплечий. Глаза — как две серые щелки. Дик немедленно его возненавидел, но постарался скрыть свои чувства.

— Вопросы, пожелания?

Дик не сразу понял, что это ему предлагается высказать вопросы и пожелания. Со шкафа на него уставился здоровенный всклокоченный котяра неизвестной породы. Свесившаяся лапа его была с Дикову ладонь, на пятнистых ушах — залихватские кисточки.

— Это местный, подобрал котенком, — полковник перехватил Диков недоуменный взгляд. — Вот такой вот... вырос. Непоседа.

— Его кастрировать надо, иначе переметит вам все, — со знанием дела предложил Дик. — Давайте я завтра сделаю? Я, конечно не ветеринар, но операция несложная и животному будет легче.

Предложение энтузиазма не вызвало. Скорее наоборот. Повисла тяжелая пауза. Кот клыкасто зевнул и отвернулся. Дик кашлянул.

— Я хотел бы поговорить с вашим ксенопсихологом.

Джек Карпентер недоуменно поднял бровь.

— Зачем?

— Работа с местными ведется без должной подготовки, допускаются грубые ошибки. Я уверен, что вы наносите детям психологический вред. Это негуманно, в конце концов.

Опять промах.

— Ах, психологический... — полковник покрутил старомодную ручку-самописку, потом ровненько положил ее на стол. — Вы, стесняюсь спросить, сколько лет в космосе?

— Первый раз.

— С инопланетянами раньше работали?

— Нет.

— Задачи наши знаете?

— Ну... наладить контакты с местными, основать школу.

— Закрепиться. Создать безопасную зону для урановых разработок и постройки космодрома, а также условия для работы на этой планете корпорации "Джи Ай", которая в прошлом году выиграла государственный тендер, — полковник говорил очень вежливо. — Я так понимаю, это все?

Дик хотел еще сказать про Ачи, которого совершенно зря посадили в карцер, но понял, что услышан не будет.

— Все.

— Тогда дуй к себе в медблок и приведи в порядок... что там у вас приводят в порядок. Мы сегодня потеряли второй флаер и все из-за чертовых птиц, видимо, есть пострадавшие. Вот это проблема, а не отсутствие гуманности при работе с местными. Гуманности мы проявляем достаточно. И не болтай. Ты меня понял.

— Да.

— Свободен.

Дик пожал плечами, встал, развернулся на каблуках и вышел.

* * *

Карцер был тесный, темноватый, с маленьким окошком. Жесткая койка и умывальник в углу, вода текла только холодная. Ачи не очень переживал — он сделал все, что хотел, послал птицу с известием, и теперь собирался выспаться. Ему было мучительно находиться в замкнутом пространстве, как и всем его родичам, но база сама по себе была этим замкнутым пространством. Если ты привык к огороженным домам, которые нельзя собрать и увезти, значит, привык ко всему. Он усилием воли заставил себя не метаться по тесной комнатке, от этого станет только хуже, разобьет себе голову, как Рыс когда-то. Сел на койку, обнял себя за плечи. Над дверью мигал глаз камеры наблюдения. Тоже гадость. Хорошими у небесных людей были только машины и еда. Но от машин невозможно отказаться.

Несколько лет назад степь принадлежала Семьям и больше никому. Где-то на южной стороне жили в своих разрушенных городах травоеды, иногда с ними менялись окраинные племена — хорошие железные ножи, зерно, жемчуг, сушеная рыба и прочное дерево. Потом появились небесные люди, их птицы упали посреди степи, там, где лежат мертвые земли. В мертвых землях бывают только акбаши, но небесным людям они тоже оказались нужны. Дома, механизмы и летающие машины пили и ели мертвую землю, и на том работали. Ачи это не нравилось. Казалось, что когда пришельцы съедят ненужное, то возьмутся за саму степь, за ее травы и цветы. Ему было уже четырнадцать, он послушал сплетни и слухи, расползавшиеся по степи, потом взял двух коней, любимого и еще одного, на смену, приехал к железным домам и сказал, что хочет учиться. Небесные люди удивились, но не отказались. С тех пор он старательно жил по их правилам, учил язык. У небесных людей были такие машины, которые вкладывали в голову любые языки, но Ачи и другим мальчишкам приходилось учить его обычным способом, заодно научаясь читать и писать небесные знаки.

Ачи поспал, сделал выученные упражнения, потом снова поспал. За окошком уже стало смеркаться, когда замок щелкнул и открылся. Щелчок заставил его приподнять голову с койки — на пороге стоял охранник, Томас.

— Выходи, Ачи, хватит, насиделся.

Ачи молча поднялся, протянул руку за идентификационной картой, которую у него отобрали. Охранник отдал.

В общем коридоре было пустынно, помигивали на потолке длинные светильники. Потом послышались голоса, Ачи пригляделся — один из пилотов небесных людей, Хорхе Хи-Ме-Нес, кажется, быстро шел по коридору, с ним еще двое мрачнущих мужиков в серой форме ОКН. Хорхе вел за руку какую-то закутанную в белые тряпки фигуру. Ачи сначала не понял, а потом задохнулся от своей догадки. Его самовольная отлучка не прошла даром.

— Да не ронял я флаер, — оправдывался Хорхе. — Что-то в турбину влетело, машину перекосило, сел кое-как, метров сто пропахал, башкой стукнулся, руку повредил. Хорошо, что жив вообще. Если бы не эта малявка, которая неподалеку ошивалась, я бы еще долго не оклемался.

Лицо "малявки" было занавешено, глаз не видно, непонятно, смотрит она на Ачи, или нет. Ачи застыл, держа руки по швам и не зная, кланяться ли.

Голова под покрывалом высоко поднята, виден только задранный подбородок, белый, как кость. Длинная, в пол, одежда, некрашеная шерсть, некрашеный хлопок, незаплетенные пряди белых волос свисают из-под покрывала на грудь.

Ачи на секунду прикрыл глаза, собираясь с духом, потом развернулся и прошел мимо. Сердце его колотилось, как сумасшедшее, но кто бы стал обращать внимание, что там делается в груди у мальчишки-кочевника, пусть у него и выколот на боку кречет.

* * *

Пропела мягкая музыкальная фраза, означающая, что в приемную вошли посетители. Дик оторвался от рабочих записей Дианы, исследующей местные вирусы, и вышел из лаборатории. Посреди приемной стоял парень, похожий на бразильского футболиста, как Дик их себе представлял — рослый, вихрастый, спортивный. Его пилотский комбинезон был изодран и извалян в пыли так, словно парня несколько километров волокли по степи на аркане свирепые кочевники.

Футболист белозубо заулыбался и вытолкнул вперед себя тщедушную фигурку, с головой замотанную в тряпки — Дик не сразу ее заметил.

— Привет, ты у нас за дока теперь? Мне сказали, в медблоке новенький — это ведь ты? Меня Хименес зовут, Хорхе Мария Хименес, пилот. Смотри, кого тебе привез. Говорит, что хочет в школу. По порядку, вроде как, сперва в медблок надо.

— Здравствуй, — сказал Дик по-степняцки новенькому. — Я лекарь небесных людей Дик Эшли. Прежде чем ты получишь постель и еду под нашим кровом, я должен провести с тобой ритуал знакомства и омовения. Как твое имя?

Из тряпок вынырнула лапка, обмотанная полосками ткани, как у мумии или прокаженного, и откинула покрывало с головы. Дик от удивления на минуту потерял дар речи.

Альбинос.

Тирозиназонегативный глазокожный альбинизм первого типа, горизонтальный нистагм, косоглазие. Это Дик рассмотрел за пару секунд, прежде чем белые ресницы захлопнулись, из-под них потекли слезы, а перебинтованные руки снова натянули покрывало на голову. Светобоязнь. Даже искусственное освещение для бедняги слишком ярко.

— Мави, — сказал альбинос тихим, почти детским голосом. — Так меня зовут. Делай, что считаешь нужным, лекарь небесных людей.

— Для начала вот тебе, для защиты глаз, — Дик сунул в руку альбиноса свой солнечный фильтр. — Знаешь, как надеть?

— Знает, Мави умничка, — Хименес держал на хрупком плече альбиноса огромную смуглую ручищу с таким видом, будто привел Дику брата или племянника. Тот довольно ловко пристраивал полоску пластика на своем бледном носу. — Я ему свой давал, но он вернул, говорит, в степи ему и без фильтра нормально, а меня слепило. Соображает хорошо, прям на лету все схватывает. Тоже, кстати, лекарь. Руку мне перевязал, ссадины помазкой какой-то своей смазал.

— Ты ранен? — повернулся к пилоту Дик. — Ты вел упавший флаер?

— Мой флаер — второй уже. Грохнулся, да, все по той же причине. Птицы тут самоубийцы, не поверишь, так и лезут в воздухозаборник. Надо решетки ставить. Машину раскурочил, зато этот вот цветок душистых прерий вам привез.

— У Хорхе рука треснула, — сказал Мави тихо, — И голова у него болит от удара. Я сказал ему лежать, пока ждали небесных людей, но теперь его надо снова положить.

— Мави прав, — Дик кивнул на диагност. — Хорхе, раздевайся и лезь под колпак. Мави, подождешь, пока я с твоим другом занимаюсь?

Мальчик кивнул, Дик взял его за руку и отвел к банкетке. Вот же сюрприз из дикой степи! Как он вообще выжил в первобытном обществе, под палящим солнцем, среди дикарей, слабый, слепой и беспомощный, с чуждой пугающей внешностью? Да его во младенчестве должны были бросить собакам, как отродье шайтана... или как там поступают с болезненными или непохожими на остальных детьми кочевые племена?

— Где ты его подобрал, Хименес? — спросил Дик по-английски, набирая команды на сенсорной панели.

— Это он меня подобрал. Увидел, как машина падала, и поскакал к месту падения. Я к тому времени отошел подальше, мало ли что, вон у первой кожух треснул. Так Мави меня нашел, лошадь свою рядом поставил, плащ привязал палаткой, мы под этим плащом сидели, пока ребята не подъехали. А лошадь, представь себе, стояла, как вкопанная, несколько часов.

— Поздравляю тебя с сотрясением. А кость и правда треснула, твой найденыш точно определил. Слушай, ты хочешь сказать, он гулял себе по степи, увидел падающую машину...

— А что не так? — нахмурился из-под колпака Хорхе.

— Все не так. Во-первых, ни один нормальный альбинос не сунется гулять под солнце без серьезной причины, мне ли не знать. Во-вторых, увидеть падающую машину он не мог. Потому что ни хрена не видит, особенно ясным днем под солнцем.

— Ну, не знаю, — буркнул Хорхе. — Может, услышал. Может, пес его привел, с ним там пес еще крутился. Вообще Мави довольно ловко управлялся, я даже поначалу думал, может у него чадра какая на голове, лицо закрыто, а сам все видит... — пилот хмыкнул. — Но потом понял, что он все вслепую... Я ему обещал, что это можно поправить. Можно ведь поправить?

— Посмотрим. — Дик смахнул голограмму больной хименесовской руки и поднял колпак диагноста. — Так, я тебе пишу больничный на три дня, с твоей головой отлежись, пожалуйста. Руку береги, на живую нитку прихвачено. Завтра утром Диане покажешься, хорошо?

— Ладно. А что Мави? Я за него вроде как отвечаю, наобещал ему, что глаза починят, и вообще...

Чинить там нечего, оно с рождения никуда не годилось, подумал Дик, а вслух сказал:

— Сделаю, что смогу. Его надо сперва оформить в школу, завести медицинскую карту, только тогда можно будет думать об операции. Просто ввести меланин не получится. Альбинизм — это серьезный генетический сбой, вылечить от него нельзя. Можно более-менее отредактировать.

Уходя, Хименес похлопал своего подопечного по плечу.

— Не бойся, Мави, все будет путем. Дик хороший малый, слушайся его. Я вечером зайду, посмотрю, как ты устроился.

— Да, Хорхе. — Мави кивнул, повернув к Хименесу бледное личико. Непонятно было, огорчен он или нет уходом приятеля. Но не испуган, это точно. А если испуган, то отлично держится.

Это мы сейчас проверим. Дик подвел Мави к диагносту.

— Это машина, которая проверяет состояние здоровья и может поправить небольшие повреждения. Тебе надо лечь в кресло так же, как это делал Хорхе. Надеюсь, ты не боишься? Хорхе не боялся.

— Я не боюсь, — Мави потрогал пластик кресла и подлокотник. — Надо раздеться?

— Да. Тебе выдадут другую одежду, на то время, пока ты будешь жить на базе. Когда соберешься уезжать, тебе вернут старую, вместе со всеми вещами, которые у тебя с собой. Все необходимое ты получишь у школьного интенданта.

Мави принялся раздеваться, снимая с себя одежки слой за слоем. Одежда его отличалась от той, что Дик видел на записях в журнале и в обзорной статье на корабле. Длиннополая, многослойная, из некрашеной ткани, без рисунков и вышивки. Без пояса и карманов. Под слоями ткани — широкие степняцкие штаны и сапожки из войлока. Длинные, ниже пояса, волосы были не заплетены, не подколоты, никак не убраны. Никаких украшений. Никакого оружия, только кремневая чешуя с острым краем в сапоге — то ли скребок, то ли огниво, то ли амулет.

Бедненько, но чистенько. Мави действительно оказался очень чистым — и одежда, и тонкое, белое как мел, тело, и снежные, серебристо-белые волосы, невесомой шалью окутавшие его. Даже спирали бинтов, которые он стряхнул с рук, были испятнаны всего лишь недавней пылью. Мави навертел их на руки прямо перед своей "прогулкой".

Он послушно лег в кресло с совершенно бесстрастным лицом. Из подлокотника выскользнул браслет и мягко охватил предплечье.

— А как ты нашел Хорхе, Мави? — спросил Дик, запуская стандартную программу.

— Хорхе все рассказал тебе, разве нет?

— Он сказал, что ты увидел падающую машину. А я думаю, что ты увидеть ее не мог.

— Мог, — бледно улыбнулся Мави. — У моей души глаза сокола.

— Хочешь сказать, ты из Соколов? Не вижу на тебе татуировки.

— Мне не сделали татуировку. Но я правда из Соколов. Соколы зоркие.

Диагност определил возраст Мави в семнадцать лет — он старше всех мальчиков из школы, хотя выглядит на пятнадцать от силы. Для степняка — возраст взрослого, сформировавшегося мужчины. И здоровье у него в целом крепкое, хорошее сердце, легкие, мышечный каркас вполне развит. Не такой уж он хрупкий, как выглядит. Следы солнечной геродермии оказались, к удивлению Дика, весьма умеренными, злокачественные изменения отсутствовали. Глаза, конечно, да... ладно, подумаем, что с ними делать.

— Но все-таки, что такое "глаза души", Мави? — спросил Дик, глядя на бегущие строчки показаний. — Ты во сне, что ли, увидел падающую машину?

Мави не ответил. Дик смотрел на мерцающие нити энцефалограммы. Альфа-ритм проявлял себя во всей красе. Под зеркальной полоской фильтра было не понятно, открыты или закрыты глаза у альбиноса.

— Мави, — тихонько окликнул Дик. — Слышишь меня?

— Слышу. — мальчик повернул голову на голос. — Это не совсем сон. Не знаю, как объяснить.

— Осознанное сновидение?

— Ты умеешь видеть нужные сны, Дик Эшли?

— Нет, — Дик усмехнулся. Разговаривая, альбинос не выходил из альфа-ритма.

Никогда не интересовался экстрасенсорикой, подумал Дик. Похоже, что зря.

— Мави, ты... — он поискал в степняцком языке эквивалент слов "колдун" или "шаман", не нашел и удивился. — Ты сновидец? Умеешь видеть нужные сны? Умеешь видеть, что случится в будущем?

— Только то, что случилось сейчас... случается. Глаза моей души видят только то, что есть.

— Тоже немало, — хмыкнул Дик.

Шаман, значит. Это, конечно, ответ на многие вопросы. Надо запросить в компьютере базы, что пишут про кочевников господа Раневские, ведь это по их материалам составлялись обзорные статьи для ознакомления с планетой Степь для нового контингента. Про "глаза души" нигде ничего не говорилось. Про религию — очень мало и поверхностно. Бог-Солнце, жены-Луны... Насколько Дик помнил, врачеванием и разговорами с духами у степняков занимались женщины. Может, Мави по положению в племени как раз на уровне женщин? Похоже на то, ведь воин из него никакой.

Видение ему, значит, было. О падающем флаере. И как прикажете это в отчет помещать?

* * *

— Акбаши, акбаши приехал... — в столовой перешептывались, таращили глаза. — Акбаши! — Подростки, особенно мелочь, старались сбиться в кучу, теснились за столами, старательно уплотняясь. Каждый пытался устроиться подальше от пришельца.

Мави сидел за длинным пустым столом, за которым обычно умещалось человек двадцать с подносами и мисками, рассеянно смотрел в пространство. Глаза у него были прикрыты полоской поляризованного пластика, такие многие на базе носили для защиты от солнца. Наверное, Дик дал. Новый серый комбинезон, ботинки, такие же, как у Ачи — новичка уже переодели. Незакрытые руки, полудетское лицо, волосы болтаются, не заплетены, ничем не защищены — нехорошо, непривычно. Недостойно как-то.

— Ничего не понимаю, — растерянно сказал воспитатель. — Он, конечно, странный, но ведь не больной же. Определил его в тридцать девятую, так оттуда прибежали все остальные, умоляют подселить их к кому-нибудь еще, испуганы, просто лица на них нет. Что за черт?

— Все в порядке, — соврал Ачи. — Просто он какой-то странный, испугались, ничего такого. Это, как ее... ксенофобия.

— Все бы были такие сознательные, как ты, парень, — вздохнул воспитатель. Ты за ним приглядывай, или тоже испугаешься? Зачем его вообще взяли на нашу голову.

— Я с ним поживу в комнате, ничего страшного, я не боюсь.

Ачи прошел мимо Рыса и велел ему передать по рядам, чтобы мелкие не шарахались и не выдавали акбаши, небесные люди и так слишком интересуются. Потом набрался смелости, взял на раздаче два подноса, подсел к беловолосому.

— Могу ли я предложить... несравненному... — он запнулся. — Пища небесных людей, это вкусно. Каша и... сгущенка. И какао. Очень сладко.

Акбаши протянул руку, потрогал Ачи за лицо, чуткими пальцами провел по скулам, по бровям...

— Это я посылал птицу, — сознался юноша. Ему тоже было страшно сидеть рядом с одним из могущественных повелителей степи, но он был не из трусов. — Меня зовут Ачи Беркут.

— Зови меня Мави, — бледные губы еле шевельнулись. — Птица сказала, что прибыл небесный акбаши, где он? Я хочу с ним говорить.

— Так ты же говорил с ним, о Мави, это Дик Эшли, он врач, беловолосый.

— Я говорил с Диком Эшли, но он не акбаши.

Ачи удивился.

— Но... я думал...

— Ты что-то перепутал, молодой Беркут. Скажи всем, чтобы вели себя, как обычно, я останусь, чтобы смотреть и слушать. Давно стоило сюда приехать.

Мави нащупал ложку, придвинул к себе тарелку и неловко зачерпнул каши. Обнюхал, попробовал, потом одобрительно хмыкнул и проглотил.

Ачи, несмотря на огорчение, почтительно кивнул. Мотивы акбаши были для него загадкой, но кто он такой, чтобы задавать вопросы.

— Здесь есть животные?

— На кухне два небесных кота и еще начальник базы приручил кистеухого мушука, еще в лаборатории есть белые мыши. У Дика и Дианы. Еще Дик повелевает лечащими машинами.

— Машины? Он мне их покажет, как думаешь?

— Скорее всего, нет, — честно ответил юноша. — Нас учат обслуживать земные машины, но ничего не рассказывают об их устройстве. И тебе не расскажут, о Мави. Они не хотят делиться своими секретами. Даже их слова мы учим по книгам, хотя у небесных людей есть такое волшебство, чтобы изучить все за одну ночь. Наш язык они все знают в совершенстве.

— Хорошо. Пойди к Дику Эшли и достань мне этих... мышей.

— Но...

Мави отдал распоряжение и потерял к Ачи интерес. Нашарил коробочку апельсинового джема, стал ощупывать, поразмыслил, ловко открыл. Ачи посидел еще немного, заставляя себя глотать пищу в присутствии акбаши, потом попросил разрешения уйти. Получается, он призвал акбаши зря.

Вся школа гудела и нужно было успокоить неразумных, чтобы они не выдали тайну. И еще как-то достать несравненному этих шайтановых мышей. Но тут повезло и его вызвали в медпункт.

Дик был у себя, о чем-то мрачно размышлял, уставившись в воздух, где мерцали значки и строчки, двигал их пальцем, время от времени перебрасывая на плоскость стола. Светлые тонкие брови его были сведены, губа закушена. Что-то ему в этих значках не нравилось.

— Ачи? Привет, как твои дела?

Ачи буркнул, что все, мол, нормально, попросил разрешения сесть. Белые волосы все-таки внушали уважение и даже некоторый трепет, хоть, как оказалось, ничего не значили. Как это он так ошибся?

— У тебя все в порядке? — Дик отложил свои дела, приветливо посмотрел на юношу, переплел пальцы и утвердил на них подбородок. Ачи отрицательно помотал головой.

— Ты зачем звал? Я пришел. Опять исследования?

— Да нет... я хотел тебя спросить... попросить... — Дик замялся, на бледных скулах вспыхнули пятнышки румянца. Ачи бесстрастно смотрел на него, прикидывая, что такого нужно от него небесному лекарю. Дик был человек на базе новый, но вроде не опасный.

— Ты приглядывай за новеньким? Мави плохо видит, он не такой, как все, ему должно быть тяжело. Смотри, чтобы его не обижали. Сам знаешь, у вас ребята не сахар...

Ачи едва не рассмеялся, но потом совладал с собой и утвердительно кивнул. Дик совсем не плохой, беспокоится, хочет сделать, как лучше.

— Мави сказал, что... эммм... "видит глазами души". Я так понял, ему бывают видения. — Эшли вздохнул, с трудом подбирая слова. — Хочу спросить, как у вас называются люди, которые видят вещие сны? Или видения, или...

— Никак, — рассеянно ответил Ачи. — Вещий сон может прийти к любому.

Одновременно он прикидывал, как бы ему поаккуратнее стащить мышей. Вон они копошатся в стеклянном ларе, белые, красноглазые, с тонкими хвостиками. Парочка крутится в пластиковом колесе — только комбинезонов и военных ботинок не хватает.

— И часто такое случается?

— Не особенно, — Ачи пожал плечами. — Мой отец однажды видел во сне, как беркут боролся со змеей и перекусил ей хребет. Это был вещий сон.

— Да? — небесный человек не понял, хлопнул светлыми, будто выгоревшая трава, ресницами. Глаза у него были голубые, как у новорожденного мушука. — И что в нем было вещего?

Ачи задрал куртку и футболку, демонстрируя длинный шрам, как раз пересекающий маховые перья вытатуированного беркута.

— Вот. Видишь? Это меня укусила змея, прежде чем сдохнуть от моего клинка.

— А... — Дик еще раз хлопнул ресницами. — О... Ясно.

Он встал, бесцельно походил по приемной.

— Хочешь какао? Вот, сделай себе. — Подвинул на середину стола коробку с цветными пакетиками, печенье. — Кипяток в термопоте. Я сейчас.

И вышел зачем-то в госпитальный блок. Ачи сунул руку в стеклянный ларь, загреб, сколько ухватил, белых мышей, и засунул в пакет, добытый из мусорного ведра, а пакет — в карман комбинезона.

И убрался поскорее из медблока.

* * *

А вот тот, кто мне нужен, подумал Дик, пробираясь со своей банкой безалкогольного пива между столиков. Вечером офицерская столовая превратилась в кафе-бар, столы разделили на четырехместные квадратики и отодвинули к стенам, белый дневной свет приглушили до интимно-золотистого. Буфет работал как бар, а на голографическом подиуме в центре помещения извивались под музыку голографические танцовщицы.

Ксенопсихолог миротворческого корпуса на Степи, майор А. Штрайман, в одиночестве сидел за столиком в углу, играл сам с собой в какую-то игру на комме и, похоже, напивался.

— Можно к вам? — вежливо спросил Дик.

— Новенький, — ксенопсихолог махнул рукой на стул напротив, — Присаживайся. Давай без прелюдий, на "ты". У нас тут просто. Как тебя, Дик?

— Да.

— А я — Алекс. Что за мерзость ты глотаешь.

— У меня аллергия на этанол.

— Не ври, не бывает такого. Просто по молодости лет тебе все интересно. Небось, не просто так подрулил? Мешок вопросов у тебя?

— Расскажите мне о степняках, Алекс. Я читал работы Раневского, но информации все равно очень мало.

Ксненопсихолог глотнул из бокала и прищурился.

— На "ты", мы же договорились. Почитай про монголов, это все равно, что про наших степняков. Кочевники они и есть кочевники. Ничего особо интересного. Города вокруг побережья гораздо интереснее, явно переживают упадок, обломки великой империи. Наши друзья их поколачивают время от времени, похоже, именно они империю развалили. На побережье хоть письменность есть, а у кочевников — устное творчество. Но нам придется иметь дело именно с кочевниками.

Дик отпил из банки.

— Мальчишки у них сообразительные. По крайней мере те, с кем я успел познакомиться.

— Хитрые, ты хочешь сказать. Держи с ними ухо востро. Примитивные племена всегда хитрые.

Ухо востро, это правда, подумал Дик. Ачи четырнадцать лет, а его шраму — года два минимум. Дик смотрел списки школы — ни одного мальчика из Змей там не было. Может, конечно, до клана Змей еще не добрались, еще не привезли. Но что-то Дику подсказывало, что и не привезут. Он поморщился.

— Мальчики рано взрослеют. В одиннадцать-двенадцать лет ходят в набеги наравне с отцами.

— Даже раньше. Думаешь, почему окаэновцы их оглушали, чтобы на базу привезти? Иначе не сладить с десятилетним мальцом, у которого в руках сабля и кинжал. — Алекс откинулся к стене, покачивая бокал и глядя на Дика поверх зарева невыключенного комма. В светящемся, как северное сияние, пятне над столом кругами бродила клыкастая и гребнястая тварь. — Но что у них не отнять, так это адаптивности. За два-три дня даже самый дикий и агрессивный пацан переставал выть и бросаться на стены. Еще через день — уже сидел за партой. Док сперва давал новеньким транквилизаторы, потом перестал, за ненадобностью. Эти зверьки и так прекрасно справлялись. Охрененно устойчивая нервная система, даже завидно.

— А шаманы у них есть? Колдуны, жрецы?

— Хорошие вопросы задаешь, — усмехнулся Алекс, допивая свою порцию. На дне бокала остался только искусственный лед. — К всеобщему удивлению, оказалось, что у наших друзей очень слабо развита система контактов с миром духов, предков, и прочая магия. Они совершенно не суеверны. Космогонические мифы очень просты. Героика более развесиста и, похоже, гораздо более им интересна. Профессиональных жрецов или шаманов вроде бы вообще нет, по крайней мере, мы их пока не видели. Обряды отправляют частично сами клановые князьки, частично назначенные князем члены клана. Выбор может быть самый неожиданный — старики, женщины, дети, даже местные дебилы. Ларс! — он поднял руку, щелкая пальцами. — Еще полторы!

— Дебилы? — Дик удивился.

— Кстати. — Ксенопсихолог потыкал гребнястую тварь в переливающемся световом пятне, и она принялась беззвучно щелкать зубами, ловя его пальцы. — Дебилы — это особый случай. Дебилов своих степняки любят и берегут. Прикинь — примитивное племя, живущее набегами, охотой и скотоводством, причем, именно в таком порядке, кормит лишние, совершенно бесполезные рты, содержит и обеспечивает своих идиотов наравне с собственными детьми. Наша цивилизация дошла до таких высот гуманизма совсем недавно, и ни в коем разе не в железном веке.

— Вряд ли это гуманизм, — буркнул Дик, отпив из баночки. Пиво выдохлось, у него сделался гадкий синтетический привкус.

Алекс пожал плечами. Гребнястая тварь сосредоточенно грызла ему палец, и из пасти ее, окропляя стол и стаканы, брызгала очень красная кровь.

— Да уж, гуманностью наши друзья не отличаются. — К столу подплыл серв с подносом, и Алекс свободной рукой забрал у него стакан. — Однако, факт остается фактом — каждое, даже самое задрипанное племя содержит хотя бы одного полного придурка. И, опережая твои предположения, скажу — придуркам никто не молится, не оказывает особых почестей, иногда их даже лупят, привязывают, иногда над ними измываются дети, правда за это может влететь от взрослых. Идиотов никак особо не выделяют из общества, кормят, одевают, таскают за собой... Зачем они это делают — непонятно.

Он позвенел искусственным льдом в бокале и влил в себя остаток. Тварь упоенно глодала ему руку, на столе разлилась уже порядочная лужа.

— А если задать вопрос?..

— ...то окажется, что вот этот конкретный идиот — седьмая вода на киселе твоему собеседнику, и как же его бросить, одного в пустой степи. Гуманизм, короче, тебе втирают. Не знаю, может, это какие-то заветы предков, может, безумцы племени счастье приносят... Хотя, я уже говорил — наши друзья не более суеверны, чем мы с тобой. Все их обряды, по моему ощущению, чисто формальны, исполняются по привычке, без души. Может, и безумцы — остаток такого выродившегося обряда, кто знает.

Алекс отнял у голограммы палец, зачем-то вытер его о штаны и снова поднял руку.

— Ларс! Полторы!

Гребнястая тварь топталась на месте, принюхивалась, царапала лапой воздух. Искала добычу. Дик спросил:

— А что они делают с мертвецами?

— Закапывают. Воинам кладут в могилу его коня и клинки. Женщинам — рукоделие. И закапывают. Потом прогоняют по могиле табун лошадей, и могила исчезает. Никаких тебе курганов, памятников и скорбных вдов. Вдов, кстати, берет к себе в семью старший родственник. В могилу к мужу их не кладут. Вообще наши друзья степняки очень практичны. В целом. Но иногда они творят удивительные вещи.

Дик наклонился вперед, почти въехав носом в светящееся пятно над столом, тварь заволновалась, встала на дыбки, крутя гребнястой головой. Подъехал серв с подносом.

— И что же еще удивительного они делают?

Ксенопсихолог выпил залпом свою порцию, крякнул, потом хмуро поглядел на Дика.

— Ладно, расскажу. Статистики пока мало, и в отчеты это не пошло. Но тенденцию мы с Эдом ухватили. Короче, кочевники, да? Они кочуют. Таскаются со своими табунами туда-сюда по степи. Племен много. Больше сотни, больших и маленьких. Кони жрут траву, нужны новые пастбища. Улавливаешь мысль?

— Улавливаю, — кивнул Дик.

— По какой системе, как ты думаешь, они кочуют?

— Не знаю. По какой?

— Ну напряги мозги, они у тебя, небось, еще не атрофировались. Подумай, как сотне племен перемещаться по полутора тысячам квадратных километров, не пересекаясь и не сталкиваясь?

— Договариваться заранее? Может, они собираются раз в год в условленном месте...

— Раскладывают карту и вычерчивают пути кочевий на год вперед? А потом копируют карту сто раз и раздают на руки каждому вождю. — Алекс фыркнул и неожиданно заорал: — Лааарс! Полторы!

— Копировать не надо. — Дик потрогал пальцем суетящуюся над столом тварь. — Достаточно перечислить географические точки, вехи движения. Кочевники должны знать свои земли.

— Даже если так, — неожиданно сбавил напор Алекс. — Каков, по-твоему, процент ошибок? Пересечений, столкновений, случайностей?

— Должен быть довольно большим, — вынужденно согласился Дик. Тварь почему-то не грызла ему палец, наоборот, задрав губу, терлась об него клыком, совсем как кошка. — Смотри, она меня не ест.

— Она чует электрические импульсы. И реагирует соответственно. — Алекс забрал у подплывшего серва заказ. — И еще полторы, — сказал он. — Дик, ты давно высосал свою банку. Повторить?

— Мне минеральной воды, пожалуйста. С газом.

— В том-то и дело, — сказал Алекс, проглотив очередную порцию. — Что никто нигде не собирается и не договаривается. Спутник крутится тут чуть более полутора лет, мы с Эдом и Ивом проанализировали записи и вывели графики миграций. Они движутся так, словно кто-то и правда координирует их движение из единого центра. Нельзя сказать, что совсем без ошибок, но процент мизерный против того, если бы миграции совсем не координировались, или координировались годовым предварительным планом, таким, как ты предлагал. Вот твоя минералка.

Дик сделал несколько глотков. Надо было сразу брать воду, а не это мерзкое пиво. Ксенопсихолог взял у него бутылку и долил свою порцию газировкой.

— На понижение? — не одобрил Дик.

— Че-то не забирает меня. Ты вникаешь, что я говорю?

— Вникаю. Значит, как они координируются — не ясно.

— Абсолютно. Даже если предположить, что вся эта орава дикарей закупилась коммами у, предположим, контрабандистов, спутник-то повесили мы! Нереальное предположение. Короче, вопрос открыт. Статистики мало. Лааарс!

Дик задумчиво щекотал тварь под подбородком. Она втянула гребень, поросла сиреневой шерстью и отрастила мохнатые уши. Алекс мрачно пил.

— Знаешь, — сказал он после паузы, — что самое мерзкое во всем этом деле? Они слишком похожи на людей. Идентичны. У нас, наверное, могли бы быть общие дети.

— Что же в этом плохого? — удивился Дик.

— То, что на самом деле они чужие. Мы считаем их за своих, а они чужие. Лучше бы они были зеленые и яйцекладущие. Я в детстве книжку старую читал, в ней землянин попал на другую планету, и у него там был зеленый четырехрукий друган и прекрасная меднокожая принцесса. Он женился на принцессе и она снесла ему яйцо. Я подумал, что вот это и есть мечта жизни — дружить с зелеными четырехрукими амбалами и любить прекрасных яйцекладущих принцесс.

— И стал ксенопсихологом?

— Ну... наверное, та книжка тоже сыграла роль. Но, знаешь, Эшли, никаких прекрасных принцесс в космосе нет. И верных друзей с четырьмя руками тоже нет. Есть мы — и они. И кто кого. И все.

Он протянул руку и ткнул разомлевшую сиреневую тварь. Тварь подскочила и вцепилась Алексу в палец.

* * *

Ачи осторожно подошел к кровати и заглянул на второй ярус — акбаши лежал неподвижно, закутавшись с головой в одеяло. Может гневается на что-то? Ачи подавил мгновенный приступ паники, стиснул зубы.

Он Беркут и не должен бояться даже акбаши.

— Несравненный пойдет ужинать? — спросил он негромко. — Или принести еду сюда?

Выносить из столовой тарелки не разрешали, но можно было взять бутербродов и пирожков.

Акбаши не пошевелился, ничем не показал, что слышит. Мыши куда-то делись. Ест он их, что ли.

Ачи, стараясь не шуметь, отошел, положил на стул сумку и тетради. В комнате, кроме них двоих, никто поселиться не решился. Хорошо, что воспитатели не поняли, в чем дело.

В столовой все привычно шумели, толкались, мелкие сбились в кучу за своим столом и дрызгались в еде. Ачи почтительно обходили — беркут живет в одной комнате с акбаши и он теперь, наверное, тоже заколдованный или проклятый. Ачи взял свой поднос — картофельное пюре, суп, котлета и компот — пошел в угол. Через некоторое время к нему подсел Рыс, страшно возбужденный, узкие глаза горят.

— Я сегодня ночью в ангаре дежурю, — зашептал он. — Думаю, понял, как обойти защиту. Хочу посмотреть, что там внутри.

— Рыс. Не надо, — Ачи встревожился. — Мы же договаривались подождать.

— Чего ждать? Акбаши приехал! Значит, будет война. Ждали уже!

Ачи вздрогнул. Он гнал от себя такие мысли, но Рыс произнес их вслух. Когда Ачи только приехал, он думал, что небесные люди — враги, что нужно изучить их привычки и уклад, а потом поступить с ними так же, как поступали с травоедами в травоедских городах. Разбить, затоптать и после не давать подняться. Но со временем он привык к горячей воде в душе и к прохладному воздуху помещений, к коммам и приборам, к тому, как тяжело взревывают поднимающиеся флаеры и как быстро заживают раны от небесных лекарств. Наука небесных людей была чудом, блестящей игрушкой, и, самое главное — возможностью долго-долго узнавать новое.

Ачи хотел учиться по-настоящему, не только по букварю и инструкциям, но для этого надо было как-то договориться с небесными, чтобы люди Степи тоже имели доступ к знаниям. Никто не захочет делиться сокровищами просто так, по доброте душевной. Для этого он позвал акбаши, но тому оказалось не с кем разговаривать.

Но если акбаши решат, что Степь должна воевать — будет война. И тогда больше никакой учебы и никакой горячей воды.

Я должен обьяснить беловолосому, что не надо этого делать, подумал Ачи, глядя в лихорадочно блестящие глаза Рыса. Надо сделать так, чтобы такие как Рыс могли летать на небесных птицах, а такие, как я — учиться в небесных университетах. Рано воевать.

Ему стало больно где-то внутри, беркут вцепился когтями в сердце. Так случалось всегда, когда задача получалась сложная. И за Рыса он беспокоился, хотя они поссорились в тот же день, когда Ачи впервые прибыл на базу.

Его тогда вымыли, переодели, сделали прививки. Молодой беркут старался ничему не удивляться и ни от чего не шарахаться. Помнится, больше всего его поразили двери, открывающиеся сами собой. В столовой тогда царило столпотворение, никто не приглядывал за тем, как мальчишки делят еду, все были дикие, а между собранными в одном помещении сыновьями вождей разных племен было немало кровников. Драки вспыхивали то и дело, ножи у всех поотбирали, но дрались на кулаках, затачивали ложки, использовали куски пластика. Дикая, озлобленная орда. Готовы войти в цивилизацию, как же.

Ачи подумал и встал около раздаточного окошка. Он был Беркут, и его многие знали. Стал передавать еду — поднос в одни руки. Закричал, что они люди, а не собаки, хватит позориться перед небесными. Подошел Рыс, который тогда верховодил среди старших, велел отойти. Ачи отказался. Они тогда крепко сцепились, Ачи получил кулаком в лицо и несколько дней провалялся с сотрясением. Когда вышел из медотсека, то за завтраком снова встал у раздаточного окошка. Рыс посмотрел на него, хмыкнул и решил не связываться с психом. С тех пор они неожиданно сдружились, говорили о многом. Рыс не обольщался богатствами небесных, но любовь к летающим птицам была сильнее его ненависти. Это как девушку любить — и не хочешь, а тянет.

— Рыс, — без особой надежды повторил Ачи. — Не надо.

Рыс белозубо ухмыльнулся, хлопнул Ачи по плечу.

— Я знаешь, о чем мечтаю? — вдруг сказал он. — Чтобы мы рядом, и небесные птицы, и ты внизу с всадниками, и чтобы другая планета. На нашей — что завоевывать? Тут неинтересно.

Ачи вздохнул и обнял друга. Рыс был простая душа.

— Завоюем даже главный город небесных людей, — неуверенно пообещал он.

После отбоя Ачи никак не мог уснуть. Лежал и бесплодно перебирал в голове дневные дела. Перед глазами копошились мыши, мимо прошел беловолосый юноша в белом халате, раскачивалась степная трава.

Ачи помучался еще немного, потом слез с койки и бесшумно вышел. На посту опять никого не было. Если среди молодняка кто-нибудь кого-нибудь зарежет, то воспитатели встрепенутся и перестанут выпивать и смотреть по ночам кино, но такого давно не происходило. Пустыми коридорами Ачи дошел до ангара, дверь была приоткрыта. Внутри темно. Он проскользнул внутрь и повел головой, прислушиваясь. Где Рыс-то? Собирался ведь все дежурство курочить железную птицу.

Достав из кармана комбинезона фонарик, Ачи посветил им вдоль рядов техники, уснувшей на ночь. Пахло смазочным маслом, краской, гарью и... кровью.

Пошел вдоль рядов резвее, шепотом позвал Рыса. А потом наткнулся на тело, лежащее в проходе. Понятно, почему тот не откликался. Рыс даже не дышал. Он был как мертвый.

Ачи осторожно потрогал его — Рыс был бледный, окостеневший, по руке и плечу шел синий ветвистый след, рукав обгорел и кожа обуглилась.

Ачи кинулся в коридор, звать охранника, а тот уже позвонил в медблок. Прибежал Дональд с гравитационными носилками, с ним заспанная и перепуганная Диана.

Ачи отступил, пока они грузили Рыса на носилки, он все равно ничем не мог ему помочь. Пучки проводов торчали из гнезда рядом с дверью флаера, видимо, Рыс что-то с ними делал, когда его ударило током, а потом отбросило полем. На всех флаерах стояла силовая защита как раз для таких случаев, или если флаер потеряется в степи. Рыс почти справился с хитрыми узлами небесных людей, но потом, наверное, ошибся.

Ачи сказал охраннику, что Рыс не вернулся после отбоя и он пошел его искать. Но всем было не до того — Рыса подключали к каким-то трубкам, закутывали в прозрачную пленку, потом повели носилки в медотсек.

Ачи шел следом — Диана сказала, что может понадобиться кровь — и кипел от ярости. Если бы проклятые небесные люди не прятали так свои секреты, Рыс бы не покалечился. Даже непонятно, будет ли он снова жить — Диана не смогла сразу запустить сердце. Ведь он ничего дурного не сделал. Он всего лишь хотел узнать, как устроена машина.

Диана причитала, Дональд матерился, а Ачи молчал и представлял, как шайтанова база горит в руинах. Новенький беловолосый доктор сказал бы, что у Ачи шок, или стресс, и кровавые сцены — это работа системы психологической защиты.

Но Ачи просто хотел кого-нибудь убить.

* * *

Дик провел ладонью по сенсорам, затемняя барокапсулу, в которой лежал раненый мальчик. Еще раз пробежался глазами по данным, пересмотрел ночную запись и покачал головой — слишком тяжелые травмы, без машин пациент бы не выжил. Как ни изучай полевые практики военных врачей, при более-менее серьезном случае без медицинской техники ты бессилен.

Мальчишка ночью залез в ангар и зачем-то пытался разобрать один из двух оставшихся флаеров. Удар тока изувечил его так, что Диана полночи собирала парня из той каши, которую отскребли от бетона. Хорошо, что мальчишку довольно быстро нашли — он уже не дышал.

Зачем парень ковырялся в двигателе? Неужели не понимал, что защита там стоит не зря? Как он умудрился ее отключить?

Прозвучала коротенькая музыкальная фраза — в приемную кто-то вошел.

Это был давешний альбинос, Мави, в синей куртке с расстегнутыми рукавами и футболке навыпуск. Серебристо-белые волосы засыпали его плечи и спину, как сугроб, на глазах — полоска зеркального пластика. Под ногами у Мави крутился черно-белый столовский кот.

— Привет, — поздоровался Дик. — Разве занятия уже закончились?

— Я не пошел на практику, — сказал Мави. — Все равно плохо вижу, что показывают.

— Пришел проведать приятеля?

— Нет. Я хотел спросить.

Мави уверенно обошел Дика, прошагал вглубь приемной и уселся за столик возле термопота. Кот без всякого стеснения вперся вместе с ним. Дик даже растерялся от такой наглости.

— Мави, я помню про твои глаза. Мы обязательно их полечим. Но не сию минуту.

— Я хотел спросить не про глаза. Про другое.

Кота надо бы выставить, подумал Дик. Животным нечего делать в медотсеке. Они сильно септические... хотя, что такого, не полезет же кот в барокапсулу. Если будет прилично себя вести, то пусть его... Кот запрыгнул Мави на колени и свернулся там, посверкивая на Дика желтым глазом.

— И про что же ты хотел меня спросить?

Мави помолчал, поглаживая кота. Потом сказал:

— Я слышал, что машины небесных людей могут сделать так, что чужой язык станет как родной. Вложить его прямо в голову. Ты же не учил язык степи по книгам, правда, Дик Эшли? Тебе помогли машины. А мы почему учим твой язык, твердя и заучивая слова?

— Хороший вопрос, — пробормотал Дик, отводя глаза. Повернулся к термопоту, наливая кипяток в стаканчики. — Хочешь какао?

Почему ты спрашиваешь об этом меня, хотел возмутиться он. Спрашивай у ОКНовских военных, это они препоны ставят, чтобы дикари, не дай бог, ни за что не узнали, что их золото стоит в миллион раз дороже связки зеркалец и горсти стеклянных шариков. Ну ладно, лекарства, коммы и доступные аборигенам машины — не бесполезны, но...

— Я не занимаюсь учебным процессом, Мави, — Дик пододвинул пареньку стаканчик с горячим напитком. — Я врач и медтехник. Мое дело лечить, а не учить.

— Но машина вкладывает чужую речь прямо в голову, — Мави постучал себя по лбу. — Значит, это твоя машина. И она у тебя есть.

— Это не машина, а программа. Знаешь, что такое программа? А машина может быть практически любая.

— Программа — это описание последовательности действий для достижения определенного результата, — небрежно сказал дикарь, только вчера из степи. — И если я лягу сюда, как вчера... — Он отставил стаканчик, стряхнул с колен кота, поднялся и шагнул к диагносту, — ты сможешь подключить меня к программе.

Мави споро залез в кресло и откинулся, положив руки на подлокотники.

— Нет, Мави, я не могу использовать диагност для твоих или своих личных нужд. Машина может срочно понадобится больному. А несчастный случай, как мы вчера видели, может произойти в любой момент.

— Если машина понадобится, я сразу встану.

— Не встанешь, обучение проходит в гипносне. Это такой специальный сон, когда мозг работает в особом режиме. В гипносон вводят, чтобы огромный объем информации запомнился полностью, и чтобы потом этой информацией можно было пользоваться. Прерывать процесс... не стоит. Это опасно.

Мави помолчал.

— А ты не усыпляй меня. — сказал он после паузы, — Просто включи программу, и все. Я полежу, послушаю.

— Но ты ничего не поймешь... — начал Дик и замолк, глядя на альбиноса.

Почему бы и нет? Почему бы не попробовать? Интересно, сработает ли программа, так сказать, наяву, если Мави и правда постоянно удерживает альфа-состояние?

Чувствуя исследовательский зуд, Дик зашел с диагноста в базу данных, нашел там нужную обучалку и включил ее. Колпак опустился. Мави лежал совершенно спокойно, черно-белый кот свернулся около кресла. Дик параллельно запустил диагностику, и прибор немедленно зарегистрировал плавные волны тета-ритма. Взгляд на прикрытое зеркальным щитком лицо ничего не дал — спит, не спит, непонятно. Неужели отключился за пару секунд?

Двери снова пропели музыкальную фразу, и Дик подумал с сожалением, что эксперимент придется прервать. Но это был всего лишь Ачи, явившийся после занятий — нахмуренный, со сверкающими глазами и закушенной губой.

— Рыс, — сказал он вместо приветствия, — Как? Он жив?

— Жив, конечно. Пойдем, — Дик взял парня за рукав и повел в стационар, подальше от диагноста, хоть Ачи явно было не до альбиносов под колпаком. Его, в отличие от альбиноса, интересовала судьба товарища.

Ачи подошел к капсуле, пытаясь разглядеть в опалесцирующей жидкости контуры обнаженного тела. Дик убрал затемнение, стали видны тонкие шланги и облачка капиллярных губок, облепивших места ожогов и переломов. Лицо с закрытыми глазами было спокойно, полурасплетенная коса, которую Диана пожалела, не обрезала, колыхалась, как жгут из водорослей.

— Он не дышит! — сдавленно выговорил Ачи, кусая и без того распухшую губу, — Он утонул, там вода.

— Это не вода, а особая жидкость, чтобы ожоги быстрее заросли новой кожей. Кровь проходит через специальный аппарат, очищается от шлаков и насыщается кислородом. Да, легкие пока не работают, но твой друг жив и потихоньку выздоравливает.

— Диана взяла мою кровь и влила Рысу. Мы теперь братья.

Ачи погладил ладонью холодный бок капсулы и посмотрел на Дика. Тот улыбнулся.

— Поздравляю. Подходящая донорская кровь всегда лучше искусственной.

— А ты бы смог спасти Рыса так же, как Диана?

— Если бы вчера дежурил я, то сделал бы то же самое, что и Диана. Она действовала грамотно и быстро.

— А почему у тебя белые волосы, а у нее — нет?

Дик озадачился.

— Э-э... понимаешь ли, цвет волос и кожи зависит от количества меланина в организме. Меланин — это вещество...

— Меланин позволяет вселиться в зверя?

Дик словно на стену налетел, даже отшатнулся. Заморгал, растерявшись.

— Или в птицу? — уточнил Ачи.

— Что за чушь, — Дик потряс головой. — Меланин — это пигмент, э-э... краска.

— Просто краска?

— Ну да. У меня ее мало, у Мави — практически совсем нет, а у тебя и Дианы — много, поэтому вы смуглые и черноволосые.

— И все? — Ачи был, казалось, разочарован. — А ты умеешь вселяться в зверей?

— Нет, с чего ты взял?

— А кто умеет?

— Откуда я знаю, Ачи? Что за странные вопросы? Вы какую-то книгу читали на занятиях, да? Сказки?

Теперь Ачи моргал на Дика глазами. Потом тряхнул головой:

— Книгу, да. Книгу читали. Так что, никто из небесных людей не умеет вселяться в зверей? А в других людей?

— Погоди, я так не могу сориентироваться. Что за книгу вы читали?

— Сказки.

— Так это небылицы. Фантазии.

— А я спрашиваю, чтоб не фантазии. Чтобы на самом деле. Там, у вас, на небесах, где вы живете — есть люди, которые могут вселяться в других людей, или в животных?

— Ничего об этом не знаю, — пробормотал Дик. — Думаю, что таких нет, по крайней мере, науке они не известны.

— Вы вселяетесь в машины, — догадался Ачи и прищурился. — Правда?

— Ну... Можно сказать, так. Искусственный разум, интеграция нервной системы человека с аппаратной частью компьютеров, перенос человеческого сознания в искусственное тело, и тому подобное...

— Те, кто подчиняет себе машины, те, кто могут в них вселяться и заставлять машины делать все, что они хотят, как они называются?

— Эмм... хакеры? — Дик рассмеялся.

— Хакеры говорят небесным людям, что делать, и куда идти, и с кем воевать?

— О, господи, нет. Ты меня совсем запутал. Ты что хочешь узнать, кто командует машинами? Всеми сразу? Всеми сразу машинами командовать невозможно, потому что...

— Я хочу узнать, кто у вас самый главный. Не самый главный князь, а тот, кого слушает самый главный князь.

— Совет старейшин, — усмехнулся Дик. — Вы вроде в школе должны это проходить. У нас это называется Советом Объединенных Космических Наций. Совет самых уважаемых представителей наших племен. Их решения имеют силу закона.

Ачи нахмурился и поглядел на Дика исподлобья. Глаза чернющие, от взгляда хотелось поежиться. Он ткнул Дика пальцем в грудь.

— А ты? Ты можешь как-то повлиять на решение этого вашего Совета?

— Очень опосредованно, — покачал головой Дик. — Очень.

— И никто на базе?...

— Господа Раневские... полковник Карпентер. Их слова имеют больше веса. Скажем так, их мнение могут учесть, если дело дойдет до Совета ОКН. Но вряд ли дело дойдет. А что, — Дик улыбнулся мрачному Ачи, — тебе надо что-то передать нашему Совету Старейшин?

Ачи дернул плечом, сбрасывая с него вороную косу.

— Ничего. Пока.

— Что ты такой нахохленный, — спросил Дик мягко. — С Рысом все будет в порядке. Через несколько дней ты сможешь с ним поговорить. Хочешь какао?

— Хочу.

Ачи сунул ладони под мышки, еще раз оглядел капсулу и зашагал в приемную.

Там, на кресле диагноста, под поднятым колпаком, сидел, свесив ноги, альбинос и тер глаза под зеркальным щитком.

— Мави, прекрати тереть глаза! — немедленно рявкнул Дик.

Мави убрал руку, вытер расстегнутым рукавом нос и зевнул.

— Ну, — спросил Дик, — Получилось, что хотел? Ду ю спик инглиш?

Мави неопределенно пожал плечами, поднял руку и поманил Ачи пальцем. Ачи послушно подошел.

— Проводи меня в комнату, Беркут, — сказал он тихо и оперся о протянутую руку.

Ачи забыл про угощение, мальчики направились к выходу. Дик смотрел им вслед. Чертов Мави даже спасибо не сказал.

У порога Ачи обернулся, зыркнул на Дика. Взгляд у него, конечно, дааа... в лицо будто кипящей смолой плеснул.

Дик повернулся к диагносту и вызвал запись последнего часа. Чертов Мави. Как его свои же не пришибли, с таким характером. Правда, Хименес от него в восторге, и очень горд, что привез такое сокровище.

А заботливый Ачи пошел провожать слепенького. Или это — иллюстрация того, что рассказывал ксенопсихолог Алекс Штрайман? Бережного отношения ко всяким ущербным?

Дик вдруг ясно почувствовал, что в приемной он не один, и что кто-то смотрит ему в спину. Тяжелым пристальным взглядом.

Он обернулся — и встретился глазами с черно-белым котом.

— А... это ты, Блэки... или как тебя? Что ты тут бродишь? Это ты слопал дианиных мышей?

Вряд ли кот смог достать мышей из закрытого террариума, но мыши и правда пропали. По крайней мере, Диана утверждала, что пять штук исчезло.

Кот ничего не ответил, но окатил Дика таким презрительным взглядом, что ему захотелось извиниться.

* * *

Старик Раневский сказал бы — не хватает информации. Ачи любил с ним беседовать, когда тот бывал на базе. Но ученого больше интересовали старые кости и черепки, которые его люди отыскали на соляных озерах. "Кто не знает свою историю, тот глупец", — говорил Раневский. Ачи слушал и старался запомнить. Степняки историю не хранили. Зачем? Акбаши все решат.

Беловолосый свернулся в углу, подстелив себе одеяла, свое и то, которое бесцеремонно содрал с койки Ачи, получилось подобие кошмы. Заткнул себе уши наушниками, слушал и смотрел что-то на планшетке, взятой у Дика без разрешения. По его лицу и по очкам пробегали синие и зеленоватые отсветы от экрана. Кот сидел рядом и таращился в экранчик, как будто все понимал. На Беркута Мави обращал не больше внимания, чем на своих мышей — милостиво разрешал пребывать с собой в одном помещении, не больше того.

Хотите нас отбросить к своему правильному порядку, с неожиданной ненавистью подумал Ачи. К безупречному существованию, подобному смене времен года, вот идет снег, вот расцветают степные цветы, вот палит солнце, вот налетает холодный ветер. Бесконечное круговращение, кочевые тропы пролегают ровно, как нити в руках акбаши. Осенью о войлочные стены барабанят тяжелые капли, можно вытянуться на кошмах и отпустить свой разум гулять, за многие полеты стрелы, к табунам и дальше, к перелетным птицам, к мелким зверям, к хищным мушукам. Любой степняк это мог, кто лучше, кто хуже, но навязать свою волю, проникнуть в сознание человека — умели только акбаши. Солнце восходит утром, вода мокрая, белоголовые владеют всей степью. Вековой порядок.

Ачи поднялся, подошел к неподвижно сидевшему Мави, вынул у него из ушей наушники и сдернул полоску пластика. Белоголовый поднял на него недоуменный, расплывающийся взгляд. Кот немедленно вздыбил шерсть, распушил хвост и зашипел.

— Хватит слушать небесные книжки, — зло сказал Ачи. — Поговори со мной.

Мави моргнул. Лицо его стало совсем отстраненным, надменным и в то же время детским. В нем совсем не было жестких черт — округлые щеки, нежный рот., длинные ресницы.

— Беркут. Ты заговорил со мной?

— Не поверишь! Мави, вы собираетесь развязать войну. Я прав? Скажи, не молчи! Ты живешь тут несколько дней, неужели ты не видишь, что нам все это нужно! Нельзя просто так взять и отказаться от даров жизни.

Мави молчал, гневно сдвинув белесые брови, потом аккуратно отвел от себя руки Ачи и поднялся со своих одеял.

— Беркут. Ты мне даешь советы?

На мгновение Ачи показалось, что юный акбаши растерялся и не знает, что ему предпринять. Потом в голове тяжко толкнулась кровь, в ушах застучало.

— Не вздумай применять на мне свои штучки, — злобно прошипел Ачи, не хуже кота. — Я все равно не стану больше вас слушать. Вы даже не понимаете, что тут происходит, а лезете со своим всезнанием и старыми фокусами. Нельзя сейчас воевать с небесными людьми! Я сам сначала думал, что надо воевать с ними, но теперь понял, что нельзя. Они Рыса спасли! Он мертвый был, а его спасли! Как можно отказаться от такого? Ты можешь воскресить мертвеца, о акбаши?

Мави молчал и не отводил от Ачи своих странно расфокусированных зрачков. В висках и ушах стучало все сильнее, перед глазами поплыли темные круги.

В селеньях степняков ходили слухи, что акбаши с легкостью может вселиться не только в голову юлара, но и в настоящего человека, подчинить его своей воле. Такой человек все будет говорить и делать, как во сне, а потом, когда воля акбаши покинет покоренный разум — сам превратится в юлара.

Ачи был слишком зол, чтобы испугаться. Он и помыслить не мог, чтобы поднять на акбаши руку, но и в голову свою пускать его не собирался. Из носа потекло теплое, липкое, во рту появился металлический привкус. Ачи улыбнулся, как улыбался своим врагам в битве.

— Давай, — просипел он. — Войди, если можешь, и решим уже. Или я тебе не вещь и не животное для поручений. Давай, о акбаши.

Головная боль усилилась почти до невыносимого предела, к горлу подкатила тошнота. Потом вдруг все прошло, остался только вкус металла во рту и учащенный стук сердца. Руки и ноги были как сухая трава, немели, подгибались.

Акбаши повернулся к Ачи спиной, лег на свои одеяла и скорчился, обняв колени руками. Белые волосы рассыпались по подстилке. Он так и не сказал ни слова.

Беркут постоял немного, покачиваясь, потом кинулся в коридор, к санитарному блоку — и там его вывернуло. Он долго фыркал и утирался, умыл лицо холодной водой, с рук потекли кровавые струйки. Наверное, Мави мог бы поймать его в этот момент слабости, но, похоже, акбаши не захотел больше настаивать на своем или не был так уж уверен в своих силах.

Немного придя в себя, Ачи побрел обратно в комнату. В узком коридоре лился тусклый вечерний свет от притушенных ламп, и, казалось, вся база плыла куда-то, или ехала. Электропоезд, вспомнилось Ачи слово из учебной книжки. Плыла, как... как электропоезд. Которого он никогда не увидит. И полноводные реки другого мира. И эти... подъемные краны. И орбитальные станции. И жирафов. И глубоководных рыб, про которых как-то рассказывал Раневский. Ничего он не увидит. Рыс умрет в своей стеклянной банке, потому что если база восстанет, то электричество отключится, а докторов убьют.

Дверь оставалась полуоткрытой, Ачи толкнул ее, огляделся. Акбаши так и лежал на одеялах, худые лопатки просвечивали сквозь ткань комбинезона. Ачи решительно вошел, наклонился, поднял брошенный планшет.

— Он тебе не нужен. Ты же собираешься все это разрушить. Вы собираетесь. Значит, он тебе не нужен. Обойдешься. Лучше пой песни.

* * *

— Нет, Дик, нет его тут. И в лаборатории нет. Вспомни, ты вообще брал его сюда? Точно брал? — Диана помолчала. — Слушай, в медблок заходил кто-нибудь из мальчишек? Заходили, да? Вот у них и спрашивай, я уверена, кто-то из них стащил. Они, знаешь, свое и чужое не всегда различают.

— Спасибо, — сказал Дик и отключился.

Вот же поганцы. Ладно, сам виноват, нечего разбрасывать где попало свои вещи. Обойдемся коммом. Он не такой удобный, как планшетка, но сгодится.

Дверь неожиданно подала сигнал вызова. Ночные гости?

— Это я, Ачи, — сказал динамик юношеским баском, — Я тут принес...

Дик открыл дверь и невольно попятился.

— Ачи, тебя избили?

Парень сунул Дику планшет и шмыгнул окровавленным носом. Дик схватил его за руку, втащил в комнату.

— Что стряслось? Кто так тебя? — Пригляделся и выругался, — Ч-черт! Ачи, улыбнись, пожалуйста. Улыбнись, говорю! Теперь скажи: "Сегодня хорошая погода"...

Ачи моргнул налитыми кровью глазами. Глаза были обведены черными кругами, все сосудики в них полопались.

— Дик Эшли, — пробормотал он, слизывая красное с губы, — Ты в своем уме? Ты несешь чушь, как юлар.

— Слава богу, не инсульт, — выдохнул Дик, откладывая в сторону планшетку. — Подрались, значит. Садись, — он подтолкнул Ачи к тахте. — А лучше, ложись. Сейчас нос тебе затампонирую.

Повернулся к шкафчику в поисках салфеток, и тут его схватили за рубашку и швырнули через всю комнату, Дик даже вскрикнуть не успел. Он рухнул на тахту, Ачи навалился на него, острое колено воткнулось под ребра. Жесткие пальцы стиснули Диковы запястья, на лицо брызнули теплые капли и упала коса, холодная и тяжелая, как змея.

Дик глотнул воздуха, рванулся, раз, еще раз, и потрясенно осознал, что вырваться не может, и что четырнадцатилетний подросток гораздо, гораздо сильнее его.

— Тихо, Дик Эшли, — прошипел подросток, склоняясь и капая на Дика кровью, — Хочешь жить?

— Ты рехнулся... — Дик крутил головой, отплевываясь от косы. — Какого черта?..

— Хочешь жить, я знаю. Вы цените жизнь, небесные люди. Поэтому слушай меня сейчас. Слушай внимательно.

— Отпусти, — налитые кровью глаза были очень близко, и Дику мучительно хотелось зажмуриться и отвернуться. Он смотрел дикарю в лицо, превозмогая себя. — Ты с ума сошел. Тебя на неделю в карцер посадят, Ачи. Немедленно отпусти меня.

— Ты будешь лежать и слушать! — рявкнул парень, тряхнув Дика так, что вышибло дух. — Небесных людей вырежут всех, как баранов. Базу сожгут и разграбят, здесь будут руины, хочешь? Это скоро будет! Совсем скоро. Я — слышишь? — не хочу, чтоб так было.

— Кто? — выдавил Дик, чужая кровь текла по его щеке, за ухо, в волосы, быстро остывая. — Кто сожжет? Откуда ты знаешь?

— Знаю. Хочешь, чтоб так было? Хочешь умереть? — Дик помотал головой. — Мне нужен акбаши. Новый, который понимает. Степь уже не вернется в старую жизнь, где все по кругу, нельзя возвращаться! Мы не бараны, чтобы водить нас кругами! Если старые акбаши сделают, как хотят, база сгорит, а вы все умрете. Понимаешь? Понимаешь?

Он отпустил Диковы запястья, схватил его за плечи и тряхнул. Зубы у Дика клацнули. Дик попытался его оттолкнуть, но преуспел не больше, чем если бы старался отпихнуть наехавшую на него грузовую платформу.

— Акбаши? — пробормотал он, — Белоголовые? Которые вселяются в зверей... в людей? Это... Мави?

— Мави! Он приехал, чтобы приказывать другим. Если акбаши отдадут приказ, ребята возьмутся за ножи.

— Мави может связываться с другими... белоголовыми?

— Да. Он смотрит глазами зверей. Он может влезть человеку в голову. Его все слушаются. Он сделает то, что скажут другие акбаши, старшие. А они решат уничтожить базу и небесных людей. Они всегда решают одинаково. Они год смотрели, слушали. А теперь акбаши здесь.

— Его надо остановить, Ачи! — теперь Дик схватил парня за плечи. — Надо идти к Карпентеру, все рассказать, изолировать Мави...

— Лежи! — Дика опять тряхнули, лоб ему обрызгало заново потекшей кровью. — Лежи, умник. Если с Мави что-то случится, мальчишки взбунтуются, их отцы-вожди поведут своих воинов на базу, и база пойдет шайтану под хвост.

Дик замотал головой:

— Их всех убьют... перестреляют. Здесь же войска ОКН, они выкосят всех. Неужели ваши акбаши этого не понимают?

Ачи ухмыльнулся, оскал на окровавленной физиономии был страшен.

— Они это сделают, поверь мне, Дик Эшли. Степь любит воевать, сколько погибнет — неважно. Важно — что базы не будет, и тебя не будет, и Дианы не будет, и старого дока не будет, всех не будет. А еще не будет Рыса, и его небесных птиц, и других машин, и компьютеров, и я вернусь в юрту, на кошму... впрочем, меня тоже не будет.

Дик слизнул с губ чужую кровь. Он тяжело дышал, глядя на склонившегося над ним дикаря... дикаря ли? Мог бы дикарь так точно просчитать варианты событий?

Корпорация, конечно, вернется. Такой жирный кусок они не отпустят. Новая база будет на военном положении, никакой школы, никаких врачей, никаких зеркалец с бусами. Корпорации так будет даже удобнее. Дикари, не понимающие хорошего отношения, не принимающие цивилизацию, должны знать свое место. Их место укажут им военные.

Он поднял руку, чтобы вытереть капающую из носа Ачи кровь, но только размазал ее еще больше, а пальцы немедленно слиплись. Ачи не отпрянул, но в глазах его что-то дрогнуло.

— И что же теперь делать? — шепотом спросил Дик.

— Не знаю. — Ачи, наконец, отвел глаза, но сразу же вскинул их снова и тряханул Дика, более чем ощутимо. — Мне нужен акбаши. Новый. Который это все понимает. Ты.

— Я? Я не акбаши, Ачи, что ты! Я не умею вселяться в людей.

— В людей не надо. Надо понимать. И уметь думать. И советовать мне. Я... я могу всех убить. Но так уже нельзя делать. Надо договариваться.

Ачи отпустил Дика и сел на тахте, опершись о колени, склонив голову. Шмыгнул носом и вытер его о плечо. Дик тоже сел, с некоторым трудом. Куда-то бежать и звать на помощь больше не хотелось.

— Я понимаю, что надо договариваться, но не знаю, как. Ты должен помочь, Дик Эшли. Ты знаешь небесных людей, ваши законы и обычаи, ты знаешь, как говорить, чтобы со Степью считались. Чтобы готовили из нас не слуг или рабов, так, как это делали травоеды, и как делаете вы сейчас, а давали нам все знания, которые вы имеете, в обмен на наши мертвые земли. Вот как я хочу договориться.

— Ты хочешь равноправия, — усмехнулся Дик.

— Да. Чтобы права были равные. У Степи, как у небесных людей. Если небесные люди гуляют по степи как хотят и берут нашу мертвую землю, то и мы будем брать у небесных людей все знания, которые хотим.

Дик еще раз усмехнулся. Обратите внимание, сказал он сам себе, дикарь говорит не "будем брать у людей все, что захотим", а "будем брать все знания, которые захотим". Какие правильные приоритеты. Этот мальчик прожил бок о бок с землянами без малого шесть месяцев, а уже понял, что для нас самое ценное.

Сколько времени понадобилось бы, например, моему средневековому предку, чтобы вычислить это в аналогичной ситуации?

Правда, методы у мальчика еще несколько дикарские.

Дик дотянулся до тумбочки, пошарил там и вытащил пачку носовых платков.

— Оботри кровь, Ачи. Все закапал. Почему, кстати, кровь идет? Обо что ты приложился?

Ачи мотнул головой.

— Не приложился. Это Мави, — буркнул он, пытаясь оттереть под носом, — Мы с ним не поладили. Ты тоже... осторожней с ним. Когда он в голову лезет... — передернул плечами и поморщился.

Дик тихонько выругался.

Ачи отбросил испачканный платок и порывисто схватил Дика за руку.

— Ты так и не сказал, Дик Эшли. Будешь моим акбаши? Будешь? Скажи, что будешь.

— Да какой из меня акбаши... ладно, буду, буду. Хорошо, согласен. — Со всей этой кашей надо что-то делать, и как можно аккуратнее. Но почему я? Дик тряхнул головой. Потому что потому. — Не представляю как, но постараюсь.

Ачи просиял и сжал ему руку. Потом взгляд его соскользнул в сторону, Ачи вдруг отпихнул Дика и метнулся к стене, к встроенной консоли для комма. Раздался отчаянный писк, Ачи вскочил, сжимая в кулаке крохотного зверька с длинным тонким хвостом. Белую Дианину мышь!

— А-а, шайтан! Подглядываешь?! Вали отсюда! — Ачи выругался, открыл дверь и выкинул мышь в коридор.

* * *

Переночевать пришлось у Дика. Тот ахал, светил Ачи в глаза фонариком, стучал молоточком по колену и причитал, что надо бы утром засунуть Беркута в сканер, вдруг у него все мозги вскипели. В итоге накапал какой-то пахучей микстуры и велел успокоиться. Ачи свернулся на полу в спальном мешке, микстура действовала, мысли куда-то уплывали. У него снова был акбаши и это хорошо. Только он сам его себе выбрал. Перед глазами медленно расплывались радужные круги, Ачи лениво следил за ними, потом Эшли вдруг опустил руку с койки и погладил его по голове.

— Спи... Беркут. Все будет хорошо.

Ачи заснул.

Утром его все-таки оттащили в медблок и засунули в сканер, но, судя по просветлевшему лицу Дика, с головой все было в порядке.

— Сосуды титановые! Как у тебя вчера только аневризма не приключилась. После такого скачка давления, — бормотал Дик, озабоченно глядя на экран и меняя цветные картинки с изображением Ачиных мозгов.

Ачи не знал, что такое аневризма и на всякий случай пренебрежительно фыркнул.

— Я — Беркут.

— Да-да, и головы у вас из керамического сплава. Извини.

Дик выпустил Ачи из машины и стал заносить в базу данные о болезни.

— Хочешь сегодня занятия пропустить? Я напишу освобождение.

— Нет, я пойду. Я хорошо себя чувствую.

— Надо поговорить.

Ачи подозрительно оглядел лабораторию на предмет мышей. В коридоре околачивался мушук Карпентера, Ачи шуганул его прочь.

— Я думал... над тем, что ты сказал. Вам, Ачи, нужно место в Совете ОКН, свой представитель.

— Так это же хорошо!

— Не так уж и хорошо, потому что, по нашим законам, планета должна иметь объединенное правительство. Только тогда возможно вступить в ОКН. А вам до объединения еще плыть и плыть.

— Я мог бы объединить ее мечом. — задумчиво сказал Ачи.

— За сто лет? За двести? Ачи, это невозможно.

— С железными птицами и вашим оружием я сделал бы это за год!

— Не горячись, Беркут. И где это, интересно, ты возьмешь железных птиц?

— Придумай!

— Теоретически, существует контрабанда... ОКН не может контролировать все на свете. Если позволить какой-нибудь из вольных корпораций разрабатывать у вас уран, обеспечить прикрытие, то они поделятся технологиями... Да нет, ерунда все это! Ачи, ну не гожусь я для таких дел, — горестно сказал Дик.

— Годишься, — упрямо ответил Ачи. — Я не ошибаюсь в людях. Ты годишься. Думай еще.

Дик вздохнул и полез в свой компьютер. Видимо, ему так легче думалось. Ачи одобрительно улыбнулся. Хороший акбаши.

Потом в медблок приперся окаэновец из охраны, стал клянчить увольнительную на два дня, Дик отвлекся, а Ачи пошел завтракать.

Мави уже сидел на своем месте, как ни в чем не бывало. Отлично сам дошел, не пропал, не заблудился. Ачи подумал и сел напротив него.

— Я назначил нового акбаши, — сообщил он, глядя в свое отражение в полоске поляризованного пластика.

Мави никак не отреагировал. Ачи пожал плечами, пошел к окошку раздачи, взял себе поднос с едой, вернулся на место, стал расставлять тарелки. Мави, не дождавшись своей порции, которую обычно приносил Ачи, проявил признаки жизни и кивком подозвал одного из мелких из-за соседнего столика.

— Принеси мне завтрак, — бесцветным голосом сказал беловолосый.

Ачи протестующе поднял ладонь.

— Нет. Пусть сам идет. Он больше не акбаши.

Мелкий испуганно попятился и вытаращил глаза. Ачи поднялся, повысил голос.

— Я запрещаю ему помогать. Старый порядок для нас не годится. Будет новый. Акбаши теперь только мешают. Пусть сам ходит себе за едой.

Мави продолжал сидеть, повернув лицо к Ачи и, видно, что-то обдумывая.

— Будет, как я сказал, — настаивал Беркут.

По столовой прокатился потрясенный гул. Мальчишки поскакали со своих мест.

— Вы не годитесь для нового мира, — сказал Ачи, обращаясь к беловолосому. — И силы у вас никакой нет. Сам неси себе свою еду. Я не буду тебя слушать и никто не будет.

Ачи приготовился к мгновенной и невыносимой боли в голове, даже поднес руку к лицу, чтобы остановить кровь, если польется. Но Мави не пошел на конфликт. Он просто поднялся, поводил головой, словно оглядывая перепуганных степняков, некоторые даже повскакали на скамейки, чтобы лучше видеть. Кто-то из мелких разревелся. В столовую заглянул охранник, но свалки не увидел и убрался.

Мави вдруг склонил голову и улыбнулся, длинные белые волосы скользнули ему на лицо, улыбку увидел только Ачи. Мави повернулся и пошел прочь из столовой, так и не позавтракав. За ним, победно задрав хвосты, бежали два столовских кота.

* * *

— Диана, можешь подменить меня сегодня вечером?

— Не вопрос. Свидание? — заулыбалась с комма девушка.

— Вроде того.

— Неужели Санчес? — ахнула она, — Ты сломался?

— Э-э, нет. Не Санчес. Потом расскажу.

— Ну ладно. Но расскажешь! Отмолчаться не выйдет

— Хорошо, хорошо.

Знала бы ты...

Господи, подумал Дик, пусть это будут единственные твои заботы — гадать, Санчес или не Санчес. Как так получилось, что я, скромный медтехник и вчерашний аспирант, рассчитывающий тихо трудиться на благо корпорации, потихоньку собирать материал и писать диссертацию, ввязался в какую-то революцию на чужой планете, в компании с четырнадцатилетним маргиналом?

Дик фыркнул, обнял сам себя и потер плечи. Авантюра чудовищная. Но выхода у меня два — или сдать все Карпентеру, собрать барахло и бежать на ближайшем шаттле... кстати, не факт, что успею... или не говорить, что не дюж, а делать, во что ввязался. Да, сложно. Непредставимо сложно, но какого черта, Эшли. Хватит трепетать, делай дело уже.

Как только Диана пришла, Дик отправился в учебный блок, в тридцать девятую комнату. Большинство мальчишек были на практике, но Мави, как и рассчитывал Дик, оказался на месте. Свет в комнате был приглушен, альбинос, игнорируя кровати, полулежал на полу, на расстеленных одеялах и тощих подушках, и поглаживал свернувшегося у него на груди кота. Когда Дик вошел, кот поднял голову, а Мави нет.

— Надо поговорить, — сказал Дик, садясь на койку.

Кот моргнул, желтовато-зеленые его глаза светились в полумраке. Мави приоткрыл бескровные губы и облизнул их бледным языком.

— Ты заставил Хименеса привезти тебя сюда, — заявил Дик. — То есть, это ты уронил флаер. Я даже знаю, как тебе это удалось. Ты послал птицу в воздухоприемник.

— Я и первый флаер уронил, — сказал Мави своим тихим детским голосом, — Хотел рассмотреть поближе, как летает железная птица, у нее же нет крыльев. Потерял Тиза. Осталась одна Кыя.

— Это кто? — неожиданно для себя спросил Дик.

— Соколы мои. Пара. Быстрый и Смелая, Быстрый погиб, Смелая осталась. Ждет меня снаружи. — Черно-белый кот мурлыкал, отираясь о пальцы акбаши. — Ночью был совет, Дик Эшли. Ачи прав, старшие хотят уничтожить базу. Я говорил, что надо подождать, что от небесных людей много пользы, что надо договариваться. Мне сказали, что ждать нельзя, потому что шаттлы привезут еще больше оружия и небесных воинов, и тогда уничтожить базу будет труднее.

— Может, базу вообще не стоит уничтожать? Все-таки тут люди.

Мави поднял зеркальный щиток на лоб, и Дик снова мог полюбоваться на дергающийся левый глаз, на расфокусированный взгляд, на бесцветные радужки. Мави смотрел на него не "глазами души", а своими собственными, слезящимися, никуда не годными.

— Давным-давно, — заговорил Мави после паузы, — прапрадед твоего друга Беркута захотел взять травоедские города. Не просто пограбить окраины, как всегда это делали люди степи, а пройти вглубь, до самого побережья, и сбросить травоедов в море. Акбаши были против, потому что такого никто из степняков никогда еще не делал. Травоедские города были сильны, с высокими стенами и глубокими рвами, и в каждом городе — великое множество воинов в железе, с железными мечами. Беркут уговорил только одного акбаши, самого молодого. Степь разделилась — на тех, кто остался со старыми акбаши, и тех, кто пошел за молодым — и за его Беркутом. Молодой акбаши и Беркут прокатились по травоедским городам как князь-солнце со своим воинством, сжигая все на своем пути, оставляя пылающий след. Ринна, Ульра, Келдергеч — все большие травоедские города пали, и малые пали, и больше уже не поднялись в прежнем блеске. Беркута и его акбаши остановило только море.

Мави устало прикрыл глаза и снова надвинул на них щиток.

— Откуда ты это знаешь? — спросил Дик. — Из песен и баллад?

— Нет. Из записей. Акбаши не только жег города, Дик Эшли, он принес оттуда грамоту, и цифры, и книги, и многое другое. Ты думал, степняки совсем не хранят историю? Воинам и женщинам хватает песен, акбаши записывают важные события на пергаменте.

— Эд Раневский отдал бы правую руку, чтобы прочитать ваши записи, — Дик покачал головой. — Ачи знает эту историю?

— Только из песен, а они превращают все, что было, в сказку. История возвращается, Дик Эшли. Опять Беркут делит степь пополам, опять с ним идет единственный акбаши...

— Это ты про кого? — удивился Дик. — Ачи назначил акбаши меня, если ты еще не понял.

— Ты не акбаши, Дик Эшли, и ты сам это знаешь.

— Но ты напал вчера на Ачи, зачем? Я думал, ты ему враг.

— Я не враг тому, кто желает добра людям степи. — Мави подумал и уточнил: — Тому, кто понимает добро так же, как и я. Я вчера весь день читал материалы из библиотеки базы, сперва искал все, где упоминалась Степь, потом все, где упоминался уран, а потом оказалось, что я... пришел на небо? Я совсем в другом месте, словно покинул нижний мир и попал на верхний... там другая информация, другие разговоры, вообще все другое. Очень трудно понимать, хоть все слова знакомы. А есть совсем непонятные записи, чужой язык. Вы, небесные люди, тоже не единое племя, так ведь?

Дик потрясенно покачал головой.

— Значит, ты таки выучил английский. И ты вышел из локальной в мировую сеть, похоже. Ничего себе...

— Там, на небе, почти ничего нет о Степи. — Мави говорил совсем тихо, Дику пришлось придвинуться ближе и наклониться к нему. — Зато очень много про уран. Я понял... Степь так мала, что ничего не значит для вас. Значит только уран, которого тут оказалось много. — Мави помолчал. — Мне стало страшно, я даже немного плакал. Страшно, когда ты и все, что тебе дорого — ничего не значит. Я говорил ночью на совете — надо ждать. Небесные люди — это не травоеды. Травоеды кончились, небесные люди не кончатся. Они сделают с нами то же, что мы сделали с травоедами. Но старшие не верят мне, Дик Эшли. Степь никогда не знала поражения. Старшие просто не понимают... представить себе не могут... Они думают, что Степь — это весь мир.

— Ачи это понимает. Зачем же ты на него напал?

Мави бледно улыбнулся.

— Я не привык... чтобы мне перечили... простые воины. Ачи не простой. Я пойду с ним. Ты тоже пойдешь, я слышал, ты сказал "да".

— Значит, у него будет два акбаши.

— Ты не акбаши. — Мави нахмурился.

— Он акбаши небесных людей, — сказали от двери.

Ачи шагнул внутрь и опустился на колени перед одеялом Мави.

— Я слышал твои слова, о несравненный, — он прижал руки к груди. — Я счастлив, что ты согласен со мной и пойдешь со мной, — поклонился низко, так, что смоляная коса скатилась на пол. — Но Дик тоже мой акбаши, он владеет машинами. — Ачи поклонился и Дику, правда, не так глубоко. И разулыбался, скаля белейшие зубы.

Дик пожал плечами.

— Да ладно. Мне без разницы, как называться.

— Хорошо, — Мави поджал губы. — Пусть акбаши. Только вылечи мне глаза, Эшли, как обещал. Хочу человечьи глаза, свои, а не только глаза юлара.

— Мави, — Дик протянул руку и погладил кота. — Сделаем тебе глаза, конечно же. Будешь видеть не хуже своего сокола. И я безмерно рад, что ты правильно понимаешь происходящее. Ты меня очередной раз удивил. Я смотрел данные по школе, ай-кью учащихся, он нереально высок для ребят вашего возраста. Мне тут кое-что пришло в голову... я тоже в сети порылся основательно.

Дик поерзал по покрывалу, пощипал себя за подбородок. Ачи и кот глядели на него с надеждой.

— С чего бы начать... есть такое понятие — институт опеки и попечительства, институт здесь — как общественное явление. Так вот, над некоторыми планетами могут взять опеку некоторые социальные структуры — либо другие планеты, либо организации. В частности, некоторые фонды. В частности, фонды, поддерживающие образование и культуру. В частности, "Галактический фонд развития науки и культуры" и "Фонд поддержки НГС". Если будет доказан уникальный культурный или научный потенциал планеты. Вы понимаете, что это значит?

— Что? — живо спросил Ачи.

— А то, что в ваши мозги, — Дик ткнул его пальцем в лоб, — будут вкладывать деньги. Вам будут открыты дороги в лучшие университеты галактики, мало того, ваше обучение будет оплачивать фонд. Самые умные из вас выйдут на передний край науки, наравне с учеными галактического союза. И технологии, которых так жаждешь ты, Ачи, и твой приятель Рыс, принесут на планету не чужие дяди, небесные люди, а ваши же молодые специалисты. Как вам такие планы?

— А военные? — тихо спросил Мави, — Которые уже здесь, и которые прилетят еще?

— Миротворцам придется потесниться, — отрезал Дик. — И не их слово будет первое. Дело за малым — собрать все материалы, доказательства, научные выкладки... которых, конечно же, у нас фатально мало. Но, черт побери, у Степи действительно нереальный потенциал! Вы уникумы, таких как вы нет среди человеческих рас. Подтвержденные паранормальные способности, ну... почти подтвержденные. У меня уже есть материалы, я скомпоную из них статью... Есть исследования Раневского... черт, очень мало информации для анализа, что бы придумать? Нам срочно нужен сногсшибательный материал...

— Вот он — ужасно сногсшибательный, — сказал Ачи, указывая на Мави.

И потер нос.

Эпилог.

— Я теперь пятнистый, как мушук, — сказал Рыс. Он сидел на госпитальной койке в одних хлопковых штанах и разглядывал свои руки. Новая нарощенная кожа была тонкой, розовой, совсем не смуглой. Как во рту у новорожденного ягненка.

— Все интересное проспал, — засмеялся Ачи.

Он был рад, что Рыс очнулся. Два его акбаши спелись и не обращали на Ачи никакого внимания, как... как и положено акбаши. Всю неделю Дик возился с исследованиями, делал гигабайты записей, то и дело засовывал Мави под свой колпак, а Ачи скучал и ходил на занятия.

— Я думал, мы будем воевать, — разочарованно сказал Рыс, выслушав последние новости. — Но акбаши всегда повернут по-своему.

— Может потом немного будем, — утешил его Ачи. — Только сначала научись ходить, не держась за стену. Я рад, что ты остался живой, Волк.

Рыс ухмыльнулся.

— Мави, не шевелись, — послышался голос Дика из соседнего отсека. — Мне сейчас... что такое?

— Сюда едут всадники, много, три полные руки, — ответил Мави. — Я вижу их глазами сокола. — С ними два внедорожника. База ждет гостей?

— Я не знаю. — растерянно сказал Эшли. Ачи насторожился, кивнул Рысу, чтобы сидел спокойно, и пошел к ним послушать.

Мави уже отлеплял от себя датчики и Диковы медицинские присоски. К нему подбежал кот, стал крутить головой, оглядываясь.

— Надо пойти посмотреть, Дик. Мне не нравится.

Дик кивнул, отставил кружку с кофе, стал сворачивать полупрозрачные окна со своими записями. Ачи нахмурил брови, последовал за ними во двор. За оградой гарцевали всадники, судя по одежде — из разных родов. Подъехали два хаммера, всадники спешивались, отпускали коней. Мави поднял кота на руки.

— Какие-то они слишком взрослые, — Дик привстал на цыпочки, вглядываясь. — Не школьного возраста.

— Тут Скорпионы, Сайгаки, Дрофы и Песчаные Лисицы, — перечислил Ачи. — все те, кого не давали отцы и прятали от небесных людей. Теперь почему-то передумали. А тех двоих я даже не знаю.

— Каракурты, — подсказал Мави, по привычке придерживаясь за рукав Ачи. За неделю они помирились. — И вон там еще Ящерицы.

Подростки, точнее, какое там подростки — молодые воины, на два-три года старше Ачи, входили в ворота под охраной окаэновцев, приехавших на джипах.

Впереди пестрой толпы шел здоровяк с коротко и неровно обрезанными волосами, с сонным, одутловатым лицом, корявые ручищи бесполезно болтались вдоль боков. Но взгляд глаз-щелочек у него был цепкий, осознанный.

— А это еще кто? — удивился Дик. — У парня явные хромосомные нарушения. Как же он сможет учиться? Придется какие-то специальные программы составлять. Он чей сын?

Мави покрепче оперся о руку Беркута.

— Он ничей сын, — тихим голосом ответил белоголовый. — Это юлар. В нем путешествуют акбаши. Дик, они все-таки решили воевать. Давай сделаем что-то, иначе будет поздно.

Ачи почувствовал, что у него похолодел живот. Столько новеньких, и это не его люди, они слушают акбаши, ничего другого не знают. Опытные воины, это для небесных людей семнадцатилетний — еще мальчишка, которого надо учить. Но не для степи.

— Дик, скажи, что болезнь, — быстро проговорил он, повернувшись к Эшли. — Скажи, что сильная болезнь, опасно, надо всех запирать. Ка... карантин. И юлара сажай отдельно.

В глазах Дика мелькнуло понимание, он кивнул. Мави что-то сосредоточенно обдумывал.

— Да, Беркут прав. Скажи, чтобы всех заперли. А я... мы, — поправился Мави, — пойдем к вашему главному. Я буду с ним говорить.

— Думаешь, он послушает?

— Послушает, — Мави вздернул подбородок. — Мне его не так жалко будет, как глупого молодого Беркута.

Дик побледнел, но потом пересилил себя, облизнул губы.

— И я отправлю в Центр... все, что у нас есть, всю информацию. Надо было еще утром... но кто ж знал. Передайте Джеку, что если он спровоцирует стрельбу и жертвы, то я сделаю все, чтобы он за это сел. Я это обещаю.

Дик выпрямился и пошел говорить с охраной. Ачи посмотрел ему вслед.

— Идем, — сказал ему второй акбаши. — К Джеку Кар-пен-те-ру. А то потом будет немного поздно. Надо что-то... сногсшибательное.

— Что за идиотские шутки, — разозлился Джек. — Кто вас вообще пустил? Что вы несете? Кого именно я должен арестовать и запереть?

Мави стоял перед ним, маленький, тощий, с Блэки на руках, с незаплетенными белыми волосами, смотрел куда-то в угол сквозь зеркальный фильтр. Ачи встал рядом, прожег окаэновца взглядом.

— Я все верно говорю, — настаивал акбаши. — И ты меня слушай, Джек Кар-пен-тер. Повторяю: во избежание кровопролития запри всех новоприбывших, а человека без косы — отдельно и накрепко. И объяви, что у тебя в заложниках — акбаши.

— Ак... кто?

— Акбаши. — Мави вздохнул.

Огромный кот, отсиживавшийся на шкафу, вдруг зашевелился, поднял голову, мягким прыжком слетел на стол, подошел к полковнику, налег ему лапами на грудь, выпустил когти и глухо заурчал.

— Барс! Ты что? — растерянно сказал Джек. — Ты что творишь, кис, это же я.

— Если не хочешь слушать меня, послушай кота, — сказал Мави.