Варяг 3

Из каюты адмирала отец Михаил вышел твердым шагом человека идущего к намеченной цели. Он еще не знал как ее достичь в деталях, и даже не был уверен в чем конкретно эта цель заключается. Но глядя в его прямую как палка спину, Руднев почему то поверил, что в лице этого батюшки он будет иметь поддержку со той стороны, с которой он всегда ожидал только противодействия.

"Если отец Михаил сможет найти достаточно единомышленников и всерьез встряхнуть сонное царство РПЦ, то ему надо оказывать всяческую поддержку. Как минимум — занятая внутренними разборками РПЦ не будет нам вставлять палки в колеса с нашими проектами. В идеале же, может вообще получим в ее лице мощного союзника, лет так через десять двадцать... Необходимо будет связаться с Товарищем Михаилом, и попросить его изыскать любые возможности для проталкивания Отца Михаила наверх в церковной иерархии. Пусть уже два Михаила сами разбираются, как сделать так чтобы нашего протеже с его идеей не сожрали старцы в Синоде еще на начальной стадии...". В процессе обдумывания на пути в постель новой задачи Петрович и сам не заметил когда наконец заснул. Сыгранная через час побудка застала его лежащим на кровати не только в штанах, но и в не расстегнутом мундире. Начинался новый день.

По прибытии эскадры во Владивосток, отец Михаил испросил разрешения срочно отбыть в столицу, адмирала же закрутила обычная руководящая рутина. Для начала ему на голову свалилось подразделение, с которым в русском флоте пока никто не знал что делать. А именно — отряд подводных лодок, вещи настолько новой, что один из адмиралов распорядился им "запретить им нырять, во избежании". Изначально пару подводных лодок отправили по Транссибу на Дальный Восток еще во время войны, как дополнительный козырь для защиты Владивостока.

Но зная о недостатках конструкции первых лодок, и как следствии — их малой эффективности, Руднев "попридержал" их у байкальской переправы. В те стародавние времена кольцевой "вкругбайкальской" железной дороги еще не было построено. Каждый вагон летом переправлялся на пароме, а зимой — катился волами по временной, проложенной прямо по льду ветке. Но то вагон... Переправа же специального транспортера, на котором покоилась многотонная туша подводной лодки это операция посерьезнее. Сначала по приказу Руднева до ледостава поторопились пропихнуть максимум грузов, необходимых для подготовки эскадры к сражению при Шантунге. Перекатывать транспортеры по ледяной железной дороге никто не рискнул. Нагрузка на ось была раз в пять больше чем у обычного двухосного вагона начал века. Никто не мог сказать, выдержит ли лед такое издевательство, или подлодка будет "спущена на воду" а вернее под лед уже на Байкале. Пришлось ждать весны, и в результате, подлодки прибыли во Владивосток уже летом 1905 года, задержавшись по сравнению с нашей историей почти на пол года. Их экипажи уже давным — давно были доставлены во Владивосток и даже успели, в большинстве, повоевать на надводных кораблях. Русский флот не имел избытка обученных специалистов, и Руднев не мог позволить куче моряков "загорать" на Байкале вместе с подлодками. Но теперь Рудневу предстояла беседа с расстроенным истинным энтузиастом подводного флота, который опоздал на войну и был ограблен в плане экипажей. Причем сам адмирал об этом еще не знал, ведь это был первый день после возвращения из похода.

Одевшись и совершенно равнодушно прожевав свой обычный завтрак, Руднев отправился в штаб, где, как оказалось, его уже поджидал незнакомый капитан второго ранга. Острые бородка и усы делали его похожим на Дон Кихота.

— Здравия желаю, ваше превосходительство, Беклемишев Михаил Николаевич, — представился кавторанг, — прибыл в ваше распоряжение вместе с пятью подводными лодками. Давно уже прибыл.

Руднев вспомнил, что давным-давно ещё просил Главный Морской Штаб направить во Владивосток субмарины и поручить их командование именно этому офицеру, энтузиасту подводного флота, которого в реальной истории называли русским капитаном Немо. Неудивительно, что теперь, когда его и самого сослали из столицы, руководить развитием подводного флота надлежит тоже ему. Этому способствовало и то .что все остальные адмиралы на Черном и Балтийском морях как черт от ладана шарахались от "кораблей", для который утонуть — ежедневный рутинный прием.

— Рад встрече, Михаил Николаевич, — пойдёмте, побеседуем,— распахнул двери в кабинет адмирал.

— Как добрались? — продолжил разговор Руднев, когда собеседники устроились в креслах за столом, — Какие проблемы.

— Спасибо, доехали без проишевствий, если не считать полугодовую стоянку у Байкальских вод, — грустно улыбнулся Беклемишев, — нас там даже вторая партия из трех подлодок догнала, хотя из Питера они гораздо похоже выехали. Но главную трудность могу обозначить сразу: экипажи. Кроме меня прибыл ещё только один офицер, я сопровождал первые лодки, он вторую группу. Всех кто ехал с нами изначально вашем приказом увезли еще в сентябре, теперь они в штатных расписаниях других кораблей. Многие уже повоевали и даже награждены, а иные и просто погибли в бою. Никакими коврижками заманить на подводные лодки новых людей мне пока не удалось. В Адмиралтействе мне сказали, чтобы эту проблему решали на месте с руководством. А это теперь вы, не так ли?

— А что так? Почему же не хотят товарищи офицеры осваивать новое оружие? Неужели боятся? Никогда не поверю, не тот народ на флоте после войны остался, все боязливые уже списаны на берег.

— Ну во-первых эта война уже создала образ героев командующих пушками, или ведущие под огнем эсминцы в торпедные атаки — стремятся в основном к этому. А боятся... Наверное это все таки тоже есть. Больно непривычно всё это для них: вместо вольного ветра и снарядов противника пугающая темнота глубины, куда обычно моряку билет достается только в один конец...

— Ну ничего, решим мы эту проблему. Думаю что смогу найти слова, которые заставят офицерскую молодёжь поверить в силу и важность этих маленьких но грозных корабликов. А пока предлагаю поехать полюбоваться на "рыбий косяк"

* * *

* который вы доставили.

Лодки стоящие в порту на железнодорожных платформах глаз категорически не радовали. Они были совсем не похожи на изящные силуэты "щук" и "эсок" времён Великой Отечественной. Вместе со своей огромной подводной частью они напоминали раздувшиеся жестянки и это явно не прибавляло романтического образа субмаринам по сравнению с красавцами броненосцами или крейсерами. Руднев решил, что вряд ли стоит рекламировать эти корабли перед их будущими командирами, пока они не будут спущены на воду. А это практически неделя, не меньше.

— Михаил Николаевич, — обернулся адмирал к Беклемишеву, — Вам вероятно классы понадобятся для занятий? Да и не только классы. Составьте мне к обеду список всего необходимого. Успеете?

— Ваше превосходительство, — удивлённо посмотрел на Руднева кавторанг, — Я же ещё из Петербурга дал телеграмму в которой всё указал. Я думал, что уже готово.

"Ммать!" — выругался про себя командующий и срочно запланировал на сегодня противоестественную половую связь с местным ведомством связи. Причём роль представителям этого ведомства отводилась сугубо пассивная. Хотя, может полгода назад ему эту телеграмму даже приносили, но тогда были заботы поважнее... Так, надо перевести стрелки на что — нибудь вечное... О!

— Напрасно так думали, — почти без паузы продолжил Петрович разговор с собеседником, — Вы как будто не в России всю жизнь прожили, бардака нашего несокрушимого не знаете. Ладно, фитиль в нашего почтмейстера я конечно вставлю, но вы пришлите мне список как устроитесь, ладно?

— Слушаюсь, ваше превосходительство!

— Оставьте вы это титулование, — поморщился Руднев, — Имя-отчество моё знаете? Ну вот так предлагаю и общаться. Вы один или с семьёй приехали?

— С супругой Всеволод Фёдорович. Она как раз сейчас по поводу обустройства хлопочет.

— Ну так сегодня можете ей в этом помочь. Устраивайтесь, а завтра к десяти ноль-ноль жду вас у себя. Честь имею!

После обеда командиры кораблей и экипажа получили приказ, обязывающий их направить через два дня младших минных офицеров, штурманов и вахтенных офицеров не старше двадцати пяти лет, обязательно некурящих в специализированные классы при Морском собрании. Желательно — уже понюхавших пороху. Прибыло около четырёх десятков человек, среди которых Руднев с лёгким обалдением увидел и своего сына. Хотя он и сам сразу понял, что удивляться тут особенно нечему: всем критериям перечисленным в приказе новоиспечённый мичман Руднев соответствовал.

Когда улеглась организационная суета и взгляды молодых офицеров обратились к командующему, адмирал начал:

— Здравствуйте мои боевые товарищи. Несмотря на свою молодость вы с честью заслужили право носить это звание. И я пригласил вас для того, чтобы предложить вам встать у колыбели нового класса боевых кораблей, нового вида оружия, которое очень скоро станет одним из самых грозных в войне на море. Я говорю о подводных лодках. Вы конечно слышали о них, но, вряд ли воспринимаете всерьёз. А зря, поверьте. Пройдёт десяток лет и эти маленькие кораблики подрастут и смогут запирать в портах целые эскадры, разрушать морские коммуникации великих держав и ставить на колени их экономику. И я не хочу, чтобы наша с вами Родина поняла это позже других и оказалась в роли догоняющего. Мы должны успеть к новой войне, а не готовиться к войне прошедшей. И для этого нужно в первую очередь учиться, ведь самое совершенное "железо" не может воевать без людей, которые умеют им пользоваться. Поэтому сейчас России нужны именно вы — молодые, образованные, "незашоренные". Нужны, чтобы самостоятельно научиться тому, что пока не знает никто. Сначала научиться самим, а потом и научить других. При этом никто, даже я не можем вам сказать, чему вы должны научиться. Не смотрите свысока на эти неказистые суда, ещё раз повторяю: за ними будущее войны на море. Учиться будет очень трудно: каждый, кто решиться связать свою службу с подплавом должен быть и штурманом, и минёром, и механиком, и командиром. И служить будет нелегко и опасно — уж очень несовершенны пока подлодки. И малейшая ошибка может превратить ваш подводный корабль в подводный же гроб для всего экипажа. Подумайте как следует, если хотите связать свою дальнейшую службу с подводными лодками. Как видите я честен с вами. Будет тяжело и опасно.

Выждав небольшую паузу, и послушав гул молодых голосов шепотом обсуждающих необычную речь адмирала, Руднев продолжил.

— Напугать я вас напугал, а теперь поговорим о "прянике". Жалование офицеры-подводники будут получать минимум впятеро большее, чем их коллеги на надводных кораблях. Продвижение в чинах — в полтора раза скорее. В ваши небольшие экипажи будут отбираться самые грамотные и дисциплинированные матросы и кондукторы. Подумайте над этим. Вы будете элитой морского офицерства и экипажи у вас будут элитные.

Руднев снова прервался и посмотрел на аудиторию. Было видно, что многие для себя уже всё решили и сейчас откровенно скучали дожидаясь конца мероприятия. Ну что же, ожидаемо. Ну и жалеть не о чем, нужны были только добровольцы. Но были заметны и те, на которых его речь произвела впечатление... Чёрт! Руднев-младший с таким восторгом смотрел на отца, так горели его глаза... Командующий флотом отчётливо понял, что только что "затолкал под воду" своего собственного отпрыска.

На следующий день к Рудневу явился Беклемишев в состоянии лёгкого обалдения.

— Двадцать три рапорта, Всеволод Фёдорович! — недоуменно протянул бумаги кавторанг.

— И еще пять у меня, уже от командиров кораблей, эти с протестами. Не хотят товарищи командиры отпускать своих офицеров и лучших специалистов-матросов, — усмехнулся в ответ адмирал, — так вы что, недовольны, Михаил Николаевич?

— Нет, ну что вы, но у меня же столько лодок не наберётся. Их всего то пять.

— Ну во-первых, а боюсь скоро ещё подвезти должны будут. У нас на Тихом от глаз начальственных подальше решили кажется устроить центр обучения подводного плаванья... А во вторых, я думаю, что скоро часть претендентов отсеется. Это они пока на жалование, романтику и служебные перспективы клюнули, а как начнутся занятия... Как прочувствуют, что они знать и уметь должны, чтобы всплыть столько же раз, сколько погрузиться... А после того, как вы их на своём "Дельфине" "покатаете... Как он кстати? Я тоже нырнуть хочу.

— Дней через пять планирую первый выход в море. Ну а ещё дня через три, если всё в порядке будет — милости прошу.

"Ну и кто тебя ОПЯТЬ за язык тянул, Кусто хренов? — мысленно выругал сам себя "Петрович", — Понырять, блин, захотелось, а что это не атомная подлодка а жестянка начала века кто думать будет? Теперь фиг отвертишься — вон как у "Немо" нашего глаза загорелись. Ещё бы: "Сам Руднев — Владивостокский добровольно под воду лезет!" Каков пиар то! А ну как нырнем и не вынырнем?"

Но "слово дадено". Счастливый Беклемишев пообещал немедленно после пробного выхода доложить о результатах и тогда уже конкретней договориться о выходе в море вместе с адмиралом. Руднев поймал себя на мысли, что впервые в истории субмарина выйдет под вице-адмиральским флагом.

Однако даже первый выход пришлось задержать: прибыл ещё один эшелон из России и вместе с ним подлодка "Налим" и два десятка балтийских матросов уже имеющих хоть какой то опыт подводного плавания. Пара лишних дней ушла на их обустройство и подготовку лодки к спуску на воду.

Но вот наконец "Дельфин" отвалил от своего пирса и отправиля в Японское море. Очень хотелось дождаться его возвращения, но дел у Руднева хватало и без того. Те не менее, к возвращению лодки из первого выхода в Тихий океан адмирал был на месте и первым поприветствовал счастливого кавторанга. Всё прошло без сучка-без задоринки, механизмы, по словам Беклемишева, работали как часы. Погружались пока только на час, но для начала и это было неплохо. Руднев почувствовал некоторую уверенность и не столь мрачно смотрел на перспективу послезавтрашнего "ныряния".

А занятия в "земноводных классах", как их называли промеж себя офицеры, продолжались. Четверо, прочувствовав нагрузку, уже отказались от продолжения обучения и вернулись на свои корабли. Что же, ожидаемо... Оставались самые упорные и способные. К тому же узнав, что сам Руднев-Владивостокский выйдет в море на подлодке и погрузится в ней под воду заставило некоторых колеблющихся не торопиться с подачей рапорта о возвращении на родной крейсер-броненосец.

В назначенный день,выйти в море не получилось — появившаяся небольшая зыбь делала плавание на "Дельфине" подобным русской рулетке — любая случайная волна грозила захлестнуть расположенный всего в полуметре над водой входной люк и устроить подлодке незапланированное погружение без всплытия. Пропустив "маловажные" подробности мимо ушей Руднев рассеяно кивнул в ответ. Сейчас был занят проблемами совсем другого океана, воздушного.

Еще на пути из Петербурга во Владивосток следующий в изгнание адмирал на пару недель задержался в Москве. Там он успел встретиться с многим интересными людьми, но главной была встреча с человеком по праву считающимся отцом русской авиации. В Москве преподавал Жуковский. Против ожидания Руднев не обнаружил вокруг него ожидаемого кружка, из которого потом выйдут многие знаменитые русские и советские авиаконструкторы. В 1905 году "детсад русской школы авиаконструирования" только начал организовываться. Но зато Жуковский получил не только существенную сумму денег. От выпускника МАИ 2006 года ему перепала огромная дозу "несвоевременной" информации по интересующей профессора аэродинамике и принципам конструирования летательных аппаратов. И без того энтузиаст аэронавтики, профессор загорелся идей летательных аппаратов тяжелее воздуха еще больше. Более того, хотя в памяти Петровича и сохранились только фамилии столпов русского авиаконструирования типа Сикорского, Туполева, Поликарпова и Григоровича эта информация тоже ушла Жуковскому. И вот теперь, спустя пару месяцев тот сообщал о первых успехах — построена первая модель аэродинамической трубы, а из Киева перебрался в Москву молодой паренек с польской фамилией Сикорский. Если его польский гонор сможет вытерпеть выслушивание лекции у Жуковского хотя бы год, то лет через семь прототипа "Ильи Муромца" будет построен без пары врожденных дефектов имевших место в нашем мире... За это время в голове будущего конструктора должно как отче наш отпечататься, что фокус подъемной силы крыла обязан совпадать с центром тяжести самолета. А что многомоторные самолеты возможны, Сикорский и сам поймет в свое время. Хотя в той истории его на эту мысль натолкнула авария вызванная заглохшим мотором его самолета, в этот раз ее может и не быть... На всякий случай Руднев набросал схему четырехмоторного самолета, но отдать ее Сикорскому Жуковский должен был не ранее 1910 года. Отправив заказным письмом первый чертеж Петрович, неожиданно для самого себя, заперся на три дня и выдал на гора наброски в которых знатоки истории авиации узнали бы Поликарповский У-2. С этим "кукурузником" у МАИшника были связаны личные детские воспоминания...