Такой же, как я. Часть 2.

Задыхаясь, целуя через слово... и вот уже камзол Шеля расстегнут, и рубашка тоже, и горячие ласковые губы касаются груди, шеи... господи, Шель — мы наконец-то одни — не украдкой, вместе...

— Лен-тяй... — резюмировал Мишель, даже и не подумав сопротивляться собственному разоблачению. — Ты великолепно умеешь бегать от дел... Удивительно, что не поручил раздеть меня своему дворецкому.

Он не злился, и уж, конечно, не был против того, что работа и проблемы были задвинуты подальше, уступая место страсти. Но от шпильки удержаться не смог. Может, в силу того, что Монтрай слишком быстро научился укорачивать его и прибирать к рукам. Ну и, попутно, сбивать с пути истинного.

— А как же дела госудаааарственной важности... Луи, ненормальный... Светлый день на дворе, а тебе неймётсяааа...

— А ты и есть дело государственной важности... даже двухгосударственной важности — представляешь? Так что я намерен... м-ммм-а-ааахх... уделять тебе... все мое внимание... и ни за что не поручать никому, я не лентяй, я трудоголик, так что привыкай... Шель, любимый...

— Значит, я не вызову международного скандала, если откажу некоторым личностям... в доступе к телу?..

К чьему именно — уточнять не стал. Да и не нужно это. Куда интереснее приподняться и позволить вытряхнуть себя из узких брюк, и сорваться окончательно. Просто отпустить себя на волю, отдать и отдаться, подставляться поцелуям и падать, падать в синий бездонный омут, и тонуть в нём, как в водовороте тонет лист.

Так ли важны сейчас, именно в этот момент, дела двухгосударственной важности? Да пожелай они оба — затеряются где-то на просторах континента, и не отыщут никогда. Их обоих держал долг. Но сейчас... они просто стали собой.

— Пусть только попробуют!... я сам... доберусь до их тела — с вызовом на дуэль... так что скандал будет.... только внутренний!

Скинуть свой собственный камзол — нет, ведь так тщательно его выбирал... будто не понимал, что вся эта одежда полетит в первый попавшийся угол тут же... сбросить тряпки, сбросить маски и быть собой — вместе с тобой... мое счастье, мое утоление, мой светлый день... тонуть друг в друге, чье это дыхание, Шель, твое или мое... а есть ли сейчас "твое" и "мое", ты и я — сейчас, когда мы так слитны, когда ты подставляешь плечо под мой поцелуй на долю мгновения раньше, чем я потянулся к нему губами, потому что сейчас нет двух тел, а есть одно, и ты знаешь, что я хочу сделать — так же, как знал бы. что хочешь сделать ты... как знаю я, что хочешь сделать ты... Шель... счастье мое...

Неспешно. И нежно. Как шоколад на губах. И главное, глаза в глаза.

И лицо заливает румянец, лихорадит, дрожат руки, но стоит только прорезаться тихому стону, как всё внутри сжимается. Тело реагирует само, подрагивает, волной стелется под жаркие ладони, отвечает на каждую ласку, на каждое проникновение, поцелуй...

Он не в силах сдержаться, и выгибается, запрокидывая голову, жмурится, когда шеи касаются сухие губы... Он просто не в силах, потому что не желает сдерживаться... Потому и кричит хрипло, чуть придушенно, когда наплывает желанный восторг.

— Луи...

Как сладко мое имя на твоих губах... как сладко срывать его оттуда поцелуем, как спелую землянику губами... и вернуть тебе эту сладость — твоим именем, стоном-шепотом — "Шель... Шель"... будто волна на берег накатывает и шепчет, шепчет... дыхание в дыхание, любимый... и содрогнуться вместе с тобой, и замереть счастливым... таким счастливым...

— Надеюсь... ты сегодня никого не ждёшь. Потому что первого растяпу, который явится сюда без приглашения... я всё-таки пущу в расход...

Он очень не скоро отдышался. А поднялся на ноги только после того, как колени вообще снова начали ощущаться как часть его собственного тела, а не как что-то инородное.

Впрочем, тот факт, что одеться он все равно не сможет, стал понятен очень скоро. Уже буквально двумя шагами позже.

— Тебе придётся дать мне... халат. Я не втиснусь в собственные брюки... я... слишком мокрый для этого...

Луи засмеялся — тихо и счастливо.

— Ну, что халаты нам понадобятся, я как-то догадался... погоди минутку...

Он встал, чтобы взять приготовленные заранее для них обоих халаты — приготовленные именно в этой комнате, потому что был почти уверен, что, по крайней мере в первый раз до спальни он с Шелем просто не дойдет. Халаты были великолепны — черный с серебром и меховой песцовой оторочкой для себя и светло-бронзовый с енотовым мехом для Мишеля — халат шел к его зеленым глазам просто фантастически.

— Я другого не понимаю, — произнес Луи, накидывая халат на плечи любовника, — почему я сразу не встретил тебя в халате? Затмение нашло, наверное...

— Просто, ты слишком оптимистично был настроен. Я и сам свято верил, что по крайней мере хоть с полчасика мы поработаем... И точно не над моей растяжкой.

Мишель фыркнул, и, изогнувшись, поцеловал пальцы любовника.

— Но мы оба не приняли во внимание целый ряд фактов. К примеру тот, что мечты порой бывают слишком уступчивы и мягкотелы. Просто таки непозволительное качество для мечты!

— Наоборот — восхитительное! — Луи взял руку Мишеля в свои, повернул ладонью вверх и поцеловал в самую серединку. — Это магия такая, радость моя — чтобы линия жизни была прочнее...

И еще один поцелуй в ладонь.

— Нет уж... никакой работы по полчаса... и какая это работа, если я думаю не о работе, не о том, что ты говоришь, а о твоих губах... и о том, как я буду их целовать... нет, любимый — поработать мы сможем только теперь... ну — хотя бы... минут сорок точно, а за дальнейшее прямо сейчас не ручаюсь. — Луи улыбнулся так обворожительно плутовски, так счастливо, что и камень бы улыбнулся в ответ.