Собачье счастье

-Спасибо за помощь, — произнес мой хозяин, и мы ушли.

Да, мы шли обратно, а я вдруг вспомнил, что зверски хочу есть. Будь я дома, я бы уселся около своей миски и лаем сообщил деду Ваське, что проголодался, а потому пускай он поскорей положит мне что-нибудь съедобное. Будь я на помойке, зарылся бы в отбросы и нашел какую-нибудь мало-мальски съедобную пакость. А тут как быть? Придется потерпеть...

Правда, терпеть мне пришлось недолго. Как только мы вернулись домой — а я так понял, что место, где меня мыли, а хозяин сидел в кресле, было именно домом, — хозяин снова вызвал того мальчишку (теперь я узнал, как его зовут — Жеми; дурацкое имя, как у какой-нибудь болонки!) и отдал ему какие-то распоряжения. Не успел я и глазом моргнуть, как у меня перед носом оказалась посудина с чем-то непонятным, но на первый взгляд — и понюх! — вполне съедобным. В бытностью мою бродячим псом я отвык привередничать, а потому сметелил предложенное за милую душу. Правда, я старался особенно не спешить и не заглатывать еду с непристойным чавканьем. Нет, я ел аккуратно, как полагается благовоспитанной собаке. Однако ж миску вылизал. И от добавки бы не отказался...

Закончив есть, я поблагодарил хозяина взглядом — именно хозяина, не Жеми, хотя именно он давал мне еду, — вежливо вильнул хвостом и улегся на ковер, ожидая дальнейших распоряжений. Однако распоряжений не последовало — хозяин удовлетворенно кивнул и ушел. А я уснул...

...Когда я проснулся, меня снова посадили в машину и куда-то повезли. Везли довольно долго, я опять успел заснуть. А когда мы приехали на место, оказалось, что место это — большой особняк. Ну, не такой большой, как то здание, где мне довелось побывать, понятно. Этажа в три, не больше. Здесь нас встретил очередной мальчишка, просто брат-близнец Жеми. Звали его Аки, что тоже наводило меня на мысли о болонках. Правда. Аки был не такой забитый, как Жеми, и не вздрагивал, когда хозяин на него смотрел. Кроме этого Аки, в доме оказалась уйма совсем молоденьких мальчишек и девчонок, от которых пахло совершенно нормально — молодыми здоровыми людьми. Я их, правда, пока не видел, только чуял. А вот животных и тут не нашлось.

В этом доме я и остался жить. Заботился обо мне, кормил, расчесывал и мыл Аки. Я позволял ему все это проделывать, но никаких его попыток подружиться поближе не принимал. Еще чего не хватало!.. А уж с какой физиономией он каждое утро и вечер выпускал меня во двор и ждал, пока я тщательно отмечу границы своих новых владений! Будь я человеком, помер бы со смеху... Но смеяться я не умею, а потому лишь как можно дольше делал все свои дела, внюхиваясь в каждую метку, словно это не я ее оставил несколько часов назад, краем глаза наблюдая за страдальческим выражением лица Аки.

Остальные люди, что жили в доме, те самые мальчишки и девчонки, боялись меня страшно, и, встретив где-нибудь в коридоре, чуть ли не на стенку карабкались, лишь бы со мной не столкнуться. Я недоумевал: обычно ребята двенадцати-тринадцати лет в нашем дворе, даже если и боялись меня спервоначалу, потом быстро привыкали и играли со мной, как ни в чем не бывало. Но эти малявки так меня боялись! Когда я случайно встретил одну девочку в пустой комнате, и, дружелюбно виляя хвостом и улыбаясь во всю пасть, стал с ней заигрывать — очень уж скучно было! — она закатила страшную истерику, так что я сам испугался... И решил больше к малышне не приставать. Боятся меня и не хотят со мной играть — и шут с ними. Не больно-то и хотелось...

А вообще, было очень скучно. Пожаловаться не могу, кормили меня отлично, по словам Аки, для меня разработали какой-то "специально сбалансированный рацион", прямо как в рекламе по телевизору. Ну и правда, я заметил, шерсть у меня стала более густой и блестящей, я опять поправился, а еще перестал шататься передний зуб, который я чуть было не сломал на помойке о какую-то кость. Ну а остальное... Поиграть не с кем, а спать целый день — с ума сойдешь. Только и радости — прогулки. Да и прогулки-то — одно название. Этот наш двор опротивел мне уже до того, что хоть волком вой. Я и повыл пару раз, чем перепугал весь дом, Аки даже врача мне вызвал. Мне дали чего-то успокоительного, от чего я и правда два дня дрых, просыпаясь, только чтобы поесть и пописать сходить. Хозяин приезжал не каждый день, а даже когда и приезжал — какая от него радость? То есть я бы с удовольствием познакомился с ним поближе, узнал, что он из себя представляет, что любит и чего не любит... Ну так не получалось же! Самое большее, что я себе позволял — это лежать на ковре на приличном отдалении от хозяйской особы и молча взирать на него. Стоило подойти поближе, как я тут же натыкался на высокомерный и холодный, совсем кошачий взгляд и вынужден был ретироваться. А мне, между прочим, было грустно... Да, Аки меня гладил, я ему разрешал, но это было совсем не то, ведь Аки не был моим хозяином!.. Мне было до того одиноко, что я рад был уже оказаться на помойке около рынка, там хоть другие собаки были, с которыми можно было подраться и так отвести душу...

Я окончательно затосковал, стал отказываться от еды — благо и еда тут была не слишком-то вкусная. Она была... никакая. Съедобная, и все. Все равно как вату ешь или картон, вкус еще какой-то присутствует, а о соблазнительном запахе и говорить не приходится. Я уж молчу о таких деликатесах, как та самая дешевая и страшненькая на вид — для людей, понятно! — колбаса, которую покупал иногда мне дед Васька. Он почему-то называл ее "собачьим счастьем", за дешевизну, наверно. Вкусная она была до невозможности, с ней я даже нелюбимую овсянку готов был слопать за милую душу!.. Что уж говорить о таких помоечных деликатесах, как слегка протухшая селедочная голова!.. М-м-м... от одного воспоминания об этом восхитительном запахе слюнки потекли! Эх... тут, небось, о таком и не слышали никогда...

Аки очень волновался из-за моей хандры, даже пару раз пытался подсунуть мне что-то "вкусненькое", но я раз попробовал и больше не стал. Это их "вкусненькое" ничем не отличалось от моей ватной каши. Кость бы хорошую... И чтобы с дедом Васькой по набережной прогуляться, он бы бутылки собирал, а я носился туда-сюда по берегу и лаял от избытка чувств или там по траве покатался. Тут ведь даже трава не растет!..

А хозяин про меня словно и вовсе забыл. Уже неделю не показывался. Я почти и забыл, как он пахнет, а он вдруг приехал. Ни на кого не взглянул, прошел в свой кабинет, как называлась эта комната, и прикрыл дверь. Аки пулей промчался по всем коридорам, шикая на малявок, мол, хозяин не в духе. Ха-ха, если раньше он был в духе, то интересно, каков он, когда сердится!.. Мне даже любопытно стало. А поскольку скучать мне надоело, то я и решил сунуться к хозяину. Может, он хоть чем-нибудь в меня кинет, придется уворачиваться... все веселее, чем бока пролеживать!

Я поскребся в дверь — она была прикрыта неплотно, и мне скоро удалось приоткрыть ее настолько, чтобы протиснуться внутрь. Хозяин мой сидел в кресле, как обычно, только в руках у него не было ни бокала с вином (я раз у деда Васьки пробовал — гадость ужасная!), ни этой странной штучки, которая заменяла здесь книжки. Он просто сидел, прикрыв глаза, и выглядел таким ужасно усталым, что я даже удивился. Никогда прежде я не видел, чтобы мой хозяин выказывал какие-то нормальные человеческие чувства. Я уж говорил — я о нем ничего не знал, все мои инстинкты как о стену расшибались. А сегодня эта стена как будто дала трещину, и я кое-что смог уловить. Вот, например, усталость эту...

Тут, конечно, лучше всего кошка бы помогла. Кошки — они на людей как настоящие доктора действуют, усталость снимают и все такое. Хоть я их и не люблю, а прямо вот побежал бы на улицу и приволок за шиворот такую мурлыкающую тварь... Но не водится тут кошек, вот беда! Тогда я решил — раз нету кошки, не сгожусь ли я?.. Во всяком случае, попробовать-то можно. Если что — прогонит, только и всего...

Я осторожно подошел поближе — хозяин даже не шелохнулся, хотя слух у него был не хуже моего. Сел рядом, почти вплотную — ему почему-то не нравилось, когда я отирался о его ноги, — и осторожно положил морду ему на колено, едва-едва не касаясь кончиком носа его руки. Вздохнул как можно более умильно, чтобы обратить на себя внимание.

Хозяин вздрогнул и посмотрел на меня сверху вниз, как будто и впрямь не подозревал, что я давно уже зашел в комнату. Я еще раз вздохнул и поморгал, стараясь, чтобы брови мои двигались при этом как можно активнее. Люди говорили, что это выглядит "уморительно". Наверно, они не ошибались — на лице моего хозяина и в самом деле появилось какое-то подобие улыбки. Я поерзал и придвинул нос еще ближе к хозяйской руке. Она — вот диво-то! — в кои-то веки была без перчатки, так что я, наконец, смог по-настоящему разнюхать хозяйский запах. Все, теперь уже точно его ни с чем не спутаю!..

Но, наверно, хозяину не понравилась близость моего ледяного мокрого носа к своей ухоженной руке. Рука плавно поднялась с колена, на секунду замерла в воздухе — я уж подумал, что она отдернется. Но нет!.. Помедлив еще немного, хозяин как будто неуверенно опустил руку мне на голову. Словно никогда раньше такого не делал!

Рука у него оказалась тяжелая и уверенная, самая что ни на есть хозяйская. Ну а дальше-то что?.. Так и будем сидеть? Я прижмурился, показывая, как мне приятно, что меня приласкали, и подсунулся поближе, вынуждая хозяйскую руку скользнуть по моей башке. Вот-вот, правильно, к ушам! Очень люблю, когда меня за ухом чешут, хоть я и не кот!

Кажется, хозяин понял, наконец, чего я от него хочу, и осторожно провел пару раз ладонью по моей голове. Я так застучал хвостом, что чуть пол не пробил. А что, я однажды так табуретку повалил, когда хвостом зацепил нечаянно... а на табуретке ведро стояло с водой. Вот был мне нагоняй от деда Васьки!..

Ну вот, наконец, хозяин отвлекся от каких-то своих сложных человеческих мыслей и вторую руку задействовал. Да, да, и не спрашивай, мне правда нравится, когда меня за "щеки" треплют!.. И когда под подбородком щекочут — тоже!..

Я скосил глаза вверх, на хозяина. Вот, и говорите после этого, что только кошки умеют лечить людей! Ничего-то вы не понимаете... Посмотрели бы только на моего хозяина — конечно, никуда усталость не делась, но это ерунда, это просто надо выспаться, зато брови больше не хмурятся, глаза посветлели, и какая никакая улыбка нарисовалась, а я и не помню, видел ли когда-нибудь, чтобы хозяин улыбался по-настоящему...

Вот так я научил хозяина гладить меня.

-3—

Чтобы закрепить этот успех, я всю ту неделю, что хозяин пробыл дома, не отходил от него ни на шаг. Не вился в ногах, как какая-нибудь приставучая левретка, а молчаливо присутствовал. Куда он — туда и я. Он в кресле со своей электронной книжкой сидит — и я тут же, у его ног лежу. Он обедать идет — и я рядом околачиваюсь. (Нет, не сижу и слюни не пускаю, а опять-таки чинно возлежу рядом!) Он к своим малявкам идет — и я за ним. При нем мелкие меня не очень опасались.

Кстати о малявках. Я никак не мог понять, кто же они такие. Дети хозяина? Да нет, во-первых, пахнут совершенно иначе, во-вторых, слишком уж их много, в-третьих, если это дети, где тогда их мать?.. И главное — отчего они все называют его хозяином? Ну я-то понятно, я собака, а они же люди?.. В общем, я долго недоумевал. Еще больше я стал недоумевать, когда услышал случайно, что хозяин продал кого-то из малявок. Продал! Что собак продают и покупают, я прекрасно знал, но чтобы людей так же!.. Словом, я окончательно запутался, а потому решил больше на эту тему не размышлять, чтобы не свихнуться. Буду считать малявок чем-то вроде особой породы собак, двуногих и капризных. В конце концов, мне до них дела нет никакого!..

Так вот, к концу недели хозяин вроде бы привык, что я хожу за ним хвостом и даже не возражал, когда я клал морду ему на колено и тяжко вздыхал, намекая, что неплохо было бы меня погладить. Единственное что — на диванах мне спать не позволялось. Даже Аки меня оттуда гонял!.. А я привык дома спать в кресле или на диване, в ногах у деда Васьки. Он сам говорил, что зимой так теплее — у нас в окна ужасно дуло. Летом, в жару, понятно, я и сам на диван не лез, а искал местечко под окном, где попрохладнее. Тут, положим, из окон не дуло, но привычка — страшная сила...

И вот однажды я пробрался в хозяйскую спальню. Тихо-тихо взобрался на кровать, умостился на уголке в ногах и так сладко заснул!.. Снился мне родной дом, снилось, что дед Васька опять напился пьяный, а потому заснул прямо посреди комнаты, не добравшись до дивана. Стало быть, мне тоже придется ночевать на полу, у него под боком, а то ведь он простудится, заболеет и будет ужасно кашлять... Я привалился к деду Ваське, растянувшись во всю длину, чтобы ему было теплее, и так разнежился, что от избытка чувств смачно лизнул его в лицо. Очень удивился, не почувствовав хорошо знакомой, колючей и пропахшей табаком щетины... И тут же сообразил, где я нахожусь!..

Как я успел увернуться от хорошей оплеухи, до сих пор не понимаю!.. Я кубарем слетел с кровати — вслед мне полетела, кажется, подушка, — сшиб по пути какой-то одноногий столик, выскользнул за дверь, кубарем скатился вниз по лестнице и забился под первый попавшийся стол. Потому что — вот уж я прочувствовал на своей шкуре! — хозяин очень рассердился! Поспал, называется! Вспомнил родимый дом!.. Это ж надо было такого дурака свалять... Думать надо было головой своей дурацкой, что мой новый хозяин — это не дед Васька, и вряд ли ему понравится в одной постели с собакой спать, даже если собака эта чисто вымыта, расчесана и чуть ли не надушена... И как теперь быть?..

Под столом я просидел довольно долго, пока меня не начали искать. Искал меня, понятно, Аки, заглядывал во все комнаты и приглашал идти есть и гулять. Но есть мне вовсе не хотелось, гулять тем более, так что я остался в своем убежище. В конце концов, Аки отчаялся и умолк, а я услышал знакомые хозяйские шаги. Ни секунды не колеблясь, он прошагал точно к тому столу, под которым я прятался, и приподнял край длиннющей скатерти с пышными кистями, за которыми меня совсем не было видно. Я спрятал морду в передних лапах и воззрился на него снизу вверх как мог более виновато. Вылезать, однако, я не собирался. Если он вдруг захочет меня выдрать, для этого ему придется вытащить меня из-под стола, а это не так-то просто!.. Я так думал ровно пять секунд, потом хозяин протянул руку, взял меня за шкирку, как нашкодившего щенка, и без малейшего усилия вытащил наружу. Я, полувися в воздухе (еще удивился, — ну и силища! — а потом испугался), изо всех сил завилял хвостом, сделав еще более виноватую морду. Ежели хозяину сейчас вздумается меня отлупить, я даже ничего сделать не смогу, я и дышу-то с трудом...

Но лупить меня он не стал. Опустил на пол и выпрямился во весь рост. Я встряхнулся, принял более-менее независимый вид и с опаской посмотрел вверх. Неужто он меня простил?.. А похоже на то! Лицо строгое, брови нахмурены, но это пусть он Аки обманывает или еще кого-нибудь, а я-то вижу, что глаза у хозяина совсем не злые, а даже вроде бы и веселые!.. Чтобы проверить, не обманываюсь ли я, я сокрушенно вздохнул и, повинно прижав уши, ткнулся мордой в хозяйское колено. Уф, слава всем собачьим и человечьим богам, какие только есть на свете! Хозяйская рука потрепала меня по ушам — вроде бы я прощен!