Эффект синей бабочки

— Ты действительно поймёшь, если я расскажу? — вздохнул я.

— Нет, наверное. Да и неважно это. Важно другое. Эмоции — это силы, которые заставляют нас совершать те или иные поступки. Гнев заставляет сражаться, страх — прятаться, любовь — заботиться. Горе заставляет искать помощи у других, а радость — помогать окружающим. А что заставляет делать вина?..

— Исправлять сделанные ошибки? — предположил я.

— А ты можешь их исправить? Можешь вернуться в прошлое и поступить по-другому? Нет.

— Ну, или хотя бы помочь справиться с последствиями...

— Уже теплее. Но если бы ты случайно навредил близкому человеку, ты бы разве не стал ему помогать безо всякого чувства вины? Просто потому, что он близкий?

— Стал бы. И?..

— Значит, чувство вины предназначено для того, чтобы помочь справиться с последствиями... не близким людям, на страдания которых в иной ситуации было плевать, так?

— Допустим. И?

— Вот ты мне и ответь, что «и».

Я вздохнул, задумался.

Вина — разрушительное чувство, бесспорно. Как страх, гнев или страстная любовь. Значит, дело не в конструктивности и деструктивности. Дело в цели... Последний раз, когда я чувствовал вину был... с Эрни? Когда мальчишку подставили из-за меня, и я решил ему помочь.

Я выждал полминуты, но Хар никак не прокомментировал мою мысль. Ла-а-адно, пойдём дальше.

До этого я чувствовал вину перед девушкой, на которую случайно опрокинул бокал вина. Действительно случайно. Ну, насколько возможно в такой ситуации. Заглаживал свою вину он долго, бурно и даже задержался на две ночи дольше положенного.

— Это отстирало её платье или смыло позор? — уточнил император.

— Э-э-э... нет?

— Вот именно. Но ты всё равно остался с ней, потому что чувствовал себя виноватым. Понимаешь, какую социальную роль имеет вина?

— Это поводок, — понял я. — Он заставляет тебя подчиняться человеку, которому в других обстоятельствах ты бы не дал право командовать.

— Верно. А ещё виной пользуются те, у кого право командовать в принципе есть, да только конкретный приказ не нравится. Этим грешат матери, жёны, сёстры... Давят на чувство вины и вьют из тебя верёвки.

— Угу. И что?..

Гуахаро сжал моё плечо, наклонился и чётко произнёс:

— Не слушай чувство вины. Забудь о нём. Нет вины, потому что в тот момент человек не мог знать, чем обернутся его действия. Или не мог придать значения этому знанию. Слушай совесть. Она только твоя, и не даёт преимущества желающим проехаться на чужой шее.

— Легко сказать «забудь»...

— Легко сделать. Просто вспомни себя в тот момент. Думал ли ты, что всё будет так? Или всё вышло против твоей воли?.. Вот. Значит, твоей вины нет. Сосредоточься на том, чтобы решить ту проблему, что в настоящем, а не ту, что в прошлом.

— Да, спасибо, Хар... — я обернулся, но он уже исчез.

Мода у них на внезапные исчезновения, что ли?..

* * *

Утро выдалось солнечным, свежим. Весь мир будто пел невидимую песню счастья. Я потянулся, чувствуя сладкое томление в мышцах. Прекрасный момент, чтобы размяться!

Подозреваю, что моя сильфийская кровь — вовсе не пожизненное освобождение от тренировок. Скорее, наоборот, мне надо чаще заниматься, чаще ощупывать себя, чтобы не обнаружить — ВНИЗАПНА! — что у меня отрос хвост. Или что у меня просто ноги стали разной длинны.

Поэтому я решил начать со стоек. С ненавистных, скучных, тяжёлых стоек, между которыми надо переходить так ме-э-эдленно и плавно, чтобы стоящая на твоей голове чаша с водой не перевернулась. Но именно они лучше всего подходят для того, чтобы ощутить и прочувствовать каждую мышцу и каждую косточку тела.

И вот где-то между «Древом, что тянется в небо» и «Гордым грибом» Дьону приспичило меня навестить.

— Ты пытался изнасиловать мою жену! — сходу заявил он.

— И тебе доброе утро, дорогой брат, — согласился я, стараясь не потерять равновесие.

Дьон ошеломлённо замолчал. Уж не знаю, что его изумило больше — мой ответ или мой видок. Не каждый день увидишь человека в позе лотоса... стоящего на руках.

— Это серьёзно, Морин! Она моя жена, а не легкомысленная столичная девица, к которой ты можешь безнаказанно протягивать руки!

— Тут ты прав. Она совсем не столичная. — Я бы фыркнул, но берёг дыхание.

— Морин! — Дьон топнул ногой.

— Ну что?.. Твоя шлюха-жена...

— Не смей называть её так!

— ...прибежала к тебе посреди ночи голая, в слезах, заявляя, что я пытался её изнасиловать. Не, не посреди ночи. Ты бы сразу отреагировал, не дожидаясь утра. Или дождался бы?.. Фиг его знает, ты всегда был чудаковатым.

— Знаешь что? Я не намерен больше слушать твои оскорбления. У тебя двое суток, чтобы покинуть территории графства.

— Эх, сразу кичиться своим статусом. А на дуэль вызвать как? Слабо?

— Морин. Я надеялся, что ты повзрослел за это время. Но, как видно, годы тебе на пользу не пошли. Разве что мышцы накачал, а так и остался дурень дурнем. Торопись, — жёстко отрезал он и, развернувшись, двинулся к двери.

Но выйти я ему не дал, захлопнув дверь перед самым носом.

— Завидуешь мне, братик? — нараспев спросил я, зажимая его между закрытой дверью, своим телом и рукой. — О да, родители всегда любили меня больше, маленького младшенького Морина.

— Ты бросил их! — шёпотом ответил Дьон, боясь шевельнуться, чтобы ни в коем случае не коснуться ни меня, ни двери. Первое было бы вызовом, второе — жалкой попыткой к бегству.

— Я был маленьким расстроенным мальчиком, желающим отомстить за смерть отца, — мягко поправил я. — А ты — завидовал. Завидовал, что я свободный, что я волен посещать Столицу и заигрывать с лучшими красавицами Живого Кольца... А ты вынужден гнить здесь, на окраине, и жениться на дочери купца, чтоб хоть как-то поправить своё материальное положение. Думаешь, я накачал только мышцы? Думаешь, жизнь меня ничему не научила?.. Ты что-то темнишь, братик... байки про мошенника, попытки манипулирования через твою шлюху-жену...

— Она не шлюха! — пискнул Дьон.

— Она пришла ко мне в одном плаще, — повысил голос я. — Полезла ко мне в постель, чарующе мурлыкая что-то про мою репутацию. Очень похоже на поведение благородной замужней дамы, не так ли?..

— И что... что ты сделал?

— Выставил её, конечно, — равнодушно ответил я, отходя. — Подумал, что если обрадую её, то совсем не обрадую тебя. Знаешь, Дьон, ты очень хреновый актёр. Боишься ты вполне натурально, а вот для возмущения не хватило градуса. Может сразу признаешься? Что ты пытаешься от меня скрыть?

— Ты просто жалок... — он развернулся и твёрдо на меня посмотрел. Попытался. Твёрдо не вышло. — Придумываешь нелепые объяснения...

— В любом случае, это всего лишь её слово против моего, — я пожал плечами. — Кому ты поверишь? Дочери купца или родному брату?

— Я знаю её пять лет! А тебя... тебя вижу впервые.

А вот это кольнуло. Очень уж перекликалось с тем ужасом, что я чувствовал, понимая насколько быстро я меняюсь.

— Нет, Дьон. Люди верят не правде, а в то, во что им комфортно верить. Выгодно. Я даже не знаю, чего в этом больше: трусости или купцовой расчётливости? Либо ты с ней в сговоре и сам превратился в купца, либо ты просто трус, которым манипулируют и который боится смотреть правде в глаза.

— Опять оскорбления. Кичишься тем, что у меня хватит благоразумия не вызывать тебя на дуэль?.. Так вот, два дня. Или за тобой начнут охоту, — заявил он, открывая дверь.

— А опции с тюрьмой нет? — крикнул я вдогонку. — Только от жены свой ключи спрячь, а то ведь и там пристанет!

Дьон выпрямил до хруста спину и гордо удалился.

Я захлопнул дверь и присел на край кровати. Прекрасный день, блин... И дурацкие механизмы, из-за которых всякие могут отпирать засовы снаружи и портить настроение.

Одно утешало: я ничего не мог сделать, чтобы повернуть ситуацию по-другому. Не получилось бы ласково выставить женщину, которой отказались подчиняться. Не получилось бы не поссориться с мужчиной, который ищет ссоры.

Ну их... пусть живут в своём увлекательном мирке, безо всяких неожиданных родственников, которые не вписываются в картину. Меня ждёт магия, империи, боги!.. А не какие-то там дурацкие семейные дрязги. Только маму жалко, но... вот её-то как раз и не надо жалеть. Она застряла, да, но застряла в самом счастливом периоде своей жизни, и не моими грязными лапами лезть в её сердце.

Так что я неторопливо собрался, захватил на кухне еду, тщательно оседлал Ветра. Подумал зайти к матери, но подумал, что опять буду весь в соплях, а она даже не заметит. Так что нет... От общего завтрака вежливо отказался, сославшись на неотложные дела. Выехал за ворота лёгкой рысью, взял направление на главную дорогу... Обернулся, бросая прощальный взгляд на отчий дом и...

Повернул в город.

Очищенный ров. Подвесной мост, который на ночь поднимают. Ворота, которые не открывают даже днём. Убрали плющ со стен. Гостей-одиночек встречают со стражей и магами — где это видано?.. Байки про двойников, интриги с целью манипулировать, интриги, чтобы выгнать меня...

Что-то нехорошее здесь происходит...

Глава 3.

От макушки до жеста — выше всяких похвал

Я сидел в таверне и растерянно катал по столешнице кольцо Ашера. Передо мной укором стояла кружка с самым дешёвым элем — ту пару монет, что мне любезно дали разбойники, я уже потратил, — а я пытался придумать ПЛАН.

Не сказать, что я совсем уж неудачник, который не умеет придумывать планы, а если придумывает — они всегда проваливаются. Просто было не совсем понятно, что делать. Залезть ночью в замок — однозначно. Пошарить в кабинете брата и, по-возможности, в спальне — конечно. Посетить подвалы и чердаки, в которых очень любят прятать компромат неоригинальные люди.

Но проблема в том, что сейчас утро, и я совсем не знаю, что мне делать целый день. Ходить по городу или тренировать Ветра было слишком лениво. И, возможно, опасно — брат мог забеспокоиться, что я не спешу покинуть его владения и что-нибудь предпринять. При этом, логичнее всего было бы спрятаться в комнате таверны — на которую у меня не было денег — или даже в глубине леса... но, опять же, мне было лениво.

И тут я увидел её.

Она вошла в таверну с ленивой грацией хищного зверя, с презрительным прищуром жёлтых глаз оглядела замызганное помещение и чуть шевельнула хвостом, одним жестом выражая своё отношение к этому месту.

Меня как ветром сдуло из-за стола.

— Могу я предложить прекрасной леди стул? — спросил я, опускаясь на одно колено перед ней.

Пятнистая островная кошка придирчиво меня оглядела и снисходительно кивнула. Её воин добродушно хмыкнул.

Он выглядел ей под стать. Массивный, чуточку диковатый, с огромным мечом за спиной. Лёгкие кожаные доспехи с металлическими заклёпками на нём едва не лопались. А плащ, который, теоретически, должен закрывать фигуру полностью, на нём болтался широким шарфиком.

Мы уселись за дальний, наиболее чистый столик. Я лично пододвинул кошке стул и позаботился, чтобы она удобно села. Та уже кокетливо отводила взгляд и заинтересованно дёргала хвостом. Я принялся перечислять виды мяса, которые могут подать такой очаровательной леди. Фиг с ним, с деньгами, для неё я пару монет уж где-нибудь найду.

— Давно ты в единении? — поинтересовался воин, добродушно наблюдая за моими ухаживаниями.

Хранители очень страдают от недостатка общения. После единения им становится скучно общаться со своими соплеменниками — очень сильно меняется восприятие под воздействием человека. Но с людьми, кроме собственного воина, тоже поговорить не получится — только с ним есть мысленная связь. Можно жестами, конечно, объясняться, но только с другими воинами. Обычные люди просто не понимают, что в этом звере почти человеческий разум.

— Сильно заметно? — растерянно отозвался я.

— У тебя глаза светятся, — хмыкнул он, заставив свои глаза слегка блеснуть жёлтым.

— А... — Действительно, что это я? В своё оправдание могу сказать, что о хранителях я знаю чуть больше, чем ничего, потому что нас что... ну, нас с Олестом не особо принимали в общество крутых воинов. — Чуть больше полугода.

— А... — теперь пришла его очередь удивляться. — Это вообще возможно?

— Как видишь, — пожал плечами я. — У меня особо выбора не было. Мой хранитель умер бою, не успев разорвать единение.

— О, прости, я не должен был...

— Да нет, всё нормально. Единение не прервалось, я не чувствую, что он умер. Скорее, наоборот, кажется, что он всегда со мной, — отмахнулся я и обратился к кошке: — Миледи, неужели вы хотите мясо по-западному?.. Оно же острое. Вы уверены, что оно не повредит вашему нюху?

Кошка снисходительно на меня посмотрела и постучала лапкой по столу.

— Она любит острое, — пояснил воин. — Могу я поинтересоваться, если это не слишком невежливо?.. От какого заклинания умер твой хранитель? Далеко не всё убивает мгновенно.

— Кажется, это было воздушное лезвие... — припомнил я.

— Это же достаточно слабое заклинание?..

— Моему Хранителю хватило. Понимаешь, — я немного замялся, — он был бабочкой.

— О, — ёмко выразился он. — Так ты и есть тот самый Морин Ёль-Ншели?

— Что значит «тот самый» ? Обо мне балладу написали, что ли? Чего обо мне все знают?..

Воин усмехнулся.

— А как же, написали. Только меня, уж извини, ты интересовал немного по другому вопросу. Я Намар, занимаюсь исследованием связи Хранителей и воинов. А ты со своей бабочкой опровергаешь мою теорию, что Хранителем может стать только то животное, которое является символом доблести. Например, не бывает Хранителей-рыб, — Намар хмыкнул, с любопытством разглядывая меня.

— А что за баллада-то? — не мог не я главный вопрос.

— Эротическая, — с явным удовольствием ответил воин. — Про похождения некоего барона на ниве соблазнения чужих жен и дочерей, а также улепетывания от их разгневанных супругов и отцов.

— И часто поют?

— Достаточно, — ухмылка Намара стала еще шире. — Такое ж руководство по соблазнению и тому, что после этого соблазнения делать.

— Вот блин.

В другое время я бы обрадовался, но в свете того, что меня хотят сделать императором, смутился. Может, мне надо репутацию блюсти?..