Аленины звери

В общем, ежели Машенька, которую Алена зацепила в их крепкую компанию, действительно та, кто я думаю, и как-то она связана с человеком, которого весь город кличет дядей Ашотом... Неудивительно, что он послал на поиски вампира. Вампир оборотня всегда отыщет. Как и наоборот, впрочем.

Одно и удивительно, что послал необученного дурного новичка. Уж мог бы выбрать кого-то, кто специально промышляет розысками. Братья Кораблевы, например, сейчас в городе. Или Лыжнева — темпераментная женщина, конечно, но доверять ей в розыске пропавших можно; у нее так дочь сгинула, так что на поиск несовершеннолетних она всегда делают скидку. За детей до двенадцати иной раз и вообще бесплатно берется. Впрочем, дети до подросткового возраста теряются реже, чем можно было бы подумать: лучше чувствуют всякую чертовщину.

Что-то у Ашота было, наверное, против Женьки. И это, пожалуй, самое загадочное. Может, зря я во все это влез.

Хотя законы нарратива не оставили мне выбора. Я призрак; я вынужден подчиняться этой невидимой истории, которая оплетает весь город сетью трагедии и фарса. Если ты был хорошим милиционером, то ты вынужден помогать людям. Особенно красивым молодым девушкам, которые плачут на скамейке в парке.

— Не нравится мне это, — пробормотал Пашка. — Антон, далеко до выхода?

— А что, уже сдаешься? — спросил я. — Пиши, пиши давай бумажки. Или отстал?

— Я не понимаю, какой в этих бумажках толк! — но, сказав так, Ратмир послушно отбросил в сторону листок из блокнота. — Мусору тут добавлять, что ли?

— Толк будет, — пообещал я.

Я следил за этими бумажками. Внутренним зрением, если хотите. Хотя на зрение оно и не похоже. Это... ну, ощущение, что ли. Я знал, что они оставляют этакую тропу позади нас, очерчивают маршрут хлебными крошками. Некоторые уже унесло ветром. Другие оттащили голуби или крысы. Мне даже показалось, что одну из них...

Да нет, не показалось. Одну из них кто-то нашел. Вероятно, адресат.

У этого места тоже есть свои законы: родство идет к родству.

Я посмотрел на Алену. Молча и сосредоточенно она шагала впереди меня, хотя я чувствовал, что ноги у нее тоже начинают уставать: ночь-то она провела без сна. Парни шагали по обе стороны от нее и, поглядев на свою предводительницу, жаловаться переставали.

Может быть, я даже зря озаботился призывом. Может быть, Алена уже достаточно забрала власти над своими, чтобы притянуть в любом случае.

Дружба, кстати, — это власть. Если кто говорит по-другому, плюньте ему в рожу, точно что-то от вас хочет получить.

Нас вынесло на детскую площадку.

Именно "вынесло": в другом городе невозможно ходить по маршруту, и никакая карта вам не поможет. Опыт тоже не спасает. Выход можно найти только чудом... или чутьем. Да и то, чтобы добраться до выхода, нужно думать только о нем и ни на что не обращать больше внимания. Тогда уцелеешь. А мы-то еще и искали...

Детские площадки не зря любят режиссеры фильмов ужасов. На них происходит столько трагедий, что они выпадают в другой город как бы сами собой, не успеет даже срок эксплуатации истечь. Эта вся была перекорежена: лесенки и турники перекручены, как будто рядом с ними поводили гигантским магнитом. Пластик горок вспух жжеными пузырями. И все исписано черным маркером, который юные вандалы порой гордо именую "граффити" — хотя ничего общего на деле.

Детская площадка торчала посреди пустыря, заросшего крапивой и белыми зонтиками борщевика; слева стоял ржавый забор, за которым заброшенная школа таращилась на нас частично выбитыми, частично слепыми окнами.

Школы и детские сады еще хуже детских площадок. Те открытые, а в заброшенных зданиях любит гнездиться всякое. Очень много пищи остается, когда люди уходят. Правда, это всякое чаще нападает с наступлением темноты. Однако нас не так много, и если хищники сочтут, что наши вкусовые качества перевешивают опасность...

Правда, мы вооружены. Но и место для нападения тут самое подходящее — деться нам, считай, и некуда. Проход с одной стороны перекрывает стая, которая давно уже крадется за нами, с другой стороны маячит этот самый школьный двор, который поди еще пройди, не вляпавшись во что-то.

Очевидно, стая подумала так же: они начали медленно, по одному, просачиваться в покосившуюся арку ворот, ведущую на площадку.

Псы разных мастей, как я и ожидал. Породистые тоже есть, но впереди идут дворняжки... шавки. Не потому, что низкий сорт, а потому, что меньше и злее. И умнее. Те, кто превращаются в породистых, редко на что-то годны — кроме избранных, конечно.

Первая пятерка вышла и расселась полукругом, внимательно глядя на нас. Крапива и борщевики покачивались за их спинами. Там прячется еще пять, решил я, даже скорее семь. Можно было бы потянуться и попробовать почувствовать их, но я и так уже истратил много сил, собираясь сеть из этих бумажек. Сеть — штука полезная и многофункциональная.

Я оглянулся на подопечных.

— Мля-мля-мля... — продолжал шептать Ратмир.

— Прививки тут не хватит, пожалуй, — сказал Пашка.

Он был на удивление спокоен: не по-хорошему, а как фаталист. Смирился, наверное. Алена покрепче сжала свой штырь.

— Ничего у вас не выйдет, — сказал я. — Их много, а вы не умеете драться.

— Гений, тоже мне, — огрызнулась Алена. — Человек сильнее собаки!

— Ты нас сюда завел, — пробормотал Пашка. — Ну супер. Завел — и руки умыл.

Он начал коротко, мелко хихикать, но немедленно замолк, когда одна из собак — большая, серо-белая, со слипшейся сосульками шерстью, с обвисшими брылями, как у сенбернара — приподняла эти брыли и зарычала.

— Завел — и вытащу, — сказал я. — Если вы будете слушаться.

— Тебя, что ли? Мы, мля, и так... — это Ратмир.

— Альфу, — ответил я.

И потянул.

Как я уже говорил, сеть — многофункциональная штука. С одной стороны, она оплетает того, кто в нее попадает. С другой стороны, тем, кто за нее держится, тоже от сети никуда не деться.

Вампир Женька, я уже знал это, прятался где-то недалеко отсюда за кучей шифера. Наверное, на школьном дворе. Нашел, конечно, место... Оборотни его, может, и не учуют, потому что голодные вампиры не пахнут, но те, кто любят жить в заброшенных школьных туалетах, идут не на запах. По крайней мере, не на физический запах.

Сеть дернула его ближе, заставила выйти из укрытия, шатаясь и дрожа от страха. Но больше ничего с ним не сделала. Вампирская кровь хранила. Если вампира затягивает в стаю, оборотнем он от этого не становится.

Люди же...

На людей сеть подействовала иначе. Выгнула их дугой в припадке, притянула к земле. Пашка корчился молча, только по нижней губе у него потекла кровь — прокусил, наверное. Ратмир заорал, да так громко, что собаки попятились назад, одна сучка помельче даже заскулила.

Превращаться — это больно. Очень больно, тут фильмы не лгут. Правда, к счастью, только первый раз. Потом это происходит как сон. Ну, так мне говорили. У некоторых, правда, кошмарный сон...

Пашка валялся на земле, тяжело дыша. Теперь он стал песчано-землистого цвета, с коричневым пятном вокруг одного глаза и одним заломленным ухом. Прямо как одна из этих космических собак, Стрелка, кажется. В общем, очаровашка. Ратмир, с другой стороны, превратился в огромного черного водолаза. Породистый, добродушный... неудача. С другой стороны, водолазы хотя бы большие. Если как следует им управлять...

— Ну, — сказал я, — бери поводки в руки, альфа!

Алена посмотрела на меня расширенными глазами. Девушка ничуть не изменилась: еще бы, она была центром сети, ее я дергать не стал. И вообще, природного оборотня, пусть даже никогда не превращавшегося, не следует додавливать против его воли. Хрень может выйти.

— Что за... — начала она.

— Ты их контролируешь, — сказал я. — Ты их собрала. Они твоя стая. Ты можешь приказать им сражаться, и они послушают.

Алена посмотрела на меня в панике. Посмотрела на Женьку, который бледной немочью покачивался в воротах школы.

— А... а Женька? Он откуда? Он цел? Как ты?..

— Потом расскажу. Он тоже часть стаи. Командуй!

Большой белый пес зарычал. Кажется, это был сигнал. Молчаливые тени надвинулись из кустов.

— Бежим! — закричала Алена.

И бросилась к школе.

Команда, пожалуй, не так глупа, учитывая обстоятельства. А вот маршрут наихудший. Прорываться мимо преследовавших нас псов — и то лучше.

Кажется, я ее переоценил.

С другой стороны, про жителей школы она не знает.

— Стой! — я припустил следом. — Алена, стой!

Но у страха, как известно, глаза велики, а уши прижаты: Алена уже пулей влетела на территорию школы, собаки за ней. И даже Женька не отставал, легко скользя по земле, как на роликах. Пресловутый вампирский бег. Черт, школьный двор — метров сто, ну двести от силы, не догоню...

— Стоять! Опасно!

У моего прапорщика был такой рев, что неопытные воришки останавливались, как дважды два. А я вот так и не натренировал. Они продолжали бежать.

И, разумеется, со школьного крыльца, из оторвавшейся наполовину двери повалили эти... видоизмененные люди. Похуже городовых.

Пауки, короче, повалили.

* * *

Женьке никогда еще никто в голову не забирался, и он еле узнал это чувство.

Мама, конечно, предупреждала, что такое может случиться. Он не то чтобы не верил, но как-то всегда думал: да кто им заинтересуется. Кому он нужен, второкурсник второсортного вуза, без денег, без связей...

А вот, оказалось, что Алена... А Женька-то думал, что уж от кого-кого, а от Алены подвоха не будет.

Но нет.

Почему стоит только найти друзей и подумать, что, может, уж теперь все будет хорошо, и ты избавился от одиночества насовсем, как выходит, что эти самые друзья тебя используют?..

Только вот присутствие Алены в мыслях вовсе не было похоже на использование. Женьку в самом деле тянуло что-то, но тянуло туда, куда он сам хотел пойти. Потому что он ведь хотел убежать от этой собачьей стаи, да?.. Хотел. Но от страха ноги парализовало.

А теперь в голове что-то сжимало и тянуло и говорило: беги. Беги, ты найдешь силы. Беги, у тебя есть воля. Пусть даже это чужая воля.

Вот только Женька никогда не побежал бы к школе. Мама предупреждала его и о школах тоже. Да что там! Разве Женька никогда в них не учился? Половину времени приходилось "болеть", потому что в публичных местах его частенько рвало...

А может, обойдется? Может, Алена знает, что делает?

Нет, не знает: они уже пересекли школьный стадион и выскочили на асфальт перед крыльцом, когда железные двери школы заскрипели, приотворяясь.

Первая тварь, созданная "непосредственными детскими эмоциями", была ничего так, почти не страшной. Она шлепала босыми пятками по ступенькам и выглядела почти как обычный ребенок лет десяти. Только тощий, бледное тело покрыто язвами, черные зубы оскалены. Говорить не о чем. А вот дальше, за ним...

Женька сперва подумал, что это кто-то катится по школьному крыльцу, собравшись в комок. Потом понял: нет, это как будто куча одежды, штаны там, майка, юбка какая-то, только из штанов торчат руки, из рукавов футболки — ноги, а из юбки — лапы, длинные и тонкие, вроде как у кузнечика или паука. То есть вся эта красота как ком одежды на лапах. И целеустремленно прется к ним.

— Стоять! — кричал незнакомый мужик в кожаной куртке, который раньше стоял рядом с Аленой, а теперь умудрился почти ее догнать. — Стойте, мать вашу!

А Женька и рад был бы остановиться. Только его толкало что-то изнутри, горячее, острое и неизбежное. Ему было страшно до одури, и в то же время он знал, что Алену надо защитить. И остальных надо защитить. И что все будет хорошо. Даже если будет плохо. Потому что Аленка пришла за ним, и Ратмир с Пашкой тоже пришли, даже если оказались оборотнями. И...

Женька выпустил когти.

* * *

Нет ничего хуже, когда любитель от отчаяния кидается в драку.

Боевая форма вампира — это зрелище своеобразное. Как и оборотни, они тогда отходят ближе к звериному состоянию, но если оборотни как бы заимствуют другую эволюционную ветку, то вампиры откатываются назад. Они начинают сутулиться, руки и ноги становятся длиннее, челюсть выпячивается вперед, чтобы дать место для клыков, руки обзаводятся массивными когтями... У некоторых еще и хвост отрастает, но это редкость.

В общем, получается такая агрессивная обезьяна с перекошенной мордой. Я не удивлен, что их считали живыми мертвецами. На такую дрянь взглянешь, особенно в темноте, — и в самом деле не поверишь, что оно живое.

Студент Женька в этом облике выглядел и страшно, и смешно. Страшно — потому что все-таки когти и клыки. Смешно — потому что орал он при этом, как кошак, которому прищемили хвост.

И рванулся сражаться с порождениями школы, чтоб его. Блокируя мне стрельбу.

Первого чудика — похожего на ребенка с язвами — юный вампир сделал: разодрал ему когтями живот, и тот повалился неумелой декорацией для какого-нибудь сериала про зомби. Зато вторая образина, живой сгусток ненависти, слепленный сразу из нескольких остаточных образов (ох, чувствую я, в этой школе у многих первоклашек отжимали карманные деньги!), залепила вампиру такую оплеуху одной из своей конечностей, что он покатился по земле.

А из полуоткрытых школьных дверей уже высовывалась другая рожа — именно рожа, с огромным ртом и на коротеньких ножках — потом за ней еще какая-то хрень, похожая на гигантскую многоножку...

Как говорит мой приятель-врач, в насыщенной питательными веществами среде преобладают самые разные виды бактерий. Так и тут: чем насыщеннее среда, тем разнообразнее выводок. Да еще и детские кошмары непредсказуемы, так что форма и размер у этих существ могут быть любыми.

А между тем, псы тоже кинулись атаковать: водолаз-Ратмир бесстрашно вцепился в комок одежды с ножками и ручками, дворняга-Пашка налетел на какую-то тварь поменьше, вроде стрекозы размером с голубя.

— Алена, отзови их! — крикнул я. — Нам нужно отсюда...

— Как?! — Алена паниковала. — Я не могу... я не хочу!

Не хочет управлять друзьями, подумал я. Идейная, а.

Ну, не для того я их тащил, чтобы потерять всех по глупой случайности.

— Тогда пусти меня, — сказал я, оказавшись рядом с ней.

Она удивилась, я это увидел: только что стоял метрах в десяти, и вот уже вплотную сзади, и мои руки лежат на ее плечах.

— Пусти меня, — повторил я. — В центр.

Алена, конечно, меня не поняла. Но рефлекторно кивнула.

А мне больше и не надо было.

Обращать оборотня против его воли — это, конечно, удовольствие маленькое. Но вот если ты получишь его разрешение... тут совсем другое дело.

Никогда не доверяйте призракам, особенно в стрессовых ситуациях.

Я шагнул внутрь Алены, в темноту за ее глазами. Я схватил ее тело и заполнил его все, как когда-то заполнял свое. Я взял ее сеть, ее паутину, которую она плела много месяцев, запутывая в нее этих людей, наложил ее на свою и потянул особым образом.

И все они подчинились мне. Не могли не подчиниться: за мной стояло больше семидесяти лет опыта и тренировки воли. Они же были растеряны, сбиты с толку, измучены страхом и неуверенностью.