| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Кролик запер дверь, от чего мастер впал в ступор. Теперь, пока дварф не начал его калечить, есть несколько секунд. Тот уже возмущённо встал, а рука тянулась к рукоятке молота. И кролик упал на колени перед бородатым коротышкой,
— Мастер! — с придыханием начал он. Есть попадание! Ступор дварфа усилился. — Молю вас! Никогда! Никогда у меня не было дварфа! А вы! Такой умный! Такой умелый! С такой роскошной бородой! А как пахите! Мммм...
Пока он это говорил, руки умело расстегнули ремень у дварфа и стянули кожаные штаны. Под штанами оказался небольшой тёмно-синий гульфик. На маленькой золотой пряжке. Пару мгновений кролик потратил, чтоб разобраться, как расстегнуть эту пряжку. Член дварфа был коротенький, но толстенький, головка скрыта крайней плотью. Пах мылом, дфарфы вообще чистоплотны. Это было приятно.
— Ты... — захрипел дварф.
В этот момент кролик, слегка обнажив головку его члена, лизнул её. И дварф подавился воздухом, не закончив фразы. У бесхвостых, если головку члена держать скрытой крайней плотью, это требует дополнительных действий при личной гигиене, зато сохраняет высокую чувствительность головки. Так что эта часть была очень чувствительной. Языком кролик щекотал головку, одной рукой придерживал член, другой слегка массировал мошонку. Член возбудился.
— Ммм... Какой вкус! — приговаривал кролик, стараясь сделать голос как можно более восхищённым. Дварфы — терпеливая, долгоживущая раса. Они могут десятилетиями обходиться без секса, без вреда для здоровья. Но редкий секс имел и оборотную сторону — когда секс начинался, разум сносило им полностью. Именно из за этого и происходили редкие изнасилования у дварфов. Начав, они уже не могли остановиться. И с момента, когда Репей лизнул ему головку члена, дварф оказался полностью во власти кролика.
На весь минет ушло минут пять. Помог скорострел. Дварф только похрюкивал. Когда мастер начал разряжаться, кролик отстранился, позволив нескольким струям семени попасть на шёрстку головы.
— Ах, мастер! — Кролик счастливо смотрел на него снизу большими влюблёнными глазами. — Это было прекрасно! Вы — мой первый дварф. — Теперь дварф на всю жизнь запомнит его счастливую мордочку, забрызганную семенем. Когда придёт в себя. Запомнит и не простит. Никогда.
Облизал член, счищая с него остатки семени. Дварф начал приходить в себя. Кролик торопился. Надел на дварфа гульфик, штаны, застегнул ремень. Немного кривовато застегнул, но сейчас некогда поправлять. Коротышка почти полностью оклемался, и сейчас в его мозгах начинается усиленная обработка мысли "что это было". Вытер лежавшей в мастерской ветошью свою мордочку. Подошёл к двери. Открыл замок. А теперь последний штрих. Надо придать голосу небольшое пренебрежение со снихождением.
— Кстати. Ваша шестерёнка в ящике для лома.
И вышел. Аккуратно прикрыл дверь. А теперь ХОДУ ОТ СЮДА !!!
И кролик во весь дух рванул по коридору, мысленно отсчитывая секунды.
"...Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать".
И тут раздался рёв разъярённого дварфа. Спустя секунду треск дерева. Это что, дварф забыл, что дверь открывается вовнутрь, а не наружу? Ну ничего, сам потом и починит. Мастер наконец понял, что кролик его, практически, отъимел, да ещё и расплатился за это. Рассказывать об этом случае он не станет никому и никогда. Правда, убить теперь может при встрече, но это риск привычный. Из за скорострела разрядка случилась быстро, так что удовольствия дварф получил мало. Так что в психологической связке гомо-кролик-ненависть удовольствия не будет. А вот отборной, чёрной ненависти — полные мозги.
Репей вылетел из мастерских и понёсся во дворец. Во дворец дварфа, размахивающего молотом и пускающего изо рта пену, не пустят. Проскочил мимо стражи, задержавшись лишь на время, требующееся магическому плетению распознать ошейник дворцового раба. Дварф ещё не выбежал из мастерских, так что дальше пошёл спокойно. Уже идя коридорами крыла императрицы, услышал впереди знакомый голос, и резко свернул в боковой коридор. Встречаться с этим великовозрастным придурком не стоило. Сын одного графа. Пару месяцев назад он убил одного кролика-раба. Причём не собственного, а принадлежащего одной баронессе. Баронесса долго плакала. Графёнок полностью выплатил компенсацию за убийство арендованного раба, ведь рабство кролика было не вечным, а арендой на двадцать лет. Выплатил и моральную компенсацию баронессе. Но, судя по всему, сам процесс убийства ему понравился, так что он был не против повторить. В тот раз графёнок связал кролику руки и ноги, завязал уши узлом и, поддев узел крюком, поднял его верёвкой через блок. Это очень больно. А потом, подставив под кролика кол, на который сажали преступников, начал того насиловать колом в задний проход, то опуская, то поднимая верёвку. Потом графёнок сказал, что верёвка оборвалась, но Репей слышал, как два имперских следователя обсуждали тот случай. Верёвка была не оборванной, а обрезанной. Графёнок предумышленно убил беззащитного чужого раба. Даже по морали дворца — случай вопиющий. Но дело замяли.
Обойдя графёнка с его свитой по параллельному коридору, Репей приблизился к покоям императрицы. Умный вряд ли рискнёт нанести оскорбление императрице через её раба, но графёнка нельзя назвать умным. Зашёл в туалет и умылся. Шёрстку надо всегда держать чистой. Обсушился под магическим плетением сушки. И тут завибрировал ошейник. Хозяйка звала своего Ушастика! Вовремя он успел почиститься.
Магическая печать, превращающая его в идеального раба, заставляла его искренне любить хозяйку. И Репей, радостно улыбнувшись, побежал. Стража его легко пропустила, видя вибрирующий ошейник, и он вбежал в покои императрицы. Ошейник перестал вибрировать.
— Долго ты бежал, — недовольно нахмурилась эта пожилая, но всё ещё красивая женщина. Эликсирами, омолаживающими кожу, она не пользовалась, используя имидж пожилой, доброй и умной женщины, которая, тем не менее, не прощает обид. Очень полезный имидж для выживания.
— Простите, хозяйка, — понуро опустил уши Ушастик. Сейчас именно Ушастик, а не Репей. Упрёк хозяйки был не справедлив, и больно ранил так желающего услужить ей кролика.
— Ты развлёк гарем патриарха?
— Да, хозяйка! — Уши вновь встали торчком. — Они так смеялись! Несколько раз! Даже патриарх смеялся и не стал меня убивать.
— Убивать? За что?
— Олени убивают самцов, без приглашения вошёдших в гарем.
— Не знала. Вот что, Ушастик, больше ты в гарем к оленям не ходишь. Я тебе запрещаю. Это приказ.
— Я понял, хозяйка.
— Что у тебя за сумка?
— Это я развлекал гарем. Тут искусственные оленьи члены. Детский и юношеский размер.
— Ну ка, покажи.
Ушастик поспешно достал оба дилдо.
— Это детский? — удивлённо взяла дилдо в руки императрица. — Да в нём же локоть, не меньше. И диаметр. — Императрица обхватила указательным и большим пальцем. Для завершения кольца не хватило одной фаланги.
— Да, хозяйка. Это детский.
— Интересно, а в меня он влезет?
— На всю длину только в задний проход, хозяйка. А в ваш волшебный цветок только на три четверти. Больше нельзя, можете повредить себе. Юношеский только до половины, а в задний проход вообще не войдёт.
— А если с вазелином?
— Не войдёт, — грустно сказал кролик, начав поглаживать её груди.
— Отстань, проказник. У меня ещё дела.
Но твёрдости в приказе не было, и он выполнил его частично — вместо поглаживания грудей стал ласкаться, смешно щекоча её открытую шею своими вибрисами и поглаживая ей спинку.
— А, ладно, — решилась императрица. — Час у нас ещё есть.
Он расстегнул знакомое платье, и оно упало к ногам императрицы. Так же произошло и с нижним бельём. И весь процесс раздевания он ласкал её и целовал открывающиеся участки кожи. Императрица удивительно легко для своего возраста впадала в наслаждение от ласк, это заслуга кроликов, они были рядом с ней всю её жизнь, начиная с момента потери девственности под нынешним императором. Сейчас и Ушастик перехватил эту эстафету. Но вот от начальной стадии наслаждения до экстаза и оргазма, наоборот, доводить её было трудно. Это тоже результат практически ежедневного оргазма.
Подхватив часто задышавшую женщину на руки, он перенёс её на диван. Одной рукой он поддерживал её спину под лопатки, приподнимая грудь, целовал груди, языком обрабатывал соски, вторая рука ласкала промежность, одной ногой он как бы случайно прижимал её ногу к своему паху, чтоб чувствовала, как он возбуждается, вторая нога была опорной, придавая телу устойчивость. Его уши как бы случайно касались низа её подбородка, ей нравилось, когда его уши вот так, слегка, её касаются.
— Ушастик ты мой любимый, — проговорила она чуть изменившимся тембром голоса, говорившим, что возбуждение растёт. Потрепала его голову промеж ушей. — Счастливый вы народ. Ни забот, ни хлопот. И в жизни только удовольствия.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
