Квартал второй. Живая мёртвая девочка

Когда чаепитие закончилось, я вернулась в спальню забрать рюкзак. Груда книг так и валялась на ковре, под ней остались туфли. Часть свечей на домашнем алтаре угасла, и деревянное изваяние Меллахе оказалось освещено только наполовину.

Золотой тигриный глаз внимательно следил за мной.

4.

— Уф, надо растрясти съеденное, — Патриция указательными и большими пальцами сжала талию поверх пояска из красного атласа. — А то ведь так и разжиреть недолго.

— Ты не толстеешь, — отозвалась Ким, на ходу листая журнал.

— Ну, — Патти философски пожала плечами, — благодаря полнолунию и трансформациям легко поддерживать форму, но мне лишний дюйм в талии грозит порванными застёжками на платьях.

— О, Питер Кушинг, — Кимберли раскрыла глянец на развороте.

— Где это он? В "Невестах Дракулы" *2? — Патриция вытянула шею. — Если бы я хотела что-то увековечить из этого фильма, то выбрала бы мельницу, у которой тень отбрасывают одни лопасти.

Я шагала рядом и сонно глазела по сторонам. Улица Моргриен считалась одной из самых старых в районе, поэтому её, за исключением перекрёстков, закрыли для транспорта, и вся брусчатка осталась в нашем распоряжении. Мне в кроссовках удобно, а вот Патти то и дело оступалась, обнаруживая немалый запас крепких словечек, в которых обязательно проглатывались гласные. Фонарей было немного, и каждый ютился меж невысоких клёнов с тщательно стрижеными кронами. Освещение в основном давали гирлянды жёлтых звёздочек, перекинутые поперёк улицы под самыми крышами. От бывшей проезжей части тротуары отделялись клумбами, на которых за коваными оградками буйствовал цветущий алиссум. Здесь осталось мало развлекательных заведений: несколько кофеен, букинистический магазин и пара антикварных лавочек, чьи вывески покачивались как руки голосующих на автостраде. Единственным минусом улицы оставалось то, что уже восточнее начинался бедный квартал, примыкающий к Клоповнику. Поэтому и контингент иногда попадался соответствующий.

— Какая малышка!

Возгласы раздались вперемешку со свистом. Аккуратно меряя брусчатку маленькими шажками, Патриция окинула холодным взглядом малоприятного вида компанию, из которой несколько выпадал замызганный паренёк примерно моего возраста.

— Девушка! Девушка с журналом, иди к нам!

— Малышка, у нас есть, что тебе показать!

Ким слишком любила Кушинга, чтобы отрываться от посвящённой ему статьи, зато Патти на ходу обернулась и бросила:

— Извини, оставила увеличительное стекло дома!

Я хмыкнула.

— Классика — на все времена *3, — мудро заметила Патриция. — Кстати, в "Сизарре" как раз крутят обе части "Эльвиры", давайте пойдём похрустим! Ну, по крайней мере, на первую точно.

— А как же фигура?

— Настоящие кошки от попкорна не полнеют, — небрежно отмахнулась девушка и притянула за локоток Кимберли, когда та уже готова была врезаться во встречного пешехода.

Краем глаза я уловила движение и нервно отшатнулась, но это оказалась всего лишь витрина ретро-магазинчика, в которой ламповый телевизор передавал монохромное старьё.

У меня точно крыша поехала.

А потом на экране мелькнула женщина, и я замерла как вкопанная. Мне понадобилась пара секунд, чтобы сообразить: это не "Кабинет доктора Калигари", а клип Роба Зомби *4. На экране опять появилась Шери Мун, и я крикнула:

— Эй, Патти! Можешь сшить мне такое платье?

Обе девушки замерли и как по команде уставились на меня. Видимо, слово "платье" из моих уст приравнивалось к сигналу о конце света.

— Что там такое? — Патриция первая подошла ближе и уставилась в телевизор. — Вот это с широкими рукавами? Да без проблем, но ты могла бы выбрать что-то... более изысканное.

Нет, не могла. Это именно то, чего мне хотелось. Я глядела на болезненно-рыбьи глаза, оттенённые чёрным, длинные волосы и лёгкое платье — это оно.

Чёрно-белая.

Живая и мёртвая.

Заклинило меня, что ли?

— Даже на голове особо делать ничего не надо, — пробормотала я, — только покрасить и расчесать. Ну и линзы для глаз нужны светлые.

— Живая мёртвая девочка? — переспросила Ким, пряча журнал в сумку. — Подожди, это не из того мерзкого фильма *5?

— Что за фильм? — оживилась Патти.

— У тебя есть проблемы с перееданием? — загадочным тоном начала я, двинув бровями. — У Кимберли были, я отвела её на киносеанс, и она неделю есть не хотела.

— Я заинтригована, — Патриция облизнулась и сложила пальцы домиком, — скажи мне название и фамилию режиссёра, а я пошью тебе платье.

Рассмеявшись, я открыла рот для ответа и тут же получила мощный удар в бок в бок. Рюкзак соскользнул с плеча, а в следующий момент сорвался с руки.

Я оторопела. Мне понадобилось целое мгновенье, чтобы понять: рюкзак удаляется от меня.

Вместе с мальчишкой из компании, что задирала Патрицию.

В рюкзаке ключи, деньги, Эйра и лекарства.

Лекарства, которые подарил майор.

— ЭЙ!!! — я бросилась следом.

Мне удалось сократить расстояние прежде, чем парень оглянулся и прибавил скорости. Я хорошо бегала на время и, уж тем более, на выносливость, а также часто соревновалась с ребятами, поэтому знала, какова бывает разница между мной и мальчиками, если я не в форме. Но сейчас разрыв оказался невероятно велик — почти как и расстояние. Нечто тёмное, не дававшее покоя последние несколько дней, вливало мне в сознание чёткое и уверенное понимание того, что я гонюсь за человеком с остаточной териантропией. Вероятно, я ощутила это в тот краткий миг, когда он меня толкнул — точно так же, как ещё несколько часов назад ощутила инаковость Патриции.

Тогда моё дело гиблое. Каким бы ни был его тотемный зверь, уже ясно, что мне с ним не тягаться.

Сжав зубы и скривив рот, я упрямо неслась вперёд. Не знаю, в чём было дело: в принципах, деньгах, Эйре или так остро я на подсознательном уровне нуждалась в своих таблетках, но сдаваться нельзя ни в коем случае. Может, он споткнётся, попадёт под машину на перекрёстке, врежется в кого-нибудь, оглядываясь, или забежит в тупик — у меня есть шанс, если он не какой-нибудь сраный трейсер. Не то чтобы я совсем не знакома с этим занятием, но пара фокусов, которым меня выучили знакомые, просто ничто по сравнению с арсеналом опытного бегуна.

В мышцах нарастало жжение, а во всём теле — ощущение скованности, будто я двигалась в некой густой среде куда медленней реальных возможностей. Это раздражало, хоть я ещё не сбилась с дыхания и не устала, но впереди показался перекрёсток, и стало очевидно, что урод с моим рюкзаком свернёт влево, к Клоповнику, а там от улицы ответвляются переулки, дворы и подворотни, в которых мало света, но много укромных мест.

Вот это, наверное, и называют нечеловеческим усилием.

Я попыталась ускорить темп, и тело ответило болью — как если бы лопнул пузырь, который долго и упорно накачивали кислотой. Это оглушало и ослепляло — перед глазами заплясали багровые пятна, и мир стал на пару тонов тише, но я ощущала, что всё ещё бегу и даже не сбиваюсь с темпа.

Боль осталась позади, а вместе с ней исчезла скованность. Остался только слабый отголосок в некоторых мышцах, но я размеренно дышала и летела вперёд — нет, меня несло. Я оседлала гребень волны, который увлекал всё дальше по улице, приводил в движение конечности, но целиком и полностью подчинялся моей воле — если бы я захотела остановиться, я сделала бы это немедленно. Похожее чувство лёгкости охватывает тебя, когда бежишь вниз по крутому склону.

Но было что-то ещё.

Расстояние между мной и воришкой начало сокращаться.

Кто-то ещё.

Глубже меня, подо мной.

А ощущение постороннего присутствия исчезло.

Мы наконец достигли перекрёстка, и обострившаяся интуиция отреагировала мгновенно: я бросилась наперерез раньше, чем мозг сообразил, что парень свернул не влево, а вправо и устремился к центру Кварталов.

В какой-то момент у самого угла дома я почти схватила его, но он увернулся, а я врезалась в прохожего и полетела на брущатку.

Ни извиняться, ни чувствовать боль времени не было. Подскочив, я возобновила погоню.

Мир вокруг взметнулся до неба и окрасился неоновыми огнями. Яркие прямоугольники рекламы подобно гирлянде флажков струились по стенам зданий, обрываясь над сияющими вывесками брендов, ниже которых застыли аквариумы витрин с манекенами и живыми людьми. Голоса, шум моторов, клаксонов и музыка, частыми ударами рвущаяся из салонов — всё это сплелось в густой шумный фон, который окутал меня пёстрым стёганым одеялом. Справа вздулась серая громада пластика и зеркал, кичливо кидающих тусклое отражение противоположной стороны улицы — торговый центр "Лестия". Значит, мы на улице Трёх Анастасий в торговом квартале восточнее Лунного проспекта — единственная часть района, где попадаются высотные дома.

Воздух начал резать горло и лёгкие — я подходила к своему пределу. Надо догнать этого урода. Догнать, отобрать рюкзак и надавать по морде, чтоб неповадно было.

Да что там морда — я из него всё дерьмо выбью!

Мальчишка оборачивался так часто, что стало ясно: он нервничает.

Мы добежали до перекрёстка, когда светофор последний раз мигнул зелёной фигуркой зомби и включил красную. Ворюга всё-таки проскочил перед первым автомобилем, а меня вынесло на блестящий от воска капот.

"What the fuck is wrong with you?" *6 — ревел динамик в салоне.

Прокатившись по надраенному металлу, я ощутила жжение и буквально вывалилась на мостовую под ноги женщине — она взвизгнула. Краем глаза я успела заметить, что парнишка пробежал ещё с тридцать метров и нырнул во мрак разрыва, который делают между высотными домами в целях противопожарной безопасности. Оставив за спиной вагон ненормативной лексики, которой наградили меня водитель и прохожие, я бросилась следом.

Только бы успеть!

Я догнала его в темноте за баррикадой какого-то мусора и, прыгнув, повалила на асфальт — лёгкие взорвал запах сырости, мочи и помоев. Сердце билось так часто, что казалось чужеродным паразитом в теле, но я всё равно пинала ногами воришку в живот и рёбра, а потом перевернула на спину и, хлопнувшись сверху, принялась раздавать удары. Он всё ещё отбивался и весьма расторопно — в какой-то момент его кроссовок больно ударил меня в грудину, отбрасывая, но вскочили на ноги мы одновременно. Я метнулась вперёд и, резко сменив траекторию, простейшим лоу-киком вернула уродца наземь, после чего сорвала с него рюкзак.

— Попробуй ещё раз, и я изобью тебя в дерьмо, — предупредила я, просовывая руки в лямки. Даже после такой адской пробежки я могла и хотела драться.

Шумно дыша, паренёк встал на ноги — по лицу из расквашенного носа, брови и рта сочилась чёрная кровь, глаза сверкали как у кошки.

Остаточная териантропия, без вариантов.

— ... с-с-сучье семя! — он злобно сплюнул и, обойдя меня вдоль стенки, бросился обратно на улицу.

Я не стала его останавливать: не очень-то надо, к тому же я опять сорвусь. А вот что просто необходимо — немного походить и перевести дыхание, чтобы не было гравитационного шока.

Но как только я осознала, что всё закончилось, тело начало делать осечки. Сначала ослабели и подогнулись ноги, отчего я завалилась набок — и только тогда на меня навалилась резкая, острая боль. Казалось, во время погони она никак не могла поспеть за мной и только теперь догнала. Я знала по собственному опыту, что так болеть может только если мышечная ткань повреждена чрезмерными нагрузками, но я же последнюю неделю не на диване валялась.

Ч-чёрт возьми...

Боль усилилась так, что я зашипела.

Надо глубоко дышать, и всё пройдёт.

С очередным вдохом мир резко повернулся вокруг моей оси — не удержав равновесие, я свалилась во мрак.

5.

— Ты слишком долго спишь, — держась за прутья, Сью отвернулась от панорамы Роман-Сити и посмотрела на меня. За её силуэтом в сизых сумерках уже вспыхнули красным сигнальные огни замыленных расстоянием телевышек. Окружающую тишину деревянной ножовкой пилил стрекот кузнечиков, издалека доносились вопли мотающихся по спортивной площадке младших групп.

Я тяжело села на покрывале и потрясла головой.

— Не сплю. Мы ещё успеваем в "Сизарр"? Что там сейчас крутят?

Сьюзен явно хотела что-то сказать, но лишь грустно улыбнулась.

— Две части Эльвиры, — заговорила она, — "Дракула — отец и сын", "Фраккия против Дракулы" и эту, с Нильсеном...

— "Дракула: мёртвый и довольный" *7? — подсказала я и, ухватив с тарелки бутерброд, жадно впилась в него зубами. — Пошли на "Отца и сына", хочу ещё раз поглядеть, как Кристофер Ли пытается выпить кровь резиновой жен...

— Уходи отсюда.

— Ты чего? — я удивлённо уставилась на подругу. Она разжала на прутьях кровавую мешанину пальцев и повернулась ко мне.

— Уходи.

6.

Сознание возвращалось медленно и неохотно.

Мокрая, замёрзшая, я плыла по асфальту в тёмном желудке зловония и не могла ничего понять. Где-то впереди свет фонарей и рекламы робко подглядывал в разрыв, вымарывая из мрака очертания стен, обезображенных аэрозольной краской, скопившийся под ними мусор и расписанный мусорный бак.

Царила утробная тишина.

В ушах гудело, а когда я с трудом встала на ноги, мир опасно качнулся. Но я смогла его удержать и расправила плечи. Скорее в виде образов и фактов я помнила, как гналась за мальчишкой, который украл у меня рюкзак, и как догнала его в этой дыре. А потом... что?

Видимо, гравитационный обморок.

Кенгурушка на мне была грязной и влажной от пота, поэтому я стянула её через голову и завязала вокруг бёдер. Заколка, которую дала Ким, потерялась, и холодные волосы путались вокруг трясущихся рук, пока я затягивала рукава в узел. Справившись с этой задачей, я опустилась на колени и, открыв рюкзак, внимательно ощупала содержимое. Нож, лекарства, деньги, ключи, фонарик, салфетки, рубашка, старый носовой платок — всё на месте.

Отлично.

Я хотела вдохнуть с облегчением, но запах мочи забил глотку, и навстречу воздуху пополз червь тошноты. Чёрт, у нас штрафуют за справление нужды где попало или нет?

Каждая мышца в теле гудела от боли, но я кое-как обогнула баррикады мусора, обняла себя и нетвёрдой походкой поковыляла прочь. Надо вернуться на улицу Моргриен и попробовать найти Ким с Патрицией.

Со стороны, наверное, я походила на человека, который вышел на улицу после криогенной заморозки: съёжившаяся, растрёпанная, закутанная в волосы как в обесцвеченный кокон. И сравнение, надо сказать, удачное, потому что перекрёсток оказался пуст — ни людей, ни машин.

Всё в лучших традициях зомби-апокалипсиса. Сколько я провалялась без сознания — всю ночь? А может, я всё ещё в отключке и мне это снится?

Проигнорировав светофор, я перешла на ту сторону и побрела по улице Трёх Анастасий. На одном из фонарей, отороченных металлом в стиле хай-тек, висели электронные часы, которые показывали с редким перерывом температуру воздуха: десять градусов по Цельсию в эти неправдоподобно тихие два часа ночи.

Да в самом деле, где люди?

Я повертела головой, но не увидела никого — одна из самых оживлённых улиц Северного района вымерла. И судя по тишине, не только она, но и несколько соседних. Городской шум полуночным прибоем тёрся о высотные здания за пределами квартала, и только издалека доносился вой сирен скорой помощи — но не больше. Здесь, на огороженном от остального мира пространстве, царила угрюмая тишина. В окружающих домах горели огни, но не осталось жизни, будто все спрятались или побросали свои офисы и квартиры. Кислотный свет неоновой вязи казался напряжённым, а половина витрин угасла, будто подчинившись команде "Отбой". Украшенная летучими мышками вывеска "Бладнот", популярной марки косметики для вампиров, мигнула как человеческий глаз в минуты нервного тика.