Продолжение 16

— А не побоялся, что отраву подсунут?

— Не, он крышку открутил и глоток сделал, мол, не боись. Ну, и я потом. Шнапс там ихний оказался...

— А дальше что? — Тут уж я не выдерживаю и сам влезаю в беседу.

— А дальше... Выпили мы с ним ту фляжку, и поговорили малость. Он раньше в Польше жил, тож слесарил, мастерскую свою держал. Керосинку там кому починить, лисапед тот же... Потом, перед войной уехал в Германию, а потом снова к нам попал, на фронт. Говорит, кайзер — дурак, начал с вами воевать, а надо торговать было... У него три дочки, одна замужем была, да вдовой стала, а двух еще выдавать надоть...

— Вот мы на них и поженимся всем обчеством, когда в ихний фатерлянд придем. — Подает голос молчавший доселе Тимоха, но тут же осекается под взглядом Остапца.

— Боец, если хочешь что-то сказать, — сиди и молчи. — Ставлю окончательную точку в определении правильного понимания текущего момента. — Тимофей, думать надо верхней головой, а не нижней. А то — одно неловкое движение, и ты — отец... В общем, я так понимаю, что подружился ты с этим гансом.

— Так точно... И стал потиху менять ихние же консервы на разные мелочи...

— Угу, и на шнапс. Да не делай такие честные глаза... И как часто вы собираетесь?.. Так, я ж тебе слово дал, что никому ничего? Нам эти ваши игры без интереса, мы в свои играем.

— ... Сёння должны были...

— Вот и пойдешь сегодня. Ты же не один туда ходишь? Вот и возьмешь двоих. — Киваю на сидящих рядом бойцов. — Пусть вон Тимоха с будущим тестюшкой познакомится, а то изнывает, прям, парень, жениться, говорит, хочу, аж челюсти сводит... А если уж совсем серьезно, тропинка нам нужна на ту сторону. Чтобы ни у нас, ни у них никто ничего не заметил. Так что немцев твоих трогать не будем, можешь дальше свою коммерцию крутить.

— Ваше благородие!..

— Всё, всё, шучу. Сходишь, сделаешь свои дела, потом Тимофей пройдется до германских окопов, дорожку запомнит. Дождетесь его, и — обратно. Всё понял, унтер?.. И еще... Дело секретное, понимать должен, если что... Короче говоря, мне даже лопатка не понадобится, усёк?

— Ваше благородие, да вот Вам истинный крест!.. — Куцевич быстро обмахивается щепотью...

Следующая ночь была хлопотной. Привезенный с конспиративной хаты поздно вечером, чтоб не мозолил глаза, мой эскорт прячется до поры в пустующих соседних землянках, дожидаемся "собачьей вахты" и двигаемся в неизвестность. Тимоха, искупая вчерашний косяк, безошибочно выводит нас на заболоченный берег ручейка. Затем, по одному ему понятным ориентирам, ведет всю колонну, наконец, останавливается и еле слышно шепчет:

— Командир, вон туда сотню шагов — колючка, четыре нитки, потом ихние окопы. Пулеметов нету, блиндажей — тоже. Часовые обычно крутятся вон там, на два пальца вправо отсюдова.

— Добро. Ждешь здесь четверть часа, потом уходишь. Если всё будет тихо — значит мы прошли... — Даю бойцу последние указания, затем поворачиваюсь к своим попутчикам. — Готовы?.. Пошли, братцы... С Богом...

*

В полном соответствии с пословицей о том, что бешеному волку пол чащобы — не крюк, точнее, Бешеному с его Стаей сотня с гаком верст — не расстояние, за трое суток вышли к условленному месту встречи, причем, двигались почти одними звериными тропами, избегая даже малейших намеков на контакты с любыми двуногими. Точку рандеву подбирал сам, примерно на полпути от Ново-Георгиевска до линии фронта. Около года назад, когда проходили здесь, недалеко от дороги нашли большой хутор в четыре дома, не считая хозпостроек. А кругом — лес со всех сторон. Отличное местечко для конфиденциальной беседы. Шли налегке, спасибо большое Павлову за его сублимировано-витаминизированные концентраты. Уж не знаю, чего он туда намешал, то ли женьшеня, то ли лимонника, то ли еще невесть чего, но неслись, как на крыльях, не чувствуя усталости. А, может, сыграло свою роль давно уже забытое и только сейчас вдруг проснувшееся ощущение свободы, когда рядом с тобой боевые друзья, впереди враг и абсолютно ясно, что и как с ним надо сделать. Конечно, капитанские гладкие погоны не сравнить с двумя "гвоздями" на каждом плече подпоручика, а отдельный батальон спецназа — это не сводный партизанский отряд, но за всё надо платить. Теперь мне понятны и близки тоска и грусть Дениса Давыдова в "Эскадроне гусар летучих", когда к нему прибывают курьеры с распоряжением присоединиться к регулярным войскам...

Добежали и еще двое суток играли в прятки с ни о чем не подозревающими егерями фон Штайнберга. Хотя немцы удовольствовались только организацией патрулирования и в нескольких местах расставили секреты. Никаких других заподлянок мы не обнаружили, хотя, как знать, может быть, самая главная из них как раз на хуторе и организована. Но проверить это можно только одним способом — сходить в гости. Еще раз обговариваю со своими орлами действия по вариантам А, Б и В, переодеваюсь в "парадную" форму, всё это время аккуратно носимую в ранце, умудряюсь даже надраить сапоги до вполне приличного состояния и в сопровождении Митяя выдвигаюсь навстречу неизвестности, до поры накинув поверх лохматку.

Заходим со стороны дороги, дожидаемся, пока очередной патруль исчезнет в кустах, затем отдав "камуфляж" Митьке, неспешно двигаюсь по грунтовке к хутору, помахивая перед собой импровизированным белым флагом из носового платка, привязанного к длинной ветке и бодро насвистывая "Wenn die Soldaten durch die Stadt marschieren". Бороться с мурашками, носящимися по спине и одновременно уверенно шагать приходится недолго, вскоре из кустов слышится вполне ожидаемое:

— Halt!

— Soldat! Nicht schießen! Ich bin ein Parlamentär! Führen zu deinem Kommandant! (Солдат! Не стрелять! Я — парламентер! Проведи к своему командиру!) — Громко, чтобы страхующий меня Митяй услышал, ору в ответ.

Из своего логова вылезают два ганса, один остается на месте, держа меня на мушке, второй осторожно подходит ко мне, стараясь не перекрывать напарнику линию выстрела.

— Soldat, führen zu deinem Kommandant! — Повторяю еще раз для особо непонятливых.

— ... Кommen sie, Herr Offizier. (Идемте, господин офицер) — Немец рукой показывает, мол, давай шагай вперед, я — за тобой.

Нас замечают издалека, и возле ворот собирается небольшая кучка егерей. Но зеваки тут же возвращаются к прерванным делам при появлении какого-то рыжего, долговязого офицерика, к которому меня и подводят.

— Лёйтнант Нольд. — Представляется ганс, которого, судя по количеству сказанных слов, вряд ли можно заподозрить в словоохотливости.

— Капитан Гуров. — Отвечаю ему таким же манером.

— Вас ждут, герр гауптман. Я провожу. — Лёйтнант указывает рукой на один из домов и следует за мной по идиотской немецкой привычке сзади-справа.

Сопровождаемые множеством пристально-любопытных глаз, пересекаем двор и заходим внутрь. В большой комнате посреди разномастной, вероятно собранной со всех окрестностей, мебели стоит мой старый знакомый Генрих фон Штайнберг. И, хотя гауптман официален и невозмутим, протянутую для приветствия руку всё же пожимает.

— Гутен таг, Генрих. Рад снова вас видеть, — говорю вполне искренне.

— Гутен таг, Дэннис. — Немец кивает в ответ и отвечает примерно тем же тоном, чуть улыбаясь уголком рта.

Позади слышатся шаги, поворачиваюсь и насколько могу дипломатично щелкаю каблуками и козыряю, приветствуя старших по званию, хоть и вражеской армии. В комнате появляются оберст-лёйтнант, которого я где-то уже видел, и невысокий худощавый оберст с абсолютно непримечательной внешностью. К особым приметам, пожалуй, можно отнести слегка взернутый нос, создающий впечатление, что его хозяин к чему-то постоянно принюхивается и очень внимательный острый взгляд. Это и есть "тот самый" полковник Вальтер Николаи... А его спутник... Вспомнил, я видел его в Питере при передаче пленных, когда сцепился с Гучковым. Ротмистр Бессонов тогда назвал его... фон Тельгольмом... нет, фон Тельхеймом!..

— Здравствуйте, господин капитан. — Оберст говорит по-русски абсолютно без акцента. — Вы знаете, кто я?

— Здравствуйте, господин полковник. Да, знаю. Начальник отдела IIIb Германского генерального штаба полковник Вальтер Николаи. А вместе с Вами — скорее всего Ваш заместитель, оберст-лёйтнант фон Тельхейм, если, конечно, это его настоящее имя. Во всяком случае совсем недавно его называли именно так.

На мгновение взгляд подпола становится удивленным, но он быстро берет себя в руки и снова изображает казенную невозмутимость.

— Его действительно так зовут. — Николаи чуть улыбается. — А Вы — капитан Гуров, командир отдельного Нарочанского батальона и офицер по особым поручениям Великого князя Михаила. Который доставил нам очень много неприятностей.

— Простите, господин полковник, но мне кажется, я прибыл сюда не для того, чтобы выслушивать комплименты как лично себе, так и моим подчиненным, а по более важному делу. — Вот только давайте не будем переходить на личности, я сегодня нервный.

— Да, Вы правы. Герр гауптман, оставьте нас. — Оберст поворачивается к фон Штайнбергу, затем снова обращается ко мне. — Прошу садиться. Подполковник фон Тельхейм будет присутствовать при нашей беседе, он тоже владеет русским языком... Итак, насколько я понимаю, наша встреча имеет только предварительный характер?

— Да, конечно. Я ни в коей мере не отношусь к персонам, имеющим право принимать настолько важные решения. Моей задачей является доведение до Вас некоей информации, которая может повлиять на дальнейший ход боевых действия на нашем фронте.

— Хорошо, господин капитан. Если позволите, я начну с самого важного вопроса. На каких условиях Российская империя согласна заключить с Рейхом сепаратный мир?

Чего?!.. Здесь что, клуб любителей ненаучной фантастики собрался? Или наглость, как говорится, — второе счастье? Может быть, вам еще и ключ от квартиры, где деньги лежат?..

— ... Извините, господин полковник, вероятно, мой немецкий недостаточно хорош, поэтому гауптман фон Штайнберг и обер-лёйтнант Майер меня неправильно поняли. Речь не идет о сепаратном мире, Российская империя останется верна союзническим обязательствам. Во всяком случае — официально.

— Тогда я не понимаю, какую цель имеет наш разговор. — Взгляд Николаи становится холодно-колючим. — Или наши империи находятся в состоянии войны, или заключают перемирие. Которое и подразумевает выход России из войны и отказ от участия в "Сердечном согласии". Что, кстати, будет очень выгодно для неё. В первую очередь в финансовом вопросе.

— Вы имеете в виду предложения гросс-адмирала фон Тирпица о возможности выплатить за Российскую империю бОльшую часть французского долга и позволить нам присоединить часть Галиции? — Начнем потихоньку прессовать собеседника, пользуясь послезнанием ефрейтора Александрова, ныне носящего генеральские погоны и фамилию Келлер. — Простите, господин полковник, но даже мне, очень далекому от бухгалтерских книг, сомнительно, что Германия в столь трудное для неё время сможет выполнить обещанное по первому пункту и, что касается второго, — мы сами можем взять то, что вы нам предлагаете. Без чьего-либо на то разрешения.

— Вы очень хорошо осведомлены, господин капитан... — Медленно и, как мне кажется, немного растерянно произносит Николаи.

— Даже учитывая успех прорыва под Луцком, вы не очень-то продвинулись в этом вопросе. — Подает голос молчавший до сих пор фон Тельхейм, давая возможность своему начальнику придти в себя.

— Как говорил один восточный мудрец, "Чтобы плод упал на землю, ему необходимо созреть". Придет время, и мы возьмем эти земли малой кровью и без особых трудностей... Регенту Империи Великому князю Михаилу Александровичу свойственен не присущий большинству власть предержащих гуманизм и человеколюбие в отношении своих подданных. Он больше не хочет соглашаться на мольбы союзников и бросать русских солдат в неподготовленные наступления. Теперь в первую очередь для британцев настала пора умываться кровью, что они с успехом и продемонстрировали на Сомме, высокопарно назвав, правда, эту бессмысленную бойню "методичным штурмом".

— Вы не слишком жалуете своих союзников, судя по интонации. Это Ваше личное мнение? — Полковник пришел в себя и продолжает разговор.

— К сожалению — да, только мое личное.

— Но ведь они помогают вам воевать с нами. — Николаи выжидательно смотрит на меня.

— В первую очередь они помогают себе решать свои проблемы за наш счет... Простите, но мы, кажется, несколько отвлеклись от темы.

— Ну, почему же? Если Великий князь Михаил будет считать так же, что может помешать ему расторгнуть союз?

Кажется, из меня пытаются слепить агента влияния? Хрен вам, герр оберст, поперек вашей наглой германской мордочки.

— Господин полковник, прошу не обижаться на мои слова, но ваш Рейх эту войну проиграл. — Ой, как нехорошо фон Тельхейм на меня смотрит, еще чуть-чуть, и взглядом дырку прожжет. — Проиграл уже давно, как только не получилось осуществить план Шлиффена. И сейчас у вас осталось от силы год-два, чтобы продержаться. А если в войну вступят САСШ, то и того меньше.

— Почему Вы думаете, что они станут воевать с нами? — В глазах Николаи зажигается интерес.

— Чтобы американские миллионеры урвали свой кусок пирога. И ваш капитан Швигер, выпустив торпеду по "Лузитании" сделал им шикарный подарок. Погибло свыше сотни американцев.

— Все пассажиры были предупреждены имперским посольством через газеты, что они могут подвергнуться опасности. — Фон Тельхейм снова влезает в разговор.

— Я не собираюсь обвинять ваших моряков, тем более, что ни одна торпеда не может взорваться дважды, да еще и с разных бортов. Им нужен был сам факт нападения германской подводной лодки на мирное судно. Тем более, что способ не нов. Вспомните, 1898 год и взрыв американского крейсера "Мэн" в Гаване. Расследование еще шло полным ходом, а пресса уже готовила американцев к войне, крича о вероломном и подлом подрыве судна в территориальных водах будущего противника. Когда истерия достигла нужного размаха, президент САСШ объявил Испании войну, "выразив общее настроение американского народа".

— Хорошо, тогда почему до сих пор американцы не объявили войну нам?

— Господин подполковник, про зрелый плод я Вам уже говорил... — Надо как-то унять этого ганса, чтобы не мешал разговору. — В Америке живет очень много эмигрантов с немецкими корнями и их голоса будут очень нужны на ближайших выборах президента. А вот потом...

— Господин капитан, мне не верится, что обычный русский офицер может столь глубоко разбираться в политике... Кто же Вы на самом деле? — Николаи как-то даже задумчиво смотрит на меня.

— Капитан Гуров, командир отдельного Нарочанского батальона. А беседовать о политике и ругать правительство — это наше традиционное русское занятие.

— Хорошо, давайте, действительно, вернемся к теме разговора. Если сепаратный мир неприемлем, то чего хочет Россия? — Полковник наконец-то задает правильный вопрос.

— Проще сказать, чего она не хочет. Не хочет больше проливать русскую кровь за чужие интересы. Поэтому и предлагает вести боевые действия... особым, скажем так, способом. — Пора уже переходить к делу, а не заниматься словоблудием.