Разбивая сердца (Современный Лр)

Она была послушной. Она сдалась.

Он поймал ее верхнюю губу и прижался к ней сильно-сильно, надавил, прикусил зубами, причиняя боль, и тут же прилизал языком, даря наслаждение. И это повторилось. Один раз, второй. Вновь и вновь. Снова и снова. Медленно... Очень медленно... Вызывая в теле Ники бурю самых разнообразных чувств и эмоций. Возвышая над миром. И вновь принуждая падать. Его язык погружался в пьянящую сладость ее рта снова и снова. Глубже, еще глубже... Сильнее... Резче...

Но медленно... О-о-о! Очень медленно!.. Ожидание сводит с ума.

Ника сходила с ума от ожидания. Она хотела, чтобы всё происходило быстрее. Намного быстрее. Еще сильнее. Еще жестче. Еще яростнее. Пусть разрывая ее на мелкие кусочки. Подобно разъяренной стихии, сметающей все преграды, возникшие на пути. Подобно вихрю, урагану, смерчу, захватившему ее в плен, закрутившему в своем водовороте огненной страсти. Она хотела большего. Она уже была готова к этому.

Она почувствовала, как бархатистый язык скользит по губам, жадно проникает в рот снова и снова, терзая его своей ласковой пыткой. Уже немного быстрее. Еще быстрее... Наконец-то!

Сильнее, сильнее, сильнее! Глубже!.. Еще глубже... Оставляя на ней свое клеймо. Ставя на ней печать правообладателя. Размывая границы и уничтожая преграды. Истинный эгоист, делиться он не желал.

Руки Дениса скользнули под лиф ее платья и прижались к разгоряченному телу. Прикосновение сводило с ума. То легкое, то жесткое. То наивное, то страстное. То дарящее, то клеймящее.

Ника медленно теряла рассудок. Голова кружилась. Она сгорала в пламени собственного наслаждения, поддаваясь пьянящему экстазу, несущему ее по реке мироздания. Из ее груди вырывался дикий стон. Крик ее души, одержимой теперь этим мужчиной. Порабощенной им.

Денис продолжал терзать ее губы своими жадными губами. Его жаждущие руки скользили по женскому телу очень медленно, раздувая пожар и воспламеняя. Заставляя сдаться не только ее тело, но и сознание.

И она сдалась.

Ника не заметила, как ее собственные дрожащие дрожью нетерпения и желания руки накрыли его грудь и теперь гладили мягкий черный шелк рубашки. Но этого было недостаточно! Она должна была ощущать его кожу. Чувствовать ее под своими руками. Прикасаться к нему. Знать, что он испытывает тот же телесный жар, что накрыл и ее с головой. Знать, что она еще не проиграла в этой схватке, в этой игре!..

Она попыталась расстегнуть пуговицы на его рубашке, желая удовлетворить свою дикую потребность, но мужские ладони тут же накрыли ее ручки и припечатали намертво к своей груди.

Денис отвел ее руки в стороны и приковал их к стене, удерживая своими ладонями.

Он вновь приказал. И она вновь подчинилась.

Она хотела чувствовать его всего. Везде!..

Он отпустил ее руки, словно удостоверившись, что она не нарушит немой договор, и провел ладонями вдоль ее тела снизу вверх. Сквозь тонкую ткань платья погладил живот, обвел подушечками пальцем пупок, поднялся вверх и коснулся большими пальцами напряженных сосков.

Ника вырвалась из плена его губ и застонала, не в силах сдерживать этот сладостный крик.

Денис поймал ее крик губами и вновь завладел ими в нестерпимой жажде обладания.

Его пальцы теребили ее разгоряченные соски, сжимая их, то надавливая, то отпуская, дразня и лаская. Ника невольно подавалась мужчине навстречу, призывая его к слиянию. Она уже сгорала от желания.

Денис провел мягкими губами по ее шее, увлажняя дорожку языком. Он закусил нежную кожу зубами, вынуждая девушку вскрикнуть от мгновенной боли, а затем облизал укус языком. Провел им по шее вверх, до подбородка, скользнул по губам и проворно вошел в рот.

Его пальцы продолжали терзать разбухшие горошины сосков, и Ника замотала головой не в силах сдержать порыв чувств, захлестнувших ее волной наслаждения.

Но чего-то не хватало...

Денис резко дернул подол платья вверх, поднимая то до талии, обнажая ноги, открывая себе проход в ее естество. Самое нежное, самое потаенное, самое сладкое и желанное место женского тела. Сдвинул трусики, продолжая смотреть ей в глаза, и прижался к ней своим жаждущим проникновения телом.

Ника закинула голову, отбрасывая волосы на плечи, требуя большего, не понимая, почему он медлит, желая ощутить его дрожащую плоть внутри себя. И утонуть в расплавленном металле его горячего тела.

Скорее, скорее, скорее!..

Он раздвинул ее ноги, приподнял одну и закинул к себе на бедро, одновременно сильнее толкая девушку на стену и приподнимая, насаживая на себя.

Одной рукой удерживая Нику, а другой расстегивая молнию на брюках, он по-прежнему прижимал девушку к себе. Зашуршала обертка презерватива. И спасительная мысль — откуда?! — была подавлена страстным желанием получить его себе, в себе, до конца. Справившись, наконец, с брюками, он прижался к Нике губами и одновременно молниеносно вонзился в податливое, готовое к его вторжению тело девушки.

Ника вскрикнула, но Денис заглушил ее крик поцелуем.

Он вонзался в нее снова и снова, толчки не заканчивались, они ускорялись. Становились все сильнее и яростнее, громче и отчетливее. Припечатывали Нику к стене, сквозь легкую ткань платья царапая ее кожу, причиняли ей боль, доставляли наслаждение и сводили с ума. Девушка пыталась подстроиться под ритм его движений, но не смогла, он полностью захватил над ней власть. Ей оставалось прижиматься к нему всё плотнее и плотнее, выкрикивая его имя и постанывая под ним. Чувствуя, что разрядка уже близка — вот она.

Она закричала, руками скользя по его спине и ногтями впиваясь в шелк его рубашки. Ее затрясло, дрожь проникла, казалось в каждую частичку ее тела, и всплеск страсти взорвался в ней ослепительным оргазмом.

А Денис продолжал двигаться в ней, поддерживая ее за бедра и попку, грубовато поглаживая ее кожу, насаживаясь на нее всё яростнее и сильнее, глубже. Снова и снова, быстрее, очень быстро!.. Еще один выпад. Еще один. Последний. Он навалился на нее всем телом, распластав на стене, заставив ловить губами воздух, сходить с ума от блаженства.

Ноги едва держали ее, и Ника уцепилась за Дениса, хватаясь за него, как за спасательный круг.

Она подняла на него уставшие, полные удовлетворения и непогасшего еще желания глаза. Он же смерил ее порочным взглядом и усмехнулся. И эта его усмешка сказала ей всё.

Как истинный игрок, он с ней просто играл.

Но игра подошла к концу, так и не успев начаться.

А она уже умудрилась в ней проиграть.

3 глава

За городом ей всегда дышалось легче, чем в центре мегаполиса. Москва утомляла, надавливая на тебя, и словно разрывая на части от избытка выхлопных газов, недружелюбных взглядов прохожих, ярой сутолоки и всеобщей беготни. Всё здесь дышало атмосферой карьеризма и вечного бега по кругу в попытке догнать вчерашний день и удачно выстрелить по намеченной цели. Работа, карьера, профессиональные достижения и рост, по карьерной лестнице, по социальной — неважно, главное — чтобы вперед, быстрее и быстрее, всё выше и выше. Туда — к звездам, позабыв о том, что и на земле, в общем-то, тоже когда-то была жизнь.

Саша не могла сказать, что не любит столицу, она родилась здесь, знала многие места и закоулочки, о которых не было известно приезжим, и гордилась эти. С закрытыми глазами или пусть даже, прикрывшись зонтом, могла гулять по переулкам, задумавшись о личных проблемах, и знать, где окажется в следующий миг. Это был ее город, и она любила каждую улицу, улочку, пешеходный переход, каждое осовремененное здание, увешанное разноцветными вывесками, плакатами, таблоидами и щитами, каждый, неоновым огнем светящийся стенд с рекламой. Было в этом что-то, как ни парадоксально, своё... родное.

Она любила Москву.

Но Подмосковье девушка любила еще больше. Здесь воздух был совершенно иным, нежели в городской толпе: не тугим, не скомканным, не грязным и не отравленным дымящими заводами и выхлопными газами. Чище, намного чище, таким, что не оседал в горле и легких тяжелым свинцовым комком, вынуждающим постоянно откашливаться. Дышалось здесь всегда приятнее и легче, чем в центре Москвы. И поэтому частые поездки сюда под совершенно любыми, даже нелепыми предлогами, обычно радовали ее по-детски впечатлительную натуру.

Обычно... Но сегодня всё было иначе. Нет уже радостного ожидания, застывшего в груди большим светящимся шаром. Нет благоговейной дрожи, охватывавшей тело каждый раз, когда Саша, собираясь за город, металась по квартире из угла в угол в поисках той или иной необходимой вещицы. Нет радостного предчувствия, какое обычно возникало где-то внутри, наверное, в самом сердце, когда она, уже сидя в автобусе или в машине друзей, оглядывалась по сторонам, как маленькая девочка, и с диким восторгом на лице наблюдала за проносившимся за окном пейзажем.

Сегодня она была совершенно спокойной и... равнодушной ко всему, что происходило вокруг нее. Не желание отдыха, чистого воздуха или приключений. Лишь необходимость — выехать сюда. Не более того.

Подставляя бледное лицо на удивление обжигающим лучам июньского солнца, Саша, зажмурившись, отвернулась к окну и закрыла глаза. Вот бы никогда их и не открывать! Девушка зажмурилась сильнее.

Тогда можно было бы не вспоминать!..

И не видеть в каждом силуэте очертания его фигуры. И не слышать в каждом мужском голосе его смех. И не было бы больно оттого, что у кого-то такие же зеленые глаза, как и у него. У кого-то, но не у него! Уже — не у него... И такая же складочка между бровей, когда он хмурился. И такая же родинка на виске, которую всегда целовали ее губы. И еще... еще... еще много всего, что было у него, а теперь есть у кого-то!

Было бы не так больно, если бы вся окружающая действительность, словно в насмешку, каждый раз не напоминала ей о том, что его больше нет рядом с ней.

В звуках... В неясных, едва различимых голосах... В расплывчатых очертаниях и серых пятнах, в которые превращались под пеленой слез, застилавших ее глаза, похожие на его фигуры... В "шапках" светлых волос, мелькавших в толпе метрополитена или на улицах города, таких же, как у него... И в улыбках с ямочками на щеках, тех самых, что и у него были! И улыбки эти — только для нее. И эти ямочки может целовать только она! А не какая-то брюнетка, вставшая на цыпочки, чтобы дотянуться до щек!

Все это — только для нее! Он сам так говорил, ведь правда же?.. Правда?!

Так почему же сейчас... всего этого у нее нет?.. Разве он не обещал ей, что всегда будет рядом?!

Саша почувствовала, как защипало переносицу от слез, застывших в уголках глаз. Сердце застучало медленнее и тяжелее, больно ударяясь о грудную клетку, и его стук, словно молот наковальни, отдавался в ушах громогласным эхом. Оглушая... Никогда ничего не слышать. Больше никогда!

Саша сжалась на сиденье в комочек, словно ей было холодно, и поджала губы.

Кажется, ее соседка в автобусе о чем-то спросила ее, но девушка сделала вид, что не услышала вопроса. Разговаривать не хотелось, язык отказывался ей повиноваться, а вести непринужденную беседу ни о чем на протяжении почти двух часов тем более не было никакого желания.

Сделав вид, что спит, девушка уткнулась лбом в стекло окна, за которым так же неспешно, монотонно и по-прежнему равнодушно проносился подмосковный пейзаж. Когда-то такой милый сердцу, а сейчас...

27 июня...

Уже год прошел. Целый год без него...

Без любимых глаз и искорок в зеленоватой глубине, без родных улыбок, посланных лично ей одной, без заразительного смеха, застывавшего на губах в тот момент, когда их касались ее теплые мягкие губы. Без нахмуренных, сошедшихся на переносице бровей, когда он злился... Он злился нечасто, на нее — вообще никогда, а потому целовать морщинки, разглаживая их поцелуями, Саше было вдвойне приятно.

Целый год без сорванных втихаря поцелуев, когда он думал, что она спит. Такой милый в своей наивной уверенности, что она не проснется от утренней ласки самого любимого человека в ее жизни. Целый год без впопыхах сброшенной одежды, когда он, вернувшись из очередной командировки, сжимал девушку в объятьях, и они любили друг друга до утра, вновь и вновь доказывая себе и звездам силу вечной любви. И без крепкого черного кофе за завтраком, с долькой лимона, потому что он знал, что именно так она любит. И без долгих сидений по ночам перед телевизором, когда она, заснув у него на плече на диване, всегда просыпалась в постели, куда он ее относил... И она даже слышала, как он что-то нашептывал ей на ухо, называя любимым котенком и маленькой соней... и улыбалась во сне... А он целовал ее в губы, нежно и благоговейно, убирал темные пряди волос с лица и смотрел на то, как она спит... А вечером они могли поссориться из-за того, что она хотела пропустить пары в университете и остаться с ним, а он отправлял ее на занятия... Она, конечно, подчинялась и шла в университет, но сбегала с последних пар без зазрения совести и стремглав мчалась к нему, родному и любимому...

Целый год без всего этого. Целый год без человека, который стал для нее всем — светом, счастьем, миром, любовью... ее жизнью. И вот... этот год без него!.. Как она прожила его?..

Ресницы задрожали, и Саша кожей ощутила, как по щеке скользнула одинокая слезинка, остановившись в уголке губ. Соленый, противный, безобразный привкус яда... Она пила его уже не первый день. Она даже потеряла счет этим бесконечно тянувшимся дням.

Наверное, она и не жила в этот год. Просто существовала, переживая минуту за минутой, час за часом, день за днем. Наполненные воспоминаниями, мгновения, такие болезненные, будто раз за разом вонзавшие острые кинжалы в обнаженное тело. Воспоминания с отголосками прошлого, которого у нее не осталось...

Воспоминания — словно клеймо на всю оставшуюся жизнь, которую она без него прожить не сможет...

Саша провела языком по губам, слизывая соленый яд и ощущая, как он, оседая в горле, проникает в нее, медленно, но верно убивая...

За этот год она так много плакала, что, наверное, могла выплакать все слезы... Каждый раз просыпаясь, уткнувшись головой в мокрую от слез подушку, она молила Бога, чтобы боль ушла, растворилась, чтобы притупилась хоть немного... Чтобы фотография улыбающейся влюбленной пары, стоявшая на тумбочке у кровати, не бередила раны, оставляя на сердце гноящиеся рубцы, и чтобы ядом в кровь не проникали воспоминания тех дней, которые уже не повторятся никогда...

Но боль не уходила, не притуплялась, а, казалось, со временем, которое ни черта не лечит, становилась лишь острее и ощутимее. От звуков, от шагов на лестничной площадке, от мужских голосов, от запахов, от случайных прикосновений... И от чувства невероятной пустоты, поселившейся в ее сердце.

Целый год прошел. А легче так и не стало. А говорили, пройдет, утихнет, забудется, спрячется. Лгали!..

Саша вздохнула, втянув плечи и одновременно стискивая зубы, чтобы не разреветься. Тугой комок слез уже подполз к горлу, пытаясь вырваться из нее глухими рыданиями, криками боли и отчаяния. Не сдержавшись, девушка всхлипнула, шмыгнув носом, поднесла зажатую в кулачок руку к губам, удерживая стон, а потом смахнула с ресниц теплые капли слез.