Разбивая сердца (Современный Лр)

"Разбивая сердца"

Екатерина Владимирова

То сердце не научится любить,

Которое устало ненавидеть.

Н.А. Некрасов

Пролог

Ветер, подобно волку-одиночке, завывал протяжно и надрывно, нарушая гулкую тишину пронзительным криком-стоном. Он, казалось, насквозь пронзал уже развалившиеся от старости лет стены кирпичного дома и окна с разбитыми стеклами. Как бывалый преступник, он слонялся меж расщелин и трепал колыхавшиеся на верёвке занавески, оставшиеся от прежних хозяев, а затем пробегал мимо стен в обветшалой комнате, служившей гостиной, обклеенной старыми, почти полностью ободранными обоями. По-хозяйски пробегая вдоль разоренной, опустошенной местными хулиганами комнатёнке, он решительно нырял в зал сквозь едва державшуюся на петлях деревянную дверь и сновал из угла в угол в поисках богатств, которых здесь уже давно не было.

Всюду царил сквозняк, обдавая прохладой каждый уголок некогда уютного, а ныне пустого и забытого, старого дома. Стены, не защищенные рваными обоями, кое-где покрылись плесенью, а грязно-серый потолок, местами потрескавшийся, вызывающе блестел желтыми пятнами. Крыша протекала; шифер дал трещины почти по всему периметру, впуская внутрь косые струи дождя, смешанного с порывистым ветром.

Денис тяжело вдохнул и стиснул зубы. Плотный, удушливый, затхлый воздух резанул по носу, обдавая своим смрадом. Вызывая позывы к рвоте, отторгая и отталкивая. Но мужчина сделал шаг вперед.

Дом. Его дом.

Осмотрелся, щурясь. С тоской вспоминая то, чего никогда и не забывал.

Проклятое место. Где разбивались не только мечты и надежды, но и сердца.

Странно, что его еще не снесли за все эти годы, возведя на этом месте что-то воинственное и непоколебимое. Строящаяся столица обычно не упускала таких возможностей. Будто в насмешку над Денисом, предоставляя мужчине еще один шанс вернуться сюда. Чтобы покаяться? Или чтобы лишний раз увериться в том, что покаяние его уже не спасёт?..

Денис никогда не думал, что сможет переступить этот порог еще хоть раз. Пусть даже случайно. Не в этой жизни. Может, даже и не в следующей.

Даже мысли подобной у него не возникало — еще раз оказаться здесь. Но в час, когда душу разрывало от чего-то страшного и гнетущего, режущей болью терзавшей саму душу, о существовании которой он некогда забыл, пришел почему-то именно сюда. Не в свою дорогую, богато обставленную, обустроенную квартиру в центре города, а именно сюда. В это проклятое, давно забытое не только людьми, но и Богом место.

И это было настоящим, чистейшей воды безумием. Но мужчина знал, почему его влекло в этот дом.

На свете не было иного места, которое мужчина столь отчаянно ненавидел, как дом, в котором родился и рос. Где прошло его детство. Потому что знал, интуитивно чувствовал, что именно здесь всё и началось. Тогда, много лет назад. Он уже и не помнил когда, хотя знал точную дату, наверное, вплоть до минут. Ему часто казалось, что это было в той, другой жизни. Где он начал свое разрушение.

Денис сделал еще один шаг вперед. Осторожный. Короткий. Резкий. И застыл недвижимо, пробегая взглядом по пустой комнате, окутывающей его звонкой тишиной, как молчаливым саваном, сковывающей тисками горло и стягивающей грудь тугим узлом. Ему даже дышалось здесь с трудом.

Как же сильно он ненавидел это место! Так же сильно, как ненавидел в это мгновение самого себя.

Засунув руки в карманы дорогого черного пальто, мужчина, медленно ступая по полу со сгнившими половицами, подошел к двери, ведущей в другую комнату, но застыл, так и не сделав решающего шага. Остановился, опустив голову, а потом так же осторожно подошел к окну. Теперь здесь кое-где на месте разбитых стекол — рваная клеёнка и кусок картонки, чтобы препятствовать проникновения холодного ветра, а вместо красивых темно-зелёных штор блеклые серо-голубые занавески. Штукатурка осыпалась, подоконник почти полностью обвалился. Когда-то здесь стояли фиалки и розочки в цветочных горшочках. А теперь...

Денис подался вперед и навалился на стену руками. Здесь всё было не так, как раньше. Не так, как он помнил. Но вспоминать он и не хотел! Он ненавидел это место. Но, когда ему стало больно, пришел именно сюда. Потому что нигде, как здесь, он не ощущал этой боли в полной мере. А ему нужно было!.. ощутить всю её глубину. Нигде он не мог до конца поверить и осознать, что боль всегда присутствовала в его жизни. С того самого, первого дня, когда поселилась в его сердце...

Где-то за домом громко и пронзительно каркнула ворона.

Денис вздрогнул, брезгливо передёрнув плечами. Но так и не поднял опущенной головы.

Сколько мужчина себя помнил, ворон здесь всегда было пруд пруди. Огромных, дегтевых, с острыми глазами, блестящими бусинками, с лощеными иссиня-чёрными крыльями, пёрышко к перышку, и с противным, пугающим карканьем, на разрыв, до дрожи. Они, подобно стервятникам, слетевшимся на добычу, облепляли сучья деревьев, растущих во дворе, и, кажется, готовы были вмиг наброситься на тебя, если ты не успеешь убежать.

Вороны всегда следили за ним, Денис это чувствовал. И сейчас следили тоже. Встревоженные шумом подъехавшего к заброшенному дому автомобиля, они каркали вызывающе громко, кажется, лишь для того, чтобы изгнать незнакомца со своей территории. Они уже давно считали этот дом своим владением.

Он ненавидел ворон так же сильно, как ненавидел и всё, что напоминало ему об этом месте.

Но так же, как ненависть разрывала его сердце надвое, так и потребность рвала его изнутри на части. И кожей он ощущал эту потребность. Вновь вдохнуть этот затхлый, сырой, заледенелый, как и все его чувства, мертвый воздух. И ощутить запах прошлого, которое его никогда не отпустит. Как она и говорила ему...

Здесь всё началось.

И закончиться всё должно тоже здесь.

Денис плотно сжал зубы и закрыл глаза.

Бл

* * *

, чтоб тебя!

Со всего размаху он ударил кулаком красный кирпич стены, будто надеясь, что тот разлетится на куски, круша и ломая вместе с домом старую жизнь, в которой грешник сам подписал себе приговор.

Боль обожгла руку огнем. Но было не больнее, чем ему уже было больно!

Он напрягся, резко оттолкнулся от стены и круто повернулся вокруг себя. Открыл глаза, быстрым взглядом осмотрел комнату. В груди клокотала ярость. Ненависть жгла глаза кислотой.

— Будь ты проклята! — с чувством сказал он, обращаясь в пустоту, срываясь на крик. — Слышишь?! — словно безумный, закричал он, поднимая глаза к потолку. — Ненавижу тебя! Будь ты проклята!

Дрожь сотрясала его тело, а в горле — острый комок из невысказанных слов. Хриплый стон вырвался из его груди, а потом тихо и рвано мужчина произнес:

— Но ты и так уже проклята. Как и я...

Сжав руки в кулаки, он стремительно пересёк комнату и направился к двери, оставляя позади себя голые пустые стены из красного кирпича, с немым укором смотревшие теперь ему в спину. Выскочил на улицу. В скользкий, унылый весенний дождь, встречавший его с равнодушием в крупных каплях, острыми иглами бьющих по лицу.

Подняв глаза в пасмурное апрельское небо, мужчина подавил в себе безудержное, сводящее с ума желание набрать заветный номер, услышав наконец тихий голос. Не смог. Не имел права. У него больше нет прав. Ни на что больше нет прав, и тем более на нее.

Денис быстрыми шагами направился к автомобилю, и, перед тем как открыть дверцу черного БМВ, скрываясь в салоне не столько от ветра и дождя, сколько от самого себя, обернулся, не выдержав, еще раз взглянув на развалившиеся стены.

Здесь всё началось когда-то...

И закончиться должно было тоже здесь! Но не закончилось.

Проклятый, не прощеный изгнанник, Денис был обречен на вечный бег по кругу, не в силах дотянуться до искупления, которое ему предоставили небеса. Те седые равнодушные небеса, что смотрели на него сейчас без сострадания и сожаления. По вине его, наказывая грешника за его грехи.

1 часть

1 глава

Июнь, 2008 год

Тонкая рука с аккуратными ухоженными ноготками, блестевшими красным лаком, легко приподнялась, и длинные пальчики скользнули по светлым кудряшкам, выбившимся из прически, заправив те за ухо.

Еще через мгновение беззаботный женский смех разрядил шумную обстановку столичного ночного клуба.

Тёмно-синие глаза орла, недвижимо таящегося во мраке слабо освещённой барной стойки, сощурились в насмешливом прищуре, внимательно проследив за этим незатейливым шаловливым жестом. Губы дрогнули в улыбке, больше напоминавшей ироничную усмешку, вскоре превратившуюся в звериный оскал.

Хищник был доволен увиденным.

Руки у девушки были такими же красивыми, как она сама. Пронизывающий, вызывающий взгляд орла заметил это сразу. Высокая стройная блондинка в кроваво-красном платье намного выше колен, алевшем на фоне тёмных силуэтов багровым закатом, привлекала внимание посетителей элитного клуба "Роза Эдема", словно магнитом притягивая жаждущие взгляды мужчин и завистливые женские взгляды к своей персоне. Выуживая извне на поверхность порочные мечты и желания мужчин и неконтролируемые приступы женской ненависти. Провоцируя и искушая, соблазняя и подводя к черте грехопадения. Одним лишь своим вызывающим видом.

И лишь один взгляд был отличен от остальных. Взгляд такой же искушающий и соблазняющий, каким порабощала своих жертв светловолосая искусительница. Взгляд такого же, как и она, грешника.

И этот жадный грешный взгляд дерзко, собственнически скользнул по округлым бедрам, обтянутым кроваво-красной материей, по высокой упругой груди, скрытой за откровенно-глубоким вырезом, задержался на длинных стройных ножках в чёрных чулочках. Он точно знал, что на ней чулки!..

Эти стройные ножки обхватывают его бедра, открываясь перед его восставшей плотью, жаждущей рвануться в узкие глубины её женственности. Его язык оставляет влажные следы на шее, исследуя женское тело, опускаясь ниже, к ложбинке между грудями, захватывая горячими губами сосок, облизывая его, а затем пытая зубами.

Он восторгается ее криками. Они ласкают ему слух. Он наслаждается болью от скольжения её ногтей по своей обнаженной влажной спине. Она жаждет его в себе сию же минуту. А он жаждет её. И он её получит. Он всегда получает всё, что хочет. Не было еще таких преград, которые бы не покорялись ему. И эта стена тоже падет под напором его страсти. Страсти грешника, которому уже давным-давно заказано персональное место в аду.

Голодный, ожидающий ответного жадного отклика, взгляд продолжает описывать круги на её теле, мысленно пробираясь под одежду, неторопливо лаская каждый кусочек нежной кожи с ума сводящими ласками, вызывая трепетную дрожь в глубине сердца, морозный холод вдоль позвоночника и слабость в коленях.

Страсть. Наслаждение. Желание. Он всегда нёс их с собой. Светловолосая дева падёт, сдастся, не выдержит натиска. Не устоит. Как и многие до неё. Потому что перед хищником нет преград.

Улыбка на красивом, искаженном плотоядным выражением, лице становится гримасой. Скоро. Уже скоро!..

— Денис! — слышится позади него голос Артёма Самойлова. — Уже нашёл себе новую игрушку?

Насмешливый тон друга ничуть не смущает грешника. Ни один мускул не дрогнул на его лице, мужчина даже не повернул головы в сторону говорившего, по-прежнему не отводя блуждающего по телу и проникающего в самую суть существа хорошенькой незнакомки взгляда. Маленькой грешницы, привыкшей к поклонению окружающих. Такой же беспечной маленькой дряни, как и все, которых он встречал на своём пути до неё.

Нарочито медленно мужчина подносит к губам бокал с коньяком и делает небольшой глоток.

— Игрушку? — спросил он протяжно, нарочно растягивая гласные.

Артём засмеялся гортанным смехом, слегка откинув голову. Слишком долго они с Денисом были знакомы, чтобы Самойлова можно было обмануть мнимой нарочитостью и протяжностью голоса. Кого угодно, но не его. Даже их, всех девиц, что попадались в ловушку, раскинутую умелым соблазнителем. Хотя их — в первую очередь. Но не его, человека, который знал не всё, но очень — очень! — многое о Денисе Романовском.

Артём отпил из своего бокала и, поджав губы, поинтересовался:

— Ты разве называешь их по-другому?

— Никак я их не называю. — Равнодушно пожал плечами Денис.

Артём проследил за взглядом друга, не выражая никакого интереса к будущей жертве соблазнителя.

Блондинка это время медленно прошла к барной стойке, звонко стуча каблучками красных туфелек по плитке, устилавшей пол, и присела на высокий стул, закинув одну ножку на другую. Бросив быстрый взгляд по сторонам, словно проверяя, какой эффект произвело её появление, девушка обратилась к бармену с мягкой улыбкой на пухленьких губках. А тот уже готов был чуть ли не прыгать на задних лапках, чтобы исполнить любой её каприз.

И всё же, сколь бы равнодушным он к ней не был, сердце Самойлова пропустило удар, когда девушка мягко улыбнулась бармену и опустила глаза.

— Красивая, — деловито отметил он.

Денис бросил на него быстрый взгляд, сведя брови к переносице. Недобрый знак, предостерегающий.

— Я, кстати, знаю, кто это такая, — как бы между прочим сказал Артём, не обращая внимания на злобный взгляд друга. Привык к подобным ухищрения с его стороны. Провокатор и манипулятор, все знали его именно таким. Но Артёму посчастливилось узреть грешника в другой его личине. Однажды...

Кажется, Дениса новость о том, что другу известно имя незнакомки, ничуть не трогает, он спокоен, ленив, тих и равнодушен. Как всегда. Когда было иначе, если дело касалось женщин? Лишь брови, на тон темнее, чем цвет волос, немного приподнимаются, а губы иронично кривятся. Это не является проявлением эмоций со стороны мужчины, за которые ошибочно их можно принять. Потому что он и сам может всё выяснить. Он добьется всего, чего захочет, при желании...

Артём опустился на стул рядом с ним и, не ожидая ответной реакции, всё же сказал:

— Это Ника Сафронова.

Денис привычно пожал плечами, выказывая поразительную степень своего безразличия.

Девушке тем временем принесли коктейль, и она, скользнув губами по краю бокала, едва пригубила напиток. Можно спорить на что угодно, она в курсе, какое впечатление производит на окружающих. Нарочито медленные движения языка, скользнувшего по влажным губам, чуть прикрытые глаза с пушистыми ресницами, гордо выпрямленная спина, длинные ноги в тонких чулочках и слегка покачивающиеся носочки туфелек.

Откинувшись на спинку стула, качнула головой, убирая с плеч длинные светлые локоны, пальчиками приводя кудри в легкий соблазнительный беспорядок. Обвела дымчатым взглядом зал, вновь отпив из бокала.

Горячий взгляд грешника неустанно следил за ней, не упуская из виду ни малейшей детали.

— Я её здесь раньше не видел, — задумчиво произнес Денис, наклонив голову и внимательно рассматривая.

— Она недавно в Москве, приехала из Питера, — сказал Артём, глядя на девушку. — Известная светская львица, между прочим. — И добавил, словно невзначай: — В определённых кругах.

— Неужели? — вдруг оскалился Денис, будто удовлетворённый подобной информацией.

Дело, кажется, начинает принимать весьма неожиданный, но интересный поворот? Светская львица. Милая маленькая искусительница. Маленькая распутная дрянь.

— Тогда всё становится еще интереснее, правда? — Он повернулся к Артёму, подмигнул другу. На губах мелькает плутовская улыбка. Что означает лишь одно — игра подошла к атакующему старту. Снова.

Артём ответил ему, многозначительно ухмыльнувшись.

— Хочешь попытать удачу? — Он и не отрицал, что его провоцирует.

— Всё это время она была на моей стороне. — Усмехнулся. Брови приподнялись.

Артём промолчал, а Денис тихо добавил:

— И на этот раз тоже от меня не отвернется.

Мужчина вновь устремил взгляд к девушке, будто своими пронизывающими глазами, вынуждая ее гореть в пламени костра, призывая малышку ответить ему тем же.

И она ответила. В единое мгновение напряглась, повернув голову в его сторону, вздрогнула. Поймала жадный взгляд глазами... и сама попала в плен. Соблазнительная маленькая искусительница оказалась в плену чужого соблазна. Будто зачарованная, она уставилась на него, замерла, приоткрыв ротик с влажной от выпитого коктейля верхней губой, и, кажется, будто не дышала. Забыла, как это делается.

Денис вскинул подбородок, наблюдая за девушкой из-под едва прикрытых век. Раздевая взглядом, обещая исполнение самых грешных её фантазий.

Он точно знал, что её сердечко ускорило стук и теперь барабанит в ушах. Пульс участился, нервно дрожа в венах неугомонной секундной стрелкой. И жар... он уже охватил её тело. Несомненно. Он проник в неё горячей огнедышащей волной наркотического воздействия, забрался в самые укромные уголки тела и теперь медленно и неотвратимо разъедает каждую клеточку взбудораженного молчаливой лаской женского существа.

Она его хочет. Уже. Одного взгляда было достаточно. Он точно это знал. И это не могло его не забавлять.

Губы растянулись в призывную голодную улыбку.

Он прекрасно знал, какую реакцию вызывает у противоположного пола. И дело тут даже не в красоте, хотя он и был по-своему красив, пусть и не той красотой, какую принято было называть классической. А в том, что в нём сочеталось несочетаемое. Ледяной холод и животрепещущий жар. Пламенная нежность и грубая жесткость. Порабощающее угнетение и блаженное падение ниц. Горящий огонь глаз сменялся циничным равнодушием так же быстро, как лёгко поднялась, чтобы через мгновение опуститься, руки. Живая улыбка мгновенно становилась звериным оскалом. Нежность уступала место бесконтрольной, беспричинной грубости. А страстные слова любви превращались в острые кинжалы презрительного хохота. Зверь, а не человек. Хищник, а не мужчина. Загадка, которую стремились разгадать очень многие, доверяя демону и вверяя ему свою чувственность.

А он откровенно смеялся над теми, кто верил ему. Кто наивно принимал искусно сплетённую им паутину лжи за правду, заключённую в хрустальный кувшин. Кто наивно полагал, что в силах изменить его. Сделать лучше и правильнее. Честнее и благороднее. Сердечнее и нежнее.

Глупые наивные девочки! Лицемерные маленькие обольстительницы, жаждавшие лишь одного! И он давал им это. Он был рождён для этого когда-то. Когда родился заново... по чужому соизволению.

Осколки того, что было разбито давным-давно, никто не в силах склеить, превратив в целостный, не знавший шрамов сосуд. Сосуд, всё равно зарубцованный навечно. И ему не склеиться вновь. Никогда уже не стать целым и цельным. Никогда не насытиться и не пресытиться. Никогда не устать от обольщения. Никогда... Потому что единственная его цель — новая жертва. И пусть путь, которым он идёт, — ведёт в адскую воронку. Ему всё равно.

Девушка задышала чаще. Мужчина уловил тот момент, когда бокал с коктейлем задрожал в тонких пальцах. И Денис улыбнулся ей, приподнимая свой бокал, приветствуя незнакомку. А затем, не отрывая от девушки горячего взгляда, сделал небольшой глоток — за неё. Отдавая ей честь и выказывая свою благосклонность.

Соблазнительница кивнула, уголки её губ предательски дрогнули, Денис отметил и это. Она опустила глаза и, помедлив, отвернулась от него, предоставив ненасытному взору скользить по изящной спине, не скрытой за красной шёлковой материей платья.

Ника Сафронова.

Денис повторил это имя про себя, словно пробуя его на вкус, смакуя удовольствие от его произнесения...

— Она, между прочим, очень разборчивая особа, — неожиданно раздался рядом с ним голос Артёма. — Просто так никому ничего не даст. — Кажется, в его голосе звучала насмешка?..

Денис оторвал взгляд от Ники и посмотрел на друга. Губы его саркастически дёрнулись.

— Никому и ничего? — переспросил он, всё так же насмешливо, неспешно растягивая слова. — Так это зависит оттого, что просить, и как это делать, Артём.

Синие глаза сощурились. Это, определенно становится очень интересно. И он вдруг предложил:

— Хочешь пари?

— Пари? — Артём уставился на него с непониманием.

— Да, — кивнул он, делая глоток из бокала. — На неё. — Денис кивком головы указал в сторону, где сидела девушка. — Я уложу её в постель сегодня ночью.

— Мне как-то не по себе, ты говоришь это, как само собой разумеющееся! — передёрнув плечами, воскликнул Артём, прекрасно понимая, что в этом и есть весь Денис Романовский. Он всё воспринимает, как само собой разумеющийся факт. — И не быстро ли? — проговорил он, заметив колкий взгляд друга. — Коротковат срок для такой особы, как мадмуазель Сафронова, тебе не кажется?

Денису было не до смеха. Он смотрел на друга пристально, серьезно. Уверенный в себе и решительный.

— Боишься? — с провоцирующей улыбкой осведомился он минуту спустя.

Артём уставился на него, не веря, что друг говорит серьёзно. Он, конечно, знал, что для Дениса Романовского нет ничего невозможного, но чтобы вот так... да еще и Нику Сафронову, которая дала от ворот поворот всем, кто крутился около неё толпами, одарив порцией сарказма и оплеух?! Но и Денис был тем еще негодяем!..

Артём прекрасно знал, как знали и все, кто имел удовольствие или несчастье быть знакомым с Денисом, что тот был упрямым, упёртым сукиным сыном — как в бизнесе, так и в отношении женщин. Он не отмерял семь раз, прежде чем отрезать. Он сразу отрезал — резко и решительно, доставляя боль, унижая, втаптывая в грязь, оставляя после себя только пустоту. И никогда не жалел о содеянном. Потому что был абсолютно уверен, что всё делает правильно. Он не давал обещаний. И для второго шанса в его жизни тоже не было места.

Женщины не задерживались у него надолго, а те, кто работал с ним или на него, очень скоро теряли то мнимое доверие, которое, думали, им было оказано. Наверное, в глубине души он ненавидел женщин. А еще он всегда получал, что хотел. Любыми способами. Средства не важны, важна цель и её достижение. Пусть даже придётся пройтись по головам и чувствам. Он был бесчувственным негодяем, и на чувства других ему было плевать.

Артём смотрел на Дениса, тот внимательным взглядом изучал плескавшуюся в бокале желтоватую жидкость, словно это было главным делом его жизни и ничто другое его не волновало, и не обращал на друга внимания.

— Сегодня? — уточнил Артем, сощурившись. — Этой ночью! И ты затащишь Нику Сафронову в постель?

— Ну, да. Сегодня, — согласился Денис равнодушно, не отрываясь от бокала. — А что, что-то не так?

Артём передернул плечами и покачал головой.

— Нет, ничего. А на что спорить будем?

Уголки губ Дениса приподнялись. Кажется, он знал все мысли и тайные помыслы каждого, с кем общался, таким насмешливым становился его взгляд, будто знающий все секреты оппонента или собеседника.

— А на что ты хочешь поспорить? — протянул он с улыбкой.

— На Элю! — без промедления ответил Артём.

Светлые брови взлетели, губы ехидно скривились. Пронизывающий взгляд приковал Артёма к месту.

— На Элю? — насмешливо переспросил мужчина. — Ничего себе. И как ты себе это представляешь? На Элю!

— Отдай её мне, — тут же заявил друг.

Денис молчал с минуту, глядя на Артёма так, что дрожь пробегала по телу. Секунды текли с ужасающей медлительностью, неторопливо перетекая одна в другую. Наконец, Денис сказал:

— Она мне не принадлежит.

— Скажи, что она тебе не нужна, — проговорил Артём, запинаясь.

— Она мне не нужна, — усмехнувшись, повторил Денис.

— Скажи об этом ей! — настойчиво сказал Артём. — Она же бегает за тобой почти год, на что-то надеется!

Денис изучающе смотрел на друга, и тот, не выдержав напора, отвёл глаза в сторону.

— Что, зацепила тебя?

Зацепила. Но Артём упрямо сжал губы, на скулах заходили желваки. Отвечать он не желал и взглядом упёрся в пространство, словно игнорируя вопрос. Зацепила!..

Секретарь Дениса, довольно симпатичная, но ничем не выделяющаяся, даже непримечательная. С тёмными локонами и синими глазами на миловидном личике, хрупкая и ранимая, как всегда казалось Артёму, влюбилась в Дениса по уши, едва пришла работать на него. Бегая за ним по пятам и исполняя любую прихоть просто потому, что любимому так захотелось, она превратилась в жалкую тень, подобие себя. Он всегда вспоминал, как увидел её впервые, год назад, когда Эля пришла на собеседование. И это была почти любовь с первого взгляда. Вот так... сразу, наповал, и прямо в сердце!.. Только вот самой девушке любовь эта была не нужна. Она жаждала, как воздуха, симпатии совсем другого человека. Того, который никогда не смог бы ответить на её чувства. Который, наверное, и не знал значения этого слова — чувства...

Денис был её сильнейшей слабостью, а сама она являлась слабостью Артёма. Он не понимал своего к ней влечения, пытаясь оправдать всё банальным желанием, весьма продолжительным воздержанием, симпатичной внешностью Эли, но потом осознал, что его чувство гораздо глубже, нежели плотское влечение. И тогда ситуация усугубилась.

Долгое время он не желал признавать эту банальную горькую правду. Единственная женщина, которую он посмел полюбить, была предана такому негодяю как Романовский, будто собачонка. Поистине, судьба умеет шутить! И Артём, вопреки всему, ждал. Преданно ждал, когда Эля увидит Дениса таким, каким он был с другими женщинами, и когда, наконец, розовые очки спадут с её великолепных глаз. И единственный шанс ускорить этот процесс, вывести девушку из коматозного состояния одержимой влюбленности, больше похожей на психическое отклонение, Артём видел лишь в том, чтоб вынудить Дениса лично указать Эле на то место, которое она истинно занимает в его жизни. Место секретаря, не более того. Сказать, как отрезать. Так, как Денис всегда это делал. Чтобы девушка уяснила, поняла и приняла это, рано или поздно. Артём был уверен, что, как только одержимость Романовским у Эли пройдет, она сможет разглядеть Артёма, его серьёзные намерения и поверить в его чувства. Главное, сорвать с грешника маску ангела, которую видит Эля, глядя на своего кумира!

Денис рассмеялся грудным смехом, будто в подтверждение мыслей друга о своей демонской натуре, и покачал головой.

— Если ты хочешь, я скажу ей это в любом случае, Артём, — протянул он. — Выиграю я, проиграю ли...

Самойлов мысленно выругался. Вот как! Оказывается, ему всё это время стоило лишь попросить!..

— Тогда на что? — выговорил Артём, вцепившись влажными пальцами в бокал. Что Романовский придумает!?

И вновь равнодушное пожатие плеч, взлетевшие брови, вновь та же насмешливая улыбка на губах. Никаких эмоций, никаких чувств — лишь маска, натянутая на лицо играющего грешника.

— Хм, ни на что. Поспорим, что эта твоя Сафронова будет моей очередной... Как ты там выразился?.. игрушкой? На эту ночь. — Денис на мгновение опустил глаза. — Поспорим просто так, ни на что. Ради интереса, — усмехнулся.

— Ты, правда, веришь, что сможешь сделать это? — прищурился Артём.

— Раньше у тебя подобных вопросов не возникало. — Скривился Денис.

Артём поджал губы и решительно протянул руку вперёд.

— Спорим!

Денис равнодушно посмотрел на руку, затем поднял взгляд на Артёма, испытывающе глядел на него с минуту, а затем скрепил сделку рукопожатием.

— Отлично. Спорим! — Одним глотком осушил бокал и поставил его на стол. Приподнялся со стула и устремил взгляд на Нику. Я иду, дорогая...

— Тигр вышел на тропу войны? — проговорил Артем севшим вдруг голосом.

— Тигр отправился за победой, — возразил Денис.

И неторопливо, с присущей тиграм грацией и неспешностью хищника направился к своей очередной жертве.

2 глава

Ника заметила его сразу, как только вошла. Боже, да кто его мог бы не заметить?!

Сердце предательски дрогнуло, заколотившись в груди, словно вольная птичка, пойманная в сеть. В висках пульсирующей болью отдавался бешеный стук, и кровь молотила ровными тяжелыми ударами.

От него веяло опасностью так же сильно, как искушением и желанием подчинить своей воле.

Он сидел, будто хищник, притаившись в тени, за барной стойкой в другом конце зала, неторопливо потягивая коньяк из бокала с таким безразлично шокирующим видом, словно плевал на всех с высокой колокольни, потому что все должны подчиниться ему и его желаниям, какими бы они не были. И она тоже должна. И, к своему ужасу, едва не сделала этого, сдержавшись оттого, чтобы кинуться не к нему, но хотя бы в его сторону, чтобы оказаться рядом, только невообразимой силой воли.

Всё в нем не просто говорило, но кричало о том, что ему ни до кого нет дела. Всё, от глаз, прикрытых темными ресницами, до скрещенных ног, застывших в расслабленной позе, вызывающе кричало, что он — опасен. Что его нужно бояться, — всем. Что он не тот, с кем стоит соперничать. Потому что все попытки соперничества будут сведены к нулю. Он никогда и никому не отдаст ветку первенства. Он лидер с навечно приклеенной к лицу маской победителя. И это было столь же очевидно, как и то, что скрываться от него не имеет смысла, если он уже наметил вас своей очередной жертвой. Вы уже проиграли.

И Ника, отлично понимая по одному лишь взгляду, что он собой представляет, тоже пала перед ним ниц, потому что устоять, выстоять, не проиграть вечному игроку-победителю, было невозможно. Она тоже пала. Она, Ника Сафронова, флиртующая кокетка и светская львица, отличавшаяся поразительной выдержкой и самообладанием, та, что отвадила от себя уйму кавалеров разных мастей, от ничего не имеющих за душой проходимцев до властных миллионеров, повидавшая столько различных взглядов в свою сторону, что кому-то столько и не снилось!.. Они были порочными, страстными, нежными, вселяющими трепет и дрожь, обещающими поклонение, будоражащими всё внутри, но никогда — такими.

У Ники кровь стыла в жилах от одного осознания, что он вообще на нее смотрит. А оттого, что находит ее привлекательной, оценивая, кажется, всё, что было скрыто под платьем, и вовсе дрожало сердце, а потом рвалось, увлекая девушку в жаркий сладостный плен обжигающей лавы.

Считанные секунды, мгновения, превратившиеся в бесконечный поток раскаленного пламени. Хватило лишь нескольких мгновений, чтобы она утратила силу воли и сдалась!..

Девушка нервно вздрогнула, прогнувшись под томным взглядом самого опасного мужчины на планете. Не устояла и подчинилась. Как и многие другие до нее. Перед ним невозможно было устоять. Что-то было в нем такое... хищническое, магнетическое, магическое, страстное и леденящее душу, что-то, что не давало ни малейшего шанса на то, чтобы спастись. Он не давал этого шанса. Зверь не признавал ничью...

Взяв себя в руки, Ника надела на лицо маску игривой беспечности, на дрожащих ногах прошла к барной стойке, делая вид, что не замечает оценивающего взгляда хищника, остановившегося на ней, и улыбалась. Пытаясь не замечать бешеного стука в груди и того, что пульс колотится в венах, будто сумасшедший. Не замечать хищника. Флиртовать и капризничать, но делать вид, что его здесь нет.

Она не хотела становиться его очередной жертвой. Потому что знала, что не сможет ему отказать, если демон попросит ее о большем, чем просто взгляд глаза в глаза. Да она сама не устоит! А он поработит ее, если захочет. А он захочет, она была уверена. Она сможет отказать кому угодно, но не ему. Только не ему...

Она села за стойку, наклонившись над столом к бармену, с игривой улыбкой заказала коктейль, стараясь подавить в себе безумное желание посмотреть на хищника еще раз. Хотя бы раз... Еще один...

Ника обернулась, окидывая наигранно небрежным, равнодушным взглядом помещение клуба. Словно ей все равно, словно она просто осматривает обстановку.

Обернулась, огляделась и... наткнулась на голодные глаза хищника. О, это был, поистине, взгляд зверя!..

Она невольно откинулась на спинку высокого стула. Словно в бесплотной попытке защититься от этого взгляда, направленного прямо на нее, скрыться за столом и надеяться, что он ее не заметил. Хотя это было глупо. Он УЖЕ ее заметил. И выделил из толпы. Она это знала. Дрожь прокатилась по всему телу.

От него веяло опасностью. И она чувствовала это. Каждой клеточкой тела, каждым ударом сердца, оглушавшего ее своим биением. Она чувствовала исходившую от него опасность и боялась.

Помещение клуба мгновенно сузилось до размеров карточного домика. Пространство сжалось в тугую пружину, готовую вот-вот растянуться. Ставший вдруг горячим воздух еще больше накалился, будто намереваясь загореться и поглотить всю действительность происходящего.

Весь мир завертелся вокруг него, этого уставшего играющего грешника, который мог заставить вас пожелать то, о чем вы раньше и мечтать не смели. Выудить на поверхность из плена вашего существа ваши самые откровенные плотские фантазии и желания. Одним лишь щелчком пальцев заставить вас покориться.

Ника сжалась, втянув плечи, когда он отсалютовал ей бокалом коньяка и выпил за ее здоровье. Она думала, что сердце остановится в тот же миг, когда увидела на себе его оценивающий голодный взгляд, и даже сама не поняла, как поблагодарила его кивком головы. А потом заставила себя отвернуться, отвести взгляд от хищника, вынуждавшего, приказывавшего ей смотреть ему в глаза.

Но смотреть в глаза хищникам... Она испугалась. Будто маленькая девочка, брошенная на забаву более взрослых ребят, которые одновременно пугают и притягивают ее существованием того мира, который ей пока не ведом. Но который она так хочет узнать. Неукротимое желание познать неизведанное. Роковое желание, губительное, но такое манящее своей пьянящей прелестью истинности.

Ника напряглась всем телом, чувствуя на себе дикий жаждущий взгляд, и с силой втянула воздух.

Но воздуха катастрофически не хватало.

Девушка стала задыхаться.

Мгновение. Вечность. Как долго она сидела, напряженная и встревоженная, глядя невидящим взглядом в бокал с коктейлем, который ей принес услужливый бармен. До того момента, пока холод ледяной волной не прошелся вдоль позвоночника, вынуждая ее вновь обернуться.

ОН направлялся к ней! Хищник шел прямо на нее.

Высокий. Статный. Красивый. Притягательный.

ОПАСНЫЙ!

Это слово ударило в мозг, пытаясь отрезвить мысли, охладив чувства. Как подсказка, предупреждение и... побуждение. К бегству. От него! Куда угодно, только бы убежать. Успеть сделать это.

Но сил на то, чтобы убежать, у девушки уже не было. Не было... Да и не хотелось.

Хищник приближался с мучительной неспешностью, будто давай ей шанс к отступлению. Которым она не воспользовалась. С ленивой порочной улыбкой на губах он подошел к ней и остановился рядом.

Ника взглянула на него, едва приподнимая отяжелевшие ресницы.

Мужчина мгновенно занял собою всё пространство, поглотив своим появлением все посторонние проявления настоящей действительности. Звуки, запахи, вкусы, ощущения... Всё исчезло, растворилось, затерялось, превратилось в бессознательность. Пустая вакуумная оболочка из хрусталя, ломкая и хрупкая.

Был только он. Пугающий, таинственный незнакомец, скрывающийся за маской хищника. Опасный, опасный, опасный!.. Но был только он. Всё остальное перестало иметь значение. Потому что ничего другого рядом с ним просто не существовало. Не могло существовать.

Он был не таким, как другие мужчины, которых девушке приходилось встречать. Другой. Она поняла это сразу, как только увидела его впервые, в темном углу элитного зала. Выделив из толпы посетителей.

У нее было много поклонников, но это совсем неудивительно, когда ты обладаешь такой выигрышной внешностью и приходишься дочерью успешному бизнесмену. Вокруг Ники, едва ей стукнуло шестнадцать, стали виться толпы воздыхателей и желающих покуситься на запретный плод. Но мадмуазель Сафронова никогда не давала больше, чем шанс просто встать рядом с ней. Пылкие взгляды, страстные прикосновения, недвусмысленные намеки и жаркие предложения. Все, кто рискнул или отважился на это, получила однотипный односложный ответ. Ника Сафронова никому ничего отдавать не была намерена.

Конечно, у нее были мужчины. Она любила мужчин. Она их коллекционировала, своего рода. Без злобы, агонии или азарта, просто... собирала своих почитателей, как ее отец собирал старинные марки. Она была кокеткой, в свете о ней ходила слава светской львицы, каковой она себя не считала. Она флиртовала, оставаясь неприступной скалой, своеобразной снежной королевой, и лишь с теми немногими, которые ей действительно нравились, завязывала какие-то отношения. Таковых было мало. Она умела ценить себя, ее научили не просто подавать, но преподносить себя, как изысканный фрукт, как драгоценность, добиваться себя, как наивысшей цели. И она пленяла мужские сердца, какие только хотела, стоило ей только захотеть, и мужчина пылал от страсти, лишь глядя на нее. Она всегда была той, которая навязывала игру. До этого самого дня. До него. Казалось, что всё, что было до него, было где-то там, в другой жизни. Параллельной, чужой и инородной. Той жизни, в которой она и не жила.

Мужчины... Разве то были мужчины!? Одного взгляда на играющего грешника хватало, чтобы понять, — она ничего раньше не знала о мужчинах. На этот раз она столкнулась с неравным соперником.

В нем всё было другим. Ника почувствовала, как ее сердце застучало в бешеном ритме, участился пульс.

Сумасшествие. Чистое сумасшествие.

Сколько прошло времени с момента, как он подошел? Минута?.. Две?.. Час? Год?! Вечность?.. Или же одно мгновение?.. Это не имело значения.

Она уже падала в губительную пустоту и неизвестность, ведомая этим завораживающим темно-синим взглядом играющего в соблазн и соблазняющего хищника. Смотрящим в ее душу. Подчиняющим ее своей воле. Испепеляющим ее дотла и разжигающими в ней ответный огонь.

Столь ли важно время, когда одно мгновение может решить всё?..

Мужчина наклонился к ней, явно собираясь что-то сказать, и Ника невольно подалась назад, не в силах выдержать этот натиск. Дыхание ее прервалось, превратившись во внутренний полустон.

Оказывается, можно не иметь ни единой возможности дышать даже тогда, когда вокруг полным-полно кислорода!

— Привет... — растягивая единственное слово, проговорил хищник томным голосом, и улыбнулся.

Всякое чувство опасности, даже если Ника и подалась ему, растворилось в воздухе. Она едва удержалась на стуле, чтобы не упасть. Дрожь прошлась по телу, тысячи, миллионы, миллиарды тоненьких иголочек вонзились в тело, а затем жар окатил с ног до головы.

ТАК не говорят. ТАК не улыбаются. Обычные люди. Но он, явно, не обычный человек.

Ника уставилась на него, как завороженная.

— Привет, — как она только умудрилась произнести это слово?..

— Скучаешь? — губы хищника растянулись не просто в улыбке, но в зверином оскале.

— Уже нет.

Удивительно, что она вообще смогла что-то произнести. Голос перестал ей повиноваться. Сознание помутилось. Разум блокировал мысли.

Незнакомец не отрывал от нее взгляда. И она смотрела ему в глаза. Темно-синие... Дьявольские глаза.

Светлые брови взлетели вверх, а губы иронически дрогнули.

— Чего ты ждешь от этого вечера? — спросил он, наклоняясь к ней ниже, и Ника ощутила свежий аромат его туалетной воды, дурманящий и манящий своей свежестью.

— А что ты можешь мне предложить? — тихо пробормотала она, глядя на него, затаив дыхание.

Неужели это произнесла она? Как она только могла? Да она словно предложила ему себя!

Губы мужчины плотоядно изогнулись.

— Всё, что ты только пожелаешь, — растягивая слова, протянул он.

И Ника снова попала в плен. Она добровольно сдалась на его милость. Поработила себя сама. И не могла уже вырваться из этого желанного ею рабства. Что-то в душе еще навязчиво шептало, кричало, что нужно бежать, пока есть возможность, пока хищник еще дает ей шанс на побег! Но она застыла на месте, не желая убегать. Она проиграла. За считанные минуты.

— Как тебя зовут? — прошептал незнакомец, наклоняясь к ней еще ближе, касаясь губами уха.

— Ника, — тяжело дыша, проговорила девушка. — Ника...

— Я Денис, — услышала она в ответ.

Денис. ДЕНИС... Как же созвучно со словом демон. Дьявол. Искуситель!

И она уже поддалась ему, пала перед ним на колени. Преклонила колени перед посланцем ада.

Желание захватило девушку в свои огненные объятья, словно тисками. Не отпуская. Не разрешая уйти. Запрещая даже думать об этом.

Порабощение... Безумие... Желание!

Ника хотела бы сжаться до размеров улитки. И одновременно расправить крылья и взлететь к небесам.

Она боялась его. Она желала его. Она нуждалась в нем.

— Пройдемся? — тихо проговорил он, едва касаясь губами мочки. — И твой вечер перестанет быть скучным.

Обещание. Безумие. ЖЕЛАНИЕ.

Он демон. Дьявол-искуситель. Она помнила об этом, она это знала, и все равно пала очередной жертвой отступника.

Она чувствовала, что сгорает в собственном огне, расплавляясь от первобытного жара, пробужденного самым древним инстинктом. Инстинктом обладания плоти. Жар охватил тело, сжигая всё внутри нее. Испепеляя, растворяя, парализуя. От дикого первобытного жара, огня желания и похоти невозможно было избавиться. Он подчинил ее волю себе. Отключал разум. Блокировал сознание. Вынуждал сдаться. И отдаться. ЕМУ. Ему одному! И она была согласна подарить ему себя. Быть рядом с ним. Чувствовать его тепло. Ощущать его присутствие. Вдыхать его. Всего, без остатка. Тонуть в демонских глазах. Глазах играющего грешника, завлекшего в свои сети уже много жертв.

Он протянул ей руку, и она приняла ее. Он повел ее сквозь танцующих, ловко лавируя между парами, и она пошла за ним. Не спрашивая ни о чем, просто следуя за ним, ведомая им одним. И уже не отвечая за последствия. Просто желая получить то, что он мог ей предложить.

Какая-то тусклая комната. Еще одна. Узкий коридор... Она слабо помнит, как шла, едва передвигая ноги. Погружение в полумрак, огонь желания и страсть. Ожидание чего-то магического нарастало.

Остались только он и она. Наедине. Дрожь прошлась по телу, сердце почти вырывалось из груди от собственного стука. Ника почти сходила с ума.

Он выпустил ее руку из своей ладони и отступил на шаг. Затем еще на один. Словно предлагая ей уйти, убежать. Неужели он давал ей возможность на бегство?..

Но нужно ли оно ей сейчас!.. Сейчас, когда ее единственным бесконтрольным желанием является лишь дотронуться до него, почувствовать его кожу? Быть с ним!..

Нет, она не станет сбегать. Не станет. И пусть это будет самым глупым поступком в ее жизни.

А Денис тем временем, осознав, что девушка не собирается уходить, неторопливо приблизился к ней, сокращая то ничтожное расстояние в два шага, что разделяло их до этого, и не отрывая взгляда от ее лица, ее наполненных желанием глаз. Гипнотизируя и парализуя. Покоряя и порабощая.

Ника следила за тем, как он вновь взял ее за руку, и не могла сделать ни шага для того, чтобы спастись.

Жар сковал тело горячим кольцом, обхватывая все его клеточки своими жгучими руками. Миллионы невидимых иголочек проткнули кожу и впивались в нее, в самую ее сердцевину смертельным ядом.

Разум упрямо твердил об опасности, взывал послушаться и бежать, молил не поддаваться желанию.

Но Ника пропустила его уговоры и мольбы мимо своего затуманенного желанием сознания.

Денис протянул к ней руку и коснулся щеки, погладив тыльной стороной ладони. А затем резко притянул ее не послушное ей, но покорное ему тело к себе. И она подалась ему навстречу.

Вот так, ближе... Еще ближе... Да-а-а!..

Он чувствует, как она сгорает. Слышит, как стучит ее бедное сердечко, попавшее в его плен.

Ника вздрогнула от его прикосновения. Искра прошла по телу, опаляя вихрем желания. Она хотела увернуться, поддавшись запоздавшему чувству опасности. И бежать. Бежать прочь. Но вместо этого осталась стоять на месте, удерживаемая его стальными объятьями и его волей, поглотившей ее волю и приказывающую остаться с ним, погубленная мимолетным взглядом, блеском темно-синих дьявольских глаз, обещавших искупать ее в экстазе. Она разлетелась на миллионы маленьких осколков, падающих в бездну. В ту самую, в которую и сама она скоро упадет.

Денис приподнял ее за подбородок, принуждая смотреть в глаза. И она вновь попала в капкан его соблазнов и своих желаний.

Она знала, что он наслаждался ее беспомощностью, своим превосходством над ее телом и разумом. Она понимала, но ничего не могла сделать для того, чтобы спастись. Потому что тот единственный шанс, что ей был предложен, она отвергла.

Денис не отрывал взгляда от ее глаз, приказывал повиноваться. И она повиновалась.

Он резко прижал ее к стене, прижимаясь к ней горячим телом. Ника могла и вскрикнуть от боли, потому что спину неприятно резануло, но не вскрикнула. Потому что ей понравилось ощущение его мощи, его силы, ощущения его желания и его могущества. Над ней.

Денис приподнял руку, нежно заправив светлый локон за маленькое ушко, провел пальцами по щеке от уха до подбородка, обвел контур точеного личика, вызывая нервную дрожь во всем теле, ни на мгновение не отрывая темно-синих пьянящих глаз от ее, испуганных, но жаждущих ласк и объятий.

Медленно, очень медленно он прижался своими губами к ее губам. Так же нарочито медленно обвел их контур своим языком, лаская и возбуждая, обещая новые ласки и пытки. Она хотела приоткрыть губы, ответить на поцелуй, поймать его губы в плен, как он поймал в плен ее. Но он не позволил ей этого сделать.

Она была послушной. Она сдалась.

Он поймал ее верхнюю губу и прижался к ней сильно-сильно, надавил, прикусил зубами, причиняя боль, и тут же прилизал языком, даря наслаждение. И это повторилось. Один раз, второй. Вновь и вновь. Снова и снова. Медленно... Очень медленно... Вызывая в теле Ники бурю самых разнообразных чувств и эмоций. Возвышая над миром. И вновь принуждая падать. Его язык погружался в пьянящую сладость ее рта снова и снова. Глубже, еще глубже... Сильнее... Резче...

Но медленно... О-о-о! Очень медленно!.. Ожидание сводит с ума.

Ника сходила с ума от ожидания. Она хотела, чтобы всё происходило быстрее. Намного быстрее. Еще сильнее. Еще жестче. Еще яростнее. Пусть разрывая ее на мелкие кусочки. Подобно разъяренной стихии, сметающей все преграды, возникшие на пути. Подобно вихрю, урагану, смерчу, захватившему ее в плен, закрутившему в своем водовороте огненной страсти. Она хотела большего. Она уже была готова к этому.

Она почувствовала, как бархатистый язык скользит по губам, жадно проникает в рот снова и снова, терзая его своей ласковой пыткой. Уже немного быстрее. Еще быстрее... Наконец-то!

Сильнее, сильнее, сильнее! Глубже!.. Еще глубже... Оставляя на ней свое клеймо. Ставя на ней печать правообладателя. Размывая границы и уничтожая преграды. Истинный эгоист, делиться он не желал.

Руки Дениса скользнули под лиф ее платья и прижались к разгоряченному телу. Прикосновение сводило с ума. То легкое, то жесткое. То наивное, то страстное. То дарящее, то клеймящее.

Ника медленно теряла рассудок. Голова кружилась. Она сгорала в пламени собственного наслаждения, поддаваясь пьянящему экстазу, несущему ее по реке мироздания. Из ее груди вырывался дикий стон. Крик ее души, одержимой теперь этим мужчиной. Порабощенной им.

Денис продолжал терзать ее губы своими жадными губами. Его жаждущие руки скользили по женскому телу очень медленно, раздувая пожар и воспламеняя. Заставляя сдаться не только ее тело, но и сознание.

И она сдалась.

Ника не заметила, как ее собственные дрожащие дрожью нетерпения и желания руки накрыли его грудь и теперь гладили мягкий черный шелк рубашки. Но этого было недостаточно! Она должна была ощущать его кожу. Чувствовать ее под своими руками. Прикасаться к нему. Знать, что он испытывает тот же телесный жар, что накрыл и ее с головой. Знать, что она еще не проиграла в этой схватке, в этой игре!..

Она попыталась расстегнуть пуговицы на его рубашке, желая удовлетворить свою дикую потребность, но мужские ладони тут же накрыли ее ручки и припечатали намертво к своей груди.

Денис отвел ее руки в стороны и приковал их к стене, удерживая своими ладонями.

Он вновь приказал. И она вновь подчинилась.

Она хотела чувствовать его всего. Везде!..

Он отпустил ее руки, словно удостоверившись, что она не нарушит немой договор, и провел ладонями вдоль ее тела снизу вверх. Сквозь тонкую ткань платья погладил живот, обвел подушечками пальцем пупок, поднялся вверх и коснулся большими пальцами напряженных сосков.

Ника вырвалась из плена его губ и застонала, не в силах сдерживать этот сладостный крик.

Денис поймал ее крик губами и вновь завладел ими в нестерпимой жажде обладания.

Его пальцы теребили ее разгоряченные соски, сжимая их, то надавливая, то отпуская, дразня и лаская. Ника невольно подавалась мужчине навстречу, призывая его к слиянию. Она уже сгорала от желания.

Денис провел мягкими губами по ее шее, увлажняя дорожку языком. Он закусил нежную кожу зубами, вынуждая девушку вскрикнуть от мгновенной боли, а затем облизал укус языком. Провел им по шее вверх, до подбородка, скользнул по губам и проворно вошел в рот.

Его пальцы продолжали терзать разбухшие горошины сосков, и Ника замотала головой не в силах сдержать порыв чувств, захлестнувших ее волной наслаждения.

Но чего-то не хватало...

Денис резко дернул подол платья вверх, поднимая то до талии, обнажая ноги, открывая себе проход в ее естество. Самое нежное, самое потаенное, самое сладкое и желанное место женского тела. Сдвинул трусики, продолжая смотреть ей в глаза, и прижался к ней своим жаждущим проникновения телом.

Ника закинула голову, отбрасывая волосы на плечи, требуя большего, не понимая, почему он медлит, желая ощутить его дрожащую плоть внутри себя. И утонуть в расплавленном металле его горячего тела.

Скорее, скорее, скорее!..

Он раздвинул ее ноги, приподнял одну и закинул к себе на бедро, одновременно сильнее толкая девушку на стену и приподнимая, насаживая на себя.

Одной рукой удерживая Нику, а другой расстегивая молнию на брюках, он по-прежнему прижимал девушку к себе. Зашуршала обертка презерватива. И спасительная мысль — откуда?! — была подавлена страстным желанием получить его себе, в себе, до конца. Справившись, наконец, с брюками, он прижался к Нике губами и одновременно молниеносно вонзился в податливое, готовое к его вторжению тело девушки.

Ника вскрикнула, но Денис заглушил ее крик поцелуем.

Он вонзался в нее снова и снова, толчки не заканчивались, они ускорялись. Становились все сильнее и яростнее, громче и отчетливее. Припечатывали Нику к стене, сквозь легкую ткань платья царапая ее кожу, причиняли ей боль, доставляли наслаждение и сводили с ума. Девушка пыталась подстроиться под ритм его движений, но не смогла, он полностью захватил над ней власть. Ей оставалось прижиматься к нему всё плотнее и плотнее, выкрикивая его имя и постанывая под ним. Чувствуя, что разрядка уже близка — вот она.

Она закричала, руками скользя по его спине и ногтями впиваясь в шелк его рубашки. Ее затрясло, дрожь проникла, казалось в каждую частичку ее тела, и всплеск страсти взорвался в ней ослепительным оргазмом.

А Денис продолжал двигаться в ней, поддерживая ее за бедра и попку, грубовато поглаживая ее кожу, насаживаясь на нее всё яростнее и сильнее, глубже. Снова и снова, быстрее, очень быстро!.. Еще один выпад. Еще один. Последний. Он навалился на нее всем телом, распластав на стене, заставив ловить губами воздух, сходить с ума от блаженства.

Ноги едва держали ее, и Ника уцепилась за Дениса, хватаясь за него, как за спасательный круг.

Она подняла на него уставшие, полные удовлетворения и непогасшего еще желания глаза. Он же смерил ее порочным взглядом и усмехнулся. И эта его усмешка сказала ей всё.

Как истинный игрок, он с ней просто играл.

Но игра подошла к концу, так и не успев начаться.

А она уже умудрилась в ней проиграть.

3 глава

За городом ей всегда дышалось легче, чем в центре мегаполиса. Москва утомляла, надавливая на тебя, и словно разрывая на части от избытка выхлопных газов, недружелюбных взглядов прохожих, ярой сутолоки и всеобщей беготни. Всё здесь дышало атмосферой карьеризма и вечного бега по кругу в попытке догнать вчерашний день и удачно выстрелить по намеченной цели. Работа, карьера, профессиональные достижения и рост, по карьерной лестнице, по социальной — неважно, главное — чтобы вперед, быстрее и быстрее, всё выше и выше. Туда — к звездам, позабыв о том, что и на земле, в общем-то, тоже когда-то была жизнь.

Саша не могла сказать, что не любит столицу, она родилась здесь, знала многие места и закоулочки, о которых не было известно приезжим, и гордилась эти. С закрытыми глазами или пусть даже, прикрывшись зонтом, могла гулять по переулкам, задумавшись о личных проблемах, и знать, где окажется в следующий миг. Это был ее город, и она любила каждую улицу, улочку, пешеходный переход, каждое осовремененное здание, увешанное разноцветными вывесками, плакатами, таблоидами и щитами, каждый, неоновым огнем светящийся стенд с рекламой. Было в этом что-то, как ни парадоксально, своё... родное.

Она любила Москву.

Но Подмосковье девушка любила еще больше. Здесь воздух был совершенно иным, нежели в городской толпе: не тугим, не скомканным, не грязным и не отравленным дымящими заводами и выхлопными газами. Чище, намного чище, таким, что не оседал в горле и легких тяжелым свинцовым комком, вынуждающим постоянно откашливаться. Дышалось здесь всегда приятнее и легче, чем в центре Москвы. И поэтому частые поездки сюда под совершенно любыми, даже нелепыми предлогами, обычно радовали ее по-детски впечатлительную натуру.

Обычно... Но сегодня всё было иначе. Нет уже радостного ожидания, застывшего в груди большим светящимся шаром. Нет благоговейной дрожи, охватывавшей тело каждый раз, когда Саша, собираясь за город, металась по квартире из угла в угол в поисках той или иной необходимой вещицы. Нет радостного предчувствия, какое обычно возникало где-то внутри, наверное, в самом сердце, когда она, уже сидя в автобусе или в машине друзей, оглядывалась по сторонам, как маленькая девочка, и с диким восторгом на лице наблюдала за проносившимся за окном пейзажем.

Сегодня она была совершенно спокойной и... равнодушной ко всему, что происходило вокруг нее. Не желание отдыха, чистого воздуха или приключений. Лишь необходимость — выехать сюда. Не более того.

Подставляя бледное лицо на удивление обжигающим лучам июньского солнца, Саша, зажмурившись, отвернулась к окну и закрыла глаза. Вот бы никогда их и не открывать! Девушка зажмурилась сильнее.

Тогда можно было бы не вспоминать!..

И не видеть в каждом силуэте очертания его фигуры. И не слышать в каждом мужском голосе его смех. И не было бы больно оттого, что у кого-то такие же зеленые глаза, как и у него. У кого-то, но не у него! Уже — не у него... И такая же складочка между бровей, когда он хмурился. И такая же родинка на виске, которую всегда целовали ее губы. И еще... еще... еще много всего, что было у него, а теперь есть у кого-то!

Было бы не так больно, если бы вся окружающая действительность, словно в насмешку, каждый раз не напоминала ей о том, что его больше нет рядом с ней.

В звуках... В неясных, едва различимых голосах... В расплывчатых очертаниях и серых пятнах, в которые превращались под пеленой слез, застилавших ее глаза, похожие на его фигуры... В "шапках" светлых волос, мелькавших в толпе метрополитена или на улицах города, таких же, как у него... И в улыбках с ямочками на щеках, тех самых, что и у него были! И улыбки эти — только для нее. И эти ямочки может целовать только она! А не какая-то брюнетка, вставшая на цыпочки, чтобы дотянуться до щек!

Все это — только для нее! Он сам так говорил, ведь правда же?.. Правда?!

Так почему же сейчас... всего этого у нее нет?.. Разве он не обещал ей, что всегда будет рядом?!

Саша почувствовала, как защипало переносицу от слез, застывших в уголках глаз. Сердце застучало медленнее и тяжелее, больно ударяясь о грудную клетку, и его стук, словно молот наковальни, отдавался в ушах громогласным эхом. Оглушая... Никогда ничего не слышать. Больше никогда!

Саша сжалась на сиденье в комочек, словно ей было холодно, и поджала губы.

Кажется, ее соседка в автобусе о чем-то спросила ее, но девушка сделала вид, что не услышала вопроса. Разговаривать не хотелось, язык отказывался ей повиноваться, а вести непринужденную беседу ни о чем на протяжении почти двух часов тем более не было никакого желания.

Сделав вид, что спит, девушка уткнулась лбом в стекло окна, за которым так же неспешно, монотонно и по-прежнему равнодушно проносился подмосковный пейзаж. Когда-то такой милый сердцу, а сейчас...

27 июня...

Уже год прошел. Целый год без него...

Без любимых глаз и искорок в зеленоватой глубине, без родных улыбок, посланных лично ей одной, без заразительного смеха, застывавшего на губах в тот момент, когда их касались ее теплые мягкие губы. Без нахмуренных, сошедшихся на переносице бровей, когда он злился... Он злился нечасто, на нее — вообще никогда, а потому целовать морщинки, разглаживая их поцелуями, Саше было вдвойне приятно.

Целый год без сорванных втихаря поцелуев, когда он думал, что она спит. Такой милый в своей наивной уверенности, что она не проснется от утренней ласки самого любимого человека в ее жизни. Целый год без впопыхах сброшенной одежды, когда он, вернувшись из очередной командировки, сжимал девушку в объятьях, и они любили друг друга до утра, вновь и вновь доказывая себе и звездам силу вечной любви. И без крепкого черного кофе за завтраком, с долькой лимона, потому что он знал, что именно так она любит. И без долгих сидений по ночам перед телевизором, когда она, заснув у него на плече на диване, всегда просыпалась в постели, куда он ее относил... И она даже слышала, как он что-то нашептывал ей на ухо, называя любимым котенком и маленькой соней... и улыбалась во сне... А он целовал ее в губы, нежно и благоговейно, убирал темные пряди волос с лица и смотрел на то, как она спит... А вечером они могли поссориться из-за того, что она хотела пропустить пары в университете и остаться с ним, а он отправлял ее на занятия... Она, конечно, подчинялась и шла в университет, но сбегала с последних пар без зазрения совести и стремглав мчалась к нему, родному и любимому...

Целый год без всего этого. Целый год без человека, который стал для нее всем — светом, счастьем, миром, любовью... ее жизнью. И вот... этот год без него!.. Как она прожила его?..

Ресницы задрожали, и Саша кожей ощутила, как по щеке скользнула одинокая слезинка, остановившись в уголке губ. Соленый, противный, безобразный привкус яда... Она пила его уже не первый день. Она даже потеряла счет этим бесконечно тянувшимся дням.

Наверное, она и не жила в этот год. Просто существовала, переживая минуту за минутой, час за часом, день за днем. Наполненные воспоминаниями, мгновения, такие болезненные, будто раз за разом вонзавшие острые кинжалы в обнаженное тело. Воспоминания с отголосками прошлого, которого у нее не осталось...

Воспоминания — словно клеймо на всю оставшуюся жизнь, которую она без него прожить не сможет...

Саша провела языком по губам, слизывая соленый яд и ощущая, как он, оседая в горле, проникает в нее, медленно, но верно убивая...

За этот год она так много плакала, что, наверное, могла выплакать все слезы... Каждый раз просыпаясь, уткнувшись головой в мокрую от слез подушку, она молила Бога, чтобы боль ушла, растворилась, чтобы притупилась хоть немного... Чтобы фотография улыбающейся влюбленной пары, стоявшая на тумбочке у кровати, не бередила раны, оставляя на сердце гноящиеся рубцы, и чтобы ядом в кровь не проникали воспоминания тех дней, которые уже не повторятся никогда...

Но боль не уходила, не притуплялась, а, казалось, со временем, которое ни черта не лечит, становилась лишь острее и ощутимее. От звуков, от шагов на лестничной площадке, от мужских голосов, от запахов, от случайных прикосновений... И от чувства невероятной пустоты, поселившейся в ее сердце.

Целый год прошел. А легче так и не стало. А говорили, пройдет, утихнет, забудется, спрячется. Лгали!..

Саша вздохнула, втянув плечи и одновременно стискивая зубы, чтобы не разреветься. Тугой комок слез уже подполз к горлу, пытаясь вырваться из нее глухими рыданиями, криками боли и отчаяния. Не сдержавшись, девушка всхлипнула, шмыгнув носом, поднесла зажатую в кулачок руку к губам, удерживая стон, а потом смахнула с ресниц теплые капли слез.

Ее соседка по автобусу, женщина лет сорока пяти, обеспокоенно тронула Сашу за руку.

— С вами всё в порядке?

Саша, не открывая глаз и не поворачивая к ней бледное лицо со следами слез на нем, просто кивнула.

Женщина покачала головой, догадываясь, что не в порядке, но настаивать ни на чем не стала. Саша еще некоторое время чувствовала на себе ее обеспокоенный взгляд, но не повернула к той головы, упрямо зажмурившись и отгораживаясь от внешнего мира. Как отгораживалась от него весь этот год...

Все вокруг нее в один голос твердили — забудь. Забудь, черт побери! А как можно забыть? И что именно забывать?! То, что он был в ее жизни?.. Или то, что его в ней больше нет?! Забудь, черт возьми! Вычеркни из памяти, не вспоминай, просто не думай?.. А как?! Ради всего святого, скажите — КАК?! Когда всё, что ее окружает, напоминает о нем!.. Невольно, случайно, косвенно, втихаря, но напоминает. И раны вновь кровоточат, болят, изнывают, острием боли вонзаются в плоть. Не заживают... Потому что его больше нет...

Михаил... Миша... Мишенька...

Ее медвежонок... А по сути, огромный "медведь" под два метра ростом, со светлыми, пшеничного цвета волосами, всегда такими взлохмаченными, словно они никогда и не встречались с расческой. И с ясными глазами цвета листвы, такими зелеными, что порой не верилось, что это не линзы... И с ямочками на щеках, которые она обожала. Большой "медведь" для маленькой девочки. Надежная защита, опора, любовь всей жизни...

Они познакомились, когда Саша училась на первом курсе института фотоискусства. Первокурсница — та же самая "первоклашка". Ведь ей на тот день еще не исполнилось и восемнадцати! А он — уже выпускник. "Хорошист", спортсмен-баскетболист, играющий за институтскую сборную, любимчик девушек, заводила большой компании. Разве мог такой парень обратить на нее внимание?..

Саша не была красоткой в классическом понимании красоты, но миловидной ее можно было назвать, хотя девушка никогда не питала иллюзий на счет своей скромной персоны. Аккуратная и сдержанная в проявлении эмоций, скромная и дружелюбная, тихая и отличавшаяся от других своим сшитым сестрой вручную платьице с синими цветами. Волосы всегда заплетены в косичку или собраны на затылке в пучок, в руках Неприметная тихоня или серая мышка, как называли бы ее многие.

И разве могла подумать она, невысокая шатенка с серо-голубыми глазами, с очаровательной улыбкой и искорками в глубине глаз, что именно она сможет обратить на себя внимание очаровательного старшекурсника?.. Когда-то давно. В прошлой жизни...

...— Что делать этому фанту? — раздается вопрос, заглушая гул ликующих и возбужденных голосов.

Игра, в которую играют почти все. Что может быть необычного в том, что в нее играют студенты? Чтобы познакомиться, лучше узнать друг друга и просто поразвлечься на одной из студенческих вечеринок, организованных студсоветом. Развлечение, забава, игра, не более того. Почти как "мафия".

Саша тоже играет, сцепив руки на коленях, скромно сидя на скамейке с третьекурсниками и даже выпускниками. Отказаться она, как ни старалась, не смогла. Одногруппник Пашка Ерёмин, тот еще шут и балагур, схватил ее за руки и втащил в круг играющих под общие одобрительные восклицания и смех.

— А этому фанту... — вещает ведущий, высокий и худой парень-пятикурсник, и делает длинную паузу.

Саша замирает, боясь даже вздохнуть. Сердце колотится так сильно, что ей кажется, оно вот-вот вырвется из груди, а руки, зажатые в кулаки, становятся влажными, и девушка пытается незаметно вытереть их о подол юбки. Саша смотрит на ведущего почти затравлено большими серо-голубыми глазами олененка, понимая, что этот парень сейчас является своего рода вершителем ее судьбы.

На кону — зеркальце, подаренное ей сестрой, недавно вернувшейся из Голландии. Ее фант!

— Этому фанту... — говорит ведущий. Саша начинает дрожать, а парень добавляет: — Бутылочка!

Всеобщий стон. Затем смех. Ликование и радость, которая остро ощущается в небольшой комнате.

Саша замирает, краснеет, опускает глаза, готовая провалиться сквозь землю.

Все взгляды устремлены на нее одну. И ЕГО внимательный взгляд тоже...

Откуда ни возьмись, появляется бутылочка. Сашу вынуждают ее раскрутить, и дрожащими руками она делает это. Затем закрывает глаза, всего лишь на мгновение, как ей кажется. Открывает их лишь тогда, когда раздается громогласное "Ооооо", и всеобщий смех, оглушая, заливает комнату...

Она натыкается на пристальный взгляд самых зеленых глаз на планете... И понимает, что пропала... Навсегда. Влюбилась. С того самого — первого взгляда.

Поцелуй... Легкий, нежный, едва ощутимый... Словно и не касается губ... А вдруг понимает, что хочет еще и еще... А он отстраняется, приподнимая ее лицо за подбородок, пытаясь поймать смущенный взгляд... А она прячет глаза, краснеет... Губы горят огнем... А в груди что-то горит, пылает, озаряет всё вокруг сияющим светом, льющимся из глубин ее души.

А он прижимает ее к себе и шепчет:

— Моя девочка, всё хорошо... Всё хорошо, моя милая...

С того они дня они почти не расстаются. Уже вся компания знает, что они встречаются... Его друзья, ее подруги, даже некоторые преподаватели...

...— А можно проводить до дома милую девушку?..

Ждет ее после пар каждый день. Она улыбается, светится от счастья. А он, словно отвечая на ее улыбку, протягивает букет белых роз.

— Как ты узнал, что это мои любимые? — удивляется она.

Он загадочно улыбается. И вновь эти ямочки, которые ей хочется поцеловать. Обнимает ее за талию, притягивает к себе.

— Потому что я волшебник... — раздается ей в губы теплый шепот.

Припадает к ней в поцелуе, и она понимает: да, он волшебник. Потому что сотворил для нее чудо...

Он вскоре оканчивает институт, устраивается на работу, фотохудожник в модном журнале, как и мечтал. Успешен, самостоятелен и независим. Командировки по всей России и за ее пределы. Но они всё так же неразлучны, как и прежде. Она скучает и ждет его, шлет ему тонны смс, а он обещает скорее вернуться.

Неожиданным вдруг оказывается для нее предложение жить вместе...

...— Вдвоем?.. — переспрашивает она, глядя на него изумленными глазами.

— Ну, конечно, вдвоем, дурочка! — смеется он в ответ. — А как же еще? — обнимает ее, притягивая к себе. — Только ты и я. Каждый день... представляешь?..

— Только ты и я?.. — завороженно повторят за ним, смотрит в светящиеся зеленые глаза. Может лишь пробормотать: — Мне нужно поговорить с сестрой... — вздрагивает. — А что скажет твоя мама?

— Моя мама не маленькая, как и твоя сестра, кстати говоря... Она всё понимает, — улыбается он ее смущению. — И ты уже не маленькая, котенок. Тебе восемнадцать...

Все сомнения рассеиваются вмиг, когда он припадает к ее губам в поцелуе.

И она уже соглашается со всем, что он ей предлагает. Потому что любит и любима. И они держат свое счастье на ладонях.

Он был ее первым мужчиной. Она ждал этого момента, стеснялась жутко, боялась, что может ему не понравиться и банально не возбудить в нем желание. Ведь сколько девушек было у него до нее! Эти мысли пугали и одновременно злили ее. Она не хотела об этом думать, но мысли все равно невольно всплывали в голове при виде очередной красотки, бросившей на него плотоядный взгляд. Ведь он был очень красивым, не только для нее одной, но и остальные ведь не были слепыми! А Миша просто улыбался, повторяя, что она лучшее, что было, есть и всегда будет в его жизни... И, как ни странно, она ему и тогда верила тоже.

...— Ты боишься? — легкий шепот в тишине комнаты с завешанными шторами и горящим ночником.

— Уже нет... — и это правда. Что-то дрогнуло в сердце в последний раз, и страх отпустил, исчезая в объятьях лучшего мужчины на земле.

Она чувствует кожей, что Миша улыбается. И ей хочется улыбнуться ему в ответ.

— Правильно, моя девочка, не нужно бояться, — едва касается губами ее щеки. — Я тебя никогда не обижу. Слышишь, никогда!..

И она поверила... Она знала, что он не лжет. Любимый человек, самый любимый и родной!.. Первый и единственный во всем мире, во всей жизни. Для нее — один такой!..

Она была счастлива, не веря лишь, что всё это может быть правдой, что всё может быть так хорошо. Ее ослепительное счастье, любовь, которой ее наградили небеса, Миша, ее медвежонок, дороже которого у нее никого не было!.. Хотелось летать, петь без причины, хотелось просто жить и радоваться счастью, которое настигло ее почти четыре года назад... Безграничному чистому, теплому, как летний ветер, счастью.

Но лето вошло в ее жизнь трагедией. И счастье оказалось лишь хрустальной вазой, которая рассыпалась на мелкие осколки, как рухнула в одночасье и разбилась на кусочки ее жизнь...

...— Рогозина? Александра Кирилловна?

Голос незнакомый. И кажется совершенно зловещим при свете лишь включенного наспех ночника.

Сон вмиг как рукой сняло. Сердце задрожало еще сильнее, чем днем, когда она, чтобы уснуть, выпила настой валерьянки. От Миши не было вестей уже много часов подряд.

— Да?..

Голос осип, слова не шли с языка, в ушах — нарастающий шум и гул. Перед глазами — расплывчатое серое пятно, увеличивающееся и превращающееся в бездну. И сердце болит, нещадно, остро, резко...

— Это городская больница Љ 3, — продолжает голос. — К сожалению, у меня для вас плохие новости...

Сердце перестает биться. Трубка телефона почти выпадает из дрожащих пальцев. Из глаз сами по себе катятся слезы. Предчувствие... предчувствие беды, трагедии, катастрофы...

— Что случилось? — находит в себе силы это произнести, хотя сухие слова замирают на дрожащих губах.

На том конце трубки тяжелое дыхание, вздох... А затем...

— Полчаса назад к нам доставили Новгородцева Михаила Романовича...

И больше Саша ничего не слышит. Трубка выскальзывает из заледеневших пальцев. Все закручивается в тугую, раскаленную спираль, которая засасывает ее в свои полукруги...

Произошла авария... Грузовик... Много пострадавших... Михаил... Доставлен в тяжелом состоянии... Спасти не удалось...

Она закрывает глаза и слышит, как счастье, громко хлопнув дверью, оставляет ее одну, наедине с вязким неисчерпаемым горем...

27 июня... Она ненавидит этот день.

30 июня... Этот день она ненавидит еще больше.

Похороны... В Подмосковье, где жили его бабушка и дедушка, и куда они с Мишей так часто ездили отдыхать. Там, где всегда дышалось свободно, теперь не хватает воздуха. Он давит на нее. Она задыхается.

Она рыдает навзрыд, не сдерживаясь. Стесняться ей нечего, она потеряла человек, который был для нее всем. Ноги не держат ее, падает на гроб, умоляя любимого не оставлять ее. Сашу с силой оттаскивают от покойного. К своей груди, полной таких же рыданий, ее прижимает его мама, Анастасия Викторовна. Они, крепко сжав друг друга в объятьях, так и провожают Мишу в последний путь. Рыдают в голос, сотрясаются от рыданий и стонов, а потом вдруг затихают, не отпуская рук, раскачиваясь из стороны в стороны от горя.

Всё плывет перед Сашиными глазами. Когда гроб начинают засыпать землей, она теряет сознание.

Жизнь для нее почти заканчивается, остановившись на той стрелке, когда смерть унесла его от нее.

Некоторое время после этого она ни с кем не общается, запершись в своей комнате, как в тюрьме, лежит на кровати и смотрит в потолок. Ее приходят навещать родные, друзья, даже преподаватели из вуза. Она не выходит к ним, ее сестре приходится всем говорить, что Саша себя плохо чувствует. И она не лжет, такой Светлана младшую сестру никогда не видела, даже когда умерли их родители, девочка держалась. А сейчас... Миша был для нее больше, чем просто парнем или любимым мужчиной. Он был для нее... ее вселенной. И она не смогла смириться с потерей. Целыми днями рассматривала фотографии в альбоме, дрожащими пальцами переворачивая страницы, и плакала. По ночам почти не спила, а когда удавалось заснуть, кричала во сне, всегда плакала и звала Мишу. И так продолжалось изо дня в день.

В сентябре она идет на занятия, как и все. Всё, как всегда. Но лишь Саша знает, чего ей стоит сохранять невозмутимость и держаться на публике, чтобы не расплакаться. Но она выдерживает и это. Два месяца без него, два месяца ада на земле. Два месяца, в течение которых она успела превратиться в тень самой себя.

Последний год обучения в институте. Она должна его выдержать ради Миши, ведь он так хотел этого! И она выдерживает... Как — никто не знает и даже догадаться не смеет, но она выдерживает. Получает диплом с отличием, как и Миша и мечтал. Она побеждает в этой битве с самой собой. Побеждает... и одновременно проигрывает.

Приближается 27 июня...

И жизнь вновь медленно рушится.

Она всегда любила воздух Подмосковья, приятно-терпкий, пряный, чистый и мягкий. Дышалось здесь всегда легко, будто сбрасывало с единым вдохом все проблемы, которыми заволакивал большой город. Как бы ей хотелось, чтобы это было так! Но не сегодня. Сегодня, как и год назад, Саша здесь задыхалась.

Выбираясь из автобуса, девушка попыталась дышать полной грудью, с силой втягивая его в себя, и не обращать внимания на боль, засевшую в сердце. Хотя бы на время, вот здесь, с ним. Не получалось. Болело, надрывалось, кровоточило. Как и год назад. Не затянулось, не прошло. Ничего не изменилось...

На городском автобусе до кладбища проехать три остановки, она помнит этот маршрут наизусть. Она прошла бы его пешком, да боится, что ноги ее не удержат, те дрожат и подкашиваются.

Сжимая в руках цветы, девушка отвернулась к окну. Июньское солнце не грело своим теплом.

Ее остановка. Медленно выходит. Размеренными шагами направляется в сторону кладбища, где, сверкая кладбищенскими крестами в глубине черной мглы, светится и его... крест. И ее крест тоже. Один на двоих.

Слезы душат кислотой, вновь подбираясь к горлу громкими всхлипами и стонами. Уже не обращая внимания на проходящих мимо людей, Саша плачет. А ноги сами несут ее туда, где разбилось на части ее счастье. Туда, где навеки остался тот, кто был ее счастьем.

Тот, кого уже не было рядом. Целый год...

4 глава

Через открытое окно в комнату проникали легкие пряные ароматы, принесенные с летним ветром, но от саднящей боли в груди не спасали ни они, ни даже любимые классические мелодии, наполнявшие комнату. От острого же чувства одиночества, вязкой тоски и свинцового отчаяния некуда было деться уже давно.

Саша уже привыкла к этому ощущению зияющей пустоты внутри, к тому, что, словно затянутое в тугой корсет, сердце стучало глухо, тяжело, ударяясь о грудную клетку с такой нерешительной медлительностью, будто желая остановиться навеки. Наверное, оно и остановилось. В тот самый роковой день... От звуков знакомых аккордов оно лишь сильнее сжималось, превращаясь в комочек накаленных до предела нервов, и острой болью отдавался его стук в ушах, оседая в них вязкой массой. Превращая любимые произведения искусства в дешевую безвкусицу.

Саша вздохнула, через силу втягивая в себя пропитанный ароматами музыки воздух, перевернулась на живот, обняв руками подушку, и закрыла глаза. Перед мысленным взором — родное лицо, любимые ямочки на щеках и улыбающиеся зеленые глаза. Опять, как наяву, будто и не было этого злосчастного года!..

Девушка сжалась, услышав первые звуки вдруг разорвавшей воздух мелодии, сменившей "К Элизе". Он обожал Бетховена, и потому звуки "Лунной сонаты" лишний раз взбудоражили воспоминания.

Миша любил классическую музыку, и его любовь, наверное, граничила с обожанием. Он так восхищался произведениями былых и современных гениев, что его восхищение порой выходило за рамки, доходя до банального фанатизма. Он искренне не понимал, почему Саша могла разозлиться на него за то, что вместо того, чтобы сходить с ней в кино, он тащился на симфонический концерт.

— Как же ты не понимаешь, Сашенька! — восклицал он, и глаза его сверкали. — Неужели ты не слышишь?..

— Не слышу что? — не понимала она, а он закрывал глаза и благоговейно шептал:

— Этого... Неужели не слышишь?.. не чувствуешь?.. Кажется, что вся реальность исчезает, меркнет...

По чести сказать, она не слышала. Но тоже закрывала глаза, прислушивалась, пытаясь поймать то самое настроение, и понять. А потом, маленькая лгунья, открывала глаза, беспрепятственно наблюдая за Мишей.

Ей нравилось смотреть на него. Наверное, она могла бы делать это вечно. Она знала каждую черточку на его лице, у виска тонкий шрам, а между бровей небольшие складочки, ресницы слегка подрагивают, а губы словно что-то шепчут... Она едва себя сдерживает, чтобы не коснуться их своими губами!..

Он так отчаянно хотел приучить и ее к видению прекрасного, что у него не могло не получиться сделать этого. И у него получилось. Получилось... Но лучше бы не делал этого, тогда не было бы сейчас так больно. Снова больно. По-прежнему больно. В груди, в сердце, в ушах, в горле... Без него больно.

И отрезвляющей болью сейчас оседали в ее ушах звуки "Лунной сонаты", наполнявшие комнату. Звуки его любимого произведения. Миша больше никогда не услышит их. А когда-то они слушали их вместе...

Саша распахнула глаза, впиваясь взглядом в стены, обклеенные светло-голубыми обоями. Они вместе со Светой подбирали их, за год до дня, как Саша переехала жить к Мише. Голубые, с большими темно-синими пионами. А на потолке люстра, которую она перевезла из их квартиры... зеленая, висевшая в спальне, окрашенной в тона молодой листвы, и здесь совершенно неуместная, но... девушка не смогла ее выбросить, оставив хламом в подвале. Просто не смогла... Это было частью ее жизни, того кусочка ее жизни, где она была счастлива!..

Саша вздохнула, облизав пересохшие губы. В переносице уже давно противно не щипало. Наверно, слез не осталось. А возможно, она всё же выплакала их все.

27 июня...

Страшный день календаря, отмеченный черным фломастером в ее ежедневнике, а она не проронила ни слезинки. Слишком много, слишком часто плакала в этот год. Устала?.. Или, действительно, выплакала уже все слезы?.. Превратилась в апатичную, бесчувственную тень, истратив все силы на то, чтобы не сойти с ума, смириться с потерей, чтобы пережить и чтобы выжить! Устала. Угасла. Сгорела дотла подобно свече...

И сейчас... лежала на кровати с открытыми глазами и невидящим взглядом обегала комнату. Потолок, стены, окно, туалетный столик с фотографиями, картинки, подаренные друзьями, сестрой и им. Из стороны в сторону, по кругу. Фотографии, столик, окно, стены, потолок... И музыка, льющаяся из динамика.

Легкий июньский ветерок, проникающий в комнату, приятно холодил разгоряченную кожу, но не спасал от удушающего чувства одиночества и гнетущего чувства собственной ненужности, едкого ощущения, что мир разбивается, поглощая ее в необъятную бездну кошмара. В котором она и так уже жила целый год.

Саша вновь тяжело вздохнула, через нос втягивая в себя пропахший отчаянием воздух. В груди громким эхом отозвалось беспокойное сердце, отстукивая один за другим свои резкие, острые, проникающие удары где-то в висках. Словно отсчитывая мгновения до ее сумасшествия. До момента, когда она не выдержит и шагнет за край той бездны, перед которой оказалась стоящей. Еще немного. Чуть-чуть. Уже скоро...

Говорят, время лечит?..

Боль в стеклянных глазах превращается в саркастичный огонек. Ироничное движение застывших губ.

Нагло лгут, глядя в глаза! Не лечит... Лишь сильнее болят, гноятся незарубцованные, кровоточащие, незаживающие раны. Лишь отчетливее минута за минутой, час за часом раздаются эхом в ушах шаги ускользнувшего безмятежного счастья. Лишь острее и резче боль пронзает тело осколками от рухнувших надежд. Лишь ощутимее обдают огнем по обнаженной коже обжигающие следы горького отчаяния.

Со временем не становилось легче. Становилось лишь больнее.

Год прошел... Разве раны затянулись? Разве время их залечило? Разве стало легче дышать? Разве смогла она забыть, как советовали друзья и подруги? Мишу забыть, их общие воспоминания, любовь и счастье, поддержку и защиту, маленький мирок, построенный ими для двоих? Разве смогла он выбросить из памяти четыре года безмятежного счастья? Четыре года Миши в ее жизни?!

Смогла, старалась? Нет. Зато желала забыть каждую проклинаемую ею минуту этого года, проведенного без него. Каждый час, в течение которого не могла найти единую секунду, чтобы отключить чувственные рецепторы и не ощущать разъедающую ее боль.

Не получалось, не забылось. Ощущалось, чувствовалось. Болело!..

Если время лечит, почему ему не хватило целого года на то, чтобы боль притупилась? Почему лучший в мире лекарь обошел стороной именно ее? Почему по-прежнему, как и год назад, она не знает, как жить дальше?.. И с чем жить, — лишь с воспоминаниями?.. Пустое, бессмысленное существование!..

Саша вновь прикрыла глаза, чувствуя, что в уголках глаз начинают зарождаться соленые капли. Значит, не все слезы были выплаканы ею?.. Что-то осталось в глубине ее души и сердца, какие-то остатки чувства.

Девушка понимала, что Миша не хотел бы видеть ее такой. Он бы разозлился, он бы просто взбесился, но и сделать, чтобы исправить это, Саша ничего не могла. Он не знал, какого это... потерять!.. А она знала. Сначала нещадно болит и режет, а потом... потом пустота, абсолютное ничто, как внутри так и снаружи. И ты тоже медленно превращаешься в ничто.

Легкий, едва слышимый стук в дверь не заставляет ее даже вздрогнуть. Саша продолжает осматривать комнату и, не отрывая голову от подушки, просто кивает, слегка вскидывая подбородок, словно тот, кто стоит за дверью, может увидеть этот молчаливый знак согласия. Она и рада бы что-нибудь сказать, но губы не повинуются ей. В горле вместо слов тугой и острый комок с соленым привкусом слез, и для того, чтобы произнести хоть слово, кажется, нужно приложить массу усилий, на которые Саша сейчас не способна. Потому что, чувствуя себя выжатой, как лимон, она даже не может разлепить внезапно слипшиеся губы.

Хочется повернуть голову, чтобы посмотреть, кто войдет в комнату, но Саша и так знает это.

Дверь приоткрывается совсем немного, и в образовавшуюся щелочку заглядывает Света. Саша не видит лица сестры, но будто чувствует обеспокоенность в ее глазах и нервозность в застывших пальцах, сжавших ручку. Света проходит в комнату, прикрыв за собой дверь, и сглотнув, нетвердо произносит:

— Саша, можно к тебе?..

Та лишь кивает, не оборачиваясь. Создается впечатление, что и на это малейшее движение тело ответит новой болью, поэтому девушка лежит неподвижно, глядя на неоновые звезды, прикрепленные на потолок. Тоже привезенные из их квартиры... Они висели на кухне, и Мише очень нравились.

Света сделала нерешительный шаг вперед, будто боясь, что сестра выставит ее из комнаты. Больно было смотреть на эту картину какой-то мертвой действительности, но Светлана пересиливала себя.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спросила она, шагнув к сестре. — Может, тебе принести что-нибудь?

Яда, если только, чтобы навсегда искоренить боль, поселившуюся в сердце, хотелось ей крикнуть. Конечно, Саша этого не сказала, не посмела бы. Она молчит, а потом медленно оборачивается к сестре. Она не изменилась, выглядит так же, как всегда, только небольшие темные круги залегли под глазами, и Саша вдруг чувствует укол совести — они появились там из-за нее. Светлана выше младшей сестры на несколько сантиметров, и волосы у нее более светлые, если у Саши они светло-каштанового оттенка, как у отца, то у Светы темно-русые, как у их матери. Глаза почти одинакового серо-голубого цвета, с темными ресницами, только если на Сашином лице они кажутся огромными, то у старшей сестры практически не выделяются.

А вообще они очень похожи. И очень близки. Света всегда была рядом с Сашей, с того самого рокового дня, когда разбилась вдребезги ее жизнь. Всегда рядом, как верная подруга, старшая сестра, заменившая ей мать, рано ушедшую из жизни. Больше чем друг, больше чем сестра. Гораздо больше, чем родной, близкий человек, нечто более высокое. Всегда поддержит и успокоит, даже тогда, когда, казалось, жизнь медленно рушится, и остается только падать в пропасть. Всегда найдет то самое нужное слово, которое необходимо сказать именно в тот момент, когда создается ощущение, что еще немного, и незачем будет жить дальше. П Она просто подойдет, сядет рядом, сожмет в своих теплых объятьях, поцелует в щеку, прошепчет, что всё будет хорошо, что жизнь не заканчивается, что завтра будет лучший день, и тебе захочется поверить в это!.. Словно какая-то магия из слова, чувства, прикосновения и тепла дыхания, которая заставляла жить. Света была волшебным лучиком, ярким светом, дарящим веру и надежду, вселяющим уверенность в будущем. Саше всегда казалось, что она ее добрая крестная фея с волшебной палочкой в руках, от одного взмаха которой исчезали трудности и высыхали слезы.

Но после того, что произошло 27 июня год назад, Сашу успокоить не смогла даже она. Как ни пыталась, какие слова ни подбирала, как ни настраивала младшую сестру на лучшее, не смогла уверить Сашу в том, что для нее еще возможно начать жизнь с чистого листа. Потому что сама Саша в это не верила...

И сейчас в глазах сестры девушка видела немое беспокойство. Между бровей, сведенных к переносице, она заметила маленькую складочку. В уголках губ — морщинки. И пальцы сцеплены в замок. Нервничает и переживает. Сейчас равно так же, как и год назад.

Саша тяжело вздохнула и, разлепив сухие губы, провела по ним языком. Ей не хотелось расстраивать Свету. Как и Мишу расстраивать не хотелось, но что же она могла поделать, если боль еще не утихла? Она не могла справиться с ней по заказу или собственному желанию. Есть вещи, которые мы не контролируем. А в душе от осознания собственного бессилия тугой узел из нервов и оковы беспомощности.

— Зря ты приехала ко мне и оставила Максима, — тихо проговорила Саша. — Он ругаться будет...

Света нахмурилась и поджала губы.

— Расскажу ему об этом, посмотришь, как он умеет обижаться, — проговорила она, насупившись. — Ты же прекрасно знаешь, как Максим относится к тебе! Так почему же говоришь такие вещи?

— У тебя своя семья, — возразила Саша, — и ты должна заботиться о них, а не обо мне.

Светлана молча покачала головой, не решившись, или не посчитав нужным что-либо отвечать.

Оставив мужа и двоих детей на другом конце города, она переехала жить к Саше, в их некогда общую двухкомнатную квартиру, доставшуюся от родителей, около месяца назад. А до этого — сразу после аварии почти на три месяца, до начала учебного года в институте. Ссылалась она всегда на то, что беспокоится о состоянии младшей сестры. И смотрела на Сашу, создающую жалкие попытки возразить и сопротивляться, таким пронизывающим внимательным взглядом, что у той, даже если и были аргументы против переезда к ней сестры, то вмиг плавились под этими горящими решимостью глазами. Светлана отказов не принимала.

— Не нужно было приезжать, — устало повторила Саша и, привстав с кровати, села на самый край. — Мне так жаль, что я оторвала тебя...

Света стояла около двери еще несколько секунд, а затем подскочила к сестре.

— Дорогая, ты меня не отвлекаешь. И не смей думать так, поняла? — выговорила она Саше, наклоняясь над девушкой и беря ее руки в свои. — Ты — тоже моя семья, и Максим прекрасно это понимает.

Не поднимая глаз, Саша кивнула. А что еще она могла сказать? Что ответить? Ни Максим, ни Света никогда не признались бы в том, что она доставляет им беспокойство. Они волновались, переживали за нее, особенно в первые месяцы после аварии, когда она почти ничего не ела, плакала и кричала по ночам. Саша знала, что они боятся не просто за ее самочувствие, но и за то, что она может натворить "глупостей". Глупые, она никогда не смогла бы сделать этого. Никогда... Как жаль, что она такая слабая, безвольная и бесхарактерная, будто кукла-марионетка! Если бы она была сильнее, жестче и решительнее, то сейчас была бы рядом с Мишей!.. Но она размышляет, как эгоистка, тут же отругала себя девушка. Разве смогла бы она так поступить со Светой? Это просто убило бы сестру морально. Этого Саша допустить не могла, и это обстоятельство вкупе с собственным безволием останавливало Сашу от рокового шага.

Когда сестре не стало лучше, Свете пришлось взять на работе отпуск за свой счет, чтобы быть рядом с Сашей и помогать ей. Девушка не сразу пришла в себя, войдя в свой привычный обыденный ритм, и Света была с ней весь этот реабилитационный период, который, по сути, так и не прошел.

Как бы Саше хотелось порадовать ее, сказать, что боль утихает, что всё возвращается на круги своя, что она справляется с потерей и даже может теперь улыбаться, как и прежде! Но она не могла лгать. Светлана всегда видела правду, распознавая ложь, остро реагируя на любое состояние младшей сестры. Сейчас тоже.

Света чувствовала, что с ней творится, и присела на край кровати, взяв Сашу за руки.

— Совсем холодные пальцы! — воскликнула она, сильнее сжав ладони сестры. — Ты замерзла? — быстрый взгляд на распахнутое настежь окно. — Может быть, закрыть?

Саша покачала головой, стиснув ее руку. Теплое прикосновение, такое родное, крепкое!.. Всегда будет рядом и не уйдет. Не отпустит!..

— Нет, не нужно, — подняла на Свету твердый взгляд. — Просто зябко. Мне очень зябко в последнее время...

Можно было возразить, сказав, что на улице стоит конец июня, солнце палит так сильно, что, кажется, его обжигающие лучи жгут огнем по обнаженной коже, и как может быть зябко в такую жару, но Света промолчала, всё сильнее сжимая холодные Сашины руки. Она бы сделала всё на свете, если бы знала, что это поможет сестре вернуться к жизни, войдя в привычную суету и неугомонность дней. Если бы она была в силах сделать хоть что-то!.. Но Саша, закрывшись в коконе из собственных переживаний, не давала ни малейшего шанса, чтобы себе помочь. Даже Свете. Но был бы только этот единственный шанс!.. Если бы...

Перед мысленным взором встало улыбающееся Сашино лицо, искрящиеся смехом глаза и морщинки от смеха в уголках губ. Кажется, это было так давно, будто в прошлой жизни. Год назад, целую жизнь назад. И так хочется вернуться в это давно забытое прошлое, услышать звонкий смех и увидеть свет лица, хоть раз. Чтобы вспомнить... Но когда еще такое повторится?..

— Как там Антошка? — спросила вдруг Саша, подняв на Свету уставшие глаза, вынудив сестру удивленно вздрогнуть. — А Лёлька? — продолжала Саша устало, но твердо. — Еще не бегает?

Девушка заставила себя улыбнуться. Племянников она просто обожала.

На удивленном лице Светы расплылась светящаяся улыбка, даже сердце забилось чаще.

— Уже бегает, — одобрительно проговорила она. — Максим говорит, что скоро за ней один не угонится, так быстро она по дому стала передвигаться, — рассмеявшись грудным смехом, сильнее сжала холодные пальцы сестры. — А вчера, когда я пришла, Макс мне с радостью сообщил мне, что Лёлька ЕМУ "папа" уже сказала, представляешь? — снова улыбнулась, ловя счастливыми глазами сияющий Сашин взгляд. — Радовался, как ребенок, только что по комнате не прыгал от счастья. Если бы ты его только слышала! — улыбаясь, вздохнула Света и вдруг опустила глаза, через секунду тихо добавив: — А Антошка по тебе очень скучает...

Саша застыла, сглотнув подступивший к горлу комок, и, не глядя на Свету, поджала губы.

— Всё время спрашивает, когда тетя Саша придет... — проговорила сестра, не поднимая глаз.

Всё внутри Саши словно заледенело, отдаваясь в сердце иной болью, нежели та, что терзала ее целый год. Болью, которая была равна той, что ее мучила. Невидящим взглядом девушка уставилась в пустоту. И эта боль была по силе еще мощнее, ощутимее и острее. Она ломала и кромсала на кусочки ее будущее...

Сжимая ладони сестры, Саша пыталась сдержать рвущийся изнутри нее крик. А слезы всё подступали...

Она так хотела детей! Они с Мишей строили планы и мечтали. О мальчике. С такой же непокорной копной волос, как у отца, и такими же невинными серо-голубыми глазами матери. Он должен был родиться первым. Мальчик. Чтобы смог защищать сестру, маленькую принцессу, истинную папину дочку, шатенку с яркими зелеными глазами и курносым носиком, упрямую, но очаровательную кокетку, от всех невзгод.

Она бы непременно стало папиной дочкой, в этом не было сомнений. Миша уже тогда мечтал, как будет укладывать ее спать и перед сном читать сказки о настоящих принцессах, что будет покупать ей куколок и розовые платьица с рюшками и кружевами. И объяснять непонятливой продавщице, какого именно слоника хочет получить на день рождения его дочурка. И негодовать, когда девочка нечаянно прольет стакан с водой на только что распечатанные для журнала фотографии. И изводить себя, сгорая от нетерпения и переживания, когда она впервые пойдет на свидание. И он, конечно же, заставит старшего сына проследить, чтобы "этот подозрительный парень" ничего плохого не сделал его маленькой девочке...

Мечты, мечты, мечты... Воспоминания о будущем, которого уже никогда не будет. Ничего этого уже не будет! Ни сына-защитника, ни лапочки-дочки. Ни семьи. Потому что Миши в ее жизни больше нет. И так нестерпимо больно от осознания этой жестокой истины, что, кажется, будто сердце не выдержит ее.

Саша сжала руку сестры, вынуждая девушку посмотреть на себя. Света подчинилась, подняв на Сашу глаза, наполненные тоской и сожалением. Она не произнесла ни единого слова, слова были излишними.

Остро ощутив необходимость прижаться к сестре всем телом, совсем как в детстве, когда ей было плохо, Саша опустила голову Свете на плечо и закрыла глаза, успокаиваясь. Она часто так делала в детстве. Когда боялась грозы, или когда ночью снились кошмары, и она бежала в комнату старшей сестры, укрываясь под одеялом у нее под боком. И не было страшно. Наступало утро, унося с собой злые ночные видения. И как бы Саше хотелось, чтобы и сейчас этот кошмар закончился! Но в сознании эхом отдавалось — не вернешь!..

— Я тоже скучаю, — проговорила она вдруг, словно признаваясь в чем-то интимном. — Я очень скучаю по Антошке, и по Лёльке тоже. Я так давно ее не видела.

— Я могу попросить Максима привезти их сюда, — предложила Света таким же тихим голосом.

— Нет, не нужно! — воскликнула Саша. — Зачем им видеть меня в таком состоянии? Лучше потом, — через силу, сипло, — когда я приду в себя... — какая сладкая упоительная ложь!

Света обняла Сашу за плечи и прошептала ей в макушку:

— Хорошо. Как скажешь, моя хорошая, как скажешь.

Замолчали, словно не зная, что сказать. Минута, две, три... Они могли сидеть так часами.

— Тебе Марина звонила, — произнесла Света вдруг и замерла, ожидая реакции сестры.

Саша даже не вздрогнула. Лучшая подруга. Точнее, когда-то была ею. А сейчас... Кто остался рядом с ней после гибели Миши? Кто выдержал замкнутость, депрессию и угнетенность? Кому было не все равно? Многое изменилось за этот год. Включая и круг тех, кого Саша допустила до своей боли и своего сердца.

— Чего она хотела? — спросила, скорее, для чистой формальности, а не потому, что было интересно.

Друзья звонили ей лишь для того, чтобы узнать, как она себя чувствует. Саше хотелось наорать на них, сорваться, плеваться матом и оскорблениями, спрашивая в ответ, а как, они думают, она может себя чувствовать?! Но она ни разу ни на кого не накричала. Монотонно отвечала на интересующие их вопросы, столь же монотонно отвергала предложения встречи и прощалась, не надеясь, что когда-либо еще услышит их голос. Просто исключила всех из своего пространства, куда впустила собственную пустоту.

— Она интересовалась насчет встречи выпускников, — сказала Света, пытаясь поймать Сашин взгляд. — Ваши собираются вместе на шашлыки, у кого-то на даче, у Ерёмина, что ли?..

— Ааа, — равнодушно пожав плечами, протянула Саша. И какая собственно разница, где? Ей неинтересно.

— Марина спрашивала, пойдешь ли ты с ними? — продолжила Света, чувствуя, что сестра хоть и не подает вида, но внимательно ее слушает. — Я сказала, что ты подумаешь...

И тут Саша напряглась, подняв на сестру измученные удивленные глаза.

— Зачем ты так сказала? — лишь спросила она. — Ты же знаешь, что я никуда не пойду.

Света тяжело вздохнула, прикрыв глаза, словно собираясь с мыслями, а потом выдавила:

— Родная... его не вернешь...

Саша вздрогнула. Как же больно это слышать! Вновь и вновь. Его не вернешь... Не вернешь...

Черт возьми, она прекрасно это понимала! Но смириться... или забыть?.. Не могла.

Девушка почувствовала, как по щеке скользнула одинокая слезинка. Сглотнула, задержав дыхание.

— Я знаю, — пробормотала она. — Просто... без него так сложно... Так больно...

Взгляд упал на фотографию, висевшую на стене. Улыбающаяся влюбленная пара. Она и он, в осеннем парке, целуются. Рядом еще одна фотография. Ее сделала Саша, на Мишин день рождения, за неделю до... несчастья. На ней ОН. Улыбается в объектив фотокамеры и шлет девушке воздушный поцелуй. На другой — кривляясь, улыбается, шутит и грозит ей пальцем. На третьей — тоже он, сидит в своем кресле, уткнувшись в книгу, в очках, такой весь серьезный и деловой... А рядом они вновь вместе. Держась за руки, идут по улице, смотрят друг на друга и смеются... Воспоминания... Кругом одним воспоминания! Остатки того, что у нее осталось от счастья.

— Я так его любила... — прошептала Саша сквозь слезы. — Я его так сильно любила!..

Света прижала ее к себе.

— Я знаю, моя хорошая, я знаю, — обнимая сестру всё крепче, шептала ей Света.

— Почему он ушел? — прохрипела девушка надрывающимся голосом, будто устав сдерживаться. — Почему? Ведь он обещал, что всегда будет со мной! Мы строили планы, мы хотели пожениться... — голос срывается, слезы застилают глаза. — Он дочку хотел в честь бабушки назвать! Он так хотел дочку! — заплакала в голос. — А теперь... теперь... Что мне делать без него с одними лишь мечтами и воспоминаниями? Как мне жить дальше без него?! — зарыдала Саша в голос. — Ведь вся моя жизнь была в нем. Вся моя жизнь...

— Четыре года, — прошептала Света, поглаживая Сашу по спине ладонями.

— Уже год прошел, а мне всё еще больно, — прохрипела девушка, будто не слыша слов сестры. — Мне так больно, что, кажется, я не смогу дожить до утра, потому что сердце просто не выдержит этой боли!..

— Я знаю, Сашенька, я знаю, моя родная...

— А он мне каждую ночь снится, — прошептала Саша. — И всё время уходит куда-то, исчезает, словно в дымке растворятся. Я бегу за ним, кричу, разрывая голосовые связки, молю его вернуться, а он уходит всё дальше и дальше. Я не могу даже до его руки дотронуться, — закрыв глаза, она сглотнула. — А утром я просыпаюсь и понимаю, что больше никогда его не увижу. И опять больно...

— Сашенька... — прошептала Света, стискивая сестру в объятьях. — Мне так жаль, так жаль... Боже!.. За что тебе это? Боже, почему именно тебе?..

— Я не могу без него, Свет. Понимаешь, не могу! — и вдруг срывается. — Ну почему же никто не понимает?!

Света стиснула зубы не в силах подобрать подходящие слова. Не зная, какие слова будут подходящими.

— Но нужно ведь жить дальше, родная! — воскликнула она, прижимая сестру к себе. — Ты думаешь, Миша был бы счастлив видеть, как ты страдаешь?

— Нет, — прошептала девушка едва слышно и вновь устремила взгляд на фотографии, с которых на нее смотрели любимые зеленые глаза. И прочитала в них укор!..

— Думаешь, он бы порадовался тому, что ты забросила друзей? — продолжала Света. — Превратила себя в монашку, заперев в четырех стенах? Что намеренно лишила себя всех радостей жизни?!

Саша задрожала, слезы заструились по бледным холодным щекам.

— Какие могут быть радости жизни, когда его нет рядом со мной? — прорыдала она, закрыв глаза в попытке спрятаться в себе. А любимые глаза всё смотрели на нее с немым укором и осуждением. Она чувствовала.

— Нужно жить дальше, слышишь! — упрямо сказала Света, а Саша, сквозь время и пространство, будто слышала Мишин голос, твердивший ей то же самое. — Ты не можешь заживо похоронить себя здесь! — вынуждая сестру посмотреть себе в глаза, Света приподняла Сашин подбородок. — Эта квартира — живое напоминание о том, чего ты лишилась, и ты намеренно загоняешь себя сюда, потому что здесь... — она запнулась, но все же вынудила себя закончить: — Он еще был с тобой! Поэтому ты пытаешься создать свой персональный склеп из воспоминаний! Хочешь быть с ним здесь, вдвоем, как раньше! Но это неправильно!

Решительность Светы была такой же, как взгляд, смотрящий на Сашу с фотографии и пронизывающий ее насквозь. Девушка даже поежилась от силы ощущений, пронзивших ее.

Нужно жить дальше... Нужно жить дальше!.. Нужно жить...

— Я не позволю тебе сделать этого, ясно? — продолжала настаивать сестра, глядя на Сашу и ее дрожащие губы. — Как бы не было больно, нужно продолжать жить. Миша бы не обрадовался, узнав, что ты похоронила себя рядом с ним. Тебе двадцать два года, твоя жизнь не закончилась! Мы похоронили Мишу, и я не хочу хоронить еще и тебя! Это ясно?! — Света погладила сестру по плечам. — Поэтому ты позвонишь Марине и скажешь, что согласна пойти на эту встречу. Хорошо? Там будут твои друзья, знакомые, там ты почувствуешь себя... лучше. Это будет первым шагом к тому, чтобы жить. Ради Миши. Он бы этого хотел!..

Он бы этого хотел... Нужно жить дальше... Живи. Живи!.. Должна. Ради него!..

Не в силах что-либо ответить, Саша просто кивнула. Прикусила нижнюю губу, сдерживая рыдания.

— Я... попробую начать жить сначала, — прошептала она дрожащим голосом. — Я, правда, попробую...

Света притянула ее к себе, прижала к груди, улыбнулась мягкой полуулыбкой и проговорила:

— Вот и хорошо, моя умничка, — поцеловала Сашу в висок, затем в щеку. — Всё будет хорошо, всё у тебя будет хорошо, вот увидишь!.. Бог не оставит нас. Всё будет хорошо!..

И впервые за прошедший год Саша поверила, что это правда.

5 глава

Это казалось странным. И отчаянно раздражало, к тому же!

Даже когда он в знак внимания, которое ей оказал, отсалютовал девушке стаканом, наполненным виски, которое, кстати, специально для него прикупил Павел, маленькая кокетка лишь нахмурилась и опустила глаза, скрывая пылающие щеки под копной темных, распущенным по плечам волос. Никак не отреагировав на этот непримечательный жест. Даже не ответив на его приветствие улыбкой! Или хотя бы кивком головы. Хоть как-нибудь, заявив о том, что отметила и оценила его внимание. Черт, будто его не было вовсе. Будто он — ничто. Будто она... стояла выше его. А потому позволила себе на его внимание не ответить.

Черт побери, все девицы, с которыми ему так или иначе приходилось иметь дело, поступали одинаково. Вешались ему на шею, крутились вокруг него змеями, увлекая и соблазняя, да они из кожи вон лезли лишь бы завоевать толику того благословения, которое снизошло на нее!

— О, вы тот самый?.. Известный фотограф?..

— Я читала о вас в газете!.. Вы, действительно, запустили свое дело в двадцать четыре года?..

— Я давно мечтала с вами познакомиться, вы просто...

— Можно с вами сфотографироваться?.. Я мечтала об этом...

— Вы очень красивый мужчина... Не хотите ли?..

Все прочие были одинаковыми! Все!.. Но не эта. Эта отличалась от остальных.

Наверное, этим и привлекла его с первого взгляда. С того единственного короткого взгляда, который он бросил на нее случайно. Чтобы потом буквально испепелять ее магнетическим взглядом темно-синих глаз. Она привлекла его, она его... удивила. Своей непосредственной "отличительностью" от всех остальных.

Черт побери, эта... девчонка вообще никак не прореагировала на его к ней внимание!

Денис прошипел под нос проклятия, сжал стакан, раздраженно стискивая стекло холодными пальцами.

Словно его и не было вовсе! Словно его и не существовало. Чертовщина какая-то!

Она лишь взмахнула ресницами, бросила в его сторону мимолетный взгляд, стремительно отвела глаза в сторону и опустила голову, будто скрываясь от него за копной каштановых волос. Он наблюдал за ней, как искусный хищник. Она быстро сказала что-то подруге, а затем и вовсе повернулась к нему спиной!

Мыслимо или немыслимо? Просто отвратительно.

Денис зло стиснул зубы, сдерживая нарастающую в груди ярость, отдававшуюся в теле разъедающей, вязкой отравой — унылым разочарованием, смешанным с раздражением и горьким недовольством.

Как она только смела так поступить?! А точнее — поступить никак! Вообще ничего не сделать, чтобы хоть как-то заинтересовать его. Не сделала ничего из того, что делали десятки девиц, подобных ей, до нее. Кокетливо взмахнуть ресницами?.. Надуть губки?.. Послать ему дерзкий взгляд?.. Остаться и посмотреть, что он может ей предложить!? Ничего подобного. Она осталась равнодушной, ничем не выдав собственной заинтересованности, если таковая вообще была.

И этим заинтересовала голодного, уставшего от подчинения хищника, сильнее, чем все до нее, которые отчаянно пытались это сделать.

Денис отпил виски из полупустого стакана, осушая его, и поджал губы. Продолжив сощуренными глазами наблюдать за незнакомкой в простеньком белом сарафанчике, который ей отчаянно шел. Он знал — она чувствует его взгляд кожей. Может, поэтому и не..?

Мужчина застыл, мрачнея, наблюдая за тем, как незнакомка, подхватив подругу под руки, стремительно двинулась в сторону дома и через минуту-две скрылась где-то на веранде. Убежала!

А потом вдруг... что-то внутри его существа встрепенулось, вздрогнуло и воспарило.

Испугалась его?.. Или своих желаний, которые он в ней пробуждал?.. Так лучше, намного лучше.

Денис хмыкнул, затем довольно усмехнулся, губы саркастически растянулись. В глубоких демонских глазах мелькнуло золотистыми искорками нечто, очень похожее на удовлетворение.

Значит, не такая она неприступная, какой хотела казаться? А иначе, как объяснить тот факт, что она умчалась сразу после того, как он решил поприветствовать ее? Нет, он определенно задел в ней что-то. И это не могло не радовать его самодовольную, эгоистическую натуру, критически настроенную, всегда и во всем одерживающую верх. Особенно в том, в чем, казалось, успеху не бывать. Он ликовал, он был восторжен и... доволен, несмотря ни на что.

Это, черт возьми, сводило его с ума, разливаясь в крови острым до боли наслаждением. Это граничило по своей силе только с чувством восторга, который испытывает победитель, склонившийся над слабым противником. С чувством превосходства игрока, который, не проигрывая ни одной схватки, вновь оказался сильнее.

Всё правильно, так и должно быть. Она слабее его, он — заочный победитель в их игре без правил. А раз так... они будут играть по его правилам.

Денис сощурил глаза, недовольно поджимая губы. Только... что такого в этой незнакомке, черт возьми?!

Он нахмурился, против воли устремляя взгляд в ту сторону, где скрылась девушка.

Даже не красотка. Вполне милая, в меру симпатичная, чересчур наивная, судя по внешнему виду. Взять хотя бы ее платьице — совершенно обыкновенное, белого цвета, он бы сказал, старомодное, скромное и в меру милое. Милое — но не более того. И ее личико — тоже милое, и не более того. Длинные темные волосы, рассыпавшиеся по плечам и стройная фигурка, по которой не определишь, сидит она на специальной диете, как многие девицы его окружения (вот та же Эля) или же такая миниатюрная от природы, — единственное ее достоинство. Или было еще что-то?.. Что-то, что не было открыто его ищущему взору, что-то... внутри нее, то, чего не рассмотришь и под микроскопом. А он...

Она явно была не той, на кого ему следовало обращать внимание! Но когда его это останавливало?! И он отключил все внутренние инстинкты и порывы, охватившие его на сотую долю мгновения. Ему плевать, что у нее внутри, он будет рассматривать, как и всегда это делал, лишь обертку. Его, в конце концов, этому учили. Не смотреть вглубь. Только внешние сведения, та информация, которая могла помочь "делу". А ее чувства, мысли, желания и стремления... Плевать! И то, что она не в его вкусе — тоже плевать!

Ему ли не знать, как внешность порой бывает обманчива. Так же, как и внутренние чувства.

Прислонившись к столбу одной из беседок, Денис продолжал терзать взглядом веранду, где скрылась та, что его заинтересовала. Будто надеялся внутренним желанием вынудить ее вернуться... к нему. В тяжелые нежные лапы зверя. Отдаться во власть тому, кто оставляет следы не только на теле, но и в душе.

"Невинная маленькая девочка или же надевшая маску добродетели охотница?" задумчиво гадал он.

Хотя, если разобраться, ему было абсолютно все равно. Главное, он хотел ее. Такой, какой она предстала перед ним. Невинной ли маленькой девочкой или же охотницей, ищущей приключений, неважно. Главное, получить. Главное, чтобы она стала его. И она станет. Иначе просто не может быть. Потому что охотник вновь вышел на тропу войны. Войны за девичье сердце, которое, как и остальные сердца, должно было принадлежать ему, пасть, растоптанное, в шкатулку к тем разбитым сердцам, которые уже принадлежали ему.

Все инстинкты расчетливого, беспринципного, играющего грешника всколыхнулись внутри него в один миг, как потребность хищника в новой жертве, в новой игрушке, в новой потребности обладания.

Инстинкты, которые, надрываясь, кричали, умоляли, призывали его получить желаемое. Получить ее.

Незнакомка. Восхитительная, пленительная, очаровательная незнакомка. Такая аппетитная, прекрасная. Такая стойкая. Кто она?..

Денис улыбнулся, прикрывая глаза, позволяя всколыхнуть воспоминания. Потому что воспоминания об этой девушке по непонятной причине вызывали на его лице улыбку. А он уже и забыл, что значит искренне улыбаться, не превращая улыбку в звериный оскал. Об этом тоже пришлось вспоминать. Против воли, но пришлось. Потому что незнакомка ворвалась в поле его зрения, на запретную территорию, защищенную от сотен, тысяч глаз и лиц, взволновав и озадачив его своим неожиданным и стремительным появлением.

Кто она?.. Кто!?

Напрягать память, чтобы вспомнить, ему не пришлось. Он помнил... Как пришел, по просьбе Артема на дачу к его племяннику, как, едва выбравшись из автомобиля, был чуть ли не с ног сбит этим самым племянником, как потом долго, вяло, с мучительной улыбкой на лице приветствовал всех, кто желал с ним познакомиться. И как потом Павел показывал ему дачу: дом, сад, водил его туда-сюда, будто приезжего по московским достопримечательностям. А Денис ходил за ним следом, погрузившись в собственные мысли.

Он думал об Артеме и его влечении к его, Дениса, секретарше, об Эле, этой самой секретарше, которая не желала мириться с тем, что Денис не обращал на нее внимания, задаривая его собственным сверх меры. Еще в пятницу предстояло сделать десяток важных фотографий для нового выпуска, для этого нужно было не только подобрать модель, но и отснять кучу материала, чтобы выбрать подходящий. Нужно заключить новый договор с Навальным, его рубрика пользовалась бешеной популярностью среди читателей, и терять его было бы совсем не кстати. Следовало обзвонить модельные агентства "Афродита" и "Русская краса", чтобы отобрать моделей для августовского номера, у него возникла гениальная идея с этим выпуском.

Стоило также, как можно скорее, связаться с Корзевой, кажется, так зовут его риэлтора, чтобы уладить вопрос с квартирой, которую он решил приобрести. Опять же, квартира. Денис собирался переехать в нее уже в начале сентября, после того, как там будет проведен евроремонт, как сейчас было принято "модно" говорить. Корзева же тормозила процесс купли-продажи, словно нарочно, что раздражало и без того раздражительного из-за всех проблем Дениса. И он решил, что просто наймет другого риэлтора.

Данное мероприятие по случаю окончания неизвестным племянником Артема института, не имевшее к Денису никакого отношения, мужчину волновало меньше всего.

— Вам, наверное, неинтересно? — послышался рядом с ним тонкий, будто женский голосок.

Племянник Артема стоял по правую от Дениса руку и пристыжено переминался с ноги на ногу. Это был высокий щуплый парень с шевелюрой рыжих волос и россыпью веснушек на носу. Он Денису нравился.

— Почему же? — протянул Романовский, насмешливо осматриваясь. — Здесь довольно... мило, — и хмыкнул.

— Если вы хотите побыть один, — запинаясь, выдавил Павел, — то можете отойти туда, — он указал вглубь сада, где виднелась деревянная беседка, увитая плющом и ползучей красной розой. — Мы будем находиться в другой части сада и не помешаем, — объяснил Павел. — Мы вас позовем, когда... когда всё будет готово.

Денис кивнул, а Павел, потупившись, смущенно отступил. Парень хотел, кажется, еще что-то сказать, но промолчал, нерешительно засунув руки в карманы летних шортов. И отошел, спотыкаясь и бормоча что-то себе под нос, под пристальным и немного насмешливым взглядом приглашенного VIP-гостя.

"Странный парень, подумал Денис, но интересный". Он никогда не знал, что у Артема есть племянник, хоть и сын его двоюродной сестры, и эта новость для него стала откровением. Неужели у Артема вообще может быть такой взрослый племянник? Мда уж...

Налив себе виски, Денис подошел к беседке, на которую указывал Еремин, и облокотился о столбик, устало осматриваясь, следя за весельем, разворачивающимся в другой части сада. Отсюда ему было видно, что происходит почти на всей территории дачи, и это положение ему нравилось. Он стоял, скрываясь от любопытных взоров выпускников, откровенно радуясь, что нашлось место, где, ему казалось, надоедливые термиты должны были оставить его в покое, осознав, что он желает побыть один после официальной части знакомства и представления жаждущим пожать ему руку. Жаждущих было много, и Денис чувствовал себя добрым Дедом Морозом, к которому дети пришли за подарками. Но он был не тем, кто дарит подарки.

Чтоб Артему провалиться под землю, в сотый раз подумал Денис. Благодаря его наводке он оказался втянутым в это "веселье". А если подумать, какого черта ему, Денису Романовскому, делать среди ребят, которые решили отметить окончание учебы?! Он даже никого из них не знает лично!

Стоя в отдалении от дружной компании и оживленного веселья двадцатилетних ребят, ему оставалось лишь мрачно оглядываться, пить виски и думать о том, как бы слинять отсюда незамеченным.

— Чертовы выпускные, — бормотал он себе под нос, стиснув зубы, и отпил еще виски.

Изначально его приезд был аргументирован, как "встреча подрастающей молодежи с известным "дядей-фотографом", добившимся очень многого в карьере и в жизни вообще". На приезде настоял Артем, чей двоюродный племянник Павел Еремин в этом году получил диплом об окончании института.

— Да ладно тебе, — хмурился друг, — сделай ты парню одолжение. С тебя ничего не убудет, а?

— Думаешь, мне очень понравится сидеть в компании полупьяных или пьяных ребят и таращиться в одну точку, мечтая поскорее свалить с данного мероприятия? — скептически отозвался Денис. — Не вариант.

— Я прошу тебя, — продолжал давить Артем. — Я знаю, что для тебя сделать это будет... трудно, но...

— Не трудно, — перебил Романовский, — а просто — бессмысленно. А я не люблю делать то, в чем не вижу пусть даже толики смысла, — он внимательно посмотрел на Артема. — Вот объясни мне, как умный мужик, в общем-то, не глупому мужику тридцати с лишним лет от роду, какого хрена я забыл на этой чертовой даче в компании каких-то малолеток?

— Они не малолетки...

— Ты, правда, в это веришь? — светлые брови приподнялись, скептически изогнувшись. — Серьезно? Да им лет двадцать, не больше, — возмутился мужчина. — Мне будет с ними интересно?

— Им уже двадцать два, а кому-то и двадцать три! — возразил Артем, на что Денис скептически скривился.

— Это в корне меняет дело, — хохотнул он, забавляясь незначительным фактом разницы в два-три года.

— Мне казалось, я не прошу о многом, — продолжал гнуть свою линию Артем. — Ты не какой-то черствый сухарь, который мыслит предубеждениями и выдуманными кем-то форматами, разве не так?

Что ни говори, а этот сукин сын, если ему что-то было нужно, мог добиваться своего. И Денис в итоге согласился принять участие в данном мероприятии развлекательного характера. Но все-таки, соглашаясь на эту авантюру забавы ради, мужчина рассчитывал немного помозолить ребяткам глаза, особо не распинаясь, и свалить с чистой совестью исполненного долга, быстрее, чем кто-либо опомнится. И, честно говоря, это намерения его не оставляло и в момент, когда он стоял у беседки и наблюдал за неугомонной суетой ребят, не видевших его со своей части сада.

"Очень интересное расположение беседки", в очередной раз подумал Денис, делая глоток из стакана.

Он собирался покончить с официозом и уйти, наскоро попрощавшись, когда произошло нечто. Потом была она. Незнакомка, привлекшая его внимание. Он не видел ее раньше. И на официальной части, где он был представлен молодежи, как известный фотограф и "друг семьи" Еремина, ее не было. Денис это точно знал, он бы ее заметил, будь она в том узком кругу. И сейчас она вмиг завладела его вниманием.

Впервые Денис увидел ее, когда девушка в компании подруг вышла в сад, где молодые люди готовили шашлыки, намереваясь отмечать окончание учебы в институте. Прошла, не обращая ни на кого внимания, о чем-то разговаривая с подругами, просто поддерживая беседу. Казалось, она не обращает внимания на то, что происходит вокруг. Мир вертелся в этот миг вокруг нее, а не наоборот. И было что-то пленительно-волшебное в том, как она держалась, немного скованно, скромно, но гордо и статно. Даже в опущенных плечах, в постоянных попытках убрать с лица волосы и ладонях, зажатых в замок, было что-то невероятно обжигающее. И вдруг... она улыбнулась. Смутилась, опустив взгляд, а затем и вовсе легко рассмеялась. Ему казалось, он стал вмиг оглушенным ее звонким смехом.

Мужской взгляд оторвался от мрачного осмотра собравшихся на даче гостей и переместился в сторону источника соблазнительных звуков женского веселья.

И именно в этот момент его ищущий взгляд, уже уставший от однообразия и серости окружавших его тусклых масс, упал на немного бледное лицо с большими грустными глазами на нем и улыбку, озарившую по-девичьи пухленькие щечки десятками искорок, Денис понял, что зря клял себя последними словами за то, что приехал сюда. Ох, и зря же!.. Он ничего не потерял. Ничего и не приобрел пока... Но лишь пока!..

А ведь приезжать он не собирался! Но, по иронии судьбы или по ее воле, всё же приехал. Какая ирония!

Едва его острый взор упал на невысокую девушку-шатенку, выделявшуюся из толпы одногруппников пленительной невозмутимостью и восхитительным спокойствием, он понял, что вечер, обещавший скуку и тоску, вмиг пообещал ему обратное, нечто новое и интересное, захватывающее. Игру в кошки-мышки.

Если сказать, что девушка поразила его, значит, не сказать ничего. Она была для него тем глотком свежего воздуха, которого с диким нетерпением ожидает человек, страдающий от удушья. Она была его вдохновением... для начала еще одной, новой охоты за падшей.

Желание уезжать мгновенно испарилось. На его место пришло другое желание. Желание обладания. Ею. И это неконтролируемое желание проникало под кожу обжигающей лавой, вонзалось в каждый кусочек обнаженной плоти своими щупальцами, проскальзывало в кровь жаждущей удовлетворения огненной змейкой, пленительно трепетало внутри, соблазняя, искушая и сводя с ума. Оставляя после себя лишь пламенные следы вожделенных желаний и стремления их удовлетворить. Немедленно.

Денис долго смотрел на нее. Смотрел так, как не смотрел ни на одну из ее подруг, вмиг показавшихся мужчине серыми и блеклыми по сравнению с ее исключительностью и редкой ценностью. Он смотрел, как смотрит хищник на свою добычу. Как смотрит ювелир на созданный им шедевр. Как смотрит опытный соблазнитель на жертву своего нового соблазнения. Смотрел и не мог отвести взгляда, восхищенный теми картинками-фантазиями, которые мелькали в его разгоряченном сознании одна за другой. Фантазиями, которые мгновенно подвели бы к грехопадению и ее, как к краю бездны подошел уже он сам .

А она... эта девушка-незнакомка... она посмотрела на него лишь однажды. Быстро, стремительно. Всего на мгновение остановив на нем свой взгляд. Короткий и беглый, почти равнодушный. Или ему показалось, что это был лишь краткий миг, потому что он утонул в глубине ее глаз, цвета которых он и разобрать-то не мог из-за расстояния, но смотрящих на него так, словно заглядывающих в его черную, погрязшую во грехе душу?.. Глаз читающих его грех и испивающих его до дна своей невинностью.

Казалось, вечность. А на самом деле?.. Минута, две... или все же целая жизнь пронеслась мимо них?.. У него перед глазами — десятки женщин, с которыми он игрался, которых унижал и убивал своим ледяным равнодушием, женщин, которые стали его персональными игрушками, куклами-марионетками, жертвами в той игре, в которую он играл слишком давно, чтобы не быть в ней победителем.

Он прожигал ее взглядом, острым, соколиным, плотоядно ее раздевающим, и она... она встретилась с его глазами, горящими темным пламенем, ищущими и жаждущими глазами охотника, немного приоткрыла рот в изумлении, светлые бровки подскочили вверх, а потом... вдруг опустила глаза. Скрываясь от него.

Это разозлило хищника. До такой степени, что мужчина явственно ощущал, как гнилое разочарование заползает в него, проникая всюду своими лапами-щупальцами, растаскивая на кусочки его самообладание. А хищника нельзя злить!..

А потом она ушла. Даже не так, она — убежала. Все-таки убежала, скрываясь. Потому что испугалась.

Прекрасная, невообразимо прекрасная, восхитительная... Кто она?.. Как ее зовут?!

Денис почувствовал в себе неконтролируемое, безумное желание немедленно узнать о ней всё, что о ней смогут рассказать. Одурманенный этой идей, поработившей его мозг, он последовал за незнакомкой в дом.

Она думала, что сможет скрыться от него? Глупая, маленькая, наивная девочка. Разве можно скрыться от демона, решившего начать очередную игру в соблазнение и порок?.. Это априори невозможно.

Наблюдая за тем, как она суетится на кухне и в гостиной, стараясь помочь и угодить, Денис не мог не улыбаться плотоядно и порочно. Наблюдать тайно, исподлобья, внимательными черными глазами пробегая по маленькой фигурке, ловить жадными глазами ее движения, легкие касания, быстрые слова, сказанные звонким голосом, слушать его и наслаждаться. Представлять, фантазировать, превращать тайные мечты в реальность. Очень скоро...

— Теплый вечер, — услышал он ее тихий голос и вздрогнул, продолжая следить за девушкой.

— Да, — отозвалась ее подруга, — но ты бы накинула кофту, а то дача... комары тут, сама знаешь.

Девушка улыбнулась, непринужденно пожав оголенным плечиком, чем вызвала вихрь в душе Дениса.

Он жаждал узнать о ней всё, от этого желания сводило скулы. Для начала ему хватило бы узнать и ее имя... Для начала этого было бы достаточно. А потом... он не был уверен, что у него будет это "потом".

Ее имя он узнал. Саша... Александра...

Денис ухмыльнулся, кривя губы. Он подошел к ней, чтобы его узнать, а она... Он прочел по ее лицу, что она собирается убежать, но не стал ее останавливать. Зачем? Рано или поздно она не сможет убежать. Не захочет. Или он не позволит ей этого сделать. Он отпустил ее. Знал, что она вернется. Или он сам ее вернет.

Девушка выскользнула на веранду через открытую дверь, обернулась, взглянув на него еще раз, а затем шагнула на ступеньки и бросилась прочь. Дальше от него. А он смотрел ей вслед.

"Кофту она так и не надела" отчего-то мелькнула в его голове шальная мысль, а потом ей место уступил поток других мыслей. Она подумала, что он демон. Он прочитал это по ее лицу. Увидел в движениях, когда она, нервно сглотнув, отступила на шаг, испугавшись, пытаясь спрятаться, отгородиться от него.

Что ж, она и сама не смогла бы догадаться, как оказалась права.

Он демон. Да, он демон. Ей не удастся отгородиться от него. И он придет к ней во снах. Придет за ней.

Денис был уверен, что она боится кошмаров. Когда они приходят к ней во сне, она просыпается. Может быть, выпивает крепкого сладкого чая, как делают в попытке забыться и вновь заснуть. А если же кошмары приходят наяву, как пришел он... Она убегает. И бежит, бежит, бежит...

Она, очевидно, посчитала его своим ночным кошмаром. И сбежала!.. А может, сладким сновидением, которого просто боится? Потому что он выуживает на поверхность ее тайные желания, находящиеся за гранью реального и возможного? Фантазии о плотском наслаждении, которое он обещал ей?..

Денис растянул губы в ироничной улыбке, наслаждаясь собственными мыслями.

Ты правильно поступила, дорогая, правильно. Нужно убегать, спасаться, прятаться. Иначе он подумает, что ты хочешь остаться. С ним, в его ласковых руках, в его нежных объятьях. А тогда...

Ей лучше не знать этого. Пока. Вскоре она обо всем узнает из первых уст. Грешник сообщит ей о своих намерениях, а если нет... она сама обо всем догадается. Но не сейчас. Сейчас она вновь скрылась от него, боясь, что он может завладеть ею.

Губы Дениса насмешливо дрогнули, превращаясь в оскал. Какой опрометчивый поступок с ее стороны. Грешника невозможно забыть. Он никогда и никому не позволял забыть о себе.

И Александра не должна стать исключением.

Интересно, как долго она сможет сопротивляться? Себе?.. Силе его и своего желания?.. Ведь чем дольше будет длиться ее сопротивление, тем сладостнее будет его восторг от триумфа. Сладкая, пьянящая, сводящая с ума победа. Такая же дурманящая, как и сама девушка!.. Что-то было в ней особенное. Что-то таинственное. Что-то магическое, может быть, колдовское. Чем-то она привлекала его, манила, уговаривала пойти за ней и поддаться соблазну. И он решил ему поддаться. Нравится ей это или нет. Она сделала свой выбор — и он сделал свой. Она позвала — и он пришел.

Голос ее разума, очевидно, упрямо твердил, что нужно спасаться и бежать. Так быстро, чтобы нечто опасное, чему она не могла дать объяснения, не добралось до нее. Чтобы она успела скрыться, прежде чем путы неизвестности свяжут ее соблазнительными розовыми объятьями и больше не отпустят. Денис почти слышал этот голос, отражавшийся яркими красками на ее смущенном лице. Весьма надоедливый голос, постоянно трещавший в голове, подобный ударам в гонг. Он его раздражал. Но вот голос ее тела... Соблазнительный трепещущий голосок, такой тихий, но такой отчетливый. Это был даже не просто голос, это был зов. Зов плоти. Такой громкий, почти оглушительный, он говорил совсем другое. Совсем другое...

И Денис решил поверить именно ему. Этот зов, такой пленительный, волнующий, заставляющий трепетать его холодное тело, он звал, он вопил, умоляя утолить телесный голос, потушить пожар, который горел где-то в самой сердцевине существа, разгораясь все сильнее.

Как можно не ответить на подобный зов? Как можно его проигнорировать?

Этот зов не требовал отклика разума. Тело грешника, которому уже давно было приготовлено место в аду, живущее по иным законам, само откликнулось на него. Не нужно уговоров, можно просто позвать. И он придет. О да, он придет на этот глас! И утолит голод жаждущего наслаждения тела, голод бешено бьющегося сердца, плотский голод, порочный голод.

И она уже не сможет скрыться от него. Потому что он не позволит этого.

Искушающий грешник, падший ангел, демон, дьявол.

Он всегда получал то, что хотел.

6 глава

Она стояла, прижавшись к столбцу беседки, тяжело дыша и закрыв глаза, будто не желая возвращаться в реальность. В десятый раз осудила себя за то, что поддалась уговорам и пришла сюда. Безумие, какое-то безумие! Не нужно было соглашаться. Она чувствовала, что этот вечер многое изменит в ее жизни. Выходя из дома, бросила быстрый взгляд на фотографию Миши, стоявшую на полке, и в свете солнца, бросившего на стеклянную поверхность рамки яркие блики, не увидела Мишиного лица. Это был дурной знак. А вскоре после этого, уже на даче, в кругу друзей и однокурсников ее персональный кошмар обрел лицо. Тот ночной кошмар, который пугал ее с детства, вошел в ее настоящее в обличии мужчины, который, очевидно, был дьяволом. Иначе быть не могло, так на нее мог смотреть только дьявол.

Или он ей просто привиделся?

Девушка обернулась, отшатнувшись от столбца беседки так резко, что едва удержалась на ногах, и, всматриваясь в сгущающиеся сумерки, тяжело дышала. "Если он там, то найдет ее" билась в голове острая мысль. А она не желала этого! Она его боялась. И он, к ее ужасу, прекрасно это знал. Наверное, он даже наслаждался ее смущением! От таких мужчин нужно держаться подальше, она знала это и без подсказок. Но почему же так сладко билось в груди сердце, намереваясь вылететь навстречу неизвестности и хаосу, которые нес с собой это опасный незнакомец!?

Саша вздохнула. Он сам был подобен хаосу. И она решила, что, пусть покажется ему глупой маленькой девочкой, но не выйдет из тени сада, чтобы не наткнуться на него еще раз. Это будет выше ее сил.

Ми-и-ша-а!.. Девушка кинулась к столбцу беседки, обхватив тот тонкими пальцами, вцепилась в него, будто боясь упасть. Что-то застыло в глазах, но то были не слезы, нет, что-то иное. Грусть и тоска.

Как бы ей хотелось, чтобы Миша сейчас был рядом с ней, тогда она не боялась бы этого незнакомца. Он бы не посмел приблизиться к ней, он бы просто... не обратил на нее внимания!..

— Саша?

Девушка, выпрямившись, вздрогнула, напуганная негромким голосом обратившейся к ней подруги. Она, не оборачиваясь, узнала девушку по голосу. Это была Таня Горина. Одногруппница, некогда лучшая подруга, а сейчас... кто она для Саши сейчас? Наверное, подруга, но... как сильно все же какой-то год, пронесшийся мимо так стремительно и безвозвратно, может изменить не только тебя, но и мир вокруг тебя!

— Что ты здесь делаешь? — обеспокоенно проговорила Таня и подошла к Саше. — Почему ты одна?

Как же сейчас не хотелось ничего объяснять! Оправдываться, придумывать бессмысленные отговорки, искать нелепые причины. Лгать. Говорить, что всё хорошо. Пытаться обмануть даже себя, уверяя, что она весело проводит время. Убеждать, уверять... и опять же лгать. Кого? Зачем? Есть ли смысл?..

Саша, вглядываясь вечерние сумерки, облизала пересохшие губы. Как не хочется... ничего не хочется! В бессилии опустились ее плечи, но она ничего не сказала.

— Саш, с тобой всё в порядке? — обеспокоенный голос Тани послышался уже рядом, всего в паре шагов от нее. — Может, тебе принести что-нибудь?..

Это лишь проявление заботы и беспокойства о ней, уговаривала себя девушка. Так нужно, наверное. Так все делают, вот уже на протяжении года! Успокаивают ее, пытаются угодить, спрашивают в порядке ли она, и ничего ли ей не нужно. Как однообразно, как... мелко. Как же всё это надоело! В своих попытках успокоить ее, все утешители лишь усугубляют ситуацию. Лишний раз напоминают ей... напоминают...

Саша, наверное, рассмеялась бы, если бы горло не сдавили рыдания.

Принести ли ей что-нибудь? Да! Цианистого калия, пожалуйста, и больше, больше!..

— Нет, Танюш, — проговорила девушка тихо, не поворачиваясь к подруге лицом. — Всё хорошо, — а потом, будто осознав, что нет смысла скрываться, добавила: — Только грустно... почему-то.

— Понимаю, — произнесла Таня, застыв за спиной Саши и будто не решаясь подходить ближе.

Она всегда была хорошей. Не добренькой, а именно доброй — ко всем, а к Саше особенно. Только после аварии для Саши это эгоистически неоправданно перестало иметь значение. Всё равно.

— С тобой точно всё в порядке? — спросила подруга, подходя к ней и тронув за плечо. — Хочешь, я побуду с тобой? — мягко предложила девушка.

Как часто Саше приходилось слышать это! До тошноты, до головной боли, до омерзения! Реагировать на эти слова не хотелось, но и обижать Таню девушке не хотелось.

— Голова болит, — не раздумывая, солгала она. — Не беспокойтесь за меня, — повернувшись к Тане лицом, попыталась улыбнуться натянутой улыбкой — Там, наверное, уже все около костра собрались?

Таня внимательно посмотрела на подругу, словно пронзая рентгеном. Большие всё понимающие карие глаза. Такие же, как у Светы. Конечно же, она ей не поверила! Но виду не подала, слабо улыбнулась.

— Да, — кивнула она. — Ты пойдешь? Посидишь с нами?

Как ей хотелось согласиться! Саша даже хотела кивнуть, но... Черные демонские глаза, порабощающая улыбка Сатаны, ухмылка зверя... мелькнули перед ее мысленным взором. Он будет там! Искушение и соблазн, воплощенные в самом опасном мужчине, которого она видела в жизни, незнакомце, который тоже присутствовал сегодня на вечере встречи выпускников.

Нельзя! Запрещается! Все инстинкты самосохранения всколыхнулись в ней, встрепенулись пойманной в тиски птичкой, взметнулись и воспарили, окрыленные одним лишь желанием...

Не встречать больше этого опасного человека!

— Н-нет, — пробормотала Саша, пряча глаза и чувствуя, что щеки начинает заливать жаркий румянец. — Я, пожалуй, останусь здесь, если ты не против.

Таня тронула ее за руку. Обычный примиряющий жест, успокаивающий, но Саше стало не по себе.

— Но почему, Саш? Тебе нужно отвлечься, чтобы... — она замерла на полуслове, тоже опустила взгляд вниз, словно осознав, что вошла на запрещенную территорию. — Прости, — пробормотала она еле слышно. — Не стоило этого говорить.

Саша тяжело вздохнула, через силу втягивая в себя воздух. Да, не стоило. Не стоило, черт возьми! Зачем вспоминать, когда она собралась сделать тот самый единственный шаг, который навсегда отделил бы ее прошлое от настоящего?! Зачем вновь напоминать и делать себе еще больнее?! Зачем?..

Девушка подняла на Таню уставший взгляд, сжала в ладони ее руку и проговорила, успокаивая:

— Ты иди, Тань, веселись. А я здесь побуду, вы за меня не беспокойтесь, — она вздохнула полной грудью, наслаждаясь свежестью, наполнившей легкие, улыбнулась. — Не хочу портить всем настроение своей кислой миной. Мне, действительно, немного не по себе.

В карих глазах подруги загорелся огонек, губы дрогнули.

— Я бы не хотела оставлять тебя одну. Тебе нелегко, я понимаю, но...

— Всё хорошо, — настойчиво повторила Саша, крепче сжимая Танину руку. Заглянула ей в глаза. — Иди, обо мне не беспокойся.

Некоторое время Таня стояла, прямо глядя в ее глаза, не отрываясь, казалось, даже не моргая. А потом приоткрыла губы, словно собираясь что-то сказать, но сжала их, лишь кивнула в знак согласия.

— Хорошо. Как скажешь, — пробормотала она. — Когда тебе станет лучше, присоединяйся к нам, ладно?

Надежда в голосе, просьба, даже мольба, которую Саше отчаянно хотелось проигнорировать. Она кивнула, не найдя в себе силы солгать вслух. Она не придет. Не сегодня. Не туда. Там он — опасность, ее соблазн, ее искушение, ее падение. Ее грех.

Таня, очевидно, всё поняла. Она, кивнув, отошла к краю беседки. Еще некоторое время постояла рядом, глядя на Сашу странными стеклянными глазами, будто собираясь сказать что-то еще, словно боясь это произносить вслух, не решаясь открывать какую-то тайну. Но всё же решилась.

— Саш, ты только не подумай, что я вмешиваюсь... — проговорила Таня дрожащим голосом. — Просто...

Сердце задрожало в груди, на мгновение остановилось, а потом забилось часто и тяжело.

— Что?.. — пересохшими губами спросила Саша, внутренне напрягшись и осознав, о чем пойдет речь.

— Тот мужчина, с которым ты... столкнулась в гостиной... — смущенно начала подруга. — Помнишь?..

Пульс забился в глубине души, надрываясь, раскалываясь, ладони вспотели, удушье подступило к горлу. Катастрофически не хватало воздуха. Ей хватило сил лишь, чтобы кивнуть. Конечно же, она его помнила!

Таня тоже кивнула, опуская голову, избегая смотреть Саше в глаза.

— Ты знаешь, кто он?..

— Нет, — прошептали ее губы, а потом почти против воли: — Кто?.. — Она не желает этого знать! Но...

— Его зовут Денис Романовский, — когда Таня говорит, губы ее немного подрагивают.

Денис. Сознание уже услужливо, против воли нарисовало его портрет. Саша неосознанно повторяет его имя про себя. Несколько раз. Денис. Как демон. Как дьявол. Грешник. Ее грех!

— Его Паша пригласил, — продолжила Таня, — какой-то там друг семьи или вроде того...

От него нужно держаться подальше! Он предзнаменует падение с высоты небес. Он — порок!

— Он спрашивал о тебе, — заявила Таня, оглушив Сашу этими словами. Ее сердце молниеносно срывается куда-то вниз. И падает, падает, падает.

— Что спрашивал?.. — почему так дрожит ее голос? Почему оголенные до предела нервы так накалены?

— Кто ты такая, — проговорила Таня. — Я ничего ему не сказала. Мне кажется, это было бы... неправильно.

Сердце начинает биться вновь. С усилием, тяжело, медленно. Кажется, воздуха становится всё меньше и меньше. Дышать всё труднее. Задыхается, задыхается...

— Я просто хотела предупредить тебя, — проговорила Таня еле слышно. — Он... опасен...

О, этого можно было и не говорить! КАК он опасен, Саша знает не понаслышке!

— О нем ходит дурная слава, — добавила Таня, запинаясь. — И он не тот, на кого можно положиться...

— На что ты намекаешь? — спросила Саша, подозрительно щуря глаза.

Таня смутилась и потупилась.

— Просто я не хочу... чтобы тебе было больно, вот и всё, — пробормотала она. — А Романовский... он...

— Он опасен? — подсказала Саша, поджимая губы. — Я это поняла, спасибо.

Подруга подняла на нее глаза с горящей внутри уверенностью.

— Да, он опасен, — подтвердила она, а потом вдруг, словно против воли, решительно добавила: — Но он, наверное, единственный, кто сможет тебе помочь.

— Помочь?.. — удивилась она, нахмурившись. — О чем ты?

Таня посмотрела ей в глаза, прямо в серо-голубые глубины, горящие и обескураженные.

— Думаю, ты понимаешь меня.

Мир стал медленно меркнуть. Да, она понимала.

Шаг. Один-единственный шаг в бездну. В пропасть, в соблазн, в настоящее. С ним!? Всего лишь шаг. А она стоит на краю и не решается сделать его.

— Только прошу, — как сквозь сон слышит она Танин голос, — пожалуйста, не делай ничего более того, что требуется. От старой боли нужно избавляться, — пророчески сказала она, — но новая боль тебе совершенно ни к чему. Не меняй одну на другую.

Пауза, тишина дрожит пугающей звучностью. А Саша молчит, будто завороженная, слушая голос Тани.

— Романовский — Грешник с большой буквы, родная, — заявила подруга. — Он уничтожает, не беспокоясь о чувствах. Совсем. Он просто... грешник, — покачала она головой. — А грешник не пара такому ангелу, как ты.

Мир шатается, вертится, кружится, вовлекает в ураган жгучих страстей и пучину первобытных желаний, и Саша не может остановить бег стрелок вокруг себя.

Таня уходит, уверенно разворачивает и оставляет ее одну. Как Саша и просила. Но оставляет с мучительными мыслями о том, что правильно, что можно и с тысячами громогласных "нельзя!". И безумный танец сумасшествия кружит ее, дико, необузданно, подчиняет ее волю, контролирует каждый шаг. Уговаривает пасть, взывает к зову плоти. Шагнуть за край, отдаться безумию, сойти с ума...

А в голове настойчиво, словно набатом звучит вновь и вновь...

Грешник не пара такому ангелу, как ты...

Но и это перестает иметь значение, когда в тишине и серости июльского вечера, словно вспышка света в темноте, раздается призывное и будоражащее кровь:

— Александра?..

Саша вздрогнула, ощущая, как холодная пульсация застревает в горле тугим комком.

Она узнала этот голос. Разве можно было его не узнать?! Соблазняющий голос незнакомца, который уже почти свел ее с ума, поработив ее сознание, вынудил сдаться, поддавшись влечению. Он вытравил все ее желания на поверхность — умышленно. Он сделал всё возможное, чтобы она пала ниц перед собственными фантазиями, которые бушевали в ней огнедышащим пламенем.

Он просто смотрел на нее, ничего не делая, а она... вспомнила демонские глаза грешника, черные, как таинственная ночь, полная загадок и тайн, свели ее с ума. Она не стала исключением среди его жертв. А она была уверена, что жертв в его практике было достаточно.

Он вновь просто смотрел на нее, и она ощущала его взгляд на своей выпрямленной, как тетива, спине. Он не произнес ни слова, а девушка понимала, что не выдержит еще и секунды. Это не могло продолжаться вечно. Очень медленно девушка повернулась к мужчине полубоком. Краем глаза заметила, что он застыл в дверном проеме беседки, расставив ноги и небрежно засунув руки в карманы джинсов. Заслоняя своей темной фигурой проход и пресекая тем самым попытки к бегству или к сопротивлению с ее стороны. Словно у нее была малая вероятность того, чтобы убежать! От него!?

— Саша?..

Не обратив внимания на этот призыв, будто в дурмане, она вспомнила, как увидела его впервые. Этого падшего грешника, и сердце, отбивая чечетку, било барабаном в ее раскаленные виски. Но какое это имеет значение в тот миг, когда он делает в ее сторону еще один, уверенный и бескомпромиссный шаг?..

Его ничем не объяснимое и неоправданное внимание с самого начала показалось ей странным. И даже когда она бросила на него испепеляющий (как бы ей самой хотелось в это верить!) взгляд, будто приказывая больше не смотреть на нее, он продолжал смотреть. Причем смотрел пристально, не отрываясь, кажется, даже не моргая, столь порочно, будто раздевая донага. Заставляя сильнее биться сердце, которое и так уже поставило мировой рекорд по бегу на короткие дистанции. По крайней мере, для нее. Кажется, пульс тоже участился, потому что в ушах неприятно звенело, парализуя посторонние звуки и шумы. Даже если они существовали. Саше казалось, что вокруг были только она, он... и его всё знающие, всё понимающие глаза, заглядывающие ей в душу, читающие ее, как раскрытую книгу. И признававшиеся, что то, что они прочли, пришлось им по душе.

Но она не хотела ему нравиться! И не поэтому ли мгновенно ретировалась с веранды, стоя на которой увидела незнакомца впервые, уговорив Таню отправиться в дом? Помогать на кухне, накрывать на столы, убирать гостиную, да что угодно, только чтобы избавить себя от него! Казалось, Саша может и через костер прыгнуть, лишь бы избавить себя от взгляда этого человека.

— Может быть, — произнесла она, обращаюсь к подруге, — пойдем в дом? Там, наверное, помощь нужна?..

Таня пожала плечами, соглашаясь с неожиданным предложением, и не догадываясь о мыслях, бродивших в голове Саши. А сама Саша покидала веранду с надеждой, что подруга не заметила ее спешки.

Она изначально не хотела отправляться на это мероприятие в честь окончания университета. Но сестра умела уговаривать.

— Надеюсь, ты хорошо проведешь время, — сказала ей Света на прощание, когда за девушкой приехали. — Главное, ты должна помнить, что не совершаешь ничего плохого, — вторил ее голос. — Миша не корил бы тебя за это, поверь! — Света притянула младшую сестру к себе и крепко обняла. — Думаю, он был бы рад и счастлив, что ты... продолжаешь жить. Несмотря ни на что.

— Наверное, — мягко улыбнулась ей тогда Саша, не глядя на сестру. Отчего-то посмотреть в понимающие карие глаза Светы было непросто. — Я постараюсь хорошо провести время, — пробормотала Саша, садясь в машину. — Обещаю, — добавила она увереннее.

И она готова была исполнить данное сестре обещание. Если бы незнакомец не спутал все ее карты.

Она не знала, кто он такой. Даже имени его не знала и была не уверена, хочет ли это знать.

Наверное, Господь решил посмеяться над ней! Какая во всем этом виделась ирония!

Впервые после аварии согласиться встретиться с друзьями и... тут же вляпаться в неприятности. А в том, что она именно вляпалась, девушка ничуть не сомневалась. Взгляд, которым смотрел на нее тот странный мужчина, не мог обещать ничего хорошего. Опасный! Первое, что пришло ей на ум.

Нужно было бежать в тот же момент, когда она поняла это. Именно так и сделала бы ее старшая сестра, отличавшаяся крайней сдержанностью, четким самоконтролем и отчаянной силой духа. Бежать, прятаться, скрываться!..

Но она всегда отличалась от Светы, поэтому, неожиданно увидев незнакомца в доме, реального, не плод ее воображения, стоящего в нескольких шагах от нее и следящего за ее движениями, Саша замерла и уставилась на него, будто не веря, что он не плод ее воображения.

На короткие мгновения, счет которым потеряла, она попала в плен его магнетизма, к своему удивлению, успев внимательно его рассмотреть. Отметив и не совсем правильные черты лица, очерченную линию рта, складочки около безнадежно черных (а на самом деле темно-синих!) демонских глаз. Холод и обжигающий разврат этих самых глаз, плотоядную полуулыбку-полуухмылку порочных губ. Жесткость и страсть, ярость и нежность. Отчетливую противоположность, сплетенную наитончайшим узором в одном человеке.

Она стояла, приоткрыв рот, просто взирая на мужской силуэт, пусть мысленно, стараясь противостоять завораживающему ее незнакомцу. Саша ощутила волну трепетной дрожи, поднявшуюся внутри. Водоворот чувственных восприятий, захвативших ее в плен, будто этот мужчина коснулся ее кожи, был подвластен внезапному порыву ветра, прыжку с обрыва, маленькому торнадо в ее душе.

Она надеялась спрятаться от него в доме, но он нашел ее и там. Улучив момент, когда Таня оставила ее в комнате одну, незнакомец пришел за добычей, на которую пал его глаз. Он пришел за ней. Тогда она еще не знала, что ей от него не спрятаться. Могла ли она подумать, что он найдет ее даже в укромном уголке сада!

И ни одной попытки к сопротивлению у нее уже тогда не было. Он не сказал ни слова, стоял напротив, всего в нескольких шагах от нее, не подошел, не подкрался к ней, мог бы сделать это, а просто смотрел на нее и улыбался, соблазняя. Сущий дьявол во плоти!

И она стояла напротив. Стояла и смотрела на него, не в силах отвести глаза. Словно завороженная. О, она даже пыталась сопротивляться! Но попытки эти были настолько ничтожными, что казались смешными.

Сколько продолжалось это безумие, Саша не знала. Секунду, минуту... или вечность?.. До тех пор, пока он не двинулся с места и, не отрывая от нее пугающих своей пустотой и неизвестностью темно-синих, как ночь, глаз, не направился к ней медленной походкой хищника.

Вот оно! Он — хищник! Да, он хищник! Влекущий, ищущий, зовущий, соблазняющий свою жертву.

Опасный. Опасный! Опасный!!!

Нужно бежать. Немедленно! Спасаться, пока не поздно! Но Саша осталась стоять, завороженно следя за тем, как хищник, сокращая расстояние, отделявшее их, неспешно приближается к ней. Уничтожая метры отдаления, как очередное препятствие на пути к заветной цели. Будто подбираясь к границам не павшей крепости, готовой вот-вот склониться под натиском несокрушимой силы. Его соблазна...

Он продолжал молчать. Молчала и Саша, понимавшая, что не найдется внутри нее ни слова, способного бы описать ее чувства. Жар горячей волной поднялся в теле, проникая в каждую его частичку, наполняя собой, находя местечки, которые еще не были охвачены пламенем страсти. Он порабощал волю, уничтожал здравый смысл, вовлекал в безумие. Остатки разума, казалось, исчезли, растворившись в зияющей бездне не мужского, но демонического магнетизма, а многовековые инстинкты самосохранения отступили на несколько десятков шагов, уступая место соблазну, воплощенному в кровь и плоть именно в этом человеке.

Незнакомец крался к ней медленно, тягуче, как стекающая по стеклу капля дождя, но проворно и мягко, словно тигр. И в то же время молниеносно, стремительно, как внезапный шквал холодного ветра, подошел к ней очень близко, остановился меньше чем в шаге и заглянул в глаза.

И одного взгляда глаза в глаза было достаточно, чтобы Саша потеряла остатки самообладания. Незнакомец улыбнулся уголками губ, вначале сузил глаза в хитром прищуре, а затем закрыл их. И вдохнул воздух, словно ему не хватало кислорода.

Сердце Саши перестало биться. Дыхание прервалось, словно воздух стал слишком плотным и тяжелым. А жар всё нарастал, стремительно накатывая, усиливаясь, как многократно повторяющиеся удары гонга, с силой надавливая на каждую клетку горячими руками, обдавая пламенем желания, соблазняя и очаровывая.

Саша застыла ни жива ни мертва. И не билось уже в сознании никакой спасительной мысли. О том, куда ушла Таня? Чем занимаются остальные ребята? Что этот мужчина — опасен!? Полное покорение...

— Ммм, — довольно протянул незнакомец и открыл глаза, вновь поймав ее взгляд в свой сладостный плен. — Ты вкусно пахнешь. Ваниль?.. — и это прозвучало для нее как оскорбление.

Саша чуть не потеряла сознание от бархатного, сводящего с ума и парализующего голоса. Горло сдавил ком. На языке острием ножа застыло возмущение. Миша никогда не позволял себе разговаривать с ней так. Таким тоном, столь фамильярно, откровенно... пошло! И это мгновенно ее отрезвило.

Как он смеет?! Да кто он такой, чтобы так к ней обращаться?! Что он себе позволяет?! Возмущение рвалось из глубины ее существа язвительным протестом, замечанием и порицанием. Но так и осталось лежать на пересохших, в изумлении приоткрытых губах тяжелым вздохом. Не произнесенными словами.

Саша медленно закрыла глаза не в силах смотреть на дьявола. Может, он исчезнет, растворится, словно его и не было? Если только она закроет глаза, представит, что его нет, он исчезнет. Исчезнет. Исчезнет...

Разум упрямо твердил, что нужно спасаться. Бежать, бежать, бежать! Но она стояла на месте. Чувство неконтролируемого желания оказалось неподвластным голосу здравого смысла.

Незнакомец сделал последний полушаг, разделяющий их, медленно наклонился к ней и вновь вдохнул. Ее аромат. Словно пробуя девушку на вкус, как дорогое вино, раздавливая этим вдохом и заставляя падать в бездну. Ощущать его присутствие рядом с собой. Совсем рядом. Свой аромат, такой сладкий и пьянящий. Свои прикосновения, легкие и нежные. Сводя с ума, уничтожая границы дозволенного, сжигая дотла противоречия. Подводя к краю пропасти.

Его губы мягко, едва касаясь, скользнули по ее щеке, обдавая жаром. Он нарочито медленно произнес:

— Как твое имя?

Запоздало она понимала, что ей нужно было послать его к черту и бежать, но...

— Саша, — выдавила она сквозь приоткрытые губы. Не хотела! — но не смогла противостоять.

— Саша, — проговорил мужчина, не отрываясь от нее. — Александра. Саша, — повторял он, вновь и вновь прикасаясь губами к ее щеке, легко прикасаясь языком к мочке уха, целуя в висок. — Са-а-аша-а-а... — будто смаковал он ее имя.

И девушка забыла о том, как дышать. Все слова обиды и злостного протеста застыли в груди соленым осадком. Воздух стал спертым, горячим, наэлектризованным. Грудь сдавило тисками желания, медленно растекающегося по телу. Сознание помутилось, в глазах встал серый туман. Она закрыла глаза и подалась ему вперед, навстречу мягким губам и горячему языку, стараясь ощутить на коже его воспламеняющее прикосновение, желая гореть в огне. Поддаваясь безумию, падая в пропасть, исчезая и растворяясь в этом влекущем незнакомце.

Мужчина придвинулся ближе, обхватил ее затылок рукой, приказывая следовать своему желанию, и прижался губами к ее уху, нежно теребя мочку кончиком влажного языка.

— Саша, Саша, — блаженно шептал он с наслаждением. — Саша...

Девушка замерла. Как резкий звонок сирены, громкий и неожиданный. Как внезапно нажатая "красная кнопка", — опасность. Как сигнальная ракета, взметнувшаяся вверх. Как взрыв десятка атомных бомб. Прямо в сердце. Миша!

Девушка широко распахнула глаза от осознания того, что сделала. Предательница! Распутница! И резко отшатнулась от незнакомца. Очаровательные глаза с дрожащими ресницами вглядывались в порочно красивое лицо дьявола с неверием и ужасом. Как она позволила ему сделать это?! Как позволила себе пасть так низко?! И посмотрела на него безумным взглядом. Что она делает?! Почему стоит рядом с ним?.. Да нет, не просто рядом... Стоит в его объятьях?! Позволяет ему... позволяет...

Саша резко оттолкнула незнакомца рукой, стараясь отгородиться от него и избавиться от наваждения. Искуситель. Дьявол! Он — дьявол!

— Господи! — пробормотала она еле слышно. — Боже, помоги!

Ноги не слушались ее, но она заставила их двигаться. Прочь отсюда, от этого мужчины! Он — соблазн. Он — желание. Он — безумие! А она — предательница!

Спасаться! Бежать! Быстрее!

Она отшатнулась, сделав несколько нетвердых, но уверенных шагов назад, глядя на мужчину широко раскрытыми глазами падшего ангела, а потом в мгновение ока проскользнула мимо него, желая сжаться в комочек, стараясь не смотреть в бесовские глаза, боясь попасть в плен их пустоты и черноты. Опасаясь, что поддастся безумию и упадет в бездну.

Где выход?.. Где дверь?.. Как выбраться отсюда?.. Прочь, прочь... Быстрее! Лишь бы он не попытался ее остановить, только бы успеть от него скрыться, только бы избавиться от магнетического воздействия этого опасного человека. Она сможет вдохнуть полной грудью и... успокоиться.

Но даже когда прохладный вечерний воздух ударил ей в лицо своей свежестью и ароматами цветущих роз, она не почувствовала успокоения. Жар внутри нее продолжал бушевать, превращая чувства в пепел. И девушка вдыхала прохладный спасительный кислород, не испытывая насыщения. Ей было мало. Слишком жарко, горячо. Слишком соблазнительно...

Она бросила взгляд на дверь и вздрогнула. Нет! Она не вернется туда! Нет! Там ОН...

На ватных, почти негнущихся ногах она бросилась бежать. Куда — она не знала. Кажется, Павел говорил, что недалеко от дачи есть река. Туда, дальше от соблазна и греха! Прочь от этого места. Прочь от опасного незнакомца с черными демонскими глазами. Но больше — от самой себя. Она боялась, что может поддаться желанию и ответить на его вопиющий зов.

Вечерний воздух, встретивший ее свежестью и прохладой, не остудил накаленных нервов, а лишь снова напомнил ей о том, что от этого безумия нет спасения. Потому что у безумия было лицо. Красивое лицо незнакомца с глазами демона с горящими в глубине зрачков обжигающими искорками.

Она не знала, куда прибежала и, осматриваясь по сторонам, гадала, как далеко зашла. Кажется, прошла вечность, прежде чем она остановилась, позволив себе перевести дыхание. Но оказалось, она по-прежнему стояла в саду Павла. А вот и та беседка, о которой он рассказывал. "Тайная", как сказал парень, мало кто ее может обнаружить, спрятавшаяся за кустами жасмина, шиповника и малины.

Девушка зашла внутрь беседки, медленно прислонилась к столбцу и, почувствовав спиной приятную прохладу, коснувшуюся разгоряченной кожи, закрыла глаза. Попыталась дышать глубже и чаще. Почему так мало кислорода? Почему так жарко? Тяжело дышать. Почти невозможно... Она с силой втянула в себя кислород. А перед глазами — демон. Смеющиеся глаза хищника и... поработителя.

Саша тихо застонала. В беседке была лавочка, шедшая вдоль по кругу, выкрашенная в белый цвет, но девушка осталась стоять, дрожащими руками обхватив столбик и прислонившись к нему горячим лбом.

"Он — дьявол" подумалось ей. А она не заключает сделки с дьяволом! И должна бороться. С ним. С собой. Должна!.. Но почему так нестерпимо горит тело? Каждая клеточка словно наполнена до краев огнедышащей лавой, расплавляющей ее существо, подавляющей волю и разум, порабощающей сознание. Вынуждающей ее сдаться собственным бессознательным желаниями, подводящим добродетель к краю пропасти и сталкивающим ее с древними пороками, пробудившимися после многолетней спячки. Взбудораженные опасным незнакомцем с магнетическими глазами дьявола, они всколыхнули в ней волны греховных инстинктов удовлетворения плоти. Пронеслись вдоль тела обжигающим вихрем предательской дрожи, оставили следы на коже и засели внутри пламенными искрами непотушенного разумом желания.

— Ми-иша-а! — тихо взмолилась девушка, будто призывая неведомые силы помочь ей справиться с грехом. Но ответом ей была тишина и молчание. Казалось, никто и не слышал ее зова.

Саша распахнула глаза и вдохнула свежий воздух, наполненный ароматами июльского вечера. Девушка расжала ладони, ощущая на коже острые следы впившихся в нее ногтей, и, посмотрев на дрожащие пальцы, сглотнула подступивший к горлу комок.

Боже, что же с ней происходит?! Кто этот незнакомец? Дьявол во плоти?.. Демон?.. Кто?! Но кем бы он ни был, он в какие-то краткие мгновения возымел над ней большую власть. Почему одного лишь взгляда хватило ему на то, что почти свести ее с ума и завладеть ее сознанием, подчинив себе ее волю!? Подвести к краю бездны и остановить в шаге от падения. Чтобы потом, дергая за веревочки, как марионетку, управлять ее движениями и помыслами! Чтобы дать ей упасть... или же спасти от рокового шага и падения в пропасть собственных пороков и предательского желания плоти.

Она не оттолкнула его, хотя нужно было наказать мужчину за неподобающую дерзость и наглость. Не отошла ни на шаг, замерев, словно парализованная. Не сказала ему ни слова, кроме собственного имени, которое должно было замереть на ее губах, но почему-то с дрожью соскользнувшее с них. Она, предательница, позволила ему поработить свою волю, поглотить ее искушением. Она позволила ему победить. В очередной раз одолеть противника и покорить новую жертву. Она всё же пала ниц перед сладострастным грешником, заманившим ее в сладкие сети своего безумия и порока. Она всё же попалась в капкан, как птичка в золотую клетку, призывно распахнувшую перед ней очаровательные, пленительные, удушающе цепкие объятья. Такие желанные объятья!..

Она всё же умудрилась проиграть в игре без правил. Потому что не знала, что эта игра ведется.

Как она только могла?! Предательница! Забыла, осквернила, предала!.. Мишу...

Девушка, не выдержав натиска беспощадных мыслей, наклонилась вперед. Зов тела вопиюще умолял ее. Терся огненными путами своего неудовлетворенного желания. Бился в стену из ее добродетели и верности. Сокрушал вставшую на пути искушения преграду. Бился, рвался, сметал всё на пути, пробивал себе дорогу И побеждал... Порочный незнакомец побеждал в борьбе со знакомым, родным Мишей!.. Побеждал...

Саша застонала в голос и стремительно отскочила от столбца беседки, поцарапав о него ладони. Сделала несколько быстрых шагов, будто меряя расстояние от одного угла до другого, остановилась в центре беседки, заламывая руки, подошла к столбцу и уткнулась в него лицом, опуская голову и сжимая плечи.

Хотелось плакать. Просто так, без причины. Слезы едва не лились из глаз. От бессилия, беспомощности, от чувства жалости к себе самой. От обиды и боли. Из-за предательского огня, охватившего ее тело.

Сердце застучало еще сильнее, бешеными ударами барабаня в грудь.

Как хорошо ничего не чувствовать! Не ощущать боль, не воспринимать окружающий мир посредством органов чувств, кого-то — не вспоминать, рыдая, кого-то — не знать, не вспоминая. Не видеть — эти влекущие глаза. Не слышать — этот умоляющий и обещающий наслаждения голос. Не чувствовать и не вспоминать — обжигающие прикосновения его теплого дыхания к обнаженной коже, словно касание раскаленного провода к оголенным нервам. Не дрожать перед ним. Не бежать, воспротивиться, противостоять, играть с ним в его игры!.. И победить никогда не проигрывавшего грешника в его собственной игре в соблазны! Она была уверена, что смогла бы. Она бы смогла! У нее были бы силы на это. Но...

Но она устала бороться. С воспоминаниями, которые осели в ней свинцовым пеплом от сожженных год назад надежд и мечтаний. С попытками забыть того, кто был так дорог, и кто обещал всегда быть рядом. С разрывающим на части чувством потери самого дорогого человека, которого хотела любить вечно, но который оставил ее одну среди жестокого мира. А этот мир всё твердил и твердил назидающе, беспощадно, что нужно отпустить прошлое, оставив его в прошлом. Забыть!..

Она устала бороться. Одна против всех. Наедине со своей болью, обидой. Одна среди тех, кому никогда не понять мучительных бессонных ночей и безумных попыток сохранить в памяти хотя бы маленькие кусочки тех воспоминаний, которые приносили ей счастье. Бороться со всеми, уверяя их, что жизнь для нее потеряла всякий смысл, осев в настоящем блеклыми серыми красками вместо ярких красок восхитительно прекрасного прошлого. Бороться не только с ними, но и с самой собой, уверяя себя в том, что эта борьба безрассудна и бесполезна, и одновременно пытаться запомнить каждый миг тех дней, когда она считала себя самой счастливой на свете.

Битва прошлого и настоящего внутри одной ранимой нежной души, обнаженной перед болью от потерь и страданий. Не страшно ли!? Битва, которая не должна была закончиться в пользу ни первого, ни второго, хотя бы потому, что она — эта душа — не желала принимать настоящее, отпуская прошлое.

Отпустить прошлое — значит отпустить и Мишу. А сделать этого Саша не могла. Не могла!.. Не сейчас...

Нужен толчок. Нужен сдвиг. Нужен взрыв, как резкий удар, как вспышка сверхновой. Как сигнальный огонь. Как пламя костра в темноте. Как оглушительный раскат грома. Нужен был один-единственный шаг. В бездну. В пропасть. В объятья безумию и сумасшествию. В объятья соблазну и искушению. Всего шаг. Такой соблазнительный, опасный, но спасительно очищающий. Один-единственный. Всего один...

Сделать его?.. Предать прошлое и принять настоящее? Или же остаться на своих позициях? Сохранить в памяти воспоминания и проклясть новую жизнь, как нереальную и воображаемую?..

Выбор. Как удар бича, пропитанного ядом.

Выбор. Как проклятье и как дар.

Выбор. Прошлое или настоящее?..

Серость и погрязшие в тусклости и боли воспоминания?.. Или же размытые и неясные очертания ярких красок, маячившие в тусклой дымке новые впечатления и стремления?..

Саша сглотнула острый комок невыплаканных слез, застывших в горле. В груди что-то сжалось в тугой узел. Сердце замерло, предательски дрожа внутри. Девушка поднесла ладони к горящим щекам и спрятала в них лицо. Закрыла глаза, сцепив зубы и невольно прикусив нижнюю губу, девушка почувствовала на языке солоноватый привкус крови и тяжело выдохнула. Что-то в этом было зловещее, как знамение.

Что сотворил с ней этот незнакомец! Поставил ее перед выбором, мыслей о котором у нее не было! Он вынудил ее задуматься, помыслить... совершить предательство, равносильное преступлению! И она... она...

Его появление в глубине и тишине сада, в тайной, скрытой от любопытных глаз беседке, стало знаком — тем, который скрыл от нее лицо Миши, когда она уезжала из дома, ироничной насмешкой, роком. Если бы дьявол знал, сколь вовремя он явился, нарушая своим присутствием ее уединение и сомневающееся сердце!

Но дьявол, наверное, был осведомлен, что он нужен ей. Поэтому и явился. По ее душу.

— Я искал тебя, — тихо повторил мужчина, и слова зазвучали в висах пульсирующей болью.

Девушка сжала руки в кулаки. Ресницы вздрогнули, губы предательски задрожали.

Грешник не пара такому ангелу, как ты...

А кого это, собственно говоря, интересует!?

Она уверенно подняла на него глаза, встречая пленяющий взгляд своим твердым взглядом. Она стояла на краю бездны, готовая вот-вот сделать тот единственный шаг, который разделял ее от грехопадения. Шаг, разделявший ее от воскрешения. Шаг, отделявший ее от него.

— И вот я тебя нашел. Случайность?.. — губы грешника насмешливо дрожат.

Это звучит, как угроза. И как обещание. Саша, вздрагивая всем телом, опускает глаза.

— Зачем? — прошептали ее дрожащий губы, которые девушка едва смогла разлепить.

Мужчина улыбнулся. Еще один полушаг в ее сторону. Пленительный, медленный, ленивый. Застыв на расстоянии вытянутой руки от нее, продолжает на нее смотреть. И девушка чувствует его взгляд.

Саша жаром собственного тела, внезапно предавшего ее, ощущает ничтожные сантиметры, отделявшие их друг от друга. И, кажется, что она вот-вот сгорит в огне страстей, превратится лишь в пепел, разлетится на части. Но тело, охваченное искушением и грехом, пылает, но не плавится под напором пламени.

— Зачем? — переспрашивает мужчина и ухмыляется. — А ты как думаешь?.. Зачем?..

Саша уже не думает. Способность рационально мыслить стремительно угасает, превращаясь в пепел. Она смотрит на него, не имея возможности отвести взгляд. И, кажется, уже падает в бездну, увлеченная соблазном и пороком, которые играли друг с другом в черных глазах мужчины, стоящего рядом с ней.

— Кто вы? — шепчут ее губы, едва разжимаясь.

Дрожит голос, дрожит сердце. Огонь пылает в груди, сжигая сомнения и бросая на растерзание остатки сожаления и испуга. Завороженная, она смотрит на него, не смея отвести взгляд.

Он улыбается улыбкой грешника и, протягивая к ней руку, шепчет:

— Ты разве не знаешь?

На ум приходило лишь одно. Дьявол! Но Саша не решается произнести это вслух.

А он, словно догадавшись об ее мыслях, легко рассмеялся, опуская ресницы, и коснулся пальцами ее горячей щеки, словно пронзая обнаженную плоть тысячами мельчайших иголочек. Поглаживая, проводя подушечками по нежной коже, будто наслаждаясь этим шелком. Ощущая жар каждой клеточки тела, и радуясь такому откровенному согласию на не высказанное вслух предложение.

— Нежная, — наклоняясь к ней ближе, почти касаясь губами ее щеки, прошептал мужчина, лаская теплом своего дыхания. — Такая нежная, — благоговейно прошептал вновь, захватив ее затылок рукой, погружаясь пальцами в шелковистые волосы и слегка потягивая их на себя. — Ты знаешь об этом, не правда ли?

Саша боится даже вздохнуть. Дрожит, трепещет, сгорает. Чувствует, как расползается огонь вдоль позвоночника, охватывая ее кожу языками пламени. Слушает, как безумно стучит в груди сердце, оглушая ее своим стуком. Как расплавляется на части та слепая уверенность, что она могла бы противостоять, если бы... если бы это был не ОН, а кто-то другой.

Оттолкнуть бы его. Отойти, отбежать, исчезнуть. Забраться в самый дальний уголок вселенной, чтобы он не смог отыскать ее. Оказаться на расстоянии хотя бы шага от него, чтобы почувствовать свободу и вздохнуть полной грудью. Выйти из зависимости этого колдовского взгляда, очаровавшего ее своей чернотой и неизвестностью. Не слышать ласкового голоса с оттенками сладости, этого манящего зова плоти, этого будоражащего кровь крика желания, раздирающего ее на кусочки. Желания подчиниться. Отдаться. Уступить. Сделать тот единственный шаг в пропасть. И воспарить к небесам.

Саша даже не моргает, глядя в завораживающие глаза своего поработителя.

— Кто ты? — вдыхая аромат безумия, шепчет она.

Его губы дрожат, усмехаясь, она ощущает это кожей, на которой остался след, обжигающий болью и сладостью одновременно.

— Меня зовут Денис, — прошептал он бархатным голосом, наклоняясь ниже, и, касаясь мочки ее уха, намеренно задевая ее горячими влажными губами, добавляет: — Этого тебе достаточно?

О да, достаточно! И эта достаточность просто сводит с ума.

— Вот и хорошо, — проворно пробегает губами по ее щеке, подбираясь к губам. — Очень хорошо.

Заглядывает Саше в лицо, и девушка с абсолютной точностью теперь может определить, что его горящие желанием глаза имеют пленительно порочный, магнетический цвет сапфиров. Вот он — цвет греха.

Губы Дениса приоткрываются, обжигая ее теплом его дыхания. Рука, лежащая на затылке, напряженно движется вверх, вынуждая девушку смотреть только в лицо своего безумия.

— Ведь нам не нужны проблемы, правда? — ласковым голосом с оттенками стали спрашивает он.

Саша хочет спросить, о каких проблемах идет речь, но не успевает. Горячие губы настойчиво и уверенно прижимаются к ее губам, порабощая их поцелуем. Дерзкий язык стремительно раскрывает податливые створки и скользит внутрь сладости, открывшейся ему, наслаждается каждым мгновением происходящего. Денис терзает ее рот языком, испивает тот очаровательно пленительный нектар, который был предоставлен в его полноправное пользование. И он хочет еще и еще, ему мало, ему недостаточно. Он привык брать то, что ему предлагают, и он брал. Но сейчас — ему было мало. Он хотел больше, еще! С натиском нападает он на девичьи губы, обрушивая на них несокрушимую страсть, атакует мягкий рот сладостной пыткой, безумной игрой в наслаждение, даря удовольствие и получая его.

Обе его руки оказываются на ее затылке, прижимают, притягивают девушку к себе. Еще ближе. Вот так, совсем близко. Сильнее и яростнее. Еще ближе... Еще...

И Саша не может противиться этому натиску вожделения, полностью отдаваясь во власть ощущений. Да, вначале она еще пытается сопротивляться, что-то похожее на протест вырывается из ее груди глухим всхлипом, но замирает на губах, едва Денис, лаская пальцами ее затылок, прижимает к себе податливое тело, покоренное силой всколыхнувшегося в нем желания.

Очень робко кончик ее языка касается его языка, вливая в кровь новую порцию адреналина и наркотика. И Денис со стоном отвечает на ее немой призыв, проникая желанием в каждую клеточку ее тела.

Внезапно он отрывается от ее губ, смотрит на встрепенувшиеся, дрожащие девичьи ресницы, заглядывает в глаза, смотрит истребляющим все противоречия и сомнения взглядом и, поглаживая руками ее затылок круговыми движениями, нащупывая чувствительные точки, шепчет бархатистым голосом:

— Детка, ведь нам не нужны проблемы, да? Неожиданностей не будет?

Кажется, она поняла, о чем он. И это означает, что он и она... Что в первую очередь, она!.. О Боже! С языка хочет сорваться предостережение, вдруг он не захочет иметь с ней дел, если узнает, что она в трауре и депрессии. И тогда он отпустит ее, ведь уйти сама она не сможет!..

— Я пью таблетки, — попыталась выговорить она, имея в виду антидепрессанты, которые ей прописал врач, но Денис не дал ей договорить, яростно атакуя ее рот своими ищущими губами. И у нее пропадает всякое желание что-либо ему объяснять, кроме желания, старого как мир. Жажды обладания.

Она со стоном тянется к Денису, когда его губы вновь приникают к ее губам, и уже даже в глубине ее души не слышен протест. Закрыв глаза на прошлое, она Саша просто отдалась ощущениям. Наверное, уже готовая к тому, что будет проклинать себя за эту слабость, корить и даже ненавидеть, но в эту самую минуту морально не в силах отказать грешнику в близости.

Последний шаг в пропасть и в спасение. И она, наконец, сделала его...

Его руки, крепко стискивая ее тело, прижимая девушку к себе, мгновенно спускаются вдоль по ее спине, вызывая нервную дрожь во всем теле, будто оставляют красные следы ожога, словно раскаленным проводом по напряженным нервам. Играя, пробегают по талии, пробираясь под кофту. Огненный след от этого прикосновения к нежной коже вспыхнул в Саше фейерверком эмоций. Она чуть не задохнулась от ощущений, поглотивших ее в свой водоворот, закруживших ее в своем бешеном танце искушения.

Нежные прикосновения горячих пальцев, медленно, но неотвратимо продвигающихся вверх рождают в душе Саши неукротимую бурю, неподвластную ее воле, повинующуюся лишь желания плоти.

Отдавать и обладать. И больше ничего.

Прижимаясь к ней всё сильнее, Денис раздвигает коленом девичьи ноги, протискиваясь между ними, руками скользит по коже спины, нащупав застежку бюстгальтера, проворно расстегивает ее.

Саша выгибается дугой навстречу нежным пальцам, дарящим наслаждение, не слышит собственного стона, заглушенного поцелуем, не видит ничего, кроме великолепной серой пелены, застилающей глаза.

Его пальцы проворно проникают под шелковую ткань и, нащупав, твердые горошинки сосков, сжимают их, потирают, пытают лаской, отпускают и вновь терзают мукой неудовлетворенного желания.

Саша цепляется за его плечи, боясь, что может сорваться вниз, что может упасть, потому что ноги уже не держали ее, став ватными и тяжелыми. Из горла рвется крик, но с губ срываются лишь всхлипывания, а затем сладостный стон, полный боли и восхищения. Между ног начинает саднить, низ живота скручивает узлом, приятная пульсация пронзает тело тысячами электрических разрядов, требующих удовлетворения.

Не отрываясь от ее губ, испивая их сладость и нектар с неведомой ему ранее жаждой, сжимая пальцам одной руки ее возбужденные соски-горошинки, а другой рукой, обхватив девушку за талию, Денис толкает ее вперед, настойчиво и решительно раздвигая коленом бедра, пытаясь проникнуть к развилку между ног, то надавливая, то отступая, соблазняя ее этими атаками-отступлениями.

Еще мгновение, и Саша упирается ногами на что-то твердое. В помутненном желанием сознании тут же всплывает — лавка! Она совсем забыла о ней. А вот Денис, кажется, помнил всё...

Толкая ее вперед, требуя от нее повиновения своим действиям и желаниям, Денис приподнимает колено и надавливает на чувствительное местечко между женских ног чуть сильнее, чуть крепче. Языком проводит по ее губам, играя с ее желанием поймать его и получить желаемое. Маленькие кулачки тревожно, с обидой обрушиваются на его плечи, легкий хриплый смех вырывается из мужской груди, а руки продолжают путешествие по нежной коже, оставляя на ней горячие следы-отметины.

Поддавшись желанию мужчины, пронзившим ее от головы до пят, Саша покорно опускается на лавку, помутненным сознанием понимая, что поступает опрометчиво, позволяя поступать с собой непозволительно и грубо, но, зная, что ничего не может сделать с бушевавшим в груди вожделением к этому темному мужчине.

Денис опускается на лавку после нее, его колено замирает между женских ног, вновь надавливая и испытывая ее терпение и выдержку. И Саша сдается, даже не успев заявить о сопротивлении. Пульсация внутри нее усиливается, нарастает, грохочет, рвется, несокрушимой, неуправляемой волной несется через берега, сметая всё на своем пути. Девушка протестующе нечленораздельно что-то восклицает, когда Денис, оторвавшись от нее, нависает над девушкой, глядя в горящие желанием серо-голубые глаза. Саша пытается схватить его за плечи, удержать, прижать к себе, замереть в его объятьях. Она хочет, чтобы он унял дрожь, вызванную его ласками, жар, охвативший ее тело из-за него. Хочет, чтобы он вновь прикоснулся к ней. Снова и снова дарил наслаждение. Она хочет утопать в ласке, в нежности или грубости — ей было уже все равно. Лишь вновь ощутить его тело рядом с собой, почувствовать его губы на своих губах...

Она хотела забыть о том, что делает то, чего делать нельзя. Забыть о том, что совершает немыслимое.

Забыть о том, что грешник не пара такому ангелу, как она...

Легкий смех вырывается из его груди на ее жалкие попытки приподняться и приблизиться к нему. Он стремительно нависает над ней, резко прижимается к губам, кусая зубами и зализывая ранки языком. Денис приподнимает ее кофточку и прижимается губами к возбужденным соскам.

Саша стонет в голос, не имея больше возможности сдерживаться, когда его влажный язык пробегает по ее груди, намеренно задевая соски и охлаждая их пламя прохладой дыхания, когда губы втягивают их в рот, затем терзая зубами и опять зализывая языком. Саша выгибается ему навстречу, ногтями впивается в его кожу. Учащенно дышит, откидывая голову назад, выкрикивает что-то, не осознавая слов. Прижимает его к себе, запутывается пальцами в волосах, и молит о пощаде, об удовольствии. Приподнимая бедра, вьется змейкой под его телом, требуя большего, мечтая об этом, умоляя его сжалиться над собой.

В темноте июльской ночи блестит его улыбка, светом адского пламени горят его бесовские глаза, а потом... Он исполняет ее желание.

Стремительно скользит руками к ее трусикам, стягивает их, отбрасывая в сторону, как ненужную вещь. Нежно касается заветного местечка между ног и улыбается.

— Так ты уже готова, детка? — насмешливо протягивает он, погружая в девушку один палец.

С ее губ срывается полустон-полумольба и она, выгнувшись дугой, что-то шепчет в ответ.

Его палец начинает медленные, постепенно нарастающие движения внутри нее, присоединившийся к первому второй палец повторяет движения первого, растягивая, наполняя, возбуждая, покоряя и вынуждая сдаваться. Сводя ее с ума и толкая на край той бездны, куда она стремительно падала, ведомая голосом предавшей ее плоти, требующей удовлетворения.

Денис наклоняется над девушкой и, касаясь губами мочки ее уха, шепчет:

— Чего ты хочешь, девочка?

Он с силой надавливает на самый чувствительный уголок ее тела кончиками пальцев, и Саша сжимает его руку ногами, желая, чтобы он стал к ней еще ближе, чтобы не мучил и не терзал ее больше.

Денис вновь улыбается.

— Кажется, я знаю ответ, — горячим влажным шепотом произносит он. — Правда, детка?

Саша стонет в ответ, и мужчина вновь улыбается улыбкой грешника.

— Ты влажная, да?.. — пробормотал он, уткнувшись носом в ее шею и покусывая ту зубами. — И это говорит уже о многом... Но... — настойчиво требует он. — Чего ты хочешь, Саша?

Прерывистым, запинающимся, дрожащим языком она все же произносит:

— Тебя, — с силой выдыхает и вновь втягивает в себя воздух. — Я хочу тебя!..

В темноте вновь блестит его улыбка, и призывно сверкают глаза, обещая наслаждение.

Сквозь бешеный стук сердца, Саша слышит звук расстегиваемой молнии на его джинсах.

В глазах лишь туман, дыхание прерывается, пульс несется вперед с сумасшедшей скоростью, а она мечтает скорее ощутить прикосновение его обнаженной кожи к своей.

Он наклоняется над ней, нависает словно победитель над своей жертвой, а потом... Это уже не его пальцы проникают внутрь ее существа, не его пальцы так мучительно медленно растягивают ее плоть, не его пальцы продвигаются вперед, минуя узкий и тугой проход, пробивая себе путь к наслаждению. Это не его пальцы. Это... ОН! Она хочет вскрикнуть, закричать в голос, сжимая его плечи всё крепче и сильнее, откидывает голову не в силах удержаться от стона. Нетерпеливо приподнимает бедра, взывая Дениса действовать резче и стремительнее, но он медлит.

— Тише, тише, — шепчут его мягкие губы, касаясь ее щеки. — Не спеши, детка.

Она и не спешит! Просто хочет, чтобы ЭТО случилось. Скорее! Сейчас же. Немедленно!

Она стискивает его плечи руками, прижимает к себе, словно боясь потерять, прикусывает губу. И тут он наполняет ее собою полностью, молниеносно рванувшись вперед покоряющим движением. От осознания этого что-то мгновенно взрывается внутри нее, разгораясь ярким негасимым пламенем. И разгорается, разгорается, разгорается...

Денис начинает двигаться внутри нее, возвратно-поступательными движениями наполняя ее собою все резче, все сильнее, все стремительнее, покоряя ее, даря ей то, чего она хотела. Порабощая, но в то же время освобождая. Вновь и вновь. Все яростнее вонзаясь в податливую, мягкую девичью плоть. Снова и снова. Все мощнее и жестче, словно пригвождая ее к лавке, на которой они находились. Резко, жестко и молниеносно покоряя ее своей страстью и неукротимым желанием.

Завел руки ей за голову, сжимая их своей рукой, надавливая на них и удерживая там. Вонзаясь в нее вновь и вновь, обдавая ее стремительно накатывавшими волнами оргазма. Глотая ее стоны грешными улыбками, и черными глазами слизывая ее вырывающиеся из груди крики.

Еще один выпад. Еще один... Маленькое тело подрагивает под ним, сотрясаемое мелкой дрожью. Горит, просто полыхает огнем, он чувствует этот жар своей кожей. Последние движения внутри нее, чтобы

продлить удовольствие, чтобы получить желаемое, чтобы покорить окончательно...

Тяжело дыша, он замирает, отпустив ее руки и облокотившись на локти, нависнув над девушкой скалой.

А еще через несколько минут он понимает, что и этого ему было мало.

И все начинается вновь.

7 глава

Август, 2012 год

Из кабинета босса доносились отчаянные крики, тесно соприкасающиеся с едва сдерживаемой руганью, но Эльвира Самойлова не обращала на них внимания. Привыкла. Четыре года работая на такого человека, как Романовский, можно было свыкнуться и не с такими мелочами. А вот попавшего под обстрел гнева начальника Лешу Погорелова была жаль. Он ей нравился, всегда улыбается, ответственный и толковый мужик, но перед Денисом, она была уверена, стоит едва ли не краснеет.

Оторвавшись на мгновение от экрана компьютера, Эльвира взглянула на дверь. Может, принести им кофе? Сумасшедшая мысль, тут же отбросила ее девушка. Тогда и она едва ноги сможет унести.

Вздохнув и мысленно пожелав Погорелову ни пуха ни пера, Эля окунулась в работу.

— Леша! Что, мать твою, ты мне подсовываешь?! — вскричал Денис Романовский, размахивая папкой с фотографиями перед самым носом застывшего в шаге от него главного редактора журнала "Вила"*. — ЭТО ты называешь фотографиями?! Нормальными фотографиями?! Именно их я просил тебя сделать для выпуска?! Это какое-то д

* * *

мо! — наклоняясь над мужчиной скалой, процедил он сквозь зубы, и это прозвучало еще более устрашающе, чем если бы он кричал. — Ты хочешь, чтобы читатели меня по стенке размазали и задницу потом подтирали страницами из моего журнала?!

________________________

*Вила — стихийный дух женского пола в мифологии южных славян (болгар, сербов). Это прекрасные длинноволосые юные девы; сродни восточнославянским русалкам, древнегреческим нимфам, кельто-британским феям.

Алексей, к своему ужасу, мог лишь стоять по стойке "смирно" и оправдываться, хотя раньше для себя подобной незавидной перспективы не загадывал. Ему всегда казалось странным, если сотрудники, побывав "на ковре" у главного после очередной оплошности, выходили от него, едва передвигая ноги и ворочая языком. Леша имел наглость подшутить над ними, в ответ не слыша ни слова, а заметив предупреждающий взгляд с их стороны. Теперь, кажется, главный редактор журнала "Вила" понял почему.

Леша решил не возражать Денису уже с момента, когда пересек порог его кабинета, он прекрасно знал, к чему могут привести эти его несвоевременные протесты. Тем более, прав был Романовский, как ни крути, Алексей и правда наворотил дел выше крыши. Так что гнев начальника был вполне обоснованным. Но вот Леше по-прежнему нечего было ему сказать в свою защиту. Наверное, простого "Извините" было бы мало, учитывая, как относился Денис к своему журналу и корпел над его процветанием.

— Это какое-то недоразумение, — запинаясь, пробормотал Алесей, мысленно поморщившись над тем, как глупо и неубедительно звучат его слова. Расплата за них не заставила себя долго ждать.

— Недоразумение, — с нажимом прошипел Денис, — сейчас стоит передо мной и не может объяснить, как вот ЭТО, — он ткнул мужчине в лицо папкой, — чуть не попало в печать!

Алексей затравленно взглянул на Дениса из-под толстых стекол очков в роговой оправе и опустил голову, не зная, что сказать. Когда-то ему казалось, что он имеет хоть какое-то слово в этом журнале, но, как видно, глубоко заблуждался. Денис умело маскировал отсутствие свободы за ее видимостью. Он всегда решал что, где, когда и в каких формах. Когда дело касалось его журнала, Романовский просто сходил с ума. Стоит ли говорить, как он взбесился, когда узнал, что выход нового выпуска находится под вопросом?

Денис резко и небрежно отбросил папку на стол и, сдерживая ярость, повернулся к Леше спиной. Плечи его напряглись, а спина выпрямилась, напоминая натянутую струну. Он пытался сдержать ярость.

— Леша, — терпеливо, но жестко, выдавил Романовский. — Ты ответственный за размещение фотографий сколько? Пять лет, шесть? Мне казалось, в твоей карьере должно было произойти уже с десяток ошибок, чтобы суметь на них научиться! Так почему же, скажи мне, эта грубая дилетантская работа чуть не попала в номер? — Денис резко обернулся, пронзив редактора взглядом, будто пройдясь по мужчине рентгеновским лучом. — Мне кажется, я просил тебя найти нам нормального фотографа. Где же он? — Денис, наклонился и, издевательски улыбаясь, заглянул под стол. — Где ты? Эй, фотограф, выходи! — он выпрямился, посмотрел на Алексея так, что у того вдоль позвоночника пробежал холодок — Нет его! — сделал уничтожающий вывод Романовский. — А должен был появиться еще две недели назад! — продолжал наседать Денис. — Так почему же я, черт побери, не могу его найти?! — вновь сорвался на крик начальник.

— Меня уверили, что Роман отличный фотограф, — сказал Алексей, ища хоть малейшую зацепку, чтобы не увязнуть в трясине еще глубже. — Мне сказали, что...

— Тебя уверили? — резко перебил Денис, нахмурившись. — Да ладно, и в чем же? В том, что какой-то там... как его?.. Наварнов!.. отличный фотограф?! — казалось, он даже удивился. Спокойным тоном, от которого дышало морозом, он выговорил: — В таком случае, где его резюме, рекомендации, отзывы с места работы? Где хоть что-нибудь, черт возьми, что подтверждало бы факт, что он действительно фотограф!? Он, наверное, только вуз закончил! — с жестким сарказмом констатировал Денис. — Если хоть какое-то образование у него есть! — мужчина бросил быстрый ядовитый взгляд на папку с фотографиями, подошел к столу и опустился в кресло. — В чем я стал очень сильно сомневаться! — сказал он и ткнул папку пальцем, словно брезгуя даже касаться ее. — Потому что, если судить по этому, то он даже не любитель, а человек, впервые взявший в руки камеру!

— У него хорошие рекомендации, — пробормотал он, запинаясь, и понимая, что его оправдания опять звучал глупо и жалко. — Он работал с "Элегией" и...

— С "Элегией"? — вскричал Денис, вскакивая с места. — С "Элегией", мать твою?! Леша, у тебя что, совсем крыша поехала?! — Романовский стремительно вышел из-за стола и, засунув руки в карманы брюк, словно таким образом пытаясь сдержать ярость, двинулся на своего главного редактора наступательными шагами. — Где "Элегия" и где "Вила"! Это же небо и земля, Леша! Ты что, сам этого не понимаешь!?

— Меня заверили, что он сможет подстроиться под нас, — ответил Алексей. — Мне его рекомендовал Осин.

Имя главного редактора "Куртизанки", одного из известнейших мужских журналов столицы, не произвело на Романовского ни малейшего впечатления. Мужчина поджал губы и свел брови к переносице. В карманах брюк руки сжались в кулаки.

— И как? — сквозь зубы прошипел он. — Подстроился?

Алексей часто заморгал, понимая, что грядет взрыв.

— Видимо... нет, не подстроился, — и опустил глаза, не в силах выдержать презрительного взгляда синих глаз, полосовавших его ножами.

— Видимо, не подстроился, — передернул его Романовский и повернулся к Алексею спиной.

— Я не присмотрел за ним, — признался Алексей обреченно. Рубить с плеча, так самому, решил Погорелов.

Денис чертыхнулся и резко обернулся.

— Вот именно, Леша! ТЫ не присмотрел за ним! — Денис послал ему язвительный взгляд и отошел к столу, где, бросив быстрый взгляд на папку, покачал головой, будто вспомнив что-то. — Когда я улетал в Прагу, ты меня клятвенно уверял в том, что найдешь фотографа! Обзвонишь все агентства, прочтешь все газеты с объявлениями, черт, перероешь весь гребаный интернет, а если надо будет, сам пойдешь по городу искать его! И что же?! — Денис стиснул зубы, вновь начиная мрачнеть. — Ты польстился на дилетанта из "Элегии"! Тебе самому не смешно? —

Денис скривился, молчаливо утверждая, что это по-черному смешно, а Алексей продолжал молчать.

— Я думал, — продолжил Романовский, — что подстава Игоря хоть чему-то тебя научила, Леша. Оказалось, что нет? Не научила? — нахмурился. — Я же готов был остаться, чтобы заняться поисками лично, и отправить в Чехию Артема вместо себя! Я готов был это сделать, чтобы лично за всем проследить тут, где находится центр моего журнала, его сердцевина! — Денис стукнул кулаком по столу. — Но ты же меня уверил, что САМ всё сделаешь! — едко заметил он. — И я поверил тебе, Леша! Я улетел в Чехию, а ты остался здесь... — продолжать мысль казалось излишним, Денис и не продолжил ее. А Погорелов сглотнул острый комок, застывший в горле, с каждой секундой осознавая, что оправдаться не удастся ни при каком раскладе.

— Я же не думал, — добавил Денис с холодом в голосе, — что ты, именно ты, можешь так меня подвести!

— Извини, — проговорил Алексей. — Я просто подумал, что... я поверил...

— Меня не было двенадцать дней, Леша, — перебил его Денис. — Каких-то двенадцать гребаных дней. И за это время ты умудрился натворить столько дел, что за неделю всего этого просто не разобрать!

— Я понимаю это, — запинаясь, проговорил Алексей. — И я готов к любому твоему решению, вплоть до увольнения, — через силу закончил он и опустил голову, словно каясь. Миновать гильотины от начальника было бы для него благом, но Алексей не мог с уверенностью сказать, что верит в чудеса.

Денис задумчиво посмотрел на него. Темные брови вспорхнули вверх, оценивающий взгляд пробежался по редактору рентгеновскими лучами. Денис покрутил в руках ручку, словно успокаиваясь, немедленно отбросил ее в сторону, наигравшись, и сцепил пальцы, облокотившись на них подбородком.

— Нет, увольнять тебя я не собираюсь, — уверенно заявил он. — Зачем? — пожал плечами. — Ведь это твоя первая ошибка в "Виле", — пронизывающий ледяной взгляд. — И, буду верить, единственная. Не вижу смысла так кардинально всё менять, — и вновь этот взгляд, прожигающий насквозь. — А ты как считаешь?

Алексей кивнул, понимая, что так и не научился противостоять Романовскому за те годы, что работал на него. Почти три года из шести лет профессионального роста в карьере главного редактора!

— Спасибо, — шепотом пробормотал Алексей.

— А вот что касается этого твоего... "профессионала", — перебил Романовский презрительно. — Полагаю, его уже уволили?

Алексей вздрогнул, затрепетала жилка на шее, и Денис всё понял. Еще не уволили.

— Он... скоро получит расчет. Ему уже сообщили о том, что...

— Не медли с этим! — бросил Денис. — Нам нужен новый фотограф, Леша. Сейчас же!

— Хорошо, посмотрю, что можно...

— Номер должен выйти в следующую среду, как выходил всегда. Каждый месяц в один и тот же день, без опозданий! "Вила" всегда отличался не только качеством, но и стабильностью, так будет и впредь! — Денис сел в кресло. — Поэтому делай, что хочешь и как хочешь, хоть из-под земли доставай, но найди мне профессионального фотографа! Через тридцать восемь часов отчитаешься. Всё ясно?

— Через тридцать восемь часов? — ошарашенно переспросил редактор. — Это... это слишком короткий срок. Я могу не успеть, — в его голосе слышалась едва уловимая паника.

— Тогда поторопись, — бескомпромиссно отрезал Романовский, давая понять, что к диалогу не готов. — Время уже пошло. Результаты поисков мне на стол.

Алексей с минуту смотрел на него, даже не моргая, негодуя, опасаясь, а в душе восхищаясь выдержкой и силой этой мужчины, что с грозным видом застыл в кресле напротив него. Слишком серьезный оппонент, чтобы пытаться меряться с ним силами. Почему он такой? Как в нем это привилось, откуда? Не родился же он таким... или жизнь сотворила с ним такое "чудо"?..

— Ты всё понял? — спросил Денис, перебив поток неясных мыслей в голове Погорелова.

— Да, понял, — как на автомате, проговорил Алексей, едва разлепив губы.

Денис откинулся на спинку кресла, подперев подбородок рукой. Несколько минут молча смотрел на Алексея, словно размышляя над чем-то, а потом вдруг наклонился над столом и воскликнул:

— Черт возьми, Леша! Я просто отказываюсь принимать это. Как ты, профессиональный редактор, через руки которого прошло огромное количество фотографий и статей, мог так вульгарно и пошло, — быстрый взгляд на мужчину, застывшего в одной позе посередине большого кабинета, — ...ошибиться! — закончил он лаконично.

— Меня клятвенно заверяли, что Роман отличный специалист, быстро учится, — принялся оправдываться редактор. — И к тому же, не все его фотографии так плохи! Некоторые...

— Да, примерно две из семидесяти двух! — перебил его Денис, вновь задумчиво подперев подбородок рукой. — Они действительно были ничего, — губы сжались сильнее, плохой знак! — По десятибалльной шкале где-то на слабую троечку! Другими словами — никак. Это не уровень "Вилы", даже если бы этот твой Роман раньше работал в "Максим"!

Алексей тяжело вздохнул, ощущая, как вдоль позвоночника пробежала новая волна дрожи, а над губой появилась испарина. Открыл рот, собираясь что-то сказать, но закрыл его. А потом выдавил из себя:

— И что же... ты будешь делать?

— Это очень хороший вопрос, Леша, — растягивая гласные, проговорил Денис. — Очень хороший. Учитывая, что новый номер "Вилы" должен выйти в среду, то есть через неделю, а у нас нет ни одной нормальной фотографии! — подчеркнуто сказал он. — Как ты думаешь, что я буду делать?

Алексея передернуло от тона, которым Денис это сказал, но он все же решился спросить:

— Что?..

Взгляд, полный злости, такой тяжелый, словно свинцовой тяжестью опустившийся на плечи редактора.

— Работать, Леша, — сказал он. — Я буду работать. То, чем вы, похоже, не занимались, пока я был в Праге.

Алексей смутился. В горле встал острый комок, который не удалось сглотнуть с первого раза.

— Новый номер, — проговорил он тихо, — всё равно не утвердили бы без тебя, Денис, поэтому...

— И только это спасает нас, Леша! Только это, — Денис поднялся с кресла и подошел к большому окну, из которого открывался великолепный вид города. — А еще то, что я вернулся раньше, чем рассчитывал, — повернувшись к Алексею полубоком, проговорил Денис. — Потому что, в отличие от вас, наши чешские партнеры умеют работать! — он повернулся к Погорелову спиной, давая тому понять, что разговор окончен. — Можешь идти, Леша. И жду тебя через тридцать восемь часов с отчетом.

Алексей кивнул, словно бы Денис мог это видеть, но тот вглядывался в окно.

Не произнося больше ни слова, Алексей вышел из кабинета владельца "Вилы", осторожно прикрыв за собой дверь. А мужчина, стоящий у окна, даже не обернулся.

Журнал был для него всем.

Он создал его из ничего и сделал одним из самых популярных и продаваемых мужских журналов в России и за рубежом всего за несколько лет.

Его можно было сравнить с любимой женщиной, если бы таковая у Дениса была. Так трепетно и нежно, с искренней заботой и любовью он относился к нему. Тщательно отбирая материалы, часами рассматривая фотографии и подбирая подходящие именно для этого номера, как под микроскопом, разглядывая каждую деталь выпуска вплоть до цвета заглавия, до запятой разбирая статьи и разделы, внося поправки и дополнения, редактируя, корректируя, исправляя. Разрешая печать или запрещая ее. Прослеживая все этапы процесса, рассматривая все варианты продвижения и перспективы развития, ничего не упуская из виду, всё держа под личным контролем. Ничего не сбрасывая со счетов.

Его детище. Деяние многолетней работы, до мелочей разбирающей каждый новый номер.

Разве мог он позволить, чтобы какой-то там Роман, который, очевидно, впервые держал в руках камеру, когда делал фото для нового номера, испоганил смысл его жизни. Уничтожил его детище?!

Никогда и ни за что.

Денис стиснул зубы, ощущая, как раздражение расползается по телу, проникая в кровь.

Допустить, чтобы какой-то... молокосос испортил номер своим непрофессионализмом?! Завышенной самооценкой и мнимой самоуверенностью? Парень, возомнивший себя пупом земли и мастером фотографии? Дилетант, решивший, что имеет право называть себя профи?!

Это было даже смешно. Уж кого-кого, но Дениса нельзя провести. В плане фотографии он был гением, и этого отрицать было нельзя. Обмануть его невозможно. Попытаться обвести вокруг пальца — бесполезно. А попытаться наживиться на его трудах означало заказать себе персональное место в аду.

Как и все отцы, обожавшие своих детей, Денис оберегал и защищал "Вилу" ото всех, кто так или иначе покушался на его стабильное положение. Выискивал, разоблачал и уничтожал.

Соперников у него быть не могло по определению. Лучшие — всегда лучшие. Он лишь раз за разом, месяц за месяцем, год за годом доказывал свое превосходство перед другими.

Лишь вновь и вновь одерживал очередную победу. Потому что выходил на поле боя только за ней.

Конкурентов он не терпел рядом с собой, сметая их с пути, как внезапно возникшее препятствие. Он был беспощаден и несокрушим, упрям и настойчив, решителен и уверен в себе. Он превосходно знал дело, которому решил посвятить жизнь, поэтому равных в нем ему не было. Он знал все тонкости, сплетенные словно нитями, все достоинства и недостатки, выгравированные в его сознании божественным даром, подмечал шероховатости и уличал в браке даже мелочь, мгновенно устраняя ее. Он владел фотокамерой, как истинный профессионал, каким, собственно говоря, и являлся, как прирожденный знаток, как гений. И в этом ему не было равных. Он видел то, чего не видели другие, и поэтому он был выше всех остальных. Всегда первый. Всегда победитель, увенчанный лаврами победы. Он никогда не принял бы провала. Потому что рожден был для того, чтобы побеждать. Даже себя самого.

Он слишком многое положил на то, чтобы его журнал процветал, чтобы сейчас просто так взять и завалить хотя бы один выпуск. Разочаровать читателей?! Опуститься на самое дно рейтинга?! Проиграть?! Немыслимо.

Журнал "Вила" с первого своего выпуска выходил без браков, и сейчас, спустя одиннадцать лет после основания, допустить этот брак? Из-за того, что какой-то идиот не может справиться с фотокамерой, а другой идиот не понял, что тот этого не умеет?!

Денис прикрыл глаза, тяжело вздыхая, и опустил голову, поджимая губы и стараясь успокоиться.

Он купил "Вилу" одиннадцать лет назад. Эту дату можно считать рождением журнала, как одного из лучших мужских журналов современности. Он подарил "Виле" новую жизнь, вдохнул в угасающий журнал жизнь, пропитанную собственным талантом и трудолюбием. Он сделал то, что умел. Сделал чертовски хорошо.

Двенадцатое сентября 2001 года. Тот день мог воспроизвести в памяти до мельчайших подробностей, если бы захотел. День начала новой жизни. Еще одного витка на пути к жизни, которую он для себя хотел.

Тогда, в две тысячи первом, журнал стоял на грани разорения и дышал на ладан, готовый вот-вот быть растасканным по кусочкам конкурентами. Но банкротство его владелец решил променять на продажу Денису Романовскому. Тому, кто потом поднял его на ноги, вдохнув в журнал ветер перемен вместе с жизнью. В то время журнал носил имя жены основателя и владельца Олега Сотникова. "Алина". Название пришлось поменять. Это было первое, что сделал Денис, вступив в должность генерального директора. И выбирая новое, представил свету довольно необычный вариант, удививший общественные круги.

Новый журнал под руководством Дениса Романовского стал носить гипнотизирующее, интригующее и манящее название "Вила". Естественно, он мгновенно привлек к себе взоры тысяч читателей и "зрителей".

Денис не прогадал. Не ошибся. Поставил все на умирающий журнал и взял куш. Победил.

И с тех пор победа следовала за ним по пятам.

Одиннадцать лет трудоемкой работы. Одиннадцать лет рабства и труда, собирающего по крупицам, по частичкам, по песчинкам материалы для номера и подборки фотографий. Поиски сенсаций. Поиски эксклюзива. Поиски девушек-моделей, готовых сниматься за гроши. Поиски рабочих рук, способных поставить всё на возрождающийся журнал и не брезгующих маленькой заплатой. Поиски того, что называют "изюминкой".

И Денис всё это нашел. Потому что цель была им поставлена, а он привык мчаться к ней для того, чтобы после взять новую высоту. Никаких преград, никаких трудностей — всё преодолеется и раскрутится. Всё. И Денис сделает для этого то, что потребуется.

Из-за недостатка средств и материальных вложений сначала приходилось работать за троих, потому что в штате журнала первоначально насчитывалось человек пять. Ночевать на рабочем месте, не смыкая глаз. Разбирать горы фотографий, выбирая нужные, перечитывать кучу материалов, подбирая информацию для статей. Просматривать сотни газет в поисках моделей. Договариваться с типографией. Обзванивать банки, уговаривая их дать очередной кредит. Искать деловых партнеров. Заполучать разрешение на съемки. Уговаривать рекламщиков запустить пост о новом журнале. Делать свою работу. День и ночь. Снова и снова. До тех пор, пока у них не получится лучший номер, который когда-либо этот журнал видел.

Денис и сейчас помнил тот день, когда из типографии пришел самый первый выпуск "Вилы". С начинающей девушкой-моделью на обложке. Он даже помнил ее имя — Нина Рябцова. Красивая шатенка с выразительными глазами необычного сине-зеленого цвета. Она стала визитной карточкой "Вилы" в первые два года работы журнала. Уходя, Нина сказала Денису, что будет всегда благодарить его журнал за то, что он ввел ее в свет модельного бизнеса. И она держала свое слово. Между ними всегда были чисто рабочие, профессиональные отношения и интересы. Они и сейчас, после ее ухода из "Вилы" в вольное плавание по модельному бизнесу, созванивались и обсуждали мелкие вопросы о журнале и вскользь о личной жизни.

Наверное, Нину можно было назвать единственной девушкой, с которой у Дениса могла бы завязаться дружба. Если бы Романовский верил не просто в дружбу, но в дружбу между мужчиной и женщиной.

Но тогда, как и сейчас, их связывала лишь работа. Журнал. Дело всей жизни Дениса. Дело, которое он выбрал сам, без чьей-либо указки. И тот первый выпуск "Вилы", как впрочем и все последующие, бережно и даже благоговейно был убран в стол в его личном кабинете.

Денис и сейчас помнил, как ласкал пальцами глянцевые страницы, перелистывая одну за другой, с какой нежностью рассматривал фотографии, тщательно подобранные и отобранные для этого, самого первого выпуска. Даже сейчас он помнил запах типографской краски, ласкавший его своим пряным ароматом, яркие цвета фотографий и сейчас стояли перед его глазами.

И тот день стал днем возрождения журнала. Днем грядущего успеха, оглушавшего своей мощью. Днем победителя. Днем мальчика, добившегося в этой жизни того, о чем мечтал. Днем Дениса Романовского. Беспринципного, решительного, расчетливого дельца, поставившего на карту судьбы свой талант и взявшего главный приз. Рвущегося к поставленной цели с рвением, подобным сорвавшейся с вершин гор лавине. И с тех пор удача шествовала с ним рука об руку. И он даже иногда обгонял ее, вырываясь вперед.

Денис посмотрел в окно, щурясь от солнца, слепящего глаза. Август был жарким, удушливым, особенно остро это ощущалось в Москве, где от пропитанного жаром воздуха и раскаленного асфальта дышалось с трудом. Из окна на мужчину смотрели, блистая всем своим великолепием элитные многоэтажки и офисные здания, в стеклах которых можно увидеть собственное отражение. Похожие одно на другое, равнодушные друг к другу. Одиночки, по сути, хотя и соседствовали с себе подобными.

Денис, нахмурившись, отвернулся от окна, прошелся по кабинету, не высовывая рук из карманов брюк, задумчиво осмотрел комнату, обводя ее внимательным, изучающим взглядом. Складочка залегла между темных бровей, выдавая озабоченность. Что-то не давало Денису покоя, и он не мог понять, что именно. Он понимал, что дело было не только в фотографиях для нового выпуска, которых у него еще не было. И не в абсолютном непрофессионализме псевдофотографа, которого нашел Леша. Что-то еще было не так. Будто предчувствие чего-то. Денис подошел к полке с книгами по фотоискусству и нахмурился. Интуиция редко подводила его, и он привык доверять ей, а сейчас она шептала, что что-то должно произойти.

Денис поджал губы. А может, он банально устал? От всего устал — даже от любимой работы. Но больше всего... от самого себя?.. Над этим стоило задуматься. Он пресытился всем. Наверное, даже самой жизнью.

После предательства Игоря Денис многое понял. Хотя и осознал это уже давно, сейчас убедиться в этом еще раз, как в прописной истине, было равносильно удару в солнечное сплетение. Никому нельзя доверять. Ты — один. Ты всегда один. И чтобы выжить, ты должен бороться, не доверяя никому. Таков суровый закон выживания. Был, есть и будет в том мире, где он рос, жил, вращался. Он никому и не верил, следуя этому закону, как священному писанию. Одиночка по жизни, он был создан для того, что властвовать единолично и бесконечно. Потому что никто и никогда не смог бы отнять у него то, что по праву принадлежит ему. Не стоило и пытаться.

Игорь Власов, успешный фотограф и владелец пользующегося популярностью фотоателье, наверное, не знал о Романовском этого нюанса, а потому рискнул посягнуть на святое. Он запустил свои ручонки в "Вилу", считая, что имеет на это право. За это он и поплатился. Денис никогда не давал конкурентам и соперникам шанса на второе дыхание. А за журнал он мог раздавить. Любого. Власова в том числе.

Наверное, раньше стоило присмотреться к бывшему фотографу, увидеть за маской профессионала еще и меркантильного и алчного человека. За то, что не сделал этого, Денис себя сейчас мысленно отчитывал. Но кто мог подумать, что тот посмеет отснять материал и продать его конкурирующему с Денисом журналу?

Журнал "Анжелика" во главе с его владельцем Андреем Козыревым в свое время претендовала на право считаться лучшим мужским журналом в России. Но "Вила" Романовского переплюнула "Анжелику" во всем, начиная от подбора моделей и качества фотографий до первоклассных статей и новинок. Денис смог подписать контракты на распространение журнала в Чехии, Польше, Болгарии и ряде других европейских стран, в то время как Козырев довольствовался выпусками своего журнала в Украине и Белоруссии. Тогда, очевидно, владелец "Анжелики" и решил пойти на плагиат и шпионаж, подослав в "Вилу" своего человека. Только вот не учел того факта, что Дениса Романовского не так легко было обвести вокруг пальца. У него были поистине великие учителя в сфере лжи и обмана. Чтобы выявить момент, когда Власов перестал быть просто фотографом "Вилы" и превратился в шпиона "Анжелики" Денису не понадобилось много времени.

В итоге Власов чуть не попал под суд за плагиат и шпионаж, а Козырев, хотя и приобрел кое-какие фотографии и материалы нового выпуска "Вилы", не добился главного — выхода Дениса из игры.

После случая с Власовым Денис обещал себе, что будет тщательнее выбирать сотрудников, но сдержать обещание не удалось. На работу приняли Наварнова! Пусть и не по его вине. Как Алексей допустил подобное, у Дениса не укладывалось в голове до сих пор. Он-то думал, что может хоть на кого-то положиться, а оказалось!.. так, как оказалось.

Он один. Он всегда один. Но от одиночества, как и от единовластия, кажется, тоже можно устать...

Денис подошел к столу, нажимая на кнопку селектора, вызвал секретаршу.

— Эля, набери мне Артема, — сказал он.

— Хорошо, Денис, — а потом: — Минут через семь.

— Жду.

Нужно было с кем-то поговорить. Обсудить внезапно возникшую проблему. Покричать. Выпустить пар. Или посоветоваться, может быть? Хоть что-то, чтобы увериться в том, что еще не совсем сошел с ума от столь странного, непривычного, отвратительно чувства какой-то... отрешенности, бессмысленности бытия. Пустоты и тишины, что поселилась не просто вокруг него, но уже полностью завладела его нутром.

Не то что бы Денис нуждался в том, чтобы излить кому-то душу или поплакаться в жилетку, об этом даже подумать было смешно, но услышать голос друга сейчас было бы бальзамом на раздраженные и измотанные нервы. И доказательством того, что, может быть, кому-то в этом мире он еще может хотя бы немного доверять?..

Через несколько минут зазвонил телефон, и Денис поднял трубку, откидываясь на спинку кресла.

— Да?

— Денис? — спрашивает Артем взволнованно. — Зачем звонишь? Что-то случилось? — а потом вдруг: — Я же прилетаю в пятницу.

— Я помню, — сдержанно отвечает Денис. — Ты слышал последние новости? О новом выпуске?

— М-да... Эля что-то такое мне говорила... — проговорил он. — В чем дело? Ты из-за этого звонишь?

— Да, номер должен выйти в среду, а наш новый фотограф, мягко выражаясь, оказался полным... хм... ну, ты понял, — высказался Романовский, не спеша прибегать к нелицеприятностям.

Артем присвистнул. Вот что у него всегда отлично получалось, так это без слов выдать всё, что он хотел бы сказать. Денис тоже обладал этой особенностью, но у него она была немного иной, нежели у его друга.

— Черт! — воскликнул Артем. — А как же так получилось? Неужели Леша напортачил?

— Он самый, — нахмурился Денис. — Подсунул мне этого молокососа, Наварного, — от упоминания его имени Денису хотелось плеваться, — сославшись на то, что он работал в "Элегии"!

— В "Элегии"?!

— Та же реакция была и у меня, — сухо заметил Денис. Как ни странно, но голос Артема его успокаивал.

— Да уж, ну Леша и промахнулся! — заявил Артем, откровенно недовольный и удивленный. — Как можно было взять к нам кого-то из этого богемного мира?! Не понимаю, — разочарованно вздохнул. — Неужели он не понимает, что мы работаем в совершенно другом стиле?! Это же всё равно что... ну, не знаю, Лучано Паваротти спеть попсу! Эффект один — нулевой. Что это и с чем это едят!

— Согласен, — кивнул Денис. — Но проблема теперь в другом: нам нужен фотограф. И немедленно. Хороший фотограф, — сделал он ударение на первом слове. — Ты не знаешь, кого мы могли бы пригласить?

Задумчивая пауза, в промежутке которой Денису на ум приходит с десяток известных имен, которые может назвать Артем, но которые им не подойдут.

— Ммм... Прохоров? — проговорил Артем мгновение спустя.

— Нет, это не наш профиль, — отмел этот вариант Денис.

— Самсонов?

— Он работал с "Колизеем". Точно нет.

— Нууу... Кучерова?

— Не доверяю женщинам, — коротко бросил Денис. — И ты это знаешь, — зачем-то добавил мужчина.

Вновь затяжная пауза.

— А Ильясова? — спросил Артем. — Она ведь уже работала с нами. Пару лет назад. Думаю, можно...

— Говорю же, — сдержанно выговорил Денис сквозь зубы, — не доверяю женщинам.

— Ильясова профессионал свого дела, — заметил Артем, а затем добавил: — И ты это знаешь.

Денис стиснул зубы. Что еще просто отлично получилось у Артема, так это выводить Дениса из себя.

— Знаю. Но — нет, — упрямо поджав губы, процедил Денис. — Еще варианты?

Тяжелый вздох на том конце трубки, тягостное молчание. Денис напряженно застыл, чувствуя подвох.

— Артем?

— Знаю я еще одного фотографа, — пробормотал тот еле слышно. — И он точно профи.

— Кто?

— Но он больше не снимает, — словно не слыша его, продолжил Артем. — Забросил это дело.

— Кто?! — настойчиво повторил Денис, все явственнее ощущая подвох, но не произнося догадку вслух.

— Тебе не понравится его кандидатура, — предупредили на том конце провода.

— Артем!

— Это ты!

Денис неожиданно сам для себя вздрогнул, почувствовав, как сердце затрепетало в груди. Воздух, сухой и спертый, тяжело вырвался сквозь плотно сжатые губы, ноздри задрожали он раздражения и злости.

— Ты прав, — сдержанно выдавил он.— Мне не нравится его кандидатура.

— Но это самый проверенный вариант, — запротестовал Артем.

— Закрыли тему!

— Денис, ты же понимаешь, что лучше тебя нет и быть не может!

— Я сказал: закрыли тему! — всё сильнее раздражался Романовский, а Артем продолжал стоять на своем.

— Ты сам понимаешь, что у тебя нет выхода, Денис.

— Артем! — предупреждающе выдохнул Романовский сквозь зубы.

— Тебе нужно сделать всё самому...

— Нет, я сказал! — выкрикнул Денис, вскакивая с кресла. — И это не обсуждается! Я не снимаю больше!

Частое тяжелое дыхание в трубке сказало Денису, что думает друг по этому поводу. Попросту считает это бредом. Но для самого Дениса это бредом не было. Он просто устал. Забыл, что от чего-то в жизни можно получать удовольствие. Забыл о самой жизни. Полное моральное опустошение, разочарование, равнодушие и кружащееся коршунами над ним одиночество.

— Мы найдем кого-нибудь другого, — уверенно заявил Денис. — Ты вернешься в пятницу, и мы всё обсудим, — будто спасаясь от самого себя и убегая от Артема, ставил точку в их разговоре мужчина.

— Денис...

— Всё на этом! — резко перебил тот. — До встречи.

— До встречи, — мог лишь смиренно пробормотать Артем в ответ, прежде чем услышать короткие гудки.

Денис раздраженно бросил трубку на рычаг, отчаянно злясь на Артема. А еще больше злясь на себя. Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Вспомнить что-то хорошее... Но что?

"Как можно было подумать? рычали в нем яростные мысли. Предположить? Предложить?".

Злость всколыхнулась в нем с новой силой. От осознания, от понимая... От безнадежного, окутавшегося его с головы до ног чувства разочарования. Черт возьми, Артем говорил правду! Ему самому нужно встать за объектив фотокамеры. Чтобы всё получилось, ему нужно всё сделать самому. Как всегда.

Но трехлетний перерыв... Это слишком много. Слишком много для любого, чтобы вернуться достойно...

Внезапно зазвонивший телефон отвлек его от мрачных мыслей, привлекая к себе внимание.

Денис посмотрел на номер. Эля. Включил громкую связь.

— Да?

— Денис, — проговорила секретарша взволнованным голосом. — Тебя тут опять просят к телефону...

Что-то дрогнуло в груди, болезненно сжимаясь в плотный комочек. Сердце забилось сильнее. Опять?..

— Кто?

— Некий... Владимир Чернышев, — помедлив, проговорила девушка: — Слушай, Денис, он уже не в первый раз звонит. Может, ты всё же поговоришь с ним?

Темно-синие глаза яростно сузились, ноздри задрожали, раздуваясь от ярости. Никогда!

— Нет, — выдавил он сквозь зубы.

— Хорошо, — сдержанно выдавила Эля. Она умела быть более чем понятливой. — И что ему передать?

Молчание. Едкое скользкое молчание. Пробегает по нервным окончаниям и застревает в крови. Оседает на сердце вязким осадком, замедляя биение. И дрожит, дрожит, дрожит...

— Денис?..

Губы сжимаются в плотную линию, глаза гневно блестят. Он не верит этому звонку ни на грош. Ничего это не значит, ровным счетом ничего. Как и раньше ничего не значило для звонившего. А значит, Денис возьмет с него пример и сделает вид, что ему всё равно. И что этот звонок спустя годы ничего для него не значит. Может, и уверит себя в том, что так и есть на самом деле?..

— Денис? — осторожно повторила Эля. — Что ему передать?..

— Передай, что я умер для него. Раз и навсегда, — заявил Денис со свойственной ему решительностью и яростно бросил трубку, не дождавшись ответа Эли. Глаза налились кровью, а руки сжались в кулаки.

Как осмелился, как решился?! звучало в его голове. После всего, что было...

Денис с силой ударил по столу кулаком.

Не разговаривать с ним. Не встречаться. Не видеть. Вообще ничего!

Единственное, что Денису оставалось, это его ненавидеть. И он ненавидел.

8 глава

— Сашуль, к тебе тут пришли!

В дверном проеме небольшого фотокабинета возник высокий молодой человек с копной светлых волос с бронзовым отливом, почти касавшихся плеч веселыми кудряшками, посмотрел на девушку, застывшую над рабочим столом, и осторожно спросил:

— Ты не занята?

Саша оторвалась от фотографий со свадьбы Бердмана и Николаевой, которые внимательно изучала уже второй час подряд, и взглянула на своего напарника Ивана поверх стекол очков в тонкой оправе.

Обреченно вздохнув, девушка скривилась.

— Кто пришел? — проговорила она, вопросительно приподнимая брови.

— Да... вроде бы, у него запись, — неуверенно начал Иван. — Фотография на загранпаспорт.

Вроде бы, у него запись?.. Фотография на загранпаспорт?.. Детский лепет какой-то.

Саша, поморщившись, наклонилась над столом, вновь устремив взгляд на фотографии со свадьбы, будто говоря тем самым, что у нее сейчас нет времени на то, чтобы занимать подобными глупостями.

— У него не может быть записи, Вань, — заявила она, не глядя на молодого человека, который переминался у двери с ноги на ногу. — Без пятнадцати минут шесть, мы уже почти закрываемся, — поднеся фотографии к свету, чтобы выявить возможные дефекты, девушка нахмурилась. — Ты разве в журнале не смотрел? — она бросила на Ивана мимолетный взгляд, под которым тому захотелось провалиться сквозь землю.

Застыв в дверях, парень выглядел настолько смущенным и даже запуганным, что это заставило девушку внутренне сжаться, почувствовав себя террористкой. А ведь она и грубого слова ему не сказала! Вот ведь!..

Саша положила фотографии на стол и внимательно посмотрела на своего напарника, стараясь придать лицу максимально дружелюбное выражение.

Иван Терентьев работал с Сашей в фотоателье "Этюд" уже третий месяц, но так и не смог, пересилив себя, держаться с ней на равных, сколько бы она его об этом не просила. По его мнению, это называлось противным словом "субординация", а Саша это называла попросту "дурью в голове". И сейчас, глядя на Ивана, лишний раз убеждалась в том, что с этой его... субординацией нужно срочно что-то делать, иначе она просто сойдет с ума. Эта ходячая катастрофа, как она мысленно окрестила Терентьева, свалилась на ее голову, словно специально для того, чтобы испытать на прочность ее железные нервы, которые в последнее время стали сдавать позиции, превращая всегда терпеливую девушку в неврастеника. И Ваня совершенно отказывался помогать ей.

Он был старше нее на три года, но отчего-то рядом с ним девушка ощущала себя старухой. Наверное, потому, что Иван, опять же, как только приступил к работе в ателье, сразу расставил приоритеты, взвесив всё, и однозначно высказался относительно того, кто здесь начальник, а кто подчиненный. Начальником выступала для него Саша, сам же он стал лишь подчиненным. Такое положение вещей Саше не нравилось, она привыкла работать с людьми на равных, но с Иваном, фотографом-профессионалом, поступившим под ее руководство, договориться не удалось. Так и сложилось, что она стала его наставником и консультантом, в то время как он довольствовался должностью лишь ее помощника. И хотя Саша постоянно делала акцент на том, что они напарники и работают вместе и сообща, до Ивана этот неоспоримый факт донести так и не смогла. Тот упрямо стоял на своем. Как только перестал величать ее Александрой Кирилловной, удивительно. Ведь в начале работы, три месяца назад, на протяжении почти четырех недель, то есть почти целый месяц, только так к ней и обращался, по имени отчеству. Отчего Саша ощущала себя еще дряхлее.

И сейчас, глядя на напарника, застывшего в двери с выражением сожаления на лице, Саша чертыхнулась про себя и поджала губы. Вот что с ним можно сделать? Когда стоит и смотрит на нее невинными глазами пятилетнего ребенка?! Даже и поругаться на него нельзя, создавалось ощущение, что он вот-вот заплачет!

Саша оперлась ладонями о стол, навалившись на него всем телом, нахмурилась и тяжело выдохнула.

— Как его фамилия? — выдавила она с неохотой, не желая отвлекаться на такие мелочи, но понимая, что у нее просто нет другого выхода.

Иван перемялся с ноги на ногу, неуверенно пожал плечами.

— Я не узнал, — пробормотал он, не зная, куда спрятать стыдливые васильково-синие глаза.

Захотелось чертыхнуться, грубо и грязно, но Саша заставила себя держать себя в руках. Он не узнал!..

— Так сходи и узнай, Вань, — сказала она, ободряюще улыбнувшись. — Посмотри в журнале все записи.

Напарник тут же улыбнулся, словно маленький ребенок, которому пообещали конфетку.

— Хорошо, я всё сделаю! — скороговоркой выдал он, стремительно покидая кабинет.

— И скажи, что если нет записи, пусть приходят завтра, — крикнула Саша в спину удаляющемуся молодому человеку и увидела, что тот просто кивнул, даже не обернувшись.

И Саша вновь почувствовала себя надсмотрщиком в лагере. Неприятное чувство, очень неприятное...

Девушка тяжело вздохнула и прикрыла глаза. Срываться на Иване она не хотела, да и не имела за собой такой привычки. Просто сегодня был тот самый день, когда даже самые терпеливые люди могли потерять терпение. В ее жизни такое случалось крайне редко, а потому было для нее неожиданностью. И выводило из себя даже не то, что у нее появилось так много проблем и забот, а тот факт, что она превращалась вместо себя в какого-то чужого человека, который мог сорваться на ком угодно.

Всё шло кувырком с самого утра. Встала она, как обычно, в половине седьмого, даже несмотря на то, что пришлось лечь всего несколько часов назад до этого, на автомате приготовила завтрак и даже успела подготовиться к встрече с новыми клиентами, назначенной на два часа. Но всё равно умудрилась опоздать, отводя детей в детский сад. Из-за того, что ее старенькая "Нива", которую Максим, муж сестры, давным-давно предлагал заменить на нечто более "современное", решительно не желала заводиться.

В тот миг, когда дорогая сердцу машина так "подставила ее", Саша окончательно прокляла всё на свете. А особенно свое глупое чувство собственного достоинства и никому не нужное в тот момент стремление быть самостоятельной, которое всегда просыпалось тогда, когда Максим заикался на тему приобретения нового автомобиля из его рук по "сниженной цене". То есть — совершенно не вовремя!

Вот зря она отказывалась, зря. Нужно было брать, что предлагали, и не задираться. А так... От детского сада до работы пришлось добираться на метро, так как "Нива" встала столбом, не желая двинуться с места, а тратить на нее драгоценное время, не стоило и пытаться.

В ателье ее тоже не ждало ничего хорошего. С диким опозданием придя на работу, Саша обнаружила, что фотографии, которые ей передал Ваня вчера вечером, оказались не теми, которые требовал сделать бизнесмен Королев со своего дня рождения. Пришлось мчаться к предпринимателю в офис и в экстренном порядке записывать, что именно он хотел получить. "Убила" она на это более часа.

В метро, ибо иного средства передвижения в пользовании обнаружено не было, Саша провела большую часть этого сумасшедшего дня, потому что после Королева, плевав на обед, девушка кинулась в другую часть города, где в два часа встретилась с новым заказчиком, обсудила основные вопросы намечаемого мероприятия, юбилея главы семейства, и только после этого с чистой совестью отправилась на работу.

Саша успела расслабиться, приступив к приему посетителей, когда в половине четвертого беда пришла, откуда не ждали. Внезапно позвонивший Бердман-старший не попросил, а потребовал, чтобы фотографии со свадьбы его сына были готовы к шести. За ними заедут и заберут, заявил он, и это не обсуждалось, ибо "клиент всегда прав".

В результате Саше пришлось "взвалить" все запланированные на сегодняшний день съемки на беднягу Ивана, а самой корпеть над фотографиями Бердмана, только что не под микроскопом рассматривая каждую деталь, чтобы потом не пришлось ничего переделывать. Будучи убежденной, что Бердман не постесняется скрыть свое недовольство, а скажет, как отрежет, Саша делала всё чистенько и аккуратно.

Настроение, с утра маячившее на нулевой отметке, к концу дня опустилось еще ниже. И улучшения в этом графике неприятностей особо не предвиделось. Учитывая, что помогать ей никто не собирался...

Саша бросила быстрый взгляд на дверь, за которой скрылся напарник — еще одна ходячая неприятность. А теперь и посетитель, запись которого в журнале Ваня не удосужился проверить. Поистине, не приходит беда одна, никогда!

Девушка выпрямилась, оторвавшись от фотографий, глубоко вздохнула, втягивая в себя спертый воздух небольшого помещения, который гордо именовала рабочим кабинетом, сняла очки и, отложив те в сторону, закрыла глаза, сильно зажмурившись.

Как она устала! Может, стоило принять предложение Светы и поехать вместе с ними в Нидерланды?.. Красивая страна, которую можно было смело внести в список мест для посещения, да и недельный отгул ей не помешал бы, это совершенно точно. Он бы благотворно сказался на ее здоровье, которое и так уже было посажено ежедневной выматывающей работой, пусть Саша и любила свое дело, как никто другой.

Уехать. Уехать, пусть даже на неделю. Забыть обо всем, плюнуть на дела и отдохнуть. Она заслужила отдых, в конце концов! Она, которая работала, как проклятая весь этот год? Жанна Игоревна, ее хозяйка и владелица ателье, всю сложную работу отдавала исключительно Саше, сказываясь на то, что клиенты не просят, но порой даже требуют, чтобы именно Александра Рогозина с ними работала. Девушка, конечно, высоко ценила столь лестные отзывы о своей персоне, свидетельствовавшие о доверии, но и отдохнуть ей тоже не помешало бы. Уехать, уехать... Да хоть и в Питер вот, подруга Иванна давно уже звала ее к себе!..

Но разве могла она уехать? На носу висел юбилей Ивановского и свадьба Бердмана, новые заказчики, которые звонили и назначали место и время встречи. Разве она могла упустить такой шанс? Опять же, ответственность, которую возложила на нее Жанна Игоревна. И это не считая того, что не с кем было оставить детей здесь, в Москве, потому что брать их с собой не представлялось возможным. Взваливать всё на соседей или на благороднейшую "тетю Аню" не было желания, да и стыдно уже было, по правде говоря. А потому, не было ни единого шанса на то, чтобы просто так сорваться с места и улететь не то чтобы из страны, а даже из города.

Саша опустилась на стул и откинулась на спинку, чувствуя, как постепенно расслабляется все тело.

Она любила свою работу, искренне любила. И была одним из тех немногих профессионалов своего дела, которые не просто фотографировали, а делали это не только с умом, но и с чувством. Видели сердцем и рисовали картинки, которые всплывали в сознании почти против воли. Так и рождались шедевры.

Не успела Саша и помечтать о том, как хорошо было бы устроить себе хоть трехдневный отдых и спрятаться подальше от всего мира где-нибудь в Антарктиде, пока заказов и клиентов, готовых их сделать, было не так много, как дверь ее кабинета приоткрылась. Напоминая, что в рабочее время нечего мечтать!

— Сашуль, — в дверном проеме возник Иван, — я узнал, его фамилия Погорелов, — заявил с порога, и Саша не сразу сообразила, о ком идет речь. — Я посмотрел в журнале, записи у него нет, — Иван продемонстрировал журнал в доказательство своих слов, а потом добавил осторожно: — Но он сказал, что ему нужно с тобой поговорить. По срочному делу.

Саша скривилась и чертыхнулась про себя. По срочному делу. Если так пойдет дальше, она скоро начнет ненавидеть это словосочетание. Куда ни посмотри, везде — важное дело! Неужели свет клином сошелся на ней и фотоателье, в котором она работала?!

Устало глядя на своего напарника, она хотела просить Ваню, чтобы тот назначил посетителю встречу на другой день, но тут мысль пронзила ее, словно стрелой... А, может, он от Бердмана?!

Еще один быстрый взгляд на часы. Без десяти минут шесть. Сердце участило биение.

— Черт, он же, наверное, он Бердмана, — девушка подскочила со стула и, схватив папку с фотографиями, стремительно кинулась к двери. — Ты не спросил? — обратилась она к Ивану, но тот отрицательно покачал головой, зачарованно следя за Сашей. — Черт, — выругалась она и протиснулась между Иваном и дверью.

Не хватало только выставить себя не в лучшем свете перед этим человеком. Именно перед этим!..

Распахнув дверь в зал, Саша с зажатой в руках папкой с фотографиями застыла на месте, удивленно и одновременно зачарованно глядя на то, как незнакомый, высокий широкоплечий мужчина застыл посреди комнаты и рассматривал ею сделанные фотографии, развешенные на стенах. Причем рассматривал с видом знатока и ценителя прекрасного, а не обычного любопытствующего любителя хороших фото.

Сердце почему-то застучало сильнее, а руки, сжимавшие папку с фотографиями, покрылись испариной. Саша проследила за тем, куда направлен взгляд незнакомца, тоже устремив глаза на свои фотографии.

Какая странная штука память, и как порой она бывает детальна... В одно мгновение, бросив на снимки один лишь взгляд, Саша вспомнила каждую деталь тех дней, когда фотографировала.

Все фотографии она сделала несколько месяцев назад. Саша имела привычку обновлять зал фотоателье, не только для того чтобы привлечь посетителей, но и для собственного удовольствия. Все эти фотографии не были заказными, это снимки, которые по той или иной причине девушке захотелось сделать, снимки, к созданию которых у нее лежала душа. Она помнила каждую мелочь, она чувствовала каждую фотографию из всех, в которые сейчас заинтересованно вглядывался мужчина.

Дети, играющие в песочнице. Влюбленные парочки, сидящие на лавочке в сквере. Пожилые семейные пары, прогуливающиеся под ручку в парке. Спешащие в метро городские жители. Девушка, спрятавшаяся под зонтом от дождя. Парень с букетом роз около памятника. Голуби, взлетающие в небо с площади.

Сотни, тысячи мельчайших незаметных иголочек впились в плоть, будоража память.

Саша задышала тяжелее... и в то же время легче. Что-то большое и светлое наполнило грудь, почти разрывая ее от избытка чувств. За такие моменты она и любила свою профессию. Послевкусие. Когда ты можешь распробовать этот сладкий, свежий аромат собственных трудов, гордиться тем, что это сделала ты, и переживать испытанные мгновение раз за разом, лишь глядя на сделанные фото.

Поведя плечами и вздрогнув, отводя от себя сладостные воспоминания, Саша внимательно посмотрела на незнакомца, разглядывающего ее фотографии с каким-то рьяным, как ей показалось, интересом.

— Вы хотели поговорить со мной? — нарушая тишину и волшебство момента, окликнула она незнакомца, отчего-то точно зная, что он пришел не от Бердмана.

От этого мужчины веяло большими деньгами и отдавало ароматом власти, который затруднял дыхание. От него веяло "высшим светом". Этот аромат она не любила больше всего. Саша поморщилась, стараясь не выдавать своего неудовольствия через голос. Профессиональная этика, черт ее побери!

Девушка всегда старалась избегать общения с подобными "большими" людьми. Именно поэтому вместо дорогой известной фирмы, работу в которой ей предлагали уже не раз за последние годы, она оказалась в маленьком фотоателье, каких по всей Москве было разбросано огромное множество. Именно потому, что задыхалась в обществе подобных людей.

И этот человек явно не был причислен к тому кругу людей, с которыми приходилось общаться ей.

Незнакомец резко обернулся, и девушка отметила и его пристально внимательный взгляд, направленный на нее, оценивающий ее потертые синие джинсы и белую блузку с закатанными рукавами, и его плотно стянувшиеся в одну узкую линию и так тонкие губы, и вопросительно приподнятые темные брови, и даже удивление, скользнувшее в его глазах за стеклами очков в роговой оправе, когда он смотрел на нее, и какое-то... словно разочарование, когда, пробегая по ней глазами, остановился на лице с непроницаемым выражением на нем, а потом, столкнувшись с ее твердым взглядом, глубокое и теплое удовлетворение.

Саша подобралась и напряглась всем телом и стиснула зубы.

Мужчина повернулся к ней всем корпусом, давая возможность себя рассмотреть. Светлые волосы пострижены, очевидно, по последней моде. Темные орлиные глаза смотрят прямо и изучающе. Гордый волевой подбородок немного приподнят, и ,хотя незнакомец и так был выше Саши на полголовы, от этого казался еще выше. Дорогой костюм темно-синего цвета, купленный, явно, не на распродаже, и барсетка, зажатая в руках, лишь еще более уверяли девушку в том, что этот человек "пришел не по адресу".

Мужчина сцепил руки в замок и взглянул на нее с вопросом в глазах.

— Вы Александра Рогозина? — спросил он, прожигая Сашу взглядом. — Фотограф?

Саша внутренне подобралась и подстать ему вскинула подбородок.

— Да, — проговорила она, удивленно приподнимая брови. — Мой напарник сказал, вы хотели поговорить со мной, — Саша сделала несколько шагов вперед, скрещивая руки на груди и прижимая папку с фотографиями к себе, словно защищаясь с помощью нее от незнакомца. — Это что-то срочное?

— Я не задержу вас надолго, Александра, — быстро заверил ее мужчина. Он бросил взгляд на фотографии, висевшие на стенах. — Это вы сделали? — спросил он и вновь посмотрел на нее.

— Да, — спокойно и терпеливо выговорила девушка. — Так вы не представились, — напомнила она. — Кто вы?

Мужчина вдруг улыбнулся, и улыбка невероятно преобразила его хмурое волевое лицо. Это показалось Саше удивительным, но развить мысль она не успела. Мужчина неожиданно произнес то, что в один миг разбило вдребезги все возможности дальнейшего разговора:

— Я Алексей Погорелов, главный редактор журнала "Вила".

Слова почти оглушили ее. С минуту она просто стояла и смотрела на мужчину, но ничего не видела.

Она никогда не думала, что услышит это название в стенах фотоателье, в котором работала.

Она никогда не думала, что это название, одно лишь слово, может лишить ее выдержки.

— "Вила"? — ошеломленно проговорила девушка, будто впервые слыша это слова, а на самом деле желая его забыть.

— Слышали о нем? — с удовлетворением проговорил мужчина, только что не раздуваясь от довольства.

"Интересно, кто о нем не слышал?" раздраженно подумала Саша, но лишь кивнула, напряженно втянув плечи и уставившись на мужчину острым взглядом.

Очень интересно было бы узнать, что такой человек, как он, делает в месте, где работают такие, как она. И это ее вдруг отрезвило. Он на ее территории, а не наоборот. Это она может пойти в атаку, а ему придется защищаться. Скрестив руки и нахмурившись, Саша проследила за тем, как он быстрым взглядом пробегает по фотографиям, развешанным на стенах, и вновь обращает взгляд на нее. Довольный и удовлетворенный.

— Знаете, у меня мало времени, — проговорила девушка, поджав губы. — К тому же, рабочий день уже почти закончился. Не могли бы вы сказать, зачем пришли, чтобы...

— Красивые фотографии, — мягко перебил ее Погорелов, заглядывая в глаза. — Вы очень талантливы.

Саша вздрогнула, передернула плечами и прикусила щеку с внутренней стороны.

— Спасибо, — выдавила она из себя. Разговаривать с ним не было никакого желания.

— Ведь их сделали вы, Александра? — спросил мужчина, настойчиво заглядывая ей в лицо.

— Да, — медленно протянула девушка. — Вы уже спрашивали об этом.

Мужчина улыбнулся и, к изумлению Саши, его улыбка ей понравилась. Разгладились морщинки на лбу, засветились глаза, лицо преобразилось.

— Да, спрашивал, — проговорил Погорелов, и Саша внутренне сжалась, ожидая от него слов, которые, была уверена, ей слышать не стоит. — Знаете, Александра, у меня есть к вам предложение.

Саша тяжело вздохнула, с трудом, через силу втягивая в себя воздух. Стиснула зубы и напряглась.

— Какого рода предложение?

Сотни разнообразных мыслей завертелись в ее голове, предполагая и угадывая, но слова, произнесенные Погореловым, вновь вынудили ее потерять почву под ногами.

— Вы знаете Дениса Романовского? — вместо ответа спросил мужчина, присматриваясь к реакции на свои слова. — Это владелец "Вилы", — уточнил он, очевидно, приняв блеск Сашиных глаз за удивление.

Знает ли она его? Холодные голубые глаза яростно блеснули и окатили Погорелова волной желчи. Нет, они даже не знакомы! Так, кажется, она должна говорить?..

Саша неопределенно качнула головой, не желая отвечать.

— Я пришел к вам от его лица, Александра, — проговорил мужчина, заставив Сашу вздрогнуть, и липкую противную дрожь прокатиться по ее телу.

От имени Романовского?! Саша ошарашенно смотрела на Погорелова не в силах разлепить онемевшие губы, произнести хоть слово и поверить его словам. Это не может быть правдой. Он бы никогда этого не сделал. Он не тот мужчина. И она — не та женщина. Она во всех смыслах уже давно не та Саша!..

Девушка уставилась на Погорелова с немым вопросом в глазах, не имея возможности спросить от шока.

— Журналу нужен хороший фотограф, — объяснил представитель "Вилы", а потом, поправившись, сказал: — Точнее, журналу нужен отличный фотограф.

Она заметила оговорку, но не придала ей большого значения. Ее глаза изумленно раскрылись.

— И что вы хотите этим сказать?

— Мне посоветовали обратиться к вам, — произнес мужчина, глядя на нее очень внимательно.

— Кто посоветовал? — осипшим голосом спросила Саша.

Наша слава, поистине, порой бежит впереди нас и играет с нами злую шутку.

— Это не важно, Александра, — проговорил Погорелов, выпрямившись, и навис над ней. — Важно лишь то, что я от лица Дениса и одного из известнейших журналов "Вила" хочу предложить вам работу.

Сердце заколотилось где-то в горле, и девушка неуверенно сглотнула его неровный, прерывистый стук. Ноги стали ватными, и Саша почувствовала, что может упасть. Воздух вдруг показался таким тяжелым, что вдыхать его оказалось так сложно, словно он был насквозь пропитан химикатами.

Саша сглотнула и, прикрыв на мгновение глаза, проговорила:

— Вы же понимаете, что я не могу просто так взять и бросить всё, отказаться от прежней должности и уйти к вам, — прямой взгляд на Погорелова, тот слушает внимательно, сощурив глаза, будто ожидая подвоха. — Да и "Вила" работает... хм... немного не в том формате, в котором работаю я.

— Вот за это я как раз не беспокоюсь, — тут же воскликнул мужчина. — Я уверен, что вы, как профессионал своего дела, обязательно сможете подстроиться под нас.

Подстроиться под нас... Саша помрачнела и окинула мужчину тяжелым взглядом. С какой стати она должна подстраиваться под них? Под Романовского! Он последний человек на земле, которому она сделает одолжение!

— Не уверена, что смогла бы, — резко заявила девушка.

— Вы должны подумать, — упрямо выдавил из себя мужчина, не желая мириться с отказом. Наверное, с его точки зрения, это было очень выгодное предложение. — Такие решения нельзя принимать в спешке.

"Тут и думать нечего!" хотела выкрикнуть Саша, но сдержала слова, уже осевшие на языке.

— Вы должны понимать, что всё играет против моего согласия на ваше предложение, — сказала она.

— И всё же я настаиваю, Александра, — упрямо проговорил Погорелов, глядя ей в глаза. — Вы должны всё хорошо обдумать, прежде чем... принимать окончательное решение, — он вздохнул, и этот вздох показался Саше обреченным. — Вы отличный фотограф, говорят об этом очень многие, да и сам я успел убедиться в том, что это истинная правда, — он обвел взглядом ее фотографии. — Всё указывает на то, что вы сможете справиться с этой работой, что вы именно то, что нам нужно.

"Может быть, подумала девушка, вот только ВЫ совсем не то, что нужно мне!". Хотелось послать его к черту и забыть о том, что он вообще приходил, но Саша лишь сильнее сжала папку, чтобы успокоиться.

Нужно поскорее избавиться от него! Это становилось не просто смешно, но даже глупо. Романовский не мог послать этого мужчину к ней, как не мог и подумать о ней спустя годы. Это звучит неправдоподобно, что он мог о ней вспомнить. Она не верит. И никогда не поверит, что Романовскому есть до нее дело.

— Вы правы, — проговорила она сдержанно и непоколебимо, будто и не было рваных мыслей в ее голове. — Мне нужно подумать, — только бы избавиться от Погорелова, кажется, так его зовут!?

Мужчина просветлел, улыбнулся ей мягкой улыбкой, будто уверенный, что она в итоге даст согласие.

— Отлично, — проговорил он и достал из внутреннего кармана пиджака визитку и протянул ей. — Вот наша визитка. Позвоните, если решите согласиться, хорошо?..

С неохотой, через силу Саша заставила себя взять визитку, внимательно рассматривая витиеватую подпись "Вила" на ней, а затем кивнула.

— Хорошо, — протянула она с неудовольствием. — Позвоню, если изменю свое решение.

— Я очень надеюсь, что вы его измените, — улыбнувшись, проговорил Погорелов. — От такой работы не отказываются, Александра, вы должны это понимать. И она не бывает предложена дважды, — его намек был слишком прозрачным, чтобы она его не поняла. — Надеюсь, вы осознаете это?

Холодными пальцами она стиснула визитку и кивнула.

— Да, конечно, — заставила себя натянуто улыбнуться.

— Вот и хорошо, что мы поняли друг друга, — улыбнувшись в ответ, сказал мужчина и направился к двери. — Наверное, вам стоит закрываться? А мне как раз нужно идти, — проговорил он так приторно сладко, что Саша едва не поперхнулась от сладости. — Приятно было познакомиться, Александра, и надеюсь, вы примите верное решение, — он подмигнул ей. — До свидания.

"Конечно же, верное, подумала девушка. Самое верное, какое только может быть".

Провожая его взглядом, девушка сминала визитку пальцами, ни разу на нее не взглянув. А как только за неожиданным посетителем закрылась дверь, Саша на отяжелевших вмиг ногах, с гулко бьющимся сердцем направилась в свой кабинет.

Какого черта происходит? Это что такое вообще было?! Игра ее воображения, может быть? Шутка!? В голове, стуча, метались десятки разнообразных вопросов, ответов на которые у девушки не было. Но в то, что всё происходило на самом деле, и что этот человек приходил от Романовского, ей не верилось. До сих пор, хотя доказательства были получены. И вбегая в свой кабинетик, Саша была взвинчена настолько, что не сразу обратила внимание на Ваню, сидевшего на ее месте и рассматривающего фотографии.

Он вскочил с места, едва она показалась на пороге, и встретил ее вопросом не в бровь, а в глаз:

— Кто это был?..

— Никто, — едва смогла выговорить девушка, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. Какое там?

— Что он хотел? — спросил напарник вновь, не желая спасти Сашу от расспросов и просто принять ее ответ.

Девушка сжала руки в кулаки, сминая визитку дрожащими оледеневшими пальцами. Неужели Ваня не видит, что разговаривать ей совершенно не хочется? В голове будто молотом стучало... Он пришел от него.

— Саша?..

— Ничего, — сузив глава, прошипела она, схватив со стула свою сумку. — Ничего он не хотел! — наверное, ее слова звучали грубо, но контролировать эмоции сейчас для девушки было бы шиком, на который она не была способна. После столь продолжительного, утомительного, выматывающего дня. С сюрпризами.

И пусть Романовский отправляется ко всем чертям, туда, где ему самое место! Где он был всё это время!

Саша метнулась к столу и, бросив на него папку с фотографиями для Бердмана, которую до этого, будто драгоценность, прижимала к себе, и схватила со стола коробку с объективами и фотоаппарат, решительно начиная запихивать всё это в свою сумку. Этот человек пришел от него, стучало в ее голове. От него!..

Ваня не желал отставать, обеспокоенно глядя на свою напарницу и не зная, чем ей можно помочь. Он бы и хотел что-то сделать, но не представлял, чем той можно помочь, да и не был уверен, что ей сейчас нужна помощь. Слишком решительной и уверенной она была, будто одержимой. Он ее такой никогда не видел. Лицо раскрасневшееся, глаза блестят светящимися искрами, губы плотно сжаты в узкую линию.

— Саша? — изумленно прошептал он, заметив, как потемнели ее глаза, превратившись в темные бездонные глубины. Она не отреагировала на его оклик, и он подошел к ней почти вплотную. — Саша? — повторил он.

— Да?.. — словно опомнившись, выдавила она из себя, не поворачиваясь к Ивану, просто не желая, чтобы он что-то прочитал по ее лицу.

Девушка чувствовала тепло его тела, парень стоял позади нее, почти дыша в затылок, он хотел помочь, она знала, но сейчас его помощь была бы для нее не больше чем медвежьей услугой. Ей нужно было просто побыть одной. Просто подумать, укрыться в хаосе и разнообразии своих мыслей, никого в них не вмешивая и не приглашая. Просто побыть одной. Думая о том, кто не заслужил и единой мысли о нем с ее стороны!

— С тобой все в порядке? — прошептал Иван, и она почувствовала на своих волосах, собранных на затылке в хвост, горячую мужскую ладонь. — Может, тебя подвезти? — предложил мужчина, и она вздрогнула.

— Со мной всё в порядке, — решительно отказалась она и, скомкав визитку, до сих пор зажатую в ладони, словно отрекаясь от нее, бросила ту в мусорное ведро, туда, где ей было самое место.

— Кто был тот человек? — настойчиво спросил Ваня, озадаченно глядя на то, как Саша отстранилась от него. — Он сказал тебе что-то плохое? Угрожал? — в голосе Ивана появились злые, предостерегающие нотки, и девушку это невольно порадовало. Но втягивать парня в свои проблемы, тем более корнями уходившие на четыре года назад, девушка не хотела. Да и не имела права.

— Завтра буду немного позже, — не отвечая на его вопрос, проговорила Саша, отстраняясь от Вани и накидывая на плечо сумку. Не поворачиваясь к нему лицом, объяснила: — Нужно будет заехать к Соловьеву и обсудить детали свадьбы. Ты помнишь, — напомнила она, — у нас свадьба в субботу.

Иван дернулся, как от удара, весь подтянулся и смущенно опустил глаза.

— Я помню.

— Отлично, — попыталась улыбнуться Саша, отрешенным взглядом пробегая по комнате, лишь в последний миг остановив его на напарнике. — Тогда я пойду, мне еще в детский сад, и так засиделась уже, — бросила на Ваню быстрый взгляд. — Ты отдашь фотографии человеку Бердмана, когда он придет? — уточнила она.

— О, кстати, — спохватился Иван. — Пока ты разговаривала, звонил Бердман и сказал, что за фотографиями заедут завтра утром, сегодня у них не получается.

— Очень хорошо, — устало проговорила Саша и взглянула на Ваню, даже возмущаться ей было сейчас не в силу. — Ты тут закроешь всё, мне нужно идти? — поскорее бы оказаться наедине со своими мыслями!

— Хорошо, — выдохнул Иван, преданно глядя на нее. — А, может, я все-таки?..

Саша обернулась уже в дверях и покачала головой.

— Вань, не нужно, — улыбнулась ему нежно, настолько, насколько могла. — Я сама доберусь. До завтра.

— До завтра, — пробормотал молодой человек, но Саша уже не слышала этого, скрывшись за дверью.

В висках стучало слепо и настойчиво, затмевая посторонние мысли. Этот человек приходил от него.

Едва оказалась на улице, не обращая внимания на проносившиеся мимо автомобили и спешащих куда-то пешеходов, Саша почти бегом направилась в сторону метро. Машинально, практически на ощупь, не разбирая дороги, следуя по инерции, будто несомая бегущим потоком таких же, как и она, жителей города.

Ярость накрыла с головой, поглощая жаркой волной другие чувства. Да как он посмел? После стольких лет решил вспомнить о ней? Или случайно наткнулся на ее фотографии, даже не удосужившись узнать, что именно она является фотографом!? А потом уже дал распоряжение... этому своему... Погорелову. Вот гад!

Стремительно шагая по тротуару, Саша горько усмехнулась, скривив губы. Ну, конечно, всё произошло случайно. Он и имени-то ее не помнит, скорее всего! Таких, как Саша, у него только что не кучи. Толпы! Все журналы пестреют заголовками о том, какую девицу в очередной раз подцепил Денис Романовский! И даже ставки ставят, как долго она у него продержится. Стабильностью он не отличался — не задерживались дольше недели. Впрочем, как не отличался и оригинальностью. Это обязательно была шикарная красотка модельной внешности с параметрами кинозвезды.

Саша саркастически усмехнулась своим мыслям. В общем, не такая, как она. Абсолютно не такая!

Хотя от Дениса Романовского ничего иного ожидать и не приходилось. Кобель, он и есть кобель.

Переходя дорогу на пешеходном переходе по направлению к метро, девушка задумчиво свела брови. Одно до сих пор не укладывалось в голове, почему четыре года назад он решил обратить свой взор именно на нее, незаметную, нескладную девушку, разительно отличавшуюся от тех моделей, на которых обычно падал его порочный взгляд? Надумал опробовать что-то новенькое? Разнообразия захотелось, мать его!? Новых ощущений?!

Саша сощурилась, стискивая зубы, и, протискиваясь в толпе, ступила на эскалатор.

Что ж, очевидно, ему не понравилось, и поэтому сейчас его замечают только с девицами, которым самое место на главной странице "Плейбоя". Эстет чертов! Такой же пустой и никчемный, как и его приходяще-уходящие подружки! Куклы, такие же бесчувственные и бездушные, как и он сам. Подонок! Но новость ли это для нее? Разве не предупреждала ее Таня четыре года назад? Не говорила, что общение с Романовским должно быть кратковременным и не иметь никаких последствий? Черт, да могла ли Саша тогда мыслить здраво? После Миши, после всего, что с ней случилось! Могла ли она бороться с дьяволом, который решил ее соблазнить? Получилось бы у нее?.. Ответа она уже никогда не узнает. Зато прекрасно знает, как Денис обращается с последствиями подобных встреч. Выбрасывает их за борт своей жизни. Ведь именно так он в свое время поступил с ней, не так ли?..

И сейчас он осмелился, решился... Послал к ней своего человека, чтобы он договорился с ней о работе! В его журнале?! С ним во главе?!

Наверное, нужно было сойти с ума, чтобы просить помощи у человека, с которым поступил так, как он поступил с ней четыре года назад! Разве возможно, чтобы у него не было хоть крупицы здравого смысла, чтобы понять — никогда, ни при каких обстоятельствах она не станет работать вместе с ним! Неужели он на что-то рассчитывал? Неужели мог хоть на мгновение подумать, что она согласится с его предложением?!

Саша почувствовала, что сердце забилось в груди, а в висках болью отзывался его стук, оглушая своей звучностью и колкостью.

Стремительно зайдя в вагон и умудрившись занять свободное место, девушка прижала к себе сумку, вцепившись в нее как в спасательный круг, и закрыла глаза, чувствуя глубокую усталость. Воспоминания, воспоминания... Чертовы воспоминания, которые она желала бы навсегда стереть из своей памяти!

Четыре года. Черт побери, четыре года без этого человека! Без кошмара, от которого она просыпалась по ночам с глазами, мокрыми от слез! Без натянутых нервов, оголенных и напряженных. Без вздрагивания от каждого лишнего движения и быстрых приближающихся к ней шагов. От мужских голосов, похожих на его хриплый томный голос, от подтянутых высоких фигур в толпе, когда ей казалось, что он словно преследует ее, находясь всегда именно там, где бывала она.

Четыре года без малейшего упоминания о нем, без малейшего напоминания о том, что было.

Четыре года, в течение которых она научилась жить, перешагнув ту грань, за которой находилось старое и новое. Научилась вновь радоваться мелочам и улыбаться не напряженно и натянуто, а искренне и живо.

Четыре года, в течение которых она вновь научилась жить. Без Миши, без боли, окутавшей ее, словно саваном, без пустоты, оставшейся в ее мире без него. Без Дениса Романовского, который был самой главной ошибкой в ее жизни. Без криков боли и досады, без обиды, которую она хотела спрятать глубоко внутри себя, без отчаяния и горя, которое испытывает женщина, которую лишают самого дорогого.

Она научилась, она смогла, она выжила вопреки всему. Она справилась! Без Миши, который был для не всем. Без Романовского, для которого она была лишь игрушкой и который был для нее болью.

Неважно, как она выбралась из того кошмара, в который оказалась затянутой, как в воронку. Неважно, сколько времени ушло на то, чтобы она приняла прошлое, смирилась с настоящим и начала строить планы на будущее. Неважно, кто помогал ей в том, чтобы она не сошла с ума от разрывающей на части боли от обиды и предательства. Важно лишь, что она смогла переступить через боль, обиду и самобичевание, вывернув наизнанку себя и собственные чувства, смогла оставить позади всё плохое, шагнуть за край и не разбиться, подняться с колен и войти совершенно новой в тот новый мир, который открылся перед ней.

Научилась жить. Заново.

Четыре года. Слишком долгий срок, чтобы забыть. Слишком короткий срок, чтобы не вспоминать.

И сейчас, спустя время, услышать вновь о человеке, которого не желала знать!.. Которого прокляла когда-то. Которого презирала и почти ненавидела. Сейчас, спустя такой короткий срок, простить, забыть обиду, принять предложение от человека, от которого не приняла бы и кусок хлеба, умирая от голода!?

Казалось нереальным, что он вообще осмелился появиться в ее жизни после всего, что произошло. Она не забыла того, что было. Значит, он тоже не забыл?.. Или просто не узнал? Или вообще не знает о том, что к ней приходили его люди?

Нахмурившись, Саша выскочила из вагона метро на нужной остановке.

Отбросить эти мысли, забыть, распять ту часть памяти, которая напоминала о нем. Опять постараться забыть! Она же смогла забыть тогда, и сейчас сможет. Нужно просто не думать об этом, не вспоминать...

Ничего больше не должно напомнить ей о нем. Она отказалась от предложения, она выбросила визитку, она не позвонит и больше никогда не заговорит ни с кем, кто придет от него. Ей не нужно ничего делать. Только постараться выбросить из памяти эту нелепую встречу. У нее и так слишком много проблем, чтобы разбираться с еще одной. Тем более если проблему зовут Денис Романовский, ее не пожелают и врагу.

Пробираясь сквозь толпившийся в метро многонациональный люд и сетуя, что старенький автомобиль имел удовольствие сломаться именно тогда, когда он пришелся бы очень кстати, Саша негодовала теперь еще и по поводу того, что Света и Максим решили отправиться в Нидерланды и оставить на нее своих очаровательных детей именно тогда, когда у нее дел было невпроворот.

Она обожала племянников и всегда была рада помочь сестре, если та просила о помощи, но сейчас... Слишком много событий, которые нужно осмыслить, проанализировать и обдумать. Остаться наедине с собой, может быть, даже забыться в собственных мыслях.

Или, может, это к лучшему, что, едва она переступила порог детского сада, Лёлька с диким криком "тетя Саша" бросилась к ней и повисла на ее руке, что-то щебеча громко и настойчиво. А Антошка, широко улыбаясь, подбежал к ней и обнял за талию, пробормотав что-то себе под нос?..

Может, это к лучшему, что сейчас она не будет думать о произошедшем? Может, ей вообще не нужно думать об этом?!

Подхватив племянников под обе руки, девушка непринужденно слушала их нескончаемую болтовню. О том, что Сашка Королев, оказывается, опять дразнится и обзывает Лёльку конопатой, а Верка Соловьева, с которой Антоша познакомился на занятиях в подготовительной группе для будущих первоклассников, живет через улицу от их дома. Они говорили о чем-то еще, трещали без умолку, проще говоря, а Саша, широко улыбаясь и удостаивая племянников кивками головы в знак того, что внимательно их слушает, вышла из детского сада и направилась к метро.

Уже через десять минут она забыла о том, что Денис Романовский после четырех лет глухого молчания вновь появился в ее жизни.

9 глава

Стоять в пробке не любит никто. Пустая трата времени, сил и энергии. Но Денис Романовский был тем редким исключением из правил, которого не приводило долгое стояние на одном месте в раздражение и панику. Можно сказать, ему это даже нравилось. В ситуации, когда другие нервно теребили пальцами по рулю, отбивая им самим известные такты, откидываясь на спинку сидения, проклинали сегодняшний день, слушали аудиокнигу, на автомате продвигаясь вперед, вели бесполезные разговоры по телефону, которые и не состоялись бы никогда, не окажись на дорогах пробки, в такие минуты Денис Романовский работал. Он делал это почти против воли, неосознанно и спонтанно, но... меткий глаз профессионала уже вылавливал из груды металлолома ему одному нужные образы и превращал их в фотошедевры.

В пробке можно было наблюдать за людьми. Их поведение, характер, привычки, темперамент, вплоть до мыслей, что крошились, будто старый кирпич, у них в головах. Всё это после пары часов наблюдения уже не становилось для мастера загадкой. Он умел читать по лицам, научился. Или — его научили это делать.

Вот этот старый подхалим, что выдает раскрасневшимся от жары и духоты лицом мученическую мину. Он звонил кому-то недавно, и Денис мог дать голову на отсечение, что своему боссу, чтобы елейно пропеть тому дифирамбы, даже будучи прикованным к дорожной полосе. Или девушка, сидящая по правую от него сторону, в шикарном белом костюмчике из хлопка, довольно дорогом и стильном. Симпатичная девушка, милая, слушает аудиокнигу. И это, скорее всего, не Булгаков и даже не какой-нибудь женский роман, а что-то из Карнеги или научное пособие типа "Как управлять людьми". Она проворно перестраивается в другой ряд, не обращая внимания на призывные и протестующие гудки клаксонов со всех сторон. Импозантный деловой мужчина, ровесник Романовского по виду, выглянул из окна "Мазды", чтобы проводить дерзкую девицу-водительницу мрачный взглядом, надеясь, вероятно, на то, что она заметит его неудовольствие. Не заметила, естественно. Мрачнее, мужчина схватился за руль и забарабанил по нему пальцами.

Мимо промчался мотоцикл, протиснувшись вдоль машин, будто законсервированных в металлической коробке, и остановился вдали на целых семь автомобилей. Денис был уверен, что все водители проводили его завистливыми взорами, желая оказаться на месте того, кому посчастливилось управлять двухколесным зверем. А вот еще один сюрприз, уже слева от него. На скутере, так модном сейчас среди молодежи, мимо него, едва не расталкивая груди машин, легко промчался высокий парень с сидящей сзади него девушкой. Остановился чуть ближе к Денису, чем мотоциклист, одной ногой удержал равновесие, чему рассмеялся и вновь тронулся с места, с давлением, присущим целеустремленным людям, продвигаясь всё дальше.

На губах Дениса мелькнула мягкая полуулыбка, он, откинувшись на спинку сиденья, в такт льющейся из приемника мелодии, постукивал по дверце своего автомобиля с внешней стороны и наблюдал. Наблюдал он не только за автомобилистами, но и за прохожими, которые то и дело мелькали в толпе пешеходов, или томились на автобусных остановках, или стояли на пешеходном переходе, ожидая "зеленый свет". И эти наблюдения ему нравились еще больше. Опытный взгляд мастера вылавливал из толпы интересные образы и характеры, которые в сознании мужчины тут же обрабатывались и складывались в фотографии.

Вот на пешеходном переходе застыла девушка-подросток, в ушах наушники, на ногах легкие кеды, она, ожидая возможности перейти дорогу, мягко постукивает носком кеды, то ли в нетерпении, то ли подчиняясь музыке, звучащей в плеере. Навстречу ей через несколько секунд, когда загорится заветный зеленый свет, будет спешить невысокий мужчина опрятного вида с дипломатом в руках. И очки, скрывающие цвет глаз, скорее являются частью имиджа, нежели улучшают его зрение. А на автобусной остановке сидит, общаясь с молодой беременной женщиной, некая сухонькая старушка, возраст которой определить невозможно. Она отчаянно жестикулировала и в чем-то уверяла свою собеседницу, но та отвечала ей лишь легкими кивками головы, постоянно поглаживая свой округлившийся живот. Вероятнее всего, лично они знакомы не были, и разговор состоялся по инициативе старшего поколения. И это вызвало на лице Дениса ироничную улыбку.

А вот невысокая девушка, обхваченная с обеих сторон девочкой и мальчиком, мелькнула в толпе, будто растворяясь в московских пешеходах так быстро, что Денис не успел ее разглядеть. Но громкий смех детей заглушил даже раздражающий писк клаксонов, раздававшихся со всех сторон. И это его будто отрезвило.

Он, приподнявшись с сиденья, наклонив голову набок, наблюдал за продвижением троицы с каким-то невозможным для него чувством удовлетворения, удовольствия, даже восторга. И не мог объяснить этого.

"Интересно, девушка приходится матерью малышам? невольно мелькнуло в его голове. Или нянькой? Подруга их родителей? Родственница?..". Непонятный интерес, вызванный их появлением, почему-то его совершенно не волновал.

Сощурившись, Денис наблюдал, как они продвигаются вперед, даже не замечая, что губы его начинают складываться в легкую улыбку. А потом вдруг жестко поджались. Когда он просил родителей о маленьком братике или сестренке, они отмахивались от его просьб, говоря, что сейчас не время. А потом... потом не было ни времени, ни родителей. Вообще ничего не было. Был только он. Мать. И отец. Уже не вместе, а каждый отдельно. Каждый за себя. Каждый — сам.

Нахмурившись от нахлынувших на него мимолетных воспоминаний, он следил за тем, как девушка со своими чадами скрылась за поворотом какого-то торгового центра. В поле его зрения они не находились и пяти минут, что мужчину почему-то разозлило. И, стиснув зубы, Денис, неожиданно для себя взорвавшись, просигналил стоявшей перед ним машине, чтобы та двинулась с места. Водитель выглянул из автомобиля и показал Денису кулак, на что тот ответил, резко нажав на газ и едва не врезавшись в бампер его машины. Водитель изумленно выпучил глаза и двинулся вперед, бросив на Дениса еще один удивленный взгляд.

Всю оставшуюся дорогу до квартиры Дениса раздражала быстрая смена своего настроения, которая, как правило, выливалась на других автолюбителях, решивших затеять с Романовским спор. Пробка рассосалась минут через тридцать нудного пути до расширения дороги, а Денис всё не мог выбросить из головы тот последний образ, который всплыл перед его глазами. Он даже не сразу понял, что думает именно о ней, той девушке, что спешила куда-то с двумя детьми дошкольного возраста, когда, лавируя мимо одной и другой иномарки, останавливался на светофоре, напряженно сдвигая брови. Что-то мучило, тяготило, но он не мог уловить причину собственного волнения, даже когда парковался на стоянке у своего дома. Когда подходил к подъезду, на автомате кивал охраннику и поднимался в зеркальном лифте на свой этаж, он всё еще не мог понять, что его беспокоит.

Журнал? Да, дело в нем. Лёша еще не звонил ему, сообщая последние новости о поисках фотографа. Не сказать, что он сам не искал подходящие кандидатуры фотохудожника, искал и еще как, рыская по всем фотоателье, которые только были ему известны. Но не нашел ничего стоящего. Ни его внимания, ни денег, которые он собирался бы заплатить за работу. Вопрос о фотографиях для нового выпуска всё еще оставался открытым. И это, естественно, не могло не беспокоить Романовского, как владельца журнала.

Артём должен приземлиться завтра в семь тридцать утра, его встретит Эля, и Денис будет явно лишним. Поговорить о работе они смогут только во второй половине дня, и если раньше это Дениса не заботило, то сейчас почему-то выводило из себя.

Поднявшись на свой этаж, с мрачным лицом миновав лестничную клетку, предварительно оглядываясь, мужчина открыл дверь и вошел внутрь. Щелкнул выключателем... И вдруг... словно вспышка, зажженная свеча, озарившая тьму комнаты... перед его глазами — она. С детьми. Картинка, фотография, застывший кадр. И он уже невольно рисует в воображении, как поставить свет, как повернуть лицо, где встать самому, чтобы найти правильный угол съемки. Какой наложить макияж, какое подобрать платье и как убрать с лица волосы. Он уже видел ее взгляд, приоткрытые губы, легкое движение плеч, полуулыбку. Он видел ее всю.

Так неожиданно, резко, будто вырвало из его груди воздух, вынуждая его задыхаться. И вместе с тем так легко, свежо, приятно. Нежное тепло растеклось по телу, окутывая, вбирая в себя остатки былых сомнений, еще теплившихся внутри него. Фотография. Его фотография. Он — снова за объективом фотокамеры, а в роли модели — она. Такая яркая картинка, художественный образ, страстно-нежный, парящий. Идеальный!..

Денис застывает, глаза щурятся, а губы сжимаются в узкую полоску. Нет! Он больше не фотографирует. Отпала необходимость кому-то что-то доказывать, к чему-то стремиться, покоряя горы. Надоело. Ушло в прошлое. Просто пресытился? Любимой работой — как пресытился до этого женщинами?.. Он не забросил свое дело, он фотографировал, но то были совсем другие фотографии. Личные. А это — совсем другое дело.

Так почему же отпало желание творить, продолжая свой труд? Почему три года назад он взял и бросил занятие, которому без преувеличения посвятил большую часть жизни? Что-то в нем будто надломилось или сломалось вовсе? Надоело выставлять напоказ тот свой талант, ту стороны собственного "я", которую он бы желал скрыть от посторонних глаз? Или просто... перестал показывать то, что отражало теперь всё его существо. Глаза — зеркало души. А глаза фотохудожника — его фотографии. Может, он устал обманывать? Других, себя... Говорить, что то, что он изображает в фотографии — правда, а на самом деле — он не верит в это ни на грош. Устал от лжи и обмана, так долго главенствующих в его жизни? Или просто... устал? Устал быть ненастоящим, вылепленным из куска плоти получеловеком? Или просто стал иначе смотреть на мир?

Денис не мог дать ответа на этот вопрос. Пока не мог. Но дал себе слово, что в этом, как и в остальном, что его беспокоило, он докопается до истины.

Разувшись, повесив барсетку (к слову, подаренную Элей), Денис прошел в гостиную. Быстрого взгляда хватило, чтобы понять: Ирина Викторовна уже приходила и прибралась. На плите, наверное, стоит обед.

Мужчина опустился в кресло и, закинув руки за голову, осмотрел комнату.

Он любил свою квартиру. Это место было для него всем, он сам его создал, и оно было, как и журнал, своего рода его детищем. Наверное, его можно было сравнить с храмом для верующего человека. Если бы Денис верил Бога. Здесь всё было спланировано им лично, всё было организовано, обустроено, подобрано для него. От большого темно-синего дивана с белыми полосами в гостиной до фотокабинета, занимавшего отдельную комнату, с личными фотографиями на стенах и в рамках. Четырехкомнатная квартира; большая лоджия, спальня, гостиная, фотокабинет и гостевая. Всё совмещало в себе стиль минимализма, но уютного классического прованса. Зачатки некого подобия уюта и комфорта для семьи, которой у него не было, и консерватизма холостяцкой берлоги, в которую можно привести очередную приглянувшуюся девушку.

Эту квартиру Денис выбирал сам и переехал в нее четыре года назад. С тех пор здесь не было проведено ремонта ни одной из комнат, всё оставалось в том виде, в каком он всё оборудовал.

Много гостей квартира никогда не принимала, Артем, Эля, Алексей, пара сотрудников... и его женщины. Много женщин. Восхищавшиеся его вкусом, размерами обиталища, дороговизной убранства, персидским ковром, картиной известного художника или статуэткой из слоновой кости. Его деньгами. Но никогда — его фотоработами. Он, наверное, и не подпустил бы их к своему кабинету. Вот где было священное место. А еще — спальня. В ней бывали единицы, и отнюдь не женщины, для них была отведена гостевая комната.

В спальне была иная атмосфера... это было местом уставшего путника, нашедшего приют в конце пути. И этим приютом, так поздно обретенным, Денис ни с кем не собирался делиться.

Звонок мобильного телефона отвлек мужчину от этих мыслей, он напрягся и ответил на звонок.

— Денис? — это была Эля. — Извини, что беспокою тебя дома, но Владимир Чернышев опять звонил тебе. Я не знаю, что делать, он настаивает на встрече. Мне можно записать его на...?

— Я разве не говорил тебе, чтобы ты игнорировала эти звонки? — разозлился Романовский. — Или же чтобы делала так, чтобы их игнорировал я!? Не так и сложно, тебе не кажется?

— Зря ты на мне срываешься, — с обидой в голосе проронила девушка. — Я спрашиваю лишь потому, что он звонит не просто не в первый раз, но уже каждый день в течение нескольких месяцев, мне кажется, что хотя бы своей настойчивостью этот человек, кем бы он не был, заслужил хоть крупицу твоего внимания.

— Этот — не заслужил, — отрезал Денис, мрачнея. — Еще раз позвонит, скажи, чтобы не вынуждал меня принимать крайние меры.

— Это какие... крайние меры? — с придыханием спросила девушка.

— Я найду способ оставить меня в покое, — сказал Денис, отключаясь. — До завтра.

Конечно, он зря сорвался на Эле, она ни в чем не была виновата, но злость яро клокотала в нем, ярость рвалась изнутри. О спокойствии не могло уже идти и речи. Денис застыл, мрачнея с каждым мгновением.

Владимир Чернышев вновь звонил ему и просил о встрече. О невозможной встрече, которая опоздала на добрый десяток лет! Он просил его о встрече, он хочет поговорить... О чем? Единственное слово, которое Денис готов был произнести, глядя ему в лицо, это "Ненавижу!". Неужели он хочет его услышать!? И это не фальшь и не ложь, в этом Денис лгать не стал бы. Ненависть не придумывают, ею не прикрываются. Это единственное чувство, которое невозможно вызвать нарочно. И Денис ненавидел Чернышева.

Да, он ненавидел его. Может быть, стоило уже всё забыть, не простить и принять, но хотя бы смириться, но Денис не был способен даже на это. Возможно, его ненависть уже вышла за допустимые пределы и превратилась в маниакальную зависимость — просто ненавидеть, чтобы ненавидеть, жить — чтобы ненавидеть его. Но даже если это и было так, Денису было плевать. Только он знал, чего ему стоила эта месть! И только он знает, как он не желал, чтобы всё это вообще ворвалось в его жизнь. Но в свое время ему тоже не оставили другого выхода, ему просто не дали шанса, чтобы исправить то, что сейчас нагло смеялось ему в лицо. Его ненависть завладела им настолько сильно, что уже не было ни шанса, чтобы излечиться от подобного недуга. Вначале он еще боролся, пытался что-то с этим сделать, а потом — устал. И, убивая другие чувства, ненависть отчаянно завладела его существом.

Владимир Чернышев. Зачем ты вернулся к тому, кто уже не нуждается в тебе? А, если и нуждается, то никогда и никому не признается в этом? Ведь когда-то вы вычеркнули друг друга из своих жизней! Что сейчас он хочет поменять, изменить, решить? Ведь виноваты в случившемся, были не только они двое...

Повернуть время вспять невозможно, Денис пробовал, не получилось. А ничто иное их просто не спасет. Он тоже пробовал. Забыться в работе, в женщинах, в выпивке, в любимом деле, которое превратил в цель существования и отчаянное желание жить — просто жить. Не получилось. Его журнал процветал. Женщины утомили и опостылели. Выпивка погружала в состояние сна лишь на некоторое время, а любимое дело... он и его забросил три года назад. Потому что понял, что ему не удается бороться с прошлым. И это его тоже не спасает. Ничто его уже не спасает...

Денис вздрогнул, осознав суть своих мыслей. Сквозь плотно сжатые губы вырывалось дыхание.

Вот разгадка! Женщины, работа, журнал и фотографии. Испито до дна, выброшено, забыто, оставлено... Не просто так. По причине.

Денис закрыл глаза. Его медленно убивало прошлое...

Наталья застала его, как всегда, сидящим в кресле с зажатой в дрожащей руке телефонной трубкой и подрагивающими от отчаяния плечами. Она знала, что его поседевшие брови сведены к переносице, на лбу образовались складочки и морщинки около зажмуренных глаз. Она знала, что если посмотрит в них, то увидит не только синеву, но и то, как в них плескается боль, острая и удушающая.

Сердце предательски дрогнуло и, замерев на мгновение, помчалось вскачь. Страстное желание унять боль, прижаться к его груди, успокаивая, наполнило всё ее существо. Если бы она была способна на это!

Женщина прикрыла глаза. Когда пройдет боль? Казалось, ее нельзя уже терпеть, но он терпел, боролся с ненавистью, мирился с презрением. И ждал, ждал, ждал... желал, жаждал прощения. Но так и не дождался.

И она не дождалась того дня, когда отчаяние, каждый раз срывавшееся с губ глухими стонами и криками невымоленного прощения, перестанет будить родного человека среди ночи. Она всегда просыпалась от его тихих рыданий и лежала потом с открытыми глазами, слушая горькие всхлипы и неясный, неразличимый шепот во тьме, молящий о прощении. Не могла заснуть. Как и он, не могла заснуть. До утра.

"Когда же всё это закончится?!" с болью подумала Наталья, глядя на дрожащие плечи мужа.

Когда он престанет мучить себя и примет то, что у него есть, а не что когда-то упустил? Когда позволит сердцу не болеть, памяти не вспоминать, и когда перестанет трясущимся от нетерпения рукам хвататься за телефонную трубку, набирая один и тот же номер раз за разом? Когда перестанет плакать, как ребенок, каждый раз, когда услышит на том конце провода один и тот же монотонный ответ... Непрощение.

Наталья прислонилась спиной к дверному косяку, сдерживая рвущиеся рыдания. Сердце разрывалось на части всегда, когда она смотрела на мужа, заставая его в таком состоянии.

Когда он простит сам себя за то, что сделал много лет назад? Когда прошлое, наконец, оставит их!?

Руки непроизвольно сжались в кулаки так сильно, что ногти впились в ладони, оставляя следы. Неужели за единственную ошибку он должен теперь расплачиваться целую жизнь!?

Владимир не заметил ее появления, и Наталья не была удивлена этому. Когда звонил на этот номер, муж не обращал внимания на окружающий мир, закрываясь в себе и своих сожалениях. Сжимая в руке телефонную трубку с монотонно раздававшимися из нее противными свистящими гудками, оседавшими в ушах раздражающей сиреной, мужчина опустил голову, что-то нашептывая себе под нос.

Голос Натальи вмиг осип, а комок желчи осел в горле, прерывая потоки слов-утешений, которые она хотела ему сказать. Что-либо выговорить не представлялось возможным, но женщина всё же произнесла:

— Ты опять?.. — спросила она шепотом, удерживаясь руками за дверной косяк, словно боясь упасть. — Да?..

Он не поднял опущенной головы, не вздрогнул от ее голоса, понял, что она хотела спросить, и просто покачал головой, не отрицательно, а скорее, обреченно, сжал трубку в руке еще сильнее, но промолчал.

— Володь, — проговорила Наташа с болью в голосе, — ты опять ему звонил? — выговорила она свой вопрос.

Зря спросила, не нужно было, она и так знала ответ, но не спросить просто не могла. А Владимир кивнул на этот раз, по-прежнему не поднимая головы, и дрожащей рукой положил трубку на рычаг.

Сердце Наташи обливалось кровью при виде той обреченности, что читалась на его лице.

— Что он сказал?.. — прошептала она с хрипотцой в голосе. Она даже не знала его лично, но уже отчаянно... не любила. Он уничтожал человека, которого женщина боготворила.

Владимир тяжело вздохнул, с трудом, словно через силу втягивая в себя воздух, сцепил зубы так, что на скулах заходили желваки, и провел дрожащими пальцами по темным волосам с проседями.

— Ничего, — бросил он коротко. — Ничего он мне не сказал. Как всегда.

В горле снова вырос ком, тяжелый, объемный и тугой ком, режущий наждаком, поэтому вместо слов с губ Наташи слетел лишь вздох, больше похожий на горький полустон.

Молчание. Скользкое, противное, раздражающее молчание, оседающее в ушах вязкой грязной массой.

Наталья не решалась заговорить первой. Да и что сказать... Успокоить? Утешить? Но как!? Как унять боль в сердце и дрожь в руках, согреть оледеневшие много лет назад пальцы и заставить сердце биться вновь!? Как заставить его вновь научиться жить?! Спустя столько лет тишины и отчаяния...

— Он не захотел со мной разговаривать, — через несколько бесконечных мгновений выдавил из себя Владимир, и Наташа тяжело выдохнула, ощущая, как болевая вибрация его голоса обдает болью и ее тоже.

— Володь, — прошептала женщина, сделав быстрый шаг вперед с неконтролируемым желанием обнять, стиснуть в объятьях и залечить гноящиеся много лет раны. — Володя, пожалуйста!..

— Он просто не захотел со мной разговаривать, — монотонно, по слогам, выделяя каждое слово, повторил Владимир, поднимая глаза, и Наташа с ужасом заметила, что в них блестят слезы.

— Может быть, — сдерживая всхлип, проговорила женщина, — он был занят?..

Она не верила в то, что говорила. Сказала лишь для того, чтобы успокоить мужа. И он это знал.

Владимир обреченно покачал головой и горько усмехнулся. В глазах плескалась невыговоренная боль, в уголках губ застыли немые морщинки, а сведенные к переносице брови почти сошлись.

— Занят? — горько выдавил он. — Занят?! — бросил на жену быстрый взгляд. — Ты в это веришь?

Она не верила, ни на грамм не верила, а потому просто опустила голову, смущенно потупив взгляд.

— И я не верю, — тихо проговорил Владимир и, стремительно поднявшись с кресла, выпрямился, расправив плечи. — Он, наверное, никогда не простит меня.

— Володь, не говори так, — попросила Наташа как-то жалобно, хотя старалась, чтобы голос звучал твердо.

— Как — так? — воскликнул Владимир, почти срываясь на крик. — Как — так?! — нервно повторил он, поворачиваясь к жене и пронзая ту отчаянным взглядом обреченного человека. — Он меня ненавидит, понимаешь?! Не просто презирает, не просто не хочет разговаривать, а — ненавидит! — сузив глаза и плотно сжимая губы, выкрикнул он. — И я ничего не могу сделать для того, что это исправить. Ничего. Понимаешь? — с отчаянием выдавил он, засунув руки в карманы брюк и, бросив на Наташу переполненный страданием взгляд, опустил глаза. — Мне остается только беспомощно сидеть и ждать, когда он соизволит набрать мой номер и хотя бы позвонить, хотя бы ответить на мой звонок! — тяжело вздохнул. — Но он этого никогда не сделает, — закончил он тише и отчаяннее.

Наталья медленно подошла к нему и застыла рядом с мужем, обняв его сзади. Прижалась к нему всем телом, ощущая, как напряглись мужские плечи, как задрожало сердце, врываясь в ее ладони, застывшие на его груди, громкими монотонными ударами. Как мужчина вздохнул, всхлипнул, сдерживая рвущийся стон.

А она лишь крепче прижала его к себе, сильнее стиснула в своих объятьях. Поцеловала в щеку, нежно коснувшись губами щетинистой кожи, и ставшим вмиг холодным носом коснулась мочки уха.

Он ночью будет плакать. Проснется вновь в агонии, с громкими криками и мольбами на губах, и будет плакать. Ночью, а не сейчас. Сейчас он должен соответствовать занимаемой им должности профессора университета. И позволять себе проявлять слабость он не имеет права. А вот ночью, когда тьма скроет его от посторонних глаз, возбудит в памяти все воспоминания и, как в калейдоскопе, завертит картинками из прошлого, он сможет позволить себе эту маленькую слабость. Слезы.

Когда плачет сильный мужчина, становится особенно больно.

— Володь, — прошептала Наташа, касаясь губами его кожи и ощущая, как дрожит мужское тело. — Не звони ему больше, — он вздрогнул, напрягся, сглотнул, но ничего не ответил. — Пожалуйста, не звони.

— Не звонить?.. — сквозь зубы переспросил Владимир. — Не звонить, значит?

— Ты только убиваешь себя этими постоянными звонками, — прошептала женщина с горечью.

Владимир попытался отстраниться от жены, но та настойчиво удержала его за плечи.

— И что ты предлагаешь? — с расстановкой спросил мужчина. — Просто забыть о том, что он вообще есть в моей жизни? Вычеркнуть из памяти, забыть, может, сжечь старые фотографии, чтобы не смотреть на них?! — сердце сжалось в плотный комочек. — Наташа, что мне сделать для того, чтобы... не уничтожать себя? — с горькой обидной издевкой выдавил он. — Ты же этого хочешь, так?!

— Да я этого хочу! — выкрикнула она и тут же уткнулась головой ему в спину, пряча глаза. Ей ли не знать, насколько важными были для мужа эти звонки! — Прости меня, — прошептала она, стискивая его плечи. — Прости! Я не должна была так говорить, не должна, — в голосе послышались истеричные нотки со вкусом слез и сожалений. — Но я не могу смотреть на то, как ты убиваешь себя. Не могу, — она покачала головой. — Не хочу на это смотреть. Нельзя мучить себя столько лет, Володя! Пора... забыть.

— Что забыть? — выдавил мужчина сквозь зубы. — Или кого! Дениса?!

Ноги стали ватными и подкосились. Наталья сжалась в раковинку, будто пытаясь скрыться.

— Нельзя себя мучить столько лет, — выдавила она через силу. — Нужно отпустить прошлое...

— Оно не отпускает меня, — упрямо выговорил Владимир и, нежно оттолкнув Наташу, высвободившись из ее объятий, отошел к окну. — Он не отпускает меня, — повторил он тише.

Разъедающее тишину комнаты молчание зазвенело призывными ударами гонга. Воздух стал давить на легкие, стягивать легкие тугим узлом и скручивать горло веревкой.

Владимир вздохнул, напряженно вглядываясь в никуда. Что ждет его впереди? Ему не хочется смотреть, он не хочет видеть. Пустота, темнота, боль, горечь, обида. Не будет ему прощения. Никогда не будет. Он не сдержал обещания. Он обманул и предал.

Оглянуться бы назад и вспомнить, но он и так никогда не забывал. Ни тот роковой вечер, ни те роковые слова, сказанные в запальчивости, но резкие и убивающие, разрывающие на части ранимую детскую душу. Ни то обещание, которое так и осталось не выполненным. Ни тот голосок, просящий, умоляющий... Его!..

Разве можно простить предательство?.. Ему всегда казалось, что можно. Но он ошибался. Нельзя!

— Я виноват, Наташ, — проговорил Владимир, пустыми глазами глядя в окно. — Я очень виноват, и ты даже не представляешь, насколько.

— Не верю, что твоя вина так велика, — проговорила Наташа тихо, боясь спугнуть интимность момента.

Владимир вновь горько усмехнулся, а затем вмиг посерьезнел.

— Ты не права, — коротко бросил он. — Она велика именно настолько, насколько невозможно мне сейчас вымолить за нее прощение.

— Но это не может так дальше продолжаться! — воскликнула женщина эмоционально, а затем с отчаянием: — Володя, не звони ему больше, не пытайся увидеться. Пожалуйста, родной мой, — заламывая руки, она кинулась к нему, но остановилась. — Он не хочет этого, ты же видишь. Он давно выбросил тебя из своей памяти. Он забыл тебя, — уговаривала она, умоляя. — Пожалуйста, сделай то же самое.

— Я не могу, — прошептал он уверенно, решительно.

— Володя...

— Я не могу! — громко, почти крича, воскликнул Владимир.

— А я не могу смотреть на то, как ты убиваешь себя изо дня в день! — закричала женщина, чувствуя, как к ней подступает истерика. — Я не могу наблюдать за тем, как ты сидишь на телефоне, надеясь на то, что он позвонит, хотя прекрасно знаешь, что он этого не сделает! Не могу слушать, как ты плачешь по ночам, думая, что я ничего не слышу! Не могу смотреть на то, как ты медленно сгораешь, как умираешь у меня на глазах, — голос ее сорвался, крик застыл на губах. — Я не переживу, если с тобой что-то случится, Володя, — произнесла она сквозь слезы. — Я просто не переживу!..

Владимир повернулся к ней лицом. С губ почти сорвались слова, обреченные, отчаянные, горькие слова.

— Я ему должен, Наташа, понимаешь? Должен...

— Что ты ему должен? — зарыдала она, не сдерживаясь. — Боже, да что же ты ему еще должен, кроме того, что уже заплатил?!

Владимир опустил глаза, сильно сощурившись, словно желая забыть, и пробормотал:

— Я ему должен двадцать лет, — пауза, после которой он добавляет. — И уже никогда не смогу вернуть этот долг...

И Наташа не находит и слова, чтобы ему возразить.

10 глава

К девяти на работу Саше попасть не удалось, девушка застряла в пробке. Обычное явление в Москве в утренний час пик. Чему удивляться, если яблоку было негде упасть даже в метро, на которое ей пришлось понадеяться, потому что надежды на свою старенькую машину не было никакой, а дороги вообще будто парализовало. Девушка была бы рада передвигаться по подземке, но пересесть на автобус, чтобы добраться до назначенного Соловьевым места встречи, было необходимо. Пришлось мириться еще с вязкой духотой, наполнившей салон автобуса, и с кислыми минами таких же несчастных пассажиров наземного транспорта, как и она.

Какая-то суматошная выдалась неделя! Всё, за что бы она ни бралась, словно нарочно, валилось из рук и не получалось. Так, с утра, под конец рабочей недели, ее встретила толкотня и суматоха, от которой ей уже давно хотелось отдохнуть, вперемешку с дурными новостями и очередной наклевывавшейся нервотрепкой, от которой разве что волком оставалось завыть. Так, взять хотя бы Бердмана, этого, вроде бы, порядочного и интеллигентного человека, который только по словам таковым и казался. Еще перед входом в метро она позвонила Ване, уведомив напарника, что он должен передать фотографии этому привередливому клиенту, когда тот нагрянет. Ваня обещал всё исполнить в наилучшем виде, за что Саша его поблагодарила, но сама была уверена, что, пока Бердман не удовлетворится увиденным на снимках, спокойной жизни им не будет.

Еще стоя в вагоне метро и скрещивая пальцы наудачу в споре с Бердманом, девушка поняла, что ехать в ателье уже смысла нет, и решила направиться к Никите Соловьеву, чья свадьба должна будет состояться в эту субботу. Уж этот клиент, по крайней мере, по первому впечатлению, произведенному на нее, был более адекватным и менее напыщен, чем предыдущий.

Никита встретил ее улыбкой в здании кафе, где, как была наслышана девушка, варили отличный кофе.

— Александра? — приподнялся он с дивана и подал ей руку в знак приветствия. — Прошу, присаживайтесь.

Саша поблагодарила мужчину за оказанную ей любезность и внутри искренне порадовалась, что сможет передохнуть и даже немного перекусить, потому что с утра не положила в рот и крошки.

Ночью из Европы внезапно нагрянули гости, а точнее ее старшая сестра с мужем. Они ей не позвонили, предупреждая о приезде, а просто нагрянули в ее квартиру в половине двенадцатого ночи, наверное, и не подумав, что девушка могла бы уже и спать.

Звонок в дверь оторвал Сашу от выполнения эскизов для журнала мод, о которых ее просила хозяйка, и девушка пребывала в некотором недоумении относительно того, кто мог заявиться к ней в столь позднее время, когда дети уже пятый сон видели. Кто, как бы вы думали!? Конечно же, их мамочка!

Света ворвалась в квартиру сестры подобно ураганному ветру, едва ли не сметая всё на своем пути, а за ней, неспешно и вальяжно, будто медведь, послушно следовал Максим, нагруженный двумя дорожными сумками и пакетами. Мелькнувшая в Сашиной голове мимолетная мысль, не отрастил ли шурин третью, а то и четвертую руку, чтобы со всем этим справиться, пропала мгновенно от восторженного голоса сестры.

— Сашуля, привет! — воскликнула Света, а потом, будто опомнившись, тише добавила: — Дети спят?

— Да... А вы почему так рано? — озадаченно наблюдала за передвижениями четы Смирновых девушка.

— Половина двенадцатого, — хмыкнул Максим, входя в квартиру и закрывая за собой дверь ногой.

Саша улыбнулась. Отменное чувство юмора Макса всегда поднимало ей настроение.

— Мы ждали вас в конце недели, — пояснила девушка.

— В Амстердаме дождь, — сообщила Светлана, разуваясь и проходя вглубь квартиры. — Макс, ты там вечно стоять будешь? — крикнула она мужу, а потом уже Саше: — Пойду к своим ангелочкам! — и едва не запищала от восторга, на что Саша лишь мягко улыбнулась.

— Наконец-то, мы дома, — рухнул на стул Максим и, плутовски улыбнувшись, добавил: — Ну, почти дома.

— Я вас не гоню, — усмехнулась Саша, глядя вслед сестре. — Вы уехали, потому что в Амстердаме дождь?

Макс хохотнул.

— Это официальная версия, — скривился он. — Неофициальная... — он заглянул за угол, за которым скрылась жена. — Неофициальная сейчас спит.

Саша промолчала, лишь улыбнулась, покачав головой.

— Ну что? Чаю? — улыбаясь наисчастливейшей улыбкой, спросил Максим, и девушка повела его в кухню.

Просидели они до половины второго ночи, и хотя заснула довольно быстро, вставала Саша с трудом. Не успела даже перекусить с утра, хотя сестра пыталась чуть ли не силой влить ей в рот кофе и накормить блинами. Схватив папку, фотокамеру и все необходимые каталоги, Саша выскочила из квартиры, уже в дверях услышав, как Лёлька, рано проснувшаяся, изумленно и радостно воскликнула:

— Мамочка!?

Улыбка озаряла лицо девушки, когда она спускалась вниз. А потом... потом настали суровые трудовые будни. И встреча с Соловьевым была, наверное, единственным позитивным событием за весь день.

Никита оказался прямолинейным, вежливым и щедрым на похвалу человеком, беседовать с ним, пусть и о работе, было довольно приятно, и она, договорившись о деталях и быстро найдя компромиссные решения в спорных вопросах, прощалась с ним с чувством, что не так уж сурова эта неделя. Не считая пары-тройки неприятностей, включая негативные встречи и затронувшие душу воспоминания, миссия по завершению этой недели на "отлично" была практически выполнена. Почти...

В ателье она попала к двенадцати и тут же была приглашена Ваней на обед в соседний ресторанчик, но была вынуждена отказаться, сославшись на занятость. Врала, причем нагло и напропалую. Просто не была способна сказать парню правду. Он-то метил на что-то большее, чем ни к чему не обязывающий обеденный перерыв, а она... ей не были нужны сложности. В свое время она заполучила их с лихвой. Ваня, кажется, всё прекрасно понял, даже спорить и уговаривать не стал, просто смирился.

Он не знал подробностей того, что с девушкой случилось в прошлом, но, как думала Саша, догадывался, что в этом замешан мужчина. Может, поэтому был так терпелив и сдержан в отношении нее, никогда не давил и не навязывался. Просто ждал, когда она согласится на что-то. И это было Саше только на руку, ибо врать Ване лишний раз отчаянно не хотелось. Она к нему относилась, как к другу, но не более. И девушку устраивали эти напарнические отношения.

— Бердман приходил? — поинтересовалась она у Вани, как только появилась в ателье. Этот вопрос в тот момент интересовал ее больше остальных, и Ваня поднял ей настроение своим ответом.

— Забрал фотографии лично, — ответил парень. А потом спросил: — Как встреча с Соловьевым?

— Отлично, — улыбнулась девушка, проходя к своему рабочему месту. — Думаю, проблем не возникнет.

Иван неуверенно помялся на пороге, засунув руки в карманы джинсов, а потом предложил ей пообедать вместе. Как ни хотелось ей его расстраивать, но пришлось отказаться. Парень тем не менее не растерялся.

— А в воскресенье ты свободна? — огорошил он ее новым вопросом.

Саша даже сначала не поняла, что он имеет в виду, спрашивая, занята ли она. Работу? Или что?..

— Ммм, вроде да, — осторожно выговорила она. Подозрения внутри нее усиливались. На что он намек...

— Поужинаешь со мной? — выпалил Ваня, будто набравшись сил и сейчас решив истратить весь запал, что в себе обнаружил. — Я знаю прекрасный французский ресторан. Как ты относишься к французской кухне?

Никак! Нет, не то чтобы она ее не любила, но вот так... с ходу с лету, да еще и французский ресторан!.. Она не была уверена, что готова к подобному развитию событий. Ваня хороший, понимающий, и всё же...

— Это свидание? — напрямик спросила девушка, не желая тянуть кота за хвост и придумывать разного рода отговорки. — Если да, тогда я...

— Как ты скажешь! — мгновенно перебил ее на полуслове Иван, и глаза его блеснули. — Я просто приглашаю тебя в ресторан, не считай это свиданием, если не хочешь.

— А ты как будешь считать? — с подозрением спросила Саша.

— Как и ты, — тут же нашелся он. — Это просто... ужин, не более того.

Как бы ей хотелось в это верить, но, глядя на расцветшего после ее согласия Ивана, верилось с трудом. До конца рабочего дня они больше не поднимали эту тему, Ваня ходил до одурения счастливый, а Саше отчего-то не хотелось опускать его на грешную землю с небес. Это просто ужин, сказал он ей? Что ж, пусть будет так, иногда нужно подкормить иллюзии, чтобы не разрушать мечты. Главное, не заиграться.

Конечно, девушка видела, что Ваня оказывает ей отнюдь не дружеское внимание, проявляя отнюдь не дружеский интерес, пусть не сразу, но проявившийся, но сейчас откровенно читающийся в каждом слове или поведении молодого человека. Он был хорошим парнем, ничего дурного о нем сказать у Саши просто не поворачивался язык, но... Всегда было это злополучное "но". Наверное, она была не готова начинать отношения. Возможно, раны, образовавшиеся на ее душе и сердце от появления в ее прошлом столь разных мужчин, еще не затянулись, а возможно, она не желала повторения истории любви. Конечно, Ваня стоял бы первым в списке людей, с которыми она решилась бы попробовать что-то строить, но... она не решилась.

Возможно, не решится никогда. Света ее упрекала за это, утверждая, что пора покончить с прошлым и начать уже жить настоящим и строить планы на будущее, но Саша была непреклонна.

Наверное, Света одобрила бы кандидатуру Вани на роль ее жениха, мелькнуло вдруг в Сашиной голове. Он добрый и порядочный. Он почти такой же, как Миша. Одернула себя. Зачем она вновь вспоминает его!? А еще полная противоположность Романовского... Стиснув зубы, отругала себя. Какого черта она думает и о нем?! Пора, давно уже пора выбросить его из головы, ведь он не стоит и мгновения ее мысли! А вот Ваня — стоит. Только о нем мыслей в ее сознании, будто нарочно, практически не возникает.

Отвлечь девушку от воспоминаний и раздумий выпало на долю зазвонившего в сумке мобильного. На дисплее, как того и стоило, в принципе, ожидать, высветилось "Сестрёнка". Это означало лишь одно: Света благополучно пережила долгий перелет и вытеснила из себя усталость, превратившись вновь в активную и жизнерадостную молодую женщину.

— Да? — ответила Саша, понимая, что настроение начинает меняться в позитивную сторону.

— Сашуль, приве-е-ет! — заголосила сестра, а Саша могла лишь улыбаться.

— И тебе не хворать. Оклемалась? — задорно проговорила девушка.

Как она потом поняла, надеяться, что Светлана не заметит, в каком состоянии находится младшая сестра даже пусть лишь по полутону ее голоса, не следовало. Она всегда с точностью в девяносто процентов могла определить, какое настроение у Александры. И пусть младшенькая не расстроена, а очень даже весела и приветлива, даже подшучивает, что-то в голосе Саши Светлану насторожило.

— Я в порядке, — ответила она. — Макс спит, дети в садике, а я по дому хлопочу. Кстати, — воскликнула она, переключаясь с мысли на мысль, — что это за... "Ледок" ты покупала ребятам? Они мне всю голову с утра заглумили каким-то "Ледком".

— Это молочный продукт, что-то типа йогурта, — сказала Саша. — Детское питание. Я как-то попробовала купить, им понравилось, — она пожала плечами. — В любом супермаркете продается.

— Ясно, — выговорила Света, и Саша напряглась, уже готовясь услышать подвох в ее следующих словах. — А... у тебя как дела? Ничего не случилось?

"С чего бы начать?" подумала Саша, закусив губу. С предложения Вани поужинать в воскресенье? С Бердмана и его придирчивости? С Погорелова с его чертовыми похвалами и предложением от известного субъекта? Или сразу бабахнуть сестру, будто обухом по голове, и рассказать ей про Романовского? Как она вообще может так точно определять, что у Саши что-то случилось, или что она чем-то озабочена?

— Можно сказать и так, — с неохотой выдавила она из себя, — что что-то случилось.

Настроение начало медленно портиться, что стало раздражать. И опять эти мысли, мысли, мысли, засели ворохом в ее голове и не уходят!

— Колись, — откликнулась сестра, вероятно, настроившись, чтобы услышать всю истории из первых уст. — Работа? Или, в кои-то веки, любовь?..

Это даже звучало смешно. Любовь!

— Света, ну что ты чушь говоришь! — воскликнула Саша в ответ. В памяти против воли всплыл образ владельца журнала "Вила" и избавиться от него, как ни пыталась, девушка не могла. От чего бесилась еще больше. — Какая любовь!?

— Мне казалось, что двадцать шесть лет как раз тот самый возраст, когда уже стоит подумать о семье! — парировала Света нравоучительным тоном, и этот тон Саша не любила больше всего.

— Свет, я тебя умоляю, давай ты не будешь начинать один и тот же разговор, — запричитала Саша, закрыв глаза. — Не сейчас, пожалуйста!..

— Так-так-так, — поцокала языком сестра, что воспринялось девушкой, как недобрый знак, — что случилось, Сашка? Кто вывел тебя из себя до такой степени?

Попалась... которая кусалась, даже ойкнуть не успела. И как теперь выкручиваться?

— С чего ты взяла, что что-то случилось? — воскликнула девушка, начав теребить край папки, лежавшей на столе. Слаба попытка избежать пытки откровениями, но Саша попыталась. — Я что, не могу просто устать? На работе! — подчеркнуто добавила она.

— Можешь, — с готовностью согласилась Света, — но дело не в этом. Ведь так? И не пытайся меня обмануть.

В итоге Саше пришлось признать для себя, что сестру ей все равно не обмануть, а потому лучше сразу во всем признаться, рассказав ей и про Ваню, и про Погорелова, и про Романовского.

— Ну, хорошо, — обреченно выговорила девушка, — ты права, кое-что случилось.

— Ха, удивила!

— Ко мне кое-кто приходил, — не обратила внимания на ухмылку сестры Саша. — Из "Вилы". Знаешь, кому принадлежит этот журнал? — и, не дождавшись реакции, выпалила: — Правильно, Романовскому Д.В. Мне от его лица предложили там работу. Визитку даже оставили, чтобы созвониться, когда я приму окончательное решение. Думаю, в моем согласии они не сомневаются, но я их удивлю и откажусь. Как тебе идея? — выпалив всё это чуть ли не на одном дыхании, Саша, заливая огонь водой, заявила: — А еще Ваня пригласил меня на ужин в воскресенье! — и зачем-то добавила: — Вот.

Молчание, повисшее в ее телефоне, паразитически глотало нервы Саши, но она не проронила больше ни слова. Что скажет Света, что думает обо всей этой ситуации? Как ни храбрилась и не важничала, но ей хотелось с кем-то обсудить эту неожиданную новость. А сестра поймет ее, как никто другой. Уж она-то была единственной, не считая Макса, посвященной в то, что произошло с Сашей.

Света молчала долго, Саше даже показалось, что девушка отключилась, а потом сестра вдруг выдала:

— Что ты там сказала про Романовского, я, кажется, плохо расслышала?

— А почему ты не спрашиваешь, согласилась ли я пойти с Ваней на ужин? — попыталась отсрочить казнь Саша, отшутившись. В груди грохотало сердце, да так, что казалось, оно сейчас выскочит изнутри.

— Саша, что там с Романовским!? — твердо и решительно повторила Света свой вопрос. И когда ее голос становился таким серьезным, Саша понимала, что шутить с ней не стоит, можно и нарваться.

— Это не телефонный разговор, Свет, — вздохнула она обреченно. — Давай обсудим это при личной встрече?

— Хорошо, — после паузы согласилась сестра. — А что еще произошло? — начала выравнивать разговор она.

Саша коротко поведала ей о том, что произошло за время их с мужем отсутствия, а, отключаясь, поняла, что уйти от серьезного разговора по душам со Светой не удастся. А, может, это и принесет свои плоды?..

Света была очень зла на Романовского, а Максим даже пытался дорваться до него, чтобы поговорить "от чистого сердца", но Саше удалось убедить обоих, что не стоит вмешиваться в это дело, пусть Романовский сам разбирается в своем грязном белье, а она не станет ему в этом помощницей, пусть и невольной. Что было — прошло. Но как оказалось, не совсем прошло, кое-что всё же осталось. Жгучая обида, которую не заглушили годы разлуки и ненапоминаний. Уверять себя в том, что всё в порядке, Саше уже казалось просто богохульным, но и признавать, что Романовский оставил в ее душе и жизни настолько ощутимый след, тоже не хотелось. А сейчас решил наплевать ей в душу еще раз?! Каков подлец!

После разговора с сестрой девушка пыталась спрятаться от самокопаний и терзаний в работе, но, будто назло, до окончания рабочего дня время тянулось медленно и вязко, неспешно перетекая из одной минуты в другую. Клиентов почти не было, и Саша невольно всё же погрузилась в собственные мысли.

Ваня возился с фотографиями в своем кабинете, иногда проходя мимо ее стола, снабжая девушку парой-тройкой шуток, а потом уходил, вновь погружаясь в работу. Саша тоже пыталась работать, смотрела на фотографии и эскизы, рассматривала каталоги, но настроиться на дело так и не смогла.

Ее мысли вновь возвращались к владельцу "Вилы". И в этом был виноват не только звонок сестры. Не думать о Денисе Романовском, как обещала себе вчера, у Саши не получилось. Думала. Как предательница самой себя, думала об этом человеке. И перебирала в памяти всё, что произошло с ними... с ней! Она пыталась спрятать всё в самые дальние уголки памяти еще четыре года назад, но, как оказалось, хватило малейшего упоминания о произошедшем, чтобы перекручивать в воспоминаниях прошлое. То прошлое, которое хотелось бы вычеркнуть из собственной жизни. Потому что в нем был он — Денис Романовский. Наверное, она его ненавидела, насколько вообще могла кого-либо ненавидеть, но девушке казалось, что срок, прошедший с их последней встречи довольно длителен, и это позволило ей оставить воспоминания в дальних уголках сознания. Оказалось, не так и длителен был срок. Или так сильны были ее чувства к этому человеку!?

Конечно, она переросла обиду, что осталась в ней после его равнодушия и откровенного игнорирования, она ни на что и не надеялась, по чести сказать, но все же ожидала от него хотя бы... участия? Понимания и хоть маломальской поддержки? Чего угодно — но не этого пустого равнодушного "Мы с вами не знакомы!", сказанного к тому же не им самим! Он даже не удосужился сказать ей в лицо, что банально использовал ее! Как дуру, глупую куклу-марионетку. Наигрался и выбросил, как ненужную вещицу. И след, выжженный им на ее и так раненной душе, остался теперь на всю жизнь. На ней — клеймом предательства на лбу.

Перебирая в течение этих лет изредка попадавшиеся ей в руки журналы с его фотографиями, почему-то всегда от начала до конца читала статьи и разглядывала лица и фигуры его кукол. Красоток, конечно же, это ведь Романовский! Жадно Саша перебирала глазами буквы, ловила каждое слово и скользила взглядом по девицам, которым посчастливилось стать его очередной игрушкой на одну ночь. Она почти никогда не смотрела на его лицо, будто всегда ожидая, что он вот-вот может сойти со страниц светской хроники или испепелить ее одним лишь взглядом. Но когда глаза всё-таки касались его холодного красивого лица она видела что-то, улавливала уголками души нечто, скрытое за светской улыбкой негодяя и дельца. Что-то тревожное и... грустное. Лишь на краткий миг — и вот на нее уже нахлынули собственные мысли, чувства, воспоминания, и для раскрытия истинной сути Романовского в ней уже не остается места. Собственная боль застилает глаза вновь. И она отбрасывает журнал в сторону, в немом укоре глядя на раскрывшуюся, будто назло, страницу с его фотографией.

Она забыла о нем за четыре года. Или думала, что забыла. Так или иначе, но он не появлялся в ее жизни много лет, и она позволила себе придумать историю о том, что его в ней вообще не было. Обманула саму себя и сама же оказалась обманутой. Романовский вновь появился в ее маленьком мире, который девушка для себя построила. Он появился в нем лишь упоминанием, скользкой призрачной невесомостью, видением из далекого прошлого, но как ясны и прозрачны были очертания его фигуры, лица, блеск демонских глаз цвета льда. Она видела их словно воочию.

Неужели появление Погорелова, вестника Дениса, вывело ее из колеи, заставив вспомнить погруженные в глубины сознания события и лица? Осознавать это было неприятно. А с его стороны это, как ни крути, просто издевательство какое-то! Неужели он думает, что она даст согласие на работу в его журнале?! После случившегося! Он или дурак или чересчур самоуверенный человек, но, так или иначе, она не станет с ним даже встречаться. Она сделает то же, что сделал он четыре года назад. Уйдет. А воспоминания? Ей ли не знать, что их можно глубоко запрятать вглубь души?..

Но ее планы разбил вдребезги прозвонивший в конце рабочего дня телефон, когда Саша уже, схватив ключи от квартиры и побросав всё необходимое в сумку, хотела выходить из ателье. На дисплее появился незнакомый номер, и сердце девушки почему-то пустилось вскачь. Мысль в голове одна. Романовский!?

Девушка застыла на пороге, не в силах ответить на трезвонивший в ее руках мобильный. Ваня уде ушел, оставив на нее закрытие ателье, и она в это мгновение порадовалась этому факту.

Телефон в ее руках продолжал надрываться заливной мелодией.

— Да? — она сдерживает голос, чтобы тот не дрожал, и понимает, что руки покрылись испариной.

— Сашка!? — завопил из трубки мужской голос, смутно показавшийся знакомым. — Сашка Рогозина, это ты?

Первое, что она испытывает, это облегчение, по своей силе ни с чем не сравнимое. А потом — изумление. Кто может ей звонить? И тут ее будто осенило — взрыв в сознании, как внезапно взорвавшаяся хлопушка.

— Паша? — вырвалось у нее против воли. — Ерёмин?.. — голос осип на выдохе, и она глубоко вздохнула.

— Аааа! Угадала, — обрадовался тот и забасил: — Слушай, Сашка, надеюсь, ты по мне скучала? Ахахах, нет, лучше не говори. Если твой ответ будет отрицательным, даже и не знаю, как переживу это, — и снова она слышит в трубке веселый мужской смех и силится не отключиться. Ей вовсе не до смеха отчего-то.

— Ты позвонил, чтобы услышать, соскучилась ли я, Еремин? — сухо поинтересовалась она, прервав поток бурной радости со стороны однокурсника.

Грубить Ерёмину девушка не хотела, но прерванный, по ее мнению, верный ход мыслей относительно решения о предложении Романовского и вообще о нем самом, вынуждало ее паниковать. Саша мимолетно для себя отметила неприятный факт, что в последнее время стала очень часто раздражаться и беситься без причины. Она такой никогда не была! Может, Света и Макс правы, ей нужен срочный отдых?..

А в трубке по-прежнему продолжал басить Павел, ничуть не обидевшийся грубому ответу девушки. Он вообще всегда был добрый шалопаем.

— Сашка, ну, не ерепенься, тебе совсем не идет, — взмолился тот. — Ты же наша Незабудочка, будь веселее!

Внезапно вырванное из прошлого прозвище вдруг срывает с нее завесу терпения. Так ее называли, когда рядом был Миша. Настроение портилось, и хотя срываться на Паше не хочется, с языка слетает колкость за колкостью.

— Паш, что ты хотел? — усталым голосом спросила Саша, вдруг почувствовав себя совершенно уставшей. Так хочется отключиться, послать всё далеко-далеко, разорвать со всеми контакты и просто... отдохнуть.

— В следующую субботу свободна? — с ходу пробасил Павел, введя Сашу в состояние шока.

— Не поняла... — она даже не успевает прийти в себя от удивления.

— Свободна в следующую субботу, спрашиваю? — повторил парень таким тоном, будто для дурочки.

— А что? — с недоумением она уставилась на зажатые в руках ключи от квартиры.

— Приглашаю тебя на свой день рождения, — огорошил ее Паша. — В следующую субботу. Ты же не забыла, что у меня день рождения? — пожурил парень ее мимоходом. — Всех наших хочу собрать, а то не собирались вместе уже сто лет. Кого успел обзвонить, уже дали свое согласие. Ты как, с нами?

Саша немного опешила. Вот уж чего она не ожидала, так это того, что ее пригласят на день рождения. В субботу. Да еще и всей честно́й компанией.

— Саш?..

— Я слышу тебя, — проговорила она, переминаясь с ноги на ногу. — Я... я, наверное, не смогу, Паш.

— Причина? — напрямик давил бывший однокурсник.

— Что?

Да парень стал прямолинейным и настойчивым, привязался же, не отстанет никак! А где такт?

— Должна быть причина, почему ты не сможешь прийти, — объяснил находчивый Павел, не желавший, видимо, мириться с отказом. — Я бы хотел с тобой увидеться, и остальные ребята, думаю, тоже. Почему ты не можешь уделить нам один день своего драгоценного времени?

— Не такое уж оно и драгоценное, — пробормотала девушка себе под нос.

— Тем более! — нашелся инициативный Паша. — Давай, Сашка, решайся. Все наши будут, ты же не хочешь пропустить такое событие, а? Как давно ты всех не видела! Да и отдохнешь от работы, тоже плюс, ммм?

Веские аргументы в пользу ее согласия сыпались один за другим. Но что-то по-прежнему не давало покоя и вынуждало тянуть резину до последнего.

— Я даже не знаю, — неуверенно проговорила она. — А где ты будешь праздновать?

— На моей даче. Помнишь, на той, где мы окончание университета отмечали?

И что-то вдруг обрывается в ее душе. На той самой даче. С языка не может сорваться и слова, перед глазами встал образ высокого незнакомца, наблюдающего за ней из темноты сада. В голове молотом стучит одно: нет, нет, нет! Об этой даче у нее осталось лишь одно воспоминание. Денис Романовский. Но он... нет!

— Сашка, ты тут? — послышался голос Паши из трубки. — Как ты смотришь на это?

Соблазн отказаться сразу, не раздумывая, боролся в ней с выдержкой и силой воли. Она же ставила пред собой цель не поддаваться на провокации Романовского, так почему же сейчас так быстро пасует? Опять поддается ему, проигрывает, угасает на глазах, падает, даже не успев подняться!? Почему она хочет отказаться, ведь его там не будет! Его больше никогда не будет, он остался в ее далеком прошлом, в тех темных кустах, в старой беседке, сокрытой от чужих глаз, в годах и расстояниях, что их разделяли. Он не ворвется в ее настоящее еще раз, она ему просто не позволит! Не впустит его в свой маленький мир.

— Сашка, ты, вроде, пропадаешь. Ты не в метро? — вновь раздался перед ухом голос Ерёмина. — Саш?

— Да, я тебя слышу, — опомнилась от мыслей девушка. — Я подумаю, Паш, — и с ужасом поняла, что не врет. — Я позвоню тебе, хорошо? — Неужели, действительно, позвонит!?

— Ок, буду ждать положительный ответ, — искренне обрадовался парень. — Счастливо, Сашка. И не тяни с ответом, ок? Пока, — и отключился.

— Пока, — могла лишь тихо пробормотать в замолкшую трубку девушка и, прижавшись спиной к дверному косяку, застыть в изумлении. В услышанное верилось с трудом. Ей же позвонил бывший однокурсник, так почему она реагирует так остро, будто на эту самую дачу ее пригласил сам виновник ее бед?!

Саша порадовалась, что Иван ушел раньше, оставив на нее закрытие ателье, иначе с его стороны тут же посыпались бы вопросы, на которые она отвечать сейчас была не готова. На автомате она вышла из своего кабинета, закрыв его на ключ, и также на автомате закрыла ателье. И направилась к метро, на ощупь.

Паша пригласил ее на празднование своего дня рождения. И что ей делать с этим приглашением!?

Согласиться на встречу с бывшими однокурсниками? Она их давно не видела, все, наверно, изменились, нашли работу по специальности или выстроили собственное дело, а кто-то, может, обзавелся и семьей. Но встреча с ними состоится на даче Павла. Вновь — на той самой даче. Боже, какая ирония судьбы! Место, где она впервые встретилась с Романовским, где позволила себе пасть ниц, где предала и оказалась преданной. Место, куда она в кошмарах никогда не возвращалась, сейчас манит ее новой встречей. Не с Романовским, нет, но — с воспоминаниями, новой порцией яда на грудь. Снова пережить случившееся, находясь в месте, где полетела под откос ее жизнь? Нет. Саша не была готова к этому. Не сейчас, или вообще никогда. Или?..

Нет, и думать тут нечего, она не пойдет на эту встречу, откажется, и пусть думают, что хотят! Да, она бежит. И будет убегать дальше, если это гарантирует ей защиту от воспоминаний. И, в конце концов, зачем ребятам кислая мина на предстоящем торжестве? А веселиться вместе со всеми она точно не сможет. А у Паши день рождения, разве способна она испортить ему праздник?

Нет, она не пойдет. Завтра позвонит Паше и откажется. Копаться в прошлом неблагодарное занятие, уж кому, как не ей, знать это не понаслышке. Она не будет терзать себя воспоминаниями вновь.

Решительная и уверенная, девушка покинула свой кабинет, зная, что поступает правильно. Как никогда — правильно.

А в зале ателье забытый, видимо, кем-то из посетителей, лежал модный журнал, с обложки которого дерзко пронзал взглядом холодных глаз никто иной, как тот, от кого Саша пыталась убежать.

11 глава

Он, как дурак, поставил будильник на 5.30 утра, чтобы к половине восьмого успеть в аэропорт и, несмотря на уверения Эли, что девушка сама встретит мужа, кинулся уверять ту, что ему совсем несложно подбросить ее до Шереметьево. К семи утра. В пятницу.

К его удивлению, Эля так и не научилась водить машину, как ее ни уговаривал Артем, а Денису казалось странным, как девушка-москвичка не проявила стремления начать водить, чтобы не разъезжать на метро и в общественном транспорте. Тем более средства на покупку личного автомобиля у нее были. Но Эльвира Самойлова была категорически против, ссылаясь на что угодно, лишь бы отвратить от себя эту напасть.

Артем вскоре перестал уговаривать жену, а Денису было всё равно. Водить или не водить, это личное дело каждого, настаивать в подобных вопросах было не в его правилах.

Но, конечно, предложение подвезти жену друга в аэропорт, лишь потому, что та не умела водить, было не более чем маскировкой, и Денис это понимал, когда позвонил ей вечером четверга и заявил, что поедет в аэропорт с ней. Эльвира смущенно отказалась, чему мужчина ничуть не удивился, она редко принимала от него помощь. Очевидно, сказывались их... "недоотношения" в прошлом. Она всё еще остро реагировала на воспоминания о собственном недопустимом поведении несколько лет назад, когда, по ее словам, едва не упустила по своей глупости счастье и любовь всей жизни. Сладко и даже слащаво, но, как бы, к тому же, банально не звучало, в этом и была правда.

— Я подвезу тебя завтра, — заявил Денис, видимо, считая, что причин для отказа у нее не может быть.

— Не стоит, Денис, — тем не менее отказалась она. — Я прекрасно доберусь на такси.

— Хочешь, чтобы твой муженек меня грохнул? — в ответ сухо отозвался тот. — Ты же знаешь, у него и рука не дрогнет, — Эля молчала, а Денис поспешил добавить: — Без разговоров, заеду за тобой в начале седьмого.

Эльвира спорить не стала. Кому, как не ей, знать, что с таким Денисом Романовским лучше не спорить.

Отключаясь и отбрасывая телефон в сторону, мужчина отлично понимал, что на самом деле предложил свою помощь вовсе не потому, что боялся или опасался праведного гнева друга, и не потому, что хотел помочь Эле, нет, у него были собственные, эгоистические мотивы. Свою помощь он предложил банально потому, что знал, что этой ночью нормально спать не сможет, а тереть время зря было не в его правилах. От бессонницы его всегда спасала работа. Раньше. Но сейчас... он ее забросил.

В сотый раз спросил себя, почему, и не нашел ответа. Может, его и не было?..

Иногда жизнь подкидывает нам разнообразные загадки, закручивая такие штуковины, что теряешься в гипотезах и предположениях, ломая голову над вопросами типа "зачем" и "почему". Но у жизни всегда один ответ — во благо. Но в это Денис уже давно не верил. С тех пор как ему исполнилось двенадцать. И тот день рождения был последним счастливым днем в его жизни...

Но он не станет вспоминать! Не будет ворошить прошлое, подобное осиному гнезду, это не приведет ни к чему хорошему. Никогда не приводило. И если раньше, злясь на прошлое, ненавидя его и проклиная тех людей, которые превратили его жизнь в жалкое существование в клетке из собственных предрассудков, обид и отчаяний, он успокаивался в работе, находя и опору, и поддержку, и новые надежды, то сейчас... фотокамера лежала в дальнем углу комода уже долгие три года. Он фотографировал, конечно, на личную камеру, но на ту, которую считал "профессиональной", которая пережила с ним и огонь, и воду, и медные трубы, как он считал, он за три года не сделал ни одного снимка. Он никогда не менял ее, в этом просто не было необходимости, а она его никогда не подводила. Почему-то она не состарилась с течением времени и по-прежнему выдавала отличные снимки. А может, это он умел хорошо снимать?..

Так или иначе, сейчас загружать себя мыслями о прошлом, несбывшихся желаниях и пустых надеждах было очень опасно. Потому что выплеснуть свою печаль было уже некуда. Раньше фотосъемка отвлекала его от ненужных мыслей, позволяла успокоить и забыться, укротить частички памяти и найти мир и покой. А потом... фотографии уже перестали быть прежними. Творческий кризис? Застой? Банальная усталость?.. Ведь он работал десять лет без передышки и права на ошибку! Чтобы построить собственный новый мир. И он его построил. Сам — на обломках собственной другой судьбы, которую ему предрекали. Всего добился сам, ставил цель — и достигал ее, а по достижению — ставил новую. И вновь оказывался на Олимпе успеха. Так, по крупицам он и выстроил себе новую жизнь. Работая на износ и без устали. И вот пришла расплата...

Да, очевидно, он просто устал. Наверное, всё дело именно в этом. Нет новой цели, нет стремления, нет... никакого желания. Вообще ничего нет. Очень давно смыслом его существования было соблазнение. Затем — журнал. Желание вознести его на заоблачные вершины было таким всепоглощающим, что захватило всего Дениса. Сделать всё, как надо. На высшем уровне. Чтобы не к чему было придраться. В этом был весь Денис, стремившийся во всем дойти до самой сути. Добиться — и построить новые вершины, стремиться к новым горизонтам.

Но три года назад... всё почему-то сломалось. Что-то переломилось, будто дрогнуло в нем.

Ему не к чему больше стремиться. У него и так есть всё, о чем мечтают миллионы.

Деньги? Счета не только в российских, но и заграничных банках. Власть? Посредственная и уникальная, он владелец процветающего журнала. Положение в обществе? Да мальчишка, знавший все изнанки этого мира, разве мог он когда-то мечтать, что теперь, к тридцати с лишним годам перед ним будут открыты все двери так называемого высшего общества? Женщины. Их у него всегда было предостаточно, даже когда он не хотел, чтобы их было так много. Но это в свое время было для него недугом, болезнью, зависимостью... стремлением покорить всё больше и больше, так много, как только можно будет. Без цели и без причины, просто так ради интереса, удовольствия, развлечения. Ради мести. Ему!

У него было всё, о чем он мечтал. И о чем никогда мечтать и не собирался. И не было больше целей, не было стремлений и мотиваций. Всё выгорело. А может, выгорел он сам...

Так или иначе, но всё опять возвращалось на круги своя — в прошлое. Туда, куда нет возврата. Туда, где он стал тем, кто сам себя уничтожал. Себя и других людей. В точности так, как ему и было приказано.

Привычка, говорят, вторая натура. Его вторая натура, когда надетая на его лицо маской привычки, стала видимостью его истинного лица. И за ней уже не было видно того Дениса, каким он был много лет назад. И он не был уверен, что когда-нибудь позволит кому-то разбудить в нем того мальчишку, что, прижавшись к холодному кирпичу, наблюдал за тем, как отец уходит, и как мать, заламывая руки, мечется из угла в угол и клянется отомстить. В мальчишку, которому еще было не всё равно. Который верил, мечтал и надеялся. И которому лишь спустя время пришлось разочароваться.

Он помнил. Всё, как во сне. Если бы только это был лишь сон. Если бы только!..

Мысли сводили его с ума, и предложение, сделанное Эле, чтобы встретить Артема, было лишь поводом окончательно не слететь с катушек. Он бы многое мог вытерпеть, но не беспощадное чувство ненужности и обреченности, заключенное в четырех стенах квартиры, где у него должна бы начаться новая жизнь. Денис лишь спасался от тех демонов, что бродили в его голове, боролся с бессонницей и убегал от прошлого. Оно в его судьбе оставило неизгладимый след на всю жизнь.

Проснулся он сам, можно, сказать и не ложился. Глаза, конечно, сомкнул, но не понял, дремал или же терзал сознание посторонними мыслями. Отключил не понадобившийся будильник, наскоро принял душ, позвонил Эле, сообщив, что скоро подъедет, и вышел из квартиры, чувствуя себя добрым и отдохнувшим.

Дороги были пустыми, поэтому до квартиры Самойловых он добрался за двадцать минут.

— Всё же мне кажется, что ты напрасно тратишь время, — Эля встретила его именно этими словами. — Я бы и сама прекрасно справилась.

— Вызвала такси? — скривившись, Денис открыл ей дверцу, впуская внутрь салона дорогой иномарки.

— Да, — призналась девушка, не глядя на него. — Но знаю ведь, что если ты что-то вбил себе в голову!..

Она не закончила, но и так была ясна ее мысль, слишком уж прозрачная. Мужчина весело хмыкнул, но промолчал, выруливая на автостраду. Всю дорогу до аэропорта она ехали молча, изредка перекидываясь парой-тройкой ненужных фраз.

А когда приземлился самолет Артема и тот, пройдя контроль, направился к ним с улыбкой, наверное, до ушей, Денис вдруг понял, что тут он явно лишний. Но никто из Самойловых не скажет ему этого. Жалкое чувство угрызения совести закралось в сердце, но он заткнул рот паразиту-червю и уставился на друга.

Артем, крепко обнял и поцеловав Элю, встретил Дениса ироничной улыбкой и словами:

— Что, бессонница мучила?

Знал бы он, насколько был прав. Денис вяло улыбнулся, раздвигая уголки губ, а потом заметил:

— Ты бы оценил, — он перевел взгляд на Элю, приникшую к мужу, едва тот оказался рядом, — я, между прочим, не для себя старался.

— Намек понят, — рассмеялся Артем, проходя к выходу. — Так и быть, ты приглашен на завтрашний ужин. Ты как, Эля, — взглянул она на девушку, — не против, принять в гостях этого... благодетеля?

— Пусть приходит, — миролюбиво согласилась та и, улыбнувшись, заявила: — Только если он пообещает не ворчать на каждом шагу и даст мне передышку.

Денис усмехнулся, вскинув брови, но промолчал. Втроем они направились к его автомобилю и уже через несколько минут неслись в Москву.

Денис наблюдал за четой Самойловых в зеркало заднего вида и не мог не дивиться увиденному. Артем и Эля! До сих пор это не укладывалось в голове. Наверное, еще с момента, как друг вошел в его кабинет под Новый год три года назад и заявил, что женится. И не на ком-нибудь, а на его, Дениса, секретарше! Той самой, что была влюблена в Дениса и ходила за ним хвостиком, выполняя чуть ли не каждый его каприз.

Хм, вот она какова оказалась любовь! Денис, тем не менее, девушку не винил, хотя бы потому, что был стопроцентно уверен в ее чувстве к Артему. Мужа она обожала. Но смотреть на то, как, еще недавно его поклонница, склонила голову на плечо друга и посапывает в такт собственному дыханию, было необычно и непривычно и по сей день. И это невзирая на то, что дома эту парочку ждали замечательнейшие близнецы почти трёх лет от роду! До сих пор не верилось, что такое возможно. Хотя ему ли не знать, что в этой жизни возможно всё!..

Артем заметил взгляд, который бросил на него Денис, и тихо, чтобы не разбудить жену, спросил:

— Признавайся, почему ты приехал за мной вместе с Элей?

Да уж, в проницательности ему не откажешь.

— Ты же сам сказал, — бессонница, — попытался отшутиться Денис.

— Что, правда? — сощурился друг.

— Угу, — кивнул мужчина. — И я тебе даже больше скажу, у нее есть имя.

— Что случилось? — тут же напрягся Артем. — Что-то с журналом?

— Кроме того, что выпуск должен выйти в среду, а у нас нет для него фотографий? — саркастически выдал Денис.

— Не язви ты!

— Ладно, — поджав губы, недовольно согласился Романовский и заявил без паузы: — Чернышев звонил.

В салоне повисла тяжелая немая пауза. Денис молчал, Артем смотрел в его глаза, видневшиеся в зеркале заднего вида, пытаясь уловить их блеск и понять, о чем друг думает.

— И? — наконец, произнес он.

— Что ты хочешь от меня услышать? — разозлился Денис, яростно сжимая руль так сильно, что побелели костяшки пальцев. — Подробности о том, как я культурно послал его на**р!?

— А ты послал?

— А я должен был предложить ему чаю с лимоном? — огрызнулся мужчина, ловко лавируя между машин.

— Двадцать лет прошло.

— Без тебя знаю, сколько прошло! — продолжал злиться Денис, понимая, что срывается впустую, но не мог сдержаться. — Уж не напоминал бы ты, насколько он не заслуживает моего привета!

Артем помолчал. Историю взаимоотношений Дениса с Чернышевым он знал не до конца, но и того, что ему было известно, хватило на то, чтобы понимать, что гнев друга обоснованный. Его лишь беспокоило это ненормальное чувство ненависти и ярости, что охватывало Дениса при одном упоминании о Чернышеве.

— Не будем об этом, — коротко бросил Артем, выглядывая в окно. — Скажи лучше, как продвигается дело с фотографом для номера?

— Сегодня позвоню Леше, он должен представить мне отчет, — начал утихать Денис.

— Тебе опять не понравится ни одна предложенная кандидатура! — с чувством воскликнул Артем, невольно начав поглаживать волосы жены пальцами, наслаждаясь их шелковистостью.

— Хочешь сказать, я требователен? — одна бровь Дениса взметнулась, изогнувшись.

— Ты — профессионал, — возразил Артем. — И этим всё сказано.

— Тогда не приставай!

— Зачем ты вообще приехал меня встречать!? — наполовину шутливо, наполовину возмущенно спросил Артем.

Денис послал ему серьезно-саркастический взгляд.

— Надо было учить Элю водить машину, — сказал он, насмешливо скривившись. — Тогда мне не пришлось бы наблюдать твою физиономию с утра пораньше!

Артем не нашелся, что на это можно ответить, и просто рассмеялся. Напряжение, едва возникшее между ними, тут же спало, и оставшийся путь до квартиры Самойловых мужчины провели в молчании, слушая мелодии, доносившиеся из приемника.

Домой Денис попал уже к десяти. Эля пригласила его на чашку кофе, но мужчина отказался.

— Муженька своего потчуй, — усмехнулся он, садясь за руль и оттуда продолжая: — Кстати, можешь сегодня подойти после обеда, я совсем не против, — вскинул он брови. — А то этот, — он кивнул в сторону Артема, — еще, чего доброго, сочтет меня тираном. Кстати, тебя, — он пронзил Артема острым взглядом из-под солнцезащитных очков, — я жду вместе с Элей.

— И это называется, сделал милость! — с шутливым негодованием воскликнул друг. — Ладно, буду.

Денис усмехнулся, попрощался и скрылся за поворотом. Едва попав в квартиру, налил себе стакан сока, и, присев в кресло, набрал номер Погорелова. Вопрос с фотографом нужно было решить в ближайшие два-три дня. Больше времени у него не было, да он и не станет ждать.

— Леша, здравствуй, — едва Алексей ему ответил, начал Денис. — Как поиски фотографа?

— Денис, здравствуй, — едва не поперхнулся тот. — Не ожидал, если честно, твоего звонка так рано...

— Начало одиннадцатого, — перебил его Романовский, понимая, что Алексей пытается юлить. — Что у тебя?

Пауза, возникшая на той конце телефона, тянулась не долго, но Денису она показалась вечной.

— Я нашел кое-кого, — наконец, пробормотал Погорелов. — Но она еще не звонила, не знаю, согласится ли...

— Она!? — сощурился Романовский, голос стал жестким и ледяным. — Это женщина?

— Она профессионал, в первую очередь, — возразил Алексей, будто готовился к подобной реакции босса.

— Какая нахрен разница? — вскричал Денис. — Я не работаю с женщинами, и ты это знаешь!

— Мне рекомендовали ее, как отличного фотографа, — клятвенно заверял его Лёша. — Могу скинуть тебе ее работы по е-мейл, чтобы ты оценил. Если хочешь...

— Спрашиваешь? Разумеется, хочу! — огрызнулся Денис, всё еще не веря, что подписывается на это. — Я буду в офисе после трех, — он закрыл глаза и после непродолжительной паузы спросил: — Как ее зовут хоть?

— Кого? — удивился Алексей.

— Ну, того фотографа, что ты нашел, — устало напомнил ему Романовский.

— Ах, ты о ней... — вздохнул Погорелов. — Александра Рогозина.

Денис нахмурился. Что-то смутно знакомое стрельнуло в мозгу с произнесением этого имени. Он где-то его уже слышал, но не мог вспомнить, где именно?..

— Рогозина? — повторил он, хмурясь. Ощущение дежавю не отпускало его. — Александра Рогозина, значит?

— Мне сказать ей, что мы больше не нуждаемся в ее услугах? — осторожно проговорил Алексей.

— А она дала согласие на совместную работу? — спросил Денис, осознавая, что имя этой женщины не дает ему покоя. Где же он мог его слышать!? Вроде, и слухов о ней никаких не ходило, но тогда откуда?..

— Вообще-то, она не дала прямого ответа, — смущенно проговорил Погорелов. — И даже больше, она не изъявила желания работать в "Виле", — пробормотал он, смутившись, и добавил, — но обещала позвонить!

— Позвонить обещала, значит? — хмыкнул Денис, вдруг поняв, что кем бы эта Рогозина не была, она ему уже начинает нравиться. — А знаешь ли ты, Лёша, что, когда так говорят, либо водят за нос, либо берут отсрочку для того, чтобы в последствии сказать "нет"? — Денис усмехнулся.

— А если она согласится? — прямолинейно осведомился Алексей, вынудив Дениса задумчиво сощуриться.

— Дашь мне знать, — коротко бросил владелец "Вилы". — Всё, буду после трех, — и отключился.

"Если дело так пойдет и дальше, то есть никак, невольно придется согласиться на то, что есть" подумал Денис, откидываясь на спинку кресла. Но этого он попытается избежать любым путем!

И всё же, кто такая эта Александра Рогозина? Прогуглить ее?.. Мелькнувшая в сознании мысль была тут же мужчиной отброшена. Еще чего не хватало, узнавать подробности о женщине, с которой он не желал иметь дел. А если всё же придется? Настырный червь начинал подтачивать его терпение изнутри, но Денис не поддался ему. Нужно еще посмотреть, на что она способна, этот фотограф-профессионал! Может, она камеру в руки взяла прошлым летом, кто знает!?

Решив на том, что дождется фотографий, которые ему обещал сбросить через электронную почту Лёша, Денис отбросил мысли об этой женщине, и направился в кабинет. Он что-нибудь придумает, выпутается из этой паутины. Не в первый раз! Благо, опыта у него предостаточно, чтобы не спасовать перед единственной проблемой, вставшей на его пути. Опыта у него — целая жизнь.

12 глава

Август подходил к концу, солнечные дни сменялись неожиданными дождями и прохладным ветром. Всё менялось, вяло тянулись дни один за другим, сновали туда-сюда жители столицы, проходя мимо товарных ларьков и газетных киосков. Автомобилей не стало меньше, пробки всё так же тянулись на километры, и автолюбители пересаживались на метро, и так кишащее московским людом.

Многое менялось в столичной жизни и судьбах жителей города, но кое-что оставалось неизменным.

В среду, как было запланировано, вышел новый выпуск журнала "Вила", который по предварительным рейтингам уже стал одним из самых удачных за последний год. Наверное, причина очевидна, ведь главным фотографом номера стал его владелец. Подпись под каждой фотографией гласила: Денис Романовский.

Он вернулся в оставленное некогда любимое дело, вернулся с новыми идеями, планами, вдохновленный и инициативный, как никогда прежде. Он вновь почувствовал в руках камеру, осознавая всю значимость этого обыденного для него творчества в своей жизни. Многие из следящих за его работами не были этому удивлены, списывая столь длительный перерыв творческим кризисом, которым страдает большинство людей искусства. Кто-то шептался, что у Романовского, наконец, появилась постоянная подружка. А кому-то было всё равно, они наслаждались гениальными работами мастера своего дела, не думая над тем, каким трудом они ему дались.

Но всё же, как получилось, что мужчина решил-таки вернуться в любимую профессию? Вновь начать фотографировать, чувствуя вкус жизни на кончике языка? Ответ для него до сих пор не был очевиден, но если вспоминать, как это произошло, то стоит вернуться назад на несколько дней. В ту пятницу, когда в Москву вернулся Артем.

Вечером ему позвонил знакомый приятель Николай Петренко с предложением сходить в клуб. И, может, с этого всё и началось для него. Незапланированная вылазка, обернувшаяся новым выпуском "Вилы"?..

— Денис, привет, дружище, — затараторил Николай, едва Денис ответил на звонок. — Какие планы на вечер? Хочу отвлечься от мирской суеты, ты со мной?

Денис хмыкнул. Планов на вечер у него не было, поэтому задуматься над предложением стоило.

— А что, ты обещаешь мне приятные последствия? — проветриться, чтобы не сидеть в четырех стенах и не мучиться вновь бессонницей, мужчине не помешало бы, и он это понимал.

— А-то, конечно, с приятными последствиями! — воскликнул Николай и рассмеялся.

— Если ты обещаешь, — устало улыбнулся тот в ответ.

— Ок, в восемь заеду за тобой, — радостно сказал Петренко. — До встречи, Дэн. И ты это... приоденься, мы ж в приличное место поедем, как никак, а? — и отключился, громко смеясь.

Шутки Николая никогда не раздражали Романовского, они ему даже нравились, поднимая настроение. А сегодня, мучаясь от осточертелого чувства одиночества, мужчина был и рад отвлечься. Выбирая между встречей в клубе и более-менее приятным времяпровождением и бессонницей, Денис выбрал первое.

С Николаем они встретились у подъезда дома Дениса и поехали в клуб на машине Николая. На вопрос о том, означает ли это, что Петренко будет сегодня вести трезвеннический образ жизни, тот рассмеялся.

— Вызовем такси, если уж так обернутся обстоятельства, — сказал он. — А может, ты меня подбросишь?

Николай подмигнул Денису, но тот не стал его разочаровывать, отказываясь сразу. В этот вечер ему, как никогда нужно было забыться. Это он и собирался делать.

В клубе было не протолкнуться, и мужчины прошли к барной стойке, минуя плотный ряд танцующих. Заказали спиртное, и первый стакан виски Денис осушил почти сразу. Разговорились, коротко, без лишних вопросов и ненужно поднятых тем о личном. Оказалось, Николай работает на фирме у отца, и уже почти не фотографирует, даже ради развлечения. Денис пожал плечами на это заявление, промолчав. У него самого пропало желание фотографировать, пусть пока только профессионально, и всё же... Имеет ли он право что-то говорить Коле? И не знак ли это, что вскоре он превратится в такого же жизненно убогого приятеля?..

Захламлять мозг подобными мыслями Денис не стал, тем более от размышлений его спас Николай.

— Вон та брюнеточка очень даже ничего, — маякнул он Денису и указал в зал. — Как тебе кажется?

Тот отыскал девушку, на которую указывал приятель, и скривился. Вполне себе симпатичная мордашка.

— Хм, хороша, — поддакнул Денис, делая глоток из стакана с виски. — Возьмешь ее себе? — спросил он.

— Если ты мне ее уступаешь...

— Ты первым ее увидел, — пожал плечами Денис. — Поэтому, валяй.

— Если б я не знал тебя так давно, то решил бы, что тебе претит женское общество, друг! — рассмеялся тот, очевидно, даже не догадываясь, как близко он подошел к разгадке.

— Действуй, Коль, — рассмеялся Денис, не глядя на приятеля. Рассмеяться рассмеялся, но глаза оставались холодными, а сердце, не тронутое ни теплом, ни нежностью, зачерствело, превращая его в мертвеца. Только об этом никому не было известно, кроме него самого...

— Ну, как скажешь, — усмехнулся Николай и, одним большим глотком допив виски, двинулся к девушке.

Денис проследил за ним взглядом. Почему они... стали приятелями? Другом его Денис не мог назвать, но вот приятельские отношения между ними сносные. Они вместе учились в университете фотоискусства, только если для Романовского фотография стала смыслом и делом жизни, то для Николая была не более чем увлечением, которое к тому же вскоре после окончания института прошло. Они и не дружили никогда, у Коли вначале вообще была своя компания, а потом вдруг неожиданно сблизились. Стали созваниваться, встречаться, вместе ходили в клуб. Наверное, только это их и объединило. Тяга к получению удовольствия, к женщинам. Но если тяга Дениса была объяснима для него, то нездоровое желание Николая тр

* * *

ть всё, что движется, мужчину удивляло. Хотя чему тут удивляться? Парень из богатой семьи, представитель золотой молодежи, привык получать, что хочет, в том числе и женщин. В принципе, ничего удивительного.

После женитьбы Артема они с ним редко стали выбираться в подобные места, а потому Денису одному приходилось искать себе... развлечения. С женщинами, и никогда — другие. Это в него тоже очень хорошо вбили в юности. У него были хорошие учителя, специалисты своего дела. Будь они прокляты!

Раньше стремление подчинить своей власти, воле и страсти множество женских тел и душ было для него учением, своего рода, а потом уже превратилось в его жизнь. А сейчас... он не мог убежать от этого, некуда было скрыться от себя. От того себя, каким его сделала много лет назад одна-единственная женщина. Соблазнение уже не было для него смыслом жизни, он действовал по инерции, на автомате. Увидев жертву, делал всё для того, чтобы она принадлежала ему. А потом разбивал ее сердце на осколки.

И сейчас ему тоже нужно было расслабиться. Заполнить пустоту, поселившуюся в сердце, — чем угодно. Работой, фотографией, выпивкой... женщинами. Лишний раз доказывая себе, кто он есть на самом деле, и доказывая ей, что она добилась своей главной цели — превратила его в мерзавца.

Но, черт побери, даже если бы хотел, он уже не мог ничего изменить, он уже ничего не решал. Ни много лет назад не решал, ни сейчас. Ему, по правде говоря, уже плевать. Так гори оно всё синим пламенем! Ему и так гореть в адовом огне, так почему бы просто не броситься вниз с обрыва, к краю которого он уже подступил? Может, повезет, и он расшибет себе голову!?

Орлиный взгляд нашел в толпе танцующих новую жертву. Невысокая брюнетка с приличной фигуркой в темно-синем коротеньком платьице. Изучающий взгляд прошелся по девушке сверху вниз и обратно, скользя по ней медленно, неспешно, будто играя на арфе, перетягивая одну струну за другой. И скользил до тех пор, пока незнакомка не откликнулась на его немой призыв.

Это всегда срабатывало. Один лишь взгляд, жест, движение рукой, мягкий кивок головой. И в сети, им расставленные, вновь попалась очередная синичка, жаждавшая приключений и наслаждений. Эта девочка не стала исключением. Как просто, банально, мелко... уже надоело!

Он кивнул незнакомке, чтобы она отошла в сторону, и она подчинилась. Без вопросов, лишних слов и улыбок, ей хватило одного лишь взгляда. Она умела читать по лицам и взглядам, или же он был хорошим учителем в этом плане. Денис сделал к ней всего шаг, стремительно схватив за руку и притянув к себе. Не поцеловал, хотя наклонился к ее лицу и плотоядным взглядом коснулся дрожащих приоткрытых женских губ. Она замерла, тяжело и часто дыша. Грудь ее вздымалась в такт дыханию, и Денис, наклоняясь к ней, старался держать ее девушку так, чтобы касаться ее своим телом. Разгорячить, возбудить, соблазнить.

Их разделяло ничтожно малое расстояние. Влечение, страсть, желание. И Денис стал медленно наседать на нее, призывая девушку себе повиноваться. Она подчинилась, широко раскрытыми глазами глядя на него.

Его губы изогнулись, а взгляд стал демоническим и опасным. Он наклонился к ее шее, почувствовав, как девушка нервно сглотнула, коснулся губами пульса и удовлетворенно улыбнулся. Зашкаливает.

— Как тебя зовут, детка? — прошептал соблазнитель, скользя влажными губами по ее шее.

— Лилия... Лиля... Ммм... а тебя? — ее шепот был горячим и возбуждающим.

Он усмехнулся, прокладывая дорожку из поцелуев по шее вверх к щеке и виску.

— Мне нравится. Ли-ил-я-я... Как цветок, — зашептал он ей на ухо. — К чему ты готова, Лиля?

— А что... что ты предлагаешь? — запинаясь, зашептала она.

— Всё! — на выдохе произнес он, не отрывая губ от женской кожи. — Всё, что ты захочешь взять.

Она тяжело и возбужденно дышала, будто не способная к сопротивлению. И когда его ладони нашли мягкость ее обнаженного тела под платьем, а губы скользили по лицу, не давая освободительного поцелуя, она, не выдержав, притянула его лицо к себе и застонала.

— Я беру всё, — выговорила она и сама накинулась на мужчину с поцелуем.

Они приехали к нему в квартиру на такси. Едва вошли, и стремительно полетели на пол вещи. Джинсы, ее платье, его рубашка, ее нижнее белье. Оставшись перед ним обнаженной, она почему-то вдруг стыдливо прикрылась, чем вызвала немного грубый смешок из уст Дениса.

— Тебе не нужно меня стесняться, детка, — прошептал мужчина, касаясь ладонями ее дрожащего тела. — Я подарю тебе лишь наслаждение, — протянул он, одновременно с тем, как его язык заскользил по ее коже.

Она выгнулась навстречу его рукам и языку, ощущая внутри себя такой жар, сравнимый по своей силе с пожарищем. Всё в ней пылало. Кончики пальцем нестерпимо кололи, влажная дрожь растеклась по телу, а вдоль позвоночника мелькнула змейка наслаждения. Пульсирующая боль между ног усиливалась по мере того, как его умелые пальцы медленно продвигались вниз по ее трепетному телу. Нажимали, сдавливали, сминали упругую кожу, а затем заглаживали ее лаской губ и языка. Мужчина захватил ртом ее сосок, и она вскрикнула, словно от боли. Ноги против воли раздвинулись, представляя жаждущим пальцам сокровенное женское местечко. Его губы терзали ее грудь, очерчивая языком контуры то одного, то другого соска. Вот так, сильнее и яростнее, жёстче, прикусывая и сминая, и стремительно заглаживая мгновенную боль лаской и нежностью. Его губы нашли ее рот, приникли к нему остервенело и яростно, дерзко сминая мягкую плоть своей животной жаждой и грубостью. Пальцы отыскали потаенный вход в чертог ее женственности и мягко проникли внутрь. Сначала один, затем второй и задвигались сначала медленно, а затем всё быстрее и резче, наращивая темп. Ее ноги раздвинулись шире, впуская его в себя, а с губ срывались полустоны и мольба.

— Пожалуйста, — прошептала она на выдохе. — О-о, пожалуйста!..

Денис медлил, горячая и возбужденная плоть коснулась ее бедер и, имитируя проникновение, пришла в движение. Девушка против воли поддалась ей, пытаясь получить удовлетворение, утолив телесный голод. Но Денис не позволял ей взять инициативу в свои руки. Горячи губы сминали ее рот в жестких поцелуях, а пальцы продолжала яростно атаковать ее плоть, то лаская, то грубя. Он почувствовал, что его рука стала влажной от явного желания девушки, но, стягивая свободной рукой с себя боксёры, продолжал медлить.

Лиля задергалась под ним, требуя большего, заметалась, нервно толкая его в плечи и царапая спину. Тело горело, жаждало слияния, между ног стало горячо и влажно, спину против воли выгибалась в такт его движениям и касаниям мужских пальцев и языка. Дрожь внутри нее усиливалась, уплотнялась, рвалась та пружина, что была запущена умелым соблазнителем. Нарастало напряжение и жажда плоти, все инстинкты обострились на кончиках ее пальцев, а из горла рвался громкий крик.

И на грани освобождения Денис вдруг отпустил ее. Отстранившись, достал из комода презерватив и, натянув его, устроился между ног девушки. Заглянул ей в глаза, грубо усмехнулся и резко вошел в нее, сильно сжав талию обеими руками. Она вскрикнула от неожиданности и горячей мгновенной боли, а потом застонала под ним, не в силах сдержать рвущийся изнутри крик. Его ладони, сминая и поглаживая, грубо скользили по ее телу, сжимая талию, грудь, касаясь сосков, шелковистость шее. И вновь возвращались к талии, яростно сжимая ту и направляя девушку следовать заданному им ритму.

Он двигался безумно, как сумасшедший, даже когда Лиля уже просила пощадить ее. Он не отпускал ее, испивая до дна всё, что она посмела ему предложить. И когда она забилась судорогой второго оргазма, сжимая его плоть плотным кольцом, Денис яростно атаковал ее вновь. И через секунду, сжав мягкое тело, тоже получил удовольствие.

Проснулся Денис с мрачным настроением в душе. Ему снился прекрасный сон, но он был выбит из его сознания обрывками из воспоминаний, и мужчина не помнил, что именно ему снилось. Так бывает, что ты пытаешься ухватить ускользающий кусочек сновидения за хвост, но оно всё равно медленно растворяется в пустоте и неизбежности, оставляя после себя приятное послевкусие, смешанное с разочарованием, потому что даже посмаковать эту приятность ты не можешь. Она растворяется вместе с ночной мглой, уносящей за собой остатки прекрасного видения.

Это сновидение было завуалировано за пеленой мыслей, что уже не первую ночь не давали ему уснуть.

Мысли о жизни, о женщинах... о судьбе и проклятии. Его проклятии и его судьбе.

Он почти презирал женщин. Его научили их презирать. Всех, кроме одной. Но, какая ирония, ее, как бы она ни старалась это исправить, он презирал и ненавидел даже больше, чем всех остальных!

Она сделала его таким, какой он есть. Бездушное жадное животное, стремящееся лишь удовлетворить свои самые низменные потребности. Очередная девица, с которой он провел очередную дикую ночь, явное тому подтверждение и доказательство его распутной сущности.

Она забрала у него всё, даже то самое дорогое, что у него было, единственное, что он не готов был ей отдать, но вынужден был сделать это. Он подарил ей свою жизнь. А она ее растоптала.

Денис никогда не желал, чтобы его окружало так много женщин, но они всегда крутились вокруг него. Возможно, его ждала бы иная судьба. Семья, жена и дети, дом в пригороде Москвы, субботние чаепития на веранде и воскресные вылазки на природу или велопрогулки. Но вместо всего этого... женское внимание, которое стало для него проклятьем. Сначала это было необходимостью, а потом уже превратилось в образ жизни. Соблазняющий демон, не кающийся грешник, проклятый мститель. Он никогда не был тем, кем его считали. Он лишь носил ту маску, которую когда-то на него нацепила действительность. Его научили соблазнять и упиваться собственными победами. Что и впоследствии столь сильно вросло в него, что уже по прошествии лет он был всё тем же грешником, как и в начале пути.

Он уже тогда стал ненавидеть женщин. Почти. Наверное, он никогда и не ненавидел их по-настоящему. То, что он испытывал к ним, было ужаснее любого чувства. Он оставался к ним совершенно равнодушным, хотя даже "равнодушный" не то определение, которое можно было применить по отношению к нему. Он был бездушным, закаленным, бессердечным к мольбам и совершенно безжалостным к слезам и рыданиям.

Он превращался в робота, когда дело касалось женщин. Искушающим, соблазняющим, порабощающим их грешником, который мог подарить им райское блаженство, заставить парить в облаках наслаждения, но и единственным, кто хладнокровно и жестоко убил бы их собственным бесчувствием.

Эта девица, что сейчас посапывала в его кровати, не была исключением. Ее темные волосы в беспорядке рассыпались по подушке, ресницы слегка подрагивают, а губы приоткрыты. Вполне себе симпатичная... новая жертва его игры без правил, игры в обольщение и страсть, в которой ему не было равных.

Рассматривая девушку несколько долей секунд, он понял, что не помнит ее имени. Уже не помнит, хотя они познакомились лишь вчера. Кажется, Лиля, цветок? Он никогда не обременял себя этим. Вначале, да, запоминал, даже больше, узнавал всю подноготную своей "жертвы", прежде чем приступить к совершению совращения, а потом... это стало ему ненужным. Он продолжал соблазнять и совращать, делая это, скорее, машинально, чем преднамеренно.

Поднявшись, Денис направился в ванную, где, стоя под теплыми струями воды, мысленно пронесся в прошлое, воскрешая в памяти те отрывки воспоминаний, которые стоило забыть. И он честно пытался. Несколько раз пытался, иногда у него даже получалось. Но никогда не удавалось избавиться от прошлого окончательно. Оно напоминало о себе каждым движением, взглядом, биением сердца. Оно преследовало. Особенно остро впиваясь в него осколками когда-то рухнувших надежд, когда он смотрелся в зеркало.

Зеркало никогда его не обманывало. Оно всегда говорило правду, показывая, кем он является на самом деле. Мерзавцем. И мужчина ему верил, оно его никогда не обманывало.

Приняв душ, Денис направился на кухню и приготовил завтрак. Ничего особенного, яичницу на молоке, тосты с джемом и черный кофе. После чего прошел в комнату, где оставил спящую девушку, и обнаружил, что та уже не спит, глаза ее были открыты.

Едва он вошел, она радостно улыбнулась ему, приподнимаясь на кровати. Надеется на теплое и нежное доброе утро? Кажется, ему придется ее разочаровать. Не в первый раз, и не только ее.

— Проснулась? — проходя мимо нее к шкафу с одеждой, проговорил Денис, даже не взглянув в ее сторону. — Завтрак на столе.

— Мм, ты еще и готовишь? — проговорила она, следя за его движением и сладко потянувшись. — Настоящая находка для любой женщины.

— Не для любой, — коротко возразил мужчина, взяв с полки джинсы, — лишь для той, очевидно, которая не умеет готовить.

Лиля не сразу оценила его юмор, а потому промолчала. Денис тем временем, натянув на себя джинсы, с обнаженным торсом прошествовал к двери.

— Завтрак, — напомнил он, проходя мимо нее. — У меня нет времени, чтобы ждать тебя. Я спешу.

Девушка, прикрывая наготу краешком одеяла, удивленно захлопала ресницами.

— А... мы встретимся вечером? — спросила она, сползая с постели и начиная одеваться.

— Нет.

— Ааа, понятно, — протянула она с сожалением. — А... завтра?.. — с надеждой пробормотала она.

— Вряд ли, — отрезал Денис, натягивая футболку. — Я занят.

Лиля помолчала, а потом, низко склонив голову, напрямую спросила:

— И, наверное, ты уже никогда не выкроишь времени для меня?

Проницательно, ничего не скажешь!

— Наверное, — согласился он со звучащим в голосе холодом. — Жду на кухне, — и скрылся в дверях, даже не обратив внимания на жесткий взгляд, полетевший ему в спину.

На самом деле он лгал, у него не было планов на день, когда он проснулся. Ему снился замечательный сон, в высшей степени прекрасный. Ночь не смогла забрать его в забытье. Он вспомнил, всё вспомнил. Ему снилась она. Его незнакомка. Длинные прямые волосы светло-каштанового цвета, серо-синие, как грозовое небо, глаза, губы, приподнятые в ироничной улыбке-усмешке, гордый приподнятый подбородок, ровный маленький носик и дрожащие ресницы на щеках. Она манила его за собой, звала, увлекала. И в тот момент, когда собиралась обернуться к нему, чтобы он, наконец, увидел ее лицо, мужчина проснулся. Проснулся неудовлетворенным, взбудораженным, раздосадованным и... задетым, уязвленным. Он упустил ее. Свою незнакомку из сна.

Но почему у него сложилось впечатление, что он знал ее, был уверен, что она вовсе не незнакомка? Он, кажется, даже чувствовал аромат ее волос, он преследовал его еще с минуту после того, как он проснулся. Это была ваниль. Пряный запах, взбудораживший что-то в глубине его черствой души. Она будто не была сновидением, а являлась давно забытой реальностью. Но кто она? И почему он не может вспомнить этого?..

Лиля не пришла на кухню, и когда Денис вышел в гостиную, увидел, что девушка уже одета.

— Уходишь? — сухо поинтересовался он, равнодушно глядя на то, как она поправляет волосы.

— А ты хочешь меня задержать? — откликнулась она, бросив на него быстрый взгляд.

Неплохая попытка, но она не засчитывается.

— Я отвезу тебя, куда скажешь, — не глядя на Лилю, проговорил он, засунув руки в карманы джинсов.

— Не стоит, — поджала девушка губы. — Ты же так занят, не хотелось бы тебя отвлекать от важных дел! — ее язва, как бы девушка того ни хотела, не попала по цели.

Денис усмехнулся уголками губ. Какая разумная девочка, сама решила ретироваться.

— Может, ты и права, — пожал он плечами. — Прощай. Уйдешь, дверь просто захлопни, — и, окинув Лилю беглым взглядом, направился в кухню.

Наверное, она не такого поворота событий ожидала от него, а потому, бросив на Дениса гневный взгляд, промолчала, стремительно схватила сумочку и кинулась прочь из квартиры, громко хлопнув дверью.

Денис слышал, как она ушла, но в ответ лишь улыбнулся, поднося к губам чашку с кофе. Истерики, гнев и обиды — всё это он уже проходил и не раз. Но его это не волновало, его интересовало лишь одно... Что это за странное чувство, что загорелось внутри пламенем костра? Жжет, выжигает что-то на его душе, коробит и трется о струнки сознания непонятной пока, надоедливой мыслью. Тело и разум требуют чего-то, да так настойчиво, резво и дерзко, что он не может противостоять этому призыву сердца. Оказывается, у него еще есть сердце. И оно бьется в груди.

Он кинулся к шкафу и схватил камеру с верхней полки, откуда, думал, ее уже не достанет, и стремглав выскочил из квартиры, пешком, не дожидаясь лифта.

Перед глазами стояло ее лицо. Его незнакомки из сна. Его знакомой незнакомки.

Руки дрожали, сжимая камеру, а желание снимать так захватило его, рвалось изнутри, билось и вопило, бурлило, сметая все преграды и ломая противоречия и предрассудки, данные себе обещания и нелепости ума. А на языке... он вновь почувствовал этот вкус. Азарт, встряска, новая цель! В безжизненных, погасших глазах вновь загорелись огоньки, воскрешая мертвеца.

Он фотографировал до умопомрачения. Всех и всё, что попадалось под руку, в камеру. И всё обретало в руках мастера подлинный цвет, оттенок, природную чистоту, изящество и молчаливую красоту. Он снимал, как сумасшедший, щелкал фотокамерой, как заведенный, вновь и вновь — множество фотографий, будто испивал до дна то, к чему не прикасался долгие годы. Снимал, как мазохист, как проклятый, как грешник, которому указали путь на рай. Снимал до тех пор, пока, наконец, не понял, кого видел во сне.

Ее. Ту незнакомку, которую видел из окна автомобиля, когда стоял в пробке. Она шла, держа за руку двух ребят, мальчика и девочку, о чем-то увлеченно с ними беседуя, или же слушая, как они что-то трещат ей на ухо. И она улыбалась, искренне, живо, счастливой улыбкой. Той самой, которой он не улыбался уже более двадцати лет. И ее волосы светло-каштанового цвета развивались, локоны падали на лицо, и ее глаза, кажется, светились... Удивительные глаза!..

Но откуда он узнал, что они имеют серо-голубой цвет? Он был абсолютно уверен, что они схожи по цвету с небом перед грозой. Прекрасные глаза, но... откуда ему это известно?..

Желание снять ее стало почти нестерпимым, настолько, что у него даже зачесались руки. Когда это было в последний раз? Даже не три года назад, а много раньше, в начале пути. Давно, очень давно. Он уже успел забыть, каково это чувство. А она, эта девушка... сделала невозможное, получается!?

И когда понял, что всё для него решено, Денис позвонил Алексею.

— Леша? Давай отбой своей Рогозиной, — заявил он с ходу. — Я сам буду снимать для этого выпуска!..

И он отснял такие фотографии, которые сделали новый номер "Вилы" лучшим из выходивших ранее.

От воспоминаний его оторвал звонок мобильного телефона, завибрировавшего в кармане джинсов.

Оторвавшись от бессмысленного и бесполезного рассматривания московской набережной из окна машины, Денис поднес телефон к уху, даже не глядя на дисплей.

— Ну и где тебя черти носят?! — раздался в трубке возмущенный голос Артема.

— Не помню, чтобы что-то обещал тебе на сегодняшний вечер, — поморщившись, сухо ответил Денис и откинулся на спинку сиденья. — В чем дело?

— Ты обещал, что приедешь к нам, — сдержанно выговорил друг. — Эле обещал.

Да, что-то такое Денис припоминал, но, как дурак, забыл.

— И?..

— Денис, не будь скотиной! — прямолинейно сказал Артем. — Санька и Соня тебя уже заждались.

Денис выругался сквозь зубы. Твою мать!..

— Мог бы поиметь совесть и не говорить, что я приду.

— Чтобы ты потом поимел меня? — в тон его ответил мужчина. — Ни за что! У тебя полчаса, в противном случае сопли и слезы будешь вытирать им сам.

— Это твои дети, вот и займись ими сам... — пытался воспротивиться Денис. — Это вообще не мое дело!..

— Не будь скотиной, Романовский, — повторился Артем, — и приезжай. За что, за какие такие заслуги мои дети любят тебя даже больше меня, родного отца, тебе, наверное, известно лучше меня, и посему ты обязан быть здесь. Уже... через двадцать девять минут! Отсчет пошел.

— Я не нанимался к тебе в няньки, — сквозь зубы пробормотал Денис.

— Выскажешь мне все свои претензии при личной встрече, — покорно выговорил друг. — Всё, отбой. Жду!

И, не сказав больше ни слова, отключился, а Денис, слушая тишину, раздраженно выругался. Но через минуту завел мотор и тронулся с места. К дому Самойловых. Там его встретили безумно радостные крики и повисшие на обеих его руках Соня и Саня, близнецы Артема и Эли. Взгляд их отца, устремленный на него, можно было смело назвать убийственным, но Денис не сказал по этому поводу ни слова. Дети утащили его в гостиную, где, соблюдая возрастную субординацию, стали горделиво хвастаться новыми игрушками.

Лишь в девять, когда Эля увела их спать, Денис вздохнул спокойно. Артем, наблюдавший за ним, сидя в кресле, улыбался.

— Слушай, — сказал Денис, — тебе нужно мне платить за то, что я сижу с твоими детьми. Ты не думал об этом, а? — он поднялся с пола и сел на диван.

— Нет, не думал, — совершенно беззаботно отозвался Артем.

Денис неодобрительно хмыкнул, но промолчал.

— Пойдешь на день рождения Павла? — огорошил его вопросом друг, кажется, ничуть того не смущаясь.

Денис налил себе виски и скептически скривился. Посмотрел на друга и нахмурился. Артем не отстанет от него, видимо, если не получит ответ, который ожидает!? Тот непринужденно рассматривал газету, то и дело бросая на Романовского короткие беглые взгляды.

У них уже возникал такой разговор. Артем просил, чтобы Денис поплелся на день рождения к его пятой воде на киселе, и тогда, мужчине думалось, он ясно дал понять, что эта идея его не привлекает. Разговор состоялся на следующий день после завершения съемки. Они заканчивали рассматривать фотографии и выбирать подходящие, когда, нарушая тишину, Артем вдруг заявил:

— Паша звонил.

— Кто! — обернулся к нему Денис и удивленно спросил: — Я его должен знать?

— Мой племянник, сын Анжелы, — нахмурился друг. — Ты что, его совсем не помнишь?

— Что-то такое припоминаю. Очень смутно, — признался он. — И что с ним? Жив, здоров, благополучен?..

— У него день рождения в эту субботу, — сказал Артем, и после паузы: — Он приглашает и тебя тоже.

— С чего такая честь? — уставился Романовский на Артема.

Тот пожал плечами.

— Наверное, хочет поблагодарить тебя за то, что ты помог ему устроиться после института.

Денис фыркнул и отвернулся к окну.

— Подумаешь, кое-что ляпнул на ухо главному редактору "Гранде́". И что, герой после этого? Тем более тот был... слегка пьян.

— Парень считает своим долгом поблагодарить тебя...

— Как? Пригласив меня на свой день рождения? — саркастически хмыкнул мужчина. — Оригинально, ничего не скажешь.

— Прошу тебя, не язви. Мне казалось, у тебя улучшилось настроение после того, как ты завершил съемку.

— Есть такое дело, и что дальше? — скривился Денис. Почему все теперь давят на него этой фотосъемкой!?

— Мог бы и расслабиться немного.

— У меня много дел...

— В субботу тоже?

Денис молчал. Уж кому, как не ему, знать, что Артем Самойлов порой бывает упертым бараном!

— Черт с тобой, я подумаю! — рыкнул он, выругавшись.

— Это звучало так же прелестно, как и твое нежелание фотографировать. Несколько дней назад.

Денис смерил друга предупреждающим взглядом, но тот лишь рассмеялся.

На этом разговор они оставили. И вот Самойлов, чтоб ему... хорошо жилось, вновь решил его пытать!?

— Ну, так что? — не услышав ответа, воззрился он на Дениса. — Пойдешь?

Денис сжал стакан и, зло сощурившись, посмотрел Артему прямо в глаза.

— Если я скажу "да", у меня есть шанс провести этот вечер в тишине и покое? — раздраженно спросил он.

Артем пожал плечами и растянул губы в улыбке.

— Можешь рассматривать такой вариант.

— Тогда я говорю "да". Да, черт возьми! — повысив голос, повторил Дэн. — Хотя не понимаю, какого хрена я соглашаюсь идти к тому, кого едва знаю. Но если это обеспечит мне хотя бы час без твоего нытья!..

— Думаю, тебе там будет весело, — перебив его, усмехнулся Артем, а потом толи серьезно, толи иронично, добавил: — По крайней мере, там точно будет присутствовать достаточное количество новых... жертв для соблазнения. Это я могу тебе гарантировать.

Денис застыл, глядя мимо Артема, а тот отложил газету в сторону и поднялся из кресла.

— Пойду посмотрю, как там дети, — сказал он и, не обращая внимания на помрачневшее лицо своего друга и непосредственного начальника, вышел из комнаты.

А Денис сощуренными остекленевшими глазами смотрел в немую пустоту. Ни один мускул на его лице не дрогнул, но нижняя губа непроизвольно шевельнулась, будто мужчина хотел что-то сказать и внезапно передумал.

Значит, вот как?.. Именно таким он казался окружающим? Хладнокровный хищник, убийца чувств и романтических иллюзий, соблазнитель, выбирающий себе новых жертв одну за другой? Так!?

Грешник с клеймом распутства, будто вытатуированном на теле. Человек без сердца, ибо сердце его когда-то нарочно вынули из груди и растоптали грязными подошвами пошлости и подлости.

Хладнокровная машина, а не человек. Зверь, а не мужчина. Вот таким его видят все?

Так зачем же он будет сейчас нарушать стереотипы, формировавшиеся годами?..

Поджав губы, он осушил стакан с виски одним большим глотком.

Иногда стереотипы могут превратиться в условия существования. И для него они уже стали всем, чем он дышал и жил, превратив его в того, чью роль ему когда-то приказали играть.

— Новые жертвы для соблазнения, значит, — выговорил он себе под нос. — Что ж... значит, так тому и быть.

Вырваться из порочного круга собственного распутства он опять не смог. Слишком сильно маска игрока в соблазнение срослась с его собственным лицом.

13 глава

Ее всё же вынудили согласиться. Сестра, заручившись поддержкой Макса, умело уговорила Сашу, найдя те самые аргументы, которые и стали решающими в принятии окончательного решения.

Хотя, наверное, толчком к тому, чтобы дать согласие на приглашение Паши, стал неожиданный звонок, раздавшийся на ее мобильный в субботу утром. Саша пришла в ателье и собиралась на свадьбу Соловьева, когда в кармане ее сумки завибрировал телефон. Она с неохотой потянулась за мобильным и, увидев номер звонившего, нахмурилась. Захотелось отключиться, вот так — по-английски, даже не отвечая. Но природное чувство совести взяло верх над необъяснимой неприязнью, которую она испытывала к этому человеку.

— Алло, — проговорила она, ожидая услышать уговоры Погорелова, и мысленно пытаясь придумать ответ.

— Александра?

Она узнала этот голос и, вновь борясь с желанием послать звонившего к черту, сухо проговорила:

— Слушаю вас, господин Погорелов.

— Я рад, что вы меня узнали, — рассмеялся мужчина, а Саша скрипнула зубами. — Но, к сожалению, мой звонок... должен будет расстроить вас.

Саша промолчала, гадая, что он хочет ее сообщить. В мозгу роем ворошились предположения и догадки, но девушка и близко не подошла к тому, что сказал ей Погорелов.

— Мы решили... — продолжил мужчина, — отозвать свое предложение о найме вас в журнал. К счастью, мы нашли фотографа для номера, а учитывая, что вы... — он прочистил горло, -...не собирались соглашаться... ситуация разрешилась довольно радушно.

Желание послать его к черту стало практически нестерпимым. Откуда такое раздражение!? Они, видите ли, решили отозвать своё предложение о найме ее в журнал. Печальное известие, ничего не скажешь! И они нашли фотографа, который ее... заменит, кажется ,так нужно сказать? А на самом деле ее вышвырнули вон.

— Я рада за вас, господин Погорелов, — холодно проговорила девушка, сжимая телефон. — Надеюсь, всё у вас будет хорошо, — зачем-то добавила она и тут же за это себя отругала. Какого черта она желает всего хорошего Романовскому!? — Всего доброго! — быстро добавила она, желая скорее отключиться.

— Подождите! — воскликнул Погорелов, останавливая ее. — Александра Кирилловна?

Саша замерла, брови сошлись на переносице. Ну, что он еще от нее хочет? Попрощались полюбовно и хватит на том. Никто не хочет ругани и разборок, зачем же начинать?

— Скажите, — спросил мужчина, — мне просто интересно... вы собирались принять наше предложение?

— Нет, — не раздумывая, заявила девушка. — Я даже не рассматривала его. Поэтому, как вы верно заметили, всё закончилось для нас... довольно радушно, — она натянуто улыбнулась. — Еще вопросы?

— Нет, пожалуй, больше нет, — пробормотал тот, ошарашенный, по всей видимости, ее откровением.

— Тогда до свидания, — попрощалась девушка и нажала на "отбой".

В груди всё клокотало. От непонятной, необъяснимой ярости. Обида проснулась в ней вновь. А ведь она пыталась забыть, даже отпустить прошлое вместе с Романовским, и — пожалуйста, новая насмешка от него! Подонок, что с него взять? Да как он посмел!? Издеваться над ней вновь? Столь... искренне предложить ей работу в своем журнале, а затем... огорошить известием, что, оказывается, они уже нашли фотографа! Он посмел опять выбросить ее на помойку. Мерзавец!

— Саш, с тобой всё хорошо? — появился около нее Ваня.

Как странно, что он всегда оказывался рядом с ней в трудные моменты, будто чувствовал, что ей нужна поддержка. Жаль только, она не могла оценить его усилия помочь ей по достоинству. Черствая циничная дура! Куда ты смотришь, где твои глаза?! Очнись ты уже, хватит думать о человеке, который испортил тебе жизнь! Почему все твои мысли сводятся к нему, и лица всех мужчин смотрят на тебя его глазами?

— Саш?.. — Ваня подошел к девушке и положил руку ей на плечо. — Что произошло?

— Ничего.

— Ну, я же вижу, я не слепой, — мягко проговорил мужчина. — Ты такая после прихода человека из "Вилы".

Саша молчала, да и что она могла сказать? Если говорить обо всем, что связывает ее... с "Вилой", то пяти минут на это не хватит. Да и не стоит Ване знать правду о Романовском.

— Ты не хочешь говорить об этом? — тихо спросил Ваня, опуская голову.

— Не хочу, — так же тихо ответила девушка, не глядя на молодого человека.

— Это связано с прошлым, да? — не поднимая головы, пробормотал парень.

— Да, — поджав губы, сказала Саша. — Пожалуйста, не настаивай, я не хочу говорить об этом.

— Прости...

Девушка стремительно обернулась к нему и сжала мужское плечо, почувствовав, что Ваня вздрогнул.

— Есть вещи, которые не расскажешь и близкому человеку!.. — попыталась оправдаться она.

— А я тебе никто, так? — горько усмехнулся Ваня, поднимая взгляд на ее лицо. — Просто напарник, да? — он втянул воздух, снова усмехнулся, покачав головой, а потом мягко высвободился, отходя от Саши. — Я не дурак, понял. Извини, что пристаю к тебе, — и двинулся к двери.

Саша почувствовала себя мерзкой стервой. Черт побери! Что Романовский делает с ее жизнью!? Почему она превращается в ему подобное черствое, циничное, эгоистичное существо?! Она грубит самому доброму и светлому человеку, которому, к тому же, небезразлична, и не может справиться с собой. Почему она не справляется с собой, не вычеркивает мерзавца из своей жизни и не впускает в нее любящего человека?!

— Ваня! — окликнула она его, остановив в дверном проеме. Он обернулся полубоком, насупившись, бросил на нее короткий взгляд, и девушка спросила: — А ты... — запнулась, не зная, как сказать. — Наша... завтрашняя встреча остается в силе?

Иван пожал плечами и грустно улыбнулся.

— Если ты не против, то да.

— Я не против!

— Хорошо, — без эмоций проговорил Ваня и мотнул головой в другую сторону. — Я пойду, скоро выходим, а мне нужно взять всё необходимое. Буду ждать тебя на выходе, ок?

Саше ничего иного не оставалось, как молчаливо кивнуть. Она только что обидела его, и на сердце стало мерзко и грязно. Она ведь не такая на самом деле, откуда в ней вся эта грубость, негатив, колкость? Может, всему виной владелец "Вилы", но нельзя ведь валить всё на него! Может, она просто устала? И ей банально стоит отдохнуть? Не взять отпуск и уехать на Мальдивы, а просто по-человечески отдохнуть!? Кажется, за столь отличительное рвение в работе она должна была заработать пару выходных.

И ее в этом позже поддержала Света. Хотя, той и палец в рот не клади, дай отправить ее отдыхать, а уж если и повод есть столь замечательный — день рождения бывшего однокурсника, то вообще! Сам Бог велел, не раздумывая, соглашаться.

Но, тем не менее, Саша всё еще сомневалась. Откуда в ней вся эта мнительность?! Неужели опять?.. Так, стоп. Хватит уже терзаться, думать об этом человеке, вспоминать его и то, что было. Он — это прошлое, его давно пора забыть, а она, как мазохиста, продолжает вспоминать! Это уже ненормально, и если она вскоре не избавится от этой... мнимой зависимости и не отпустит обиды и боль, то попадет в психушку.

Разговор с сестрой состоялся у нее утром воскресенья, когда сестра заявилась к ней с утра пораньше и пригласила (читай, в приказном порядке заявила, что отказы не принимает) ее прогуляться по магазинам.

— Сашулька! — заявила она с порога, влетая в гостиную. — Ты еще спишь? — удивилась она, осмотрев сестру, одетую в темно-синюю ночную рубашку. — Полдень, а ты глаза еще не продрала!

Сообщать Светлане, что ночью почти не спала, думая о том, как загладить вину перед Ваней, девушка не стала. Она проследовала за сестрой, которая, бросив в гостиной сумку, кинулась в кухню.

— У меня был тяжелый день вчера, — проговорила она, садясь на стул и наблюдая за тем, как Светлана по-хозяйски стала лазать по шкафчикам и полочкам в попытке отыскать то, что можно приготовить.

— Так то было вчера! — воскликнула она и без паузы: — У тебя что, чая нет?

— Только кофе, — кивнула Саша. — У меня как-то времени не было сходить в магазин.

— Вот! — резко повернулась к ней сестра и подбоченилась. — Об этом я и хотела с тобой поговорить!

— О кофе? — схватив из корзинки печенье, Саша принялась его грызть, уставившись на Свету.

— О том, что тебе некогда сходить в магазин, — вздохнула та и присела на соседний стул. — Скажи, когда ты в последний раз покупала себе что-то новенькое из одежды?

— К чему ты клонишь? — нахмурившись, с подозрением спросила Саша.

— Я не клоню, я открытым текстом тебе говорю, что сегодня мы с тобой пойдем по магазинам! — взмахнула она руками и широко улыбнулась. — Ты рада? — бросив быстрый взгляд на изумленное с кислой миной лицо младшей сестры, она усмехнулась: — Вижу, ты просто счастлива. Так где же чай? — без паузы выдала она.

Стоит ли говорить, что выбора, идти или не идти со Светой, у Саши не было? Пришлось идти.

И когда гардероб девушки пополнился двумя платьями, жакетом и брючками с блузкой, она взмолилась:

— Светик, а может, хватит уже, а? Пойдем домой? Мне это носить не сносить!

Они сидели в кафе одного из московских торговых центров, и Света, как догадывалась Саша, уже стояла на низком старте, чтобы рвануть в очередной магазин за очередной вещицей для младшей сестренки.

— Сашка, ты ведешь себя, как пацанка, а не как красивая девушка, — возмущенно воскликнула сестра. — Ну, почему ты так не любишь ходить по магазинам? Ты же у меня такая красавица! — елейно засюсюкала она.

Саша скривилась. Ага, осталось еще, как в детстве, подергать ее за щечки и чмокнуть в кончик носа.

— И вообще, — с укором взглянула Света на девушку, — я так просто тебя не отпущу! — и доела пирожное.

Звучало это как-то угрожающе, и Саша вскинула бровки. А Света, прожевав и запив кофе, заявила:

— Если помнишь, ты обещала мне рассказать, что за история у тебя произошла с этим... Романовским? Да и про Ванечку ты что-то там говорила, нет? — невинно захлопала она ресничками.

Интересно, с каких это пор Иван стал для Светы "Ванечкой"?! Этот вопрос так и повис у Саши на языке.

— Да что рассказывать, — сказала Саша. — Романовский позвонил мне и предложил работу в своем журнале.

Хотелось верить, что эти слова были произнесены сухо, равнодушно и обыденно, нужно было бы еще эффектно пожать плечами в завершение образа, но Саша и так едва сдерживалась от проявления эмоций.

— Что, вот так прям позвонил и предложил!? — воскликнула Света. — Ну, это просто... феноменально!

— Нет, звонил его сотрудник, — сказала Саша, мотнув головой. — Я даже не уверена, давал Романовский это поручение, или и для него это стало новостью, — поглаживая края чашки кончиками пальцев, добавила она.

— От этого человека можно ожидать, чего угодно, — холодно отрезала Света. — Надеюсь, лично ты с ним не виделась? — она с некоторой опаской взглянула на младшую сестру.

— Нет, — сказала та, — и надеюсь, что не встречусь никогда. Вчера мне звонил тот самый сотрудник "Вилы" и сказал, что они, оказывается, — голос ее обрел сталь и горькую иронию, — уже нашли нового фотографа для журнала и не нуждаются в моих услугах. Будто я собиралась согласиться! — зло выдохнула она.

— Вот гад! — не стесняясь, выдохнула Света.

— Читаешь мои мысли, — сухо поддакнула Саша. — Но самое ужасное, что он будет думать, что хотела дать согласие, понимаешь?! Уверена, что этот... Погорелов, — скривилась она, — не скажет ему правду!

Девушка замолчала, в задумчивости уставившись в пустоту, а потом, внимательно взглянув на Свету, которая тоже молчала и не отводила от нее глаз, с чувством призналась:

— Иногда мне хочется встретиться с ним, во так — лицом к лицу, и сказать всё, что я думаю о нем!

Светлана откинулась на спинку стула и покачала головой.

— Зря ты тогда не позволила Максу поговорить с ним, — с сожалением проговорила она. — Думаю, он бы объяснил ему, что к чему.

— А что это изменило бы? — с грустью произнесла девушка. — Ни-че-го. И не стоит уже вспоминать это.

— Ха! Кому ты об этом говоришь!? — расширились глаза сестры. — Сама только и делаешь, что копишь в себе обиду! Ты не думаешь, что это становится... ненормальным?

— Я уже пила антидепрессанты, — криво усмехнулась Саша. — Пройти еще один курс реабилитации?

— Думаю, он не поможет. Пока ты в себе не переживёшь всё это, любые курсы будут бесполезными.

— Ты же понимаешь, — тихо проговорила Саша, — что такое не забываешь в один миг.

— Понимаю, — сжав руку сестры, мягко проговорила Света. — Но ведь не один миг прошел, а три года.

Саша не ответила, ощущая тепло ладони сестры, она смотрела в пустоту не видящим взглядом.

— После смерти Миши я думала, что мне не будет больнее, — прошептала она, чувствуя, что в груди растет и крепнет соленый комок слёз. — Я вообще думала, что не переживу его смерти, но оказалось, что могу. Но чего мне это стоило! — она закрыла глаза и закусила губу. — Я его предала, а потом... всё, что случилось... это просто небеса наказали меня, — сделав паузу, девушка сглотнула острый комок, возникший в горле. — Знаешь, я думаю, что если бы не... Романовский, — сделала паузу перед произнесением его фамилии, тихо проронила она, — я бы никогда не смогла оправиться от гибели Миши. Он переключил всё мое внимание на себя, и боль от потери Миши... она затихла, — закончила она, будто признавшись в чем-то интимном.

Взгляд Светы, направленный на сестру, был мягким и нежным. Как у мамы!

— Если ты понимаешь это, — спросила она, погладив руку Саши, — тогда почему так ненавидишь его?

— А ты? — напрямую спросила девушка.

— Он причинил тебе боль, — сказала, как отрезала, Светлана. — Этого я ему не прощу!

— Он мерзавец, — коротко бросила Саша, глядя на сестру в упор. — Поэтому я его и ненавижу! И вообще, — легко хлопнула она ладонью по столику, — может, хватит о нем? У меня есть еще две хорошие новости!

— Ваня к ним имеет отношение? — подмигнула Света сестре, милейше улыбнувшись.

— К одной из них — самое непосредственное, — улыбнулась Саша в ответ. — Я ведь уже говорила тебе, что он пригласил меня на ужин сегодня? — брови сестры подскочили на лоб в удивлении и нетерпении. — Так вот, я согласилась пойти с ним, — не стала ее томить Саша.

Светлана чуть не подпрыгнула на стуле.

— Йехуу! Наконец-то! — радостно вскричала она. — Наконец-то, ты выбираешься из своей норки, нужно это отметить. Шампанского? — подмигнула он, а потом почти без паузы спросила: — А другая новость? Такая же отличная, как и первая?

— Возможно. Мне звонил Паша Ерёмин, — сказала Саша. — Пригласил на свой день рождения, но я...

— Так это же здорово! — воскликнула сестра, перебив девушку. — Почему на тебе эта кислая мина? — заметив сомнения на лице Саши, с подозрением уставилась Светлана на нее.

— Он будет праздновать на даче. На той самой даче, — уточнила она на всякий случай.

Повисшая между сестрами пауза, длилась недолго.

— И что! — через несколько томительных секунд заявила сестра. — Смело соглашайся, даже не раздумывай. Нужно избавляться от прошлого. Тебе двадцать шесть лет, а ты сидишь в четырех стенах, как затворница!

— У меня работа... — попыталась оправдаться Саша.

— У меня тоже, — без тени смущения парировала сестра. — А еще муж и двое детей.

— Сравнила! Это не одно и то же, — кажется, если и вразумлять Свету, то нужна мощная артиллерия.

— Что тебя смущает, скажи откровенно? — откровенно спросила Светлана. — То, что торжество пройдет на той даче? Так что, это проблема?

— Это — нет, — ответила Саша. — Воспоминания — да.

— Поставь их на паузу! И тем более, — наклонилась Света к сестре, — может, это тебе, наоборот, поможет, ты не думала? Клин клином и всё такое, — улыбнулась она. — И к тому же, там не будет Романовского, это просто день рождения, хватит строить ассоциации.

Саша покачала головой и промолчала. В душе всё еще было много сомнений, а неуверенность в себе и собственной способности справиться с тем, что она "увидит", попав туда вновь, ее терзали. Но ее сомнения были вдребезги разбиты новыми уверениями сестры. И Макса, подключившегося к жене. Ему, видите ли, тоже казалось, что это "пойдет ей на пользу", отдохнет, наберется сил, постарается справиться.

Что ей оставалось делать, когда против нее ополчились такие явные генералы атаки? Только согласиться.

И вот Саша находилась на той самой даче, что и четыре года назад. Здесь почти ничего не изменилось. Даже дом был всё тем же, кирпичным, одноэтажным и уютным, что уж говорить о беседках и саде в целом? Точнее, той самой беседке... ведь именно она вызывала в душе Саши целую гамму разнообразных чувств.

Девушка приехала одной из первых, пришлось взять для этого автомобиль у Максима. Они со Светой не желали, чтобы Саша добиралась до пригорода, а потом и до города на автобусе или такси. Павел встретил ее радостной улыбкой и заключил в медвежьи объятья.

— Вот! А говорила, что не сможешь! — пробасил он, отстраняясь от девушки, и указал ей в сторону костра. — Иди туда, там скоро костер будет и шашлыки.

Саша протянула парню коробочку с подарком.

— С днем рождения.

— О! — воскликнул он, принимая подарок. — Это так ми-ило-о! Спасибо, Сашка!

— Надеюсь, угодила, — улыбнулась она, на что Паша лишь махнул рукой, мол, не говори глупости.

Постепенно все остальные гости тоже стали подтягиваться, однокурсники Саши и именинника, а также его новые друзья и коллеги по работе. Саша узнала, что Павел работает фотографом в модном журнале уже более трех лет, и была приятно удивлена. Она была рада увидеть однокурсников, со всеми обнималась и целовалась в щечку, улыбалась, да так, что скулы вскоре свело от этого, но вскоре после того, как все гости выпили за здоровье именинника, желая ему всего наилучшего, девушка поняла, что ей хочется отдохнуть от этой беззаботности и суеты в уединенном уголке сада.

Может, в том самом, где она пыталась уже спрятаться однажды? Все ее желания были устремлены туда, и она ловила себя на мысли, что не может контролировать их. Она поднялась со своего места и, извинившись перед Пашей, сказала, что хочет пройтись по саду.

— Да что там интересного, Саш? — попытался ее задержать в кругу гостей именинник. — К тому же, я еще одного гостя жду, очень известного, — зашептал он заговорщески. — Только кого, я тебе пока не скажу.

— Потом познакомишь нас, хорошо? — улыбнулась девушка, направляясь в сторону фруктовых деревьев.

Паша не стал ее останавливать, и девушка покинула веселый круг, за несколько минут до того, как ее место занял тот самый именитый гость. Но она его уже не увидела.

Она бродила по саду, медленно и неспешно, наслаждаясь относительной тишиной. Вокруг нее летали призрачные видения, отголоски прошлого, воспоминания.

Полутьма летнего вечера, шумное веселье на задней площадке сада, едва различимый мужской силуэт, робкое дыхание и иступленный шепот в шею. Стон, крик, тяжелое прерывистое дыхание. Слияние тел...

Закрыла глаза, будто пытаясь перевернуть для себя одну из страниц книги жизни. Зачем ей всё это? Она всей душой желала забыть, но это место не позволяет сделать столь опрометчивый шаг. Воспоминания накрыли девушку с головой, унося в далекий призрачный, но такой реальный мир июня 2008 года.

Может, иногда лучше получить удар по голове и страдать амнезией, чтобы память столь настойчиво не подсказывала, что прошлое ходит за тобой по пятам, чем вот так каждый раз спасаться от него?

Засунув руки в карманы накинутого на плечи кардигана, потому что вдруг почувствовала, что ее знобит, Саша медленно прошлась вдоль засаженных разнообразными цветами клумб. Яблоневые деревья клонили ветки к земле так сильно, что девушке казалось, будто, образуя своеобразный навес, тянут свои шершавые ветви-ладони к ней. В аллее, где она шла, нежно пахло августовскими цветами и пряностью яблок, и Саша с наслаждением вдыхала этот аромат, вызывавший на ее лице невольную улыбку.

Как же прекрасен пригород Москвы! Здесь забывались обиды, и уходила на мгновение боль. Даже глас воспоминаний становился тише и глуше, притупляемый очарованием вечерней прохлады, ароматами трав и цветов, запахом костра, доносившимся с другой стороны сада, и ощущением безграничной всевольности.

Саша шла, медленно делая шаг за шагом, приподнимая подбородок и глядя на темное августовское небо с прорезавшимися на нем первыми звездочками. С удовольствием вдыхала воздух последних летних дней и кое-где останавливалась, оглядываясь по сторонам. Она попала в сказку!..

Тишина, покой, уединение. Всё, что нужно было ей для счастья, она нашла именно здесь. Светлана, как всегда, была права. Ей просто требовался отдых, можно сказать, она в нем нуждалась. Зато сейчас, какой прилив сил девушка ощущает в себе! Даже воспоминания засели глубоко внутри, потесненные чувством полного умиротворения, нахлынувшего на нее.

Где-то вдали слышались веселые голоса, женский смех и мужской, ему вторящий, песня, льющаяся из динамиков, разнообразные шутки, разговоры ни о чем и истории, вызывающие на лице улыбку.

Саша находилась далеко от этого мира. Как и тогда... Девушка усмехнулась, опустив голову. Она всегда была немного странной, не стремилась к компании, любила одиночество, шум древесной листвы и шелест книжный страниц. Это Миша создавал компанию возле нее, а она... Саша принимала его подарок.

Миша. Как странно, вспоминая о нем, девушка уже не чувствовала той острой боли, преследовавшей ее раньше, теперь вместо нее в груди горькое томление и тоска — не более. Как странно!

Может, действительно время лечит? Ведь гораздо более обидно и... больно становится при упоминании имени человека, который толкнул ее на предательство. На двойное предательство!

Саша покачала головой, медленно продвигаясь вперед. Опять это чувство — безысходности и пустоты, а еще вины. Больно, но уже не режет так сильно в груди. Тоже прошло?.. Девушка горько усмехнулась. Нет, наверное, просто утихло.

Остановившись, окинула беглым взглядом сад. Где-то здесь должна быть та беседка.

Зачем ищет именно ее, она объяснить не могла, но сердце рвалось именно туда. Да, она определенно не совсем нормальная, Света права. Истязает себя, подобно мазохистке, а потом плачется, молит о забвении.

Но, повинуясь необъяснимому импульсу, более древнему, чем сама жизнь, Саша двинулась в сторону, где находилась беседка, туда, где совершила свое грехопадение. И где должна была получить прощение.

Медленно, едва слышно, будто зачарованная, Саша продвигалась вперед, и внезапно... потревоженная мягким женским смехом, застыла, как вкопанная. Она здесь не одна?.. Сердце, словно пойманное на месте преступления, забилось птицей в груди, а в висках бешено бьется пульс.

Женский смех раздался вновь, а за ним — томный и грудной мужской. Шепотом. Бархатистые нотки, мягкость и шелк этого голоса, будоражащие кровь и плоть, вызывающие мурашки на теле, дрожь и трепет.

Она уже слышала этот голос однажды. Очень давно... или это было вчера? Наваждение какое-то! Словно сон и реальность сплелись в одно целое, представляя ее взору картинку из книги судьбы. Ее судьбы.

Ей нужно было уйти, сразу, как только услышала чье-то движение вдали, она никогда не подсматривала! Но разве могла она поддаться уговорам разума, когда сердце стремилось — туда. Будто ожидало чего-то. Как безумное билось в груди с единственным желанием — увидеть, распознать, подтвердить подозрения.

Не контролируя себя, Саша двинулась вперед, как на автомате. Ох, не нужно было нарываться на неприятности и ненужные воспоминания, потому что парочка, по всей видимости, находилась в той самой беседке, к которой она направлялась, но, не внимая здравому смыслу, а продолжила медленно, на ставших вдруг ватными ногах продвигаться вперед, Саша не думала уже ни о чем, кроме того, что увидит... там.

Послышался звук возни, женский смех, со сладким придыханием переходящим в полустон. А затем мужской ответ, шепот — но показавшийся таким громким, что Саше казалось, он сейчас оглушит ее.

Сомнений, чему она может стать свидетельницей, у нее уже не осталось. Но вместо того, чтобы закрыть глаза, незамеченной убежать в другую часть сада и дать себе шанс на спасение, девушка целенаправленно шла в самую гущу разворачивающегося действа, из-за кустов шиповника наблюдая за очертаниями фигур двух любовников. Женщина, откинувшись на стенки беседки, спиной к Саше, выгнулась под напором тела мужчины... Саша в мягком свете садовых фонариков уже различала ее лицо. Мила, ее однокурсница...

А потом, когда мужчина поднял голову, выплывая из полутьмы, и дерзко улыбнулся, она увидела его.

Конечно, могла и ошибиться, было слишком темно, она выпила немного вина в честь именинника, и всё же... Это был он. Она знала это наверняка. Денис Романовский. Здесь. Снова. Как и четыре года назад.

Дежавю!..

Сердце останавливается лишь на краткий миг, а потом начинается биться, как сумасшедшее. Дыхание учащается, тяжелое и глубокое, спертый воздух свинцом давит на легкие, вынуждая Сашу приоткрыть рот. Но девушка не уходит, даже с места не двигается, продолжает наблюдать за разворачивающейся перед ней картиной соблазнения. Такой же, как и четыре года назад, когда на месте Милы была она сама.

Оцепенев, она следила за движениями мужчины, когда тот поглаживал женское тело, вызывая стоны из груди девушки. Звук поцелуев, ласка языка, шуршание одежды и влажный шепот слов, полустоны и едкий жар наэлектризованного воздуха, пронзивший и ее насквозь. Звук расстегиваемой молнии, жадная просьба о получении наслаждения, и Саша краешком сознания понимает, что нужно бежать, но... не может.

Даже когда мужчина, оторвавшись от тела жертвы, приподнимает голову и... пристально смотрит на нее. Что-то в Сашиной груди обрывается. Он увидел ее! Желание убежать, повинуясь инстинктивному порыву, как защитная реакция на столь щепетильную ситуацию, борется с желанием увидеть. На то, как и она тогда сходила с ума от ласк этого мужчины!..

По логике и всем допустимым нормам морали он должен был прекратить, остановиться, закричать на нее, обругать за наглое и бесцеремонное подсматривание, но он... повел себя, как настоящий развратитель. С хищнической улыбкой, растянувшей его губы при взгляде на нее, он, не отводя глаз от Саши, вернулся к своему занятию, продолжив исступленно ласкать женское тело. Ухмыляясь уже не только губами, но своим порочным взглядом, который был словно прикован к ней. Как и ее взгляд — к нему.

И это ее отрезвило. Этот человек не чурается ничего. Никаких норм, запретов, правил для него просто не существует, о нравственности он, очевидно, тоже не слышал. Но она-то, она!.. Чем она лучше него!? Стоит и смотрит на это... извращение, как самая последняя!..

Издав негромкий глухой полустон-полувскрик Саша резко развернулась и быстрыми шагами бросилась прочь, переходя на бег. В голову стучала и молотила кровь, дыхание срывалось, а перед глазами — вновь и вновь его ухмылка и бездонные демонские глаза. Те самые, что толкнули ее на предательство!

Она не почувствовала себя в безопасности, даже когда оказалась перед домом, куда стремглав влетела, перепрыгивая через ступеньки. Забилась в дальний уголок кухни, нависнув над раковиной и опустив глаза.

Он здесь. Романовский, словно преследуя ее, пришел сюда снова! За ней?.. Смех просто! Учитывая, чем он занимался в саду. В той самой беседке, в которой... О Боже! Каков мерзавец!..

Чувство, будто ее вываляли в грязи, не исчезло и после того, как Саша, ополоснув лицо холодной водой, облокотилась о раковину, силясь удержаться на ногах. Те дрожали, но девушка не могла сделать и шага, чтобы присесть на стул. В груди тоже всё дрожало, пульс колотился в запястья, сквозь приоткрытые губы вырывалась тяжесть дыхания.

Но всё для перевернулось в миг, когда она затуманенным сознанием услышала легкие шаги за спиной. И она поняла, что это он, и что он нашел ее. Снова! Как и четыре года назад. Она чувствует, что это он, и тело дрожит, силясь оставаться на месте. Вдох-выдох, вдох-выдох... она это выдержит.

— Это было очень нехорошо с твоей стороны, — внезапно слышится за ее спиной хриплый томный голос зверя в мужском обличии. — Подсматривать, — поясняет голос.

Саша в этот миг, слушая, как стучит сердце где-то в области ребер, едва сдерживается, чтобы не заорать.

— Очень нехорошо, — поцокав языком, продолжил мужчина, сделав шаг в ее сторону.

Она чувствует, что он уже рядом, и заставляет себя успокоиться, сжав ладонями края раковины. Стоит ни жива ни мертва, не глядя на него, ощущая, что ладони до боли вцепились в керамику.

— Я жду извинений, — послышался его бархатистый голос. — Ты можешь загладить свою вину?

Желание убежать сменяется желанием врезать ему. Нет, она уже никогда своей вины не загладит!

И оборачиваясь к нему, глядя в дерзко красивое лицо и встречаясь с темным порочным взглядом, она с ужасом понимает, что он, черт его побери, ее так и не узнал!..