Новатерра. Часть 4. Хранитель

— Не знаю, Аль, ведь это просто сказка, не более того. Но кое в чём я уверена абсолютно. Брать всегда легко, отдавать же невыносимо трудно, ибо берёшь чужое, а отдавать приходится своё. Самый злейший твой враг — тот, кому ты дал взаймы либо в обмен, кажущийся неравноценным. И ещё: слабый всегда завидует сильному, бедный — богатому, трус — смельчаку, униженный — гордому, уродливый — красавцу, а, зависть, Аль, это страшное чувство!

— Алька, ты..! Я..! Ты..!

— Пустое, милый, успокойся, — она ласково провела пальчиком по его дрожащим губам. — Сказка — ложь, да в ней намёк. А дальѓше думай сам. Я очень не хочу, чтобы ты — а значит, и все мы — попал в положение доброго странника. Спи, я завтра займусь наведением блеска на твою жемчужину.

— Алька, зачем же ты снова..?!

— Спи, несмышлёныш! В твоей далекой стране, прощаясь, говорят: аста маньяна! До скорого! До встречи! До утра...

...До утра рыцари должны были преодолеть пешком более тридцати километров. Неблизкий и опасный путь. Тяжёлый, сверх меры опасный груз...

...А высокоразумный, но при этом слабо чувствующий монстр спокойно спал, зарывшись в камыши. Ибо не чувствовал угрозы. Не умел, пусть даже и предполагал, как Это делается. А подсказать ему, предостеречь... Да кто ж ему, болезному, подскажет?! Конспирация!..

... — Ну и хорошо, — надрывным стариковским голосом прокашляло неведомое Запределье. — Знать бы ещё, как это на самом деле — 'хорошо'!...

Потупя взоры, не смотря по сторонам,

Через отчаянье, молчанье, тишину

Спешили женщины прийти на помощь нам, —

Их бальный зал — величиной во всю страну.

Куда б ни бросило тебя, где б ни исчез, —

Припомни этот белый зал, — и улыбнёшься.

Век будут ждать тебя — и с моря, и с небес —

И пригласят на белый вальс, когда вернёшься.

(В.С. Высоцкий)

Что за бред?!

По мотивам рекламы фруктового сока:

— Ты видел, внучек, чтобы я наши яблочки какой-нибудь гадостью поливал?

— Нет, дедушка.

— Ну, слава Богу! А то бабушка внезапно померѓла...

Будучи ещё майором ВДВ — и даже курсантом военного училища, — нынешний Полковник всея Руси люто ненавидел понедельники, причём не только и даже не столько из природной лени. Вести ли речь о добром отношении, если именно по этим гибѓлым дням происходили самые придирчивые смотры, собирались разгромные совещания, начинались итоговые проверки, долетали 'новые веяния' и комиссии из Центра, подскакивали цены на бензин, водку и курево? Привычно ненавидел он и понедельники эпохи Новатерры. Хотя, заделавшись всевластным гетманом, мог бы позволить себе сачкануть. Ей же Бог, Новороссия не развалилась бы. И даже, вероятно, не пришла в упадок...

При всём при том гетману до утра не давали покоя намёки жены и собственное предощущение катастрофы. Нужно было немедля что-то предпринять! А что? Ну, как минимум, не залёживаться до двунадесятых петухов. Потому он через силу поступил согласно правилу 'раньше сядешь — раньше выйдешь'. В его случае — раньше встанешь...

И гетман решительно встал пораньше — задолго до обычных семи ноль-ноль. Наивно думал: раньше всех. Однако по целому ряду косвенных признаков был вынужден признать несостоятельность такого вывода. Не станем здесь перечислять их в порядке обнаружения гетманом, отметим главный: на куѓхонном столике его дожидалась ещё парящая чашка кофе. И записка: 'Доброе утѓро, батюшка! Простите, но больше ничему у Алины Анатольевны я пока не научилась, и то, наверное, плохо. Но я исправлюсь, честно-честѓно! Будьте осторожны! А я буду молить за вас Всевышнего. Ваша (тщаѓтельно зачеркнуто) Алёна Ларина'.

Гетманский 'завтрак' и впрямь получилѓся неважным, да и вообще излишним, потому что он никогда не завтракал до прихода в резиденцию, даже 'горячительных' напитков не употреблял. Ну, а записѓка исполнена — пусть верно стилистически и без ошибок — корявым дет-ским почерком. Однако это не имело ни малейшего значения! Александр перецеловал каракули множество раз и спрятал на груди, в карман над самым сердцем, прекрасно понимая: ни пули, ни ножи, ни кулаки врагов ему сегодня не страшны. Сегодня и Всегда. Он стал бессмертным рыцарем прекрасной дамы сердца. Вот только...

...в грёзы нельзя насовсем убежать:

Краток век у забав — столько боли вокруг!...

Впрочем, одну забаву гетман всё-таки сыскал. Недалеко. В своей приёмной. Забавлялась госпожа урядный секретарь. В отсутствие начальниѓка и машинистки Наталья Хуторская весело болтала с кем-то по телефону. Спиной к двери. Опираясь локотками на рабоѓчий стол. В позе безнадежно больного радикулитом... Потому, прежде чем деликатно кашлянуть, гетман от души налюбовался пикантным зрелиѓщем. И усилием воли отогнал гнусную мыслишку — разозлиться, щёлкнуть, как в прошлый четверг, фиксатором засова и... И поневоле вслушался в их развесёлый трёп. О... рыбе. Вот уж весёленьѓкое дело — спасу нет! А дама сердца давеча расплакалась по этому же поводу. Переквалифицироваться, что ли, в рыболова? А то вся жизнь в тоске и серости пройдёт...

— Кхе-кхе!

— Ой! — вздрогнула Наталья, резко обернулась к нему и зажала микрофон ладошкой. — Доброе утро, Саныч! Прошу меня простить.

— Я попытаюсь... Что, жизнь весёлая пошла?

— Ага, считай, на подходе уже. Звонит Толя Самаркин, старшина рыѓбаков, говорит, целый косяк глушённой рыбы прёт с верховий. Копченосѓтями объедимся!

— И провоняемся, — пожал плечами гетман, делая шаг к двери апартамента...

... — И без того вокруг всё вашей рыбой провоняло. А взрывов ночью не было, заметь, — пролаял в душу пёс-хранитель. — И предѓприятий вредных по верховьям нет, разве что портомойня дружка твоего, Анахорета. Да ты ещё своими папиросками округу просмердил. Мозгами шевели, дурак! Сынок...

Гетман замер, непонимающе уставился на помощницу и с нотками вызова в голосе спросил:

— Кто тут чего просмердил? Кто дурак? Кто сынок? Насчёт чего мозгами шевелить?

— Насчёт визита к ухо-горло-носу, Сашенька! — усмехнулась Наталья. — Особенно по части уха... Я Самаркину говорю: может, рыбу погнал крокодил, рак или осьминог?

— Что за бред?! Крокодилы, радость моя, на юге обитают, где много вкусных чёрных человечков. По имени Негры. Они купаются во всякой дряни, пьют вообще не пойми что...

Пока же молол несусветную чушь, перед глазами Бог весть почему возник 'Весёлый Роджер' — надуманный литераторами символ пиратского братства в виде черепа над перекрещенными костями. Вот только место черепушки бедолаги Роджера занимала маска изолирующего противогаза. Пока не в состоянии — а может, попросту не решаясь — сформулировать ужасную догадку, гетман продолжал механически бормотать:

— ...А у нас нет даже вредных производств, лишь портомойня батюшки Макса, да и та отнюдь не бл...ЯДЬ!!! ТРУБКУ!!! ТОЛЯН! ЧТО ТАМ ЗА Х@ЙНЯ?!

— Это вы, господин полковник? — дрожащим голосом поинтересовался абонент.

— Нет, Дух Святой! ДОКЛАД!!!

— Есть доклад! Мы, понимаете ли, с раннего утра шаланду моторную вывели, трал развернули да пошли вверх по реке. А здесь, у самого устья Черѓного ручья, глядим — громадный косяк рыбы кверху пузами прям на нас валит. Щас возьмём на пробу...

— Щас я тебе башку снесу, рыбак х@ев!!! Вертай лодку! Руби снасти! Самый полный ход! В затон не входить! Выброситься сходу на траѓверзе химкомбината! Бегом от реки на триста метров! Ждать 'Скорую'! ВЫПА-А-А-АЛНЯТЬ!!!... Дежурный!!! — орал гетман уже в микрофон громкой связи. — Бить в набат! Всех от реки! Людей — в дома! Переѓкрыть речной водозабор! Перекрыть подачу воды! Спасателям — тревога! Доѓка и Шнайдера — мне на связь!

— Саня, — опешила Наталья, — ты чё?!

— Через плечо!

Гетман зло сплюнул прямо на вылизанный пол приёмной и резко хлопнул дверью кабинета. Но снова приоткрыл и тихим голосом добавил:

— Лучѓше три раза через левое...

Через секунду над станицей разнеслась набатная сирена.

Через другую в гетманский апартамент влетели атаман, дозорный и посольский старшина.

— Что, Старый, башню сорвало?!

— Сесть! Варежки захлопнуть! — рявкнул гетман и только после перешёл на более спокойный тон. — Вот и отлично! Помолчите, пожалуйста, пока всё не прояснится... Алло? Док? Слушай сюда! Немедленно...

Медленно ли, не медленно ли, а прошло не меньше двадцати минут, пока набатная сирена вдруг умолкла, и каждый из работающих громкоговорителей затрещал срывающимся голосом Карапета Даниляна:

— Всем! Всем! Всем! Внимание! Химическая тревога! Общевойсковой защитный комплект надеть! Газы! Укрыться в бункерах! Запустить нагѓнетатели избыточного давления! Водой пользоваться только из резервѓных...

Потом на связь снова прорвался Док.

— Саныч, ты будешь сильно смеяться, но рыбакам помощи не требуется.

— И слава Бо... ЧТО?!!

— Да ничего, всё — как положено: зрачки с игольное ушко, в слюне все четверо, судорогами скрючены, не дышат. Кораблик их у брода вышвырнуло.

— Мать вашу Менделееву! — взвыл гетман. — Что это, Док?

— Насколько я разбираюсь в современном рыболовстве, это боевое отравляющее вещество нервно-паралитического действия. Скажу больше — наверняка зарин...

Минуту спустя вывод генерального врача подтвердил главный химик Лев Шнайдер.

— Зарин и есть, прибор не врёт. Разработан в тридцатых годах прошлого столетия германскими...

— Да хоть тмутараканскими!!! Говори по существу!

— Слушаюсь! По существу: это высокотоксичное фосфорсодержащее отравляющее вещество нервно-паралитического действия, если тебе данная галиматья о чём-нибудь говорит.

— Лёвушка, по защите от оружия массового поражения я когда-то имел твёрдую оценку 'хорошо'.

— Искренне рад за тебя. Помнишь, что такое летальная токсическая доза?

— Догадываюсь.

— Так вот, она уже прошла в виде водного раствора — эта пакость отѓлично растворима. Сейчас идёт, пользуясь вашей армейской терминолоѓгией, доза между средневыводящей и пороговой, то бишь сводится почти на 'нет'.

— Эта пакость, насколько я помню, еще и отлично испаряема.

— Отчего тебе 'пять' не поставили? И 'двойку' по ОБЖ. Ветерок, Саня, вторые сутки дует в сторону северо-востока, а там...

— На сотню верст ни хрена нет, — облегчённо выдохнул гетман.

— 'Тройку' взял!

— Почему?

— По чему? По экологии. Зверьё подохнет.

— Жаль, конечно. Особенно жирафов и... этих, как их там?... ну да хрен бы с ними! Что делать будем?

— Что делать? Слегка расслабимся и методично начнём искать место сброса контейнера. Его нужно извлечь и уничтожить, иначе след будет сочиться ещё долго. Это недалеко, километрах в десяти максимум, если судить по количеству и качеству летального улова.

— Разведчики в твоём распоряжении. Костю прислать? В большом презервативе.

— Да где такой найдёшь?! Сам справлюсь, пусть только отдаст их под моё начало (Елизаров понятливо кивнул и тут же испарился). Люди пускай в бункерах посидят, а позднее к реке не суются, пока мы не закончим дегазацию.

— Есть чем?

— Саня, ты Исааком Бабелем не брезгуешь?

— Пока не пробовал. Впрочем, я даже рыбкой из нашей Равы до сей поры не брезговал... При чём тут ваш еврейский классик?

— При том, Саша, что самый яркий его персонаж, Беня Король, выражался: пусть вас не волнует этих глупостей!

— Пусть не волнует, — согласился гетман, — если сможет... Смочь бы ещё водички испить!

— Да на здоровье! Речной водозабор перекрыт вовремя, работает артезианская скважина. Короче, занимайся своими делами, ищи, вон, лучше диверсантов да соседей вниз по реке предупреди. Я отзвонюсь по результатам. И сам отбой тревоге дам через дежурного. Адью!

— Адью, — машинально повторил гетман, глядя на Ходжаева в упор. — Не знаешь, Алишер Садыкович, отчего мне так всегда евреи нравились?

— А ты многих встречал? Его да Шаца!

Гетман и впрямь расслабился, как посоветовал станичный химик.

— Может, потому и нравились... Впрочем, я спокойно отношусь ко всем без исключения этносам. Даже к узбекам, если ты заметил. А потому будешь, дружище моё узбекское, воевать.

— Да уж, самая воинственная нация...

— Финны.

— Кто?!

— Финны, Алик, финны. Они даже спят с финками.

— Тьфу!

— Не хами, — гетман покачал головой, со стыдом припоминая, как час назад гораздо хуже показал себя в приёмной. — Однако же, за неимением среди нас самого завалящего из финнов, придётся воевать тебе. Массированным ударом всех дежурных огневых средств.

— По ком?

— По этим хитрым бл... тётенькам легкого поведения, которые обязательно отслеживают сейчас результат диверсии. Там или вся боевая группа вместе с Шефом, или бригада наблюдателей.

— А где 'там'?

— Алик, я начинаю подозревать, что ты...

— Еврей? Вопросом на вопрос?

— Гораздо хуже, атаман, ибо — вопросом на готовый ответ. Где бы ты сам в данной ситуации выбрал наиболее безопасное для наблюдения место?

— На той стороне реки? Куда ветер дует?

— Еврей в квадрате! Но очень правильный. Действуй!

— Пленных берём?

— Попробуй ранить парочку прямым попаданием из пушки 'Гром'.

— Нет, я имею в виду...

— Введи, дорогой, введи. Лошадь Пржевальского. На донную переправу. Именно сейчас, когда отрава всё ещё сочится.

— А БМД?! БТР? БРДМ? Сейчас сходу их и блокируем!

— Стратег! А два километра открытых пастбищ?! А леса́ стеной?! Они ведь уйдут, как только 'броня' к реке потянется. Дай Бог хоть трупы обнаружить после артналёта, на морды да одёжу поглядеть. Действуй, Алик, время уходит! На 'стратега' не обижайся...

Пока ни убыл атаман, Серёга был подобен каменному истукану — пробежавшая некогда кошка оставила между ними плотную стену колючей-колючей проволоки. Лишь сейчас друг улыбнулся и покачал жёстким 'ёжиком' пепельных волос.

— Как я тебе всё-таки завидую, Старый!

— Да, жизнь удалась, — напыжился гетман. — И с друзьями мне повезло, и с карьерой, и с женой, и...

— С женой... — машинально повторил Серёга.

Как вдруг изо всех сил ударил себя по лбу. Нормальный человек свалился бы в нокауте, а Богачёв спокойным голосом проговорил в трубку мобильного:

— Как настроение, солнышко? Чем занимаешься? Правда?! А ЕСЛИ Я ТЕБЕ МАТКУ ВЫВЕРНУ?! КАКОГО ХЕРА ТАМ СИДИШЬ?! БЕГОМ В БУНКЕР!!! Сидит, блин, на третью жизнь надеется! Причём не одна...

Только сейчас гетман спохватился — совсем забыл о судьбе любимых женщин, своих Алек... Фу-у!!!

— Благодарю, братан!

— Не за что. Сидят, понимаешь... Ладно, проехали! А завидую я, Старый, таланту...

— Моему?! Наверное, полководческому.

— Таланту твоей задницы собственноручно уворачиваться от неприятностей. Вот скажи, как бы выглядело твоё полководческое достоинство, окажись массовый падёж рыбы из-за простого плевка в воду нашего общего кореша Первого Анахорета?

— Думаешь, ядовитый?

— Он, поговаривают, особо клятую самогонку гнать настроился, на недозрелых мухоморах... И всё-таки?

Гетман ухмыльнулся. В тот первый миг он даже не подумал об ошибке и потере собственного реноме. Думал о людях. Особенно о тех, кто со вчерашнего утра все уши прожужжал предчувствием угрозы. О щенке-хранителе, который, при всём своем нахальѓстве, ни разу не подвёл. О понедельнике, что попросту не мог слоѓжиться по-иному...