Она и поспешила оградить себя и свою семью от беспокойного незнакомца, как ей казалось: одержимого бесами — крестным знамением. А затем и того окрестила разок. Гость тут же притих, отвалившись телом на пол, и даже показалось: уснул.
— Получилось! Вы видели: у меня это получилось! Он успокоился-а-а...
— Мама, не кричи, а то вновь потревожишь ненароком.
— Угу, ба, она дело говорит, — согласилась Надя.
— Да молчу я, но хочу отметить: вот что делает крест животворящий! Теперь поняли: в церковь надо ходить, а не только развешивать по дому иконы, и разбрасывать молитвословы с библией и псалтирь, как и носить бесцельно нательные кресты! Вера творит чудеса!
— Наша ма, ба? Согласна! Она спасла этого человека, даровав ему жизнь! Осталось надеяться на исцеление ума, — выдала Надя.
— Духа, — поправила Люба.
— Да не всё ли равно.
— Конечно, у него душа не на месте.
— А где?
— В теле, но не успокоилась. Что-то терзает его. А что — вопрос!
— Не вопрос. Я поняла! Узнаю, что мучает незнакомца.
— Неужели он безымянный?
— Пока да.
— При нём не было документов, Верка?
— Нет.
— А ты проверяла — сама?
— Военные медики. И если бы что нашли — не стали утаивать. Люди чести! Во всяком случае, достоинство, какое-никакое сохранили.
— Ой, ли?
— Я тому свидетель, ба!
— Ты ещё маленькая, Надька! И по своему определению и статусу не можешь являться им.
— Люди-и-и...
— Ну вот, опять началось!
— Земля-А-А...
— Спи, родной! Пусть будет спокойна твоя душа, — бросила Люба на незнакомца в очередной раз крестное знамение.
Наступило временное затишье.
— Надо обязательно молитву прочитать за него — во здравие и за упокой души. Жалко имени не знаю!
— Ничего страшного, мама. Читай! Тот к кому ты обращаешься с верой, всё видит.
— Ой, неужели поверила, доча? Сама?!
— Как тут не поверишь, когда твоя правда, ба, — согласилась даже Надя. Она вытащила нательный крестик из-под платья и поцеловала. — Господи! Если ты есть и слышишь меня, спаси и сохрани душу этого дяденьки, который дорог нашей семье. И даруй ему просветление ума!
— Я знаю, что надо делать, родные мои, — отреагировала Вера. — Его следует в церковь сводить. Тем более что завтра воскресенье!
— Суббота, ма! Заработалась ты у нас! — подсказала Надя.
— А всё равно пойдём. Поможешь, ма?
— Конечно, Верка, — порадовалась старуха за дочь с внучкой. — Может и впрямь этот ваш незнакомец — дар Божий. Знак от него нам. А то у нас мужчин в семье нет. Одни бабы!
— Ты о чём это, ма, а?
— Да, ба! Колись! Чего задумала?
— Ничего такого. Просто...
— Ой, ба! Не всё так просто!
— Конечно, внученька. Ведь твоя мама и моя дочь на олигарха не обратила никакого внимания, хотя тот стелился и изворачивался передней точно аспид, да всё напрасно. А она, как сами говорили мне: глаз не отводит от оборванца. Ой, прости, Господи! Незнакомца! Вот бы имя узнать сего славного человека, что ты послал нам. О, пусть батюшка в церкви и наречёт его! Окрестим божьего человека новым именем, и глядишь: он дарует ему новую жизнь в отпущение прежних грехов, заставивших его умирать на обочине у дороги.
— Здорово, ба! Только можно я сама придумаю ему имя, а? Ну, пожалуйста!
— Это не ко мне, а к маме!
— Ма! Ну, ма! Ты слышишь меня — свою дочь? Ау! Ты где — на Земле вместе с телом или твоя душа улетела в небеса?
Надя щёлкнула маму пальцем по серьге в ухе, и та опомнилась.
— А! Что?
— Ку-ку, — выдала дочь. — Я говорю...
— Помолчи! Лучше спать идите! Отведи её в детскую, ма.
— Это чё значит? Я домашний арест не потерплю! — забеспокоилась Надя. — Я — свободный человек, пусть и ребёнок! У нас эта, как её — дермократия победила!
— То-то и оно, что ты правильно выразилась, — усмехнулась бабуля, взяв внучку за руку. — Дай маме побыть с мужчиной наедине. Ночь на дворе!
Надя подскочила к окну, а тень резко отпрянула с иной стороны от стекла. Девчушка закрыла шторы.
И вновь забренчало стекло.
— Наверное, порыв ветра. Передавали штормовое предупреждение, — молвила к слову бабуля.
— Ну, явно, что не птичка, и не хулиганы кидаются камнями.
— Пошли, Надька...
— Я — Надежда!
— Уговорила. Только угомонись!
— А ты надейся и верь, бабуля, однако я ничего обещать не стану.
— А что мне остаётся делать, только радоваться и благодарить Бога: ты есть у меня — моя отрада всей жизни, да дочь — Вера.
Та осталась наедине с незнакомцем, пыталась положить его на кровать. Не получилось. Силы истощились. Тогда она взяла подушку и одеяло. Рано поутру их и застукала на полу Надя, заглянув утайкой от бабушки к ним в комнату. Но и та застала её на месте "преступления", и на пару с внучкой — дочь подле незнакомца, что лежал на ковре и подушке головой под одеялом, а Вера подле него, скрутившись калачиком, и не выпускала руку, оказавшуюся под щекой.
— Я-а-а...
— Т-с-с... — зажала бабуля внучке рот. — Ни звука больше! Уходим!
— Угу... — только и смогла промычать та в ответ.
Они завернули на кухню.
— Ночь тихой была...
— Ты спрашиваешь это у меня, ба, или утверждаешь?
— Не спала, внучка?
— А сама? Когда ворочалась ночь напролёт да ходила по комнате из угла в угол.
— Я?!
— Ну не я же!
— А кто в туалет бегал и не раз порывался заглянуть утайкой в комнату к взрослым из любопытства, дабы подглядеть, чем они там занимаются.
— Ой! Можно подумать: ты не желала того же! Признайся! Ну, признайся, если не мне, то себе!
За спором их и застала Вера.
— Чего расшумелись, родные мои?
— Ма?! — не ожидала Надя: та явится к ним на кухню.
— Ты ли это, дочка?
— Я, как видите.
— И как спалось... с ним?
— Скажете тоже! Одно слово — сплетницы! Если вы заметили: он спал под одеялом...
— Но ты же рядом, ма! И под твоей щекой находилась его рука!
— Всё-то ты видишь, Надька!
— И я не слепая! И тоже, кроме того, что вижу многое — понимаю! Факт! У тебя отпечаталась на лице рука незнакомца!
— Ой... — закраснелась Вера и подалась в ванную, а затем, не заглядывая на кухню — в комнату к "квартиранту".
Тот сидел, а не лежал как прежде, рассматривая обстановку фешенебельной квартиры. Но даже при всём благолепии убранства, она казалась ему тюрьмой — застенком, в котором было тесно телу, а в нём — неприкаянной душе.
Он вновь произнёс при виде Веры два "излюбленных" своих слова, повторяя, как заезженная пластинка:
— Люди. Земля...
— Всё ещё не можешь успокоиться, родной мой, — умилённо молвила Вера.
— Человек...
— Я — женщина, а ты — мужчина! Мужик! И это тебя ко многому обязывает! Соберись! Хватит пускать нюни! Пора привести себя в порядок, а то ты взъерошенный весь и лохматый. Айда в ванную — мыться и бриться! Я помогу.
Вера протянула руку к незнакомцу. Тот резко отшатнулся. Он почувствовал прикосновение. Сие чувство не было для него ново, но он никак не мог привыкнуть к данному ощущению.
— Чего испугался, дурашка? Я не враг тебе, а друг! Мы с дочерью спасли тебя, когда ты лежал в грязи на обочине дороги и умирал.
Вера пыталась приблизиться к незнакомцу. Тот выскочил из-под одеяла, в чём мать родила, и прильнул к стене. Она встала у него непроходимой преградой на пути бегства, и он отвалился на спину.
На грохот в комнате и отреагировали внучка с бабушкой, влетев туда впопыхах.
— Ой-ё-о... — округлились глаза у ребёнка.
Ещё бы! Да и не только у неё, бабуля сама мало чего понимала сейчас. Картина в комнате была подобна: мы припёрлись, а нас не ждали!
Вера прильнула устами к лицу нагого незнакомца.
— Господи! Срамота-то какая! Совсем обезумела-а-а...
Рука старухи легла внучке на глаза.
— Погоди, ба! А чё это они такое делают?
— Рано тебе ещё о том знать! Вот когда подрастёшь, тогда всё и поймёшь!
Она порывалась выставить Надьку за дверь. Внучка упиралась.
— Это не то, что вы подумали, родные мои, — выдала Вера на одном дыхании, отпрянув от голого незнакомца.
— Да тут и думать не приходится! И так всё видно, как и ясно, чем ты тут с ним занимаешься! Хотя бы дочери постыдилась, если не меня! Прикрыла б что ли "причиндалы" хахаля!
— Мама! Ты в своём уме?
— Я — да, Верка! А вот ты — не сказала бы!
Вера быстро опомнилась, и на низ живота незнакомца легла подушка.
— То-то!
— Да что ты возомнила, мама! Я не бросалась на него!
— Ну и не он на тебя! Он находился под тобой, когда мы с Надькой вошли!
— Влетели — ворвались!
— Ещё бы! А тут такое...
— Ничего, а тем более такого и в помине не было! Я делала ему искусственное дыхание рот в рот!
— В засос! Ну, ты и пиявка, дочь!
— МА-А...
— Я — бабушка и уже давно, если на то пошло!
— Да ему стало плохо...
— С чего это вдруг, когда всё вроде было хорошо?! И "сиделка" заверила нас: он здоров! На нём нет ни царапины!
Зато красовался синяк с шишкой на лбу после удара о стену.
Вера и пояснила в двух словах:
— Он пытался пройти сквозь неё, и сами видите, что из этого вышло.
— Что ничего, — наконец успокоилась Люба, поверив Вере на слово. — Псих и есть!
— Так будем его лечить? — подсуетилась Надя.
— Будем, внучка. Обязательно!
— А, как и чем?
— Сначала приведём его в порядок — внешний вид. А то он как был бомжом, так до сих пор остался оборванцем без своих лохмотьев!
— Вы идите на кухню, родные мои...
— А ты, Верка, что будешь делать? Дальше обхаживать этого мужлана. Поди, теперь ещё больше понравился тебе в своей неприкрытой природной наготе, — отметила Люба: тело у незнакомца выглядит достойно, как у спортсмена-атлета.
Вера смутилась. Как тут же захлопотала над больным. Она намеревалась протереть влажной салфеткой кровоподтёк и положить её на гематому — шишку, но не успела опомниться, а всё уже исчезло бесследно.
— Мистика!
— Скорее фантастика, ба, — понравилось Наде. — Он — высшее существо.
— Ага, ещё скажи: типа мутант.
— Точно, ба! Зуб даю!
— Ой! Где ты таких слов нахваталась?
— От нового друга семьи.
— Его что ли? — кивнула старуха на незнакомца.
— Нет, от того, кто помог нам доставить его сюда на каталке из катафалка.
— Реанимобиля! — поправила Вера дочь.
— Господи! Вроде пристойно выглядел этот ваш олигарх, а говорит и ругается, как сапожник! Одно слово — безбожник! Ничего святого не осталось в людях!
Незнакомец открыл глаза, заслышав шумы — людские голоса.
— Люди! Земля...
— Ну вот, опять одно и то же, — возмутилась Вера.
— Ладно, Надька. Не будем мешать им.
— Да кто мешает, кто мешает, ба!
— Угомонись! Пошли... — потащила Люба внучку за руку, а та упёрлась, схватившись за аналогичную деталь двери. И всё же очутилась за пределами комнаты. Силы были заведомо неравны. Старуха победила ребёнка.
До Веры донёсся недовольный крик дочери. Однако она сосредоточила своё внимание на незнакомце. Тот вновь подскочил.
— Не бойся меня! Успокойся! Если не хочешь, я не буду беспокоить тебя — прикасаться.
Незнакомец не внял её словам, и кинулся к шторам. Они оказались мягкими в отличие от твёрдой стены. И ему на миг показалось: он может пройти сквозь них. Не тут-то было. Он влетел в окно, когда точно видел открытое пространство. Как и невидимая тень снаружи, узрев свою прежнюю жертву, устремилась к нему.
Стекло содрогнулось, и вновь послышался грохот.
— Ты слышала это, ба? — подскочила Надя.
— Да! И что с того? — не пустила она внучку к маме.
— Как — что! Кому-то нужна помощь! И ты в курсе кому!
— Там и без нас во всём разберутся. Ведь взрослые люди!
— Ага, взрослые! А ведут себя, как маленькие!
— Сядь, проказница!
— У-у-у... — обиделась внучка на бабулю.
— Будешь конфету?
— Хочу! Но не подлизывайся! Я не сдамся!
3. СЕРАФИМ.
Вера продолжала хлопотать над телом незнакомца, запутавшегося в шторах.
— А вот и одежда, — улыбнулась хозяйка. — Почти что римская тога.
Незнакомец вновь пришёл в себя.
— И снова — люди и Земля, — улыбнулась ему приветственно Вера. — Ещё не надоело биться головой о стены и окно, точно рыба об лёд? А то пошли...
Она указала незнакомцу на дверь.
— Выход там. И я открою его для тебя, если пообещаешь мне: впредь вести себя нормально.
Как — незнакомец не знал. Ему всё было в диковинку. Он ничего не понимал, и то: куда попал.
— Дай руку, — вновь протянула Вера свою конечность к нему. — Я не причиню тебе вреда, ибо спасла. И теперь в ответе перед Богом и людьми.
Незнакомец колебался буквально одно мгновение, а после подался, но руку не подал. До него не доходило — ума, чего от него добивалась женщина. А тут ещё он в коридоре натолкнулся на зеркало и узрел собственное отражение в полный рост — отшатнулся с криком, и вновь налетел, но не на стену, а дверь, оказался в спальне. Где их и застукали Люба и Надя.
— И что ты теперь мне скажешь на это всё, Верка? — выдала серьёзно бабуля, требуя вразумительного ответа. — Опять ничего не было, когда уже до постели добрались!
— Да погоди ты, ма!
— Чего годить? В церковь пошли!
— Неужто под венец, ба? — заинтересовалась Надя.
— Чего-о-о... — едва устояла та на ногах, да и то благодаря внучке.
— Мама-А-А... — заверещала та.
— О, Господи-и-и... — кинулась Вера к ним. — И чего они падают, точно специально и по очереди!
— Благо не разом, — заявила Надя. — А я ведь предупреждала тебя, что так и будет! А ты ещё не верила мне, и не хотела слушать!
Она подала тапочки бабуле.
— Ну, ты как? — обдала следом водой, предварительно набрав в рот.
— Хорошо-о-о...
— В смысле?
— Ещё воды-ы-ы...
— Сделаем, — заверила внучка, и опрокинула на бабулю кружку.
— Ты в своём уме, Надька-А-А...
— Тебе не угодишь, ба! То просишь воды, то захлебнуться боишься! Мы на суше!
— Ой! — опомнилась та при виде незнакомца. — Римлянин!
— Нет, скорее неандерталец в шкуре из ткани, — отметила Вера: уровень его развития умственных способностей. — А то и вовсе питекантроп.
— Петя — кто? Как ты назвала его?
— Обозвала, ба.
— А ну да! Бывает...
— Но не у всех проходит, — мгновенно ввернула внучка.
— Короче, девки! Купаем гостя и — сами знаете, куда собрались! Поторопитесь!
— Ага, поторопись-ка, ма!
— Кто?
— Ну, не незнакомец же, ба! А ты что подумала?
— Не знаю! Но то, что ты сказала...
— Поторопись-ка?
— Ага, она у него ого-го какая.
— Чего? Это ты про что?
— Уже сказала: когда вырастешь, тогда и поймёшь.
Вера не удержалась от смеха.
— О, кобылица! Ишь даёт! Чё ржёшь? Делом займись! Мужик в доме, а ты сама ничуть не лучше его выглядишь!
— Так в церковь собрались, ма, а не на выставку и не на подиум!
— Так и чё? Страшилищем ходить! Хочешь батюшку в Божьем храме испугать!
— Типун тебе на язык, ма! А ещё верующий человек!
