Еще немного холода

— Ты смотри-и, смотри-и, что я сделал для тебя!! Я связал остатки того, что не успело уйти за грань, с новой душой! Теперь он знает твой язык!

— Ты его испортил.

— Тебе был нуш-шен ученик!! Я наш-шел тебе ученика!!!

— Мне был нужен ученик, а не шпион в моей юрте. Через язык до него доберутся слова моих врагов, их соблазны и угрозы.

— Ты ш-шел к живому человек-ку! — Горели яростью шесть глаз. — Нашел бы его ш-шивым, он тоже знал бы твой язык!

— Был бы он жив, я бы не платил тебе за новую душу, Аллэ Хорон. — Холодно отвечал ему старик. — Но я заплатил тебе, а ты испортил заготовку.

— Я потратил силы!

— Я не просил этого делать.

— Коварный ч-человек, ты ш-шелаешь обмануть Аллэ Хорон!

— Порождение северной бездны. Ты выдернул беспокойную душу в полумертвое тело и использовал остатки его тепла. Теперь оно не переживет дорогу. Ты пригнал стаю волков, чтобы я бросил тело. Ты говоришь мне про обман?

— Так с-саплати мне за его с-сдоровье и с-спокойный путь! — Смеялись огоньки внутри черепа.

Раскрытое коварство, казалось, его просто веселило.

— Я не возьму испорченное за полную плату и буду в своем праве.

— А я не отдам тебе эту душ-шу за ш-шесть спокойных смертей!

— Так забирай себе. — Равнодушно произнес старик, поднимаясь над Денисом. — Мне такая не нужна.

Старик повернулся широкой спиной и перестал портить вид на небо. Зашуршали лыжи по снегу — Денис никогда не перепутал бы этот звук. Странно, что холод не чувствовался, раз он тоже лежит на снегу. Денис прислушался он к себе, ощущению рук, спины, и понял, что холод все-таки был там. Просто он уже завладел всем телом и подъедал остатки тепла вокруг глаз.

И ощущение облегчения в душе, нахлынувшее после исчезновения странного старика, сменилось тревогой. Хотелось кричать и звать на помощь — но кого? Он все еще не хотел, чтобы старик возвращался. Есть ли тут нормальные люди?

'Есть тут хоть кто-нибудь?!' — билось в виске болью, когда он все-таки смог найти силы, чтобы повернуться на бок и приподняться на локте.

Оказалось, кто-то все же был. На фоне редкого леса, низкого и серого, к нему неспешно подплывал знакомый черный силуэт. А то, что спасло его от подобной участи в прошлый раз, и тот человек, который за это заплатил — удалялись на лыжах прочь. Понимание этой простой мысли пришло поздно — как оно обычно бывает с чем-то совершенно невероятным. Впрочем, толку от этого понимания, раз старику он оказался все равно не нужен...

— Пошла прочь! — Рявкнул на черный силуэт Денис. — Я еще жив!

Никакого толку. Впору заорать молитву в надежде отпугнуть — если бы он помнил хоть одну.

Подтянув себя второй рукой, парень попытался бросить в черную тень снегом, смятым в ладони.

— Кыш! Вон! Фу! — лихорадочно откидывался он снегом, не попадал, но раз за разом продолжал вновь, чередуя с попытками отползти на дрожащих руках — ноги не слушались.

И когда силы почти оставили его, а воли хватало только на то, чтобы не заскулить, закрыв голову руками, черный силуэт замедлился. А потом и вовсе рванул назад — будто вспугнутая хищником птица.

Денис шумно дышал, глядя вслед нечисти.

— Двенадцать оленей, — заставив вздрогнуть, произнес за спиной голос старика.

— Ш-шестьдесят душ. Он видит, человек. — Вкрадчиво ответило то, что звалось Аллэ Хорон. — Ты заметил и вернулся.

— Видит. Но будет ли старателен и послушен? — Задавался вопросом старик.

— Бей чаще!

Парень тем временем согнулся калачиком и все-таки закрыл голову руками в отчаянной попытке найти хоть каплю тепла. Там, над ним, решалась его судьба — и хотелось бы узнать приговор до того, как нахлынувшие слабость и головокружение не заберут его в беспамятство.

— Хватит ли ему ума и воли?

— Он с-слуш-шает нас. Он слуш-шает и с-спокоен.

— Доживет ли до момента, когда подчинит своего первого старшего духа? — Так ты хочеш-шь, чтобы я его оберегал?!

— За те шестьдесят человеческих душ, которые ты требуешь? Хочу. Но получишь ты их не раньше, чем он войдет в силу.

— Я хочу их сейчас, немедленно, этим кругом луны!!

— ...И платить тебе будет он.

— Ш-што?! — Загудел воздух над Денисом, принеся с собой холодную и мелкую снежную пыль, от которой пришлось зажмуриться.

— Что тебе человеческое время, Аллэ Хорон? — Вкрадчиво спросил старик. — Одна луна или сотня, для тебя, видевшего сотворение мира? — Добавили столь льстиво, что даже Дениса покорежило от этой неискренности.

Но, видимо, лесть, что сахар в чай голодного студента — никогда не бывает много.

— А я отдам тебе шесть старых оленей, как и обещал. За твое терпение, здоровье этого тела и спокойную дорогу обратно.

— Но ш-шестьдесят людских душ... — Был наполнен ответ жадностью и сомнением.

— Он отдаст. Когда станет шаманом и подчинит старшего духа. Срок ему для этого: две луны. Верно? — Болезненно ткнули Дениса в бок чем-то твердым. — Ты согласен на сделку?

Денис очень не хотел умирать. Но еще не угасшим от холода и слабости разумом понимал, что за свою жизнь придется отдать шестьдесят чужих. Скормить черепу с шестью глазами, и как-то существовать после этого.

— Согласен? — Пнули Дениса еще раз, вызвав стон.

— Он согласен, — уверенно произнес старик.

— Пус-сть с-скаш-шет с-сам. — Заупрямился Аллэ Хорон.

Легкую руку Дениса небрежно отвели посохом в сторону, и алый свет из шести глазниц болезненно засверкал прямо в лицо

— Ты хочеш-шь жить? — Вкрадчиво спрашивали у него.

— Говори! — очередной удар попал по позвоночнику, и даже через онемение боль прострелила вспышкой в глазах.

— Х-хочу. — не попадал зуб на зуб.

— Ты готов платить мне?

— Шестьдесят сладких человеческих душ в срок две луны для великого Аллэ Хорон, когда завершит обучение, получит посох шамана и подчинит старшего духа, — повторил старик ключевые условия.

Но если первую часть предложения он протягивал с подчеркнутым уважением, смакуя, то концовку равнодушно смял, будто некий пустяк.

А ведь условия-то ключевые... И до посоха — диплома, если по ихнему... До посоха Денис всегда может самоустраниться из этого мира сам. Или придумать, как отправить Аллэ Хорон в ад. Ведь еще несколько дней жизни... Даже пара, даже всего один день — это куда лучше, чем окоченеть и сдохнуть в снегу.

— Готов.

— С-сделка заключена, — сверкнули довольствием алые глаза.

А Дениса перекрутило жгучей волной боли — пронизывая каждый нерв тела, от ослепительной боли в пальцах, будто разом ударивших об острый угол, до боли в челюсти, из которой словно вынимали все до единого зуба и вбивали вместо них гвозди. Денис, кажется, терял сознание и очухивался от боли вновь — сначала в смятом снегу, потом частично в воде, наполнявшей снежную ложбину. Пока не осознал себя полностью голым, в обрывках одежды, вытащенным на снег подле снявшего лыжи старика. Снег вновь был жгуче холодным, и Денис дрожал на нем, чувствуя порывы холодного ветра на коже.

— Потерпи, — шептал старик, разматывая широкое шерстяное покрывало рядом с ним. — Перебирайся на него. Я помогу, — приподняли Дениса за плечи. — Во-от так. Ногами двигай.

Ноги тоже подчинялись. А когда парня закутали в шерсть целиком, показалось — вот он настоящий рай. Просто, когда нет боли, есть тепло, и черная мерзость не стоит рядом, желая сожрать.

— Черная тень. Что это? — Не удержался Денис от вопроса. — Она шла ко мне. Потом сбежала.

— Падальщик. Ищет свободную душу, на которую никто не претендует. Которая никому не посвящена. Там, где они, будет невкусная вода и плохие сны. Зато нет беспокойных мертвецов... — Деловито фиксировал старик Дениса широкими ремешками через туловище. — Я закину тебя себе на плечи. Нужно вернуться до темноты. Можешь спать — спи.

Денис мог. Он отключился почти сразу, как ритмичное движение пути стало укачивать тело.

Но последней мыслью перед сном все равно была безрадостная — шесть оленей из-за него все-равно умрут. И снились ему именно они — горделивые создания с огромными рогами с картинок и фильмов, виденных раньше. Целые стада — на редком белом снегу, через который пробивалась пожухлая трава и невысокие деревца. Раскиданные по неведомому порядку юрты с дымами от костров. Лай собак и внимательные взгляды невысоких, кряжистых людей восточного вида — в меховых шубах и дубленках, с узким прищуром глаз и полосками морщин на смуглой коже.

Когда окончился сон и началась явь, Денис так и не разобрал — но в один момент тьма входа в одну из высоких и ярко разукрашенных алым юрт надвинулась, чтобы смениться жарким, натопленным помещением с терпкими ароматами сушеных цветов, а старик распорядился в адрес двух вышагнувших вперед женщин:

— Этого раздеть, помыть, переодеть, накормить.

После чего скинул поклажу ввиде Дениса на пол юрты — а тот не смог удержаться на внезапно ослабевших ногах и повалился на застилавшие все вокруг меха.

— Спросят кто, это мой новый ученик. — Равнодушно прокомментировал старик чужую неуклюжесть. — Пойду, обрадую вождя.

И четыре женские руки тут же утянули Дениса, принявшись его раздевать, омывать из котелка теплой водой тряпками — не смотря на все Денисовы слабые возражения и желание сделать все самому. Его руки — оказавшиеся на самом деле детскими, как и тело, в которое его, по всей видимости, вселили, не могло противиться силе рук взрослых людей. Пришлось смириться — благо, одежда оказалась простой и удобной, хоть и безразмерной — сероватая льняная рубаха до пят, с зеленой вышивкой у подола, ворота и рукавов, а кушать горячую густоватую похлебку железной ложкой из железной же чашки ему позволили самому.

Вместе с ощущением сытости пришла сонливость, а мягкая подушка, подложенная у спины, была не хуже самой лучшей постели. Но провалиться в сон ему не дали — вместе с порывом свежего, холодного воздуха в юрту вновь зашел старик и отставил посох с черепом в сторону. Тут же подошедшие женщины сняли с него верхнюю одежду и обувь. От чистой рубахи старик отмахнулся, оставшись в богато расшитом кафтане — тут тебе и цветочные орнаменты, и небесталанно вышитый бег оленей — вон как сверкают глаза, вышитые бисером. Возле шеи — орнамент синей и тускло-белой нитью на серой основе. Ветер или снег, поднятый ветром?

Денис засмотрелся, а старик, присев напротив, не мешал — от тоже, в свою очередь, разглядывал.

Потрескивали поленьица в огне очага под котлом, еле слышно разговаривали меж собой женщины, спокойно и размеренно дышал Денис — в легких больше не было тревожных сипов, а сам он не чувствовал обморожения в руках и ногах. Удивительно... Но на фоне всего, что произошло с ним — пустяк.

— Вещи на тебе — моей младшей жены, — заговорил старик. — Ее выкрали и убили. Хочешь жить — не выходи из шатра один.

Денис коротко кивнул, настороженно глядя в ответ.

— Кем ты был раньше?

— Работал на стройке.

— Значит, не из благородных, — кивнул своим мыслям шаман. — Будешь послушен — станешь досыта есть и пить. Проведёшь жизнь в тепле.

— А как же Алл...

— Не поминай его, — грубо закрыли Денису рот морщинистой ладонью.

Старик поморщился, повернулся вправо, чтобы подхватить посох с нанизанным на него черепом и разъединить одно от другого.

Череп шаман бережно обернул той самой рубахой, что предлагали ему женщины, и внимательно к чему-то прислушался.

— Он не с нами. Нас не слышит, и если его не звать — ничего не узнает. — Давил шаман взглядом. — Твой долг никогда не придется отдавать. Ты никогда не завершишь обучение. Ты будешь вечным учеником.

— Почему? — Глухо уточнил Денис.

Не потому, что желал — но это было частью его новой судьбы, знать хотя бы часть которой он отчаянно желал.

— Потому что шаману положено брать ученика. — С легким раздражением ответил старик, посмотрев на стену юрты. — Они хотят этого, и я подчинился.

— Мало желающих? — напрягся парень.

Впрочем, если придется иметь дело с такими, как черные тени, то ясно, отчего так...

— Желающих полно, — ощерился шаман улыбкой. — Особенно среди детей вождя. Ты знаешь, что такое власть? Тебе знакомо это слово?

— Знакомо, — осторожно кивнул Денис в ответ.

— Есть две власти в племени, моя и власть вождя. Вождь хочет вести племя в набег на южные земли. Он ищет богатства и славы, но найдет только смерть. — Глаза старика гипнотизировали, давили чуть ли материализованным ощущением тяжести. — Моя власть не даст ему это сделать. Но если шаман племени сменится, все три сотни душ Белого льда сдохнут на чужой земле, среди чужих духов и богов. Я вижу это, остальные — нет. Им нужен другой шаман. Мне нужен другой вождь. Но я готов ждать, а они торопятся. Ты понимаешь меня?

— Меня зарежут. — Денис понимал.

— Я сказал вождю, что ты под покровительством высшего духа.

— Меня зарежут, а от покровителя откупятся. — парня начало потряхивать тем самым ознобом, что, казалось, навсегда прошел.

— Откупаться придется ценой всего племени, — отрицательно покачал головой шаман. — Вождь на это не пойдет.

— Значит, намекнет кому-нибудь из чужого племени.

— Ты слишком умен для рабочего, — словно пожаловался кому-то старик. — Надеюсь, не выходить из юрты ума тебе тоже хватит. Не смотри так, это не тюрьма. Будешь выходить вместе со мной, видеть чистое небо и дышать северным ветром. Никому не называй своего имени. Ты пришёл в этот мир быть моим учеником. Остальным ты не нужен, привыкай к этой мысли.

Денис помнил целый город, где он никому не был нужен, кроме ребят из бригады — привыкать не придется.

— Ты уже умирал. — Продолжал напирать шаман. — Помнишь, каково быть мертвым? Хочешь вернуться?

— Нет. — Передернуло его.

— Они убили мою жену, убьют и тебя, если позволить. Не дай себя убить.

— Я понял. Я услышал. — Прямо смотрел на шамана Денис, и не думая лукавить.

Жить хотелось — очень сильно. И ровно настолько же не желал он вновь бежать от черных теней.

Старик удовлетворенно кивнул и потерял к мальчишке интерес.

— Учитель... — Невольно вырвалось у Дениса, заставив того обернуться. — Я же могу так тебя называть?

— Называй, — равнодушно пожал тот плечами.

— А почему... Покровитель... — Мучительно подбирал он слова. — Не заберет души сам? Раз он может натравить волчью стаю и выпить тепло...

— А почему ты работал на стройке, а не грабил на широкой дороге? — Задумавшись на секунду, произнес шаман. — Потому что это чужие деньги, и за ними придут. Почему бы не перевернуть телегу с серебром на оживленной улице? Потому что налетят охочие до чужого добра, изобьют и отбросят в сторону. А может даже сдадут хозяевам пустой телеги. В мире духов и людей много общего. Например то, что богатеть лучше чужими руками.

— То есть, за эти шестьдесят душ спросят не с покровителя, а с меня?

— Духам нет дела до мира людей, — пожал плечами шаман. — Тем более, до одиночки, без храма и подвижников. Но если усердствовать, рано или поздно на след встанет монах или паладин какого-нибудь бога. Люди, в отличие от серебра, не любят, когда их приносят в жертву. Могут и дозваться до своих хозяев... Получается, это мой тебе первый урок. — Несколько озадаченно произнес шаман. — Аллэ Хорон будет рад, — ощерился он довольной улыбкой и направился к котлу — получать свою тарелку с ложкой от дожидавшейся его женщины.