Найденов

И оставил Лемира наедине с кучей дерева и топором. В этот раз Лемир схитрил — взял кусок дерева потоньше. Со второго удара ему удалось добиться приемлемого результата. С третьим куском дерева пришлось провозиться значительно дольше. Но главная беда была в том, что обязанностей поддерживать температурный режим с него тоже никто не снимал. Все, полученные ценой величайших усилий результаты, тут же отправлялись в прожорливую печь, где превращались в пепел.

В очередной раз, закрыв дверцу топки, Лемир понял, что у него нет больше сил вернуться обратно и вновь взять топор в руки. Но тут судьба сжалилась над ним.

— Что, Лешка, устал? Ну, сядь, отдохни пока, я тебе ложку как раз дорежу, а там и каша поспеет.

Штурман шестым чувством понял, что ему предлагают, с огромным облегчением опустился на чурбак и вытянул гудящие ноги.

— Держи.

Лемиру показалось, что он только-только присел, а бородатый абориген уже протягивал ему вырезанную из дерева ложку, очень похожую на ту, что ему подарил Ленька, только сделанную куда более аккуратно. Штурман поблагодарил его по санжарски, но Карпыч только рукой махнул.

— Да бери, чего уж там.

Получив свою порцию бурой массы, именуемой "каша", санжарец ощутил зверский голод. И только высокая температура пищи не позволила проглотить ее всю сразу. Есть пришлось медленно, каждый раз дуть на ложку, прежде чем отправить кашу в рот. Тем временем, Карпыч накормил остальных партизан остававшихся в лагере, потом сам присел рядом с Лемиром со своим котелком.

— Ты вот что, ты на сегодня свободен. Завтра приходи.

Встретив непонимающий взгляд штурмана, партизан указал на вход в землянку.

— Иди, иди. Завтра.

"Иди". Значение этого слова санжарец уже знал. Забрав подаренную ложку, свою первую личную вещь на этой планете, Лемир отправился к себе в землянку, где с огромным облегчением завалился на нары. Все мышцы ныли, показывая, что к примитивному существованию на этой планете привыкать придется долго и трудно. Готовивший пищу абориген сегодня пожалел его, поскольку сейчас в местной иерархической лестнице он стоит где-то рядом с детьми и инвалидами, но для того, чтобы подняться хотя бы на одну ступеньку ему придется основательно потрудиться.

Вместе с тем, день прошел не так уж и плохо, штурман успел узнать значение четырех новых слов туземного языка. Когда что-то давали Лемиру, говорили "держи". Когда хотели, чтобы что-то отдал он, говорили "дай". Когда его куда-то посылали, то это сопровождалось словами "иди-иди". А инструмент, которым он готовил топливные элементы, назывался "топор".

Едва только Лемир расслабился, как примчался Ленька. Что-то радостно сообщив санжарцу, начал собирать свои вещи. Если бы штурман успел изучить местный язык чуть получше, то он бы узнал, что его друга включили в группу Егора Брониславовича, которая на следующий день должна отправиться на поиски пропавших партизан.

Здесь идет война. Лемир сделал этот вывод, наблюдая, как аборигену по имени Микола перевязывали рану в плече. Самым ранним утром штурмана разбудил поднявшийся в лагере шум. Выбравшись из землянки, он увидел группу аборигенов, обступивших сидевшего на одного из обитателей лагеря, которого называли Микола. Подойдя ближе, Лемир увидел, что тот ранен, с его плеча как раз снимали окровавленную тряпку. Под ней открылась круглая рана, сделанная неизвестным оружием. То, что это именно оружие, а не клыки какого-то зверя, санжарец понял сразу, хотя сам чуть не потерял сознание при столь жутком виде раны. На Санжаре с его высочайшими стандартами безопасности и развитой медициной такие зрелища были просто исключены.

— Навылет прошла, — констатировал Егор Брониславович, — не помрет, раз сюда добрался, только крови много потерял. Комиссар, давай первач.

Самогон хранился у комиссара, как у самого идейно выдержанного, и употреблялся только в медицинских целях или строго по полкружки по большим праздникам. Лемир с интересом наблюдал, как рану промыли какой-то мутной вонючей жидкостью, заткнули с обеих сторон белыми комками и начали заматывать белой полосой. И никаких регенераторов, пластырей, антибиотиков, ставших непременными атрибутами санжарской медицины.

Закончив бинтовать рану, командир распорядился.

— Тащите его в землянку.

Но в это время Микола пришел в себя. Узнав Егора Брониславовича, он разлепил бледные обескровленные губы.

— А ну тихо! — гаркнул командир. — Микола что-то сказать хочет.

Мгновенно стих малейший шум.

— Мы сделали все, как надо. У старых выселок на полицаев наткнулись. Их больше было. Саньку и Гриця убили. Я только одного успел, а потом и меня...

Выдавив из себя эту информацию, разведчик растратил последние оставшиеся силы и вновь впал в забытье. Гибель двух партизан, а вместе с ними и потеря двух винтовок всерьез огорчили Егора Брониславовича. Собственно, вся операция и задумывалась ради получения столь нужных оружия и боеприпасов, а потери начались, едва только попытались начать действовать.

Еще больше командира беспокоило место и время засады. Все три группы через болото уходили и возвращались по одному и тому же маршруту, самому короткому и удобному. За зиму им пользовались многократно, тропу в лесу натоптали, что твою дорогу. Но до сих пор все обходилось, и связано ли появление засады с решением активизироваться? Или это была чистая случайность? Вопросы, сомнения... И посоветоваться не с кем. Микола без сознания лежит, комиссар ушел с одной из групп и неизвестно когда вернется. "Да и вернется ли". Егор Брониславович трижды сплюнул через левое плечо на всякий случай, и отправился собирать группу.

На острове остались трое: раненый Микола, Лемир и старик Карпыч. На этот раз ухаживать за раненым выпало штурману. А поскольку хлопот он доставлял немного, у Лемира появилось время обдумать свое нынешнее положение и поразмышлять над будущим.

Всем странностям жизни аборигенов нашлось объяснение — на этом острове посреди огромного болота они прятались от своих врагов. А те странные предметы, которые постоянно носили с собой — оружие. И он, санжарец Лемир Лакаш, по воле случая оказался в лагере одной из воюющих сторон. Хотя, судя по всему, это не большая война, а конфликт каких-то местных племен. Лемир распознал именование врагов — "полицаи". Они жили где-то поблизости, язык был общий и на данном этапе они побеждали, раз уж сумели загнать его спасителей в это болото.

Из истории Санжара, где на заре цивилизации подобные войны также были скорее обыденностью, чем исключением, штурман знал, что такие конфликты отличались большим ожесточением и кровопролитием. А потому, сделал вывод санжарец, ему следовало придерживаться одной стороны. Хоть это и не его война, попади он в руки полицаев, вряд ли с ним будут церемониться. Вполне могут убить или заставить до конца жизни заниматься тяжелым грязным трудом в рабском ошейнике. Кстати, надо будет расспросить Леньку, когда он вернется, есть ли у них здесь рабство.

— Пи-ить...

Лемир торопливо метнулся к заранее приготовленной кружке с водой. Это была хорошая новость — разведчик пришел в себя и сознание больше его не терял, хоть и был еще очень слаб от потери крови. Глядя на то, как суетится возле него найденыш, Микола произнес.

— Выходит, не зря я тебя тогда из шара вытащил.

Смысла его слов штурман не понял, не хватало еще словарного запаса, зато он уже знал, кому именно обязан спасением из опасной трясины, со всех сторон окружавшей партизанский остров. Жаль только поправлялся раненый медленно, а время до начала действий истекало куда быстрее.

Через несколько дней спокойная жизнь в партизанском лагере закончилась. С интервалами в один-два дня на остров прибыли четыре группы новых аборигенов. Количество едоков возросло втрое, а количество кухонного персонала увеличилось всего в полтора раза. Проще говоря, на помощь Карпычу и Лемиру Егор Брониславович отправил Леньку.

Теперь ни о каких перерывах речи уже не шло. Таскать воду, рубить дрова, топить печь и чистить картошку приходилось с раннего утра и до самой ночи. Карпыч по большей части кашеварил, но неизменно приходил на помощь, если Ленька с Лемиром зашивались.

Все закончилось внезапно. В один из дней все почти присутствовавшие в лагере собрались и ушли с острова. Остались Карпыч, Ленька с Лемиром и раненый Микола. На вопрос, "Куда все ушли?", Ленька ответил.

— Полицаев бить. А меня не взяли, мал еще, говорят. Да и оружия у меня нет.

Санжарец уже знал, что полицаи — враги приютивших его аборигенов. Кроме того, врагами были еще немцы, оккупанты и фрицы. Лемир решил, что это названия местных племен воевавших с партизанами. Союзниками партизан были окруженцы. Среди прибывших на партизанский остров были несколько человек, которых так называли. От партизан они отличались длинной серой одеждой, именуемой "шинель". Несмотря на различия в размерах, все шинели были сшиты по единому образцу. Этот факт наводил на мысль, что окруженцы не просто племя, а какая-то профессиональная группа, носящая форму установленного образца, возможно даже местная армия.

За раненым Миколой ухаживал Ленька. Все лечение сводилось к покою, кормлению и выносу продуктов жизнедеятельности. Время от времени менялась повязка, закрывавшая рану. В остальном партизаны полагались на силы организма самого раненого. Надо сказать, что со своей задачей организм справлялся вполне, раненому стало намного лучше, он даже начал вставать и самостоятельно передвигаться, но общий уровень местной медицины не выдерживал никакой критики. Санжарец пришел к выводу — не стоит попадать к ней в лапы.

Что касалось оружия, то им и были те странные предметы, которые аборигены постоянно носили с собой. Судя по виду раны Миколы, аборигены использовали кинетическую энергию для поражения цели. И этот самый поражающий элемент насквозь прошел через плечо разведчика. Хотелось бы еще узнать дальность поражения местного оружия, которая, судя по всему, была весьма значительной по меркам этой планеты.

Известия об итогах операции достигли партизанского лагеря на четвертые сутки после ее начала. В Новоселовку партизаны вошли под утро. Почти всех местных полицаев удалось взять без шума. Сопротивление им оказали только в двух местах: в сельсовете, где засел начальник полиции Вовкотич с двумя дежурными полицаями, да в доме братьев Щербаковичей. Судьбу оборонявшихся в сельсовете решила удачно брошенная в окно граната, единственный выживший после взрыва полицай, получивший два осколка в бок, и помер на следующий день.

Брательники продержались дольше. Дом их был расположен весьма удачно для обороны, а судя по интенсивности огня, в перестрелке принимали участие куда больше двух стрелков. Видимо, к полицаям присоединились старшие сыновья, а возможно и жены. В самый разгар боя от попадания зажигательной пули загорелась соломенная крыша. Через несколько минут огонь, и дым допекли жильцов. От удара изнутри распахнулась дверь, кто-то, как оказалось потом младший Щербакович, скатился с крыльца только для того, чтобы поймав пулю, растянуться посреди двора безжизненным кулем. Еще один обитатель пытался выскочить следом, но его подстрелили прямо на пороге.

В этот момент обрушилась крыша, которую не смогли дальше удерживать прогоревшие стропила. На этом перестрелка закончилась, но еще с четверть часа в горящем доме то и дело потрескивали патроны. Партизан же больше заботило другое дело — не дать огню перекинуться на соседние постройки. Благо ветер был слабым, Новоселовку, кроме единственного сгоревшего двора удалось отстоять.

Уже после одиннадцати часов неожиданно зазвонил висевший на стене телефон. Бывшие в сельсовете партизаны сами снять телефонную трубку не решились. Пока искали командира, пока Егор Брониславович добежал, звонки прекратились. Телефонная линия вела в райцентр, а значит, там если и не узнали о нападении, то должны будут обеспокоиться отсутствием связи.

— Черт с ними, — махнул рукой командир, — все равно рано или поздно узнают.

В тот день телефон безрезультатно заливался трелями еще несколько раз, а на следующее утро в партизанскую засаду угодила пара районных полицаев, имевших приказ выяснить обстановку в Новоселовке. Оружие их стало трофеями, а самих предателей прикопали неподалеку в лесу.

После того, как и эта пара исчезла, районные власти осознали серьезность положения. На следующий день в Новоселовку выдвинулась команда из трех десятков полицаев во главе с самим начальником полиции, усиленная отделением из немецкой комендатуры. Силы оказались почти равными. На стороне партизан были внезапность и лучшее знание местности. Бой вышел коротким, но весьма интенсивным. Понеся потери, немцы и их прихлебатели вынуждены были отойти, оставив место боя за партизанами.

У Егора Брониславовича победа эта вызвала двойственные чувства. С одной стороны, у партизан был прилив энтузиазма, радовали захваченные трофеи. Наконец-то, отряд можно было нормально вооружить. С другой стороны, на душе было тревожно. Зная немецкую обстоятельность, можно было предположить, что разгрома полицаев вкупе с немцами жителям Новоселовки не спустят, а в следующий раз к делу подойдут куда обстоятельнее, чем сейчас.

Глава 2

Среди доставшихся партизанам трофеев был чешский пулемет с коробчатым магазином, крепившемся сверху, а также три немецких карабина. Вот только патронов к ним было маловато — значительную часть немцы успели расстрелять во время скоротечного боя, а больше их взять было неоткуда, только у самих же немцев. А потому, Егор Брониславович принял мудрое решение — назначить первым номером пулеметного расчета дядьку Сидора Степаныча. Он пулеметчиком служил еще в империалистическую. Практически все имеющиеся патроны отдали Степанычу, как самому опытному, он их зря жечь не будет, а трофейные винтовки с десятком патронов на каждую отдать тем партизанам, кто личного оружия еще не имел, но и за пределы лагеря практически не выходил, им патроны, считай, ни к чему.

Один из трофеев достался Леньке. Задравши нос, он притащил только что полученный карабин на кухню, где его приятель Лешка занимался своим привычным делом — чистил картошку, точнее просто отделял съедобную часть клубней от гнилья.

Перележавшие зиму в не самых лучших условиях корнеплоды частью подгнили, а потому отходов было много. Лемир уже привычно орудовал ножом, когда появился сияющий Ленька.

— Глянь, что у меня есть!

Штурман глянул. Тяжелое, грубо сделанное, неуклюжее оружие аборигенов большого интереса у него не вызвало, хотя он отметил, что принесенное его юным другом несколько отличалось от того, что он видел раньше.

— Пойдем со мной, с трофеем разберемся!

Лемир отрицательно покачал головой, местные жесты согласия и отрицания он уже хорошо усвоил, и указал на наполовину пустое ведро с начищенным картофелем, а надо было, чтобы оно было полным. Ленька несколько секунд разрывался между желанием побыстрее разобраться с трофеем и долгом дружбы, который настаивал, что Лешке надо помочь. Долг победил.

— Ладно, давай помогу.