Троя на двоих

Легат Алекс вошел в залу в маске, в легких доспехах — человек в черном, в пурпуре плаща — ничего хорошего такой человек не мог принести с собой людям. Он принес свой интерес и был обрадован таким состоянием встречи, которое застал. Дальше началась дикость и бесчеловечность.

'Легат Алексус', — негромко, внятно, с достоинством представил своего командира Николашка, который, стоило догадаться, явился с командиром. И горцы начали было представляться и представлять свою точку зрения, но это все пустое было, трата времени, ни к чему это было — лишнее. Лешка покачал головой и сказал одно лишь слово: 'Молчать', — потом добавил:

— Ты, — он указал на самого буйного и любителя похохотать над бабами. — Оскорбил легата амазонок. Убить.

И только 'ш-шур-тук' ударила тетива арбалета, и болт снес весельчака с ног. И не успели горцы выхватить оружие, а никто у них не стал забирать кинжалы, а с мечами и саблями они и сами были не дураки являться во дворец правителей. Ничего они не успели, несколько болтов ударили одновременно и повалили еще человек пять в кровь на полу залы. А ординарец легата громко предупредил: 'У тебя есть шанс выжить. Просто остановись. Не трогай оружие — умрешь'. И простота и четкость команды сыграли свою роль. Горцы замерли — но поняли, что это неправильные дворяне, атланты убивают запросто, и что они сглупили и вляпались в кучу дерьма, решившись разузнать немного о планах врагов. Апфия и Алекс ничуть не встревожились, только улыбка госпожи всея Сардинии стала жесткой ухмылкой. Она внимательно смотрела на дерзких горцев и что-то решала свое. А Лешке не надо было сейчас решать и решаться на всякое новое. Он кивнул Нику и тот продолжил просвещать недоразвитых смутьянов:

— Один из вас останется в живых. Кто шевельнется, кто потянется к оружию — смерть на месте.

Бандиты уже видели, что охрана, стоявшая вокруг них на приличном расстоянии, вдоль стен, в один миг достала и приготовила арбалеты для стрельбы. А молодой атлант спокойно пояснил требования:

'Ну, граждане алкоголики, хулиганы, тунеядцы. Кто хочет живым встретить полдень? Готовьтесь облегчить душу чистосердечным признанием. И кто вас надоумил на эту глупость — лезть в дела амазонок? Я обещал жизнь. И я гарантирую жизнь. Одну. Атланты не лгут! Dictum — factum — сказано — сделано. Что касается вас: Диктум — виверум — сказал — значит, выжил. Каждый из вас что-то знает, что-то видел, что-то приметил, что-то сообразил. Дураки долго не живут. Не надо дурить атлантов! Каждый из вас получит шанс все рассказать мне. Предупреждаю сразу. Вы все умрете, кроме одного! Один из вас останется жив! Он получит часть того золота и украшений, которые мы снимем с трупов его никчемных и бесполезных приятелей. Амазонки ценят искренность — расскажи всё, и мы доставим тебя хоть в Сицилию, хоть в Италию, Прованс или Арагон. Даже на юг, в Тунис можем довезти умного человека. Самый честный. Самый умный. Самый глупый, раз решил бросить вызов амазонкам. Нас интересует многое: ваши пещеры, где вы скрываетесь, склады с награбленным, всякие тайны и секреты. Поделись с нами — взамен ты получишь высочайшую награду — жизнь и золото своих приятелей, и — несомненно, если ты глава рода Сардинии, один золотой дукат на дорожку! Думай. Вспоминай. Ты мог узнать многое. Отдай это нам. Взамен получишь жизнь!'

Горцы многое понимали в этой жизни, и сейчас каждый понял одно: эти не выпустят, эти будут пытать, и каждый из них расскажет всё. Они соображали, но сопротивляться никто не думал — поняли, что пристрелят быстро, точно. Помешал размышлениям голос самого легата, негромко, явно улыбался под своей маской, сволочь, прозвучали окончательные слова приговора сардинцам:

— Сегодня вечером одного из вас я возьму с собой на одно торжественное мероприятие. Остальные — смогут участвовать в качестве зрителей, и почтят древний закон этой земли — это всем вам освежит память. А пока — оставьте нас, вас сопроводят, каждого в свою комнату, и мы выслушаем ваши признания.

Когда делегаты Арбореи торопились смыться с глаз этих мерзавцев, которые не чтили ни законов гостеприимства, ни правил ведения переговоров, Апфия приблизилась к другу и тихо поинтересовалась: 'Зачем тебе один из этих, Ал?' 'Так положено. На алтарь положу. Надо Бел-Баала уважить. Не парься, маленькая, не твоя забота', — тихим, но ставшим нежным и заботливым голосом кончил Лешка. И вдруг переспросил, внимательно взглянув в глаза подруги:

— Ведь не твоя?

— Нет, — отвела глаза Апфия. Такой апостол Атлантиды её не пугал, но с ним было сложно.

— Это древняя земля, легат. А именно эта земля, на которой мы сейчас стоим, именована в древности 'Городом Ваала'. Она пропитана кровью жертв во имя его. Ты принадлежишь океану, но возможно, просто возможно, он почтит новую хозяйку Сардинии, и ты увидишь сон. Странный сон, или странное явление. Будь внимательна и аккуратна. Разошлись, займемся делами, легат.

* * *

Всё поведали горцы — ничего не скрывали, с ужасом и очень скоро узнали страшное — жизнь, это не значит целость. И калека может жить, попытать надо негодников и врушек — попытать и проверить правдивость слов, атланты знали, хоть и поверхностно, принцип 'перекрестных допросов', сведения проверялись и перепроверялись и сардинские горцы страдали.

И для полноты страданий мученикам раскрыли планы на их счет — на счет Арбореи и прочих горных местностей, в которых издревле так уютно и привольно чувствовали себя всякие любители вольной и веселой жизни. Не станет никакой Арбореи. Амазонкам нужен только этот город. Они не жадные. Остальные городки и города, деревеньки и прочие поселения Сардинии будут уничтожены! Всё будет уничтожено — пропадет с лица земли, с землей сровняют амазонки места жительства сардинцев. И всех убьют, убьют всех, кто не возьмет плату за землю и не скроется с этого острова. Некому будет возделывать поля — не будет никаких полей. Некому будет кормить бандитов в горах. Не будет ни кормильцев, ни бандитов, которые всегда могут догадаться и грабить друг друга. Но амазонки веселые и очень любят охоту. Они станут охотиться на горцев. Амазонки выросли в горах — они обожают всякие проделки, ох и коварные, страшные и вредные они были в детстве, противные и наглые! Они всех горцев выловят, всех перережут и перестреляют. Горы в Сардинии славные. Легат Алекс, давно сказал: 'Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал!' — он сказал, что это песня, но рано им слушать песни того великого поэта. Наверное, когда всех горцев уничтожат — тогда споет эти загадочные песни. 'Тебе не любопытно? — пристально всматривались полные злобы и внимания глаза в глаза обезумевшего от боли горца. И атлант добавлял, чуть застенчиво. — Мне вот любопытно. Просто грызет меня любопытство. Надо помочь нашим девочкам. Ты мне поможешь! Ты всё расскажешь: где тайники, где тайные пещеры и бухты. Девочки смелые и сильные, сестренки хороши, но мы ведь позаботимся с тобой об удобстве для милых девушек. Мы ведь настоящие мужчины с тобой!'

И продолжались пытки, и продолжали горцы выдавать тайны и секреты: и свои, и своих знакомых. Потом оказалось, что все слова проверяются, и взвыли горцы, и стали еще жарче беседа с ними — калились снова инструменты для пыток, укоризненно качали головой палачи.

И пришел вечер в город Бела. Лешка однажды сразу заявил друзьям, когда они осознали важную особенность этого мира, что древнее название, данное финиками — 'Кар Ваалис', город Ваала, он уважает. Но считает более уместным именовать город — Каэр Бел. Словцо 'Каэр' оно древнее, и у всех означает место поселения, город. А в имени 'Бел' очень симпатично красота отзывается и вообще, песня просто славная, её можно гимном города сделать.

Этим поздним вечером Лешка собрался 'втюхивать' наивным аборигенам и наивным атлантам ритуал жертвоприношения древнему — богу Белу. Десантирование и захват порта прошел просто замечательно, дела шли весело и бодро. Земля острова была удивительна своей красотой и разнообразием, и богатством на атмосферу душевную, красоты местностей дух захватывали, и море было чистоты неописуемой, и леса стояли потешные, рощицами некрупными, но милыми и какими-то ухоженными, неестественными они воспринимались после древних чащоб Атлантиды и Атлантиса.

Ох, много чего волшебного и чудесного уже увидели на Сардинии атланты. И амазонки еще, эти соблазнительные вертихвостки вертелись кругом и всё вынюхивали и облизывались — славные времена настали для Сардинии, славные для молодой крови Атлантиды. Но не для жертв её злобы и жажды изменить мир.

Сумерки окружили древний амфитеатр. Римляне порой занимались странными делами, идея кровавых боев ради зрелищности — абсолютно порочна и глупа, как рассудили попаданцы. Спорт — это фокус, это воспитывает весь народ, это зрелище, это усиление идеологических заморочек: атланты с детства знали — они лучшие, они сильнее, быстрее, и дальше всех во всем. А что Колизей? Глупо ведь — кто-то мастер с мечом сражаться, и что? Он что — клоун? Чего на него любоваться? В армию его и пусть служит народу. Театр древний — та же ерунда — мощнейшее средство пропаганды ценностей общественной жизни, нормальное средство оболванивания народа — дело вкусное, нужное, обязательное! Девчонки и мальчишки с детства пели, танцевали, читали стихи и разыгрывали свои представления — они воссоздавали сцены из тех немногих кинофильмов, которые видели по большим праздникам, редко ребята баловались показом голливудских картин. Там серьезно можно было заморочить детей не в ту сторону.

Этим вечером никто никого не морочил. Все, и легионеры и амазонки и моряки из экспедиционного отряда десанта — все знали — апостол-легат Алекс проведет ритуал почтения древнего бога этой земли, и это будет важное, а значит серьезное и немного странное зрелище. Потому что исконные атланты, были как родители, они всех спасли, были учителями, и они были странные, загадочные и немного таинственные. Но легат Алекс был самым классным — с ним не заскучаешь!

Темнота приближалась, заглядывала одним глазком на арену, атланты подходили небольшими группками и по одному, в компании со знакомыми девчонками-амазонками, и всем были весело, все несли с собой разные вкусности: шоколадки, корзины с вином, мясом, хлебом, рыбой жареной на оливковом масле, сыр нашли нормальный, без личинок. Развлекались молодые люди, уже не дети, подростки, но росли они во времена, когда в пятнадцать лет уже умирали, и умирали на посту правителей, военачальников и полных хозяев своей судьбы. Только там, на ступенях-лавочках амфитеатра древних римлян, горцы Арбореи ясно и окончательно осознали — всех их ждет смерть! Подростки не скрывали ничего, они не обращали на горцев никакого внимания, словно призраки уже мертвых сидят в сторонке и пусть себе сидят, не мешают, кушать не просят. Все смеялись, обменивались кушаньями и рассказывали всякие веселые истории, которые случались с ними за этот год. И многие горцы латинский язык знали, это был общий для всего Средиземноморья язык — и вообще язык всей цивилизованной Европы. Горцы слушали рассказы о боях в Англии, драках в Париже и Венеции, на всяких таинственных островах, в других известных городах. Они слушали и понимали — это конец.

Арена, вокруг которой поднимались скамьи зрителей, была хорошо освещена — пламя костров давало достаточно света, чтобы видеть и подозревать о предстоящем страшном зрелище. Очень скоро горцы сообразили, что среди них не было Лоренцо Булльо, всем известного задиры и забияки, который при этом мог быть и расчетливым и хитрым змеем. Похоже, не помогла ему его хитрость, сорвался и нагрубил тюремщикам и палачам. Калечили атланты осторожно, но больно, горцы прятали глаза друг от друга, все понимали, что предали они всех и вся, и теперь — впрочем, как всегда — каждый сам за себя. Рассказам атлантов все сразу поверили — раз амазонки и атланты смогли уничтожить и выгнать всех жителей из Кальяри — остальные городки и деревеньки они запросто уничтожат, а сжечь все посадки на полях — дело простое и страшное. С голоду в горах теперь горцы не передохнут, но жизнь ждет суровая тех, кто бросит вызов этим бестиям. А бестии и черти не скрывались — скоро на арену стали выскакивать компании и устраивали они соревнования: бегали наперегонки, дрались на кулаках и мечах, даже с ножами длинными резались — и горцы видели — злые воины, ученые, дерзкие и сильные, как пареньки, так и девушки.

Когда настало время главного события вечера, молодежь оставила арену и расселась по местам, и затихла. В тишине зазвучала негромкая мелодия. Звуки инструментов были хороши, сплетались в простую и навязчивую монотонностью и четкостью ритма и нот мелодию. Как по команде, непосредственные подростки принялись поддерживать эту грозную музыку хлопками в ладоши: все на свой лад, но красиво и точно вписываясь в звуки барабана.

В центре арены был уложен круглый щит. Чуть поблескивал он сталью обивки в наступающей темноте, и к этому щиту и вышел атлант. Шел он твердой походкой, не спешил, выйдя из восточных ворот, и слабые лучики заходящего солнца освещали его лицо, спокойное и серьезное лицо жреца. Все узнали легата Алекса. Он не скрывал лица маской, одет в простой хитон грубоватой ткани, окрашенной пурпуром. Он не был вооружен ничем, наверное, оружие ему было не нужно этим вечером. Легат дошел до центра, спокойно встал на щит и начал свою речь:

— Мир полон тайн и загадок. Но всё тайное станет явным в свое время и в своем месте. Это земля древних богов, и одного из них мы почтим сегодня жертвой, с благодарностью, что он хранил красоту и богатства этой земли для нас. Верно и истинно сказано, мы отдадим богу — богово, а Атлантиде — то, что принадлежит атлантам. Для нас нет ни эллина, ни иудея, ни сардинца, ни арагонца, ни италийца — мы равно чтим и уважаем всех богов и богинь этих людей.

Увы нам! Боюсь, древний бог древнего народа — Бел, память о котором мы навечно сохраним в названии этого города, как и было издревле — Бел может остаться недовольным нашей жертвой. Его требуется почтить человеческим жертвоприношением. Жертвой станет один из этих, — жрец указал в сторону, где затихли сардинцы. — Но это не люди, они не человеки, они звери в человеческом облике. Многие века они таились по горам и убивали своих братьев и сестер. Это ведь остров, да, это очень большой остров, но давно уже все они сроднились, в каждом есть малая капелька крови друг друга. Когда эти звери хотели жрать, они вылезали из пещер в горах и спускались вниз, и убивали своих братьев, мирных землепашцев. Когда они хотели, они насиловали своих сестер, женщин, занятых мирным трудом. Они убивали всех: мирных путников, и купцов, и людей порядка. Это звери. Будьте осторожны с ними, девочки — это их горы. Пока еще, но это их горы, они в них выросли, и они опасны. Будьте осторожны и внимательны на охоте. Господь помогает верным. И я очень надеюсь, что и древний Бел улыбнется вам, и не оставит благосклонностью.

Возможно, он почтит кого-нибудь из вас, возможно, он явится ко мне во сне — а боги и богини любят во сне являться к людям — и поругает меня Бел за то, что негодную жертву я ему приготовил. А возможно все ему будет хорошо. Это негодный зверь, но это его зверь — выросший и вскормленный землей Сардинии, и значит, он принадлежит Белу. И не только Белу. Многие из вас знают, мы пришли в этот мир, чтобы учиться и учить, не все ещё ведомо нам — наша жизнь полна радости открытий и предчувствия встречи с новым. Если кого почтят древние боги и богини — не надо со мной делиться. Это твоё, это только твоё личное. Если скажут пояснить легату кое-что, передать какие слова — тогда можно, тогда нужно со мной поговорить. Вы сами сообразите это дело.