Сказка - ложь...

По отдельности и там, и тут все было просто и понятно: первого надлежало побеждать и за лихие дела наказывать, второго — спасать и выхаживать. А теперь-то что? Вот он, Кощей, рукой подать... Иди, побеждай, раз уж так в одном месте свербит!

Хотелось вернуться в избу и заканючить по-детски: 'Бабушка Яга, а он точно Кощей? Не ошиблась ли?' Во что, кому верить...

Последнее, он видно, вслух произнес.

— Себе, Ваня, сердцу своему, — Яга стояла рядом. — Закончил? Ежели да, то пойдем. Банник покуда венички замочит-разложит.

— Да, закончил, — хмуро кивнул царевич. Усмехнулся вдруг горько, — Сердцу?! Сердцем я уже вон чего наворотил, как теперь всю кашу расхлебывать...

— Хех, — недобро хмыкнула Яга, в упор глядя на юношу, — что ж ты, Ванечка расхлебывать собрался?

Иван поднял на нее тоскливые глаза и тихо признался:

— Не знаю, ничего теперь не знаю...

— А ты узнай, Ваня, узнай. И не мне, а себе сначала скажи: оставил бы Моревне дальше тешиться, если б сразу знал, кто он?

Иван аж пошатнулся, будто ему не словом, а кулаком в лицо прилетело. Зажмурился крепко, и тут же снова глаза распахнул, слезы смаргивая, — потому что проклятая камора точно железом каленым под веками выжжена оказалась! Так и виделось все до последнего ржавого пятнышка на вороте, до последней капельки крови из-под оков, до каждого движения белых холеных пальцев на... Иван глухо застонал сквозь зубы.

— Нельзя так!!!

— Нельзя, так нельзя, — усмехнулась Яга. — Видишь, как легко выбор сердцем делать.

— Легко?!

— А что же трудного в 'нельзя' есть? — более доброжелательно, но несколько недоуменно поинтересовалась карга. — Ты, Ваня, охолонись немного, лицо умой, да собери нужное. Банник быстро обернется, он у меня сноровистый... И топить-то вам до самого жара не следует.

Иван почел за нужное последовать совету и вернулся к колодцу. Умылся, попил водицы, посидел, на черепа полюбовался... Да уж, Ванечка, к добру ли, к худу, но получается, что вот такой ты неправильный царевич, и полез бы в подземелья даже за Кощеем, потому что все, что он себе еще в первый день говорил, остается в силе. Все те доводы, которые привели к побегу, первую очередь относятся не к личности бывшего узника, а к нему, к его совести. Значит, и страдать не об чем! Вот когда поднимется Кощей, или хотя бы в себя придет, тогда и нужно будет решать, что дальше с этим делать, а пока самое важное — помыться, поесть и отдохнуть.

Придя в относительное согласие, если не с миром, то с собой, Иван направился в избу же со вполне прозаическими целями. Заранее в сенях прихватил с полки невзрачный гребешок, да и о других цирюльных принадлежностях надо было спросить. Баня, конечно, везде одинаковая, но все-таки кто его знает, как тут у Яги устроено.

Оказалось, что не зря он пошел спрашивать. Нет, баня у Яги была самая обычная, ничего удивительного его там не ждало, и старательный банник уже совсем справился, можно было брать чистое и идти. А вот то, что идти ему туда придется не одному, — одним махом ввергло Ваню в состояние еще большего потрясения, чем он пребывал до того, паники и истерического протеста.

— НЕТ!!! Нет! Вы с ума сошли?! Я не буду...

— Ваня, — укоризненно увещевала его Яга. — Ну сам посуди, его же тоже вымыть надо, прежде чем раны обрабатывать, в постель класть.

— Сами мойте!

Яга аж руками всплеснула:

— Ваня! Я, само собой, не молодуха, но нешто оттого прилично мне со взрослыми мужиками в бане плескаться!

— А мне прилично?!

— Вань, но это ж не змей трехголовый, чего у него такого есть али нету, чего ты у себя не видел?!

Иван отнекивался как мог. Судьба, похоже, решила на нем перейти все границы абсурда. Мало того, что он Кощея освободил, так он теперь этот кошмар мыть должен!

Его даже не слушали. Карга споро выпихивала юношу поближе к лавке, на которой все так же без движения лежал Кощей, тыча царевичу под нос кувшинчиком с воняющей тиной желеобразной дрянью, которой он должен будет еще натереть колдуна всего.

Это 'всего' и заставило Ваню умолкнуть. Разумеется, он мог продолжить возмущаться, предложить послать к лешему приличия, настоять в крайнем случае дождаться возвращения Волка. Но! Плен Кощея нес в себе не только заключение. Чародея не только морили голодом и жаждой, и любой, кто станет осматривать его тело даже с самой благородной целью позаботиться, — сразу поймет, что именно еще там происходило. Это вам не боевые заслуги, в таком месте ранами не хвастаются. Хватит того, что об этом знает Иван, — то есть уже ровно на одного человека больше, чем следует!

Дальше он не спорил, практически привычно подхватывая на руки иссохшее тело. Мыть, так мыть... Обрадованная Яга разве что не ускакала, бодро захлопнув за ними дверь предбанника, и Иван мрачно понадеялся, что она для верности колодой какой дверку с той стороны не подперла.

Как же он так вляпался-то... За что?! Душу грела лишь мысль о том, что совсем скоро с чистой совестью он сможет проспать целые сутки после ведьминой настойки, и даже никаких снов видеть не собирается, — хватит! Утомительное это дело, приключения, тем более настолько... неприключенистые.

Дотрагиваться до костлявого тела было страшно, но неожиданно не противно. Кожа, хоть и сухая, местами потрескавшаяся и полопавшаяся, оказалась теплой, живой, лишь руки, скрюченные судорогой пальцы — не сразу отходили во влажном пару.

Ясное дело, на верхний полок Иван его запихивать не стал, уложил внизу на скамье. Сидя рядом, иногда смачивал холодной водой губы и у носа, чтобы дышалось легче, а чтобы и время не тратить попусту, — срезал отросшие кривые когти и попытался расчесать прихваченным гребнем, но в этом внезапно потерпел неудачу.

Незначительная, вроде бы, подробность Ваню добила, и он начал хихикать вслух: темный чародей, самый злодейский злодей Кощей — оказался обладателем роскошной густой шевелюры, в которой гребешок просто застрял. Иван сделал еще несколько попыток распутать слежавшиеся намокшие темные волосы, — довольно длинные, во всяком случае уши они закрывали, — и плюнул на безнадежное занятие.

Возможно, сказывалось нервное напряжение... Вернее так оно и есть, но Иван решил проблему самым оптимальным способом, похохатывая в голос, что по сравнению с тем, что с ним уже случилось, сердиться на своего спасителя за испорченную прическу — со стороны Кощея будет натуральным свинством!

Опомнился он от сердитого шепота из-за печки:

— В огонь брось!!!

Ваня резко пришел в себя, отложил ножницы и гребень. Поблагодарил банника за совет, со стыдом подобрал остриженные пряди и бросил в печь, даже не обратив внимания, что пламя на мгновение поменяло цвет. Поспешно принялся за основную работу.

Показалось, что в его подопечном что-то изменилось: лежит более расслабленно, задышал ровнее и глубже... Вот и ладушки! Значит, все-таки не зря их Яга в баньку отправила! Помогает, ведь.

Странным образом это даже воодушевило, Ваня вполне спокойно закончил все, что от него требовалось. Вполне, — потому что Кощей там или не Кощей, но такого никто не заслуживает! У него ж запястья действительно до голых костей сбиты, часто приходилось промокать выступавшие местами бурую сукровицу или же густую черную кровь... в том числе из узких полос на ребрах и боках, будто по ним в остервенении плетью хлестали. Иван думал, что ему стыдно будет его между ног, в паху касаться... не стыдно, больно стало!

Не должно такого в свете быть!!!

На себя — удрученный и замотанный парень не стал тратить времени дольше необходимого, ополоснулся да переоделся, вместо этого споро закончив то, ради чего он на эту помывку и согласился. Матушкин бальзам ушел полностью, и Иван наконец с непередаваемым облегчением вздохнул, заворачивая бессознательного чародея в чистое полотно. К удивлению юноши, тот по-прежнему ни на что не реагировал, даже когда приходилось касаться самых глубоких и отвратительных ран. Но дышал он все так же спокойно и ровно, и утомленный Иван дернул плечом — он же не знахарь и не лекарь, раны обработал, тайну сохранил, а с прочим пусть Яга разбирается.

К тому же на подходе к дому Ваню ожидало несколько сюрпризов — приятных: в виде дразнящих ароматов, однозначно указывающих на гостеприимно накрытый стол, и отзвуков разговора внутри. Волк успел вернуться и судя по голосу, куда бы тот не отлучался, однако плохих известий оттуда не принес:

— ... Лесовичок ее без того не любит, чего не надо — не покажет и сам скроется. Я сильно не мудрил, а то это тоже странно бы выглядело... Так, попутал след немного.

Яга согласно кивала, на вошедшего юношу тоже взглянула одобрительно:

— Управился? — принюхалась и даже прицокнула. — И из своих запасов зелья не пожалел, и сам все сделал: молодец!

— Сразу сподручнее, — отговорился Иван от скользкой темы, тем более, что его куда больше интересовали полные кисельница и кандюшка с квасом на столе. — Я его еще и прибрал немного, правда часть волос состричь пришлось... Я, как банник и сказал, сжег все! Гребешок, вот только, не вымыл, но он и так в сенцах валялся...

Ваня осекся.

— ГДЕ валялся?!

— ЧТО ты сделал?!!

У Яги не только брови, но и бородавка с носа, казалось, собрались под платок убежать.

— Расчесал и...

— Подстриг! — Волк, спрятав лицо в ладонях, как-то совсем не по-волчьи похрюкивал, плечи у него отчетливо вздрагивали.

— Да что такого-то?! — раздраженно вскинулся в конец замороченный Иван. — С колтунами было что ли оставлять? Лучше покажите, куда его положить-то теперь?

Яга опомнилась первой, но вместо ответа жалостливо поинтересовалась:

— Ваня-я, а тебя ничего сейчас не смущает?

Иван сердито запламенел щеками, отчего Серый совсем уж мычать начал и сдавленно всхлипывал:

— Угу, косу... на руках через порог... теперь в постель уложить... попал Кощей! — он свалился с лавки, оборачиваясь, но и в зверином виде продолжал скулить и повизгивать, прикрыв морду лапами.

Глядя на него, Яга с досадой сплюнула, — от половицы, кажись, даже дымок ядовитый пошел.

— Цыть, охальник! Одно на уме, да и тот весь давно через задние ворота вытек! — прикрикнула она на Волка и уточнила. — Ванечка, а ты точно царевич? А то, с дураков обычно другой спрос идет, мало ли чего, не приведи Лихо...

Иван угрюмо молчал: все, что его смутить могло — он только что своими руками мазью мазал по той самой причине, по которой сейчас Серый непотребно ржет, по полу катаясь.

— Тебя избушка моя или же, что человек волком оборачивается — не смущает, спрашиваю? — сжалилась на пояснения Яга.

— А должно?! — вызверился доведенный до предела Иван, все-таки осторожно устраивая чародея на подходящей лавке.

Волк икнул, Яга вздохнула и пригорюнилась:

— Ну, если тебя курячьи лапы у избы не удивляют, то мог бы и дальше подумать, что в таком домике тарелочки там, гребешки всякие — тоже не простые могут быть!

Когда до него дошел смысл слов карги, Ваня не устоял на ногах и сел. Хорошо хоть на лавку, а не мимо.

— Что я сделал? — опасливым шепотом поинтересовался царевич, переводя тоскливый взор с одного на другую.

— Да уж, сделал! — согласилась Яга. — То, что ты его моим гребнем расчесал, это ничего. Может, оно и к лучшему. Кощей — колдун мощный, ему тех чар — как паутинку стряхнуть, не заметит даже. Как силу свою обратно накопит — сам проснется. А пока, зачем же ему лишнего мучиться, пусть спит, боли не чувствует... Но вот то, что волосы ты ему не только расчесал, но и обрезал — вот это уже худо.

— Почему?

— Потому, Ваня, — ответил наконец совладавший со смехом оборотень, возвращаясь в человеческий облик, — что для чародея волосы это и громоотвод, и копилка на черный день. Сил у него и без того немного в запасе оставалось, еще и ты постарался. Кто ж теперь скажет, КОГДА он проснется! Я, например, — нет.

* * *

Солнечный луч неторопливо и тщательно исследовал каждое бревнышко, все сучки и зазоры на стене, и недовольный к себе невниманием, перескочил на лицо безмятежно спящего юноши. Иван отмахнулся, повернулся на другой бок и продолжил сопеть в подушку, но настырный луч добрался до него и там, отразившись от поверхности стоявшей на подоконнике в плошке водицы. Ваня сел, сладко потянулся и, не открывая глаз, потрусил на двор. С удовольствием поплескавшись прямо у колодца, Иван наконец полностью проснулся, снова потянулся, до хруста разминая косточки, и с наслаждением втянул в себя воздух — хорошо у Яги! Как дома побывал.

Сдавленное хихиканье вывело его из благодушно-созерцательного настроения. В недоумении заозиравшись, Ваня никого так и не заметил, потому пожав плечами вернулся в избу, чтобы одеться, запоздало сообразив, что он вообще-то по двору в одних портах спросонья бегает. Зря он это.

— Э-э... утречка... — только и смог выговорить до нельзя сконфуженный Иван, в горнице сразу же натыкаясь взглядом на чинно сидевшую с толстенной книжкой у окошка девицу.

— Полдень уже, — жалостливо поправила его она, снова похихикав в кулачок.

— Да... э-э... я вот тут... я сейчас! — бочком-бочком Ваня проворно шмыгнул в комнатку за одеждой.

— Вот же неугомонная! — юноша с облегчением услышал неодобрительный голос Яги. — Совсем парня засмущала. Настя, мечи из печи!

Выждав немного и в десятый раз убедившись, что теперь-то с внешним видом у него все в порядке, Ваня пригладил кудри и, решительно выдохнув, шагнул обратно в горницу. Он Кощея-то так не боялся!

Чего его бояться, — спит и спит себе, молчит, дышит.

Девица все еще была там. Молоденькая, свежая, с лукавыми серо-зелеными глазами, в нарядном венце и тонком голубом летнике, она сидела, наглаживая здоровенного черного котяру, с настолько плутовской мордой, что невольно хотелось проверить, где он сегодня уже успел нашкодить.

— Иван, — Ваня не нашел ничего умнее, чем представиться, но зачем-то уточнил. — Царевич.

— Василиса я, — чуточку ехидно дернула губками девушка.

— Прекрасная?

Н-да, не задалось знакомство! Василиса враз посуровела лицом, поджала губы, резко захлопнула книгу, без особых усилий подхватила под мышку довольно рокочущего кота, и вымелась за двери, сверкнув напоследок наборным бисером накосника на каштановой косе:

— Премудрая!!!

— А что я такого спросил? — растерянно проговорил Иван, невольно обращаясь к другой девушке, которая ловко расставляла на столе нехитрую снедь.

Та и одета была попроще — в сенокосцу запоном повязанную, и ответила без вывертов, от дела не отвлекаясь:

— Не обращай внимания, это ж Васька! Ни слова в простоте.

— Ваня — это Настя, на службе она у меня, — назвала вторую девушку утирающая слезы от смеха Яга. — Садись, кушай, и не переживай. Василиса — девушка хорошая, умная, быстро отойдет.

— Ага, — где-то за спиной бурчала Настя, — вот вычитает в своих книжках, что все мужики дубины, думающие нижним корнем и простит, мол, на дерево не сердятся...

— Брысь! — шикнула на нее карга.

Иван не заставил себя упрашивать и принялся за еду, но все же поинтересовался, заинтригованный новым знакомством: