Вселенная шай-ти: часть 1

— То-то же! А, чем там звезды не шутят — попробуем гипотетически скрестить ее с ними. Может, получится, как считаешь?

— Сомневаюсь. У них геном нестандартный, это даже я знаю.

— Ну так и твоя самочка необычная.

— Пробуй, посмеемся, когда отказ получим.

Соня устало прикрыла глаза — как же хорошо, что к ней здесь не прикасаются. Проще вытерпеть прикосновения машин, чем когтей, клешней и щупалец этих инопланетян. Она бы тогда точно закричала.

— Все тебе шутка... Ну-ка, посмотрим, на эти сорок шесть хромосом... Здесь сплюсуем, тут урежем, а вот здесь еще и умножим, тогда... — Тан что-то неразборчиво забубнил себе под нос, чтобы через минуту удивленно рассмеяться. — Знаешь, Кор-ар, а этот звереныш не совсем пропащий. Я бы даже сказал — счастливый в чем-то!

Тан выглядел шокированным, чего с ним случалось нечасто — а вернее, почти никогда. Все-таки почти две с половиной сотни лет за спиной — не шутка, срок не каждому отмеренный! И это при условии, что даже шай-ти жили не более восьми сотен, а народ Кор-ара с трудом протягивал до двух с пылью! Правда, самому Тану светила впереди дорожка еще лет из ста тридцати, сейчас он был мужчиной на самом пике своих умственных и физических способностей.

Но все-таки как же некоторые шутки близко ходят с правдой!

— Эта твоя самочка, мой любезный друг, — когда ученый нервничал, он начинал изъясняться несколько витиевато, — очень ценный материал. Если совместить ее существующий ген с геном уже упомянутых ранее шай-ти, то она спокойно проживет лет пятьсот. При благоприятных для жизни условиях, конечно, это необходимо для любого вида. Более того, — Тан постучал когтем по еще одному графику, — унаследует от этих крылатых еще и молодость. Вернее, будет очень и очень медленно физически стареть, а с какого-то момента этот процесс вообще практически остановится.

Соня попыталась повернуть голову вправо — провода сдавили шею — и вернулась в прежнее положение, так и не увидев хозяина лаборатории, но слыша его бодрый топот. Кошко-ящер едва ли не приплясывал от чего-то увиденного на своих экранах. А вот Богомол замер, и девочка только догадывалась о его присутствии где-то рядом — взгляд, которым он на нее смотрел, ощущался еще одним проводом. И почему-то казалось, что если бы мог — он придушил бы ее сейчас на месте.

— Ты уверен? — скрипуче уточнил Кор-ар, недовольно прищелкивая жвалами. Да, он завидовал, а кто бы не стал?! Кто бы смог отказаться от подобного подарка-насмешки судьбы? Сильные, живучие гадины, всегда чуть в стороне ото всех — приходят, если это нужно им, и уходят, когда посчитают нужным, забирая тех, на ком остановится их взгляд, на свою планету, под покров военных кораблей под солнечными парусами.

Так увели когда-то и мать Кор-ара, легко и почти без усилий — не украли, нет! Если бы украли, было бы проще! Она ушла сама: забыла и свой дом, и супруга, и детей. Его, Кор-ара, забыла! И уходя, не обернулась, — вычеркнула их всех из собственной жизни, как бесполезные и ненужные вещи!

Шай-ти Кор-ар ненавидел лютой ненавистью.

Только не знал, что его матери предлагали забрать детей, разделить дом и хлеб еще и с ними. А та отказалась. Родить родила — нелюбимых, нежеланных, навязанных родом и долгом — а взять с собой не смогла. На коленях умоляла пришедшего за ней оставить все, выжечь эти страницы из ее жизни и памяти. Шай-ти согласились, почтили волю уходящей. И мать Кор-ара была счастлива.

Она уже несколько десятков лет смотрела на небо в саду своего дома и не боялась — боли больше не было — не мечтала исчезнуть навсегда, чтобы только не быть, или быть, но где-то еще. Ее жизнь до краев наполнили счастьем, словно компенсируя годы одиночества и жестокого обращения в доме первого мужа.

Раса Кор-ара считала своих женщин чем-то средним между животным и разумным существом, не давая им выбора и права голоса.

— Обижаешь! — достав из стола тонкую терпко пахнущую палочку, Тан зажал ее между клыков, отломив кончик. — У меня осечек и ляпов при такой работе не бывает — сам же знаешь, на этих шай-ти я пару десятков бабочек съел и не подавился. А уж сколько я отвалил когда-то за пробирку с их кровью — страшно вспомнить!

Дорого ему обошелся этот материал, годовой бюджет некоторых планет — столько стоила запаянная капсула. Случайность, везение, упрямство — мало ли что тогда помогло заполучить в лапы это чудо? Помогло же! И Тан не пожалел ни единой минуты. А сейчас... Да ради такого эксперимента он бы не задумываясь себе хвост отрезал — все равно отрастет!

— При введении в организм сыворотки на основе гена шай-ти внутрибиологические процессы этой крошки изменятся. Взрослеть поначалу она будет как любой из ее вида, но это пока длится перестройка организма под ген-доминант. Половая зрелость тоже наступит по временной шкале ее расы — а вот после уже все пойдет как у шай-ти. Во всяком случае, насколько я могу судить по полученным данным. О психологическом созревании ничего сказать не могу, как и о скорости накопления и обработки информации, тут все сугубо индивидуально даже в рамках одного вида. А по возрасту ты ошибся, но не слишком: без сыворотки ей отпущено где-то нашх лет двадцать.

— А иных вариантов скрещивания нет? С меньшим сроком жизни?

— Нет, твое желание, увы, невыполнимо, — покачал головой Тан. — Да и упустить подобный эксперимент я не могу, уж извини. Другие расы отторгают ген шай-ти, причем очень агрессивно, часто до летального исхода испытуемого. Исключение составляют только фейниллы, но те — отдельный разговор. Очень уж много у этих двух видов пересечений, не иначе какой-то общий предок был. А тут — стопроцентное принятие!

Кор-ару такое положение дел не понравилось. Ладно, если бы возраст продлился до сотни лет, это еще куда ни шло — животные-долгожители часто пользовались спросом — но до пяти?! И плевать, что разумное создание, не зверь дикий, но вот так просто отдать то, о чем мечтают многие расы и народы? То, ради чего много тысячелетий трудится медицина всех известных планет, достанется какой-то мелкой слабой самке с неизвестной планеты за просто так?!

— Завидно?

— А тебе будто нет? И не рассказывай мне сказки! За подобную возможность ты бы не моргнув уничтожил несколько планет.

— А я разве отрицаю? — философски вводя данные в компьютер, чтобы тот рассчитал составляющие и дозу сыворотки, не стал спорить Тан. — Конечно, мне завидно. Страшно, до безумия. Ибо озвученные тебе цифры основаны только на том, что известно галактикам об этой расе, а на деле... Вполне может оказаться, что живут они намного дольше — и эта девочка проживет, — прищурился ученый. — А может и нет, кто знает? Жизнь быстротечна. Но вот что я тебе скажу, Кор-ар, присоединение любого другого гена убьет твоего зверька или не окажет на нее никакого воздействия. И выгоды из этой покупки ты не извлечешь ни на звездочку.

Тан хмуро смотрел на Соню — не мигая, не отрываясь. Как удивительна природа, какое у нее тонкое чувство юмора — ни одному живому существу не достичь ее высоты! Самым слабым из известных разумных организмов со всей вселенной достался такой щедрый дар — совместимость с сильнейшими, свободнейшими долгожителями мира. Шай-ти даже в Альянс планет входили на своих условиях, им никто не вправе был диктовать, что делать и как жить.

Убить за такое — легко.

Получить, увы, невозможно.

Только вот страшны шай-ти были, по мнению того же Тана, как самый проклинаемый и благословляемый грех его народа — любопытство. Но это кому как.

— Ну что, вводить препарат или нет?

Ученый постучал когтем по подготовленной к использованию ампуле.

Промелькнувшая внезапно мысль заставила хозяина Зверинца задумчиво прищелкнуть жвалами — а вдруг?..

— Послушай, друг мой, а кроме длинной жизни она что-нибудь получит? Защитный покров, выносливость? И что там в таком случае будет с совместимостью с ее собственным видом? Я надеюсь получить потомство, если опыт пройдет удачно!

Ученый переключил несколько экранов, забил на один из них длинную строку букв и цифр, ткнул в несколько кнопок и ответил:

— Нет, больше ничего — организм как был, так и останется хрупким и слабым. Больше бонусов от природы ей не полагается. А что касается продолжения рода... — на экране загорелся объемный график. — Так тут все просто и прозрачно: к размножению со своим видом эта самка так и останется пригодна.

— Тогда вводи. Если что, прирежу и пущу на корм ящерам, невелика потеря.

Эта новость успокоила и расслабила Кора-ара: пока его новое приобретение работает и собирает зрителей, будет жить, станет не нужно — отправится на свалку.

Кошко-ящер взмахнул хвостом: какое расточительство! Попади эта самочка к нему первому, вот было бы счастье! Он не стал бы убивать ее по прихоти, только ради науки. Намного более благородная смерть. А у Кор-ара... Взлетит он не с того крыла — и попадет зверь под раздачу, а дальше на утилизацию, и останется он, Тан, ни с чем.

Жалко.

Соня почти не мигая смотрела, как Тан загрузил ампулу в медицинский пистолет с самой тонкой иглой. Сыворотка отливала в темноте жемчужно-голубым, казалась густой, как сахарный сироп. Он подошел к спеленутой проводами Соне, безуспешно попытавшейся дернуться, хоть как-то отвернуться от ученого. Оно и раньше не получалось, но сейчас в ней ожило какое-то животное чутье на опасность. Она Богомола с Крысом так не боялась, как этого гибрида ящерицы и кошки.

Ученый приставил пистолет прямо к ее шее, место укола обожгло сперва холодом, а потом огнем. Боль расцвела во всем теле электрическим цветком.

Соня забилась в путах, не слыша собственного крика. В мгновенье она оглохла, ослепла, онемела — не стало ее, а она стала болью.

— Ух, вот это реакция! Ты только посмотри! Я даже не предполагал, что...

— Да в черную дыру твои предположения, что с этой-то делать?! Если из-за тебя я ее потеряю!..

— Не шуми, ничего с твоей зверушкой не случится. Ну, покричит немного, горло сорвет, мелочи какие! Все они успокаиваются, так или иначе, рано или поздно...

Если бы Кор-ар мог, он бы заскрипел зубами от гнева, но зубов у него, в отличие от Тана, не было, а жвала для этого не предназначались — так что ему оставалось только зло шелестеть короткими крыльями да потирать клешни о хитиновый панцирь.

Соня кричала — страшно и жутко. Но для нее самой этого крика не существовало — существовал только огонь, бегущий по венам и сжигающий заживо. Она умирала и возрождалась, плакала и напивалась своими же слезами. И падала в бездну, в которой расцветали бело-золотые цветы-звезды, похожие на кружевные снежинки. Ей казалось, что вот еще чуть-чуть, она дотянется до них и что-то узнает... Что-то невообразимо важное, так необходимое ей, то, что она искала с самого своего первого вздоха и раньше, до рождения, в небытии. Искала и не могла найти — просто знала, что ищет. Как знала, что эти цветы, яркие, горячие, сияющие цветы — это не все, это лишь часть. Но целого не было — только тонкая золотая нить, пришедшая взамен цветов. У нее никак не получалось ухватиться за нее, и от этого, именно от этого, ей было больно. От того, что она тянулась и не могла дотянуться, узнать, кто держит конец нити с той стороны. Только песня звучала в груди одним сердцебиением на двоих и ответом.

Протяни руку — коснешься, но пальцы в который раз сжимали лишь воздух да из темноты скалили клыки чудовищные лица.

Если ад существовал, подумала Соня на краю сознания, проваливаясь в чернильную бездну — то она была в аду.

* * *

Реальность свалилась на Соню мерным электрическим гулом вперемешку с целым сонмом разнообразных звуков, от пронзительного щелканья-писка до тихого гортанного рычания. Девочка приподняла голову, сонно осмотрелась: она лежала на толстой, сплетенной из очень мягких волокон подстилке с рюкзаком вместо подушки. С минуту Соня рассматривала потолок, почти не моргая, и прислушивалась к окружающему миру, а потом села и оглядела себя.

Физической боли она не чувствовала, да и видимых травм не наблюдалось, что не могло не радовать. Куртка и джинсы канули в небытие. Их сменил обтягивающий комбинезон под самое горло, который настолько плотно облегал тело, что Соня почувствовала себя голой. Но это было лучше, намного лучше, чем если бы ее действительно раздели и бросили в эту... клетку.

Соня мысленно прикинула размер: пять метров умножить на четыре, в высоту до потолка чуть меньше двух метров. Три стены обычные, а вот внешняя, с электрическими решетками, была полукруглой, так, что если пришлось бы к ней подойти почти вплотную, то стало бы можно увидеть огромный холл с десятком других клеток.

Соня встала, попрыгала, потянулась. Температура в помещении была вполне комфортной, даже немного высоковатой, но жаловаться на это она и не думала. Главное, что не холодно.

Стены были гладкие, облицованные чем-то вроде пластика, а вот если поднести руку к решетке, то обожжешься. Сильно, так, что потом прижимаешь к себе раненую кисть и тихонько шепчешь: пройдет, обязательно пройдет.

Соня прошлась по клетке, сначала 'лилипутами', потом 'гигантами'. Первых получилось двадцать два, вторых — семь с половиной. Пол, и стены, и потолок были выкрашены в белый цвет, и Соня передернулась, поняв, что она здесь будет как на ладони, нигде не спрячешься. Девочке стало безумно жаль животных в зоопарках: они так живут, их так же ловят люди и сажают в железные решетчатые короба, вырывают из привычной среды обитания. Это нечестно.

В правом углу, за выступающей тонкой стеной-перегородкой, обнаружились аналог туалета и небольшой ручеек-фонтан. Соня умылась, стуча зубами и душа в груди истерический смех.

Плакать было нельзя. Может быть, сейчас за ней наблюдали через какую-нибудь скрытую камеру и анализировали ее поведение. Нужно показать наблюдателям, что она спокойная и мирная, решила Соня. Она помнила, что агрессивных животных на Земле усыпляли. Или сажали за самые высокие заборы, которые даже с разбегу не перепрыгнешь.

В школе всегда говорили, что главная особенность человека, отличие его от животного — это умение думать и приспосабливаться. Сделать из камня и палки копье.

Только тут ни того, ни другого не было. Да и забавно это выглядело бы, если бы она понеслась на Богомола с копьем наперевес. Все равно что против слона с зубочисткой.

Глупости лезли в голову, но Соня не гнала их. Они помогали забыться, отвлечься от рева, стонов, писка из соседних клеток, от чужого отчаянья и боли. И от мыслей о своем будущем.

Хорошо, что ее не оставили с тем ученым.

Когда-то, теперь уже в прошлой жизни — такой далекой казалась реальность на любимой и родной Земле — она увидела отрывок из передачи про 'ночных бабочек', девушек легкого поведения. Мама, придя домой и, обнаружив, что показывают по телевизору, очень быстро переключила канал, приговаривая: 'Нечего смотреть всякую гадость!'. Но главное Соня понять успела: эти девушки торгуют телом, продают себя, и кто угодно может их купить и использовать, как какую-то вещь. Так и порадуешься, что чаша эта мимо нее прошла: Соня сильно сомневалась, что инопланетяне, какими бы они ни были, согласились бы спать на собачьей подстилке.