Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Недоумение во взгляде Риты возрастает.
— ... я понимаю, что врач, а они не обращались за помощью, — сдуваюсь я. — Мало ли кто бродит по свету неопознанным... но мне же любопытно!
Девушка смотрит укоризненно, и мне становится немного стыдно.
— Да, я мечтаю сделать открытие! — раздраженно говорю я. — Да, мечтаю о славе! Честолюбив! Да, мне слаще всего мысль, что никто не может, а я могу! Упиваюсь ей! Довольна?
Вспышка раздражения прошла так же внезапно, как и началась. Грустно смотрю на пустое кресло. Риты нет. Мучительное одиночество, поговорить не с кем. Вот и говорю с тенью. Даже ссорюсь иногда. Хоть бы ее мама заглянула, поделилась, как там с Ритой, выздоравливает ли. Объяснила бы, что она имела в виду, когда намекала на девять месяцев. Заинтриговала и исчезла. Вызвать по инфо? Э, не. Мне игнора от ее доченьки достаточно. У меня, знаете ли, тоже самолюбие.
Задумчиво смотрю на отчет. Открытие хотел, да? Ну вот оно, открытие. И как, рад? Ах, страшно и бежать хочется? А чего совал нос, куда не просят?!
Дрогнувшей рукой закрываю отчет в папку под шифром. Может, и обойдется. Может, это все мои страхи и придумки от необразованности. Может, всем странным фактам есть простое и безобидное объяснение. Я же так и не поговорил с владельцем. И обследование не до конца провел.
С этой успокаивающей мыслью поднимаюсь и шлепаю к кухонному комбайну. Оу, мясо, запеченное с овощами! И почему считается, что на ночь кушать вредно? Вкусно же! И самое приятное — посуду потом мыть не надо, в кухонном комбайне есть режим автомойки. Дом, милый дом...
5
— Ты как меня нашел?!
Серега "гипер-с" застенчиво улыбается.
— По геолокации, — бесхитростно объясняет он. — Знакомые мне опцию в инфо поставили, иногда пользуюсь. А что?
Я качаю головой. У Сереги явно подавлен инстинкт самосохранения. Страх потерял, как говорили во времена до Катастрофы. А ничего, что геолокация физических лиц уже десять лет как запрещена законодательно? И срок за нарушение — несладкие два годика в концлагере. Нет, силовым структурам можно, но где они и где Серега? По нему самому силовые структуры плачут. Удивительно, как до сих пор жив. Приняли закон, кстати, по инициативе депутатов и при полном одобрямсе правительства. Оно и неудивительно, если учесть концентрацию "друзей" во властных структурах. Виду, чьим способом существования является обман ближних, совсем ни к чему средство реального контроля, доступное рядовым гражданам.
— За языком следи, — советую я серьезно.
— А зачем? Ты свой.
И Серега снова беззаботно улыбается. Я же морщу лоб. Что-то царапнуло меня в его ответе. Не ложь, не опасность...что? Что?! Что-то. Ничего, потом всплывет. Мое подсознание — оно такое, работает без отдыха. И все, что туда попадает, потом всплывает в виде пусть маленького, но научного озарения. Кто бы еще их ценил. Была Рита, да и та... сплыла.
— Ну, нашел? Дальше что?
Док, мне нужна помощь. Твоя помощь.
Вот такой Серега мне нравится гораздо больше. Руки трясутся, в глазах страх. Инстинкт самосохранения на страже!
— Я знаю, чем ты занимаешься. Узнавал. Док, ты мощный суперсенс! Помоги, а?
— Ну, не такой уж и мощный, больше картину гоню...
Серега криво улыбается, и я настороженно замолкаю. А вот теперь и мой инстинкт самосохранения завопил! Узнавал он... у кого?!
— Док, я же поэт. А поэты мир остро видят. Думаешь, не заметил, как всякую шушеру сдувает, когда ты приходишь? Спасибо, кстати, меня от них реально потряхивало...
Потряхивало его. Убили б уже пару раз, если б я не отпугивал. А все его девочки. Что, не понимает, что у красивых богатых девочек имеются и телохраны, и здоровые богатые дружки?
— Влюбился я, Док.
В глазах Сереги острая тоска. С чего бы, если влюбился? Он, когда влюблен, так и светится самодовольством.
— Ребенок у нее будет, — шепчет Серега. — Мой ребенок. А ей даже шестнадцати нет...
— Дур-рак! — вырывается у меня.
— Сам дурак! Что б ты понимал в женской красоте, клистир! Она, когда идет, тоненькая, стройненькая, вокруг нее аж воздух звенит и светится!
Я смотрю угрюмо и не отвечаю. Может, я и не понимаю ничего в женской красоте. Да без всяких "может" — не понимаю, чего уж там врать себе. Но что я понимаю точно — Сереге конец. Была б еще девочка с окраин, можно б замять, но он же, мутант чокнутый, вокруг элиты охотится!
— ... она сама запретила предохраняться, ребенка хотела! — давится слезами Серега. — А мы с ней даже встречаться не можем! В универе с ней разговариваю тайком! Иду сзади как бы случайно, так и переговариваемся! Ты бы видел, Док! Идет такая крохотулька на столбиках, гордая, а у самой в глазах слезы! И шепчет тихонько, что любит меня и не бросит! Док, помоги!
— Я тебе не президент, чтоб помилования оформлять, — хмуро замечаю я.
— Не надо помилований, — бормочет Серега и снова смотрит с тоской. — У нее денег много. Она меня за границу увезет, там законы другие. И сама уедет.
Я не понимаю. Серега вытянул счастливый билет. Похоже на чудо, но чего только не бывает в жизни? Вот и славно, все живы и счастливы, я тут при чем?
— Я сам хочу... — шепчет Серега и сникает. — Она не знает, что я по девочкам ходок. А я ж не удержусь... Я люблю ее, Док! Сделай со мной что-нибудь! Я как ей в глаза буду смотреть, если что?!
— Как и раньше смотрел! — огрызаюсь я. — Невинно, блин!
Серега смотрит на меня с жалостью.
— Я люблю ее, — объясняет он мне, как маленькому. — У нее будет ребенок. Мой ребенок. А за моего ребенка я весь мир готов порвать, не то что себя... поможешь, Док?
У меня щелкает в голове. Вот оно что. Незадокументированная особенность "гипер-с". Гипертрофированное отцовство. Просто "гипер-с" до этой стадии обычно не доживают, потому я и не знал. Но теперь знаю.
Серега смотрит с надеждой, и мне становится неуютно. Я не бог, чтоб отменить мутацию!
— Я понимаю, ты не хочешь афишировать свою силу! — шепчет Серега. — Понимаю, для тебя это опасно, не дурак! Но я прошу тебя!
Смотрю на него с сомнением. Не дурак, да? А понимает ли он, на что меня толкает? Я-то понимаю.
— Док, помоги! Неужели ты сам никогда не любил?!
Вспоминаю Риту и морщусь.
— К вашему сведению, большинство людей не знает, что такое любовь, — сухо отвечаю я. — Я в их числе. К вашему сведению, у таких, как ты, творческий потенциал завязан на сексуальную гиперактивность. Неразрывно завязан. И если я что-то с тобой сделаю, здесь и сейчас умрет величайший, последний бард нашей эпохи!
— А я знаю.
Серега смотрит в окно. Мне не по себе. Такое я уже не раз видел. С таким взглядом самое то уходить из жизни.
— Я больше не могу писать, — шепчет Серега. — Что-то со мной случилось. Постоянный шум в голове. Включаю синтезатор — а образы бле-едные... Так что я расстанусь с тем, что уже потерял. Действуй, Док, не сомневайся.
— Я не смогу избавить тебя полностью, только купировать! — предупреждаю я на всякий случай. — Дальше все будет зависеть только от твоей воли!
— У меня есть воля, — бледно усмехается Серега. — Не сомневайся.
Я усаживаю его в кресло. В принципе, не так уж сложно купировать гиперсексуальность. Другой вопрос, нужно ли. Я и сейчас не уверен, правильно ли поступаю. И если б Серега не потерял способность творить... а почему, кстати?
— Тебя по голове, что ли, били?
— Да подходил один недовольный...— бормочет Серега и отводит глаза.
Понятно, все же напросился.
Сеанс проходит штатно. Можно гордиться: убил великого поэта безукоризненно точно. Просто Дантес какой-то.
Серега встает, словно прислушивается к себе какое-то мгновение, потерянно оглядывается и молчком движется к двери.
— Синтезатор на забудь, — напоминаю я неловко.
Он жалко улыбается.
— А это тебе, — говорит он. — На память. Поплачь за меня о великом поэте. Мне-то он теперь и не нужен, так ведь?
Серега уходит. Задумчиво смотрю ему вслед. Что-то как-то он не то сказал...
Серегин синтезатор — мощная, профессиональная вещь. И сложная, с наскоку не разберешься. Но хозяин мне как-то показывал, как воспроизвести записанную мелодию. Жму нужную кнопку, и после секундной паузы кабинет заполняют могучие созвучия. Вот это мощь!
Музыка рвет сердце. Реквием, понимаю я. Он написал реквием. Себе. Ничего себе сила! И это называется — потерял способность творить?! Я не очень разбираюсь в музыке, но эта вещь пробирает меня до костей. Он меня обманул. Ничего он не потерял...тогда.
Снова смотрю в окно. Далеко-далеко в просвете между двумя высотками пробирается к метро крохотная фигурка. Что же я наделал...
Вызов инфо. Наверно, я простоял у окна вечность, потому что лоб онемел от давления на стекло. Что там, запись на прием? Давайте, записывайтесь, я вам налечу...
С экрана инфо на меня словно пахнуло запахом моря, водорослей, горячего песка и спелых фруктов. Молодая женщина и совсем маленькая девочка, обе в цветастых пляжных платьицах, смотрели на меня, прищурившись от солнца. Понятно, поставили инфо на панораму и отошли. Кто такие, почему кажутся знакомыми?
— Здравствуйте, — сказала девочка и застенчиво улыбнулась. — У нас все хорошо, я выздоравливаю. Большое спасибо вам за все.
Вспомнил. Девочка — зомби, самый жуткий вариант с кемиоэкземой. Купировать нельзя, убьешь мучительным образом. Помню, на приеме девочка поразила меня тем, что в своем состоянии продолжала горячо любить маму. В отчаянии предложил им вариант, разработанный мной лишь теоретически. Резкая смена климата, соответствующее внушение... южное солнце иногда способно творить чудеса. И было еще кое-что, чего я не озвучил маме девочки. Я — психотерапевт. Ну не верю я, что причина появления зомби — лишь в гипераллергенной реакции детского организма на агрессивные среды, не верю! А почему тогда большинство зомби — девочки? Почему схожего психотипа? Почему всем им недоставало перед мутагенным скачком чистой материнской любви? В данном случае — многодетная мать-одиночка, разрывающаяся между работой и семьей. Ей бы младших обиходить. На старшую внимания — сколько останется. То есть — ничего. А девочка продолжала страстно ее любить... Я тогда отдал им все свои накопления на квартирку, потому что для поездки к морю у них не было ни одного лишнего минимала. А кроме поездки еще нужно было оплатить услуги няни для остальных детей... Я тогда чуть не умер от жалости к самому себе, от понимания, что никогда не куплю себе квартиру. А вот сейчас стоит малышка, улыбается несмело, и нисколько не жалко мне тех потерянных минималов. Хех, частично потому, что квартира уже есть, и какая квартира! Дом, милый дом...
Я — хороший доктор. И потому, что непрерывно учусь, но больше — за счет интуиции. Вот что меня толкнуло продолжить разговор? Вроде и не заметил ничего особенного...
— А что мама молчит? — не очень вежливо поинтересовался я.
Девочка тревожно оглянулась, а вот мама не изменилась в лице. Меня словно подбросило. Схватил инфо и рывком приблизил изображение. Выделил лицо женщины и еще приблизил. Ч-черт, которого нет! Видел я уже такое, видел! Современная гадость, ничего подобного во времена до Катастрофы не было отмечено, я, по крайней мере, упоминаний не нашел. Полное психическое истощение. Бьется человек с невзгодами, бьется, и даже побеждает, а потом раз — и кончился завод. И ничего ему больше не нужно. Угасает за пару недель. Лекарства не помогают, потому что это и не болезнь, а... ну, кончились силы у человека, и все. А вот я могу кое-что, если вовремя успею...
Возвращаю изображение в прежний формат.
— Сколько дней молчит?
— Второй, — тихо ответила девочка. — Вы не беспокойтесь, у мамы такое уже было... оно само прошло. Не беспокойтесь. Вы и так нам очень помогли...
Ну, уникальная семья! Мама сама выходила из серой зоны, на одной силе воли! А малышка переживает, что снова загонит меня в траты... Это я должен переживать, я, а не крохотное беззащитное существо! Но я не переживаю, а лихорадочно готовлюсь к сеансу. Я еще ни разу не работал на расстоянии, но тут выбирать не приходится. Или я рискну, или им всем конец. Без мамы детей сдадут в госвоспитание, а это, я вам скажу, похуже взрослых концлагерей. Раньше таких маленьких разбирали по семьям, но после исследований, доказавших абсолютное доминирование наследственности в становлении личности, желающих взять приемных детей резко убавилось.
— Катерина-Клеопатра! — вспоминаю я редкое имя девочки. — Я сейчас буду работать с твоей мамой. Не беспокойтесь, это бесплатно, для моих научных изысканий. Мне нужна, сильно нужна твоя помощь! Посади маму на песок и держи экран инфо точно против ее лица. Мне нужно видеть ее глаза, а ей — мои! Справишься?
Девочка серьезно кивает.
— Это может быть долго! — предупреждаю я. — Руки выдержат?
— Я буду держать, пока не помру, — обещает она.
Это было тяжело. Словно отсекло большинство чувств. Только лицо пациентки, только слабое дрожание век, невнятные отзвуки моторики... я весь превратился в тонкую, остро чувствующую струну. Поэтому, когда дверь кабинета словно влетела внутрь, я даже не услышал звука. Не до того было. Я работал. А неясные тени скользнули в проем, окружили, нависли... темнота.
Очнулся от воды в лицо. Руки скованы за спиной, перед глазами — чья-то свирепая рожа. А, начальник службы безопасности группы компаний "Бета" и чего-то там по кадрам. Угрозы орет, ну надо же. Заткнулся б, идиот, голове и так больно. Выделяю существенное. Ах, я требовал владельца компании, после чего тот исчез! Ну не глупо, а?
— Я бы не подумал на тебя, но утром пришел Мося и рассказал, что ты с ним сотворил! — трясет перед моим лицом кулаками начальник службы безопасности. — Ты настоящий! Говори, куда делся хозяин! Кишки выжгу!
Ох-хо, больно же... ловлю напряженный взгляд Моси. Вспоминаю, от чего именно оторвали меня налетчики, и волна чистой ненависти переполняет сердце. Пока они тут играют в дебильные допросы, там умирает пациентка! Мося что-то чует и опасливо отодвигается. Ага, одного раза хватило собаке, чтоб забояться! Пытаюсь усмехнуться, но лицо корчится в каких-то жутких гримасах.
— Вы меня не убили, — наконец выдавливаю через силу. — Идиоты... вы меня не убили... а теперь поздно!
Раздается дикий крик. Здоровенный Мося в слепой панике бьется головой о стену. Остальные смотрят на него с ужасом. Сволочь, там же звукоизолирующая отделка, хрупкая! Кто ремонт оплатит?!
Кто-то из мужчин дергается ко мне с дубинкой. Поздно, идиот, поздно!
— Сидеть! — осаживаю я, и он садится прямо там, где застал приказ. Да и все садятся, ибо я очень зол.
— Инфо! — приказываю начальнику службы безопасности. — Чтоб перед глазами было, придурок!
Экран инфо дрожит. Боится, гад, до смерти боится! Правильно боится, конечно, но поздно!
— Извини, Катюшка, немного отвлекся, — шепчу я. — Как там у вас?
Девочка всхлипывает:
— У вас кровь!
— Да у меня ее много, не страшно, — успокаиваю я. — Как мама?
— Окаменела, — шепчет девочка и начинает тихо рыдать.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |