Limitanei (Чародейки)

Голос Вилл был твердым, и Арчибальд понял — спорить бесполезно. Тем более, что остальные девушки были с ней полностью согласны.

— Если это твое решение — пусть будет так. — он вздохнул. — Насколько я понимаю, я нахожусь под арестом?

Девушки снова переглянулись, и Вилл кивнула.

— Что-то вроде. — она вдруг вздохнула, и спрятала лицо в руках. — Черт, нам же негде тебя спрятать...

Корнелия широко ухмыльнулась, и щелкнула пальцами. Арчибальд сначала не понял, что произошло, а потом посмотрел вниз. И понял, что не видит ничего. Ни корней, ни тела, ни...

— До утра поваляйся здесь, потом что-нибудь придумаем. — сказала напоследок блондинка, и повернулась к нему спиной.

Парень даже не стал кивать в ответ. Что толку, если его уже сделали невидимым.

Глава 2

Сон пришел с первыми алыми лучами, залившими комнату. Нахлынул потоками липкой грязи, впился в глотку тысячей крючьев, разукрасил незнакомую комнату в цвета крови. Ударил, словно пули, крушащие кости и рвущие плоть. Обжег ноздри ядовитым дымом.

'Тебе же больно, правда?'

Они возникли внезапно, словно ожившие тени. Ловкие, проворные, словно крысы. Их кинжалы рубили человеческие тела, словно топор мясника, а пули не знали промаха. Они рвали тело в клочья, вышибали из него потоки крови, парализовавывали спазмами боли. Настолько сильными, что не оставалось сил даже на крик.

'Покричи для нас, Арчи. Спой красивую песенку.'

Голубой свет обжигал кожу, струился по венам раскаленным металлом, вскрывал пространство вокруг словно застарелый, наполненный гноем нарыв. Сверкал, будто маяк, окруженный штормом, и таял, тускнел, переходя в фиолетовый. Сверкал, приманивая к себе кого-то. Существ. Он видел пасти оскалившихся тварей. Тысячи, миллионы существ слишком ужасных, чтобы существовать. Призрачных и материальных, покрытых шипами, вывернутых зубами наружу, с клешнями и щупальцами. С разным набором конечностей и голов. Некоторые напоминали гуманоидов и даже людей, другие — животных, часть не вызывала совершенно никаких ассоциаций. И все они смотрели на него. Арчибальд не знал, почему, но был полностью в этом уверен — когда фиолетовый кончится, став сизым, все эти твари накинутся на него.

'Что мне делать?' — почти вопят огромные, округлившиеся карие глаза. Девушка крутит в руках кусочек чистой белой ткани, хочет помочь, но не знает, как.

— С... срежь! — вопит он, но из горла вырывается только хрип. Он будто порван на куски, по чистой случайности еще связанные воедино парой толстых нитей. Боль, яркая, жесткая, дикая — наваливается, словно опытный убийца, душит, словно гаррота. Не выходит ни говорить, ни кричать — только тихо хрипеть. В глазах пляшут пятна, чужие руки неуклюже, неуверенно шарят по ранам. Грязное лезвие погружается внутрь, и ему даже не хватает сил напомнить ей протереть руки спиртом.

Она достает одну из сплющенных пуль, и кровь, будто только того и дожидалась, рвется наружу. Внутрь погружаются мягкие, тряпичные волокна, прилипая к мышцам. Грязные пальцы лезут в раненое плечо, едкая, жгучая, почти обжигающая жидкость заливает кровь, оставшуюся на коже — бинт не закрепился плотно. Лезвие скользит ниже, к застрявшему глубоко в кости кусочку стали — иссекая пульпу и мертвый, перемолотый, прошитый пороховой пылью фарш, оставшийся в ране. Он радуется — приноровившаяся девушка все делает правильно, но...

'Получит столько золота, сколько сможет унести — и дом в предместьях сверху.'

За ее спиной мелькает тень. Черная, бархатная маска, в разрезе которой на месте глаз сверкают зеленые стеклышки. Солнечные лучи играют на сером, матовом лезвии, входящем в белую шею девушки. Настигнувший его убийца режет мягко, умело, словно опытный мясник. Алые волосы засыпают глаза, с губ срывается тихий крик, переходящий в бульканье.

На него снова смотрит золотистое, покрытое латунью дуло. Палец убийцы ласкает спусковой крючок, не нажимая на него — он все равно истечет кровью от полученных ран, и мужчина об этом знает.

'Разве не так?' — шепчет голос, так похожий на его собственный.

На пальцах девушки пляшет молния. Почему она не впиталась в стальное лезвие?

'Разве не так?' — к шепоту примешивается шипение.

Девушка... Вилл... не знала, как перевязать простую рану. Она даже не смогла тампонировать простой разрез. Чем она провела операцию? Ножницами?

'Я спрашиваю тебя, Арчибальд Бартомелой, титулярный герцог Глостерширский, разве это не так?'

Золотой свет как-то единовременно возникает везде, насыщая каждую клеточку его тела. Вымывая занесенную неопытными руками грязь и успевшую разнестись по венам гниль, убивая заползших внутрь мелких существ. Живот срастается, с щелчком становится на место сломанная кость. В комнате становится людно, и в ней нет никаких теней.

'Нет.' — отвечает он, и бьет — вслепую, со всей силы. Так, как только может ударить человек, полностью уверенный в своей правоте. — Не так.

Голубоватый, почти фиолетовый поток энергии сшибает темный силуэт с ног, ломая на своем пути высохшие корни. Арчибальд подхватывает что-то тяжелое, по чистой удаче оказавшееся рядом — низкий стул на четырех ножках. Деревяшка легко входит в лежащее на боку существо, ломая ребра и пробивая желудок, выбивая из него струйку темной жидкости. Из-под черного капюшона раздается странное, ни на что похожее шипение. Существо, похожее на ожившую мужскую тень, отскакивает назад. Сухое дерево падает на пол, не в силах удержать бесплотную фигуру.

'А бесплотную ли?'

Напоминающая стрелу метка на ладони снова вспыхивает голубым, забирая заметную часть сил, но тень, только что, стоявшая на расстоянии едва ли шага, оказалась в добрых трех.

'Значит, еще и иллюзии'

Палаш лежал слишком далеко, так что Арчибальд ударил сумкой — дорогой, выделанной из отличной антиванской кожи. А главное — наполненной отборными, почти на девяносто процентов чистыми золотыми слитками общим весом в двадцать пять килограмм, которые он забрал из сейфа в Канцелярии. Предпоследний подарок Ольстерского Королевства своему беглому принцу.

Предпоследний, потому что последним были пули.

Веса металлических прямоугольников хватило, чтобы прижать тень к полу, заставив замешкаться на пару мгновений. Пальцы Арчибальда сжались на знакомой до последней трещинки рукояти, и лезвие легко перерубило горло наслаждавшегося его кошмарами существа, ярко сверкнув голубым. Таким же цветом сияла метка. Похоже, его патрону понравились его действия.

Парень устало улыбнулся — силы немного восстановились, и доступной энергии стало больше. Пожалуй, теперь его хватит на еще две такие вспышки, как та, что порвала древесные оковы, созданные Корнелией. Конечно, полученной энергии было почти в два раза меньше, чем оставалось в существе, но...

Даже самый верный вассал всегда отправляет часть собранного дохода сюзерну. А половина — не такой уж и большой налог.

* * *

Корнелия Хейл, как иногда говорила ее мать, увлекавшаяся когда-то азиатской культурой, родилась со словом 'совершенство', начертанным на храмовой доске. Сама девушка была с этим не согласна — ей больше нравилось слово 'упорство'.

У нее всегда бы превосходные оценки в школе, безупречные манеры и врожденное умение держать себя. У нее была подчеркнутая, хотя и слегка саркастичная вежливость. Она знала, что нужно сделать — и делала это, не обращая внимания на цену и жертвы. Ее общественная работа давала превосходные результаты, а политическую и социальной жизнь школы она забросила после того, как стала королевой бала и главой студенческого совета. Одновременно.

Все это было для нее настолько естественным, что восхищенным окружающим зачастую казалось, будто ей все само идет в руки. Мало кто задумывался о тяжелом и упорном труде, которого это стоит. О ночах, которые она проводила за учебниками и пособиями, и обедах, которые провожала голодным взглядом, сохраняя фигуру. О часах, проводимых в спортивном зале за однообразными упражнениями и за шоппингом, который она ненавидела где-то глубоко внутри за его неэффективность, но... В ней все было идеально. Одежда не должна была стать исключением.

Разумеется, даже у нее были недоброжелатели. В основном это были парни, которых она отшила. Еще это были девушки, которые ей завидовали. Корнелию не беспокоили ни те, ни другие, она относилась к этим людям именно так, как относятся к нижестоящим все люди, чего-то в жизни добившиеся — с полным безразличием. Доброжелательная с признающими ее превосходство, холодно-сдержанная со всеми остальными, но одинаково вежливая со всеми — она идеально соответствовала продиктованному собственными ожиданиями образу благородной леди.

Образу, который у нее никогда не получалось поддерживать в настоящем облике. В подлунном танце энергий, в могучем подрагивании континентальных платформ, в смутном чувстве жизни, готовой родиться и расцвести по щелчку пальцев. Пару лет назад она уже вскрыла бы корнями толщиной с автобус городскую площадь, пустила бы побеги по улицам, сдавила в живой клетке и заковала саркофаг каждую тварь, что прошла в ее мир сквозь стихийный портал. В конце концов, она всегда знала, как и что нужно сделать — и делала это, не обращая внимания на цену и жертвы. Она бы сделала все это, и долго потом бы об этом жалела. Возможно — до конца своих дней.

Кондракар не тренировал их, не наказывал на ошибки и не давал никаких руководств к действию, кроме тонкого списка запретов из пяти пунктов. Кондракар не торопился, совет, каждый член которого коптил небо уже добрых пять сотен лет, знал — они вырастут. Они повзрослеют. Они приобретут опыт сами, они станцуют на граблях танго, и не одно, сами приспособятся к подаренным им силам. Попутно изобретут что-то новое, отложив это в Сердце, сделав следующее поколение еще сильнее. Что такое пара миров для тех, кто хранит тысячи? Полигон, не больше. Что такое война, затянувшаяся на десятилетие вместо года? Пыль на страницах истории.

Корнелия давно уже не была тем разгоряченным новобранцем, которому вручили тяжелый рюкзак с дырявой каской и винтовкой с десятком царапин на прикладе, явно знавшей не одного владельца. Чувство превосходства постепенно перешло в презрение и усталость. Стремление сделать работу идеально стало желанием закончить ее быстрее — и предпочтительно так, чтобы ее сделал кто-то другой. Радость и легкий страх подростка, которому поручили важное дело, сменил отстраненный и спокойный профессионализм.

А еще на ее руках засохла кровь.

Они приходили и уходили, заглядывая в эти навозные века только чтобы возглавить очередную атаку. Рушили стены и вминали в землю крупные отряды, отвлекали сильнейших бойцов врага, ломали об колено двадцатиметрового змееоборотя со свитой — а затем уходили обратно, часами отмокали в ванне, курили и отправлялись в школу, чтобы забыть обо всем на половину дня. Они жили в мирных семьях, ходили на дискотеки, в кафе и караоне в свободное время. Они два раза отправляли в Меридиан печенье и взбитые сливки, пока смущенный Калеб наконец не признался, что там нужнее простое мясо, крупа и овощи.

Они воевали понарошку, не серьезно, по ту сторону порталов. Слишком могущественные, чтобы кто-то кроме Фобоса мог их хотя бы ранить, они совершили все возможные ошибки, и еще парочку сверху. Местный тиф выполол четверть городского населения, проказа — еще больше. Антибиотики, которые они переправили на ту сторону, оказались для меридианцев смертельным ядом. Столбняк, гангрена, перитонит, сепсис — после каждого столкновения со стражей десятки простых парней ложились в землю просто потому, что получили рану, которая на земле не потребовала бы и госпитализации. За войну с Фобосом повстанческую вольницу вырезали три раза.

В этот раз таких ошибок не было. Город был поделен на сектора ответственности, полиция получила предупреждение о возможной террористической атаке, остатки Рыцарей, переживших Нериссу, встали в ружье, оцепив самые опасные районы. Ведьма научила их воевать в родном городе — оберегая здания, дороги и используя полицию, пожарную тревогу и спасательные службы для эвакуации населения. По всем метеостанциям прошло сообщение о надвигающейся десятибалльной шквальной грозе, жителей попросили не выходить из дома. Ирма и Хай Лин устроили бурю, чтобы замаскировать свои силы, стражница воды засела у реки. Вилл держалась высоко в небе, готовясь бросится с Сердцем к открывающимся в почти случайных местах порталам — только она и могла их закрыть. Тарани оставалась в резерве, чтобы случайно не сжечь весь город.

Сама Корнелия удерживала парк — точнее, несколько парков, находившихся рядом. Вырвавшиеся из земли корни — это лучше, чем корни, порвавшие асфальт и подземные коммуникации. И гораздо лучше, чем землетрясение под двадцатиэтажным зданием в квартале жилой застройки. Даже не считая возможные жертвы, это — многомиллионные финансовые потери, срыв договоров из-за форс мажорных обстоятельств и погрузившаяся еще глубже в пучину долгов городская мэрия.

Перед стражниками стояла почти невыполнимая задача — защитить город от прорыва завесы, и при этом не обнаружить себя. Или хотя бы свои настоящие личности. Хорошо еще, что с их семьями остались новые астральные дубли.

Энергия, текущая по поврежденной завесе, собиралась в оставшейся после неумелого портала трещине. Насыщала, углубляла ее, расходилась абсцессами, словно готовый лопнуть гнойник. Что-то рвалось на Землю с той стороны, что-то рвало тонкое стекло, всеми силами разбивая его. Прорывая завесу быстрее, чем она успевала восстанавливаться. Стражницы не могли ее починить или укрепить — Сердце начинало свою работу уже после того, как стекло ломалось, создавая заплатку. Им оставалось только ждать, нервно смотря на увеличивающийся на глазах нарыв. Смотреть, и прикидывать — что же вырвется в этот раз.

Первый портал открылся на дне Сакраменто, и Корнелия напряглась — только не хватало водных монстров, с которыми полноценно драться могут только Вилл и Ирма. Но смех стражницы воды успокоил ее — из-под водной глади вырвались облака темного, рассыпающегося на глазах дыма. Чем бы ни были твари, дышать под водой они не умели — и судя по кивкам Ирмы и Хай Лин, персональный пузырь без намека на воздух внутри скоро появится у каждого вторженца.

Потом еще один открылся у входа в спортивный центр, следующий — где-то по ту сторону канала, и еще, и еще... Корнелия перестала смотреть по сторонам, оставив девочкам их работу, и сосредоточилась на своей. Четыре тени, смутно напоминавшие человеческие фигуры, рвались из порталов, и что куда хуже — неслись к людям. Сравнительно маленький, всего лишь двухметровый корень железного дерева вырвался из земли, врезавшись в них, словно таран. Точнее, он должен был врезаться — на самом деле пройдя насквозь, словно фигуры и правда были научившимися ходить тенями. Корнелия выругалась. Она ненавидела призраков.

'Вилл, нужна твоя антимагия' — отправилось мысленное сообщение к девушке, зависшей в небе где-то на другом краю города.

Над тенями расцвел огромный, оранжевый в голубую полоску цветок, особенно заметный в сполохах грозы, и в тот же миг в землю ударила молния. От существ осталось только облачко уже знакомого дыма, а в асфальте — двухметровое, оплавленное пятно. Дорожным службам придется хорошенько поработать утром.