Дело Кромвеля

К несчастью, адвокат Тауни имел возражения. Он рассказал судье, сколь невыносимые моральные страдания доставляет его клиентке весь этот процесс, и что любая отсрочка суть прямое оскорбление ее прав на моральную компенсацию, являясь вдобавок очевидным проявлением тактики затягивания процесса со стороны обвиняемого, которому не стоит потакать — особенно учитывая, что защита в последний момент отвергла весьма справедливые условия мирового соглашения. Он говорил очень гладко и убедительно, выдвигая четкие, отточенные аргументы и цитируя правовые нормы наизусть, даже не сверяясь с бумагами.

Этого было достаточно, чтобы убедить судью Харрис.

— Я дам вам еще один день, — без экивоков заявила она Парнелл, — После чего слушания начнутся без каких-либо переносов и отлагательств. Это всё. — она стукнула молотком и решительно покинула зал суда.

— Что теперь будем делать? — раздался голос Кромвеля в стремительно пустеющем зале.

Пенни склонилась к нему очень близко.

— Нуу, раз уж столь удачно совпало, что на мне такие сапоги в стиле "трахни меня", — резонно сделал вывод она, — То думаю, тебе стоит сопроводить меня до дома, зайти в гости и весь вечер обрабатывать меня своим чудесным агрегатом, до полной потери рассудка. — она мечтательно вздохнула от предвкушения.

— Но слушания начнутся уже завтра! Разве мы не должны готовить план действий?

— О, безусловно. Этим тоже займемся. Можем совместить приятное с полезным.

Лишь ближе к вечеру Кромвель сумел вернуться к себе домой. Пенни проводила его до двери своей квартиры, наградив напоследок долгим поцелуем и пообещав весь остаток вечера готовиться к судебному заседанию. У Кромвеля до сих пор не выходила из головы картина, как эта женщина провожала его, стоя в дверном проеме, одетая в свои сапоги, и практически ничего кроме них, ничуть не тревожась, что ее кто-то увидит с лестничной клетки.

Кромвель очень волновался насчет суда. Крайне хотелось надеяться, что получится хотя бы выспаться ночью. Немного помог успокоиться тот факт, что жена встретила его в дверях теплым поцелуем и бокалом его любимого вина. Дома все блестело от чистоты. Ужин был великолепен. После трапезы, Шана поднесла ему еще один бокал, который он неторопливо цедил, пока жена долго и качественно массировала ему плечи.

Одета она была как участница школьной команды чирлидеров, исполняя еще одну любимую фантазию Кромвеля. На ее ногах были гольфы, а на спортивных кедах красовались маленькие помпончики. Кромвель этим вечером почти не думал о предстоящем суде.

* * *

— Пенни, а где все? — прошептал Кромвель поздним утром на следующий день. Они сидела в зале слушаний, ожидая вместе с командой Тауни, судейскими секретарями и приставами, когда появится судья. Самой Тауни на месте тоже не было. Молодой адвокат, представлявший ее, то и дело отлучался, чтобы куда-то позвонить. Его старший коллега выглядел весьма раздраженным.

Пенни ответила:

— Это очень странно. Судья Харрис известна своей пунктуальностью, почти маниакальной притом. Она никогда не опаздывает и другим этого не прощает.

Пенни завязала свои волосы в длинный конский хвост. Ее блузка из золотистого шелка была тонкой и кружевной, как и днем ранее. Она была одета в узкую юбку из какого-то эластичного материала. Юбка была чуть поскромнее вчерашней, хоть и все равно гораздо выше колена, к тому же один боковой вырез открывал взгляду всю ее ногу и бедро почти до талии каждый раз, когда она делала шаг. Но по крайней мере, сегодня она хотя бы не забыла обуть нормальные туфли, соответствующие ситуации.

Для кого-то, кто большую часть ночи готовился к судебному процессу, Пенни была в удивительно хорошем настроении. Она даже любезно предложила Кромвелю быстренький минет перед заседанием, чтобы он меньше нервничал. Кромвель вежливо отказался. Он не стал упоминать, что уже получил в тот день две замечательных порции оральных ласк от своей супруги: один раз для приятного пробуждения, другой раз "на удачу", непосредственно перед выходом из дома. Шана, похоже, получала от этих процедур не меньше удовольствия, чем он сам.

— Я просто хочу, чтобы это поскорее закончилось, — проворчал Кромвель.

— Ох, ну вот ты опять нервничаешь, дорогой, — сочувственно покачала головой Пенни, — Вот, давай я тебе помогу отвлечься.

Она взяла одну его ладонь в свою руку и положила себе на бедро. Свободной рукой она приподняла немного подол юбки и просунула под него мужскую руку.

— Пенни, что ты де...

Она улыбнулась в ответ.

— Так мы сможем вместе расслабиться. Вот так, еще чуть-чуть повыше. Пошевели там пальчиками. Ох, вот так очень хорошо.

Кромвель нервно огляделся по сторонам.

— Пенни, ради всего святого, мы же в суде находимся, а ты... ээ, а на тебе что, нет...

— Они бы только мешались, — прошептала Пенни, направляя его руку выше.

В этот момент в зал, наконец, вошла судья Харрис. Ее Честь была сегодня в куда более приподнятом настроении. В ее движениях не ощущалось прежней спешности. Она вышагивала короткими шагами, почти лениво, неторопливо преодолевая расстояние от двери до своего места с безмятежной улыбкой на лице. Она изменила свою прическу. Ее походка тоже изменилась. Кромвель лишь краем глаза что-то мельком заметил, когда она проходила мимо, но был готов поклясться, что судья носила туфли на очень высокой шпильке.

— Всем доброе утро, — жизнерадостно поздоровалась судья, — Простите, я сегодня немного подтормаживаю. Ничего не могла с собой поделать — возникли чрезвычайные обстоятельства. Ну что, мы готовы продолжить?

Пенни выпустила руку Кромвеля на волю, чтобы подняться перед судьей, но как только села обратно на скамью, тут же втащила его ладонь обратно себе под юбку. Судья Харрис, тем временем, махнула рукой в сторону адвоката Тауни:

— Обвинение, где ваш потерпевший?

— Ваша Честь, моя клиентка еще не прибыла в суд, и на данный момент мы пока еще не смогли ее разыскать. Я предлагаю сделать перерыв, пока...

— Я предлагаю вам ее найти, — оборвала его судья, — Может, она отправилась домой к своей матери?

— Эмм, нет, очевидно нет, Ваша Честь, ее нет ни дома, ни на работе, ни у кого-либо из известных родственников. Я могу лишь предположить, что она столкнулась с внезапным страхом перед судом. Это известный феномен, такое иногда бывает.

— Что это значит? — прошептал Кромвель своей защитнице.

— Это значит, что они конкретно попали, — ответила она, все еще продолжая направлять его пальцы, — Ох, я от тебя такая мокрая... — она поерзала на месте.

Судья Харрис объявила:

— Один из фундаментальных принципов правосудия заключается в том, что обвиняемый должен иметь право на встречу со своим обвинителем. Я не готова продолжать заседание, пока мисс Сликбоди не прибудет в этот зал лично, — она постучала ногтями по поверхности стола. У нее был ярко-красный маникюр.

Адвокат, осознав серьезность положения, попытался осторожно закатить пробный шар:

— Эмм, в таком случае, Ваша Честь, я не вижу иного выхода, кроме как, гмм, попросить о краткой отсрочке, чтобы мы имели время на, ээ... установление места пребывания нашего клиента.

Судья не проявила снисхождения:

— Уважаемый представитель обвинения, — холодно произнесла она, — Если не ошибаюсь, вчера именно вы категорически потребовали отказать защите в любой отсрочке. Вы с таким жаром убеждали меня, что любое отлагательство будет вопиющей несправедливостью и попранием прав вашей клиентки. Ну что ж, это действует в обе стороны. Если отсрочка недопустима для обвинения, она точно так же недопустима и для защиты. Этот несчастный человек, — она сделала паузу, чтобы повернуться к Кромвелю и наградить его ласковой улыбкой, — Достаточно долго терпел неудобства из-за ваших недоказанных обвинений. Я больше не потерплю необоснованной травли в моем суде.

— Но Ваша Честь, позвольте нам хотя бы...

— Ох, просто замолчите. Иск отклонен! — она стукнула молотком, игнорируя возмущенные протесты адвоката. Она подмигнула Кромвелю, пока никто не видел.

— Да! — радостно воскликнула Пенни, — О да, да, дааа! — ее глаза были полу-прикрыты. Кромвель был не вполне уверен, на что она с таким энтузиазмом реагировала: на решение судьи или на действия его пальцев у нее между ног.

— Что это означает? — спросил Кромвель, — Я что, оправдан?

— Охх, они могут, ммммм, все еще могут продолжить, ооооххх блин, уголовное дело, наверное, — ответила Пенни, ритмично двигая бедрами под столом, — Но у них нет... нет... о да, продолжай вот так... никаких шансов на усп... успех после полного оправданннннииия по... ох, ах, ммм... гражданскому исссскууу. О боже, кажется, я сейчас кончу.

Не выпуская из себя его движущихся пальцев, она развернулась боком, перекинув одну ногу через его колени. Она сжала зубы и задрожала, переживая беззвучный оргазм прямо в зале суда.

— Ох, вот видишь, как все удачно прошло, — выдохнула Пенни, когда вновь обрела способность дышать. Она лизнула ухо Кромвеля, после чего впилась в его губы долгим, горячим победным поцелуем, — Поехали куда-нибудь, отпразднуем!

* * *

Кромвель был в столь хорошем настроении на следующее утро, что едва не насвистывал себе под нос. После почти целого дня празднования с Пенни (преимущественно в горизонтальном положении), он повел вечером Шану в ресторан, поужинать и потанцевать, чего они с женой не делали уже несколько лет. Его супруга полностью разделяла его радость по поводу прекращения судебной тяжбы, хотя ее, по видимому, не слишком интересовало, в чем заключались обвинения. Во время танцев она то и дело порывалась просунуть руку ему в штаны.

Холодная, напряженная атмосфера в офисе сменилась всеобщей доброжелательностью. Все говорили ему, как рады, что он доказал свою невиновность. Коллеги снова стали ему друзьями. Один из них подвел его к стенду с последними новостями компании, где обнаружилось заявление от Тауни с отказом от всех обвинений и целой страницей долгих, прочувствованных извинений, полных смирения. Она также разослала это заявление по электронной почте всем сотрудникам, чтобы никто не пропустил.

Кромвель зашел в свой кабинет. Там кто-то был. Головокружительно-роскошная молодая женщина лежала, соблазнительно развалившись на его столе, словно модель, позирующая для фривольной фотосессии.

— Ы? — только и смог вымолвить Кромвель.

Это была Тауни.

— Доброе утро, мистер Кромвель, — произнесла его бывшая секретарша заискивающим голоском. Тауни была одета в обтягивающее леопардовое платье, столь короткое, что ее обычные миниюбки казались почти монашескими одеяниями в сравнении. Платье имело весьма глубокий вырез декольте, обнажая на добрых две трети ее упругие груди, столь идеальные и гладкие, что они почти казались полированными. Блестящие темные колготки украшали ее ноги, вкупе с узкими сапожками выше колена. Сапоги имели тот же леопардовый узор, что и платье.

— Ыыы! — еще раз невольно промычал Кромвель, — В смысле, Т... Тауни. Что ты здесь делаешь?

Тауни лежала, растянувшись поперек стола, согнув ноги и приподняв голову, так чтобы ее пышные каштановые волосы спадали вниз.

— Я пришла, чтобы извиниться, — покаянным тоном известила она, — Извиниться за все. За все, что вам сделала. Я была такой плохой... — она ловко повернулась на попе и грациозно поднялась на ноги, ничуть не замедлившись из-за неудобных высоких каблуков на своих сапожках, — Я прошу у вас прощения, мистер Кромвель. Я искренне прошу меня извинить за все. Пожалуйста, вы когда-нибудь сможете простить меня?

— Тауни, о чем ты? — он старался не глазеть на ее ноги. Тщетные усилия.

— Это... это все была не моя идея, по крайней мере поначалу, — ответила девушка, — Это все Клара, — она имела в виде другую офисную красотку, которая снимала на видео инцидент, с которого все началось, — Она с-сказала, что вы всегда так, типа, смотрите на нее, и флиртуете, и говорите всякие вещи, так же как со мной, и... и в общем мы постарались, чтобы вы побольше выпили на вечеринке, и это... немножко вас спровоцировали, чтобы записать все на камеру, и... ну, она сказала, что таким путем сможет вас проучить, и если повезет, еще и денег заработать на этом...

На ее глаза навернулись слезы, грозившие испортить макияж. Она всхлипнула и продолжила:

— Ох, я не знаю, зачем вообще с ней связалась. В с-смысле, вы... вы же были со мной так добры, и... и еще вы такой хороший, с вами так приятно работать. Я была самой счастливой девушкой на свете, а теперь сама все испортила... — она подавленно стояла, поникнув головой посреди его кабинета, смотрясь одновременно и жалко и соблазнительно.

Кромвель попытался найти подходящие слова:

— Тауни, теперь все закончилось. Дело закрыто. Считай, что я тебя простил.

Ее узкое обтягивающее платье заканчивалось всего в нескольких сантиметрах от края ягодиц. Даже простое любование ее ногами казалось сексуальным актом.

— Пожалуйста, мистер Кромвель, у меня есть еще одна просьба. Я... я знаю, что не заслуживаю этого, и пойму, если вы скажете нет, но... но, может быть, вы бы разрешили мне... — она помедлила, и потом выпалила: — Можно мне получить мою прежнюю работу?

Это застало Кромвеля врасплох.

— Ты хочешь работать моим секретарем?

Она сделала шаг вперед, сцепив вместе руки.

— О да, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Позвольте мне снова стать вашей секретаршей, пожалуйста, мистер Кромвель. Я буду супер-хорошо работать, обещаю. Можете уменьшить мне зарплату насколько угодно, если захотите. Я компенсирую вам все плохое, что натворила. Просто дайте мне второй шанс, пожалуйста? — она заискивающе поглядела ему в глаза. Кромвель ощутил заметное шевеление в штанах.

— Ну, я даже не знаю, все-таки после того, что произошло... — пробормотал он.

— Пожалуйста, мистер Кромвель, — продолжала изливать душу Тауни, — Позвольте мне быть вашей верной секретаршей. Я сделаю абсолютно все, если вы позволите мне снова на вас работать, — она подошла очень близко и обвила руками его шею. На ней были длинные леопардовые перчатки выше локтя, — Ну пожалуйста?

Кромвель неожиданно лишился дара речи. Находясь так близко к ней, глядя в ее огромные влажные глаза, он ощущал ноздрями запах тонкого парфюма, исходивший из глубокой ложбинки ее декольте. Он открыл рот, чтобы сказать что-то. Тауни поцеловала его, внезапно, нежно, словно поддавшись внезапному импульсу, которому была не в силах сопротивляться.

— Пожалуйста, дайте мне всего лишь еще один шанс, — прошептала она, оторвавшись от его губ на пару сантиметров, — Я ведь буду для вас не только бумажки перебирать, — она наградила его еще одним поцелуем, — Вот, давайте, я вам покажу, насколько хорошо буду о вас заботиться, — она уже скользила вниз, используя его тело для опоры, чтобы грациозно опуститься на колени. Кромвель мог лишь изумленно наблюдать, как бывшая секретарша расстегнула ему ширинку, затем залезла внутрь одной затянутой в перчатку ладошкой, чтобы освободить его мужское достоинство. Член Кромвеля был уже твердым.