Слизь

— Мы из милиции, — ответил Хашимов, показав удостоверение.

— Ах, так вы к Виктории Ивановне, ох, какое горе, какое горе, — запричитали бабуси. — Да, ужасно. Ведь Серафима-то зарубили, говорят, лесничим топором, а потом расчленили бензопилой, ужас, ужас! Нам сообщили очень сведущие люди, что в городе объявилась банда цыган, которые занимаются людоедством, их табор стоит у Чарвакского водохранилища, и каждую субботу они приносять в жертву украденных пятилетних детей и поедают, запеча на костре...

Лейтенант с улыбкой слушал эти сказки, но не хотел ничего такого говорить, чтобы могло потом интерпретироваться в очередную чушь, а Ровшан тем временем осматривал подъезд — оттуда тянуло сыростью. Со стен свисала скорлупившая синяя краска, на потолке чернели пятна от спичек и сигарет, кое-где были расписаны матершинные слова.

А старушки продолжали:

— Совсем одна осталась Виктория, совсем одна... Хотя и ее муж был не сахар — пил беспробудно, алкаш чертов... Он на прошлой неделе спьяну мою дверь обоссал, ирод, — ругалась одна из пожилых дам в клетчатом платье. — Я его ругала, веником била, а он писает и писает, ничего не соображает...

— Да, часто валялся в огороде под 'мухой', — рассказывала другая старушка. — Виктория Ивановна так плакала, так рыдала, видя безобразия мужа. Она просила его не пить, начать трезвую жизнь, а Серафиму хоть бы что — пил и дальше. Всю жизнь женщине сломал, стервец этакий...

Ровшан выслушал эту тираду и взял на заметку. Хотя ничего особого в словах соседей Осокиных не было — такова была жизнь большинства жителей Чиланзара. Поблагодарив за столь ценные сведения и за содействие в расследовании преступления, милиционеры поднялись на пятый этаж и постучались в квартиру номер восемь.

Дверь открыла сорокалетняя женщина с белокурыми волосами, симпатичная, но изможденная. У нее были большие голубые глаза и ямочки на щеках. Даже старый засаленный халат не скрывал стройноту тела, а ножки были такими изящными, что хоть надевай на них чулочки и фотографируй для рекламы женских изделий. Лейтанант невольно засмотрелся на них, сглотную слюну, но тут Ровшан ткнул ему в бок локтем: не отвлекайся. Но женщина уловила взгляд Хашимова и усмехнулась, видимо, ей не впервой приходилось сталкиваться с мужской реакцией на ее красоту и чрезмерным вниманием. Сам же Ильчибаев подумал, как повезло этому Серафиму, если такую птичку поймал.

— Вам чего, товарищи? — спросила она тихим голосом. Своим видом она демонстрировала скорбь и траур, хотя у Ровшана было чувство, что это не так. Конечно, погиб муж, но стоит ли он тех слез, если уж говорить откровенно? Женщина прожила с пьяницей почти двадцать лет — не каждый выдержит, а если и была любовь, то давно испарилась с алкогольным угаром.

— Осокина Виктория Ивановна?

Осторожный взгляд, невинный взмах ресниц:

— Да, она самая... А вы кто?

— Мы из городской милиции, я — капитан Ильчибаев, а он — лейтенант Хашимов, — сказал Ровшан, показывая удостоверение. Тоже самое сделал и его коллега. — Мы хотели бы задать вам пару вопросов относительно вашего погибшего мужа...

Женщина не стала спорить и пригласила в квартиру. Она была малогабаритной, трехкомнатной, смежная ванная и кухня. В гостиной стоял старый сервант с посудой, овальный стол и пять стульев, один диван и огромный телевизор 'Горизонт'. Зато стены были обвешены фотографиями. Ровшан сразу обратил внимание: там были изображения молодой Виктории в разных местах. То она на борту морского судна, то в акваланге под водой, то на берегу какого-то тропического острова, и везде веселая, радостная и довольная жизнью. Ровшан перевел взгляд на сегодняшнюю Викторию Ивановну и вздрогнул: перед ним стояла практически другая женщина. Надо же, как меняет судьба человека...

— Это вы? — невольно спросил Ильчибаев, показывая на фотографии.

— Да, это я, двадцать лет назад, — усмехнулась та.

Лейтенант тоже с любопытством стал разглядывать изображения.

— Ух, ты, это вы где? За границей?

Женщина сказала:

— Да, была там... Я работала на исследовательском судне Института морской биологии Дальневосточной академии наук. Сама я по первой специальности химик, а по второй — ихтиолог, изучаю... точнее, изучала жизнь морской фауны и флоры.

— У вас два высших образования? — удивился Хашимов, который еле закончил Высшую школу милиции и решил больше никогда не учиться — ему хватило на всю оставшуюся жизнь зачетов и экзаменов, отработок и корпение над рефератами.

— Да, — просто ответила Виктория Ивановна. — Я закончила химический факультет Бухарского пединститута в семидесятых годах, а потом факультет биологии в Хабаровске, получила распределение во Владивосток, там защитила диссертацию...

Ровшан был тоже удивлен — такая интеллигентная жнщина, и такой муж пьяница — совершенно несовместимые личности. И поэтому он спросил:

— Извините, что я задаю личный и может быть оскорбительный вопрос: а почему вы вышли замуж за Серафима Сергеевича? Ведь вы — ученый, а он — слесарь, не просыхающий от водки... Абсолютно разный социальный уровень...

Женщина вздохнула:

— Он не всегда был таким... Серафим учился в Баумском училище, закончил отделение ракетостроения...

— Ого-го! — воскликнул Хашимов.

— Да-да, перспективный был мужик, служил на Байконуре, его даже в отряд космонавтов записали, — с некоторой гордостью произнесла женщина. — Но подвела любовь к спиртному. Карьера пошла наперекосяк, космонавтом не стал, и мне жизнь сломал. Но тогда он же приезжал ко мне во Владивосток, вскружил голову и увез в степной Казахстан, а потом мы перебрались в Ташкент, откуда Серафим сам родом. И живем здесь последние восемь лет, в доме его родителей...

Тут Осокина пригласила мужчин присесть, а сама пошла кипять чай — таковы были традиции Востока: первым делом — угощение, а потом беседы. Вернулась с подносом, на котором столи чайник с пиалами[5], ваза с конфетами и печеньями.

— Угощайтесь...

Ровшан поблагодарил и стал смотреть, как коллега три раза налил чай в пиалу и вылил обратно в чайник — это была такая восточная традиция, говорилось, что добро от хозяина исходит три раза и обратно возвращается ему от гостей в том же размере. Так говорили старики, хотя по мнению Ильчибаева, тут не было особой философии и мудрости — просто заваривался чай быстрее.

В четвертый раз лейтенант налил всем в пиалу чая, но лишь наполовину — это тоже в рамках узбекских традиций, так называемое 'подать чай с уважением'. Виктория Ивановна это знала и, в свою очередь, улыбкой поблагодарила и взяла пиалу в руку.

— Я вас слушаю...

— Примите наши соболезнования по поводу смерти вашего мужа...

— Прошло три дня, а мне свидетельство о смерти не дают, как и то, что осталось от мужа, чтобы похоронить, — перебила его женщина. — Я не пойму. Я вдова, супруга — кто?

Тут милиционерам пришлось извиняться, мол, идут следственные мероприятия, нужно доподлинно установить, что скелет принадлежит именно Серафиму Осокину, а не кому-либо иному, а это требует дорогостоящих анализов ДНК. А у кого взять образцы, если родители Осокина давно в могиле, сестер и братьев родных нет...

— У вас и детей нет? — спросил Ровшан. — Тогда мы могли бы взять кровь для выделения ДНК у них и сравнить с данными, взятыми из костей...

— У нас нет детей, мой муж был бесплодным, — тихо произнесла Виктория Ивановна.

Сотрудники милиции почувствовали себя неловко.

— Простите...

— А чего вы изиняетесь, вы же в этом не виноваты...

Ровшан сказал:

— Вопрос просто неудобный. Но пока не получим полные результаты, то ЗАГС не вправе выдавать вам свидетельство о смерти мужа, а мы — останки для захоронения.

— И когда же вы дадите? Мне же нужно тоже определяться со своим статусом... Тут итак дом полон всяких слухов, ко мне соседи постоянно ходят, распрашивают, некоторые наглецы уже руку и сердце предлагают... как говориться при неостывшем теле мужа изменить ему...

Капитан развел руками:

— Трудно сказать. Ваш супруг погиб странной смертью. Это было утром в десять часов, а в двенадцать произошла аналогичная смерть в школе...

Женщина напряглась:

— В школе? А что там произошло?

— Тоже самое... Со слов школьников, какая-та тварь, похожая на розовую медузу, выползла из унитаза и сожрала пацана...

Женщина непроизвольно ахнула:

— Ох... Какой ужас!

Милиционеры вынуждены были признать:

— Да, ужас. И в три часа дня в бане была зафиксирована смерть одного из клиентов. Тоже есть свидетель... Но...

— Что но?

Ровшан уловил какое-ту настороженность в голосе женщины. Ему была непонятна причина этого, хотя... может, женщина столько пережила, а тут еще информация о смертях других людей, и это вызвало упадок сил. Тогда ее реакция вполне естественна.

— Сами судите, все твердят какие-то сказки... Розовая слизь — это несерьезно. Мы из уголовного розыска, занимаемся убийствами, а люди вместо того чтобы помочь нам рассказывают невероятные вещи... о медузе в канализации.

— А я чем могу помочь? — в свою очередь удивилась женщина. — Я-то вообще ничего не видела. Мой муж погиб, как мне сказали милиционеры, в квартире Мирбабаева, такого же алкаша. Они оба — два сапога — пара. Как увидят водку — так обниматься с ней...

Ровшан не мог скрыть досаду:

— Я это понимаю, но придерживаюсь версии, что ваш муж, возможно, был свидетелем чего-то, ну например... увидел какое-то преступление... может, шантажировал кого-то... и за это его убили...

— Шантажировал? Ну, это Серафим умел, — с пренебрежением ответила Виктория Ивановна, закинув ногу на ногу, так что оголила ляжку. Ровшан почувствовал, как зашевелился в напряжении Хашимов, видимо, в крови заиграли гормоны тестостерона. Пришлось капитану слегка треснуть по руке коллеги. Тут женщина осознала свою оплошность и прикрыла ноги халатиком.

— Вы говорите, что он это мог... Разве он кого-то раньше шантажировал?

— Не знаю... Просто у него такой гадкий характер был... Был способен на такую подлость, понимаете... — женщина махала рукой и чуть не облила себя чаем. — Вобщем, характер не из простых...

— А никто ему не угрожал?

— А кому он нужен, алкаш несчастный?

Милиционеры сидели у Осокиной еще минут двадцать, записывая все ответы в блокнотики, а потом встали:

— Спасибо вам, Виктория Ивановна. Мы постараемся разобраться, кто и что, и если есть убийцы вашего мужа, то найдем их, — сказал Ровшан, пожимая руку женщине.

— Да уж, найдите... Хоть и горе-муж был, но все-таки муж, — ответила та.

Рашид хотел было еще раз посмотреть на фотографии, особенно там, где Виктория в купальнике и в соломенной шляпе у берега лазурного моря, и тут в третий раз Ильчибаеву пришлось применить силу. Лишь от толчка по спине лейтанант отказался от своей затеи и потопал вслед за Ровшаном.

— До свидания, — попрощался и он.

— Счастливо вам, — улыбнулась Осокина, и закрыла дверь.

Старушки у подъезда продолжали обсуждать новые версии смерти слесаря. Уже говорили о том, что Серафима сожрал питон, который сбежал из зоопарка и теперь он жил в трубах. 'Будьте осторожны, — говорила какая-то женщина, которая подошла совсем недавно. — Питон может жить в водопроводе и способен к вам выползти через кран. Поэтому открывайте вентиль не сразу, смотрите, как идет вода... А если трубы гудят, дергаются, значит, точно — там змея!' Старушки ахали и качали головами, две из них побежали домой, чтобы предупредить внуков об опасности.

Ровшан подошел к 'Москвичу' и сел на сиденье. Хашимов завел двигатель и начал отжимать сцепление.

— Если ее приодеть, как надо... то фотомодель отличная получилась бы... можно на подиум запустить, — сказал он, о чем-то мечтательно думая. — Да, вот это женщина!.. Мерлин Монро и Мишель Пфайфер — ведьмы по сравнению с ней...

Однако у Ровшана была другая мысль:

— Что-то Виктория Ивановна не договаривает... Что-то скрывает... Почему она была такой напряженной?.. — и сам не находил ответа. Конечно, милицию пугаются — это уж со времен НКВД, но женщина их, милиционеров, лично не боялась, ее тревожило что-то иное. Но что?

Тут лейтенант, не расслышав собеседника, спросил:

— А теперь куда? В управление?

Ильчибаев посмотрел на ручные часы:

— Так, у нас есть время — съездим к родителям погибшего Кочетова... Поговорим с ними.

Машина тронулась с места. Рашид вырулил на трассу. К обеденному перерыву транспортный поток не уменьшился, наоборот, люди с работы бежали в кафе и чайхану[6], где могли отведать приготовленный мастерами плов, бешбармак, хасып, самсу, шурпу, выпить горячий зеленый чай, и двери этих заведений были открыты для всех. Ароматные запахи, идущие с кухонь, дразнили, возбуждая аппетит настолько, что Ровшан даже облизнулся, мечтая о косушке[7] плова и лепешке, но еще больше щекотали ноздри ароматы из торговых рядов Фархадского рынка — это так пахли виноград, яблоки, сухофрукты и изделия переработки — кишмиш, курага, соленые косточки, короче все то, чем изобиловал и радовал Восток. Все это не просто кружило голову, но и сводило с ума, особенно гурмана, кем, если не скрывать, являлись сотрудники милиции. В одно время — а это было в молодости — Ровшан даже работал в столовой, помогая отцу, который был там шеф-поваром. Именно в этом заведении он узнал все секреты кухни и сам мог приготовить закрытыми глазами любое национальное блюдо. Кстати, во время хлопковой страды, куда его вывозили еще студентом юридического факультета, деканат назначал поваром в одной из бригад, и своих сокурсников Ильчибаев радовал вкусной пищей.

К счастью, базар остался позади, и машина мчалась по магистрали к центру города. Но Ташкент — это сосредоточие базаров и столовых, и поэтому весь город был окутан ароматами овощей, фруктов и приготовленной пищи. Чтобы не дразнить свой желудок, Ровшан закрыл форточку и продолжал размышлять. Но дедукция не наводила на нужный след, он все время натыкался на тупик и долго стоял перед громадной стеной, не зная, перелезать, топтаться на месте или идти назад. Следствие за эти дни не дало каких-либо конкретных результатов.

Может, семья Кочетовых даст искорку надежды нащупать нить? Увы, и этим надеждам было не суждено сбыться. Милиционеры застали родителей погибшего школьника в тот момент, когда они дрались с родителями Хусанова. Отец Баходыра бил костылем отца Вадима, а тот пинал его сапогами, в то время как их жены выдерали друг у друга волосы и рвали платья. В квартире стоял страшный визг и мат на русском и узбекском языках. Нужно заметить, что и та, и другая сторона довольно сносно оперировали словами из нецензурной лексики, чему удивился Хашимов, но не Ильчибаев — он-то видел и не такое.

Пришлось милиционерам выполнять прямые обязанности — разводить дерущихся и успокаивать. Однако это было невозможно, мужчины и женщины продолжали оскорблять друг друга и наскакивать как петухи, плеваясь и запуская в противника туфли, сетки, все, что попадало под горячую руку. Из их слов стало ясно, что родители Хусанова пришли сюда для выяснения отношений, мол, это Вадим сбивал их сына с правильного пути, заставлял курить и пить, а в ответ они слышали другую версию, что из-за Баходыра погиб их сын.