Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Мария Фёдоровна по-хозяйски заняла кресло в углу, около лестницы, ведущей на хоры к книжным шкафам. Украшенное рюшами платье с палевым шлейфом, со светло-зелёной отделкой, ожерелье из бриллиантов с бирюзой придавали ей грациозный и элегантный вид.
Рядом с ней, за массивным ореховым столом, сидел Владимир Александрович, хмурый и сосредоточенный, в полном фельдмаршальском убранстве. Мария Павловна зачем-то нарядилась в вызывающее оранжевое платье, которое делало её похожей на кокотку.
Константин Константинович и Елизавета Маврикиевна, которые явно нервничали и чувствовали себя не в своей тарелке, ютились у торца стола и тихо переговаривались.
Генерал-адмирал стоял у камина, нависая семипудовой глыбой над Евгением и Георгием Лейхтенбергскими, которым вполголоса рассказывал очередную скабрезную историю.
За вторым столом сидели Павел Александрович и Елизавета Фёдоровна. Элла, как всегда, была прекрасна. Строгое тёмно-зелёное платье и чудесное сапфировое ожерелье лишь подчёркивали её изысканную красоту. Павел, сменивший щегольскую венгерку Гродненского полка на свитский сюртук, был непривычно мрачен.
При появлении Императрицы все умолкли. Сидевшие — почтительно встали для приветствия. Лишь Мария Фёдоровна не шелохнулась и осталась сидеть, глядя на невестку прямо в упор, показывая собственную значимость и независимость.
Аликс не стала обострять ситуацию и сделала вид, что не заметила вызывающего поведения свекрови. Она сдержанно поздоровалась с присутствующими, села в кресло рядом с Эллой, после чего обратилась к канцлеру:
— Присаживайтесь, Николай Павлович!
Не успел канцлер усесться, как Мария Фёдоровна разразилась гневной тирадой.
— Присутствие графа Игнатьева здесь неуместно! — безапелляционно заявила она. — Мы собрались, чтобы обсудить вопросы, имеющие касательство исключительно к Императорской Фамилии! В своём кругу, без посторонних!
Аликс, смущённая таким напором свекрови, не успела ничего ответить, а генерал-адмирал уже перешёл в наступление.
Алексей Александрович, не обращая внимания на Императрицу, бесцеремонно обратился к канцлеру:
— Действительно, граф, Вы не можете присутствовать на семейном совете! Ну что это за выдумки? Вы пока что не член Императорской Фамилии!
Слушая надменный голос Великого Князя, Аликс побледнела. Её длинные тонкие пальцы инстинктивно сжали поручни кресла. Всего год назад подобная конфликтная ситуация привела бы Императрицу в паническое замешательство, но теперь бестактное поведение генерал-адмирала вызвало у неё приступ гнева.
— Если Ваше Высочество изволит заметить, то Вы находитесь в моей библиотеке, — медленно произнесла Императрица. Её голос звучал твёрдо и язвительно. — А потому я определяю, кого мне приглашать!
— Но это семейный совет! — взвился генерал-адмирал. Он буквально задыхался от возмущения и теперь, переводя взгляд то на Марию Фёдоровну, то на Владимира Александровича, искал у них поддержки.
— Мы собрались не на Afternoon Tea, а для того, чтобы обсудить вопросы, касающиеся интересов государства. Если кому-то не нравится присутствие графа Николая Павловича, он волен уйти. Потому
не тратьте моё время, Ваше Высочество. Мне оно дорого.
После того, как Алексей Александрович смолк, Аликс обратилась к свекрови:
— Ваше Величество просило о встрече. Я слушаю...
Глаза Марии Фёдоровны недобро сверкнули, но она сумела сдержать негодование. Тщательно подбирая слова, Гневная обратилась к царственной невестке.
— Все мы... Мы второй день пытаемся добиться встречи с Николаем Михайловичем... Но Рихтер категорически отказывается допустить нас, ссылаясь на Высочайшее повеление!
— Оттон Борисович исполняет мой приказ, — тихо ответила Аликс, глядя в глаза свекрови.
— Но я настаиваю на такой встрече! Я желаю видеть Николая! — повысила голос Мария Фёдоровна. — Точно также, как его желают видеть иные члены нашей семьи. Вчера флигель-адъютант заявил, что Николай содержится под арестом!
— Увы, Ваше Величество, но это невозможно, — ледяным тоном ответила Аликс.
— Что же препятствует мне встретиться с Николаем?
— Сегодня утром он покинул Петербург и поездом выехал в Пермь...
В библиотеке воцарилось гробовое молчание, а сцена всеобщего изумления поистине была достойна пера великого Гоголя.
— Куда? Зачем в Пермь? — удивлённо воскликнула молчавшая до того Мария Павловна.
— К месту своего проживания... Я определила для Великого Князя именно этот город, где он будет проживать в качестве частного лица.
— Господи! Да что же это творится? — Мария Фёдоровна не смогла сдержать возмущение. — Это просто немыслимо! Немыслимо!
— Почему же немыслимо? В своё время Николай Константинович был сослан в Ташкент Императором Александром Вторым. Неужели Пермь хуже Ташкента?
Константин Константинович, услышав упоминание о старшем брате, опозорившем семью кражей бриллиантов, потупил глаза. А вот генерал-адмирал не на шутку разволновался. Он вскочил со своего места и обратился к Аликс:
— Это решительным образом невозможно! Вы так спокойно говорите
о том, что русский Великий Князь, русский генерал, выслан в какую-то Богом забытую Пермь?
Алексей Александрович застыл в наполеоновской позе. Огромный, величественный, картинно засунув правую руку за борт щегольского флотского сюртука, на котором одиноко белел георгиевский крест, полученный за русско-турецкую войну. Этот "le Beau Brum-mell" обладал недюжинным артистическим талантом и в любой обстановке прежде всего думал о том, как он выглядит.
На Императрицу театральные эффекты генерал-адмирала не оказали никакого воздействия. Она выдержала небольшую паузу и тихо произнесла:
— Со вчерашнего дня Великий Князь Николай Михайлович больше не состоит на службе. Он лишён всех чинов и уволен от всех должностей. Прошу всех запомнить, что отныне он не более, чем частное лицо. И больше я никогда... Слышите? Никогда не желаю слышать его имя!
— Но почему всё так стремительно? Невозможно принимать решения относительно Великого Князя так поспешно и необдуманно. Почему Вы даже не поинтересовались нашим мнением, мнением всей Императорской Фамилии? — не сдавался генерал-адмирал. — И как можно за какую-то шалость, пусть даже не совсем пристойную, подвергать такому жестокому наказанию?
— Если мне понадобится совет Вашего Высочества — я непременно к Вам обращусь! Но что касается Николая Михайловича, то я обошлась самостоятельно! Относительно наказания... Я проявила преступную снисходительность, ибо Великий Князь за свои богомерзкие деяния заслуживал каторги!
Не давая генерал-адмиралу опомниться, Аликс добила его язвительным вопросом:
— Или Вы желаете, чтобы его предали суду? Что же, если Николай Михайлович выскажет такое пожелание, предстать перед военным судом, я буду должна удовлетворить его. И пусть его судят... Боюсь, что после вынесения приговора я уже не смогу обеспечить ему комфортного проживания в Перми.
Константин Константинович, дотоле притихший, встрепенулся и
воскликнул:
— Предать суду? За какое-то стихотворение?
Он поднялся, нервно одёрнул мундир. Нескладный астеник почти двухметрового роста, с длинной шеей и плоской грудной клеткой, Великий Князь совершенно не был похож на военного человека. Актёр-любитель и поэт, публиковавший свои вирши под псевдонимом "К.Р.", был чрезвычайно робким и осторожным. Вот и сейчас в его мечтательных глазах читалась растерянность. Судорожно заламывая длинные артистические пальцы, унизанные кольцами, Константин Константинович из-за волнения издавал какие-то нечленораздельные звуки. Владимир Александрович не выдержал первым:
— Да помолчи хоть ты, Костя! Николай сам виноват! В простонародье за такие пакостные штучки морду бьют! Посмей он такое про меня сказать или написать, так я бы его в бараний рог скрутил самолично!
Незадачливый поэт осёкся на полуслове, стушевался и вернулся в кресло, а вот генерал-адмирал не желал признать своё поражение. Стерев пот с побагровевшего лица, он гневно обратился к Императрице:
— Ваши слова звучат просто оскорбительно для меня! Вы решили не вовсе считаться с моим мнением? Даже покойный Николай не принимал решений, не выслушав меня!
Аликс не успела ответить, ибо Мария Фёдоровна решила вступить в бой. Она говорила беспрерывно, срываясь на крик, высказывая накопившиеся претензии. Всё вспомнила, ничего не забыла. И покойного Николая, и несчастного Георгия, отрешённого от трона, и даже приглашённую на коронацию Юрьевскую. Хрупкая датчанка бушевала и никто не решался её остановить. Но, стоило Гневной задеть Сергея Александровича, как Элла бесцеремонно перебила затянувшийся монолог.
— Не трогайте моего мужа! — тихо, но твёрдо произнесла она, гордо подняв голову. — Сергей — чистый душой и помыслами, и никто не смеет возводить хулу на него! Даже Ваше Величество не смеет!
Глаза Эллы, удивительно красиво очерченные, смотрели спокойно и мягко. В ней, несмотря на всю её кротость и застенчивость, чувствовалась необычайная самоуверенность и сознание своей моральной си—
лы.
— В сложившейся безумной ситуации я больше не могу исполнять должность генерал-адмирала, — глухо принёс Алексей Александрович. — Я подаю в отставку! Прямо сегодня — в отставку!
В царской библиотеке воцарилась мёртвая тишина. Неожиданный ход генерал-адмирала все восприняли, как неуклюжую попытку восстановить свои пошатнувшиеся позиции. Аликс не растерялась. Выдержав паузу, звонком вызвала флигель-адъютанта.
— Принесите Его Высочеству перо и бумагу, он желает написать прошение об отставке!
Смущённый ротмистр весьма проворно удалился и уже через две минуты вернулся с бронзовым письменным прибором и стопкой бумаги.
Генерал-адмирал опешил. Его стремительный блеф с угрозой отставкой привёл не к ожидаемой капитуляции Императрицы, а к собственной сокрушительной катастрофе. Багровое лицо, обрамлённое роскошной бородой, побелело, в глазах читалась растерянность. Казалось, что под пристальным взглядом Аликс Великий Князь стал меньше ростом.
— Вы не передумали? — вопрос царицы был язвительным и даже насмешливым.
В наступившей гнетущей тишине он грузно уселся за стол и начал писать прошение. Первая попытка ему явно не удалась, генерал-адмирал нервно перечеркнул написанное и взял второй лист. В библиотеке воцарилась полная тишина, такая, что мерный скрип пера оглушал присутствующих сильнее раскатов грома...
* * *
Отставка генерал-адмирала вызвала живое обсуждение в петербургском обществе. Всемилостивейший рескрипт на имя Великого Князя Алексея Александровича, растиражированный газетёрами, никого не обманул. Дворцовые сплетни быстро распространились по столице, и знающие люди вполголоса рассказывали о том, как молодая царица вынудила Алексея Александровича написать прошение.
Старые царедворцы лишь укоризненно качали головами, не рискуя открыто высказать своё неудовольствие. Зато молодые флотские офицеры радостно ликовали, узнав, что новым Главным начальником флота и морского ведомства назначен Великий Князь Александр Михайлович, пожалованный чином контр-адмирала Свиты. Его записки, безжалостно критикующие настоящее состояние русского флота, давно ходили по рукам, становясь предметом жарких споров в кают-компаниях и Кронштадском морском собрании, повергая в уныние старых "марсофлотцев".
Глава 38
Военный министр Пузыревский был очень разносторонней личностью. Человек от природы самостоятельный, мастер острого слова и тонкой иронии, автор самых беспощадных характеристик, он имел многочисленных врагов в высшем свете. Во времена министерства Ванновского генерал имел репутацию беспокойного прожектёра, систематически забрасывающего Главный штаб своими многочисленными идеями.
Пять лет, проведённых им подле Гурко на посту начальника штаба Варшавского военного округа, выработали в Пузыревском необычайную требовательность к подчинённым. Никогда не повышавший голоса, генерал знал, что достаточно ему произнести властно, твёрдо и спокойно: "Чтоб я этого более не видел", и что "этого" более и не будет.
У Гурко же Пузыревский перенял доминирующий принцип обучения войск — натаскивание их в поле с созданием при этом возможно более трудной обстановки. Опыт минувшей русско-турецкой войны был использован в Варшавском военном округе широко и полно. Зимние маневры, стрельбы и походные движения с ночлегом в поле зимой, трудные форсированные марши, преодоление всяких серьёзных местных препятствий. Кавалерия постоянно находилась в движении, получая задачи на лихость и быстроту, разведку, действия в массах. Заняв кресло военного министра, Пузыревский начал переносить варшавский опыт на всю русскую армии, приведя в уныние бравых гвардейцев, привыкших к опереточным Красносельским летним маневрам.
Пузыревский добился воссоздания Комитета по устройству и образованию войск, который стал ведать вопросами боевой подготовки, физическим развитием солдат, составлением уставов, инструкций и наставлений. Председателем комитета был назначен генерал Мевес, заслуженно считавшийся знатоком строевого и хозяйственного быта войск. Коренной гвардеец, требовательный и даже суровый военачальник, он был известен тем, что никогда не допускал ареста офицера, признавая мерой воспитания лишь внушение и выговор со стороны командира и воздействие полковых товарищей. А вот если эти меры не действуют — значит офицер к военной службе не годен, и его нужно из армии удалять.
Не понаслышке зная о состоянии войск, генерал Мевес начал свою работу с предложений улучшить их физическое состояние. Чтобы поставить работу на должный уровень, для подготовки грамотных инструкторов гимнастики открыли Офицерскую гимнастическо-фехтовальную школу, а в Варшаве, Москве, Киеве, Ташкенте, Одессе и Харькове создали окружные гимнастическо-фехтовальные школы, в которых обучались также и унтер-офицеры. Для обучения элитных войск гвардии и Гренадерского корпуса по предложению Мевеса сформировали два гимнастическо-фехтовальных батальона.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |