| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
1.Расчёт питания в своей основе на самом деле сделан Кристиной Пизанской (1365-1430 г.г.) — итальянской поэтессой, жившей и работавшей при дворе французских королей Карла V и Карла VI во времена Столетней Войны.
...Молодец-то он, может, и молодец. А вот где все-то? Пора бы уже начать им появляться... Эстель, ощутив растущее беспокойство, чуть приподнял голову, тревожно посмотрев по сторонам — и почти сразу был вознаграждён.
Лёгкая лодочка, умело сшитая из берёзовой коры — такими пользуются лесные фородвэйт — неудержимо, стремительно летела по самой стремнине реки, по течению, то выпрыгивая из белой пены, то, казалось, навечно в ней исчезая. Человек, сидевший на корме, быстро взмахивал коротким веслом — то слева, то справа — как рыба хвостом, ловко направляя своё судёнышко, куда ему было нужно, и совершенно не обращая внимания на силу потока.
Эстель, уже поднявшись в рост и, без рук удерживая равновесие над водой, внимательно, напряжённо смотрел, как лодка быстро приближается. Он уже различал сосредоточенное лицо гребца — своего ровесника — мокрые пряди тёмных волос, взмахи рук, в которых красиво поворачивалось туда-сюда, плясало, ныряло и порхало, как живое, лёгкое весло с лопастью-листом. Махнув рукой (в ответ гребец ухитрился махнуть веслом — молниеносно, как мысль — и тут же вернуться к гребле). Эстель торопливо сбежал к комлю дерева и легко спрыгнул на песок. Лодка была уже рядом — весело скакала с волны на волну, как живая. Эстель дёрнулся было вперёд — помочь причалить — но гребец неожиданно сильным ударом весла и отработанным толчком всего тела выбросил лодку наполовину на песок и тут же выскочил сам, бросив весло поперёк лодки. Теперь было видно, что внутри лежат серебристая горка рыбы — крупной речной форели — и короткая чёрная острога с четырьмя длинными зазубренными жальцами. На корме устроился промасленный для пущей сохранности плотно застёгнутый чёрный кожаный футляр лютни, которой хозяин лодки, видимо, очень дорожил.
— Хали!
— Эстель!
Две пары рук опустились каждая на чужие плечи. Мальчишки были одного роста, одинакового сложения и даже внешне очень похожи — юные нуменорцы. Только Хальбарад был весь мокрый — от длинных тёмных прядей до носков высоких сапог.
— Помоги нанизать рыбу, — Хальбарад широко улыбнулся двоюродному брату. — Я знал, что ты будешь тут ждать... а вот заметил тебя, по правде сказать, только когда ты на этом сучке начал ворочать головой... Эй... погоди-ка...
— Ну что ещё?! — недовольно буркнул Эстель, отворачиваясь и нагибаясь — словно бы хотел ближе рассмотреть улов. Но было уже поздно.
— Ого! — Хальбарад присвистнул чижом. — Ого-го! — он ухмыльнулся — сочувственно и немного ехидно. — Откуда такая награда, о надежда (1.) нашего рода?
1. Игра слов. Имя мальчика — Эстель — переводится как "Надежда"
Эстель тут же сунул ему под нос кулак. Хальбарад со смехом быстрым сильным движением перехватил его — и, наверное, у реки началась бы очередная потасовка, но сверху, со склона, засвистели — сразу из двух мест.
— Там, — Хальбарад выпустил руку друга и указал на запад, — точно Халдад, я с воды хорошо видел, как он еле полз берегом и успел три раза его обозвать улиткой и один раз кротом... я думаю, он запомнил... А там...
— А там Лагор, — определил Эстель. — Эльф свистел. И, похоже, он там не один... Э-гей!
— Аой! — отозвался со склона звонкий голос, который не мог принадлежать никому, кроме эльфа. А через секунду широко улыбающийся Лагор вырос из-за кустов буквально в нескольких шагах от быстро обернувшихся Эстеля и Хальбарада. — Аой! — уже насмешливо завопили сверху, и в песок между стоящих мальчишек вонзилась тупая стрела.
— Убиты, — заметил Лагор. — Оба. Пока вы пялились туда, я вас прррррррррррикончил, как... как... — эльфёнок чуть нахмурился и выпалил наконец. — Как хвостошёрстных недолапов!
— Это кто такие? — поинтересовался Хальбарад. Лагор дёрнул плечами под зелёной с коричневой и серой вышивкой курткой-вестом:
— А, я не знаю. Только сейчас выдумал... — и, присмотревшись к лодке Хальбарада, возликовал: — Форель! Зачем она покойникам?! Трофеи!
— Ты не эльда, ты настоящий мелкий снага (1.), — отомстил ему Эстель. Лагор немедленно "сделал" пальцами раскосые узкие глаза и оскалился.
1.Порода мелких орков.
Со склона тут и там спускались громко перекликающиеся мальчишки. Тут были два десятка юных дунаданов — и примерно столько же эльфят, в основном — светловолосых тонких синдар. У всех синдар были луки и ножи, у большинства дунаданов — ножи и короткие дротики с длинными наконечниками в виде гранёного начетверо гвоздя. Многие несли за плечами небольшие, но явно туго набитые мешки — что за вечер у костра без хорошей еды?!
— Хали! — крикнул, перескакивая через большой валун, плечистый крепыш в распахнутой охотничьей куртке. Явно со взрослого плеча, но уже почти впору... — У меня к тебе есть разговор об улитках...
— И о кротах, наверное? — понимающе уточнил Хальбарад.
— И о них, — согласился Халдад, сбрасывая на песок мешок и улыбаясь. — Мы поговорим обстоятельно. Очень. После чего ты будешь долго кушать только жидкую кашку...
...Эстель с улыбкой отвернулся — Хальбараду особо ничего не грозило, он хорошо бегал, а Халдад этого терпеть не мог, тем более, что на бегу Хальбарад всегда дразнился. Лагор тут же приметил синяк — и по лицу нолдо скользнула тень. Он на миг отвёл глаза. Потом, как ни в чём не бывало, спросил:
— Подлечить?
— Не надо, — не без злорадства ответил Эстель и подумал: "Пусть весь Имладрис видит... и знает, что к чему!" Но мысль была глупой, и он просто повторил: — Не надо. Ну его. Я синяк имею в виду, — поспешно пояснил он.
— Как хочешь, — Лагор плюхнулся на песок и быстро сдёрнул лёгкие туфли. Предложил: — Плывём наперегонки до того берега?
— Я наплавался, — не захотел Эстель. — Я есть хочу...
— Как хочешь, — повторил без обиды Лагор и длинно, мелодично свистнул, вскакивая и берясь за завязки куртки: — Кто до того берега наперегонки?!
— Я!
— Я!
— Я! — и вода закипела почти тут же...
...На берегу очень быстро стало весело и шумно, как всегда бывает там, где собираются мальчишки, которым нечего бояться и которых не тянет за душу никакое дело. Кто-то ответственно собирал хворост для долгого ночного костра, кто-то раскладывал на траве у деревьев принесённую разную еду, кто-то просто звонко распевал что-то достаточно бессмысленное, просто от хорошего настроения... Одни фехтовали на ножах — быстро и опасно, другие метали в сухостой дротики или стреляли из луков, третьи боролись на песке, некоторые налаживали удочки...
— Девчонки с нами просятся, между прочим, обещают готовить...
— Эй, я не против! А то от твоей стряпни внутри в узел всё завязывается!
— А я против, надоели хуже белены. У меня их и дома пять штук, хоть тут отдохну...
— И я против.
— Это потому что Нарбелет тебя поколотила.
— А Нарбелет не девчонка. Она ненормальная.
— Нет, нечего им тут делать! Их только допусти — потом не выживешь! Долой девчонок!
— Долооооой!!!
— Во всяком случае — с нашего берега точно долой!
— Я есть хочу!
Последнее замечание было воспринято всеми с одобрением и как сигнал к окончанию разговора. Тем более, что к этому моменту все постепенно и неспешно, но сползлись под большое дерево. На разостланных плотным слоем чистых лопухах, которые нарвали тут же, быстро выросла куча всякого разного — от сладких печений (сильно пострадавших в чьём-то мешке, что, впрочем, никого из мальчишек абсолютно не смущало) до торжественно водружённой Халдадом наверху съестной горы большой головки чеснока, при виде которой эльфы притихли. Потом черноволосый нолдо Ингалаурэ спросил печально:
— Это обязательно?
— Его едят или все — или никто, — отрезал Халдад.
— Тогда никто? — в голосе Ингалаурэ прозвучала робкая надежда. Халддад сплюнул:
— Слабаки! — и убрал чеснок в свой мешок. Эльфы открыто воспрянули духом. Халдад тем временем продолжал активную агитацию:
— Отец мне сказал, что чеснока боится любая нечисть.
— Я её понимаю, — согласился Лагор, ловко нарезая свежий круглый хлеб и сдувая с подбородка комара. — Кыш, скотина! Лучше бы вот кого чеснок отпугивал...
Эльфят комары не трогали в принципе, и те, расщедрившись, воспретили летающей мелочи кусать и друзей-людей. Вообще в элрондовы владения всякий-разный гнус как правило не попадал, но эти, как видно, тайно пробрались по реке.
— Я вот не пойму, — признался один из мальчишек, обращаясь к эльфятам, — комаров вам жалко. А орков бьёте и не морщитесь!
— Так комара жальче, чем орка! — возразили ему с эльфийской стороны. — Комар — он же летает и кусается, вот и всё. У него мозгов-то и нет почти, какой с него спрос?! А орки разговаривают, думают худо-бедно. И раз они при том себя ведут, как худшие из хищников — то, значит, и виновны они больше любого зверя или насекомого, даже самого ядовитого.
— А я бы и орков не убивал, — тихо сказал эльфёнок Тобоэ. Обхватил руками колено и, уткнув в него подбородок, продолжал грустно: — Почему не получается просто жить? Не враждовать, не обижать никого, не воевать?
— Потому что так неинтересно, — отрезал Халдад почти презрительно. — Придумал глупость какую-то — не воевать!
Тобоэ грустно посмотрел на него и смолчал. Эстель же задумался. Конечно, неинтересно — что тогда делать мужчинам? Но с другой стороны, тогда было бы проще и легче путешествовать, например... Так ничего толком и не решив для себя, он взял Лагором отрезанный ломоть хлеба и — для начала — большое жёлтое яблоко, похожее на сгусток липового мёда...
... Вечер, хоть и летний, был очень даже прохладным, особенно у реки. Колко мигали звёзды в вышине, словно бы попугивали зимним морозом. Но угомонившиеся наконец-то мальчишки не боялись холода. Они развели огромный костёр — умело, всё пламя рвалось в вышину острым потрескивающим рыжим султаном, можно было подсесть совсем близко — и наготовили целую гору сушняка, чтобы хватило даже на будущее утро. Все сидели на солидных сухостоинах, сложенных вокруг огня квадратом, а со спины их надёжно защищали накинутые плащи. Мальчишки уже успели всласть наговориться и сейчас просто щурились на огонь, да по временам то один, то другой чуть шевелился, поправляя плащ или осторожно подкладывая в огненный столб брёвнышко. Говорить никому особо уже не хотелось, но и спать желания не было даже у людей. А это значило, что скоро кто-нибудь начнёт петь.
Эстель сидел между Хальбарадом и Лагором. В глубине костра, внутри шалаша из сучьев, не было огня. Эстель смотрел на хорошо видную там чистую площадку земли и думал, что дейларны со своего берега, наверное, видели костёр и даже слышали ещё до костра, как тут веселятся. Но они не приплывут. И это, в общем-то, довольно обидно. Мальчишки с двух берегов почти не встречались. Взрослые, впрочем, хотя и числили себя в союзниках Раздола, тоже тут никогда не появлялись, все встречи были вне эльфийских владений.
И это тоже было обидно. И ещё — немного пугало. Эстель вспомнил виденные им эти встречи. Дейларны вели себя спокойно-настороженно. Как... как с опасными, хоть и полезными — зверями. И многие эльфы — тоже... не совсем обычно. Холодно и даже неприязненно, словно дейларны были в чём-то виноваты. Старые счёты, сердито подумал мальчишка. Старые сказки Врага, вот что это такое. Как можно в них верить?! Неужели эта отрава так прочно прижилась в мире, что её ничем не выкорчевать, не выжечь?! Эльфы — вовсе не бездушные и бессердечные нелюди. А люди... разве сам Эстель не человек?! Эльфы же не кривятся, увидев его!
Хотя...
Он коснулся синяка под глазом и тихо спросил Лагора — прямо в ухо:
— Слушай... тебе нравятся люди?
Эльфёнок удивлённо покосился на юного дунадана. Пожал плечами:
— А тебе нравятся деревья?
— Смотря какие, — ответил Эстель. Лагор снова поднял плечи:
— Ну вот. Но я сам не видел ни одного плохого человека... — он помедлил и вздохнул: — Вот только моего отца убили люди. А я его очень любил.
Эстель примолк. Отец Лагора погиб давно — его убил дунландский пращник в какой-то стычке на юге Мглистых Гор, Эстель толком не знал этого дела, а Лагор не рассказывал. И сейчас мальчик осторожно осведомился:
— А... я? Меня ты...
— А при чём тут ты? — удивился Лагор. — Не ты же убил моего отца. Даже не человек твоего рода. Если по правде, я даже того, кто убил, не могу возненавидеть. Я бы его, конечно, убил тоже, если бы встретил — может, и встречу когда... но мне его больше жалко.
— Жалко?! — изумился Эстель. Лагор кивнул:
— Ну да. Наверное, он думал, что злой и страшный эльфийский колдун идёт на его землю забрать души у детей и съесть женщин... и защищал свою семью и свой дом. Его просто обманули... Нет. Мне нравятся многие люди. И я никого из них не ненавижу, — решительно заключил, подумав, Лагор. — Даже врагов Света. Вот Его... — Лагор понизил голос. — Его я ненавижу. Я бы убил его, если бы смог. Если бы выпал хотя бы маленький шанс. Даже если бы это было последнее, что я сделал в здешней жизни. И ещё я Его боюсь.
— Боишься? — Эстель внимательно посмотрел на Лагора. Эльфёнок кивнул печально:
— Боюсь. Потому что я понимаю, какой он сильный. Знаешь, мой дядя как-то раз сказал при мне, что люди в одном превосходят нас точно. Они умеют не бояться врага, не признавать его силы и его победы, даже стоя на плахе. Вопреки всему, вот как он сказал. И у них часто получается победить там, где победы быть не может. Просто потому, что их дух не связывает страх. Но так бывает не у всех людей. И Он очень старается сделать именно это — заразить людей покорностью. Страхом перед своей силой. С нами, эльдар, это не получается — хотя многие из нас боятся Его и не верят в победу над Ним, но у нас есть своё преимущество — мы Его видим насквозь и ни один эльда не поверит Ему. А людей Он легко обманывает показным могуществом... Наши пути всё дальше и дальше расходятся, а порознь нам, наверное, не одолеть Его... слишком хорошо он знает и ваши, и наши слабости.
— Я Его не боюсь, — упрямо сказал Эстель. — И Ему меня не обмануть. Может, кому-то Он и господин. А мне Он никто.
— Людей твоего рода совсем мало, — вздохнул Лагор. — Но ты мне всегда нравился, Эстель. Даже больше, чем многие эльдар. Я рад, что мы дружим.
— Я тоже, — кивнул Эстель. Он хотел ещё добавить, что, может статься, ещё не всё потеряно, что вместе они все... но тут кто-то сказал довольно громко — видимо, утомившись тишиной и неподвижностью:
— Пусть Хали споёт!
Эстель встрепенулся, и его голос прозвучал вторым в общей просьбе — на миг раньше начавшегося совместного гула:
— Хали, спой!
Хальбарад не стал отнекиваться. Он, как видно, тоже думал о чём-то своём, но, едва его попросили, подтянул ближе из-за спины чехол и достал лютню из золотистого и коричневого дерева и серебра, со стальными струнами и выложенным по коричневой деке узором в виде сделанных из густо-алого турмалина кленовых листьев. Начал молча — в наступившей тишине — настраивать инструмент. Сел удобней, всё ещё подкручивая колки. Чуть откинулся назад, ловчей беря лютню...
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
