| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Но существует, тем не менее, факт, грозящий поставить под сомнение всю официальную историю появления цыган в Западной Европе. Переправившись в 1430 году в Англию, кочевники столкнулись с так называемыми тинкерами. Согласно описаниям, тинкеры — это люди, которые издавна кочевали по британским землям, занимаясь кузнечным делом, торговлей и гаданием. Между "коренными" и вновь прибывшими странниками возник конфликт, что не удивительно — ведь и те, и другие занимали в социальной структуре одну ячейку. Конкуренция породила ненависть и столкновения. Только через несколько веков тинкеры и цыгане перемешались, породнились и сейчас составляют фактически одну группу — трэвелерс (от английского travel — путешествие, странствие).
Современные трэвелерс — одна из самых ассимилированных групп цыган. В их языке столько английских слов, что англичанин почти не нуждается в переводчике, чтобы понимать их речь. Более того, граждане Великобритании зачастую удивляются, когда им говорят, что цыгане — это национальность. Они считают, что "быть цыганом" — это всего-навсего вести определенный образ жизни. Этнически современные трэвелерс очень похожи на англосаксов. Таков результат неизбежного антропологического смешения при многовековом кочевании на ограниченной территории.
Мы сомневаемся, что тинкеры, с которыми цыгане встретились в 1430 году, действительно были коренными жителями, которые вдруг оставили оседлую жизнь. Тйнкеры поразительно похожи на цыган — именно такими они должны были стать, если бы переправились на Британские острова тремя веками ранее. Мы предполагаем, что часть цыган, достигших в XI веке Византии, не останавливаясь, пересекла Европу и стала известна под именем тинкеров в Англии, Шотландии и Ирландии (а, возможно, и "франтеров" в Норвегии). Этим цыганам, которые жили своим трудом, а не подаянием, не требовалось вести переговоры с элитой общества. Именно поэтому хроники и не фиксировали их появление. Цыгане-первопроходцы вполне могли к XV веку превратиться в тинкеров, сильно отличающихся от своих "византийских" собратьев. То, что нам известно об этих людях, только подтверждает наши предположения. Английский автор Б.Вези-Фитцгеральд так описывает тинкеров:
"Они вели тот же образ жизни: занимались кузнечным ремеслом, торговлей лошадьми, гаданием; имели те же самые обычаи. Это не были ирландцы, пустившиеся в странствие по дорогам. Они были расой... Они были расой, отличающейся от цыган и все же похожей на них. И еще у них был свой собственный язык."
По всем приведенным выше параметрам, очень трудно предположить местное происхождение этих кочевников и, напротив, очень легко — индийское.
К сожалению, причины и точное время выхода цыган из Индии остаются для науки загадкой, и шансы на освещение этой проблемы в будущем очень малы. Индийское же происхождение цыган доказано неоспоримо. На основе лингвистического анализа. А.Ф. Потт справедливо подметил, что, чем дальше на Восток живут современные цыгане, тем "чище" их язык — под чистотой ученый подразумевал максимальное приближение к исходному индийскому наречию.
Следует особо подчеркнуть, что на протяжении пяти столетий в Европе господствовало глубокое заблуждение, будто цыгане, которые, начиная с XV века, появились в странах Запада, — это "египтяне". Даже в обыденной речи утвердились клише, основанные на мнимом египетском прошлом пришельцев. Венгры дали им имя "Pharao-nepek" (фараоново племя). "Египтянами" цыган называли также албанцы, испанцы, англичане (английское gipsy — это искажение от слова Egyption). Тем не менее, все они ошибались. Те цыгане, которые в Х веке свернули в Северную Африку, попали в мусульманскую сферу влияния и в Европу не пошли. Западный мир, а потом и Россия увидели совсем других цыган — принявших христианство, освоивших за столетия общения с греками азы средиземноморской культуры."
Девушка Ночи встретилась не столько с цыганами, сколько со сказочными существами, духами моря. Истории о похожих людях есть, например, в грузинских сказках: если намечался шторм, то люди встречали на морском побережье мужчин, одетых в черное (и они несли с собой зло), если же погода была ясной и не предвещала бури, то на побережье видели женщин в белых одеждах.
В этой балладе портрет Девушки Ночи дан наиболее подробно: у нее темные, пышные, очень красивые волосы, неоднократно она сравнивается с Луной. Мистический народ отвергает ее, и трагедия этого разрыва полностью опустошает душу Девушки Ночи. Ее гордости, самолюбию нанесен непоправимый ущерб. На берегу Моря (о символике которого мы уже говорили) ее встречает человек, искренне полюбивший черноволосую красавицу. Человек этот не раз подчеркнуто сравнивается с Солнцем, Девушка Ночи и ослеплена его светом и "заполнена" им. Как видно, человек-Солнце не только заполняет ее своим светом, но и своими мыслями, и чувствами — тоже... то есть, полюбив существо лишенное души — неустанно любуется самим собой. Но он не видит одного — и это повторяется постоянно — что Солнцем для Девушки Ночи были и остаются "непонятные и непостоянные цыгане моря". Уходя в звездный свет, они превращаются в золото — металл солнца, по толкованиям средневековых алхимиков.
Девушка Ночи не раз в этой балладе сравнивается с Луной. Это понятно — ведь ночное светило всегда являлось символом женского начала, женской природы. Но Луна в различных своих циклах олицетворяла разных богинь древности. Сервий, комментатор Вергилия, пишет, что Геката — это Прозерпина в Аду, Диана на земле и Луна на небе (за что ее называют трехликой богиней)*("В.С." с.59*) Девушка Ночи живет на земле, и потому ближе всех ей образ Дианы, Артемиды, как называли эту богиню охоты греки.
"Из мифов известно, что Артемида — "нетронутая" — упросила отца дать ей возможность всегда оставаться девственницей. Она находится в тесной связи с Луной. И девственность Артемиды соответствует светящейся луне, которая посылает в ночной тиши свой холодный, целомудренный свет. А у фракийцев она была богиней-матерью, ей подчинялась вся природа, она же питала все живое.
Образ Дианы менялся со временем более, чем какой-либо другой. В древних культах Малой Азии ее считали богиней плодородия, а в духе древних греков она превратилась в вечную девственницу — богиню охоты. В связи с ее функциями представительницы луны, проливающей холодный, безжизненный свет, Артемида превращается во всегда юную богиню смерти.
Если присмотреться, то в средневековой ведьме мы также находим все аспекты, свойственные Диане, сумму всех исторических значений, напластавшихся друг на друга. Она — акушерка, она — Великая Мать, и девственница, которой не нужны мужчины (так же как дочери фараона, Артемида терпит рядом с собой только одного мужчину — собственного брата), она — ангел смерти, и наконец всепрощающая мать всех несчастных." (Э.С. с.143*)
Так, в связи со всеми найденными материалами о совершенно особой истории английских цыган (тинкерах), возникает еще одна трактовка этого текста, перекликающаяся с "солнцем мертвых", только в данном случае "солнцем ушедших, потерянных людей". Поначалу для Девушки Ночи эти потерянные люди — становятся Солнцем и смыслом жизни. Но какие чувства владеют ею, не стремится ли она стать их Солнцем, чтобы возродить к новой жизни? Она ищет любви, но какой любви — любви-почитания, или любви-слияния, полностью лишенной эгоизма, и даже в какой-то мере заставляющей отказаться от собственного Эго? Они свободны, они непонятны, они чужды и одиноки — вот ряд эпитетов, постоянно идущий рядом с цыганами во всем действе, в каждом тексте, где упоминаются эти мотивы.
Цыгане Моря — существа необычные, мистические. Это, как будто, целый народ, чуждый местному (европейскому) населению и менталитету. А, скорее всего, это некий древний народ, много древнее пришедших на эту землю европейцев. Мы можем пойти дальше, предположив, что тинкеры не имеют никакого отношения к Византийским цыганам, что это осколки древней расы, несомненно, враждебной завоевателям-европейцам (саксам), что подтверждает место их кочеваний — овеянная множеством легенд Ирландия.
"Так существуют легенды об одном из древних народов, населявших Ирландию, их называли Тута. Упоминание о них сохранилось лишь в древних преданиях. Ее представителей считали волшебниками и магами, в некоторых легендах их даже называли богами. Они отличались необычайной красотой и по строению тела были людьми. Согласно преданиям они пришли из северных земель в которых никто никогда не был, и в момент их прихода весь остров покрыл густой туман, который, как считают, они принесли с собой. Этот туман много дней скрывал всю Ирландию.
Придя на остров, племя Тута обнаружило там два других народа. Потомков греков оно смогло вытеснить на западные окраины острова, а вот более могущественному племени Фомориан Тута до определенного момента платили дань. Народ Фомориан представлял собой существ, у которых наряду с чертами людей были черты и признаки животных. Народ этот обладал древними магическими знаниями и люди многому от них научились: ремесла, исскуство врачевания, обработка земли, магические заклинания и многое другое. Война, начавшаяся между племенами Тута и Фоморианами, привела к полному исчезновению последних.
Так было всегда — разумные существа непонятные человеку, бесследно исчезали, оставаляя лишь легенды о своей былой мощи и всеведении, да и те со временем сохраняли лишь негативные черты сгинувших рас. Будущее безраздельно принадлежало человечеству." ("Волш. Сущ." С. 327-331, с. 330*)
И, может быть, оттого древнему народу пришлось слиться с пришельцами-цыганами из Византии потому, что настало их время стать изгнанниками, забытой, потерянной, вымирающей рассой. Расцвет Человечества потеснил прежних богов с их пьедесталов.
Тогда становится ясным, почему европейская девушка, мечтающая обрести такую же свободу воли и духа, как Цыгане Моря, может прийти к своему идеалу только через смерть. Даже "тысячи ночей" скитаний вместе с этим древним и чуждым ей народом, на духовном уровне — очень далеком от нее, даже стремления Девушки Ночи к любви, и ее глубокого восхищения — всего этого было мало для примирения бесконечно-долгой "вражды крови". Разумеется, все эти мысли воссозданы в тексте на уровне неосознанного, проявляясь лишь в художественных образах, ярких и необычных.
В мировой литературе есть несколько устойчиво-сложившихся цыганских "штампов": Кармен, для европейцев, и Земфира, больше понятная русскому человеку. Как утверждают цыганологи — ни один из этих образов не соответствует действительности. Образ Цыган Моря далек как от действительности, так и от штампов.
Но кроме всего, уже сказанного, "неустойчивые, непостоянные Ocean Gypsy" — это наши страхи, наши горести, неизведанность и боязнь смерти, горечь потерь, потрясений (разбитой любви, предательства, уязвлённой гордости, бесконечного "поиска себя"...). И вот человек не выдерживает ударов судьбы, волны этого вечного моря поглощают его, топят. А Разум и Философия — тускнеют. Страсти одерживают верх, и разрушают хрупкую оболочку души. Как из треснутого сосуда — душа испаряется, исчезает, оставляя лишь пустоту. Душа не может вернуться в разбитое вместилище. Подсознательные страхи всё равно преследуют человека, хотя они могут принимать самые чарующие формы — например, вновь обретенной любви. Призрака любви — женщина ведь без конца цепляется за эту сказку, ей кажется, что стоит лишь найти любовь — и придёт счастье. А вот что такое это чувство — она может сказать очень смутно. Кажется, что где-то там есть счастье — и всё...
-VII—
Play Minstrel Play
Underneath the harvest moon
Where the ancient shadows will play and hide...
With a ghostly tune and the devil's pride...
"Stranger" whispered all the town
Has he come to save us from Satan's hand?
Leading them away to a foreign land...
Play for me, minstrel, play
And take away our sorrows...
Play for me, minstrel, play
And we'll follow...
Hear, listen, can you hear,
The haunting melody surrounding you,
Weaving a magic spell all around you...
Danger hidden in his eyes,
We should have seen it from far away,
Wearing such a thin disguise in the light of day...
He held the answer to our prayers,
Yet it was too good to be...
Proof before our eyes, yet we could not see...
Играй, Менестрель, играй!
Под древней, налитой луной,
Средь пляшущих теней
Играет Менестрель мотив —
Плод гордости своей.
По городам проходит он
И шепчет в наши сны,
Что он пришел спасти людей
От козней Сатаны.
Играй, играй, о мой кумир!,
Мне в душу грезы лей!
Я слышу голос, он зовет:
"Пойдем со мной скорей!
Внимай и слушай —
Для тебя я музыку творю.
И если ты решишься, то
Мы встретимся в раю..."
И Ночь оденет маску Дня —
Мы молимся о том,
Кто разбудил нас — и ушел
Неведомым путем.
В его глазах застыла Тьма,
Опасность, тайный страх!
Но, как и все, тоскую я
О тех, иных мирах...
Мы ждем...
"Играй, Менестрель, играй!" (подстрочник): "Под полной, налитой луной, где древние тени играют и прячутся... Призрачной мелодией дьявольской гордости незнакомец шепчет всем городам, что он уведет их людей прочь с чужой земли. Он пришел спасти нас от рук Сатаны.
"Играй для меня, Менестрель, играй!, и гони прочь нашу печаль. Мы поймем тебя."
"Внимай, слушай, ты можешь слышать заколдованную мелодию, окружающую тебя..."
Опасная тайна в его глазах, мы должны издалека это заметить.
Пришел день, стираясь в тонкую маску. Мы получили ответ на наши молитвы — все обещало быть хорошо, доказательство перед нашими глазами. Но мы все еще не можем его увидеть..."
У Менестреля в этом действе тоже есть свой темный, демонический антипод. Это уже не веселый ярмарочный забавник, Шут (который, порой, стоит выше короля), но человек безгранично жаждущий власти. Да и человек ли он вообще? Кто этот Менестрель, идущий по городам и завораживающий людей своей музыкой, своей игрой? В какой-то момент он претендует на роль Мессии для этих людей. Своей музыкой он будит, в первую очередь, их чувства, а не мысли. Он щедр на обещания, но его обещания невыразимы в словах, и когда он уходит — люди жаждут его возвращения. Они продолжают ждать и до сих пор, поверив мифу о его всесильности: увести их в другие, прекрасные земли. В его глазах горит Ночь, может быть, он смуглый как цыган. И конечно же с лютней (или гитарой) в руках — единственным, универсальным ключом, открывающим перед ним все души и все города. Даже Прекрасная Дама нашего действа, Девушка Дня, очарована колдовской силой его игры...
Но не ей, а Девушке Ночи жизненно-необходим союз с демоническим Менестрелем: ведь у него есть сила, есть власть, есть те самые знания, которые она так упорно ищет. А Девушка Дня, хоть и очарована его музыкой, однако в глубине души боится его истинной сущности. И все же именно Девушка Дня, светловолосая девочка-принцесса, притягивает к себе взгляд Темного Менестреля. Сердечная склонность почти всегда скорее возникает к противоположности, чем к тому, кто во всём схож с тобой.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
