Сумерки восьмого солнца

Они стали колдовать вместе. Осенний Хвост долбил молотом по стальным заготовкам, придавал им должную форму, а Бобровая Лапа всячески помогал: придерживал заготовку, чтобы не сдвигалась от ударов, дул в огонь воздуходуйкой, чтобы ярче горело, подносил воды умыться или испить и все такое прочее. К этому времени Осенний Хвост уже научился ковать топоры и кирки и начал учиться ковать подковы, это такие стальные дуги, которые имеют какое-то отношение к заморским зверям лошадям, а какое именно — знают только бледнолицые. Поющий Тростник сказал, что колдун, построивший кузницу, говорил, что выковать подкову труднее, чем кирку, но легче, чем подшипник, так что разумно учиться кузнечному мастерству именно в таком порядке и хотя подковы в хозяйстве не пригодятся, они хороши как упражнение.

Услышав эти слова, Осенний Хвост внезапно понял, что такое "упражнение", зачем оно нужно, почему дикари не ведают этого понятия и почему лицо Поющего Тростника выражало пренебрежение, когда Осенний Хвост говорил, что упражнения — глупая городская выдумка. Дело в том, что у дикарей нет таких дел, которым нельзя научиться одномоментно, по принципу "берешь и делаешь". Разве что стрельба из лука, но это искусство мальчишки осваивают в ранней юности, сами того не понимая, что их игры на самом деле не игры, а упражнения. А взрослые дикари не упражняются никогда, потому что все сложные навыки, требующие упражнений, уже освоены в детских играх. А у городских ацтеков есть сложное колдовство, которое ребенку не освоить, и потому...

— Я понял! — воскликнул Осенний Хвост. — Упражнение — это детская игра, в которую играют взрослые!

Поющий Тростник сначала удивился этим словам и счел их ложными, а потом вспомнил, что военные упражнения в языке городских ацтеков так и называются военными играми и сказал, что Осенний Хвост мудрее, чем кажется. Осенний Хвост поблагодарил за добрые слова и дальше они беседовали о другом.

Выковать подкову непросто. Главная трудность в том, что размеры и формы разных подков должны точно совпадать и в этом и есть суть упражнения. Свернуть стальной прут в дугу и расплющить большого умения не требует, а вот расплющить в точной пропорции очень и очень непросто. А подшипник ковать еще труднее!

Не раз и не два казалось Осеннему Хвосту, что он никогда не научится ковать подковы, что здесь есть колдовской секрет, который если не знать, то никогда и ни за что не сумеешь. А в другие моменты казалось, что никакого секрета нет, надо просто больше упражняться, каждая следующая подкова будет получаться чуть-чуть лучше предыдущей, пройдет должное время и он выкует что надо. А потом он прикидывал, сколько времени на это уйдет и получалось, что потребное время многократно превосходит жизненный срок. А потом прикидывал иначе и получалось, что ждать придется не так уж долго.

Однажды Осенний Хвост поделился сомнениями с Бобровой Лапой. Тот ответил так:

— Лучше бы ты принес жертву богам, чем маяться дурью.

— А ты разве знаешь, как приносят жертвы Одину, Фрее и Тору? — заинтересовался Осенний Хвост. — Я многих спрашивал, но никто ничего толком не знает.

— А им-то зачем приносить жертву? — удивился Бобровая Лапа. — Они не твои боги.

— Если так рассуждать, то у меня вообще нет богов, только духи предков и духи мест, — сказал Осенний Хвост. — Я ведь дикарь.

— Дикари тоже пребывают под властью ацтекских богов, — заявил Бобровая Лапа. — Принеси им жертву и они тебя не оставят.

— Разве ты не знаешь, что поклоняться старым богам запрещено? — удивился Осенний Хвост. — Бледнолицые карают за это смертью!

— А кто узнает? — пожал плечами Бобровая Лапа. — Где мы и где бледнолицые? А если даже узнают, тому, кто умеет ковать подковы, простится многое.

— А если не простится? — спросил Осенний Хвост.

— Тогда мы умрем, — сказал Бобровая Лапа.

— Почему мы, а не только я? — спросил Осенний Хвост.

— Потому что я помогу тебе совершить богослужение, — сказал Бобровая Лапа.

Кое-что в его словах и интонации насторожило Осеннего Хвоста, он пригляделся повнимательнее и вдруг многое понял.

— Да ты жрец! — воскликнул Осенний Хвост. — Просто ты срезал отличительные знаки вместе с кожей, чтобы не признали!

— Не кричи, — сказал Бобровая Лапа. — Или ты хочешь лишиться подмастерья?

Осенний Хвост задумался и его размышления не привели ни к какому определенному выводу. С одной стороны, подмастерья лишиться не хочется, с ним удобнее, да и человек вроде неплохой. А с другой стороны, скольким несчастным он взрезал грудные клетки во славу свергнутых богов? А с третьей стороны, прошлое мертво, седьмое солнце закатилось, старые боги свергнуты, теперь от Бобровой Лапы вреда людям не больше, чем от любого другого городского ацтека. А с четвертой стороны, разве можно оставлять подобные злодеяния безнаказанными?

— Какое богослужение ты собираешься провести? — спросил Осенний Хвост. — Какой именно обряд?

— Какой-нибудь импровизированный, — сказал Бобровая Лапа. — Живого человека принести в жертву у нас не получится, нечего даже и пытаться, потому принесем куклу. Сделаем человекообразное чучело, только не из говна и палок, а из чего-то более пристойного, внутрь груди положим какое-нибудь сердце, индюшачье, например, или собачье, а пирамиду построим временную, из земли, навалим четырехугольную кучу, не очень большую, чтобы не привлекать внимания, но и не очень маленькую, чтобы боги не обиделись.

— Я бы на месте ваших богов обиделся по-любому, — сказал Осенний Хвост. — Непросто сделать то, о чем ты говоришь, чтобы оно не стало похожим на насмешку.

— Боги не дураки, — сказал Бобровая Лапа. — Они понимают искренность и чистоту помыслов. Кроме того, в голодное время любая пища годится к столу.

— Полагаешь, для богов обряды и жертвоприношения как для нас пища? — заинтересовался Осенний Хвост. — Если долго не приносить жертвы, боги изголодаются и вымрут? А может, так им и надо?

Бобровая Лапа нахмурился, сверкнул глазами и Осенний Хвост подумал, как бы сейчас не получить по башке чем-нибудь тяжелым. Подошел к наковальне, положил руку на рукоять молота, как бы невзначай, но глаза Бобровой Лапы перестали сверкать, а гнев угас, не успев как следует разгореться.

— Ясно вижу, что ты дикарь, — сказал Бобровая Лапа. — Ты просто не знаешь, каково жить во славу божию. Когда не приходится ни в чем сомневаться, когда свято веришь, что что бы ты ни сотворил, удача на твоей стороне, когда целый народ мыслит и действует как единое существо... Ни один бог никогда не даровал тебе ни удачу, ни победу, божья благодать тебе неведома!

— Иди на хер, — сказал Осенний Хвост. — Подуй лучше воздухом вот с этого направления.

Бобровая Лапа заткнулся, взял воздуходуйку и стал дуть как сказано. Руки у него чуть-чуть дрожали, но в остальном он выглядел и вел себя как обычно. Осенний Хвост взял молот, стал долбить по заготовке, та приняла дугообразную форму, на мгновение показалось, что подкова наконец-то получилась как надо, но нет, последний удар все испортил. Отложил Осенний Хвост молот в сторону, сел на пол у стены, уткнулся лбом в колени, задумался. Думал долго, напряженно, мучительно и вдруг придумал!

— Молот слишком велик для тонкой работы! — воскликнул Осенний Хвост. — Надо выковать маленький такой молоточек и им выровнять недоделанную подкову точно по размеру!

Распрямился, вскочил на ноги, огляделся, а Бобровая Лапа стоит у другой стены и в одной руке у него соломенная кукла, перевязанная на человекообразный манер, похожая на те куклы, какие матери вяжут маленьким девочкам, но не симпатичная и изящная, а кособокая и уродливая. А в другой руке зажато обсидиановое лезвие, а у куклы отрезана голова и соломинки медленно опускаются на земляной пол.

— Ну ни хера себе! — сказал Бобровая Лапа. — Сам не ожидал такого результата!

— В ту же минуту? — спросил Осенний Хвост.

— В то же мгновение, — ответил Бобровая Лапа. — Только я закончил резать голову, как ты сразу додумался. А прикинь, что получится, если сделать куклу хоть чуть-чуть похожей на человека? Понимаешь теперь, какова божья сила?

Осенний Хвост поежился. Ему показалось, что он попал в сказку, это ведь обычный сказочный сюжет, когда ничем не примечательный охотник привлекает внимание какого-нибудь духа и тот начинает одаривать охотника всем подряд чем придется. Многие сказки повествуют о подобных событиях и чаще всего все кончается плохо, очередной дар не идет герою на пользу, происходит какая-то непредсказуемая ерунда, как-то не так применяется очередной дар, как-то недопустимо, но это всегда происходит не сразу, первый дар по-любому безопасен...

Бобровая Лапа бросил куклу в очаг, она полыхнула, из очага вылетел длинный огненный язык и мгновенно рассеялся. Осенний Хвост вспомнил, как старики говорили, что когда живой человек сгорает в лесном пожаре, отлетающая душа видна со стороны в виде примерно такого же языка пламени, а значит, у куклы была душа, а значит....

— Однако тебе не надо ковать маленький молот, — сказал Бобровая Лапа. — Вон он лежит, ты просто не понял, что это маленький молот. Возьми его и выкуй что хотел.

Отложил Осенний Хвост большой молот, взял маленький, стукнул по недоделанной подкове и от одного удара наполовину исправилось то, что он счел непоправимым дефектом.

— Вот это да! — воскликнул Осенний Хвост. — Сдается мне, старые боги знают толк в колдовстве! Пожалуй, зря мы перестали им приносить настоящие жертвы! А ты когда был жрецом...

Он не докончил эти слова, потому что рядом ахнуло. Осенний Хвост повернулся на ах, а там стоит Восемь Маргариток, глаза у нее как круги на воде, а у Бобровой Лапы в руке нож и он им замахивается! Задумался Осенний Хвост, что ему дороже — женщина или божья благодать, и пока он думал, Восемь Маргариток распрямила ногу и со всей дури как врежет Бобровой Лапе по яйцам! Тот согнулся и выронил нож, а Восемь Маргариток схватила большой молот, зашаталась и почти выронила, но удержала, подняла и опустила Бобровой Лапе на голову. Захрустел череп и сломался, как большой орех, упал Бобровая Лапа и умер, а рядом с ним упал окровавленный молот. А Восемь Маргариток тоже зашаталась и собралась упасть рядом с Бобровой Лапой и молотом, но Осенний Хвост шагнул вперед, поддержал ее и она устояла. Обнял Осенний Хвост жену, а та задрожала и спросила:

— Он ведь тебя не насовсем околдовал? Злое колдовство рассеивается или нет?

Прислушался Осенний Хвост к своим ощущениям и ничего не понял.

— Да я вообще не чую никакого колдовства, кроме кузнечного, — сказал он. — А почему ты думаешь, что он меня околдовал?

— Ты знал, что он был жрецом, и не убил, — объяснила Восемь Маргариток. — И еще ты сказал, что в человеческих жертвах был толк. Ты сейчас тоже так думаешь?

Прислушался Осенний Хвост к своим ощущениям повторно и сказал:

— Хер его разберет. Вроде нет.

— Значит, злое колдовство рассеивается, — решила Восемь Маргариток. — Вот и ладненько.

Поглядел Осенний Хвост на мертвого жреца и недавние мысли показались удивительными. Что за глупость! Не зря мы перестали приносить жертвы старым богам, совсем не зря! Вот один усомнился и лежит на земляном полу с пробитой башкой, а второй теперь уже больше не усомнится.

— Пожалуй, ты права, — сказал Осенний Хвост. — Он меня, пожалуй, и вправду околдовал. А теперь злое колдовство рассеивается, это ты верно подметила. Приколись! Я действительно на минуту поверил, что жертвы старым богам — хорошее дело. Ах он хитрый и подлый змеюга! А ты, я гляжу, сильная женщина!

Обнял Осенний Хвост жену и принялся целовать в губы, щеки, шею, уши и всюду куда придется. Поцелуи ощущались иначе, чем раньше, он вдруг понял, что Восемь Маргариток годится не только для утех, но и для дружбы, как между охотниками, но по-другому, и это важнее, чем утехи, потому что без утех можно перетерпеть, а когда рядом не окажется неоколдованной сильной женщины, чтобы пробить голову подлому врагу — так можно и душу потерять.

— Сильная женщина, — повторил Осенний Хвост.

Он подумал, что эти слова, должно быть, волшебны. Так бывает в сказке, когда герой случайно произносит волшебные слова и начинаются непредвиденные приключения, но в этом случае, наверное, приключений не будет, потому что не всякое волшебство оставляет очевидный след в поступках, волшебство просто меняет природу мироздания, а как измененная природа отразится в поступках и судьбе — это уже дело другое и чаще всего непредсказуемое.

— Ненавижу жрецов, — сказала Восемь Маргариток. — Моего старшего брата возложили на пирамиду нечестным образом, жребий выпал другому человеку, а жрец подтасовал, я все видела! С тех пор ненавижу их нестерпимо, раньше я их боялась, когда у них сила была, а теперь больше не боюсь. Всех бы поубивала!

— Иди-ка отсюда, — сказал Осенний Хвост. — Я тут приберу.

— Нет, лучше я приберу! — возразила Восемь Маргариток. — Не мужское это дело возиться с мертвецами и оттирать кровищу.

Осенний Хвост насупился и строго спросил:

— Ты мне будешь объяснять, что чье дело в моей колдовской кузнице?

Испугалась Восемь Маргариток, что он ее побьет, и вышла. Подождал Осенний Хвост, пока она отойдет подальше, и произнес громко и отчетливо:

— Примите жертву, Тескатлипок, Кецалькоатль, Тлалок и все иные старые боги, кто меня слышит. Не сердитесь, что жертва принесена не по канону ибо она принесена от чистого сердца, по-иному нынче нельзя, лихие пришли времена. Короче, как-то так.

Закрыл Осенний Хвост глаза и прислушался к ощущениям. Вроде ничего не изменилось, не открылось ему никакого скрытого знания и ничего другого необычного тоже не произошло.

— Гляжу я, не по сердцу вам жертва, старые боги, — сказал Осенний Хвост. — Однако другой жертвы у меня нет. Хотите — принимайте, не хотите — не принимайте, но не будет вам иной поживы и не потому что я скуплюсь, а потому что тупо не получается.

Подождал Осенний Хвост разумное время, ничего не произошло по-прежнему. Тогда вздохнул он, ухватил мертвеца за ногу и поволок к выходу. По ходу заметил, что мертвец то тащится легко, то упирается, задумался и вдруг кое-что понял. Дотащил мертвеца до порога, протянул руку открыть дверь, а она сама открылась, а с другой стороны Поющий Тростник стоит.

— Приколись! — сказал ему Осенний Хвост. — Я тут подумал, что если в подшипник налить крови, ось будет вращаться с меньшим трением, чем насухую.

— Интересный у тебя образ мысли, — отозвался Поющий Тростник. — Обычно в подшипники наливают масло, а если кровь... нет, масло, думаю, все же лучше.

Наклонился Поющий Тростник, ухватил покойника за вторую ногу, дернул, Осенний Хвост тоже дернул, перетащили они Бобровую Лапу через порог.

— Он раньше был жрецом, — сказал Осенний Хвост. — Красил людей в синий цвет, возлагал на пирамиды, вырезал сердца и все такое. А жреческие знаки он с себя свел вместе с кожей.

— Да, я знаю, — кивнул Поющий Тростник. — Я это сразу понял, как его увидел.

— А зачем пощадил, раз понял? — спросил Осенний Хвост. — Мне казалось, вы, городские... или ты за старых богов?