Кордон

Анджей с подозрением уставился на врученную чарку, наполненную чем-то непонятным, черно-маслянистым.

— А... Это что?

— Вудку с двух рук жрал, не спрашивал, — пробурчал каштелян, — а тут кобенишься! Пей, паныч, отрава не сильнее вина.

Подолянский неловко перекрестился левой рукой, опрокинул в себя...

— Это что такое было, пан Вацлав? — Ошалело тряхнул головой Анджей через несколько минут.

— Что, хороша отрава? — Ухмыльнулся каштелян.

— Да уж... — голова была чиста и свежа, разве что где-то далеко гуляли колокольные отголоски выпитого, с каждым мигом становясь все тише и тише.

— Кордонный сбор за нумером девять! — Вацлав довольно выпятил грудь и подкрутил усы. Гордости в голосе каштеляна было — в Лабу перелей, из берегов выхлестнет, — вот этими вот руками собранный и сочиненный!

— И слово над ним говорено? — усмехнулся прапорщик. — Или сугубо местное колдунство, без слов, но с песнями?

— Никакой магии! — с видом злодея-заговорщика произнес Вацлав и подмигнул Подолянскому. — Совсем никакой, но я, если между нами, всем говорю, что секрет у орочьего шамана горящей головешкой выпытал.

— Могила! — совсем как в детстве перекрестил рот Анджей.

— От и добре!

— Пан Вацлав, — нахмурился прапорщик, — раз у нас с вами общая тайна вдруг завелась, то прошу звать меня на 'ты' и 'Анджеем'. Без 'пана' и 'господина'. Мы, все-таки, на некоторые шляхетские привелегии право имеем.

Каштелян шевельнул усами — улыбнулся, что ли?

— Вне строя — запросто, Анджею. Но как кто другой рядом, то сугубо как устав велит. Сами понимаете, субординация, выслуга лет.

— Добро, — кивнул Подолянский. — Устав — книга святая, грех нарушать.

— Вот и договорились. А теперь, — улыбка сошла с лица Вацлава, кастелян осунулся и посерьезнел, — вставайте, господин прапорщик, да примеряйте форму. Маловата чутка, и погоны еще причеплять надо, но тут уж не обессудьте. Кто ж виноват, что вы своего герба живое олицетворение. Это нижние чины у нас медведяки, а офицеры все больше субтильные. И поторопитесь, Царицей Небесной прошу. Без вас начинать не положено, а господа офицеры, да у накрытого стола, да рядом с бутылками откупоренными...

Вацлав смешно зажмурился, отчего стал похож на странного сухопутного тюленя, покачал головой.

— Озлятся, слюною захлебываясь. И вообще нехорошо выйдет.

Анджей фыркнул, стянул изгвазданную форму, шипя от боли в ребрах — если так со своими обходятся, то чужих, наверное, и вовсе в грязь вбивают... Замер, не зная куда сложить задубевшие комки грязи. Старый ковер, расстеленный в подвале, был изрядно протерт, но чист, на удивление. Оно и понятно, пока доберешься, переходами да лестницами, все с подошв облетит. И он тут теперь, явился, прости Царица Небесная...

— Здесь и оставляй. Ярка постирает, — кивнул каштелян замешкавшему офицеру.

— Ярка? — переспросил Анджей, подскакивая на одной ноге. Вторая застряла в коварной штанине.

На заставе, на взгляд Анджея, женского полу отчаянно не хватало. Разве что серенькая геологическая барышня с удивительно яркими глазами, но она к разряду заставских не относилась. И тут, внезапно, какая-то загадочная Ярка?

— Внучка моя, — пояснил Вацлав. — Она и у пана Бигуса в подмоге, и прачкой для офицеров.

— Ага, понял. А то не видел ни разу, вот и не сообразил.

— Ну то бывает. Народу у нас вроде и немного, а в кучу хрен соберешь когда. Помню, сам как пришел, аж на второй месяц со всеми раззнакомился. Как форма, не жмет нигде? Прапорщик Варнаковский, он чуть поменьше вас был.

— Был?

— Ага, еще любил ногу из-под одеяла высовывать. Так и съели его, — с совершенно серьезным видом произнес Вацлав.

Подолянский фыркнул, развел руками, присел, приподнял ногу, согнул в колене... Китель пропавшего в нетях Варннаковского сидел отлично, разве что чуть сковывая в плечах. Штаны же оказались заметно больше, чем надо, и сидели дикопольскими шароварами. Анджей подумал, что завтра обязательно нужно отписать в Дечин, заказать несколько комплектов формы, раз она так активно в негодность приходит. У пана Заглобыша все его мерки есть — и месяца не прошло, как снимал...

Вацлав оглядел прапорщика, нахмурился. Подумал недолго, щуря то левый, то правый глаз, махнул рукой.

— Для местностей наших провинциальных сойдет, не в столицах вошкаемся. По бульварам.

Анджей подавил тяжелый вздох. Столица, столица, Дарина Доманська, Снежка Лютова... Забыли уже, не до оступившегося прапорщика им — полковники в гости захаживают.

— А ну, поворотись-ка, сынку, дай погляжу какой ты у нас!

Подолянский глянул на себя в зеркало, прятавшееся меж двумя шкафами. Из полумрака смотрел высокий, чуть сутулый парень с короткой стрижкой. Широкие плечи плотно обтягивало сукно новенького кителя. Тускло отсвечивали крохотные, почти не различимые звезды. Ничего, это ненадолго! И помогут, раз обещали, и сам не дурак, и забудется же содеянное, пылью запорошится....

— Орел! — вынес приговор Вацлав. — Двадцать лет пройдет, в генералы выйдешь!

* * *

Кают-компания встретила радостным шумом и огнями, резанувшими по глазам, после темноты подвала. Прапорщику тут же поднесли очередную чашу, с наказом непременно выпить, не то счастья в службе не будет!

Подолянский выпил — как оказалось, слабенькое вино — звонко расколотил о стену хрупкое стекло, как того требовали традиции.

— Закусить пропустите, а то сомлеет! — приказал Темлецкий, по праву начальника заставы бывший 'королем пьянки'.

Прапорщика пропустили к столу. Анджей окинул взглядом накрытые столы. Захолустье есть захолустье. Еды на старых дубовых столах — 'верите, пан Анджей, и пожар мебеля перенесли стоически, пепел только с них и стряхнули!' — было вдоволь. С запасом выкладывали, хватило бы трижды, а то и четырежды всех присутствующих до отвала накормить.

Но вот с разнообразием наблюдались некоторые негативные моменты. Паршиво с разнообразием было, если отбросить словесные столичные выкрутасы. Много дичи и всяческого лесного мяса, овощей и ягод, сала, яиц, квашеной капусты опять же, с солеными огурцами. Все местное...

В качестве украшения стола имелись три бутылки шампанского и пара еще запечатанных кувшинов вина. Зато по всему периметру столов горделиво возвышались четвертьведерные [На наш объем — три литра] бутыли с чем-то мутным. С хорошим запасом брали — сомнительно, что двадцать с лишним человек способны такой арсенал превозмочь за вечер.

Не успел Анджей спросить, что же это такое странное, как ему тотчас из одной великанской бутыли и плеснули.

Поручик Байда, командир взвода пеших стражников, протянул Подолянскому стакан. Второй рукой подал вилку с наколотым крохотным груздочком — к тугому грибку прилипла какая-то травка-зеленушка.

— Вы, господин прапорщик, если решите с бимбера начинать, то сразу на нос прищепку нахлобучивайте. Рекомендую, как пограничник пограничнику. Вывернет иначе. Буквальнейшим образом наизнанку. Но если к Нему, — поручик отчетливо выделял большую букву, — подойти, предварительно разогрев желудочную мышцу, то скользит как по маслу. Есть у Него немаловажное в наших суровых буднях достоинство — голова на утро свежа и ясна, будто небо весеннее. Вы же, как погляжу, размялись немного?

От бимбера, который представлял собой, как догадался прапорщик, банальнейший картофельный самогон, мощно несло сивухой. Но горло не опалил, проскочил чудесно. Груздочек же, и вовсе сделал картину благостной.

— А я как говорил?! — торжествующе вскинул руки Байда. — Повторим, пан Анджей?

Подолянский не успел ни согласиться, ни отказаться. Поручика мягко оттер в сторону Темлецкий:

— Позвольте, Дмитрий? А то у меня к нашему соратнику новому, есть приватный разговор.

Байда на миг вытянулся по стойке 'смирно', кивнул и исчез, будто и не было его. Только шлейф свежеупотребленного в воздухе повис.

Гауптман склонился к Анджею:

— Наш поручик, хоть и горький пьяница, ничего поделать не можем, но следопыт великолепный. И служака отменный, вон, в прошлом году незаконщины на полторы тысячи наградной выплаты задержал!

Подолянский быстро прикинул в уме. На выплату, то есть, на премиальное жалование, в Корпусе, шла четверть суммы, в которую оценили задержанную контрабанду. Соответственно, наловил лихой поручик тысяч на семь-восемь. И не в одиночку же он по лесам бегал, а нижним чинам тоже кое-какой процент положен. Билет третьим классом от ближайшей станции, Вапнянки, где, кстати, и баталион дислоцируется, до Крукова, обойдется в сотню...

Небогато живут местные господа обер-офицеры, совсем небогато! И с размахом в плане премиальных у них тут дела обстоят ровно так же, как и с деликатесами. Паршиво. Не сообразил, надо было из саквояжа хоть пару банок шпротиков достать. Порадовались бы.

С приватным разговором не вышло. К Подолянскому и Темлецкому подошел Орлов, начальник 'трешки'.

— А вы, прапорщик, богом клянусь, молодец! Помните, пан Владислав того красавца из столицы?

Гауптман нахмурился, вспоминая.

— Точно, точно! С него еще бриолин так и капал! Догадываетесь, господин прапорщик, что сей поручик сотворил?

Действие самогона надежно заклинило любые мысли. Хотелось безмятежно улыбаться и все. Подолянский так и сделал.

— Вы совершенно правы! И мало того, что подписал, так еще торговался из-за процентов!

— И что с ним стало? — уточнил прапорщик.

— Как 'что?' — удивился Орлов. — Пан Лемакс слов на ветер не бросает! Он же вроде вам говорил о жадной породе Лабы? По глазам вижу — говорил. Утопили мы круковянина. Как местные говорят — лышень бульбы зи сракы выдулись! [Только пузыри на поверхности из поручика силою физиологии выдутые. Кордонный диалект, он для неискушенного читателя сложен, однако интуитивно понятен]

Анджей догадывался, что над ним подшучивают, но решил промолчать — развлекаются гауптманы, пусть их! В поддержание игры даже соорудил на лице нечто типа удивления.

— Павел... — протянул Темлецкий, — мой же прапорщик, я его пугать должен! Он, бедный, и так, уже ведь лыжи примеряет, дабы убечь на первом же паровозе. На деле, мы поручика отправили в бригаду, минуя баталион. А следом, с нарочным, его расписку. Говорят, полковник очень смеялся.

— А вы, пан Анджей, повторюсь, молодец! Двоих в лазарет спровадили.

Подолянский поперхнулся от сомнительной похвалы. Но гауптман, похоже, нисколько не был возмущен случившимся. Напротив, он повернулся к Темлецкому и продолжил:

— Вы бы, пан Владислав, в следующий раз предупреждали. Наш новый товарищ, сущий медведь! Корчинский до сих пор перхает — что-то там с хрящами.

— Надеюсь, ничего серьезного? — поспешил уточнить Анджей.

Начальник третьей заставы отмахнулся:

— Сам виноват! Не думаю, что у поручика к вам будут какие-нибудь претензии. Ну а если ему что взбредет, то я, как старший товарищ и его непосредственный командир, рекомендую пристрелить и закопать где-нибудь в овраге.

На лице Подолянского отразились столь сильные эмоции, что Орлов не выдержал и захохотал, чуть не расплескав вино.

— Анджей, с вас можно писать картину сюрреалистов! Воплощенное удивление, пополам с ужасом.

— Не привык я еще к таким методам разрешения споров, — прапорщик развел руками.

— Это еще что! — хмыкнул Темлецкий и ткнул пальцем в потолок, где ровной строчкой тянулось восемь пулевых отметин. — Видите?

— Конечно! Все забывал спросить о причинах.

Гауптман Орлов подал Анджею наполненную чарку:

— Вы, друг мой, смотрите лучше сквозь благородный хрусталь! На дне очаровательная линза получается.

Анджей с благодарностью принял, но пить не спешил.

— Так вот, — продолжил Темлецкий, — дыры сии произошли после того, как один юный прапорщик... О, пан Анджей, совершенно не в вашу сторону, вы такой глупости в жизни не совершите, даже в лютом подпитии, я уверен! Представьте себе: роковое письмо, лунная ночь и много-много вудки. Ужасное сочетание! К несчастью, тут же стояла и картечница — мы ее только-только получили из Вапнянки, хотели на следующее утро пристрелять — очень уж для утиной охоты полезная штука. Как дашь очередью по стае, перья во все стороны!

— И что стало с тем юным прапорщиком? — Анджей осторожно вернул разговор к нужной теме.

— Застрелился, — совершенно серьезно заявил гауптман, — соорудил хитрую систему, потянул за веревочку и ррраз!

Первым не выдержал паузу Орлов, согнувшись от смеха. Через полминуты его поддержал и Цмок. Отсмеявшись, и кое-как разогнувшись, начальник 'трешки' хлопнул Анджея по плечу:

— Ваш гауптман — неисправимый фантазер и обожает шокировать свежих людей! Вы погодите, он вам еще про призраков расскажет!

— Не буду я ему ничего рассказывать, — с хмурой физиономией заявил Темлецкий, — сам увидит. Все видят. Кому парни захотят показаться.

В ответ на молчаливый вопрос, гауптман пояснил:

— Не знаю, обратили внимание или нет, но постройка наша, хоть и фортом древним кажется — свежая. Ей нет и пяти лет отроду.

— Обратил, конечно!

— Вот-вот. И запах в подвале тоже слышали? Вас же наш каштелян туда утаскивал, в логово интендантское.

Анджей кивнул.

— Семь лет назад, в начале осени среди ночи полыхнуло. То ли граничары подожгли, то ли кто из рядовых огнем баловался. А может с освещением что случилось — оно газовое, как у людей... Так и не разобрались. Да особо и не до того было, а потом дожди, снег... Прежнее здание, деревянное было. Ну и сгорело всеми, кто внутри оставался. Человек пятнадцать со всей заставы и уцелело, те, кто в дальних флангах был. Ну и Вацлав 'Гыр на вас', с внучкой из огня выскочил.

Один фундамент остался, на нем и восстанавливали, чтобы документацию не перезаводить...

— Да уж.

— А дырки, что в потолке, как Павел верно сказал, вовсе не от застрелившегося прапорщика образовались. — Темлецкий поставил пустую чарку на стол, вытянул руки, оглядел их с пьяной внимательностью, — У нас, правды ради, вообще никто не стрелялся. Пока что, разумеется. Это к нам в прошлом году экспериментальную ручную картечницу привозили. Блок на сорок выстрелов, с плеча стрелять можно... Я, вот, по неумению, и шарахнул. И ррраз! Хорошо хоть на девятом выстреле заклинило и не убило никого, только штукатуркой обсыпало. Замечательная вообще штуковина, если между нами. Заряжать, правда, сущая мука. Но на то нижние чины есть.

Выпив еще по одной, гауптманы удалились, оставив прапорщика в полнейшем раздрае чувств. На услышанное накладывалось выпитое, отчего в голове творился полнейший сумбур, анархия и революсиньерство. Хорошо хоть чудодейственный 'кордонный сбор за нумером девять' по-прежнему действовал и Анджей сохранял некоторую трезвость сознания. Что будет, когда количество перейдет в качество — прапорщик и подумать боялся.

Пьянка давно уже прошла официальные стадии, и присутствующие разделились на компании, оставив Анджея в ошалении стоять у стола. Появилось время хоть немного обдумать происходящее.

Вообще, традиция, в первые минуты показавшаяся ему дикой, и, признаться, приличествующей только оркам или диким граничарам, но не офицерам Корпуса... Традиция выглядела, при трезвом размышлении, весьма разумной. Рациональной даже, если без учета нахлынувших эмоций, там, на дороге.