Липовый цвет

"От невезуха..." На работу он опоздал. Это как пить дать. Начальник за такое по голове не погладит, с рук он такое не спустит, такое он и вовек не забудет... два выходных, как минимум, он с него спросит... и ещё какую гадость на закуску он, конечно же, припасёт... "Надо же было заснуть в этом долбаном сарайчике! Рыбалка... Рыбалка! Рыбалка!!! Да вот где у меня уже ваша дурацкая рыбалка сидит! — зло выкрикнул Хизард и, развернувшись, толкнул дверь. — А всё Серый, мать его за ногу! Поехали, отдохнём... — Передразнил. — Сам-то уехал, а меня... — Хизард оглянулся назад — забыл в этой глуши. Так что мне теперь придётся топать пешочком, под этим приятным дождичком — чихнул — ещё несколько долгих часочков!

Дом некоторое время уверенно стоял на прежнем месте. Небольшой такой. Даже красивый. Крыша, окна, веранда, крыльцо с деревянными ступеньками... Всё как полагается, но... Он был красным. С головы до ног красным, аки смущённая девица на выданье в белом платочке. Крякнул. Скрипнул досками. Зашуршал шифером и сгинул в огне, взметнув напоследок столб пыли.

Хизард обернулся. Почесал голову куском кирпича, который невесть как оказался в его руке, охнул, выбросил обломок куда подальше. Отряхнул ладони от коричневой пыли. Посмотрел на свой вид пристально. Развёл руками и пошёл по тропинке к некоему подобию нормальной дороги. До города было далеко. На работу он опоздал. Костюм был полностью, безнадёжно, отчаянно даже, испорчен. И вообще, день как будто с самого утра не заладился. И самое ужасное — Хизард снова чихнул — он, кажется, простудился. Посмотрел на небо. Захлюпал ботинками по грязи, утонув до щиколоток в жидкое болото. "А если ещё не простудился, так обязательно простужусь!"

С такими невесёлыми думами он возвращался домой. Навстречу выехала знакомая машина. "Всё-таки Серый — молодец! Вспомнил. Не оставил одного. Настоящий друг. Хм... это чужая тачка!"

Впереди, петляя, вилась длинная дорога.

* * *

* МАМОЧКА, НЕ СЕРДИ РАССЕЛА

* * *

*

Только-только начинался рассвет, но в комнате уже стояла необычайно высокая температура. Рассел подбросил дров в камин: охваченные ярким пламенем поленца то и дело вываливались и падали на каменный пол, что, впрочем, нисколько не обескураживало мальчика. Кристина, задумчиво нахмурив лоб, наблюдала за всеми его манипуляциями, не вмешиваясь; затем сделала опасливый шаг назад.

— Думаешь, это стоит того? — она с неудовольствием пожала худенькими плечами и вздохнула. — Хотя, как знаешь, но мама придёт — будет ругаться!

— Придумаешь что-нибудь... — черноволосый мальчуган беззаботно посвистывая кинулся на середину комнаты и с удвоенной энергией принялся очерчивать геометрическую фигуру, которая, возможно только от избытка энтузиазма творца, получалась крайне неровной и сплюснутой с одной стороны.

Каин — самый младший из троих — закусив губу, внимательно посмотрел на Кристину и Рассела: — Может, очертим круг побольше? — неуверенно предложил он и застенчиво умолк. Естественно, никто не обратил на его слова никакого внимания. Впрочем, как обычно.

— Ну вот и всё! — Рассел радостно засмеялся и потёр руки. — На этот раз должно получиться...

— Ты в прошлый вторник то же самое говорил, — девочка встала рядом с ним и позвала своего братишку: — Каин, иди сюда.

Несколько долгих секунд ничего не происходило. Затем пламя — небольшая искорка из камина на ладони Рассела — будто нехотя, слабо задрожало и вдруг метнулось вперёд, в стремительном вихре разбиваясь на миллиарды звёзд, и сплошной стеной окружила всех. В дрожащем неровном свете и в жутких скользящих тенях лица детей на мгновение исказились, словно обнажив страшные, нечеловеческие, звериные физиономии.

— Хватит, — Каин всхлипнул, вцепившись в платье сестры. — Я хочу домой, мне страшно...

— Прекрати! — Рассел со злостью взглянул на него. — Так и знал, что нельзя тебя брать с собой.

Кристина, не отрываясь, смотрела вдаль: — Кажется, началось.

Сплошная стена огня распалась на тысячи частей, ярко-красные пятна заплясали в хаотичном, разнонаправленном движении. Картины событий — реальность прошедших дней — замелькали перед глазами детей сначала медленно, а затем всё быстрее и быстрей... Танец жизни-смерти одновременно пугал и завораживал пленительной красотой и правдой голой истории.

Рассел зачарованно уставился на вереницы людей, во всё более убыстряющемся ритме мелькавших вокруг него. Они — объемные тени — не могли попасть за пределы круга и, падая, с окровавленными, обрубленными конечностями, содрогаясь в предсмертных судорогах, смотрели сквозь. Пустые глаза с сузившимися зрачками, рты, раскрытые в немом крике боли и страданий... Брызги и потоки крови... Так близко и практически наяву.

Возможно, это и являлось чистой правдой, то, что происходило когда-то давным-давно, но доподлинно никто ничего не знал, даже сам Рассел. Он закрыл глаза и позволил прошлому отойти в сторону; кто-то уже долгое время стучал в двери, наконец хлипкая задвижка поддалась, и электрический свет осветил зал.

— Кристина... — мать тревожно оглядела детей. — Что тут у вас происходит? Я слышала крики... Я тебя спрашиваю. Говори! — она схватила двенадцатилетнюю девочку за плечи и резко встряхнула.

— Отпусти её, — семилетний Рассел спокойно посмотрел в сторону вошедшей, но как будто мимо. — Мы просто играли. Ничего страшного.

Усмешка искривила его тонкие губы.

Женщина, словно обжёгшись, отдернула руку от дочери, и та быстро спряталась за спину своего брата. Иногда, а теперь это случалось всё чаще и чаще, сын пугал мать; и его поза — воплощение смирения и раскаяния, — но глаза... в них чувствовалось неприкрытая угроза.

Элизабет Камерон взглянула на Каина и тот, сжавшись, попятился назад: — Я тут не при чем, я ничего не видел...

— Заткнись! — тихо пригрозил Рассел.

— Ах ты, дрянной мальчишка, — женщина вконец вышла из себя и, устыдившись мимолётного страха перед малолетним сыном, перекинула Рассела через колено. — Я тебе покажу! Я тебе покажу! — повторяла она, и её рука поднималась и резко опускалась вниз.

Закричала Кристина.

Миссис Камерон, будто очнувшись, устало выпустила отчаянно брыкающегося ребёнка на пол. На какую-то долю секунды её глаза встретились с глазами Рассела, и она, невольно содрогнувшись, убежала к себе в спальню. Села на кровать с ногами, обняла себя за плечи. Нервы! Это всё проклятые нервы. С тех пор как умер её муж она совсем одна, и всё валится из рук... И старший сын, он не такой как все дети... Не такой как все дети...

С громким зловещим стуком распахнулась дверь, в комнату ворвался Рассел. Элизабет развернулась и, тоненько вскрикнув, прижала дрожащие ладони к груди. Мальчик медленно приблизился к ней. Улыбнулся. Злобно. С нехорошей ухмылочкой на губах. В его зелёных, ещё по-младенчески ярких глазах полыхнула жгучая ярость. Неожиданно он больно схватил женщину за локоть.

— Я тебя ненавижу! Убирайся!!!

Она кричала долго, но Рассел не выпускал её руку и заставлял смотреть вперёд, за круг — огненное кольцо образовалось в считанные секунды из ниоткуда, — а потом мальчик толкнул свою мать наружу...

Кристина медленно отворила дверь и вошла в комнату. Вздрогнув, посмотрела на брата: он стоял посредине спальни с плотно закрытыми глазами. Девочка, с внезапно погрустневшим, бледным личиком, приблизилась, остановилась рядом и нерешительно тронула его за плечо.

— Она ушла?

Рассел молча кивнул и внимательно посмотрел на сестру.

Кристина со стоном сползла на пол и, склонив голову, уткнулась подбородком в коленки.

— И что теперь?.. Ты обо мне с Каином подумал? — она всхлипнула. — Нас теперь, наверное, отправят в приют...

* * *

* МЕЧТЫ

* * *

*

Ночь, будто тонкая, лёгкая шёлковая занавеска, погасила яркие краски дня и заволокла всё окружающее пространство сумрачным лунным светом. Загадочной торжественностью наполнились улицы города, его многоэтажные здания, маленькие дома и уютные ухоженные скверики. Воцарилась та необыкновенная, сказочная тишина, что приходит лишь в предвкушении долгожданного праздника или чуда. Задиристый ветер, бушевавший днём, успокоился и теперь лениво перешёптывался в кронах деревьев, срывая с них редкие листы. Опадая, они лёгкими тенями скользили в танце медленно умирающей осени и с неуловимым для человеческого уха шорохом ложились на холодную землю.

Затишье природы, воздух, насыщенный ароматами увядающих цветов, переполняли всё существо печалью и свежестью, навевая особую горечь воспоминаний, смешанных с яркими всполохами солнечного света и улыбок, безграничного, безудержного смеха и веселья. Молчаливая собеседница-луна понимающе кивала и лукаво подмигивала. Её прозрачный, молочный диск, как серебряный оттиск на небе, плыл в ярком золочёном ореоле в окружении белоснежных облаков. На какое-то время скрываясь за дымчатой завесой, он вновь вспыхивал приветливым чистым светом.

И всё казалось волшебным и фантастическим в это тёмное время суток. Собственные мысли завораживали благородством и размахом. Жизнь ощущалась цельной, подвластной какой-то очень важной задаче, а потому необыкновенно интригующей и прекрасной. Секунды — наполнены безотчётной радостью и всепоглощающей любовью к окружающему. Альтруистические размышления не давали покоя, бередя разум на поиски новых идей в полёте вспыхнувшего благородства...

О, этот миг!

Как-то незаметно пролетели годы. Я постарел. И ночь перестала возбуждать во мне прежний завораживающий восторг, уже не освобождала думы от будничной жизни и... мне просто делалось жаль напрасно растраченного времени. Всё изменилось и воспринималось совсем не так, как раньше. Я уже не видел тех грандиозных высот, что рождались в моём воображении великими просторами космоса, меня не интересовали идеи с гуманистическим оттенком. Всё оказалось намного проще. Деньги!

Многие ли из вас слышали звон золотых монет? И... вы чувствовали, с какой сладостью отдаётся в сердце их звучание? Как одурманивают сознанье и пьянят новые хрустящие купюры? С какой приятной тяжестью ложатся толстые сотенные пачки в руку?.. Это прекрасно! Это божественно... Всё меркнет перед светом этих богатств, сулящих исполнение самых тайных желаний и прихотей. Каждая копейка, каждый рубль являются моим вкладом в моё же состояние, и когда-нибудь... да, когда-нибудь все двери мира раскроются передо мной, и самые дорогостоящие товары и услуги будут доступны мне. Владельцы супермаркетов лично станут пресмыкаться и добиваться права первыми обслужить и оказать своё уважение величайшему человеку на Земле.

Я работаю не покладая рук. Мои компании уже сейчас приносят небывалый доход, но... этого мало, слишком мало! В моих глазах не меркнет лихорадочный огонь — отражение золота и драгоценных камней; жажда наживы точит мой организм изнутри. Болезни и возраст также ослабили моё сильно пошатнувшееся здоровье: тело не так послушно, иногда подводит память, но... с каждым годом увеличивается прибыль; королевская роскошь и почести окружают меня в самых радужных мечтах. Когда-нибудь...

* * *

* МНИТЕЛЬНОСТЬ

* * *

*

"Паршивый день", — мрачно подумал Джонник и, задвинув шторы, поплёлся вглубь комнаты. Угнетающие мысли рассеянно кружили и оседали в его голове пугливыми птицами; термометр показывал плюс двадцать семь градусов, а парень дрожал и кутался в свитер. "Наверное, лучше было бы умереть, — размышлял он с горечью, тяжело опускаясь в кресло. — Чёрт возьми, никто бы и не заметил моего отсутствия!"

Родители никогда не занимались воспитанием единственного отпрыска. Вероятно, уже тогда, в самом раннем его детстве, им казалось невыносимым присутствие ребёнка. "Но почему? Почему?! Что я им сделал такого?!" Джонник опустил голову. Не так давно ему исполнилось двадцать пять лет. И уже целых двадцать пять чёртовых лет он прожил в этом чёртовом мире. Он не умел делать абсолютно ничего. Всё буквально валилось у него из рук. Устал... Он устал стараться, в который раз сталкиваться с неудачей и осознавать собственную беспомощность и неспособность создать хоть что-либо! Пытаться... преодолевать себя? Зачем? Чтобы лишний раз опечалить себя? Каждый день своей жизни он проживал с мучительной яростью, расстроенный донельзя какой-нибудь мелочью, на которую любой другой человек попросту не обратил бы никакого внимания.

Единственная девушка, с которой он встречался, — возраст-то блин совсем уже не детский, — бросила его уже на второй неделе их знакомства. Джонник до сих пор предельно остро переживал этот разрыв. Одно время он наивно мечтал построить с ней семью, надеялся обрести то, что ему самому всегда так не хватало. В то короткое время ему казалось, что он наконец нашел родственную душу, своего человечка. Теперь же, когда она встречалась на его пути, он уходил в сторону. Попросту сбегал. В её присутствии он особенно сильно чувствовал свою ненужность, ощущал себя конченым человеком.

В дверь позвонили. Джонник нехотя поднялся с кресла и пошёл открывать. Он никого не ждал и испуганно замер на пороге, увидев посетительницу. "Не может быть... Она!" Джонник страшно побледнел и попятился назад.

— Джонни.

Он сделал ещё один шаг в безопасную пустоту и полумрак квартиры.

— Джонни, почему ты меня избегаешь? Я тебе больше не нравлюсь? — глаза гостьи наполнились слезами. — Разве так трудно сказать мне это глядя в лицо?

— Лорейн... — Джонник внезапно охрип. — Я думал, что ты больше не хочешь со мной встречаться... И поэтому я... я...

— Глупенький... Это из-за того, что я не смогла пойти с тобой в театр? — рассмеялась девушка.

Джонник смущённо кивнул.

Лорейн подошла к нему вплотную:

— Это за то, что ты такой милый, — девушка привстала на цыпочки и, обняв его за шею, поцеловала. — А это... — Она резко развернулась и ударила Джонника локтем в живот, — за то, что заставил меня волноваться.

Парень согнулся:

— Я рад, что ты вернулась.

Он улыбался.

Он был счастлив.

* * *

* МЫСЛИ ВСЛУХ

* * *

*

Он понял, какую ошибку природы представляют собой его братья и сестры, только в шестнадцатый год от дня своего рождения. Чванливые, жестокие индивидуумы. Они жили каждый в своём замкнутом мирке. Их мысли и действа — тупые и короткие — не могли не вызывать боль и жалость у любого здравомыслящего, полноценного существа, впрочем, как и их ограниченные умы.

Они заботились только о себе. Сосредотачивались на собственных обыденных делах, волновались из-за глупых, не стоящих особого внимания, проблем и заурядных житейских происшествий. Они не задумывались о Его мыслях, не интересовались Его желаниями, им это просто не приходило в голову! Тупые человекообразные твари — продукт несовершенства этого мира. Уклад их жизни по-звериному простой и бессмысленный довлел над ними. В нём не оставалось места для интеллектуальных разговоров. Их атрофированные мозги уже не воспринимали эстетику и природную гармонию.

Он делал попытку за попыткой. Тщетно старался воззвать к их ограниченным умишкам. Желал пробудить в них хоть какие-либо зачатки внутренней красоты. Бесполезно! Они уже скатились по интеллектуальной лестнице, стремительно деградировали в своей эволюции. Никто и ничто не могло им больше помочь.