Четвертый всадник

В кругу знакомых, Соболевы слыли немножко бирюками — семья не особо любила с кем-то общаться, редко принимала гостей и редко ходила по гостям сама.

Сейчас это было скорее плюсом. В силу самодостаточности — ребята не испытывали особого дискомфорта из-за самоизоляции.

В мире, между тем — творился какой-то ад. С конца февраля, Сергей перестал гонять зайцев и принялся обучать жену владению всеми видами имевшегося в семье оружия.

В качестве благодарности за сопровождение сделки по продаже квартиры, вместе с круглой суммой он ещё в январе посоветовал своему адвокату и старому приятелю Павлу рвать когти из города. Павел прислушался к совету, более того — прикупил дом в той же деревне. Так что теперь жил со своей семьёй по соседству. Впрочем — первый месяц соседи даже не общались, а Сергей честно предупредил Павла, что в ближайший месяц без разговоров пристрелит того, если он окажется ближе чем в ста метрах от дома Сергея. Павел не обиделся. Он уже навёл справки и понимал ситуацию. Он же сумел буквально за пару дней до поворотной точки, пока ещё мир жил по прежним нормам, раздобыть по старым каналам десяток поношенных, но ещё вполне годных к применению бактериологических хазматов, каковыми и поделился с семьёй друга.

До конца февраля — из Москвы успели сюда переехать ещё три семьи. Посовещавшись, Павел и Сергей выцепили семейку шапочно знакомых обоим, но очень хороших по всем отзывам врачей (Харитоновы все отдали свои жизни медицине: отец семейства был блестящим хирургом, мать — терапевтом. Дочка училась на зубного, а сын осваивал профессию вирусолога. Последний, впрочем, был лишь на втором курсе). Харитоновы были не слишком богаты, так что два отца-основателя колонии купили им дом на свои средства. Долго уговаривать врачей не пришлось — будучи людьми осведомлёнными и прекрасно понимающими насколько все плохо с перспективами лечения апмлектавирусного синдрома, они предпочли не играть в благородство, а спасти жизни, свои и своих детей.

Медикам так же пришлось пройти месячный карантин. К счастью, среди них заболевших не оказалось.

А вот уже приглашённую в коммуну семью Штерн — пришлось развернуть на въезде в деревню. К этому моменту, местные, врубившись в ситуацию и оценив, кто является главной движущей силой — добровольно "присягнули" Сергею, так что силами двух молодых ребят и десятка местных дедов — село довольно оперативно было обнесено эрзац-оградой и был организован КПП.

Штерны остановились перед закрытым шлагбаумом и недоуменно уставились на Сергея, Павла и Валентина, взявших новоприбывших на прицел.

— Ребята, а что за шутки? Вы же сами нас позвали!

— Это не шутки. Борис, Олеся, вы заражены.

— Да как?! Ты что, наши анализы видел? — Борис вскипел, сжал кулаки. Сергей вскинул "Сайгу" и указательным пальцем снял её с предохранителя.

— Милый, не злись... Тут какая-то ошибка... Остынь, любимый, пожалуйста... — Олеся буквально повисла на муже, отвлекая его на себя. Поцеловала в губы, в щеки... Плечи Макса опустились, он выдохнул. Сергей снова опустил ствол ружья.

— Борь, вы с Олеськой всегда, сколько я вас помню — были на ножах. Никто из ваших друзей даже не понимал, как вы ещё не развелись. Уж извини за прямоту. Сегодня вы, прежде чем из машины вылезти — минуту друг от друга отклеится не могли. Да и только что... Прости, приятель, но вы заражены.

— Ты думаешь? — Борис был озадачен. Прислушиваясь к себе и своим ощущениям он с трудом, но осознал правоту Сергея.

— Я уверен... Прости приятель, но вам лучше уехать.

— И... И что теперь будет? — Олеся, похоже, тоже поняла, что всё всерьёз.

— Не знаю — ответил за Сергея Валентин Харитонов. Вопрос был медицинским, так что проходил по его части — судя по всему у вас ранняя стадия заболевания. Значит — в запасе у вас от трёх до шести месяцев. Может быть за это время придумают вакцину. В любом случае — эти месяцы вы проживёте с удовольствием, это я вам гарантирую. Особенность болезни.

— Мы же умрём, да? — Олеся прижалась к плечу мужа — странно, но я этого даже не боюсь. Пусть шесть... Пусть даже три — но я никогда ещё не была так счастлива как сейчас! А ты, Борь?

Борис прислушался к своим ощущениям и, с удивлением, осознал, что жена права.

— И я. Спасибо за всё, ребята. Спасибо что пытались нас спасти. Никаких обид, честное слово. Всё честно. Вот только, знаете — я лишь сейчас понял, что счастлив я стал... Ну, наверное, последнюю неделю... Все эти годы что мы вместе — мы же реально ненавидели друг друга. Мы и не расходились-то, скорее всего, только потому, что это было бы приятно другому. А сейчас — мы счастливы. Знаете, ребята, может быть нам и полгода осталось — но эти полгода мы будем гораздо счастливее чем вы.

— Рад за вас — попытался улыбнуться Сергей. Улыбка вышла кривая — мы, в любом случае на связи. Пока сети работают — будем поддерживать контакт.

Джип Штернов развернулся и укатил по заснеженной дороге. Сергей ни с кем не разговаривая ушёл домой. Только там, в тепле — он смог избавится от застывшей полуулыбки.

— Душа моя, что с тобой? На тебе лица нету! — всполошилась Вика при виде опустошённого взгляда мужа.

Сергей ответил не сразу. Он задумался, снова перебрал в уме весь диалог...

— Знаешь, солнышко... Кажется, я только что видел живых мертвецов...

Уже закончив фразу — он понял, что не может ответить самому себе на единственный вопрос: сказав это он имел в виду Штернов... Или своих соратников по коммуне... А затем понял, что и не хочет этого знать.

Человеческая цивилизация конца 20-го, начала 21-го столетия хрупка.

Нет, если перенести в наше время дремучего крестьянина... Да что там, короля Англии из века этак десятого и провести его по улицам Лондона, Парижа или Москвы — он будет шокирован. Современный мегаполис, с населением в разы превосходящим всех его подданных — поставит его в тупик и заставит считать, что мы цивилизация титанов.

Вот только у этой цивилизации — ноги даже не глиняные, а стеклянные. Города — клинически не пригодны к изоляции. Жители этих городов — давно разучились делать что-то самостоятельно. Лондон и Париж, когда-то были опустошены эпидемиями. Но выжившие смогли возродить жизнь, в казалось бы, вымерших центрах цивилизации.

Подобной устойчивостью, современные города не обладают...

...Первыми из Москвы исчезли гастарбайтеры. Сначала, когда слухи об эпидемии только поползли, но правительство не предпринимало ни каких резких телодвижений — они бежали сами, звериным чутьём восприняв начало конца... и разнося эпидемию в свои республики.

После февральских событий, после введения военного положения — их начали отстреливать. В условиях, когда речь шла о самом выживании нации — сочли что лица, не поддающиеся учёту и контролю попросту заражены "по умолчанию". В общем-то, так оно и было.

Этот секрет давно известен врачам — резким ужесточением эпидемий гриппа в Москве и иных крупных городах России, в сравнении с 90-ми годами, жители мегаполисов обязаны не изменению штамма гриппа (патогенность которого остаётся сравнительно неизменной вот уже десятки лет) а наличию в городах естественных неконтролируемых резервуаров инфекции. Как в том анекдоте — "кто же их считает?". Таджики, узбеки — живущие в адской скученности нелегальных общежитий, ютящиеся десятками в небольших комнатках — мгновенно подхватывают вирус свежего штамма. Не имея доступа к современным и дорогим терапевтическим средствам — они болеют "до победного", продолжая ходить на работу, ездить на общественном транспорте, подавать вам гамбургеры в "Макдональдсах"... Пока не выздоровеют или не умрут от осложнений. И все это время — они разносят вирус во все углы города, от трущоб Кузьминок, Авиамоторной или Просвета и до элитных коттеджных поселков на Рублёвке и Крестовском острове. Как и тараканы когда-то, мигранты присутствуют везде — живут в "хрущобах", подстригают сады на виллах в Жуковке, ездят в одном вагоне с коренными жителями городов, продают им еду в общепитах. Доставляя вирус в каждый дом, в каждую семью, каждому, кто с ними контактирует.

Врачам этот секрет известен давно. Известен он был и руководству страны — в разное время, различные врачи писали об этом во все инстанции, после чего сообщения неизменно ложились под сукно, пока не стало поздно.

Когда речь зашла не о банальном гриппе, а о смертельной инфекции, решение было принято мгновенно. Высылать уже не имело смысла — ресурсы были нужны на борьбу с эпидемией, а не на игру в бессмысленный, в условиях новой чумы, гуманизм. Собирать в какие-то концентрационные лагеря — так же не имело смысла, ровно по той же причине. Лечить — тем более, особенно с учётом того, что все лечение сводилось к паллиативу.

Войскам был отдан приказ. Накрученные пропагандой солдаты — особо не колебались. В городе было введено военное положение.

Сперва, мигрантов собирали по улицам, загоняли в "труповозки" и свозили на песчаные карьеры в Подгорьево и Душоново (Колотуши под Питером). Там людей расстреливали на краю уже подготовленной ямы, после чего засыпали известью и ставили следующую очередь. Пытавшихся вырваться и бежать — могли кинуть в яму заживо. С учётом того что ямы копались весьма глубокие — шансов выбраться было крайне немного.

Хватали "не по паспорту, а по морде", так что под раздачу попало и немалое количество вполне респектабельных горожан с восточными или кавказскими корнями. Некоторые успевали, уже прибыв на карьер — достучатся до командиров "айнзатцгрупп", показать паспорт, убедить, что явно не попадают под "закон о защите населения от заражения". Первую неделю — это работало. Многих отпускали. В итоге, информация о происходящем — просочилась в диаспоры. Войскам стали оказывать сопротивление. Тут властям аукнулась бездумная политика массового завоза иностранной живой силы — особенно эпичными стали события 15 марта, когда толпа в восемьсот тысяч человек начала штурм Кремля.

Хотя правительство и, в первую очередь, президент, к этому моменту были уже эвакуированы в Ямантау — гарнизон Кремля дал бой. Мигранты, перед атакой на Кремль успели разжиться оружием, разгромив несколько полицейских участков, а также запаслись тяжёлой техникой, с помощью которой легко снесли ворота Спасской и местами проломили крепостную стену. Сопротивление гарнизона было смято "массой", после чего толпа вломилась в Алмазный фонд, Грановитую палату, Оружейную палату. Курсантов кремлёвского полка — рвали заживо на части. Взбешённая толпа, подстёгиваемая форсированной секрецией тестостерона — завладела тяжёлым оружием гарнизона.

Тем не менее, "кремлёвцы" успели выиграть время. Армия успела сгруппироваться. Первыми выступили ВВС, залившие собравшуюся на Красной Площади толпу людей напалмом. Загорелся ГУМ, собор Василия Блаженного, но в текущих условиях это уже не играло никакого значения. Полыхавшая, обезумевшая от боли толпа бросилась по Васильевскому спуску к реке, но была намотана на гусеницы танков, которые как раз вышли на набережную. Тех, кто пытался бежать через Исторический музей — в упор расстреливали из тяжёлых пулемётов и автоматических орудий мотострелки на БТР-ах.

Основная масса бунтовщиков была истреблена даже без вступления с ними в плотный огневой контакт. Пытавшихся убежать — добивали "вертушки" Ми-28Н с тепловизорами, поднятые по тревоге в Кубинке.

Ядро наиболее отчаянных и вооружённых гастарбайтеров — засели в древней крепости, заняв круговую оборону. Свою судьбу они уже поняли, но сдаваться без боя — не собирались.

Кремль удалось очистить только через два дня, и с серьёзными потерями в частях СпН, которым и была поручена операция. При этом, в ходе зачистки — существенно пострадали стены и башни крепости, почти полностью был разрушен Большой Кремлёвский Дворец. Погибающие мигранты, из чистой злости подорвали и Архангельский собор, используя строительную взрывчатку, которой перед штурмом, как выяснилось, разжились вдоволь.

Часть ущерба кремлёвскому комплексу была нанесена правительственными войсками, в частности ударными "вертушками".

Собственно, с 16 марта — трудовые мигранты были объявлены лицами, находящимися вне закона. Усиленные войсковые патрули рассыпались по улицам российских городов, отстреливая каждого, кто хотя бы немного походил на мигранта. На прописку и наличие акцента уже не смотрели — началась массовая паранойя.

В городе, на тот момент, только в Москве — оставалось ещё по меньшей мере пять миллионов нелегальных мигрантов. Если же считать с людьми, находящимися в городе вполне законно, но имеющими ближневосточные или кавказские корни, то общая численность лиц, одномоментно оказавшихся вне закона превышала десять миллионов. По всей стране таковых набиралось, наверное, около двадцати миллионов.

Часть из этих людей решила пытаться прорваться сквозь оцепление и бежать из города. Таких преследовала и уничтожала авиация или созданные специально под эту задачу "егеря" на "Тиграх" с тепловизорами и пулемётами.

Часть — уходила на дно, перестав выходить из квартир на улицы. Многих спасали их русские соседи — принося еду, отваживая патрульных сообщениями что "тут живут Ивановы, но им не здоровится". Многих напротив соседи сдавали — и тогда к ним приходила смерть в виде солдат в "химгондонах" и с автоматами в руках. Все зависело от "докризисных" отношений с соседями, и многие "гости столицы" успели, уже стоя на краю карьера, крепко пожалеть, что вели себя с соседями грубо и вызывающе.

Многие, решив, что "однова живем" ударялись во все тяжкие. Резко скакануло количество преступлений против личности, в особенности изнасилований и разбоев. Появились и банды откровенных убийц, охотящихся именно на русских — из соображений мести.

Страна погрузилась в кровавый хаос.

Между тем — в городах начался голод: поставщики боялись везти в охваченные подземными пожаром гражданской войны и заражённые города еду. Кроме того — многие магазины, в первую очередь мегамоллы — закрылись. Часть по причине отсутствия боящегося заразы персонала, часть из страхов самих владельцев. Крупные торговые центры закрыли по приказу правительства, как потенциальные рассадники заразы.

Плохо стало и с медицинским обслуживанием: поликлиники оказались закрыты ровно по той же причине, что и мегамаркеты. Медпомощь оказывалась "неотложкой" и "скоряком", вот только после нескольких случаев, когда на адресе оказывалась банда вставших на тропу войны мигрантов, мочивших "смурфиков" на месте — врачи стали боятся ездить без армейского сопровождения. Сами врачи сменили синие халаты (давшие, собственно название) на противочумные комплекты. Это также не прибавляло спокойствия населению.

Помимо инфекции, которая была где-то там — людям стал угрожать собственный социум. Немудрено, что из городов началось бегство. Теперь бежали не только обречённые на истребление мигранты, но и простые мирные жители. Вертолёты исправно отстреливали термоконтрастные цели. На "звериных тропах" в лесах образовывались целые кладбища из пытавшихся прорваться. Трупы так и гнили, поскольку умные животные давно откочевали из зоны боевых действий, испугавшись движухи, ну а глупых давно отстрелили по термическим засечкам.