Дикая Дика

Буравлю прямую спину в светло-коричневом плаще презрительным и недоумевающим взглядом, пониже натягиваю кепку, скрывая глаза, и подбиваю за бортик выскользнувшую рыжую прядку. Нас разделяет расстояние в пятьдесят шагов — я не настолько самоуверенна, чтобы в затылок ему дышать. Узнать-то он меня не узнает, но и незнакомый пацан, тащащийся следом от самого центра, подозрение вызовет на раз плюнуть. Хотя перестраховываюсь я зря — вечно с головой в себе утопленному Даннае нет ни малейшего дела до окружающего мира. Прорываясь сквозь затхлый воздух, он стремительно идёт вперёд, не замечая творящегося вокруг безобразия — упадок и нищета его не трогают. Для барана, которого я пасу, бедный квартал — всего лишь кротчайшая дорога к выбранной цели. Всякого навидался, должно быть, за бродячую-то жизнь...

Он несётся по улице, и рождаемый движением поток воздуха развевает плащ, от бёдер расходящийся на четыре длинных прямоугольных полы. Жёсткие волосы стянуты в короткий хвост, узкое лицо открыто и решительно, горят синими огоньками пустые неуютные глаза. Замечаю внезапно, что всю дорогу вслед ему оборачиваются девчонки, молодые женщины и даже престарелые бабищи. Что за дела?! Вот так вот прямо бросают все свои дела и поднимают головы с умильно поблёскивающими лужицами глаз! А юные девицы ещё и краснеют, как последние идиотки! Да что они все в нём находят? Не сдержав возмущения, прибавляю шагу и в упор пялюсь на мерно двигающиеся под плотной тканью плаща лопатки. Нет, со спины он, конечно, выглядит неплохо — стройный и горделивый. Отклоняюсь от выбранного курса и вспрыгиваю на крыльцо, украдкой заглядывая в лицо мужчины сбоку — в профиль он тоже смотрится очень даже ничего. А в анфас я на Даннаю уже тысячу раз глядела — за обеденным столом мы сидим напротив — и с прискорбием должна признать, что да... он красив. Он красив до невозможности, чёртов бесчувственный неотёсанный чурбан!

Хлопаюсь на крыльцо, истеричным рывком натягиваю кепку до самого подбородка и, пользуясь тем, что лица моего никто не видит, по-звериному скалю зубы и пучу глаза. Паршивец! Скотина! Негодяй! Прочь из моей головы! Выметайся! Убирайся! Катись отсюда!!! Да что в нём привлекательного? Длинный, точно переваренная лапша, ходит летом в плаще, волосы блестят так, словно он их раз в год моет, лапы огромные и костлявые, как у стервятника, морда камнем, клюв свой вечно выставит — боюсь напороться, владеет только десятком слов, постоянно смотрит так, словно лимонов объелся! Да он урод! Типичный представитель прямоходящих обезьян! Зачем я вообще за ним поплелась? Сдался он мне со своими секретами! Сейчас же иду на речку к малышне!

Решительно топаю ногой и поднимаю борт кепки. Его нет на улице... Упустила! Раззява! Подхватываюсь и, распихивая прохожих локтями, мчусь вдоль обшарпанных домов, заглядываю в каждую подворотню, всматриваюсь в незнакомые лица, сную между телегами, перепрыгиваю через куриц и собак. Ну, где же он? Не мог же он за минуту унестись на другой конец света? Кружусь по рыночной площади в толпе зевак и горластых продавцов, пинаю носком ботинка подвернувшийся камень, еле сдерживая рвущийся из груди клокочущий стон, а потом уровень ярости зашкаливает, и я перестаю его сдерживать, в злобном отчаянии сжимая кулаки и запрокидывая вверх пылающее лицо. Будь проклят тот день, когда отец получил твое письмо, Данная Олиш! Пусть падут на твою голову все возможные несчастья! Терпеть тебя не могу!!!

Продолжая путь в серой массе людей, он хрустит купленным яблоком. Заметила его совершенно случайно, просто сама с горя решила слопать какой-нибудь фрукт и по наитию подошла к той же лавке, возле которой отоваривался Данная. Даже не подозревала, что мрачные типы питаются яблоками. Как-то совершенно несуразно выглядит жесткий мужчина с воинской выправкой и ледяным взглядом, отхватывающий смачные куски от краснобокого сочного плода. Чмокая мясистой мякотью персика, семеню следом, ввинчивая злобный взгляд Даннае в затылок. Опрометчиво, не спорю — в военной академии его наверняка выдрессировали чувствовать вражеские взгляды на расстоянии. Но ничего не могу с собою поделать! Чуть было не смылся от меня, паршивец!

Путь наш обрывается совсем уж в глуши. В том квартале, где перед Даннаей тихонечко приоткрывают дверь в покосившийся щитовой домик, совершенно нет народу, только грызёт вываренную кость тощий облезлый пёс, притороченный цепью к будке у крыльца, на котором стоит мой знакомец. Чуть заметное шевеление тонких губ, кивок, и он исчезает в черноте дверного проёма. И тишина. Даже ветра нет. Обсасываю пальцы, измазанные персиковым соком, и приваливаюсь к стене дома, стоящего на приличном удалении от того сарая, куда вошел преследуемый мною Данная.

Где это я? Судя по всему, самая окраина города. Ну и занесло же нас! Уже, наверное, за полдень перевалило — слишком долго мы с ним шли, ноги отваливаются... И сколько, интересно, времени мне придётся дожидаться этого таинственного наемного убийцу? Кстати... а может, здесь проживает его будущая жертва? Так я сейчас, выходит, стану свидетелем преступления! О, Господи, помилуй! Да если Данная меня заметит, этой же ночью душа моя отправится к праотцам! Я не трусиха... но жить очень хочу!!! Вот ведь дёрнул чёрт за ним проследить! А с другой стороны... если у меня будут прямые доказательства причастности Даннаи к грязным делам, отец сию же секунду выставит его за порог! Наверное, следует подкрасться поближе и заглянуть украдкой в окошко. Вот только пёс меня смущает... Даже если не кинется глотку перегрызать, вполне может залаять — и тогда мне хана. Стою на месте, кривя губы в сомнениях.

Как бы ни было мне боязно торчать в незнакомом пустынном месте, где с любой стороны каждую секунду может наброситься неприятность, я, собрав волю в кулак, прождала, скрывшись под крыльцом, те несколько часов, что Данная провёл в доме. Назад он идет другой дорогой, должно быть, путает следы. Хитрец. Всё никак не могу выкинуть из головы того человека, что открыл ему дверь. Он ещё жив? Или же он пособник Даннаи?.. Заказчик! Точно так и есть! Дал ему подробное описание будущей жертвы, даже портрет набросал, поди, и рассказал, где этот несчастный бывает в определённые часы дня... Чёрт возьми, какой же подлец! Мерзкий убийца! И мы живем с ним в соседних комнатах!

Надо срочно бежать в полицию — пусть прискачут в тот квартал и проверят хозяина сараюшки. Кинув в спину Даннае полный гадостного порицания взгляд, ныряю в подворотню и бегу в направлении городского центра. Сглупила, признаю... Станет ли кто-нибудь слушать уличного мальчишку? А уж дочку доктора, невесть какими путями попавшую в бедняцкий квартал в мужской одежде, — и подавно... Вот ведь не прёт, так не прёт! Сознаю допущенную оплошность только на полпути, так что нет уже смысла возвращаться и пробовать вновь отыскать Даннаю. Рычу, сжимая кулаки, и раздосадовано прыгаю на одном месте, отбивая пятки о дорожные камни. Ну и курица ты, Даннакия! Такую работу проделала и всё зря!

Злость свою тушила, купаясь на реке со знакомой ребятнёй, так что домой возвращаюсь под вечер, в густых сумерках. Высовываю нос из-за забора, кручу глазами, высматривая сторожа и пса, аккуратно соскальзываю по решётке и бочком бегу к дому. Проклятье! В окне гладильни мерцает свет, значит, этот путь отрезан, и придется идти через кухню. Но сейчас там полно слуг — ужин вот-вот подадут. Фыркая от досады, бегу за угол — у парадного входа наверняка сейчас никого нет, войду в дом, как честный человек, никто и не заметит! Порывисто вылетаю к главному фасаду и замираю на месте. Мать! О чём-то гневно беседуют со сторожем, видимо, вину за моё отсутствие опять на беднягу собирается повесить. Сейчас ей на глаза лучше не попадаться — пусть сперва остынет и только потом узнает, что я опять шаталась в городе, одевшись мальчишкой, а то, не ровен час, прямо с утреца отправит меня в колледж!

Уже собираюсь скрыться на заднем дворе, как открывается калитка, и на тропинку, ведущую ко входу, ступает вернувшийся с чёрного своего дела Данная. Глаза бы мои не видели эту гнусную рожу! И его бы глаза не видели мою... Вот что такое "не везёт"! Синие ледышки тут же упираются в меня, прячущуюся за пышным розовым кустом, растущим на углу дома. И как только заметил в семерках-то? Видимо, чутьё падальщика помогло — мне ведь недолго жить осталось. Сейчас мамаша меня засечёт, и можете списывать истерзанное тело в утиль.

Ђ Добрый вечер, Дан! — Всплёскивает руками мама, делая шаг навстречу безразличному убийце. — Вы не встречали Даннакию? Опять куда-то запропастилась!

Огоньки холодных глаз продолжают поджигать красные пятнышки на моих щеках, но голова Даннаи при этом почему-то тихонько отклоняется сперва в одну, потом в другую сторону, отвечая на вопрос матери отрицательно. Распахиваю глаза донельзя широко и стискиваю ладони на колючих лианах розы. Что?! Может быть, он меня действительно не узнаёт? Или... О, Боже! Он заметил слежку! Он хочет остаться со мной наедине и прикончить! Расчленит труп, закопает во дворе, а родители будут считать, что я так и не вернулась домой с прогулки! Сползая спиной по стене, сглатываю густой кислый комок и раскрываю рот в безмолвном крике. Помогите...

Ђ Вот же вздорный ребёнок! — В сердцах восклицает мать и следом за сторожем уходит в дом.

Всё. Минуты моей жизни сочтены. Раз, два, три... Быстрые шаги Даннаи, гулко отдающиеся в ушах, звучат, точно выстрелы. Ему нужна кроткая секунда на весь маневр — отбросить полу плаща, выхватить из кобуры револьвер, взвести курок и спустить крючок, освобождая стремительный кусочек железа, давно жаждущий ввинтиться мне в лоб. За две недели все в доме так привыкли к оружейной стрельбе, что даже не выглянут посмотреть, куда именно был направлен револьвер Даннаи... Надо было взять предложенные патроны и убить его тогда! А сейчас надо бы закричать! Кричи, Даннакия, ори!!! Чего же ты только рот разеваешь, как выброшенный на берег палтус?!

Последний шаг, и он опускается передо мной на корточки. Смотрим друг другу в глаза: я — в панике, он — отрешённо. Голыми руками меня придушит? А то вдруг кто-нибудь из ребятни всё же высунется на звук выстрела... Тонкие руки в просторных рукавах плаща перекрещиваются на разведённых в стороны коленях, бледное лицо походит на алебастровую маску, синие глаза ослепительно блестят в свете стареющей луны, уже занявшей своё место на небосклоне. Какая ирония... Меня ждёт некрасивая смерть от рук красивого мужчины.

Ђ Подсадить на балкон?

От удивления не сразу понимаю, что спокойные слова эти принадлежат Даннае, пришедшему выпустить мне кровь из жил. Хлопаю ресницами, мотаю головой, гоня наваждение и заодно стряхивая с макушки кепку. Массивными волнами льётся на землю расплавленная медь тяжёлых волос, застилает вздрагивающие плечи. Через мгновение понимаю, что сижу с раззявленным ртом и ошалевшими глазами. Протяжно мычу непонятное междометие и морщу нос:

Ђ Чего?

Он молча поднимается и, встав ровно под балконом наших комнат, скрещивает ладони, куда мне предстоит поставить ногу, если вздумаю принять его помощь... Помощь? Что происходит, чёрт меня побери?! Ему, что же, ничего не известно о моём сегодняшнем похождении? Ох... какая же радость! В мгновение ока оказываюсь рядом с ним, ставлю носок ботинка на предложенные руки и бодро подскакиваю, цепляясь за основание балконной плиты. Данная сгибает локти, поднимая меня выше, и буквально закидывает на перила балкона. Секунда — и я проникаю в дом совершенно никем не замеченной! Отлично!

Перевешиваюсь через поручень, глядя на стоящего под балконом мужчину. Короткий миг его лицо ещё остается запрокинутым вверх — сверкают глаза невероятного оттенка синего, скользит по высоким скулам серый отсвет луны, блестят стальные блики на гладко зачёсанных назад волосах. Но миг проходит, Данная отворачивается к парадному входу и исчезает из виду. И чего ради он меня матери не выдал? Не понимаю колыхающихся во мне чувств. Вот ведь парень попался... таких поискать! Жаль только, что он безжалостный убийца и ненавистный мне негодяй.

Приняла решение обо всём расспросить отца. Пусть выкладывает, как на духу, что это за семья Олиш такая, при каких обстоятельствах ему довелось завести с ними знакомство, и какого беса лысого в нашем доме живет наемный убийца?! Как назло, сегодня воскресение. Боясь расползания слухов о паршивом характере своей дочурки, мама отказалась от традиции закатывать званные воскресные ужины, но отец по укоренившейся привычке продолжает принимать в это день больных в офисе. Данная ушёл из дому, как всегда, на рассвете, но я, попавшаяся на глаза матери, не смогла вовремя за ним последовать. Так что до обеда сидела в своей комнате, сопоставляя факты. Пока ничего нового в голову не идёт. Надо поговорить с папой и продолжить шпионить за Даннаей всю следующую неделю — тогда, вероятно, мне откроется страшная тайна молчуна всех времён и народов!

Пита наконец-таки простили, и он долго звал меня на прогулку, шанс уйти на которую у мня всё же появился. Я отказалась, хоть и следила с нескрываемой тоской за тем, как приятель улепётывает со двора. Скоро вернётся отец, и мне следует перехватить его до того, как тот с головой нырнёт в чтение газет. Ради такого дела я не пошла играть во дворе с псом или болтать со Стефаной. Вместо этого уже час торчу в папином кабинете, ожидая его прихода. Проворачивается дверная ручка, и я почуявшей лисицу борзой вскакиваю с диванчика и вперяю взгляд во входящего человека. Наконец-то! Но... это не отец. Уверенной походкой в кабинет вламывается Данная, тащащий на плечах две белые холщёвые сумки, в которых с лёгкостью узнаю папину поклажу. Такое ощущение, что на мрачного хмыря наложили страшное проклятие, заставляющее его всем на свете оказывать услуги. Второго дня меня на балкон подсадил, теперь помог отцу сумки донести.

Раздосадовано плюхаюсь обратно на диван, понимая, что отец не собирается сразу с порога заходить в кабинет, и мне придётся чёрте сколько времени ждать, пока он поговорит с матерью или ещё с кем. Угрюмо наблюдая за тем, как Данная аккуратно убирает принесённые мешки в тумбу, вдруг в дикой злобе ударяю ногой в угол стола, сокрушая на сгорбленную спину парня стопку лежавших там листов. Бумага шлёпается ему на лопатки и двумя водопадами ссыпается по обе стороны от недрогнувших плеч. Как же меня бесит его отрешённость! Ну как можно таким быть?! Каждый день направо и налево кромсать людей, оставаясь при этом самим спокойствием! Когда последний лист плавно опускается на пол, Данная медленно разгибает спину и, оборачиваясь на меня, поднимается на ноги. Пялюсь ему в глаза, буквально физически ощущая как скрещиваются наши взгляды, словно два раскалённых добела клинка. Даже искры в стороны летят! Огненные и ледяные. Волосы на затылке у меня начинают подниматься — была бы я кошкой, сейчас выгнулась бы дугой и зашипела! Данная остается по-обыкновению безучастным, лишь полыхают синим пламенем серьёзные глаза.

Всё на свете отдам за то, чтобы этот гад ответил на давно брошенный ему вызов! Сцепился со мной в жестокой схватке! Терзал и рвал меня в кровавые клочки в ответ на яростные выпады и смертоносные атаки! Я страстно жажду ощутить, как сомкнуться его клыки на моём горле, в то время как сама я запущу когти ему под рёбра! Не желаю плеваться злобой в пустоту! Душа требует войны! Давай же, мерзавец, кинься в нападение!!!