Непосланный посланник

… За составление всех этих наполеоновских планов я и не заметил, как заснул. Мерный стук железнодорожных колес, приглушенный свет, тепло одеяла, все это действовало не хуже снотворного.

Разбудила меня резко возникшая над верхней полкой взъерошенная голова Гришки. Старший лейтенант уже был одет, побрит и, кажется, даже надушен, являя собой образец красного командира.

— Дрыхнешь, брат? Так всю жизнь проспишь, а жизнь-то нас какая ждет! У-у-х! — его оптимизму, видит Бог, я совершенно искренне завидовал. — Быстрее давай! Чуть не проспали нашу станцию, — и он выразительно потряс своим сидором. — Быстрей!

Через какие-то минут десять мы, маленький и большой, уже стояли на сбитых в единое полотно просмолённых шпалах, которые, видимо, изображали собой перрон, и смотрели вслед уходящему составу.

— Ну, готов? — парень добродушно мне подмигнул. — Тогда потопали, — он махнул рукой в стоявший непроходимой стеной лес. — Напрямки махнем. Тут тропками все-ничего, с десяток километров.

«Вот же, неунывающая рожа, — едва не вырвалось у меня, когда он с улыбкой выдал очередное подмигивание. — Сияет просто… Подняться в такую рань, потом еще топать с десять километров. А он, посмотрите, «лыбу давит»!».

Правда, через пару сотен метров ходьбы я вроде бы начал втягиваться. Оказалось, идти через лес было не так уж и страшно… Тропка, по которой мы шли, петляла между громадинами дубов, раскидистыми кронами накрывавшими целые поляны. В одном месте тропинка неожиданно ныряла по склону оврага, заставляя нас перепрыгивать через неглубокий ручей; в другом, напротив, — ползла вверх, по поросшему густой травой холму.

— Хорошо-то как, — Григорий аж притоптывал от переполнявших его эмоций. — Посмотри, вокруг! Лес-то, какой! И не видел поди такой?!

«Да, у нас такого не увидишь, — перешагивая через очередной протянувшийся через тропку корень, подумал я. — В нашей полосе леса рафинированные. Здесь настоящая тайга!». И пусть это была не тайга в ее настоящем смысле, но описать увиденное иным словом у меня просто язык не поднимался. «Здесь вообще, кажется, сделаешь шаг с тропы, и потеряешься… Знатный лес… Партизанский». В то мгновение я даже не мог представить, какими пророческими окажутся эти слова по партизанский лес.

Вот с такими мыслями, немного пришибленный от навалившихся эмоций, я через пару сотен шагов (как же мне тяжело дались эти неполные двести шагов… Ужас!) оказался на гришкином плече, с отваливашимися от усталости ногами. А еще через несколько километров, когда мы вышли на проселочную дорогу, нас догнала скрипучая телега, на которой мы и продолжили наш путь.

— Тебе у нас обязательно понравиться, — Григорий все продолжал расхваливать это место. — Да, и подкормишься немного, — он выразительно посмотрел на мои мослы. — А то одни рожа да кости… Кстати, — тут он остановился и присел передо мной. — Надо нам и с твоим именем разобраться. А то, все брат да брат. Ну и как тебя зовут?

Я, же выпучив глазенки, молчал. Сказать толком не мог, да, по-хорошему, нечего было еще говорить.

— Может, Николаем мамка тебя звала, — задумчиво произнес Карабанов, внимательно следя за моим лицом. — Колей, Коленькой?! А?! — я никак не отреагировал, продолжая сверлить его глазами. — Ладно, брат. Тогда Володька? Вова? Вовчик? Хм, тоже нет… Так мы до белых ушек в глазах перебирать будем, — паренек чуть помолчал. — А если Дмитрий? Ну? — я тут же изобразил восторг, что-то радостно замычав. — Дмитрий, что ли?! Вона как завертелся. Хорошо! Дима, так Дима. Надо будет в сельсовете и документы справить…

… Деревенька, о которой с таким восторгом последний час вещал Григорий, оказалась довольно большим селом, дворов где-то двести — триста. Окружено оно было лесом, который местами подступал почти к самим домам.

— Вот она моя деревенька, — судя по горящим глазам Григория здесь, действительно, прошло все его детство. — Ну и как?

Я тоже изобразил искреннее любопытство и радость. Хотя, пожалуй, любопытство мое совсем не было наигранным… Я как заведенный вертел головой по сторонам, стараясь запомнить любые подробности, которые позднее могут спасти мне жизнь. «… Улицы кривые, не то что у меня в деревне. Не поймешь ни хрена, куда идти. Как они тут строились?! Один дом окнами сюда, другой в обратную сторону, — село словно оседлало несколько оврагов и холмов, и поэтому казалось каким-то многоуровневым. — А вот, похоже и местная власть. Флаг, табличка какая-то. Надо запомнить… Кажись, сворачиваем. Бог мой, что эта за халупа? Может нам не сюда?! ».

Заросший бородой мужичок что-то протяжно прогудел, натянув поводья, и его лошаденка встала, как вкопанная. Стало быть, я не ошибся — нам именно сюда. У покосившейся избенки, вросшей серыми бревнами в землю, нас уже встречали: высокая светловолосая девушка и опиравшаяся на клюку бабулька в темном платке.

«Точно, сюда. А вот эта пигалица, походу, сеструха Гришки, — едва старший лейтенант вылез из телеги, как на его шее с визгом уже висело девичье тело. — А бабка-то, как и не родная… Смотрит так, словно приценивается. У такой не забалуешь». Словом, с каждой новой минутой я все более отчетливее осознавал, что все мои задумки и наполеоновские планы здесь «накроются медным тазом». Под таким присмотром я не то, что письмо Сталину не смогу написать, я его даже физически скинуть не смогу в почтовый ящик. А уж о других мелочах — конверте, чернилах, я уже и не говорю!

— Гришаня приехал! — с радостным криком девчушку продолжала обнимать парня; видимо, тот не часто радовал родных своим приездом. — Ух ты какой… Нарядный, надушенный, — она без всякого смущения дергала его за отросшую челку. — …

— Кралю каку завел поди? — сзади проскрипела бабка, «вставив и свои пять копеек». — А тама что за малец с тобой? — крючковатый палец старухи ткнул в мою сторону. — Уж не сынка там сварганил?

3. Один в поле не воин…

Отступление 4

с. Старая Падь

Средняя школа

Миронова Наталья Павловна, учительница старших классов, отложив в сторону очередную проверенную серую тетрадку, недовольно поморщилась.

— И у этого неуд. Говоришь им, говоришь, а словно об стенку горох, — он потянулась за новой тетрадкой. — И зачем тогда ходить на эти дополнительные занятия, если усердия ни на грош? — она некоторое время молча проверяла решение примера, а потом вновь недовольно протянула. — И, Жанна, туда же. Уж она-то должна была справиться…, — она сняла очки и устало потёрла пальцами переносицу. — …

В этот момент из коридора послышались чьи-то гулкие шаги. Учительница заинтересованно повернулась в сторону двери. Это было странно. Своих учеников, с которыми она занималась по дополнительной программе, она уже отпустила. Из учителей сегодня была только она.

— Разрешите…, — в проеме кто-то появился; очки пришлось снова одеть. — Здравствуйте, Наталья Павловна, — это был улыбающийся молодой человек в военной форме, державший за руку мальчика лет двух — двух с половиной. — Не узнали?

Она несколько минут недоуменно вглядывалась в парня и вдруг, хлопнув себя по лбу, рассмеялась.

— Ну конечно, Карабанов! Как же я могла тебя, хулигана такого, забывать?! — Миронова, его первая учительница. — поднявшись из-за стола, женщина стала с удивлением рассматривать его форму. — Совсем тебя не узнала. Форма тебе очень взрослит. Серьезный вон, какой стал. И неудивительно, что сразу не узнала тебя…, — тут она обратила внимание и на мальчишку со странным «диким» взглядом.— А это кто с тобой?

Григорий смущенно кашлянул. Ему явно не хотелось говорить при мальчишке.

— Наталья Павловна, может в библиотеке поговорим? Я ведь за книжкой какой с картинками для этого мальца пришел, — мальчонку он пропустил в класс и усадил за первую парту. — Там вам все и расскажу… А ты, брат, давай здесь не балуй! Здесь школа, тут баловать нельзя… Подожди нас тут. А я тебе книги интересные с красивыми картинками принесу. Договорились?

Мальчишка, ничего не говоря, кивнул головой, а Карабанов, подхватив под руку заинтригованную учительницу, скрылся за соседней дверью в библиотеке, откуда через некоторое время стали доноситься их приглушенные голоса.

— … Не говорит совсем. Доктор говорит, напугали, наверное его сильно. Может бандиты какие…

— … родителей совсем, — в голосе учительницы вкрадись жалостливые нотки. — И как же теперь?

Мальчик же тем временем, некоторое время спокойно посидев на месте, встал и начал внимательно осматривать класс. Он медленно прошелся вдоль висевших на стенах плакатов, мимо полок с грамотами. Рядом с последними его шаг чуть замедлился и в классе послышался странный звук, очень напоминавший бормочущий шепот.

Сделав еще несколько шагов, ребенок оказался рядом со школьной доской, на которой был написан какой-то длинный пример с многочисленными иксами и игреками. Почти десяток, раскиданных по примеру самых разных знаков, придавал ему вид очень крепкого орешка.

Однако, тут случилось странное… Мальчишка, воровато посмотрев в сторону библиотеки, вдруг схватил мел и начал что-то писать на доске. Высунув от усердия кончик языка, он быстро заполнял доску алгебраическими знаками.

— … Это именно то, что ему сейчас нужно, Григорий, — неожиданно, голос учительницы раздался почти у самой двери. — Поверь моему опыту, эти картинки ему очень понравиться.

Бросив мел и тряпку, мальчишка одним прыжков сиганул в сторону парты, за которой через мгновение и оказался.

— Ну вот, брат, мы и пришли, — воскликнул Карабанов, появляясь в классе. — Такую книгу тебе раздобыл, прямо пальчики оближешь. Давай, пошли, не будем мешать Наталье Павловне.

После их ухода пожилая учительница еще долго не могла вернуться к проверке тетрадей. Трагичная история этого ребенка никак не выходила у нее из головы. «Бедный ребенок, — сокрушалась она, качая головой. — Кроха ведь совсем. Куда он теперь? Григорий и сам еще мальчишка. Загубит ведь его совсем! Ведь отдадут в дом ребенка…, — в какой-то момент морщинки на ее лбу вдруг разгладились. — Решено, оформлю опекунство на себя».

Она еще некоторое время продолжала сидеть, словно боялась передумать. Но вскоре поднялась и, собрав в стопку тетради, направилась к двери.

— Ой! — не дойдя нескольких шагов до двери, женщина резко остановилась. — Решили…, — поправляя дужки очков, она ошарашенно смотрела на неровные ряды знаков, которые в конце доски являли собой правильное решение этого непростого даже для девятого класса примера. — Кто? — она удивленно, оглядела класса, в котором, как и ожидалось, было совершенно пусто. — …

Отступление 5

с. Старая Падь

Мимо покосившейся изгороди, собранной из кривых жердей, прошмыгнула сгорбленная фигура. У входа в покосившуюся избенку, с крыши которой свисала космы побуревшей соломы, она на мгновение задержалась, поправляя темный платок.

Низенькая дверь со скрипов отворилась и пропустила старушку внутрь избы, в темноте которой играли лишь несколько крошечных огоньков.

— Кто там еще, на ночь глядя?— из глубины комнаты раздался скрипучий надтреснутый голос. — Матрен, ты это?

Хозяйка дома, тайная схимонахиня Ефросинья, одна из монахинь Серафимо-Саровского монастыря, разогнанного большевиками еще несколько десятилетий назад, приподняла лампадку с оплывшей свечкой повыше.

— Я, матушка Фрося, я, — на освещенный кусочек земляного пола, едва прикрытый соломой, вышла сухонькая бабулька, «божий одуванчик», крепко сжимавшая какой-то сверток. — Я, дура, тебя на ночь тревожу… с вестью…

Она несколько раз перекрестилась и с почтением приложилась к руке хозяйки.

— Матушка… с благой вестью я пришла, — старушка смахнула выступившие слезы вытащенным откуда-то платочком. — Нонче вечером, как только приложилась я к иконке своей, — она осторожно, с благоговением развернул свой сверток и в неровном свету свечек появился небольшой оклад потемневшей от времени иконы. — И начала Богородицу славить, голосок такой тонкий услыхала… Истинный крест, услыхала, — старушка, вытирая продолжавшие идти слезы, вновь смахнула их платочком. — Голосок был тоненький, тоненький, прямо-таки ангельский…

Схимонахиня, едва прозвучали эти слова, недовольно поджала губы, от чего лицо ее, почти полностью скрытое под черным платком, приобрело суровое почти каменное выражение. Ей очень не понравились эти разговоры о голосах свыше, ибо уж очень явно от них отдавало какой-то ересью.

— Что ты, Матрена, такое говоришь? — в руках хозяйка медленно перебирала небольшие костяшки четок с крестиком. — Подойди-ка ближе…, — требовательно произнесла Ефросинья. — Голос слышала?

Долгие годы скитаний по разоренным Гражданской войной, голодом селениям, притеснений от помешавшихся от вседозволенности людей, монахиня научилась хорошо скрывать свои эмоции. Вот и сейчас, Ефросинья, словно ничего и не случилось, внимательно вглядывалась в лицо своей помощницы, которая вот уже с десяток лет помогала ей вести монашеский образ жизни в этом забытом Богом селе.

— Слышала, матушка Фрося, как есть слышала. Вот как тебя сейчас слышу, так и голосок этот ангельский слышала, — старушка вновь зашмыгала носом. — Тоненький такой, светлый… Я как услыхала, даже расплакалась…, — зажатым в руке платочком, она осторожно протерла оклад иконы. — А голосок все говорил и говорил… Только слаба я на одно ухо-то. Плохо слышу.

Старушка аккуратно поставила икону на деревянную лавку и вдруг неожиданно опустилась на колени.

— Вот тебе крест, матушка, слышала. Истинно все, что говорю, — она вновь размашисто перекрестилась. — Только, прости Господи, не все я разобрала, что голос-то говорил, — продолжала она рассказывать жалостливым тоном. — Про страшные времена слышала я. Будто ворог страшный кровушкой народной зальет всю нашу землицу… и потом встанет весь народ как один…

Хозяйка продолжала сидеть не шелохнувшись. С ровной прямой спиной и неподвижным лицом, она напоминала каменную статую неведомого божества, перед которым склонился один из его адептов.

— А в конце голосок даже запел… Матушка Фрося, словно молитву какую запел, — дрожащим голосом продолжала рассказывать старушка. — … Вставай страна огромная… вставая на смертный бой, — она попыталась напеть, но голос ее то и дело прерывался кашлем. — С какой-то черной ордой, матушка, призывал биться…

_______________________________________________________________

с. Старая Падь

Когда у моего новоявленного братишки закончилась его командировка, и он отбыл обратно, я приступил к «врастанию» в местное общество. К сожалению, разработанного ПЛАНА «врастания» у меня так и появилось. ПЛАН?! Вообще, о каком плане сейчас могла идти речь? О большом красивом листе ватмана с синими и красными стрелочками, ведущими на встречу друг другу?! О плане победы над Америкой, который висит у каждого уважающего себя патриота на стене под ковром? Или о плане победы над Германией? Да, в данный момент я просто разрывался от десятка целей и задач, которые все казались мне важными и нужными… Это и связь с руководителями страны, и своя эвакуация из этих мест, и создание своей команды, и поиск профессора Виноградова — создателя телепортатора и т.д. и т.п.