Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Игорь! — взвыло из кабинета шефа. — Зайди-ка ко мне!
Фотограф жизнерадостно улыбнулся, повесил в шкаф пуховик, положил на стол кофр и вразвалочку пошел к редактору. Мы побросали работу и, толкаясь, сгрудились у дверей кабинета. Гриша, когда сильно злился, говорил тихим-тихим прерывистым шепотом, а нам было интересно.
— И... ты... я... тебя... и... вообще... — придушенным змеем шипел шеф.
— Кто что слышит?.. — прошептал Санька.
Мы дружно цыкнули. Водитель замолчал, но ненадолго.
— Уволит или нет? — снова не выдержал он.
— Конечно, нет, — фотограф открыл дверь, и мы отшатнулись от кабинета. — Где он еще возьмет такого сильного специалиста, чтобы круглосуточно пахать за такие деньги?
— Игорь! — надрывно возопил Гриша. — Марш работать!
Фотограф аккуратно просочился мимо нас к своему рабочему столу и привычно, с размаху, плюхнулся в кресло. То жалобно скрипнуло и рассыпалось на запчасти. Игорь, помянув неизвестную женщину легкого поведения и известную маму, звучно шлепнулся на пол. Кто-то (кажется, я) хихикнул, кто-то сочувственно запричитал, а жертва моей подлости села и растерянно потерла ушибленный копчик.
Я удовлетворенно улыбнулась и повернулась к Валику:
— Гони коньяк!
Тот, картинно шмыгнув носом, полез в тумбочку. Фотограф же, кряхтя, встал и глянул на меня с подозрением:
— А по какому случаю пьем?
— А по случаю выигрыша.
— Васька!..
— Валик со мной поспорил, что твое кресло развалится после новогодних праздников, а считала, что до них, — я с готовностью "сдала" старого друга.
Игорек был добрейшей души человеком.
— А я, как причина спора, требую участия в распитии, — заявил он.
Валик достал из тумбочки коньяк и с грохотом поставил его на стол:
— Надеюсь, меня позвать не забудете?
Из "клоаки" озабоченно выглянула Анютка:
— Как-то шумно сегодня... О, Валик, у тебя что, день рождения?
— Нет, предпраздничный синдром, — проворчал он. — Готовлюсь к каникулам и закаляю организм.
— Работать, бездельники!.. Все, шоу масок гоу вон!
Засим веселье кончилось, ибо часы пробили двенадцать дня. Я спрятала трофейный коньяк в сумку и уткнулась в монитор. Журналисты разбрелись по своим местам, Валик в расстройстве ушел курить, а Игорь занялся креслом. И все пошло своим чередом — статьи, верстка, обед и снова статьи. И, слава богу, отсутствующий Муз. Сегодня мне некогда от него отбиваться, больно работы много. Даже привычную утреннюю медитацию над кофе пришлось проводить за редактурой. Впрочем, я фотографу за украденное время отомстила, и на душе было легко и приятно.
Книга однако не отпускала. И в короткие перерывы, за чаем и пирожками, я усердно гуглила в Яндексе — искала подходящие картинки. Башню нашла, природы много красивой нашла, а вот похожего на героя блондина... Увы. Ничего приличного. Только неприличное. Вместо мужественных и брутальных парней — одни остроухие большеглазые педики, прости, господи. В бронированных корсетах и с цветочками в ушах. Аналогии с ориентацией и психическим здоровьем художников напрашивались сами собой, но мою задачу не облегчали. Сестру, что ли, попросить нарисовать?..
День пролетел незаметно, как и вечер. Сдавая номер в печать в среду, во вторник мы работали до упора. Мы — это выпускающая бригада в количестве трех человек: меня, редактора и Валика. Рекламщики, шурша баннерами и возмущаясь, разбежались по домам еще в пять, журналисты — в шесть, а мы просидели над версткой до десяти вечера. Тексты кончились, и я взялась за вычитку полос. Спать раньше трех ночи не лягу — работу домой забрать придется, но все же...
— Василиса, опять?.. — шеф бегал от своего компа к Валику и постоянно за нами бдел. — Тебе полосы для правки печатаются! Ты что там Валику пишешь?
— Признание в любви.
— Дай-ка посмотрю... Ну и почерк, хуже медицинского... Так, ага, "заг кривой, добавь воздуха, ужми размер, подзаг бо..." Ты что-нибудь понимаешь?
— Она меня очень любит, — Валик уныло рассматривал полосы с заметками. — Но я умру раньше...
— Ой, не жалуйся, — я отложила в сторону вычитанную полосу. — Дел — на пятнадцать минут, больше ноешь. Я тебя еще жалею. Зря, наверно.
В одиннадцатом часу ночи, после пятого звонка Гришиной жены, шеф устало махнул рукой и велел нам "на сегодня кончать". Мы, естественно, не возражали. И шустро сбежали из офиса раньше редактора.
И в лифте Валик таки спросил:
— Вась, признайся честно, ведь сломала же кресло?..
— Да вот еще! — обиделась я, надевая перед зеркалом шапку. — Мне делать больше нечего?
— Нечего, — согласился он.
— Думай, как хочешь, — я пожала плечами.
Мы проехали два этажа, и Валик снова заговорил:
— Вась, вот скажи, честно глядя мне в глаза, что это не ты!
— Это не я! — и честно посмотрела ему в глаза, завязывая шарф.
Он застегнул пуховик и покосился на меня с подозрением. Я снова пожала плечами:
— Невиновный не оправдывается.
— Ладно, извини... И за то, что Игорю лишнее сболтнул, тоже.
Мы вышли из лифта и кивнули на прощание охраннику.
— Уже простила и забыла, — ответила искренне.
— Подвезти до дома? — Валик открыл передо мной дверь.
— Не, спасибо, сама быстрее добегу, — я натянула на лицо шарф. — До завтра!
— Пока!
Мы разошлись в разные стороны, и я перевела дух. Не люблю врать, но... Не мы такие, как известно, а жизнь такая. Темными переулками я поспешила домой, по дороге сочиняя план на сегодняшний вечер, банальный и простой. Прийти домой, накормить зверя, поставить чайник, что-нибудь съесть, вычитать прихваченные с работы полосы, умыться и лечь спать. Серая тоскливая реальность скромных писателей, да. Которая тем серее, чем реже появляются музы — помощники и проводники, рассказывающие о других мирах и чужих жизнях. Которая тем тоскливее, чем меньше у нас свободного времени и чем крепче сжимает в тисках жизненное "надо".
Вот и сейчас. Я торопливо шла домой по парковой аллее, и над моей головой плели кружева покрытые инеем ветки деревьев, весело плясали крупные снежинки. А у меня нет времени остановиться и полюбоваться ночной сказкой зимы. Надо домой, надо работать, надо успеть всё сделать и умудриться выспаться к завтрашнему дню, надо, надо, надо... Я вздохнула и подняла глаза к белому от снежных туч небу. Когда ж...
— Ой-ё-о-о!..
Крутая заледеневшая дорожка змеей выскользнула из-под ног, и я, шлепнувшись на пятую точку, с визгом скатилась в ближайший сугроб. Спасибо маме с папой за подаренную шубку... Я села и потерла ушибленный копчик. А вот и бумеранг... Или глупая невнимательность. Я поправила съехавшую на лоб шапку, встала, отряхнулась и побрела домой. Спешить расхотелось. Копчик вредно ныл. Четко выстроенный план на вечер забылся. Я дошла до ближайшей скамейки, отряхнула с нее снег и села, подложив под себя сумку. Подумаешь, на улице минус тридцать... Какая мелочь.
Я вновь подняла глаза к небу. Крупные снежные хлопья сверкали в зеленоватом свете фонарей, ровной периной устилая парковые дорожки, укутывая вуалью спящие деревья. И высветляя темные рукава шубы. В детстве мы гадали по форме снежинок: если больше кружевных — значит, следующий день будет хорошим, а если много остроконечных — то день не задастся. Как и любое гадание, оно иногда сбывалось, а иногда нет, поэтому я не расстроилась большинству остроконечных. Впрочем, среда есть среда... Ноги начали мерзнуть, как и все сопутствующее, а вдали завыла метель. Встав, я перекинула через плечо сумку и отправилась домой.
Хата встретила привычным — тьмой, урчанием Баюна и сквозняками. Кот, с любопытством обнюхав мои валенки, устремился на кухню. Сняв шубу и поежившись, я пошла следом за котом. Включила свет, насыпала живности корм и поморщилась, заглянув в холодильник. Каждый выходной я обещала себе набрать продуктов на неделю и каждый раз находила тысячу и одну причину не выползать на улицу. Как итог — в холодильнике, по выражению моей сестры, мышь не повесилась, а съела от безнадеги саму себя.
Баюн заразительно захрустел кормом. Я включила чайник, помыла вчерашнюю посуду и устроилась за кухонным столом вычитывать полосы. Но от занимательного занятия отвлек знакомый шорох крыльев. Муз, подлое создание, сидел на столе и с аппетитом жевал баранку. И так захотелось бросить нудную вычитку, нырнуть в постель с ноутбуком и часик подумать над книгой... Но работа — важнее. Поэтому...
— Брысь, — я сердито уставилась на текст статьи, — мне некогда!
Муз потер живот и ухмыльнулся. Странно, что он без спиртного...
— Выпить хочешь?
Он радостно встрепенулся. Я вздохнула и пошла за бутылкой. Много не выпьет, ростиком-то — как раз с коньячную бутыль. Поставив на стол свой выигрыш, я предупредила:
— Выпил и исчез, ясно? Я сегодня занята другим!
Муз споро открыл бутылку и вопросительно приподнял бровь. Я в сомнении посмотрела на крылатого прохвоста. Вообще-то я не пью, тем более на голодный желудок, но... Ладно, день был жутким, длинным и напряженным. И дома холодно, а чая много не влезет, и...
Я вздохнула. И волнуюсь — за родителей. Они уехали в деревню к папиному сокурснику — и в баню, и Новый год встречать, а связь там ловит, как написала в смс мама, только в левом углу чердака, если стоять на цыпочках лицом к подранному креслу. Сообщения отправлялись раза с пятнадцатого, а про звонки и говорить нечего. И уже три дня от них нет вестей, и как бы не вымерзли... Это в городе мороз слегка за тридцать, а в области — за все сорок. И Муз, конечно, потому и появился. Когда я переживаю, то всегда норовлю удрать в написание, а тут и сон яркий подвернулся...
Достав рюмку, я предупредила:
— Чуть-чуть... Куда полную?.. Сам допивать будешь! — и чокнулась с ним. Пока — рюмкой.
Коньяк разлился по телу приятным теплом. Так, теперь работать. Подумаешь, перед глазами плывет... Опыт не пропьешь. Муз громко сглатывал, присосавшись к бутылке. В моем желудке, поддакивая, согласно и голодно заурчало. Баюн, запрыгнувший ко мне на колени, с интересом уставился на Муза.
— Брысь, я сказала!
Кот встрепенулся и на всякий случай заурчал, а вот крылатый подлец не среагировал. Я сердито фыркнула и залпом допила вторую кружку чая. Муз снова забулькал. У меня лопнуло терпение. И без того день выдался тяжким, хоть и веселым... Ах, поганец, все выпил, и куда только влезло?.. Валик смертельно обидится... И ведь не улетает, зараза. А работать надо. Значит, воспользуемся старым испытанным приемом...
— Баюн, ты его видишь? — приподняв мордочку кота за подбородок, я показала на Муза. — Видишь? Отлично. Взять!
Умный мне все-таки зверь попался. Услышав знакомую команду, кот встал, потянулся и одним прыжком подмял Муза под себя. Крылатый поганец, выронив недоеденную баранку, громко взвизгнул, извернулся и рванул прочь, по пятам преследуемый Баюном.
— Только не сломайте ничего! — крикнула вслед я.
И — тишина. Муз привычно уцепился за люстру, а кот — затаился в засаде на стеллаже, выжидая. И лишь тиканье кухонных часов нарушало хрупкое затишье. Пользуясь случаем, я снова уткнулась в недочитанную полосу. Всего-то пять штук осталось просмотреть, как раз до полуночи успею...
На автомате отмечая ошибки, я допивала третью кружку чая, когда настенные часы торжественно пробили полночь. Я удивленно моргнула. Мир, пошатнувшись, поплыл: очертания кружки и ручки, окна и стола, размывались, сливаясь в сплошное пятно. Шатаясь, я встала и схватилась за спинку стула. Предметы обстановки заходили ходуном, и от их безумной карусели у меня закружилась голова. Зажмурившись, я плюхнулась обратно на стул.
Мама...
Глава 3
Где мой мир, безупречный и правильный?
Он рассыпался облаком пыли...
"Город 312"
Телефон орал, не умолкая. Сев, я протерла ладонями лицо и с минуту бессмысленно таращилась на... одеяло. Да. Одеяло. Которое я нежно обнимала руками и ногами. Ничего не понимаю... Если меня вырубило от усталости на кухне, то как я оказалась в постели?.. Перебралась лунатиком? Черт. Надо срочно что-то бросать — или пить, или писать. Или в отпуск удрать, и гори работа синим пламенем?.. Кстати, и время на книгу будет... Точно.
Отключив будильник, я сонно выползла из спальни. Сидящий в коридоре Баюн встретил меня тихим урчанием и заинтересованным взглядом. Да-да, мне тоже любопытно, когда я успела в пижаму переодеться. Ничего не помню... В ванной я включила холодную воду и, стуча зубами, умылась. Полегчало. Пока в зеркало не посмотрела. Оттуда на меня испуганно вытаращилась бледная взъерошенная девица с ядовито-сиреневыми глазами. Моргнув, я зажмурилась. Быть того не может... Вновь взглянув в зеркало, я перевела дух. Почудилось... Пожалуй, брошу пить.
Разминая шею и плечи, я откинула голову и замерла, уставившись в потолок. Твою мать, да что ж за утро!.. На потолке, цепляясь когтями за трещины меж плиток, спал красный птеродактиль. Красный. Птеродактиль. На моем потолке. В моей хате. Ёпт... Я со стоном уткнулась в полотенце. Глаза тоже ненормальными чудились, но прошла же блажь... Посчитав до десяти и выдохнув, я вновь подняла голову. В полной уверенности, что глюк исчез. А он, сволочь, никуда не делся. Может, и писать тоже бросить?..
Птеродактиль тихо всхрапнул и спрятал голову под перепончатое крыло. Я с трудом поборола желание дернуть ящера за свисающий хвост. А как иначе проверить, глюк или нет?.. Но еще неизвестно, что страшней — собственная ненормальность или наличие нового "жильца"... Помешкав, я повесила полотенце на крючок и, попятившись, вышла из ванной, тихо закрыв дверь и выключив свет. Я, конечно, привыкла худо-бедно к странностям квартиры — к тем же возникающим из ниоткуда вещам... Но — птеродактиль?.. Его, в отличие от канделябров, я не наследовала и в подвал не прятала!..
Обернувшись, я встретила уже два заинтересованных взгляда. Рядом с Баюном сидел Муз и, сопя, грыз бублик. Я села на пол и обняла дрожащие колени. Да, как и любая творческая личность, я была не совсем нормальной. И, работая над книгой, слегка ехала крышей, как того требовала включенность в творческий процесс. А она требовала замещения реальности — для вящей достоверности. И в это время мне всегда снились безумные сны, мерещились тени и слышались голоса. И выдуманное так заслоняло привычный мир, что я в сорокаградусный мороз не ощущала холода, могла весь день не вспоминать о еде и спать по три-четыре часа, высыпаясь.
Но то — временное замещение! А сейчас... Сейчас выдуманное вторгалось в реальность, нагло и безответственно. И как понять, что творчество переходит в безумие, где она, эта грань, между вдохновением и помешательством? И ведь в процесс-то толком не включилась — в понедельник вечером страниц десять написала...
— Уверена? — просипел, чавкая Муз.
Я удивленно уставилась на синюшное чудо. Однако мне оказали величайшую честь — со мной заговорили! Коньячный дар пошел на пользу хоть кому-то?
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |