Где-то, когда-то...

— Я не собираюсь думать об этом, внук, — брюзгливо говорит МуРан, — и запрещаю тебе лезть в это дело тоже!

— Это почему же, хальмони? — бесстрастно спрашивает ЧжуВон.

— Потому что никакое расследование не вернёт глаза твоей ЮнМи. А тратить огромные деньги и силы, задействовав нашу службу безопасности... А на что, ЧжуВон? На поиск следов, что виновата ЮЧжин? Ты понимаешь, что даже если и действительно здесь поработали люди из Hundai, то никаких следов, ведущих наверх, не будет? Мстить? Войну развязывать? А кто такая твоя ЮнМи, чтобы из-за неё будить такие силы?! Она нам никто! И тебе она никто!

— Нет, хальмони. Она мне — кто. Она мне, можешь считать, тонсен, — всё тем же ровным бесстрастным голосом говорит ЧжуВон, — и глаза ей сожгли из ревности тоже ко мне. Она совсем не виновата, что у этой стервы мозги в матку провалились. Я не брошу её в беде. Если семья не хочет быть на моей стороне — что ж, попробую справиться сам. И ты мне этого запретить не сможешь.

Долгие секунды МуРан и ЧжуВон смотрят в глаза друг другу. На этот раз первой сдаётся старая женщина. Коротко и сердито фыркнув, она опускает взгляд.

— Ладно. Я поговорю с СанУ. Сам пока в это дело не влезай — ещё рано тебе в эти игры играть, опыта нет.

— Спасибо, бабушка, — кланяется ЧжуВон.

— А ты, внук, пообещаешь мне, что серьёзно возмёшься за ум. Пойми, что это нужно не мне, а тебе. Учти, что если ты хочешь и дальше "дружить" с ЮнМи и быть для неё интересным, ты постоянно должен быть в чём-то хоть на полшага впереди неё. Иначе она просто перестанет тебя уважать. А этого уже ты не вынесешь.

— Хальмони, ты самый мудрый человек из всех, кого я знаю. И поверь, это не лесть, — без улыбки говорит ЧжуВон, — расскажи поподробней, прошу тебя, с чего лучше начать?

...Вечер, общежитие "Короны". ЁнЭ, с рук на руки передав ЮнМи на попечение девочкам, собирается уходить.

-...ЁнЭ-сии, где наша привычная Юна?! Кого вы нам привели?! Какой-то заморенный, тощий, несчастный ребёнок! Скорей-скорей-скорей его кормить! — весело говорит ХёМин.

— Сейчас будем кормить, Ю, пойдём руки помоем, — отзывается СонЁн, — малыш, ЁнЭ говорит, ты очень не любишь лишней опеки. Что нам можно будет тебе помогать, а что ты предпочтешь делать сама?

— Подведи меня к полотенцу, онни, пожалуйста, а потом на всякий случай постой недалеко от ванной, — просит ЮнМи, — мне надо будет какое-то время, чтобы запомнить, где что у нас, и приноровиться. А чем так обалденно у нас пахнет?

— КюРи и ДжиХён уже полтора часа заперлись на кухне и никого туда не пускают, — со смешком поясняет ХёМин, — делают там ужин по твоему вкусу. БоРам было в холодильник сунулась, так они её полотенцем из кухни выгнали.

— Полотенцем КюРи, а ДжиХён веником! — с обидой уточняет БоРам, — а я только йогурта хотела попить.

— Юна, ты рядом со мной теперь ночевать будешь, — как о само собой разумеющимся, говорит СонЁн, — я твои вещи перенесла, потом вместе разложим.

— А как же ХёМин?

— А ХёМин с удовольствием поспит на втором этаже. ХёМин уже давно на это место облизывается, — смеётся ХёМин.

— Ужин готов. Пойдёмте кушать скорей, — объявляет вышедшая из кухни ДжиХён, — ЮнМи, мы говядину приготовили, как нам твоя онни рассказала, как ты любишь. Подмариновали без сахара и почти без пряностей, и чуть-чуть обжарили. Твоя онни говорит, ты солишь ещё много, но я побоялась.

— А ещё мы приготовили яшницу и купили этот, кав-ба-сай, о них тоже нам СунОк-сии рассказала, — снимая с себя передник, добавляет КюРи, — Ну, чего стоим? Кого ждём? Жрать пошли!

— Ух ты, здорово! Спасибо, девчонки, колбаса — это замечательно! — СонЁн и ИнЧжон усаживают ЮнМи на табуретку у холодильника, — Онни, а как мне яичницу есть? Палочками и вилкой я пока... неуверенно пользуюсь, а ложкой неудобно... испачкаюсь вся.

— Мясо и этот, кав-ба-сай, мы на шпажки наколем, тебе удобно брать будет, а яшницу... Юночка, а разреши, тебя я покормлю, ня-я? — переходит на японский СонЁн.

— Ня-я! — хором поддерживает группа. ЮнМи делает недовольную гримаску.

— Ложечку... за "Корону"! Ложечку... за Юну! Ложечку... за Хот-100! — весело комментирует процесс кормления ХёМин. ЮнМи пытается сохранить сердитое лицо, но не выдерживает и улыбается.

— Девчонки, какие вы замечательные! — прожевав яичницу, говорит она, — когда вы позавчера меня в агентстве встречали, я боялась, что прямо там разревусь на месте!

— А чё такого? — не понимает БоРам, — ну, разревелась бы, и чё? Мы вон после того, как ты в кабинет господина президента ушла, минут пятнадцать КюРи в туалете успокаивали, так плакала!

— Вот обязательно надо было про это рассказывать, да?! — с раздражением говорит КюРи.

— Не, ну а чё? Все же ревём иногда, даже ИнЧжон!

— ИнЧжон, если и ревёт когда, то не от расстройства, а от злости, — роняет замечание ИнЧжон, — мелкая у нас такая же, сильная. Слабость свою терпеть не может. Только не слабость это, Юна. Если уж накатило, пореви всласть, нас-то не стесняйся.

— А я себе тогда пообещала, что если смогу и дальше музыку сочинять, то хоть сдохну, но вытащу нас ещё раз в Billboard. И не просто вытащу, а в Топ-10 вытащу. Ёжика рожу против шерсти, но вытащу!

Группа, видимо, в деталях представив себе процесс родов ёжика, потрясённо молчит. Тишину нарушает голос ХёМин:

— Ю, а чего тебе налить — мерзкое горькое немецкое пиво или этот замечательный великолепный овощной сок с сельдереем?

...

... Ночь. Сдавленные рыдания с кровати ЮнМи. Шарканье шлёпанцев. Скрип матраса под тяжестью второго тела. Чуткие нежные пальцы СонЁн начинают свою волшебную работу. Тихий шёпот.

— Разбудила тебя? Прости, онни, пока ещё не умею давить эту... истерику...

— Ш-ш-ш... Сейчас всё пройдёт... Спи, спи, спи, малыш...

— СонЁн, а в той комнате тоже кто-то плачет? Или мне кажется? Не, точно там всхлипывает кто-то!

— А, БоРам и ДжиХён, наверное.

— А они-то чего?

— Ну, услышали, как ты плачешь, и присоединились за компанию. Не обращай внимания, малыш. Спи...

— ... На вот, — заспанная ИнЧжон бухает огромного плюшевого медведя на кровать рядом с ЮнМи, — я, когда совсем погано, прижму его к себе, и легче делается. Может, тебе тоже поможет?

(...прошло три или четыре месяца...)

— ...Всё в порядке, сабоним, чувствую себя хорошо, — усевшись в мягкое глубокое кресло рядом со столом СанХёна, отвечаю на протокольные вопросы о моём здоровье. Ага, а то тебе ЁнЭ не зачитывает каждый вечер по телефону сочинение на тему "Как ЮнМи провела день".

— ЮнМи, как продвигается работа над последними вещами из "Прогулки по Сеулу"? — спрашивает СанХён.

— Всё по плану, господин президент. "Утро" почти закончили, сейчас дошлифовываем последние детали, думаю, в конце недели будет готово. А вот "Летняя гроза" пока не знаю. Никак нужного звука с ИрЧу не добьёмся. Бедная девочка по двенадцать часов сидит, старается. Но, надеюсь, на следующей неделе всё-таки закончим. А "Вальс школы Кирин" я вам ещё две недели назад отдала.

— Я думаю, что нам всем надо приготовиться к яростному штурму нашего агентства. Атаки уже начались. Правда, КиХо? — довольным голосом говорит шеф. КиХо согласно поддакивает.

— Это из-за чего, сабоним?

— Это после того, как десять дней назад Большой Сеульский симфонический оркестр впервые исполнил "Сказки большого парка" и "Субботний хвесик". ЮнМи, никто не ожидал такого триумфа, даже мы с КиХо, — судя по голосу, ухмыляется СанХён.

— А сколько с ними споров было по "Хвесику", сабоним! Ну никак не хотели "Хэй, хэй" кричать, мол, мы солидные люди, мы серьёзные произведения играем, а тут... Я даже господину главному дирижеру сказала, что если не будут исполнять, как я задумала, то не разрешу исполнять вообще! Еле их заставила!

— А кто там "Ля-ля-ля" детским голоском поёт?

— Одну скрипачку заставили. Сперва стеснялась страшно, а потом так разошлась!

— Люди, работающие с классической музыкой — серьёзны, обстоятельны и даже консервативны. Они неторопливы и не любят суеты. Так вот, позвонил мне позавчера замминистра культуры, а потом приехали в агентство господин главный дирижёр Большого симфонического оркестра и заместитель директора Центра исполнительских искусств Седжона, и стали неторопливо и обстоятельно выкручивать нам с КиХо руки. Как ты думаешь, ЮнМи, чего они хотели? — СанХён делает паузу для моего ответа.

(Центр исполнительских искусств Седжона — крупнейший культурный комплекс в Сеуле. Здесь установлен самый большой в Азии орган.)

— Попробую догадаться, шеф, права на произведения хотели получить?

— Не угадала. Хотели всего лишь эксклюзивного права на исполнение всей классики, которую ты напишешь.

— Охренеть! Ой, простите, сабоним, вырвалось.

— Ничего страшного, ЮнМи, не извиняйся. Мы с КиХо были тоже слегка шокированы их запросами. Правда, после полутора часов криков и споров они эти запросы сильно урезали — сейчас они просят права на первые исполнения.

— Но ведь это не так страшно, сабоним? — подумав, спрашиваю я, — это же примерно такая же договоренность, как у меня с вами — все новые произведения я показываю в первую очередь вам?

— Да. Но суть в том, что они при этом ни слова не сказали про деньги! Про честь и гордость нации говорили, и про национальные интересы говорили, и даже про корейскую культурную экспансию говорили — про всё, кроме денег. Ну да ладно, с ними разговор скоро продолжится, а вот что действительно интересно — крупные рыбы тобой серьёзно заинтересовались. Как мне удалось узнать по своим каналам, на следующей неделе сюда прибывает твой старый знакомый — Тома Икута из Sony Music, и не он один. И намерения у него не как в прошлый раз — посмотреть на тебя и прикупить при случае — а самые серьёзные.

— Права продавать не хочу! — заявляю о своей позиции я.

— Он постарается закупить всё оптом — и права, и тебя, причём пожизненно. И будет очень настойчиво эту линию проводить.

— Сабоним, я не хочу в пожизненное рабство! Вы же защитите меня? — умильно спрашиваю я, пытаясь изобразить беззащитный детский голосок.

— ЮнМи, ты гордость, жемчужина и самый ценный актив моего агентства, — почему-то не принимает шутку СанХён, — конечно, агентство будет на твоей стороне. И учти, насколько я знаю, господин Икута обязательно соберёт полное досье на тебя. Поскольку ты ещё несовершеннолетняя, он непременно постарается привлечь на свою сторону госпожу ДжеМин и твою сестру, может быть даже войдёт в контакт с твоим дядей, чтобы тот на тебя повлиял. Давление на тебя может быть довольно сильным.

— Ну, вы же знаете, сабоним, что давить на меня всё равно что поросёнка стричь — визгу будет много, а шерсти мало, — пережидаю короткие смешки СанХёна и КиХо, — господин президент, а может быть есть возможность покорять мир, не продавая себя в рабство лейблу?

— Сколько уже, КиХо? — задаёт непонятный вопрос СанХён.

— Утром было 377, — так же непонятно отвечает КиХо.

— Это столько прислали просьб и предложений о сотрудничестве, — поясняет мне президент, — хотят работать напрямую, без посредников. Со всего мира. Кто там последний был, КиХо? Оркестр Филадельфийской филармонии?

— Из Соединённых Штатов очень много заявок, сабоним, — говорит КиХо.

— Так что у нас ожидается очень насыщенная и важная следующая неделя, ЮнМи. Как ты, готова? — беспокоится президент.

— Всегда готова, сабоним, — отвечаю я и высказываю недавно пришедшую в голову просьбу, — господин СанХён, а можно где-нибудь договориться, чтобы я на настоящем органе попробовала поиграть?

— КиХо, узнай. ЮнМи, зачем тебе это, — удивляется СанХён.

— Просто хочется, сабоним. Пусть будет как мой нечастый каприз. В голову пришли несколько вещей, очень хорошо будут на органе звучать, — объясняю я.

— В Арт-холле будут рады предоставить ЮнМи время на большом органе. Сеульская консерватория предлагает, чтобы несколько занятий прошло с наставником, если позволите, сабоним, я сейчас согласую расписание, — сделав несколько звонков, докладывает КиХо, — когда они услышали, что это нужно для Агдан, то, по-моему, были готовы предложить привезти орган прямо сюда, в агентство, — улыбается он.

— Большое спасибо, господин президент и КиХо-сии, — сидя кланяюсь.

— Так, ЮнМи, у нас ещё один вопрос на сегодня. Директор СокГю просил, чтобы я уговорил тебя придти на праздник в школу Кирин через месяц.

— И что мне там делать, сабоним? — интересуюсь я без особой радости.

— Что и обычно. Раздашь сотню-другую автографов, часок поулыбаешься и уедешь.

— Да-а, щас приглашает приехать, а сам тогда мою фотографию с доски школьных знаменитостей убрал! — нарочито обиженно говорю президенту.

— Твоя фотография давным-давно висит на своём законном месте, да и не одна, а минимум три, в разных местах. И не только фотографии. Ты слышала о "Клубе карцерников"? Догадываюсь, что нет. Стульчик и парта, за которой ты в карцере сидела, объявлены реликвиями, их закрыли чехлом, перевязали лентой, и никому не разрешается в обычное время ими пользоваться. Но раз в два месяца проходит общешкольный конкурс со сложной системой подсчёта баллов, и победитель получает право провести день в карцере, за твоей партой и на твоём стульчике. Победители создали в школе клуб, назвали его "Союз карцерников", и СокГю утверждает, что членство в нём считается среди учащихся самым престижным достижением.

Смеюсь вместе с СанХёном и КиХо.

— Да, сабоним, как же после такого и не прийти в школу на праздник? Придётся пойти обязательно! — отсмеявшись. говорю я. — Кстати, господин президент, я хотела бы там сделать хороший дорогой подарок господину Ки ДжуБону. Я очень ему обязана. Вы не могли посоветовать, что лучше ему подарить?

— Это ты правильно решила, ЮнМи, — одобрительно говорит СанХён, — я узнаю и скажу тебе.

Несколько секунд вспоминаю события недавнего прошлого...

(Хореографический зал в здании FAN Ent. Получасовой перерыв в репетиции. Хореограф группы куда-то отошла, на скамейках отдыхают усталая и злая ЮнМи, флегматичная и усталая ИнЧжон, усталая и озабоченная КюРи, усталая и сочувствующая Юне СонЁн, и просто уставшие БоРам, ХёМин и ДжиХён. ПэУ сидит на диванчике у входа.)

— Блин, как же это выбешивает! — ЮнМи в сердцах бьёт кулачком по скамье.

— Что выбешивает? — прикрыв глаза, интересуется ИнЧжон.

— Всё выбешивает! И жара эта дурацкая, и слепота эта дурацкая, и репетиция эта... А больше всего сама себя! Уже две недели бьюсь, и всё без толку!

— Ю, не "уже две недели", а "всего лишь две недели", — говорит СонЁн, — потерпи, и результаты обязательно будут. Так, по-моему, у тебя шнурок на левой кроссовке развязался. Повернись, я его сейчас завяжу.

— Сама, — буркает ЮнМи, нагибаясь.

— Ёксоль! — в третий раз не справившись со скользким шнурком, ЮнМи в ярости срывает с себя кроссовку и швыряет её в зал.

— И что это было? — по-прежнему флегматично спрашивает ИнЧжон, — ты хотела попасть в госпожу ПэУ? Так ты не добросила целых три метра, и вдобавок на полтора метра влево промахнулась. А за что ты так рассердилась на госпожу ПэУ?