Где-то, когда-то...

...обрушиваются на меня со всех сторон. Мягкие лучи солнца на восходе, сладковатый аромат недорогого женского парфюма, невыносимо острый вкус кимчхи по-пусански, негромкое урчание мотора "Берлинетты", пиво, цветочный отвар, кофе, снова кофе, разгорающаяся ссора двух женских голосов, золотистый небоскрёб на закате, полька Рахманинова... Снова кофе, запахи моря, запахи свежеотпечатанных на принтере бумаг, улицы в сугробах, плач скрипки, и опять кофе... И вдруг сквозь эту мешанину отчётливый шлейф фордовского "Red jasmin". Где я?

— Тебе неинтересно — а мне любопытно! — говорю я и решительно погружаюсь в рассказ.

ИСТОРИЯ 1.

...Кафедрал не очень велик и не очень стар — всего-то триста лет, можно сказать — новодел. Заходящее солнце окрашивает в розовые тона буроватый камень массивных стен собора, оранжевый кирпич квадратной башни, и весёлыми огоньками горит на позолоченной балюстраде спиральной лестницы вокруг шпиля. Конечно же, из глубины веков до нас дошла легенда о том, как главный зодчий, обнаружив, что он вместо того, чтобы сделать витки спирали по часовой стрелке, пустил их (о, ужас) наоборот, сиганул вниз с верхушки башни. И пофиг, что башню и шпиль построили через пятьдесят лет после собора...

А внутри — белые стены, позолота, тёмный лак скамей, серые плиты пола... Огромный, более 4000 труб, орган, опирающийся на двух неожиданных здесь слонов. Благородная патина на бронзе, старинная медь, неяркие огни многочисленных светильников, строгие костюмы мужчин, драгоценности женщин... Запахи пыли, старого дерева, прохладного камня... Некоторые утверждают, что запах времени именно таков . Может быть, почему бы и нет? Кто знает? Эхом отражаясь в высоких сводах, голоса, шелест материи, звуки шагов, тоны многочисленных гаджетов создают ровный негромкий гул.

Сегодняшний концерт почтила своим присутствием королевская семья. Кронпринц Фредерик о чём-то неторопливо беседует со своим отцом, консортом Хенриком Датским. Очаровательная супруга Фредерика, в девичестве Мэри Дональдсон, весело болтает с его братом, принцем Йоакимом. Сама же королева, её величество Маргрете, сосредоточенно читает что-то на экране небольшого мобильника.

Но вот уже подошло время третьего звонка, стилизованного под мелодичный звон старинных курантов. После нескольких минут ожидания публика шквалом аплодисментов встречает вышедших в алтарную зону артистов. Артистов трое. Пройдя ближе к зрителям, они встают в ряд в паре метров друг от друга.

Справа монументально застыл невысокий полноватый кореец средних лет, со значительным и строгим выражением на лице. На нём традиционный сценический наряд — чёрный фрак, белая сорочка, белая бабочка. В правой руке тёмной латунью тускло блестит труба.

В центре группы бережно держит смычок и скрипку молодая девушка-кореянка. Поскольку европеец, как правило, не может правильно определить возраст женщины из далёкой Азии, скажем сразу — ей 24 года. Строгое тёмное закрытое платье "в пол", длинные чёрные волосы украшены диадемой с розовым камнем, нежный овал лица, большие глаза. Ровные стройные ножки. (Ах, простите, уважаемые читатели, вы не можете их видеть, они скрыты платьем. Просто поверьте на слово...)

А вот девушка слева — необычна. Необычна и своеобразна. Причудливый сплав европейского и азиатского в чертах лица, задорное сочетание короткой стрижки и облика смазливого мальчишки с пленительной девичьей фигуркой... Невозможного цвета насыщенно-синие, почти фиалковые глаза, подчёркнутые крупными синими камнями в ушках — и неподвижный, отрешённый взгляд поверх голов. С длинным черным платьем с белыми вставками и открытой спиной чуть-чуть не сочетается новенькая медаль на лацкане, с чьим-то профилем и надписью "Ingenio et arti".

(Медалью "Ingenio et arti" в Дании награждаются как граждане Дании, так и иностранцы, за выдающийся вклад в науку или искусство)

Необычно и то, что синеглазая артистка не одна. Чуть отступив, её сопровождают две женщины справа и слева от неё. Одна, средних лет, повыше, в строгом форменном платье без украшений и незапоминающимся лицом, похожа на телохранителя. Вторая, чуть постарше самой синеглазки, в явно офисной униформе, напоминает секретаршу. Я понимаю ваше недоумение, уважаемые читатели: а что делают на сцене телохранитель и секретарша во время выступления артиста? Ведь им там явно не место! На самом деле "телохранителем" и "секретаршей" мы будем их называть исключительно для экономии времени. У них наверняка есть и другие обязанности, ведь довольно заметно, как они время от времени иногда касаются локтя или кисти синеглазки, направляя её движение, и как они постоянно готовы в любой момент подхватить и поддержать её.

Тем временем артисты низко кланяются публике, и выждав необходимую паузу для аплодисментов, скрываются в боковой двери. Через минуту они появляются на органном балкончике. Там трубач и скрипачка занимают свои места у пюпитров, а синеглазая артистка с помощью "телохранителя" усаживается на скамью перед пультом органа. Чуть поёрзав, она почти не касаясь проводит руками по краю второго мануала, явно запоминая своё положение в пространстве. "Секретарша" встает слева от пульта, там, где находятся переключатели регистров, и спрашивает:

— Онни, во втором и третьем концерте кто переключает?

— Давай ты, — после секундного размышления отвечает синеглазая. — Готовы? — интересуется она у остальных артистов. Получив подтверждение, синеглазка произносит непонятную фразу на никому неизвестном тут языке "ну, погнали", и берет первый аккорд.

(послушать)

...

...Уже сыграна вся программа, уже сыграны две вещи "на бис", но публика упорно не хочет отпускать артистов. Аплодисменты периодически становятся тише, и тогда отовсюду, из разных частей длинного нефа, становятся слышны просьбы: "Ave...", "Ave Maria, please!", "Ave, bitte!". "Секретарша", на минутку отошедшая от пульта к лестнице, возвращается и докладывает синеглазой:

— Онни, организаторы ОЧЕНЬ просят...

— Ну я же не готовилась! — протестует артистка, — тут даже гарнитуры нет! Вживую петь придётся, и сидя!

— Онни, они говорят, королева тоже ОЧЕНЬ просит. Говорят, пожалуйста.

— Ведь не отвяжутся, да? — обречённо и покорно вздыхает синеглазка и, с минуту сосредоточась, опускает кисти на мануал.

Гениальная вещь неизвестного в этом мире Вавилова... Мягкий величественный рокот органа бережно окутывает и укачивает негромкий и отрешённый голос певицы, и порой так трудно сопротивляться, когда они сладкой отравой просачиваются глубоко в душу. Что они будят там? Вытаскивают ли на свет невыносимую боль потери, приглушённую временем? Или безжалостно напоминают о страшном слове "никогда"? А может быть, наоборот, утешают? Или дарят последнюю, сумасшедшую надежду? Каждому — своё... Некрасиво искривив лицо, безутешно плачет немолодая женщина в элегантном вечернем платье. Её спутник растеряно держит её руку. Принц Йоаким, отвернувшись, закрыл ладонями лицо. Его брат до желваков на скулах стискивает зубы...

(ЮнМи поёт Ave Maria)

(а самой ЮнМи больше нравится этот вариант)

...В полном молчании, лишь изредка нарушаемом всхлипываниями в зале, артисты спускаются вниз с балкона и снова встают на краю алтарной зоны. Первые хлопки. Аплодисменты. Рукоплескания. Шквал аплодисментов. Овация. Распорядителю приходится несколько минут ждать возможности представить артистов.

— ... Лауреат международных конкурсов исполнителей — Ро СенЧу!

...А цветы всё несут и несут...

— Лауреат международных конкурсов исполнителей, лауреат международной премии "Грэмми" за исполнение классической музыки — Ли ХеРин!

...Несут изысканно запакованные букеты, несут корзины любых видов и размеров. А распорядитель, сделав небольшую драматическую паузу, без перечисления титулов, просто и пафосно представляет синеглазую артистку:

— ... Пак ЮнМи!!

(полтора или два года ранее)

— Подъём! ЮнМи, вставай, засоня! — Лежащая на нижней кровати КюРи, откинув одеяло, сопровождает свои слова лёгким пинком по матрасику на втором ярусе, — а то опять БоРам весь наш йогурт выхлебает!

— Онни... А почему так темно?

— Темно? Где темно? — не понимает КюРи.

— У нас. Я ничего не вижу!

— Да ничего у нас не тем... — начинает отвечать КюРи, выбираясь из кровати и вставая.

— О-о-ой! — громко восклицает она, со страхом глядя на ярко-алую кожу на лбу и щеках ЮнМи, — СонЁн, СонЁн, иди сюда скорее! У ЮнМи всё лицо воспалилось!

Встревоженная СонЁн влетает в маленькую комнату, и внимательно вглядывается в лицо младшей.

— ЮнМи, как ты себя чувствуешь?! Лицо не горит? Не саднит?

— Болит... — отвечает та, прикасаясь пальцами к щеке, — онни, я ничего не вижу!

— Я уже звоню, — говорит СонЁн, сбегав к себе за телефоном и быстро набирая номер. — Алё, господин старший менеджер Ким? Здравствуйте. Пожалуйста, простите меня за ранний звонок... Плохо ЮнМи... Воспалено лицо, и она жалуется на то, что ничего не видит... Спасибо, господин старший менеджер, мы будем ждать... До свидания...

— ...ЁнЭ-сии? Здравствуйте, простите за... Да, с ЮнМи... Воспалено лицо и что-то с глазами... Да, господин старший менеджер обещал сейчас подъехать... Спасибо, ЁнЭ-сии, ждём...

— ЮнМи, не три глаза руками, — СонЁн мягко перехватывает руки ЮнМи и отводит их от лица, — давай я помогу тебе одеться, сейчас уже подойдёт машина. Не паникуй, малыш, всё будет хорошо.

— Онни, я ничего не не вижу! Я ослепла! — с отчаянием кричит ЮнМи.

Небольшой дворик перед зданием общежития. Охранник на руках доносит ЮнМи до машины и устраивает её в кресле. ЁнЭ усаживается напротив и, держа в своих руках горячую ладошку своей подопечной, с ужасом вслушивается в её лихорадочный шёпот:

— Боженька милосердный, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... ГуаньИнь, миленькая, ГуаньИнь, пожалуйста, я не хочу слепнуть!!

...Три часа спустя. Клиника в Сеуле, кабинет заведующего глазным отделением. Присутствуют лечащий врач, завотделением, президент СанХён и мама ЮнМи.

— ...Предварительный диагноз — кератоконъюнктивит, блефарит, ожоговые поражения кожи на лбу и вокруг глаз. К сожалению, состояние пациентки не позволило провести полноценное обследование глазного дна, но собранные данные указывают также на наличие ретинита. В целом вся симптоматика очень характерна для электроофтальмии. В настоящее время госпоже ЮнМи проводится интенсивная противовоспалительная терапия... Госпожа ДжеМин, вы не хотели бы принять успокоительное? — спрашивает лечащий врач маму ЮнМи, наливая воду в стакан и протягивая его ДжеМин.