Соответствующие ли-ан-ку признаки (долихоцефалия и сутулость) в более поздних слоях обнаруживались все реже и реже, пока не исчезли совсем. Формально раса считалась вымершей — хотя велик шанс, что она просто исчезла из поля зрения археологов региона.

Дан-ку

(пометка Марии: "полудревние")

(пометка Кея: "которых съели")

Дан-ку — произошли от древнейших, но не доросли до древних, то есть являлись промежуточным звеном. Сначала они жили на южных болотах, потом ушли еще дальше на юг, пока не добрались до пояса влажных джунглей.

Там они встретили племена, у которых как раз происходило перемешивание генов ли-ан-ку (которые с длинными головами) и тетраксов (о них речь еще впереди). Дан-ку добавили в этот коктейль свои гены, в том числе улучшенный иммунитет. Гибриды стали постепенно увеличиваться в размерах, и так появилась ветвь тяжелой кости.

А спустя какое-то время один из гибридов — здоровенные людоеды — сожрал всех дан-ку (средних по величине). Вообще суффикс "ку", который применялся для обозначения исчезнувших рас, заранее намекал на печальное будущее.

Но людоеды тоже долго не протянули: их перебили данхарцы — конечно, не в качестве наказания за каннибализм, а потому, что они друг другу мешали. В джунглях должен был остаться только один.

Что касается каннибализма вообще, то увы: гуманоиды — негуманны. На первобытной Земле с этим было совсем плохо, если не сказать прямо: отвратительно. Причем как по отношению к иным расам и племенам, так и к своим собственным сородичам.

С точки зрения выживания каннибализм невыгоден, ведь в охотнике гораздо меньше мяса, чем в дичи, которую он может добыть для племени за время своей жизни. Но что, если речь идет не о здоровом охотнике, а о слабом, покалеченном, о старике, о больном ребенке? А трупы умерших? Они могли употребляться по принципу "не пропадать же добру" или даже "в знак уважения к умершему". А пленные или убитые враги?

Да, мерзко, но невозможно отрицать факты, обнаруженные при раскопках и изучении примитивных племен — в древности происходило такое, что маньяки из "ужастиков" могли бы вздрогнуть.

При этом одновременно, уже в глубокой древности возникла забота о стариках и даже инвалидах, но она вынужденно отбрасывалась, если еды не хватало и вставал вопрос о выживании.

На Земле болезнь "куру" медленно убивала людоедов, потому что специфические белки "прионы", содержащиеся в мозгу зараженного, переходили к пожирателю. Каннибал умирал не сразу и успевал оставить потомство, потому племя имело шансы выжить. Один такой народ под названием "форе" даже ухитрился дотянуть до XX века, когда стало понятно, чем и почему они болеют. Но такого рода инфекции на Земле встречались не так уж часто, поэтому большинство каннибалов могли не бояться своеобразного "возмездия за грехи".

На Визе прионные инфекции распространились гораздо шире. Некоторые варианты этой дряни передавались еще и детям от матерей, а не только с едой. Только поэтому визанцы жрали друг друга с меньшим аппетитом, а племена вроде упомянутых выше людоедов-гигантов проигрывали борьбу за существование. Мясо некоторых животных также содержало прионные белки, опасные для людей. Поэтому заразиться могли не только людоеды, плоть человека любого племени становилось потенциально опасной. К этому стоило добавить и то, что визанская флора и фауна вообще гораздо более ядовитая, чем земная. Из-за всего перечисленного местный вариант Homo Sapiens внимательнее относился к тому, что сует себе в рот. Пищевые табу возникли раньше, распространились шире и включали в себя не только запрет на каннибализм. Также эволюция визанцев гораздо интенсивнее искала пути приспособления к голоду и много, чего изобрела в этом направлении.

Было бы несправедливо считать визанцев более "добренькими" и "симпатичными" — то, что они старались не пробовать друг друга "на зуб", совсем не мешало им убивать себе подобных, в том числе уничтожать бесполезных или лишних едоков среди соплеменников — не только стариков, но и детей. Про соседние племена и говорить не приходилось — это же чистые конкуренты. А если еще и внешне сильно отличаются — тогда точно не "свои". Это сейчас между расами визанцев тишь, гладь да благодать, а их предки были теми еще расистами.

Хотя не все и не всегда. До поры до времени несколько племен могли жить мирно бок о бок. Даже людоеды. Человек — коварная дичь, шанс успеха охоты на него — 50%. Такая рискованная добыча не стоит своих калорий, лучше поохотиться на животных.

Но человек — наполовину хищник, а хищникам надо много еды. Каждому племени принадлежала обширная территория для охоты, иначе живность не успевала восстанавливать свое поголовье, и люди быстро сжирали все, что бегало, прыгало и ползало вокруг. О регулировании рождаемости в те времена было бы смешно говорить, хотя изредка и такое смешное наблюдалось. Но в основном, если условия благоприятствовали, люди быстро размножались и начинали посматривать на территории, где охотились соседи.

Тут уж вопрос вставал ребром — или мы, или они. Пусть 50%, но без еды шансы и вовсе нулевые. Конечно, пытались договариваться, определять границы территории, но... племя-то растет.

Так что вполне обычной была история, когда жили рядом мирно и не одно поколение, и молодежь уходила в соседние племена искать пару (очевидно, чтобы избежать вырождения от близкородственных браков), а назавтра вдруг — ссора, война, кровь, убийство. Учитывая предшествующий "культурный обмен", получалось, что так истребляли друг друга группы, имевшие много родственников. Как говорят биологи, самая острая борьба за выживание — между ближайшими видами и популяциями, которые живут в одном месте, едят одно и то же и, следовательно, конкурируют за одни и те же ресурсы.

Анраконцы

(подвид "древняя кость")

(пометка Марии: "белоглазы")

(пометка Кея: "баскетболисты и толстоножки")

В районе южных болот (которые тогда покрывали территорию от озера Туманов до озера Линкалой) от древнейших отделились древние.

Отделились — понятие растяжимое: сначала это были просто племена, которые оказались в относительной изоляции от остальных.

На болотах хватало всяких ядовитых тварей и опасных болезнетворных бактерий, поэтому постепенно ко всем этим радостям вырабатывался иммунитет (а у кого не вырабатывался, те, понятное дело, дохли). И вот, когда устойчивость к ядам и микробам достигла небывалых высот (у анраконцев) и чуть менее небывалых (у раконцев) тогда, можно сказать, появились новые расы и даже новая ветвь — потому, что у древнейших не было такого серьезного "апгрейда".

Но еще до того, как иммунитет достиг максимума, несколько племен покинули болота и ушли в южные джунгли. Этот народ назывался дан-ку — те самые, которых потом съели.

Анраконцы считались самой старой расой из ныне живущих. Их коричневатая или светло-серая (как гравий) кожа была настолько нежной и тонкой, что при смущении заметно розовела от прилива крови.

В книге эта естественная для светлокожих землян реакция преподносилась как нечто необычное. "Краска стыда" появлялась всего у нескольких рас из огромного множества. У остальных кожа стала слишком темной или недостаточно прозрачной. Стыдясь, они ощущали прилив крови к лицу, но заметить это со стороны было трудно. А если окружающие все-таки обнаруживали, что кто-то покраснел, это воспринималось как что-то очень забавное.

Главной отличительной чертой древних считались светлые радужки вокруг зрачков. Конкретно у анраконцев они стали совсем белыми, из-за чего глаза выглядели жутковато: посреди сплошного светлого фона — маленькие черные точки.

Древние в Столице так редки, что Кей знал только Камо и анраконцев женского пола еще не встречал. Скорее всего на улицах кто-то из них иногда проходил мимо, но Кей не обращал внимания и не запомнил. Это Мария цепким взглядом осматривала каждого встречного, мысленно измеряя все вплоть до формы черепа, наверное, у нее и статистика хоть какая-то по ним накопилась, но по современным, а в книге речь шла о древности.

Тогда основой питания анраконцев были рыбы и амфибии, то есть они являлись скорее рыболовами, чем охотниками. При добыче пищи древние использовали не столько оружие, сколько ловушки. Например, они могли выкопать небольшую заводь, оставив узкий перешеек, или, наоборот, отгородить землей и ветками естественный залив несколько метров в поперечнике. Рядом с перешейком ставили на торец какое-нибудь большое гнилое бревно и чуть-чуть вкапывали или чем-нибудь его подпирали. Через некоторое время они возвращались к этому месту, кто-то один осторожно подползал, чтобы не спугнуть добычу, и длинной палкой толкал бревно или вышибал опору. Дерево падало, окончательно перегораживая выход живности, которая заплыла покормиться на теплом мелководье. Анраконцы длинными палками били по поверхности воды — выглядело как детская забава, но в результате рыба металась и теряла силы, так что потом ее было проще поймать или заколоть острогами.

Со временем ловушки становились все более хитроумными. У древних, можно сказать, развивалась "инженерная жилка", интуитивное понимание механики и физики вообще. Поэтому в интеллектуальном плане они прогрессировали несколько быстрее, чем иные расы.

Охота на болотах носила сезонный характер. Летом, когда часть ручьев пересыхала, появлялись изолированные пруды, которые постепенно сужались и мелели. Рыба в них теснилась, и в правильно выбранный момент (пока она еще не начала дохнуть), ее можно было ловить голыми руками. Так что летом пищи было очень много. Анраконцы внимательно отслеживали такие водоемы, а иногда в меру сил способствовали их появлению — и, опять же, начинали понимать, как движется вода, как быстро высыхает и размывает дамбы и так далее.

Летняя халява продолжалась недолго, а в холодное время года лишний раз лезть в воду не хотелось. Естественно, что анраконки летом старались сделать запасы на зиму в виде подкожного сала — примерно, как медведицы. Эволюция оказала им вполне "медвежью" услугу, заметно улучшив усвояемость и накопление жиров. Мужчины такого сомнительного подарка не удостоились, и соответствующие гены оказались заблокированы, чтобы второстепенный (с точки зрения выживания) пол не слишком "объедал" своих половинок.

Поскольку перечисление вымерших рас закончилось, то на иллюстрациях вместо черепов и скелетов наконец-то появились живые люди. Но первая же картинка, иллюстрирующая внешний вид расы, сходу настраивала на совершенно ненаучный и несерьёзный лад. Она была подписана: "как парочка древних примеряла одинаковые штаны".

По размерам анраконцы превосходили землян — два метра ростом и довольно крепкие. В древности хорошее питание гарантировалось для них только летом, а в нынешних городах — круглый год. И если к этому добавить досадную склонность к ожирению у анраконок, то получалось, что в типичной семье жена покупала для себя одежду вдвое большего размера, чем для супруга. Ну а если пробовала взять такую же...

Цветная зарисовка изображала высокого мускулистого мужика и молодую бабенку ненамного ниже ростом, но с румянцем на пол-лица — таких называют "кровь с молоком". Место — возможно, примерочная в лавке, так как рядом валялся ворох какой-то одежды. На обоих остались только упомянутые штаны, которые больше напоминали трусы-семейники одинакового, но весьма солидного размера.

Физиономия мадемуазель выражала муки и страдания. Она кое-как протиснулась в эти штаны, но ткань больно перетянула пухлые ляжки и грозила порваться в любой момент. Семейники всё-таки прикрыли причинное место, но намертво застряли на середине попы. А совсем не худенький мужик пролез двумя ногами в одну штанину таких же труселей — и вокруг него еще остался запас. Придерживая "семейники" руками, чтобы не свалились, он смотрел на то, что вытворяет дамочка, и ухмылялся.

Кей мысленно представил себе Марию, пытающуюся влезть в тесное белье... и на его физиономии появилась хитрая ухмылка, подозрительно напоминавшая рожу анраконца с картинки. Женушка Кея была довольно высокой, но не настолько и принадлежала к средней весовой категории, а нарисованная древняя оказалась не только ярко выраженной "толстоножкой", но остальные части её пухлой тушки тоже вряд ли влезли бы в одежду её кавалера. С такими объёмами и ростом 190 см весила эта красотка, наверное, изрядно.

Что касается красоты — ирония была бы не совсем справедливой. Молодая девушка имела миловидное личико, фигуру даже через чур женственную, с выпуклостями, напоминавшими сочные помидорки — кожа у неё аж лоснилась. Такого рода сексуальность на Земле находила свое воплощение в статуэтках палеолитических венер, и, конечно, была на любителя. Но "любитель" как раз ухмылялся рядом — и если искать аналогии в скульптуре, то он походил на античную статую какого-нибудь силача. Мужчины и женщины древних наверняка испытывали инстинктивное влечение к разным типам телосложения — иначе как бы они размножались.

Эстет, вновь проснувшийся в Кее Льюисе, пришел к неутешительным выводам: "Если художник хотел изобразить красивую толстуху, попытка потерпела фиаско. Черты лица правильные, но эти белесые глаза и гренадерский рост... Фигура из разряда 'мечта животновода' -достоинство сомнительное. Хотя..."

Ему в голову пришла озорная идея: мысленный конкурс красоты среди инопланетной экзотики. Но с женой такой конкурс лучше не обсуждать.

Мария как-то ухитрялась одновременно ревновать Кея и подшучивать над его придирчивостью по отношению к женщинам. Он не признавал ни толстух, ни худышек, ни очень рослых, ни коротышек. То есть он мог ценить их ум или смелость, быть надежным другом и соратником, но точно не соблазнился бы кем-то из них. Кей женился на той, чья фигура воплощала его идеал, о чем он не забывал говорить ей почаще, чтобы просить прощения пореже. Ну а прочих слегка критиковал "за глаза", чтобы темпераментная и подозрительная женушка меньше ревновала. Тактика старая, как мир и почти безотказная.

Однако, даже, если ему лично кто-то не нравился, он вполне мог представить себе, что было бы, если бы его вкусы изменились в ту или иную сторону. Если бы его спросили, он смог бы четко и подробно объяснить, что и почему ему нравится или не нравится, то есть хорошо отслеживал, как работает его собственный внутренний Эстет. Получался интересный эксперимент для психолога, моделирующий разнообразные предпочтения местных мужчин. Кей даже не подумал так же оценить мужиков — экий шовинист, а, может, не только "-ист", но еще какой-нибудь "анти-" или "-фоб".

С теми местными расами, у которых женщины выглядели ближе к землянкам, всё было достаточно очевидно и неинтересно. Другое дело — экзотика, встать на место тех, кто предпочитает необычно худых или совсем маленьких и так далее. Напрашивались четыре категории или номинации: 'симпатяшки среди стройняшек', 'симпатяшки среди коротышек', 'симпатяшки среди пышек' и 'симпатяшки среди дылд'.