Ведьмина тайна

— А как давно? — уточнила я, рисуя в блокноте цветочек.

— Так третий месяц же пошел. Май, июнь...

По долгу службы я знала про все полнолуния года и хмыкнула про себя. Майское случилось на праздники, а потом начались школьные каникулы. Всё так просто, хоть не езди. Но — реклама, чтоб её...

— А про рекламу вы не волнуйтесь, — тон председателя утратил шепотливую взволнованность и стал деловым. — Мы ж тут туризм хотим развивать — он модный нынче. Этот, знаете, экологический который. Гостиницу построим, а остальное есть — и коровы, и теплицы, и озеро с рыбалкой. И легенд много страшных, — и он опять перешел на шепот: — Проклятый дом есть, с нечистью. Мертвый омут на озере. Заброшенный колодец, где призрак воет. Вы только про нас напишите так, чтоб люди приехали к колодцу или дому, а мы потом быстро их в парники определим, — добавил бодро.

Я, про себя посмеиваясь, пообещала, записала марку и номер машины председателя, и засим мы распрощались до вечера.

— Кофе? — душка-бармен возник как из-под земли и замер с разносом в двух шагах от столика.

— Спасибо, Вов, — я улыбнулась, отложив телефон.

Глядя на него, невозможно не улыбаться. Яркий уроженец Средней Азии — невысокий, черноглазый, смуглый, — он упорно красился в рыжий, но цвет всегда получался красным, плюс жесткий волос отказывался укладываться в гладкую прическу и, навощенный гелем, стоял дыбом и торчал в разные стороны. Зато его даже в "черном-черном" баре видно всегда и сразу.

Он постоянно подходил к моему столику одной и той же походкой — высоко подняв разнос, бочком, мелкими шажками, осторожно, точно пробираясь в толпе народа. Тоже профдеформация, рассудила я, понаблюдав за ним, и перестала обращать внимание.

— Приятного аппетита, — Вовчик расставил на столе тарелку, чашку и корзинку с приборами и отступил.

— Вов, а ты веришь в оборотней? — я достала из корзинки вилку. Дымящийся омлет пах божественно.

— В тех, которые в погонах? — он сунул разнос под мышку и хмыкнул. — Еще как.

— А в тех, которые зверьем оборачиваются и на луну воют? — я посмотрела на него с любопытством.

— А ты веришь в привидения? — душка-бармен легко и изящно, как танцор, крутанулся вокруг своей оси, и в темном окне замельтешили смутные тени. — А они есть. Многое в нашем мире существует независимо оттого, верим мы или нет. Оно просто есть — и ему этого хватает, — и подмигнул мне. — Мороженое минут через десять?..

Я кивнула, и Вовчик бесшумно испарился, ускользнув на кухню. И на пять минут я отключилась от реальности, с удовольствием занявшись обедом. Который исчез так же быстро, как и появился. Отодвинув пустую тарелку, я взялась за кофе и записную книжку — маленькую, потрёпанную, испещрённую адресами и телефонами. Так, Вера Алексеевна...

Когда я полгода назад улепетывала от занудства бывшего, то вцепилась в первое же попавшееся жилье — комнату, сдаваемую бабушкой, на окраине города. И бабушка, кстати, очень приличная попалась — кандидат физматнаук, интеллигентная, умная. Одно "но": восемь кошек — это перебор. Когда при моем появлении коллеги начали морщить носы, я спешно подыскала новую хату — как раз с Ягой — и очень душевно попрощалась с Верой Алексеевной, оправдав переезд утомительной дорогой до работы с края города и обратно. Наверняка она еще помнит меня.

— Вера Алексеевна? Здравствуйте. Да, эта Рада. Можете говорить, не отвлекаю? Нет, я не по поводу комнаты. Я по поводу папки, которую вы мне дали под бумаги. Помните?

— Конечно, помню, Радушка, — голос у Веры Алексеевны был тихий, тонкий. — Она же мне после ведьмы досталась. Я тогда еще в своем институте работала, и у нас всего не хватало — бумаги, канцелярии... Рассказать? По работе? А у тебя нюх на потустороннее, — восхитилась она. — Я давно рассказать хотела, да забывала.

Я открыла блокнот и вооружилась черной ручкой.

— Лет пять назад это случилось, — начала Вера Алексеевна. — Я после работы пошла в парк прогуляться. Иду по аллее — смотрю, девица под березами мечется. Дурная... Вот те крест, Радушка, ведьма она была. Высокая, знаешь, и худая-худая, как палка. На лицо вроде молодая, а волосы седые, глаза черные, безумные. И одета — вот как я в молодости. Нынче ж девицы как ходят? Не то платье, не то пояс — и ноги наружу, и грудь. А эта — в длинном темном платье, вся закупоренная. Шляпа? Нет, милая, шляпы не помню. Бумагу зато помню. Она что-то листала, а потом как швырнет... А у нас-то не хватало всего, меня ж такая досада взяла, как сейчас помню.

Придерживая левой рукой телефон, правой я рисовала. Образ женщины с безумными глазами, подбрасывающей к небу листы бумаги, вырисовывался очень четко. А меня мама хотела посвятить искусству — музыке или рисованию, и чем я только ни занималась, и каких только навыков ни имела...

— И, знаешь, сразу ветер откуда-то взялся, — продолжала моя собеседница. — Больше недели стоячая жара, а тут как налетел вихрь... И унес бумагу, всю, до последнего листочка. А ведьма что-то побормотала и ушла. А папка осталась. А добру-то чего ж пропадать. Я сначала подумала, что она наукой занимается, девушка-то. Эти... этимология, да?

— Лепидоптерология, — поправила я. — Наука о бабочках. Мой дядя по ним прётся.

— Господи, слов-то напридумывали страшных, — улыбнулась Вера Алексеевна. — То ли дело...

— ...логарифмы, интегралы, — подхватила я.

Она засмеялась — негромко, мелодично.

— А как вы поняли, что с ведьмой встретились? — я дорисовала рядом с женщиной скамейку и березы.

Ответом — неловкое молчание, и я наугад спросила:

— Приснилась?

— С неделю приходила, — призналась Вера Алексеевна смущенно. — Я же говорю, я как узнала, где ты работаешь, очень рассказать хотела... Да, Радушка, каждую ночь снилась. И всё спрашивала — про ведьм, угли какие-то, круги... Я хотела папку выбросить...

— А она вернулась?

— Три раза возвращалась. Так и не избавилась. Я же, Радушка, думала, что всё... на пенсию пора. Страшно было. Я же... даже к колдуну пошла.

— К какому? — уточнила я, перелистывая страницу с рисунком.

— К отцу Вальпургию, — пробормотала моя собеседница так тихо, что я разобрала псевдоним колдуна лишь потому, что он давно на слуху.

Фыркнула я, закрыв ладонью трубку, дабы не смущать добрую женщину. Отец Вальпургий, в "девичестве" Осип Виссарионович Манштейн, — известный на весь город православный колдун. Носит десять кило крестов, машет кадилом и тем самым всех спасает. Псевдоним выбрал, потому что именно в мифологическую Ночь ведьм, с 30 апреля на 1 мая, его на какой-то горе посетило "озарение". Вот, собственно, и всё, что прессе о нем известно. Шефа денно и нощно мечтала сделать с ним большое интервью, но колдун не давался. Объявления у нас печатал — и то хлеб.

— Помог? — кашлянув, поинтересовалась я, надеясь, что моя собеседница не расслышит иронии. Лично я этому "православному" не верила ни на грош.

— Успокоил, — застенчиво отозвалась Вера Алексеевна и явственно выдохнула. Словно и я ее сейчас успокоила, вытащив наружу эту историю. — Ведьма сниться перестала. А папка... Я ее спрятала подальше и забыла. Ведь не сразу ж поняла, Радушка, что ты именно ее взяла. Сказала же тогда — вон там лежат, бери. А ты... Нюх у тебя на потустороннее, — повторила с пониманием. — Что, тоже приснилась?

— Да, — я не стала вдаваться в подробности. — Хочу немного порыться в этом направлении. Интересно.

— Хочешь к отцу Вальпургию попасть? Дать телефон? У него номер есть особый, для проверенных клиентов.

— Может, лучше вы меня к нему запишите? — предложила я, оживившись. — Мы ему уже год звоним — бесполезно. Чует прессу.

— Конечно, запишу, — она зашуршала бумагами. — Не будем его родственницами обманывать, да? Скажу, обращается моя знакомая с той же самой проблемой. На какое время?

— На любое, — решила я. — До вторника-среды я, наверно, буду в командировке, а потом — на любое время. Спасибо, Вера Алексеевна.

— Да не за что, Радушка, — она улыбнулась. — Сообщение отправлю, как запишу. А на чаек уж и не зову. Поди всё мечешься да без выходных?

— Журналиста, как и волка, ноги кормят, — я тоже улыбнулась. — Еще раз спасибо. Да, до свидания.

Я допила остывший кофе и посмотрела на получившийся рисунок. Вот и познакомились... Гульнара. Сейчас, глядя на штриховой рисунок, я вдруг поняла, как зовут ведьму — словно кто-то шепнул ее имя. А еще меня накрыло чувством дежавю, и показалось, что мы с ней давным-давно знакомы. Точно с одноклассницей встретилась, которую лет десять не видела, но по прошлой старой дружбе хотела повстречать.

Неужто меня еще полгода назад через эту несчастную папку заколдовали и подготовили?..

— Повторить кофе? — Вовчик опять "протиснулся" к столу, поставив передо мной вазочку с мороженым и собрав грязную посуду. Глянул на рисунок и оценил: — Круто. Ты еще и художница?

— Да нет, это так... баловство, — я небрежно качнула головой. — Вов, а в магию ты веришь?

Душка-бармен отступил от стола, прищурился проницательно и мягко заметил:

— Мир полон тайн и загадок, но нам, смертным, не дано постичь и тысячной доли его чудес. Нам, конечно, хочется изучить все грани мира, но некоторые острее бритвы, и лучше к ним не подходить. Не успеешь даже понять, что нашла — не успеешь насладиться разгадкой, — как раз, и всё, привет. Понимаешь? Да, я верю в магию. И в тайную силу верю. И этой веры мне хватает за глаза, и доказательств я никогда искать не буду. И тебе не советую.

Подмигнул и опять исчез за дверью.

Я задумчиво взялась за мороженое. Бармены — они такие: всё видят, подмечают и понимают почище иных "экстрасенсов"... Мороженое кончилось еще быстрее омлета, ибо, взглянув на часы, я обнаружила, что пора закругляться. До дома за сумкой — и на электричку.

— Вов! — крикнула я, доставая кошелек. — Кофе не надо! Я побежала!

— Удачи, работяжка! — раздалось из кухни.

— Пока!

Убрав блокноты в сумку, я оставила деньги на столе и поспешила на выход, краем глаза отмечая нового посетителя. За стойкой сидел здоровенный светловолосый тип и нервно барабанил пальцами по столешнице. На меня он не обернулся, лишь сильнее ссутулился над стойкой. Я с восхищением отметила, как натянулась на широкой спине синяя майка, подумала, что по-своему права была шефа, вздохнула и помчалась по делам.

...отец Вальпургий же на горизонте. Мне бы подобраться поближе — живо возьму за горло и стрясу нужное. Когда надо, я умею быть и наглой, и настырной. А мне очень надо. Виталина Марковна обещала за интервью с колдуном премию в размере двойного оклада. В отпуск наконец съезжу — и не только в родной город к семье...

Взбодрившись, я дошла до дома, поднялась в квартиру и вытащила из шкафа собранную сумку. На случай командировок у меня и дома, и на работе "дежурили" небольшие спортивные сумки через плечо — с мыльно-рыльным, зарядным, исподним, запасным и теплым, даже летом, на всякий случай. Рассовать по внешним карманам сумки телефон и блокноты да переодеться в майку и бриджи — дело пяти минут. Плотно закрыв окна — при застоявшейся жаре внезапная гроза со штормовым ветром ни разу не внезапна, — я обошла квартиру, выключая из розеток все электроприборы.

— Я в командировке, не теряй, — привычно предупредила Ягу и ушла, тщательно заперев дверь.

Город опустел, и до вокзала я добралась без пробок и быстрее ожидаемого. Купив билет на электричку, села в зале ожидания, достала блокнот и в сотый раз изучила рисунок. Отчего-то он меня завораживал. И сейчас показалось, что не я его рисовала. Черные глаза ведьмы смотрели в самую душу — и просили, и требовали, и умоляли, и угрожали. Гульнара. Что вам нужно, в какую "западню" вы попали?.. И причем здесь некие "бабочки"?..

Задумавшись, я едва не опоздала на электричку. Спохватившись, прибежала в последний момент, нашла место и усилием воли заставила себя не трогать блокнот с рисунком. Не то опять засмотрюсь, задумаюсь и пропущу свою станцию. Но, дабы заняться полезным, я достала телефон, вылезла в интернет и с интересом прочитала несколько научных статей об оборотнях. Научных — в смысле фольклорных. Мифологии разных стран кишмя кишели легендами о всевозможных "превращенцах", но их суть сводилась к одному: некто перекидывался в зверя (на первом месте — волк, на втором — медведь, на третьем — все остальные), по своему желанию или по проклятью, и охотился (добычей на первом месте — люди, на втором — все остальные).

Просветившись, я сверилась с телефонным навигатором, обнаружила, что выхожу через одну остановку, и уставилась в окно. За оным проплывали, кутаясь в закатную дымку, длинные защитные полосы из старых тополей и пыльных кустарников. В редких просветах мелькали то клочья полей, то крыши дачных домов. И я снова подумала о теме работы — об оборотнях. И вспомнила слова душки-бармена. Они реально существуют — мы все по-своему оборотни. Все не те, кем кажемся.

Наконец объявили станцию Тихий берег, и я с удовольствием вышла из душного вагона на свежий воздух. Здесь пыльная городская жара не плавила голову, путая мысли, не прижимала ленивой усталостью к земле. И ветер пах дикотравьем и немного соляркой. И в воздухе жужжали пчелы и мухи, а не машинные моторы. И даже листья тополей шуршали иначе, чем в городе, — громче, свободнее, напевнее.

Я поправила сумку и, следуя указаниям председателя общества, перебралась через пути, прошла до конца платформы к "домику кассира" и мимо него, по тропе меж тополей к трассе. Где меня и поджидал Тимофей Лукич, дочерна загорелый, седовласый и седоусый. И несколько смущенный. А после дежурного показа моего журналистского удостоверения и привычного обмена любезностями я услышала взволнованное:

— Я уж думал, вы до нас никогда не доедете, — признался председатель, открывая переднюю дверь старого серого "мерса". — Дело-то такое, понимаете... не всякий нам поверит.

— Не волнуйтесь, разберемся, — флегматично улыбнулась я, садясь в машину.

И всю дорогу до дачного общества, краем уха слушая сплетни об оборотне, я думала о своем — о таинственной ведьме. На душе, несмотря на откровенно скучное дело "превращенца" и зловещие намеки Вовчика, было радостно и волнительно.

Да, на неизведанную территорию ступаю, да, не знаю, что меня ждет... Но рискну. Ведь жизнь, по Никольскому, глупа без риска. И правда всё же победит. А о том, как жизнь пресна и скучна до невозможности, я думаю уже полгода точно. Хватит думать. Пора делать. И не упускать шанс. Не факт, что судьба предоставит еще один.

Глава 3

Цель магии — заставить ближнего

усомниться в реальности.

Амели Нотомб "Человек огня"

После ужина я, вооружившись блокнотом и ручкой, отправилась на прогулку по садовому обществу. Оказалось, двенадцатый час ночи — самое время для сбора необходимых сведений. Дачники, наконец забыв о грядках и парниках, жарили шашлыки, выпивали после бани и были чрезвычайно расположены к общению. Особенно на сакраментальную тему.

Чтобы я не заплутала в потемках, председатель выделил мне провожатого — одного из своих многочисленных внуков. Мальчишка, названный в честь деда, бойкий и вихрастый, двенадцати лет от роду, едва мы вышли за калитку, сразу раскритиковал мой "допотопный" подход к работе.