Ведьмина тайна

Ознакомительный фрагмент!

Целиком и бесплатно текст выложен здесь: https://litnet.com/ru/reader/vedmina-taina-b120420?c=1059422

Да разве плохо верить во всё тайное?

В иллюзию, в сказку, в таинственный мир?..

Ведь это же, в сущности, самое поэтическое,

может быть, самое главное в жизни...

Вячеслав Шишков "Угрюм-река"

Пролог

...Она сидела на скамейке, невидяще глядя перед собой. Дрожащие руки сжимали пухлую, лежащую на коленях папку. Шелестела плакучая береза, небо хмурилось, и в отдаленных грозовых раскатах слышалось недавнее и насмешливое: "Вы всё выдумали. Ваша работа и гроша ломаного не стоит. Найдите более приземленную тему для защиты. Более... доказательную. Основанную не на домыслах, а на фактах".

Мимо пролетела бабочка-капустница и, покружив над дорогой, опустилась на ближайший одуванчик. Сидящая на скамейке девушка невольно подалась вперед, любуясь насекомым.

Бабочка... И — "бабочка", древнейшая и загадочная нечисть, исчезнувшая — нет, безжалостно истребленная еще стародавними ведьмами. Она изучала "бабочек" пять лет, раскапывая такие сведения, о которых не знали даже старшие ведьмы, и нашла следы — живые следы их пребывания в современном мире. И доказательства того, что не всех "бабочек" истребили. И полчаса назад на защите она с жаром рассказывала, объясняла, приводила примеры... Но ученый совет во главе с ведьмой-председательницей лишь посмеялся. Посмеялся, унизил и выставил вон — еще на пять лет. Черт, целых пять лет работы — псу под хвост...

Девушка опустила глаза и уныло потеребила края папки. У людей в смысле защиты... всё правильно. Сначала — обсуждение темы с преподавателем и ее утверждение, а потом — исследования, изыскания, написание. У ведьм иначе: находишь тему, копаешь, собираешь пару тонн дневниковых записей — где был, что нашел и узнал, какие выводы сделал. А по окончании подаешь заявку в ведьмин Круг, и в назначенное время тебя вызывают. И допрашивают, испытывают, проверяют... Выдержишь и докажешь профпригодность — примут в Круг на испытательный срок. А нет... Иди на все четыре стороны. Хочешь — бери новую тему и копай, нет — занимайся своими делами на периферии. Только истинную силу не свети. Не должно людям знать, что известные экстрасенсы — это лишь верхушка айсберга: те, в ком слишком мало колдовских сил, чтобы заниматься серьезной работой.

Работой... Девушка посмотрела на папку с отвращением. Действительно, раз захотела работать с нечистью, взяла бы тему попроще — про "пауков" или "кошек". И пусть они изучены на девяносто процентов — зато пять лет работы не зря... Поддавшись порыву злости, она отшвырнула папку и резко встала. Исписанные неряшливо-невнятным почерком листы рассыпались по колючему гравию, жалобно зашелестели на ветру. Словно опавшие древесные листья — ненужные, отжившие свое. Жалко... И хочется бережно собрать труд в папку, и... бесит до нервной дрожи.

Молодая ведьма оправила длинную черную юбку и нерешительно посмотрела на разбросанные листы. Мама всегда учила: не отступай, доказывай, не сдавайся, не будь, как все... А что в итоге? Сначала брат пошел своей дорогой, не "как все", и до сих пор выбирается из неприятностей и ищет себе применение, а теперь и ей досталось... Девушка истерично фыркнула и поспешно отерла слезы. Жарко. Душно. И в воздухе... и внутри. Обидно. Горько. Или будь как все — и встраивайся в систему, или иди своим путём... и иди один, никому не нужный. Кроме самого себя.

Кроме себя...

Записи шелестели на ветру, воздух пах летней грозой, над тенистой аллеей сплетали густые ветви старые березы. Девушка заправила за ухо светлый локон и подхватила со скамейки сумку. Решительно отерла слезы и посмотрела на разбросанные бумажные листы внимательно и задумчиво. Третьего, конечно же, не дано... Или — или. И выбирать-то не из чего, ведь выбор давно сделан. Идти своим путём. Дальше. И доказать проклятым пересмешницам собственную правоту. Для себя. И для дела. "Бабочки" — нечисть крайне опасная, и сейчас, с потерянными в давней охоте на ведьм знаниями стародавних, она опаснее даже бесов. Если позволить ей возродить популяцию, мир людей так тряханет, а мир ведьм и заклинателей так огребет... Да, дело — и для пользы, и для души.

Вздохнув, молодая ведьма решительно расправила плечи. А записи... не нужны. Она и так наизусть помнит каждую строчку — и исследовательской работы, и защитной речи. Но они еще могут сослужить службу. Даже увядшие осенние листья приносят пользу. И защитная речь...

— Летите, — прошептала девушка и сдула с ладони порыв ветра. — Ищите добрую душу. Того, кто поймет — кто захочет понять. Кто разберется. Кто умеет искать и не сдаваться. Найдите нужные руки... если мне понадобится помощь. Чтобы узнали. Чтобы нашли. Чтобы помогли. Летите!

Ветер захлопал бумажными крыльями, с шуршанием подхватываясь с гравийной дорожки и устремляясь ввысь, к хмурому небу. И ведьма тихо повторила им вслед:

— Летите...

Если бы ей поверили, она бы не стала так рисковать. И в глубине души надеялась изучать тайны объявившихся "бабочек" под присмотром опытной наставницы, но... Просить Круг о помощи бессмысленно. Опять высмеют. Теперь за помощью и наставничеством можно обратиться лишь к тем, кто давно идет своим путем или знает больше ведьм Круга — к отступникам. Или, сводя риск к минимуму, к бывшим отступникам. И у нее есть, чем заплатить за помощь. И пропади всё пропадом. Живем один раз, и не для выдающихся ли дел? Да, рисковых. Но... стоящих. И тайна появления "бабочек" стоит риска.

Снова загрохотал гром. Тревожно закачались на ветру березовые ветви, упали первые дождевые капли. На опустевшей парковой тропе осталась лишь старая серая папка с потрепанными завязками и крупной типографской надписью "Дело N" и неряшливо дописанными "1", "бабочки", "защита" и витиеватой подписью-именем.

Впрочем, на тропе она лежала недолго.

— Ох уж эти ученые... — качнула головой пожилая женщина, поднимая папку. Прочитала и заворчала: — Бабочки... Эти... этимологи доморощенные, и всего-то у них много, и времени, и денег, добром-то разбрасываться... — Она повертела в руках папку, отряхнула и бережно спрятала в потрепанный портфель.

И поковыляла прочь, вполголоса ругая то "бабочковых" ученых, то "погодных", умолчавших о грозе. Ветер тревожно шуршал мелким гравием, прятался в древесных кронах. И лишь он знал о том, что молодая ведьма уже ступила на тропу беды — одна заговоренная бумажка попала по назначению.

Маленький лешак, обитающий в парке и доселе притворявшийся березовой веткой, сжимал в сучковатых лапках исписанный лист и не знал, что с ним делать.

Часть 1: Письма из прошлого

Глава 1

Если хочешь, чтобы волшебство вошло в твою жизнь,

откажись от своих защитных приспособлений.

Ричард Бах "Мост через вечность"

" — И последний вопрос — магия существует?

— Несомненно. И дело даже не во внешних ее проявлениях вроде любимых писателями-фантастами огненных шаров или ледяных молний. Заклинания и проклятья — разумеется, выдумки, которые приукрашивают текст и наполняют фантастику красивыми деталями и картинками. Магия нашего мира — иного толка. Это совпадения и случайности, которые сводят совершенно незнакомых и разных людей и становятся началом доверия, дружбы и любви. Это вера, спасающая от отчаяния. Это, в конце концов, солнечный свет, чьи лучи поутру будят вас и дарят отличное настроение. Конечно, магия существует. И имеющий глаза да увидит".

Я с облегчением поставила точку в последнем предложении, выключила диктофон и сняла наушники. Быстро пробежалась по тексту, подбирая опечатки, и сохранила документ в корректорской папке. Всё, мавр сделал свое дело, добавив развлечения выпускающей бригаде в лице взмыленного корректора, очумелого верстальщика и всегда потрясающе энергичной и бодрой редакторши. Шефа, как обычно, бегала по офису из кабинета в кабинет, громко стуча каблуками и повторяя волшебное слово "дедлайн", вернее, "шустрее, мля, дедлайн!..". Но меня оно уже не касается.

Каблуки шефы замолчали на пороге моего кабинета, сменившись громогласным:

— Рада, где фотки?

Ой... Я очнулась и полезла в сумку за фотоаппаратом.

— Завтра в десять утра планерка, — напомнила она вредно.

Завтра — суббота!..

— Помню, — я вытащила из фотоаппарата карту памяти, пробурчав: — Только смысл приходить...

У начальницы был отличный слух на то, что слышать необязательно.

— Не поняла... — протянула она многозначительно.

Я сглотнула. Ну-с... Давно ж хотела пожаловаться... И, опустив глаза, я пробормотала:

— Опять мне достанется самое сложное, стрёмное и нервное...

...о котором надо неделю договариваться, а потом гонять по деревням да пригородам, убивая все выходные на дорогу и писанину. И таких заданий — штук пять на две недели. А заплатят — как тем, кто сидит в офисе и рерайтит, тупо переписывая на свой лад найденное в интернете.

— А разве тебя заставляют брать неудобные темы? — удивилась шефа очень искренне. Даже про дедлайн забыла.

Я кашлянула, с интересом рассматривая клавиатуру. Как объяснить-то, что когда на планерке все молчат, а на тебя поверх модных очков в упор смотрят строгие начальственные глаза, отказаться невозможно? А уж когда строгий взгляд дополняется съемной квартирой, нестабильным гонорарным заработком и перманентной дырой в кармане...

— Рада? — вкрадчиво напомнила шефа.

Я струсила. Снова. Пять лет здесь работаю (не считая двух лет практики), штатный сотрудник, но когда нужно заявить о своих правах, только испуганно заикаюсь. Видно, вся наглость, без которой журналисту не состояться, уходит на окучивание клиентов... Да и редакторша, Виталина Марковна, подавляла одним своим присутствием. Высоченная — за метр восемьдесят плюс каблуки плюс пепельный шиньон, габаритная — бывшая волейболистка. Нет, это, конечно, мою трусость не оправдывает, но...

— Да так... — пробормотала я смущенно. — Устала просто, два месяца без выходных...

И вот тут-то намекнуть на недельку отгула... Ну, на два-три дня хотя бы. Журнал выходит раз в две недели, и первые пять рабочих дней журналисты пинают балду — сидят в соцсетях, обсуждают тряпки и праздники, сплетничают в курилке. А в пятницу, равно за неделю до сакраментального дедлайна, в кабинет заходит Виталина Марковна, изучает наши вытянувшиеся лица и многозначительно говорит: "Ну и-и-и?.." И работа закипает.

— Иди домой, — смилостивилась шефа, наконец перестав сверлить меня требовательным взглядом. — Завтра на планерке поговорим.

И, прихватив флеш-карту, она энергично уцокала в кабинет верстальщика. Я уныло посмотрела ей вслед. С восьми утра на ногах — и откуда столько сил?.. И идеальный макияж, и на юбке с блузкой — ни пылинки, ни складочки... Спортивное прошлое или удачный новый любовник? Ай, и черт с ним. Домой и спать.

Собрав сумку и спрятав в тумбочку редакционную технику, я выключила компьютер, оправила платье и пошла на выход. Длинный коридор, вестибюль с красочным баннером "ЭкзоТерра" — ваш путеводитель по мистическому миру!" и лифт. Нажав на кнопку вызова, я устало прислонилась к стенке. В одном сегодня повезло — собеседник попался приятный. Обычно приходилось общаться с напыщенными колдунами-экстрасенсами или чокнутыми гадалками, которые находили на мне то порчу, то венец безбрачия, то еще какую-нибудь дрянь. Само собой, мифическую. Профдеформация в чистом виде. Если не предскажешь гадость даже журналисту — день прошел зря. А сегодня с утра был чудесный дядечка-парапсихолог, изучающий колдовскую братию. Мы и косточки "чародеям" перемыли, и поржали, и интервью получилось хорошее.

В лифте я опять обругала себя за трусость и бесхребетность. Мрачно посмотрела в зеркало, пригладила русую "лесенку", торчащую во все стороны, и скривилась. Типичный офисный планктон. Устало-зашуганное выражение серо-зеленых глаз, бледная, несмотря на середину солнечного лета, морда лица, строгое бежевое платье-футляр с юбкой по колено — у шефы был бзик по дресс-коду. Спасибо, что из-за жары колготы отменила... Но каблуки требовала. Особенно с меня. Смотрела сверху вниз и зычно кричала: "Рада, еще десять сантиметров, а то ж тебя не видно!". А шиш. Пять — максимум, и то в офис, тайно заначив в сумке балетки. Побегала я однажды после дождя по садам-огородам одной деревенской знахарки на десятисантиметровых "шпильках", вернее, босиком да по поздней весне...

Спустившись на первый этаж, я кивнула охраннику и вышла из подъезда на улицу. Пять минут ходьбы, десять остановок на троллейбусе — и я почти дома... Или — час пешком. Заодно и до бук-кроссинга наконец доберусь, а то свихнусь скоро на текстах о паранормальном.

Движения в моей работе хватало, но — хоть на нормальных людей посмотрю. Вот где она скрывается, жизнь. В оживленной беготне по магазинам перед "загородными" выходными. В километровых пробках и сигналящих машинах, рвущихся на дачи и пляжи. Пыльный и раскаленный город, разомлевший от жары, дремлющий пять рабочих дней, по пятничным вечерам просыпался, стряхивая сонливость, и мчался вперед, убегая от самого себя.

Я перешла через дорогу к остановке, терпеливо отстояла очередь в киоск за мороженым и, уплетая "Фруктовый лед", отправилась к парку. Там, в тени старых плакучих берез, у дальнего входа, стоял шкафчик, куда приносили ненужные книги. Чаще всего одноразовые детективы или современные любовные романы, но иногда и классика попадалась. А мне, имеющей в наличии съемную квартиру, чрезмерно обрастать книгами не с руки.

Дверца шкафчика — склада ненужных книг была призывно приоткрыта. Додумались же... Притащили в центральный парк старинный сервант с покосившимися дверцами, треснутыми стеклами и скрипучими ящиками, пристроив его в тени берез. И дополнив "композицию" двумя креслами — массивными, продавленными и неудобными, но атмосферными. Осенью шкафчик, запорошенный желтой листвой, смотрелся особенно креативно, и у него постоянно толпились с фотоаппаратами туристы, ролевики в бальных платьях и бронированных корсетах да прочие брачующиеся. А сейчас — никого.

Так, Донцова, Шилова, Бушков... Пушкин. Я сняла с полки потрепанный темно-коричневый томик, заглянув за обложку. Сказки. И на сто двадцать третий раз с удовольствием прочитаю про дуб и Лукоморье, да. Сунув книгу в сумку, я мельком глянула на остальные и осторожно прикрыла дверцу шкафчика. Сервант украшал сквер уже третий год, и народ с тех пор спорил, когда он развалится от сырости и опередит ли кресла. Но шкаф всем назло гордо чернел из-под низких березовых ветвей, что наводило особо впечатлительных на осторожное "заколдованный?..". И всё может быть...

Зазвонил телефон. Я достала мобильник, посмотрела на номер и сбросила вызов. Бывший. Стандартно звонил по пятницам и жаждал общения. И иногда я тоже этого хотела. А потом вспоминала, почему ушла, и сбрасывала звонок. Всем он был неплох... кроме того, что ненавидел мою работу и обожал командовать. А я без статей и интервью не представляла жизни. И любила самостоятельность. Сидеть в офисе среди скучных и постных рож коллег? Или варить дома борщи? Нет уж.

Я с детства мечтала о журналистике, и отнюдь не о "культурной" или "социальной". Но "криминальной" боялась, в "экономической" и "политической" ничего не смыслила, и экшеновое "колдовство" меня вполне устраивало. Еще бы выходные иногда случались... но это фантастика. И сойтись с бывшим во взглядах на совместную жизнь — тоже. В свое время мы здорово друг друга выручили: он меня — с жилплощадью, пока я училась и набиралась опыта, а я его — с почти бесплатной раскруткой "квестового" бизнеса через дружеские и редакционные связи.

Без сожаления отключив телефон, я неспешно побрела домой. Да, наверно, для этого мы и встретились. А потом "выручка" исчерпала себя, а походящей замены ей сходу не нашлось. А к счастью или нет, я определиться не могла. Это всегда зависело от количества денег на счету и степенью хронической усталости с депрессивным "всёдостало". Пока первого было стабильно мало... и второго тоже. Наверно, когда второго будет много... но при моей работе это снова фантастика. С колдунами не соскучишься.

По дороге я заглянула в магазин и отстояла еще одну очередь — на сей раз из припозднившихся "шашлычников". Расплатилась за "сухой паек" занятого человека (молоко, блины, пельмени...) и побрела домой. Я, конечно, иногда готовила — мама вбила привычку питаться "правильно", — но чаще обходилась субпродуктами. А то приготовишь, уедешь на день в деревню к знахарке и застрянешь там на неделю, конспектируя бесконечные истории про наговоры, призраков и чупокабр. Надоело выбрасывать пропавшее.

Июльский город тонул в горячем закатном золоте — густом, липком и тягучем, как подтаявшая карамель. В пыльном воздухе, наполненном шумом машин и радостным гомоном сбегающих за город людей, лениво, точно медузы на мелководье, плыли крупные хлопья тополиного пуха. Суровые монументальные "сталинки", выстроившиеся вдоль гудящего проспекта, совершенно не давали тени, как и обрезанные, едва опушившиеся шарики тополей. И заходящее солнце жарило, иссушало, выпивало последние силы. Невыносимый зной стоял уже почти месяц, и никакого намека на дождь...

До дома я дошла, обливаясь потом и жалея, что не выбрала троллейбус. Ненавижу городскую жару — вообще дышать нечем... Свернув меж двух "сталинок" в свой проулок, я пересекла детскую площадку и с облегчением нырнула в тень дома. Ура... Душ, холодный чай и спать. Завтра... планерка.

Заползти на четвертый этаж, нашарить в забитой блокнотами сумке ключи и зайти в душную квартиру — дело десяти минут. Длинный коридор с обшарпанными обоями, буквой "г" уводящий на кухню, и единственная комната с разрисованными стенами. Собственно, из-за обшарпанности и рисунков мне и сдали хату недорого. Очень недорого.

Поставив пакет на пол и разувшись, я заглянула в комнату и привычно поздоровалась:

— Привет, бабуля.

Злющая Баба-Яга, намалеванная поверх старых светлых обоев, гордо промолчала. Огромный нос картошкой, крохотные глазки-жуки, лицо — печёное яблоко, острый, выдающийся щетинистый подбородок, сухо поджатые губы, сгорбленная фигура, лохмотья платья, тёмная косынка, повязанная "ушками" над шишковатым лбом. И, само собой, метла, которой бабка замахивалась на некоего невидимку. А рядом — и избушка на курьих ножках в дремучем лесу, и дуб с черным котом и русалкой, и сундук с яйцом Кощея, и царевна-лягушка с золотой стрелой в пасти, и пенек-леший.

Да, яркое и красочное Лукоморье — на всю стену. Внуки хозяйки рисовали. А потом дочь забрала ее к себе, а квартиру сдали — не сразу из-за страшной Яги. Но да я не привередливая. Заодно сказала хозяевам, что мне вполне хватит пары комодов и дивана с креслом — большую часть древней бабушкиной мебели разобрали да выбросили. Всё равно я здесь только вещи храню и сплю. Сезонные вещи под диваном, повседневное — в комодах и на кресле...

Стянув под подозрительным взглядом бабки платье, я строго заметила:

— Не подглядывай! — и пошла в душ.

Не помню, когда обзавелась привычкой беседовать с Ягой. Она, изображенная в человеческий рост, казалась такой живой и натуральной, что миг — и шагнет со стены на пол. Но это, конечно, фантастика. А тараканам, решила я однажды, не сумев побороть свою странную болтливость, надо давать волю хоть по мелочи, чтоб они не сходили с ума в рамках бесконечных "надо".

А еще я по дому скучаю, по семье, живущей в другом городе... по бабуле-ведьме и деду-колдуну. Родители-то обычные, а вот бабуля — известная гадалка. Третий год я пытаюсь раскрутить ее на интервью, но она не дается. Смеется только: дескать, нашла ведьму — одними травками да наговорами балуюсь... Но я-то помню, как она лечила меня в детстве: затемпературю, а бабуля по головке погладит, на ночь поцелует, и утром просыпаюсь — хвори и в помине нет. А дед мысли читает, и ничего от него не скроешь.

Помню, лет в десять я спросила с надеждой, не наследуется ли магия. И тогда-то мне и раскрыли "страшную" семейную тайну: мой папа не родной их сын, а приемный. Я расстроилась — но не из-за крови, очень уж любила дедов, а из-за "ненаследственности" силы. И особенно в юности переживала, когда симпатичного парня приворожить хотелось или мысли преподавателя на экзамене прочитать, чтобы билеты не зубрить. А потом поработала с оравой колдунов, магов, чародеев, шаманов, ведьм, ведуний, ворожей и прочих экстрасенсов да решила: ну ее, магию эту. Человеком быть спокойнее. Призраки не шастают, озабоченные "проклятьями" придурки жить не мешают...

Сходив в душ, я переоделась в домашнее, разобрала покупки и настрогала салат, обдумывая простейший план на завтра — редакционный слет и, если повезет, хотя бы не очередная командировка в очередную глушь. Шефа страсть как любила нарыть некую ведьму в деревеньке-три-дома за пятьсот километров от города и заслать меня туда. Хорошо, разрешала подсобный материал собирать в отдельные статьи да командировочные хорошие платила. И где она только брала этих "ведьм"...

Поужинав, я с чувством выполненного долга растеклась по дивану, вооружившись сказками Пушкина. Яга наблюдала за мной с привычным подозрением. Я качнула головой и заметила:

— Вслух читать не буду, извини. Устала.

Бабка наградила меня очередным хмурым взглядом, и "дискуссия" сошла на нет. Я уткнулась в "Руслана и Людмилу" и через пять минут уплыла в мир сказки. Ровно до десятой страницы, где нашелся сложенный гармошкой лист формата А3. Которого прежде в книге не было... или мне пора в отпуск, раз упускаю столь очевидные вещи.

Сев, я положила томик на колени и осторожно взяла лист. Порой люди отдают книги, не проверяя их содержимое, а прежние читатели прячут в них и деньги, и дневниковые заметки, и понравившиеся цитаты, и второпях написанные стихи. И иногда попадались весьма занимательные записи. Я даже одно время их собирала — просто так, из чувства коллекционирования, присущего всем людям. Слишком часто попадались — жалко выбрасывать. И они до сих пор ездят со мной, сложенные в старую папку, найденную в первой съемной хате.

С развернутого листа на книгу ссыпалась мелкая труха, слабо пахнущая сушеными березовыми листьями. Чернила выцвели, став бледно-серыми, а почерк — такой страшный... Даже моя мама-врач писала разборчивей. Прищурившись, я с трудом разобрала несколько слов — "работа", "цель" (или все же "цепь"), "три года", "бабочки"... Слово в шапке листа явно означало "введение". Видать, в какую-то научную работу. По бабочкам.

Я прищурилась. Однако — почерк. Он показался странно знакомым. Несмотря на уйму модных девайсов, журналисты по старинке пользовались блокнотами, а на стажировке мне постоянно приходилось расшифровывать чужие записи — и диктофонные, и бумажные. И память на почерки выработалась отменная. Где-то я видела подобные каракули. На одной такой же забытой в книге странице с заметками?..

Поборов лень и расслабленность, я встала и пошла к комоду. В среднем ящике я хранила бумаги — диплом, договоры и гору блокнотов с привезенными из командировок описаниями символов, ритуалов и прочего. Который год собираюсь разобрать информацию и сделать цикл статей... но на праздничных каникулах я всегда уезжаю в родной город, к семье, а потом руки не доходят.

Папка нашлась под блокнотами, но открывать ее я не стала. Неряшливый почерк на папке — абсолютно нечитабельные имя и дата, трудноразличимое слово "бабочки" — один в один с тем, что на альбомной странице. Бывают же совпадения... Повертев лист и разобрав еще несколько слов научной направленности, я убрала находку в папку, а папку — в ящик комода. Забавно. Будет время — постараюсь прочитать. Хотя — кого я обманываю? Свободное время — да, это фантастика. Снова. В моей жизни ее навалом и без колдунов.

Сходив на кухню, я отряхнула над мусорным ведром книгу, налила воды и, зевая, отправилась в постель. Переставить будильник на попозже — и до утра меня нет.

— Доброй ночи, — я улыбнулась Яге и выключила свет.

Улеглась, уткнулась лицом в подушку и мгновенно вырубилась.

Чтобы сразу проснуться — от странного звука. Сев, я огляделась, но ничего не увидела — вокруг меня плотным кольцом сомкнулась тьма. В которой не было ничего, кроме... Я шевельнулась и услышала. То, что меня разбудило. Шорох сминаемой страницы. И внутренне я сразу угадала — страницы научной работы про бабочек. Сейчас она находилась не в папке, а в моей руке.

Я невольно сжалась, прислушиваясь к шороху. И к себе. После безумных басен "колдунов" мне всякое снилось, в основном мрачное и тревожное. А в этом сне — так тихо. Уютно. Спокойно. Я не относилась к особо верующим, но после всевозможных интервью по бабушкиному совету научилась отгонять кошмары молитвами. А сейчас я только коснулась свободной рукой старого крестика и сжала теплую цепочку. Боже, пронеси мимо очередной дряни...

На полу вспыхнули свечи — одна за другой, ярко, тепло, дружелюбно. Заключая меня в круг. В первый. Во второй. В третий. А потом свет устремился к потолку... нет, к небу. Я подняла голову, наблюдая за каскадно вспыхивающими рядами свечей, и увидела Млечный путь — густую молочно-белую тропу, обрамленную мириадами сияющих звезд.

...а куда подевались квартира и диван? Откуда взялся ровный земляной пол? А важно ли это?

Каскадная стена из свечей выстроилась мини-амфитеатром, поднялась выше моего роста. Золотистые язычки дрожали, колебались, и на секунду почудилось, что из огня на меня кто-то смотрит — сотнями любопытных теплых глаз. И, наверно, чего-то хочет.

Я села по-турецки, аккуратно расправив смятый лист. Удивительно осязаемый сон — настоящий до дрожи... Мне снились подобные при сильной болезни с высокой температурой. Дико явные и натуральные. Просыпаешься после них, спрашиваешь у близких — случилось ли это, а на тебя смотрят как на идиота. Или просто больного. Дескать, нет, всё привиделось. И я снова выдохнула. Да, и теперь "видится"...

Язычки пламени шевельнулись, и я пропустила момент, когда в круге появилась... женщина. Она словно из густого мрака соткалась, ветром просочившись в освещенный круг. Длинное черное платье, густые светлые волосы по плечам, руки, сложенные на груди — и сразу бросилась в глаза ослепительная белизна кожи. А лицо я, как ни щурилась, не рассмотрела. Оно терялось в густой тени широкополой шляпы, и я ощущала лишь взгляд — изучающий, тяжелый. Свысока — даже когда я встала ей навстречу. Пришелица ростом едва ли не с мою шефу.

— Кто ты? — хриплый женский голос.

Вообще-то это мои вопросы, подумалось сразу, но я ответила:

— Рада.

— Чему рада? — переспросила она.

Я хмыкнула, расслабляясь. Подобные оказии случались постоянно.

— Зовут меня так, — пояснила я терпеливо. — Радой.

— Ведьма? — продолжила деловитый допрос незнакомка.

— Н-нет, — я насторожилась. — Журналист.

— Человек? — её голос задрожал от досады. — Без "угля"? Даже не наказанная?

— Без чего? — пришла моя очередь переспрашивать. — А зачем мне уголь? Мы в современном мире живем, с электриче...

— "Уголь", — сердито перебила меня женщина, — это средоточие ведьминой силы! Сердце магического дара! А у тебя его нет!

Я невольно попятилась. Мощь ее сердитого разочарования била наотмашь хлесткой пощечиной. Пламя свечей взметнулось к темным небесам, заискрило, затрещало, зачадило едким дымом. Но, к счастью, гнев иссяк так же быстро, как и появился. Огонь успокоился, а незнакомка ссутулилась и сдавленно прошептала:

— Господи, за что мне это... Что ж за невезенье-то... Неудача с работой, западня, а теперь еще и человек... Господи, в чём я так согрешила?..

Я собралась с духом и заметила:

— Но ведь и я могу помочь... Что за западня?

— Ты? — устало передернула плечами женщина. — Не лезь в это дело, девочка. Не надо. Ты — человек. Ты не веришь в магию, — и она подалась вперед, коснулась кончиками горячих пальцев моей щеки. — Да, ты работаешь. Вижу, где, — взор из-под шляпы обжигал, и появились глаза — жёлтые огоньки двух свечей в кромешной тьме. — Но все твои собеседники — шелуха. Сброд, возомнивший себя великими чародеями. Настоящих... ты не заметила. Да, были двое, — огоньки прищурились, — из тех, кто выгорел на работе и навсегда потерял силу. Но ты не поняла, что перед тобой настоящее. Не отличила оригинал от подделки.

— Кто? — во мне взыграл журналистский интерес.

— Неважно, — она качнула головой. — Важно, что ты не поняла. Если обычные люди проникают в тайны нашего мира... Им стирают память — иногда лишь об узнанном, а иногда всю. Не рискуй, Рада, — добавила тихо. — Ты — нелепая случайность. Выброси бумагу. И забудь, пока за тебя не взялись. Пока о тебе никто не узнал. Сделаешь?

— Но...

— Сделай, — попросила незнакомка. — Мое письмо нашло тебя — а оно искало отзывчивого, чуткого, доброго сердцем. И я не хочу быть причиной твоих бед. Я верю, что в этом мире еще остались неравнодушные... ведьмы. Или колдуны. Я найду к ним путь. Подожду, если надо. Пять лет жду — и еще потерплю. А ты живи своей жизнью. Хорошо?

Её хриплый голос обволакивал теплом, а круг свечей сжался до ощущения горячего жара за спиной.

— Сделаешь? — повторила женщина настойчиво.

— А если передать письмо? — придумала я, не желая отступать. В кои-то веки — настоящее мистическое приключение... кажется. — Если найти других, кого вы назвали выгоревшими, и...

— Нет, ничего не выйдет, — незнакомка снова качнула головой. — Письма сработают лишь в руках тех, кого они нашли. Сами. Просто выброси. Прощай, Рада. Прости за причиненные неудобства.

И она исчезла. Резко и одновременно потухли свечи, и женщина растворилась во мраке, оставив после себя лишь ощущение ожога на щеке да нервно смятый в кулаке лист послания. Я осторожно села на пол, прислушалась — и услышала. Надрывный звон — противный донельзя. Конечно же, утро. Будильник по ту сторону реальности орал как потерпевший. Закрыв глаза, я вдохнула-выдохнула, расслабилась — и проснулась.

Сев, первым делом я отключила телефон. Тряхнула головой, разгоняя дрему, и поняла, что не спала. Словно не спала. Посмотрела на хмурую Ягу и перевела взгляд на сжатое в кулаке письмо. Ну и ну... Щека, которой касалась незнакомка, горела, и, выпутавшись из простыни, я метнулась в коридор. Отвела с лица волосы и посмотрела в зеркало. На левой скуле отчетливо выделялись пунцовые ожоговые полосы. Приснилась, называется...

Вернувшись в комнату, я села на диван и расправила письмо, детально восстанавливая в памяти разговор и ничуть не сомневаясь, что эта встреча во сне — реальность. Внезапная, необъяснимая, мистическая, но случившаяся. Ибо...

Я не верю в ту магию, которую показывают по телевизору и о которой пишут тонны фантастики, но верю в то, что она есть. И все современные колдуны и ведьмы делятся на тех, кто хочет ими быть, но не может, и тех, кто может ими быть, но не хочет. Первые давали интервью с удовольствием, взахлеб рассказывая о собственной "силе". Вторые шли на контакт с неохотой, говорили осторожно и с оглядкой, взвешивая каждое слово. Первые изо всех сил хотели быть причисленными к "лику" магов, а вторые боялись, что об их способностях узнают больше положенного.

И, да, я, кажется, знаю этих двоих — настоящих. Не первый год работаю.

Повертев в руках лист и посомневавшись, я всё же сделала то, о чем меня попросили, — открыла окно и выбросила письмо. И с сожалением смотрела за его полетом, пока шальной ветер не утащил бумагу на крышу. В кои-то веки меня нашло нескучное волшебное приключение — с настоящей ведьмой, с силой, о которой я давно мечтала узнать... Да, и в тайную силу я тоже верю. Мы бегаем по порочному кругу "дом — работа — магазин — дом" и не видим дальше собственного носа. И не дано увидеть, и наверняка прячут. Но она есть. Не может не быть. Иначе мои тараканы против.

Снова зазвонил телефон — второй будильник. Отключив его и удивляясь собственной бодрости, я умылась, перекусила блинчиками и вчерашним салатом, выпила кофе. По погоде обещали за плюс тридцать, но выходной, хоть и на планерке — это выходной, и я надела короткий легкий сарафан. Накрасилась, слегка припудрила ожоги и вздохнула над туалетной водой. У шефы страшная аллергия на любой парфюм, вплоть до отека Квинке. И на разноцветную коллекцию флаконов мне оставалось только любоваться.

— Ну, до вечера, — попрощалась я с Ягой.

Обулась, подхватила сумку и зашарила в ней, ища ключи. Но первым под руку подвернулся знакомый, скромно сложенный гармошкой альбомный лист. Развернув его, я нервно хмыкнула.

Как говаривала моя бабуля, всё страньше и страньше...

Глава 2

— А драконы существуют? — шепотом спросила девочка.

— Конечно! Они определенно водятся в книгах на верхней полке.

Надея Ясминска "Чудеса на кончике хвоста"

На работу я шла медленно. Знала, что опаздываю, но не могла заставить себя идти быстрее. Я размышляла. В сотый раз прокручивала сон и утреннее чудо и понимала — судьба. Я ждала такого случая... наверно, всю жизнь. Но бабушка-ведьма отказывалась творить чудеса, дед только посмеивался и щурился загадочно, а все интервьюируемые... Да, верно незнакомка заметила, они — "шелуха". Ничего интересного. Даже сглаза, которым грозили недовольные статьей. Даже сбывшегося предсказания, самого простейшего. Но я верила, что дождусь. И вот, когда заработалась так, что устала верить и ждать... Всё, по известному афоризму, сбывается, надо только расхотеть.

Город уже проснулся — или вообще не засыпал с пятницы. Шумели машины, хлопали двери магазинов, с телефонами в руках спешили по делам прохожие, пыльным ветром расползался по улицам летний зной. А мне впервые не хотелось на работу. Переступлю редакционный порог — и ощущение волшебства сразу прикажет долго жить, погребенное под горой "надо" от Виталины Марковны. И выйду я из редакции уже без крыльев, посчитав вернувшееся письмо обыденностью. Мало того, что с прошлых планерок тьма заданий... А не отгородиться ли ими от новых, кстати?..

Но пока я шла — крылья несли. И руки чесались заняться этим делом — помочь попавшей в беду незнакомке. Ведь найти настоящую ведьму и рассказать о приснившейся я смогу. Да, переберу внимательно старые интервью, отделю зерна от плевел — проверю на всякий случай... И напишу после сумасшедшую статью — как нашла, как помогла... И пусть шефа ее потом зарубит как выдумку. У нас, людей, всё так. В чупакабр и НЛО верим, а в магию — нет. Ни первого, ни второго, ни третьего в глаза не видели, но поди ж ты. Как телепиар расставил приоритеты... А может, и не зря именно так и расставил, скрывая истинные чудеса.

На работе я впервые проигнорировала строгий и порицающий взор шефы из-за модных красных очков. Даже два взгляда. Один — из-за опоздания на полминуты, второй — из-за сарафана. Заглянув в конференц-зал, где у интерактивной доски, вооруженная распечатками и длинной рыжей линейкой, царила Виталина Марковна, и обнаружив лишь одно свободное место в углу, я мышью прошмыгнула мимо коллег и уселась на стул.

Шефа, наградив меня третьим красноречивым взглядом, начала вещать. Новые темы на следующий номер, подбор "хвостов" по старым заданиям, статистика продаж "киосочной" розницы, ежемесячной подписки и опта, нагоняй рекламщикам, пистон журналистам... И всё это было так обыденно и угнетающе скучно... Слишком... предательски по отношению к ночной гостье. Что из того, о чем вдохновенно вещает Виталина Марковна, я еще не слышала, за семь-то лет под ее началом?..

Я достала блокнот с ручкой и погрузилась в недавнее волшебство. Детально описала сон, перечитала и задала себе несколько насущных вопросов: как пять лет в некой "западне" женщина обходилась без еды-воды? как не тронулась умом? а если я имею дело с сумасшедшей... то стоит ли иметь с ней дело? а если искать, то с чего начинать? при следующей "встрече" во сне поставить её перед фактом и стребовать объяснения?

— Рада?

— У меня оборотень, — не поднимая головы, ответила я, помечая в блокноте цель: сходить к женщине, у которой я полгода назад снимала комнату и нашла ту самую папку с "бабочками".

— Не поняла... — в эти два слова шефа всегда ухитрялась вкладывать бездну эмоциональных оттенков, от недоумения и ожидания ответа до провокации и угрозы.

Я, само собой, не рискнула выступать с новой темой, понимая, что на сегодня чудачеств хватит. И, искоса глянув на Виталину Марковну, объяснилась:

— Еще две недели назад вы просили съездить в садовое общество "Тихий берег" и навести справки об одном ряженом приду... об оборотне, — поправилась быстро. — Мне люди оттуда с четверга звонят и спрашивают, когда мы про них напишем. Когда мы про них напишем? — я решилась взглянуть на шефу.

В конференц-зале повисло гробовое молчание — коллеги замерли, прекратив шелестеть блокнотами, и уставились на меня, все как один. Я силой воли заставила себя не елозить на стуле. Пищи для сплетен — на неделю хватит... Я уже слышу, как они шушукаются в курилке и столовке, обсуждая мою внезапную смелость...

Виталина Марковна задумчиво склонила голову набок, нахмурилась, шевельнула губами, что-то подсчитывая, и позвала:

— Валь?

— У? — тучная начальница рекламного отдела, как обычно спала. С полуприкрытыми глазами, откинувшись на спинку стула и прислонившись затылком к стене.

В другой позе мы ее вообще никогда не видели. Даже ходила она с запрокинутой головой и шумным сонным сопением. А зарабатывала больше, чем вся редколлегия во главе с шефой. Как — загадка века.

— Позвони в это общество и раскрути их на рекламу. Сколько от них до города? Сто километров? И берег реки? Золотая жила! Скажи, без рекламы мы ни про каких оборотней писать не будем. Рада, собирайся, сегодня выезжаешь. Командировка — на неделю. И про оборотня разузнай, и легенд местных набери — чем больше полос накатаешь, тем больше мы с них стребуем рекламы. Пойдут на разворот — полоса рекламы плюс полоса событий, — и вкрадчиво переспросила: — Валентина?

— У-угу, — привычно протянула Валя и зевнула, прикрыв рот рукой.

Я выдохнула. Коллеги разочарованно зашуршали бумажками. Да, обычно самое стрёмное взваливали на меня, а тут облом... Виталина Марковна взялась за линейку и, тыча ею в свои схемы, вернулась к объяснению плана следующего выпуска. А я живо подсчитала приход-расход. За квартиру заплачено за три месяца вперед, на счету что-то есть, но командировочные все покроют и добавят... Разберусь с делами садового общества за пару дней, а потом подумаю над загадкой незнакомки. Отгул возьму, если понадобится. Или отпуск. Заслужила.

Крылышки снова затрепетали. Как давно я мечтала о журналистском расследовании реального мистического случая... Снова прокрутила мысленно сон и ощутила странное смещение реальности. То, что сейчас было настоящим, показалось сном: я смотрела на шефу и коллег точно из-за стекла. Мы находились рядом — и в то же время далеко, в разных мирах. Зато разговор с незнакомкой стал близким, словно минуту назад случился, и она до сих пор рядом, прячется в моей тени. Я улыбнулась. С детства обожаю такие моменты. И не собираюсь их упускать.

Планерка впервые пролетела незаметно. Я подождала, пока коллеги разойдутся, и пошла в свой кабинет. Народ, галдя, собирался на дачи и пляжи, а я осталась. Виталина Марковна еще должна документы подписать да наказ выдать. Рекламу же, разумеется, тоже мне сочинять — и наверняка про местные экологически чистые продукты. Мечта всей жизни...

Сев за стол, я перелистала блокнот с заметками. Да, сначала стоит поискать прежнюю владелицу папки. Может, она вспомнит, от кого ее получила. И я узнаю, как выглядела незнакомка. Если повезет. Пока это единственный след. А зовут ночную гостью, кстати о папке...

— Рада?

Виталина Марковна, несмотря на километровые "шпильки", подкралась так неслышно, что я едва не подпрыгнула. А шефа присела на край стола, нависнув надо мной и подавляя морально, всмотрелась в мое лицо и поинтересовалась:

— У тебя все в порядке?

— А... что? — я растерялась.

Уж чего-чего, а сочувствия и понимания от редакторши ждать — как дождя в нашу сибирскую зиму. Но раз в сто лет он, говорят, льется...

— Ты здорова? — терпеливо выспрашивала Виталина Марковна. — Дома всё в порядке? С квартиры не гонят? А семья как, родители? Денег хватает?

Я только растерянно хлопала ресницами.

— Странная ты сегодня, — заключила она задумчиво и прищурилась: — А не влюбилась ли?

Я густо покраснела.

— О! — лицо шефы прояснилось, и она улыбнулась: — Вот это правильно! Молодой любить надо, а не пахать круглосуточно. Мужик твой пусть пашет, а женщина любить должна и вдохновлять его на подвиги, — добавила со знанием дела и легко спорхнула со стола. — Зайди минут через десять и забери документы. Поедешь на неделю, но если раньше закончишь, то в офис не торопись. Поработай дома, — и подмигнула, — лето же.

И она энергично уцокала в свой кабинет.

Я проводила ее изумленным взглядом. Точно новый любовник и явно крутой... Потерев горящие щеки, я хмуро посмотрела в окно. Всегда стеснялась своей... неправильности. Верно Виталина Марковна говорит, о любви мечтать надо, а не о расследованиях. Но я ничего не могла с собой поделать. Мистика, скрытые стороны жизни и тайные грани мира интересовали меня больше всяческих "бабочек в животе". Хм, и тут бабочки — похоже, без них в этой истории никуда... Понять бы еще, зачем они понадобились женщине из сна... Разве что ингредиентами для зелий, коли она ведьма.

Выждав положенные десять минут плюс еще двадцать, пока шефа говорила по телефону, я заглянула к ней, забрала договоры на рекламу (Валя сама, разумеется, никуда не потащится), получила ТЗ и покинула офис — почти довольная. У меня есть еще полдня на свои дела, да. Последняя электричка до садового общества уходит в девять вечера, и на ней-то я и поеду, чтобы не потеть в вагоне-"бане" из запоздавших "шашлычников".

По дороге из редакции я вспомнила всё, что обитатели садового общества рассказывали об "оборотне". Завелся недавно — примерно с месяц, ночи напролет бродит по огородам и топчет грядки, любит засесть в кустах, подкараулить сонного хозяина участка, спешащего по нужде, и напугать страшным воем. А еще имущество портит — царапает двери и стены, заборы и лавочки. Человек двадцать мамой клянутся, что лично видели — то из кустов красными глазами сверкал, то на качели нечто темное и красноглазое качалось, то из бани впотьмах выскакивало с рычанием...

Никакой это, естественно, не оборотень. Приехал к бабушке на дачу внук и заскучал. Добыл в городе костюм аниматора — медведя или волка — да пару лазерных указок, соорудил перчатку а-ля Фредди Крюгер или Росомаха, скачал на телефон звериный рык и айда развлекаться. Не удивлюсь, если этому приколисту лет четырнадцать-шестнадцать, и особенно он любит садовую клубнику, у которой сейчас самый сезон.

Сразу домой я не пошла. Полуденная жара плавила мозг, и на полпути к дому я зашла в кафе-бар "Черный призрак" — любимое место всей нашей редакции. Утром и днем там кормили и наливали кофе, вечером и ночью — напитки покрепче, а работникам "ЭкзоТерры" — с пятидесятипроцентной скидкой, по долгосрочному рекламному контракту. И сейчас в "Призраке" вовсю гудели кондиционеры и наверняка никого не было. Тишина, спокойствие и прохлада со вкусом кофе — то, что надо для размышлений и пары телефонных звонков.

Открыв дверь под приветственное бряканье колокольчика, я с удовольствием констатировала отсутствие посетителей. А у стойки, как обычно, дежурил Вовчик — мы за глаза называли его бессмертным душкой-барменом. Бессмертным — потому что он, похоже, не ел, не спал, по нужде не отвлекался и жил на работе. Как ни зайдешь в кафе-бар — днем, рано утром, ночью, — он на месте, бодрый и готовый к подвигам. И всегда улыбчивый, добродушный, отутюженный до мельчайших швов черного галстука и белого носового платка в кармане черной же жилетки.

— Привет, Вов, — я махнула рукой.

— Доброго дня, Рад, — степенно отозвался он. — Американо, омлет?..

— ...и мороженое, — я кивнула.

— Присаживайся, — и душка-бармен, отставив чистейший стакан и открыв неприметную дверь, исчез на кухне.

Помещение напоминало черный дом из старой-древней страшилки про "Отдай моё сердце!.." Черная плитка на полу, черные панели на стенах, черный потолок с приглушенно-серой подсветкой. Большие окна, вдоль которых тянулся ряд черных же столов с черными, соответственно, диванами и стульями, тоже затонированы, и когда мимо них кто-нибудь проходил, в темных стёклах мелькали смутные призрачные силуэты. Атмосферное место. Мне здесь всегда прекрасно работалось, даже при большом скоплении народа. Искусственные призраки сразу настраивали на боевой лад.

Широкий коридор кафе-бара напоминал букву "П", и я привычно пошла вдоль стойки за угол, на свое второе "рабочее" место — туда, где находился выход с кухни, гудели кондиционеры и висела табличка о запрете курения. Лишь там по вечерам и можно было дышать, да. И едой вкусно пахло, и в туалеты в очереди никто не стоял — оные находились во втором коридоре.

Расположившись на диване, я выгребла из сумки нужные блокноты, нашла телефон председателя общества "Тихий берег" и позвонила. Думала, придется долго ждать — выходной, поди на грядках, — но он ответил сразу, как ждал. Я поздоровалась, передала пожелания шефы и уточнила день приезда.

— Да когда удобно, Рада, — голос у председателя был густой, сочный и взволнованный. — Когда электричка? В девять из города? Я вас встречу. Да, на машине. И у себя поселю. У меня есть гостевой домик. Это ж лучше, чем в гостинице. Да и нет ее у нас. Пока. Ну, и если ночью пойдете куда... Сегодня же полнолуние, понимаете? — добавил почему-то шепотом. — Да-да, всегда появляется по природе — за три дня до полнолуния плюс три дня после.

— А как давно? — уточнила я, рисуя в блокноте цветочек.

— Так третий месяц же пошел. Май, июнь...

По долгу службы я знала про все полнолуния года и хмыкнула про себя. Майское случилось на праздники, а потом начались школьные каникулы. Всё так просто, хоть не езди. Но — реклама, чтоб её...

— А про рекламу вы не волнуйтесь, — тон председателя утратил шепотливую взволнованность и стал деловым. — Мы ж тут туризм хотим развивать — он модный нынче. Этот, знаете, экологический который. Гостиницу построим, а остальное есть — и коровы, и теплицы, и озеро с рыбалкой. И легенд много страшных, — и он опять перешел на шепот: — Проклятый дом есть, с нечистью. Мертвый омут на озере. Заброшенный колодец, где призрак воет. Вы только про нас напишите так, чтоб люди приехали к колодцу или дому, а мы потом быстро их в парники определим, — добавил бодро.

Я, про себя посмеиваясь, пообещала, записала марку и номер машины председателя, и засим мы распрощались до вечера.

— Кофе? — душка-бармен возник как из-под земли и замер с разносом в двух шагах от столика.

— Спасибо, Вов, — я улыбнулась, отложив телефон.

Глядя на него, невозможно не улыбаться. Яркий уроженец Средней Азии — невысокий, черноглазый, смуглый, — он упорно красился в рыжий, но цвет всегда получался красным, плюс жесткий волос отказывался укладываться в гладкую прическу и, навощенный гелем, стоял дыбом и торчал в разные стороны. Зато его даже в "черном-черном" баре видно всегда и сразу.

Он постоянно подходил к моему столику одной и той же походкой — высоко подняв разнос, бочком, мелкими шажками, осторожно, точно пробираясь в толпе народа. Тоже профдеформация, рассудила я, понаблюдав за ним, и перестала обращать внимание.

— Приятного аппетита, — Вовчик расставил на столе тарелку, чашку и корзинку с приборами и отступил.

— Вов, а ты веришь в оборотней? — я достала из корзинки вилку. Дымящийся омлет пах божественно.

— В тех, которые в погонах? — он сунул разнос под мышку и хмыкнул. — Еще как.

— А в тех, которые зверьем оборачиваются и на луну воют? — я посмотрела на него с любопытством.

— А ты веришь в привидения? — душка-бармен легко и изящно, как танцор, крутанулся вокруг своей оси, и в темном окне замельтешили смутные тени. — А они есть. Многое в нашем мире существует независимо оттого, верим мы или нет. Оно просто есть — и ему этого хватает, — и подмигнул мне. — Мороженое минут через десять?..

Я кивнула, и Вовчик бесшумно испарился, ускользнув на кухню. И на пять минут я отключилась от реальности, с удовольствием занявшись обедом. Который исчез так же быстро, как и появился. Отодвинув пустую тарелку, я взялась за кофе и записную книжку — маленькую, потрёпанную, испещрённую адресами и телефонами. Так, Вера Алексеевна...

Когда я полгода назад улепетывала от занудства бывшего, то вцепилась в первое же попавшееся жилье — комнату, сдаваемую бабушкой, на окраине города. И бабушка, кстати, очень приличная попалась — кандидат физматнаук, интеллигентная, умная. Одно "но": восемь кошек — это перебор. Когда при моем появлении коллеги начали морщить носы, я спешно подыскала новую хату — как раз с Ягой — и очень душевно попрощалась с Верой Алексеевной, оправдав переезд утомительной дорогой до работы с края города и обратно. Наверняка она еще помнит меня.

— Вера Алексеевна? Здравствуйте. Да, эта Рада. Можете говорить, не отвлекаю? Нет, я не по поводу комнаты. Я по поводу папки, которую вы мне дали под бумаги. Помните?

— Конечно, помню, Радушка, — голос у Веры Алексеевны был тихий, тонкий. — Она же мне после ведьмы досталась. Я тогда еще в своем институте работала, и у нас всего не хватало — бумаги, канцелярии... Рассказать? По работе? А у тебя нюх на потустороннее, — восхитилась она. — Я давно рассказать хотела, да забывала.

Я открыла блокнот и вооружилась черной ручкой.

— Лет пять назад это случилось, — начала Вера Алексеевна. — Я после работы пошла в парк прогуляться. Иду по аллее — смотрю, девица под березами мечется. Дурная... Вот те крест, Радушка, ведьма она была. Высокая, знаешь, и худая-худая, как палка. На лицо вроде молодая, а волосы седые, глаза черные, безумные. И одета — вот как я в молодости. Нынче ж девицы как ходят? Не то платье, не то пояс — и ноги наружу, и грудь. А эта — в длинном темном платье, вся закупоренная. Шляпа? Нет, милая, шляпы не помню. Бумагу зато помню. Она что-то листала, а потом как швырнет... А у нас-то не хватало всего, меня ж такая досада взяла, как сейчас помню.

Придерживая левой рукой телефон, правой я рисовала. Образ женщины с безумными глазами, подбрасывающей к небу листы бумаги, вырисовывался очень четко. А меня мама хотела посвятить искусству — музыке или рисованию, и чем я только ни занималась, и каких только навыков ни имела...

— И, знаешь, сразу ветер откуда-то взялся, — продолжала моя собеседница. — Больше недели стоячая жара, а тут как налетел вихрь... И унес бумагу, всю, до последнего листочка. А ведьма что-то побормотала и ушла. А папка осталась. А добру-то чего ж пропадать. Я сначала подумала, что она наукой занимается, девушка-то. Эти... этимология, да?

— Лепидоптерология, — поправила я. — Наука о бабочках. Мой дядя по ним прётся.

— Господи, слов-то напридумывали страшных, — улыбнулась Вера Алексеевна. — То ли дело...

— ...логарифмы, интегралы, — подхватила я.

Она засмеялась — негромко, мелодично.

— А как вы поняли, что с ведьмой встретились? — я дорисовала рядом с женщиной скамейку и березы.

Ответом — неловкое молчание, и я наугад спросила:

— Приснилась?

— С неделю приходила, — призналась Вера Алексеевна смущенно. — Я же говорю, я как узнала, где ты работаешь, очень рассказать хотела... Да, Радушка, каждую ночь снилась. И всё спрашивала — про ведьм, угли какие-то, круги... Я хотела папку выбросить...

— А она вернулась?

— Три раза возвращалась. Так и не избавилась. Я же, Радушка, думала, что всё... на пенсию пора. Страшно было. Я же... даже к колдуну пошла.

— К какому? — уточнила я, перелистывая страницу с рисунком.

— К отцу Вальпургию, — пробормотала моя собеседница так тихо, что я разобрала псевдоним колдуна лишь потому, что он давно на слуху.

Фыркнула я, закрыв ладонью трубку, дабы не смущать добрую женщину. Отец Вальпургий, в "девичестве" Осип Виссарионович Манштейн, — известный на весь город православный колдун. Носит десять кило крестов, машет кадилом и тем самым всех спасает. Псевдоним выбрал, потому что именно в мифологическую Ночь ведьм, с 30 апреля на 1 мая, его на какой-то горе посетило "озарение". Вот, собственно, и всё, что прессе о нем известно. Шефа денно и нощно мечтала сделать с ним большое интервью, но колдун не давался. Объявления у нас печатал — и то хлеб.

— Помог? — кашлянув, поинтересовалась я, надеясь, что моя собеседница не расслышит иронии. Лично я этому "православному" не верила ни на грош.

— Успокоил, — застенчиво отозвалась Вера Алексеевна и явственно выдохнула. Словно и я ее сейчас успокоила, вытащив наружу эту историю. — Ведьма сниться перестала. А папка... Я ее спрятала подальше и забыла. Ведь не сразу ж поняла, Радушка, что ты именно ее взяла. Сказала же тогда — вон там лежат, бери. А ты... Нюх у тебя на потустороннее, — повторила с пониманием. — Что, тоже приснилась?

— Да, — я не стала вдаваться в подробности. — Хочу немного порыться в этом направлении. Интересно.

— Хочешь к отцу Вальпургию попасть? Дать телефон? У него номер есть особый, для проверенных клиентов.

— Может, лучше вы меня к нему запишите? — предложила я, оживившись. — Мы ему уже год звоним — бесполезно. Чует прессу.

— Конечно, запишу, — она зашуршала бумагами. — Не будем его родственницами обманывать, да? Скажу, обращается моя знакомая с той же самой проблемой. На какое время?

— На любое, — решила я. — До вторника-среды я, наверно, буду в командировке, а потом — на любое время. Спасибо, Вера Алексеевна.

— Да не за что, Радушка, — она улыбнулась. — Сообщение отправлю, как запишу. А на чаек уж и не зову. Поди всё мечешься да без выходных?

— Журналиста, как и волка, ноги кормят, — я тоже улыбнулась. — Еще раз спасибо. Да, до свидания.

Я допила остывший кофе и посмотрела на получившийся рисунок. Вот и познакомились... Гульнара. Сейчас, глядя на штриховой рисунок, я вдруг поняла, как зовут ведьму — словно кто-то шепнул ее имя. А еще меня накрыло чувством дежавю, и показалось, что мы с ней давным-давно знакомы. Точно с одноклассницей встретилась, которую лет десять не видела, но по прошлой старой дружбе хотела повстречать.

Неужто меня еще полгода назад через эту несчастную папку заколдовали и подготовили?..

— Повторить кофе? — Вовчик опять "протиснулся" к столу, поставив передо мной вазочку с мороженым и собрав грязную посуду. Глянул на рисунок и оценил: — Круто. Ты еще и художница?

— Да нет, это так... баловство, — я небрежно качнула головой. — Вов, а в магию ты веришь?

Душка-бармен отступил от стола, прищурился проницательно и мягко заметил:

— Мир полон тайн и загадок, но нам, смертным, не дано постичь и тысячной доли его чудес. Нам, конечно, хочется изучить все грани мира, но некоторые острее бритвы, и лучше к ним не подходить. Не успеешь даже понять, что нашла — не успеешь насладиться разгадкой, — как раз, и всё, привет. Понимаешь? Да, я верю в магию. И в тайную силу верю. И этой веры мне хватает за глаза, и доказательств я никогда искать не буду. И тебе не советую.

Подмигнул и опять исчез за дверью.

Я задумчиво взялась за мороженое. Бармены — они такие: всё видят, подмечают и понимают почище иных "экстрасенсов"... Мороженое кончилось еще быстрее омлета, ибо, взглянув на часы, я обнаружила, что пора закругляться. До дома за сумкой — и на электричку.

— Вов! — крикнула я, доставая кошелек. — Кофе не надо! Я побежала!

— Удачи, работяжка! — раздалось из кухни.

— Пока!

Убрав блокноты в сумку, я оставила деньги на столе и поспешила на выход, краем глаза отмечая нового посетителя. За стойкой сидел здоровенный светловолосый тип и нервно барабанил пальцами по столешнице. На меня он не обернулся, лишь сильнее ссутулился над стойкой. Я с восхищением отметила, как натянулась на широкой спине синяя майка, подумала, что по-своему права была шефа, вздохнула и помчалась по делам.

...отец Вальпургий же на горизонте. Мне бы подобраться поближе — живо возьму за горло и стрясу нужное. Когда надо, я умею быть и наглой, и настырной. А мне очень надо. Виталина Марковна обещала за интервью с колдуном премию в размере двойного оклада. В отпуск наконец съезжу — и не только в родной город к семье...

Взбодрившись, я дошла до дома, поднялась в квартиру и вытащила из шкафа собранную сумку. На случай командировок у меня и дома, и на работе "дежурили" небольшие спортивные сумки через плечо — с мыльно-рыльным, зарядным, исподним, запасным и теплым, даже летом, на всякий случай. Рассовать по внешним карманам сумки телефон и блокноты да переодеться в майку и бриджи — дело пяти минут. Плотно закрыв окна — при застоявшейся жаре внезапная гроза со штормовым ветром ни разу не внезапна, — я обошла квартиру, выключая из розеток все электроприборы.

— Я в командировке, не теряй, — привычно предупредила Ягу и ушла, тщательно заперев дверь.

Город опустел, и до вокзала я добралась без пробок и быстрее ожидаемого. Купив билет на электричку, села в зале ожидания, достала блокнот и в сотый раз изучила рисунок. Отчего-то он меня завораживал. И сейчас показалось, что не я его рисовала. Черные глаза ведьмы смотрели в самую душу — и просили, и требовали, и умоляли, и угрожали. Гульнара. Что вам нужно, в какую "западню" вы попали?.. И причем здесь некие "бабочки"?..

Задумавшись, я едва не опоздала на электричку. Спохватившись, прибежала в последний момент, нашла место и усилием воли заставила себя не трогать блокнот с рисунком. Не то опять засмотрюсь, задумаюсь и пропущу свою станцию. Но, дабы заняться полезным, я достала телефон, вылезла в интернет и с интересом прочитала несколько научных статей об оборотнях. Научных — в смысле фольклорных. Мифологии разных стран кишмя кишели легендами о всевозможных "превращенцах", но их суть сводилась к одному: некто перекидывался в зверя (на первом месте — волк, на втором — медведь, на третьем — все остальные), по своему желанию или по проклятью, и охотился (добычей на первом месте — люди, на втором — все остальные).

Просветившись, я сверилась с телефонным навигатором, обнаружила, что выхожу через одну остановку, и уставилась в окно. За оным проплывали, кутаясь в закатную дымку, длинные защитные полосы из старых тополей и пыльных кустарников. В редких просветах мелькали то клочья полей, то крыши дачных домов. И я снова подумала о теме работы — об оборотнях. И вспомнила слова душки-бармена. Они реально существуют — мы все по-своему оборотни. Все не те, кем кажемся.

Наконец объявили станцию Тихий берег, и я с удовольствием вышла из душного вагона на свежий воздух. Здесь пыльная городская жара не плавила голову, путая мысли, не прижимала ленивой усталостью к земле. И ветер пах дикотравьем и немного соляркой. И в воздухе жужжали пчелы и мухи, а не машинные моторы. И даже листья тополей шуршали иначе, чем в городе, — громче, свободнее, напевнее.

Я поправила сумку и, следуя указаниям председателя общества, перебралась через пути, прошла до конца платформы к "домику кассира" и мимо него, по тропе меж тополей к трассе. Где меня и поджидал Тимофей Лукич, дочерна загорелый, седовласый и седоусый. И несколько смущенный. А после дежурного показа моего журналистского удостоверения и привычного обмена любезностями я услышала взволнованное:

— Я уж думал, вы до нас никогда не доедете, — признался председатель, открывая переднюю дверь старого серого "мерса". — Дело-то такое, понимаете... не всякий нам поверит.

— Не волнуйтесь, разберемся, — флегматично улыбнулась я, садясь в машину.

И всю дорогу до дачного общества, краем уха слушая сплетни об оборотне, я думала о своем — о таинственной ведьме. На душе, несмотря на откровенно скучное дело "превращенца" и зловещие намеки Вовчика, было радостно и волнительно.

Да, на неизведанную территорию ступаю, да, не знаю, что меня ждет... Но рискну. Ведь жизнь, по Никольскому, глупа без риска. И правда всё же победит. А о том, как жизнь пресна и скучна до невозможности, я думаю уже полгода точно. Хватит думать. Пора делать. И не упускать шанс. Не факт, что судьба предоставит еще один.

Глава 3

Цель магии — заставить ближнего

усомниться в реальности.

Амели Нотомб "Человек огня"

После ужина я, вооружившись блокнотом и ручкой, отправилась на прогулку по садовому обществу. Оказалось, двенадцатый час ночи — самое время для сбора необходимых сведений. Дачники, наконец забыв о грядках и парниках, жарили шашлыки, выпивали после бани и были чрезвычайно расположены к общению. Особенно на сакраментальную тему.

Чтобы я не заплутала в потемках, председатель выделил мне провожатого — одного из своих многочисленных внуков. Мальчишка, названный в честь деда, бойкий и вихрастый, двенадцати лет от роду, едва мы вышли за калитку, сразу раскритиковал мой "допотопный" подход к работе.

— Щас же девайсов дофига, — втолковывал он мне с напыщенным видом. — Даже ваши диктофоны и фотики — прошлый век! Один телефон с собой взяли — и всё! Хотя, конечно, — протянул с тяжким вздохом, явно копируя деда, — ваш сотик, уж простите, отстой.

Я, слушая его вполуха, только улыбалась да по сторонам поглядывала. Тлели летние сумерки, над домами густо стелился сизый банный дым, а воздух пропитывали запахи костра и жареного мяса. И почти с каждого двора слышался возбужденный гвалт.

Обсуждали обитатели садового общества, само собой, одно и то же — оборотня. Писк сезона и гвоздь программы. Сегодня как раз полнолуние, и в каждом третьем дворе собрались тусить большой компанией всю ночь, чтобы лично отловить пушистого мерзавца и... Аминь.

Тимофей-младший всю дорогу с умным видом вещал про любимые девайсы с "офигенным звуком" и "крутыми подсветками", но я его не слушала — я находилась там, среди дачников, невидимым и очень заинтересованным слушателем. И только и строчила в блокноте, замирая у очередной ограды.

"У нас на Огуречной он все грядки вытоптал, скотина, на пяти участках, прям вот подряд!.."

"А у нас на Рябиновой ни разу не был..."

"А на Помидорную заходил, Петровна сама видала!.."

"А на Виноградной, у Макаровых, которые в синем доме, на стене такое написал, засранец!.."

Сплетни — самый легкий источник информации всех времен и народов, да. На правах рекламы.

За час с копейкой мы обошли всё общество. Стемнело, и на ухоженных аллеях зажглись яркие фонари. Остановившись под одним, я бегло просмотрела записи и перебила пацана, который пошел со своими девайсами уже на пятый или шестой заход.

— А скажи-ка, парень, ты с телефоном как быстро проведешь опрос местного населения, а?

— Э-э-э... Ну-у-у... — запнулся мой провожатый.

— Мы сейчас на какой улице находимся? — я перелистнула исписанное и открыла чистую страницу.

— На Помидорной, — послушно ответил Тимофей.

— А Петровну отсюда знаешь?

— Вот этот вот дом, — он показал на кирпичную одноэтажку рядом с нами, утопающую в разноцветных люпинах.

— А где находится Виноградная? — я начала чертить в блокноте план.

— А вам зачем? — заинтересовался мальчишка.

— Ответь на все вопросы, и я расскажу тебе, где этой ночью можно поймать оборотня, — я подмигнула. — Лады?

— Ну окей, — он недоверчиво кивнул. — Вот там Виноградная, слева от нас и Помидорной.

Через десять минут, внимательно изучая план нападений "превращенца", я пришла к двум выводам.

Первое: он ходил по окраинам, чтобы легче было драпать. Истоптал две крайние аллеи, которые упирались огородами левая в поле с травой-по-пояс, а правая — в лесок. Плюс пошуршал рядом с первым и последним участками на каждой садовой аллее, которые, опять же, кончались полем или леском.

Второе: "оборотень" не один. Их двое или трое. Один ходил исключительно по крайним улицам и всегда по клубнику. Второй огородами вообще не интересовался, лишь пугал из бани или с качелей. И кто-то — или из этих двоих, или всё же третий — написал популярное матерное слово на стене дома учительницы русского языка и литературы, причем с ошибкой в окончании, что ее крайне возмутило.

— Ну? — Тимофей пританцовывал, норовя заглянуть в мои записи. — Так где он сегодня будет?

— Допустим... — я опустила блокнот и ткнула пальцем наугад. — Здесь.

— А вот и... — мальчишка презрительно ухмыльнулся и дернулся, когда я схватила его за ухо: — Ай, пусти-и-и!..

— Попался, заяц, — я улыбнулась, второй рукой вцепившись в его плечо, — причем дважды. Думал, я ничего не смыслю в девайсах? Зато я точно знаю, кто здесь ценит "офигенный звук" и "крутую подсветку".

— Деду не говорите... — "оборотень" шмыгнул носом.

— При одном условии, — я отпустила пацана.

Он отпрыгнул в сторону и сразу же обнаглел:

— Ну и ходите тут всю ночь! Заблудитесь, и заберет вас нечисть из проклятого дома!

— А дед тогда что скажет? — хмыкнула я, подбирая оброненный блокнот. — Молодец, внучек? И по голове погладит, если провалишь задание? — и демонстративно достала из кармана бриджей телефон: — Сотик мой, конечно, отстой, но навигатор при нём, — я скопировала тон известного профессора. — Да и без него найду дорогу. Сам же мне план общества продиктовал и сказал, где мы сейчас находимся.

— Не говорите деду... — Тимофей опять сник.

— Забудь про оборотней — и не скажу, — я посерьёзнела. — А теперь слушай очень внимательно. Знаешь, к чему могут привести ваши шалости? Да-да, ваши, поди с сестренкой по огородам бродишь? Заяц, тут отдыхают пожилые люди, с проблемами со здоровьем. Выйдет бабушка ночью по нужде — вы ее напугаете — у нее случится инфаркт. Слышал о таком? Нет? Так используй свой навороченный девайс и просветись. Грубо говоря, это разрыв сердца. Смерть то есть. И полиция нагрянет, и вас в два счета вычислят. Знаешь, какая это статья Уголовного кодекса? Так открой интернет и прочитай про убийство по неосторожности для начала. Это убийство, понял? Нужны тебе такие проблемы?

Пацан опустил очи долу, нервно и с силой расчесывая левое предплечье. Я смягчилась:

— Ладно, пока ничего не скажу. Но если твой дед снова мне позвонит — не обессудь, сам виноват.

Тимофей нехотя кивнул, и я добавила:

— Пошли, дом с нечистью покажешь. Прогуляемся, проветримся... А сестренке напиши, чтоб больше ни ногой в огороды. Или это брат?

Мой провожатый только глянул искоса, достал сотовый, вацапнул послание и просительно протянул:

— А давайте не пойдем в проклятый дом, а? Там и правда нечисть. Оборотень. Настоящий. Честно-честно. Мы его когда увидели, тогда и решили... ну, тоже побыть. Немного. И взрослые поверили, — заметил осуждающе.

— Местные, — я ухмыльнулась, — им всё, что не касается огородов и рассады, в диковинку. Экшен, разнообразие и есть, о чем поговорить. Но ты подумай: оборотень — это же волк. Хищник. Зачем ему клубника?

— Оборотень — это человек, — уперся Тимофей. — Я сам видел. У него глаза еще... ну, горят. Светятся. Даже днем.

— Идём, — повторила я. — Но обманешь...

— Ну и напросились! — с затаенным торжеством фыркнул пацан. — Если чё, то сами виноваты!

Теперь я заинтересовалась всерьез. Неужто здесь обитает паранормальное?.. А то я в сомнениях, что теперь про оборотней-то писать, кроме разоблачительного и поучительно-насмешливого.

Я убрала блокнот с ручкой в сумку-кошелек, и мы пошли темными аллеями в сторону леса. Гвалт дачников поутих, лишь откуда-то слева доносились взрывы хохота. Наступал последний выходной — воскресенье, и те, кто хотел выспаться перед рабочей неделей, разошлись по постелям. Я посмотрела на часы. Ну да, время — второй час ночи.

— Дед за ночные прогулки ругаться не будет? — спросила я.

— Не, я ж с вами, — отмахнулся Тимофей. — Типа работаю.

Аллея упиралась в пригорок, поросший плакучими березами и кустами дикой смородины. В суровых зарослях виднелась широкая тропа.

— Наши тут за грибами ходят, — указал пацан. — Как раз мимо проклятого дома. Идите. А я не, не пойду.

Оттого, как резво он попятился, стало не по себе. Но и трусить — не дело. Хотела же мистики — вперед.

И я пошла. Осторожно раздвигая кусты и прислушиваясь к отдаленному смеху. В тишине бы, наверно, очканула, а так — люди рядом... И, пока топала по тропе, обратила внимание на полное отсутствие насекомых — ни комарья, ни мошкары. Интересно, чем их травят? Пока по обществу гуляли — хоть бы один комар тяпнул. Да и сверчков не слышно.

Дом я едва не прошла. Старая развалюха — времянка-сарайка — стояла, выше окон скрытая буйной малиной и смородиной, и продираться к ней впотьмах совершенно не хотелось. Над кособокой дверью тускло горел одинокий фонарь, идти от тропы — шагов двадцать... Но не в городской одежде. Исцарапаюсь. И бриджи испорчу. Попрошу завтра у председателя старые тряпки и схожу.

Приняв решение, я отвернулась от дома... и с воплем попятилась. Он стоял очень близко — в одном шаге от меня. Высоченный мужик с неопрятной бородой, а под кустистыми бровями горели нереальной желтизной прищуренные глаза с нитью зрачка.

Инстинкт самосохранения всё решил за меня, и ноги сами понесли прочь — благо, уже потом сообразила я, мужик стоял на тропе со стороны леса, а не общества. Слетев с пригорка, я пулей пронеслась мимо поджидающего Тимофея и помчалась дальше.

Пацан нагнал меня в два счета.

— Видали? — крикнул он на бегу.

Я ничего не ответила — я бежала. Подальше от... нечисти. И поближе к людям. К своей реальности. Черт...

— Сюда нам, — пропыхтел мой провожатый, схватив меня за локоть. — Да стойте вы!.. Нет его за нами!

Я остановилась, переводя дух, согнулась пополам, упершись руками в колени. Сбившееся дыхание рвалось, в левом боку кололо, спина намокла. Думала, пацан ржать будет, но нет.

— Видали? — повторил Тимофей серьезно.

— Угу, — я выпрямилась, отирая пот со лба.

— Оборотень он, — уверенно сказал мальчишка. — Мы с батей его в лесу как-то встретили, когда по грибы ходили. Он в темных очках был — ходит с палочкой, типа собирает что-то. Батя с ним заговорил, про грибные места расспросил, то да сё... А он как-то рукой сделал, вот так, — и показал, будто нос резко вытер, — и смахнул очки. Батя тогда даж меня обогнал, как вчесарил... Потом велел забыть и молчать.

— Но вы с друзьями его выследили? — я поправила сумку, убрала за уши растрепавшиеся волосы и огляделась.

Ума не приложу, где мы находимся... Вокруг — только спящие дома да шелестящие кусты.

— Агась, — важно кивнул Тимофей. — Тут же его не знают, значит, он там живет, в проклятом доме. Мы с пацанами раз подсмотрели ночью... — и он передернул плечами.

— Тоже подкрался и напугал? — предположила я. — Ладно, пошли к деду. Хватит на сегодня.

Председатель ждал нас у калитки:

— Ну что? — спросил жадно. — Видали оборотня?

Мы с мальчишкой переглянулись, и я выдала заготовленный ответ:

— Увы, — и с сожалением пожала плечами. — Сбежал, наверно, от прессы. Нас все боятся. Если завтра-послезавтра не появится... То всё.

Тимофей Лукич огорченно цокнул языком, обнял внука за плечи и, чинно пожелав мне доброй ночи, отправился к себе. А я — к себе. Рядом с двухэтажным домом председателя ютился небольшой кирпичный домишко "для детей". Молодежь-де любит уединение и отдохнуть от визга детворы, пояснил он, выдавая мне ключ.

Сразу спать я не пошла. Минут десять посидела на крыльце, бездумно глядя в небо. Полная луна закуталась в саван легких облаков, и по ним кругами расходилась яркая радуга... а мне виделись глаза. Ядовито-желтые. Нечеловеческие. И как теперь уснуть?.. А впрочем, усталость, свежий воздух, лесная прохлада вместо душного городского пекла...

Отперев дверь, я зашла в крошечную прихожую-кухню и включила свет. Всё, что было в домике, — это узкий закуток с крючками-вешалками, старым буфетом да столом с чайником у окна возле входа, дверь в ванную-туалет и узкий коридорчик, ведущий в маленькую спальню. Но мне здесь сразу понравилось. С удовольствием зависла бы на недельку.

Включив чайник, я достала из сумки полотенце с летней пижамой и сходила в душ. Вода в нагревателе уже остыла, но я не привередливая. Сполоснулась, обтерлась, оделась и вышла. И замерла на пороге. Мужик-нечисть сидел за столом и меланхолично размешивал в кружке сахар. Свет я не включала — хватало луны и дачных фонарей, и в полутьме жуткие глаза горели нереально ярко.

— Доброй ночи, Рада, — сказал он негромко и сипло, простуженно. — Не бойтесь, — добавил тихо. — Если бы навредить хотел... Вы бы даже не поняли, кто пришел, что сделал... Не надо бояться. Садитесь. Поговорим.

Я сглотнула, судорожно вцепившись в дверную ручку. Ноги дрожали и подкашивались, а мужик сидел очень... правильно — на табуретке рядом с входной дверью. И мысль о побеге через окно спальни я отмела сразу. И пары шагов не сделаю, как догонит и скрутит.

— Я, извините, покурю, — предупредил он вежливо и осторожно, не делая резких движений, полез в карман старых камуфляжных штанов, достал пачку сигарет и зажигалку, плавно встал, приоткрывая окно. И снова уставился на меня.

А я, в майке и шортиках, сразу почувствовала себя голой.

— Рада, — мужик-нечисть улыбнулся и щелкнул зажигалкой, — люди меня совершенно не интересуют... ни в каком виде. Не бойтесь. Вы правильно сделали, придя к дому. Напомнили, что я раскрылся перед людьми и мне пора уходить. Я еще месяц назад собирался съехать, но мы слишком привыкаем к одному месту — к своей территории, — добавил с нажимом, и по интонации я поняла, что это не просто слова. Это... знак. Вроде дорожного "Машины не ставить!".

И, вдохнув-выдохнув, я на негнущихся ногах подошла к столу и неловко села на табуретку напротив окна и боком к нечисти. Деваться-то некуда... Мужик, зажав дымящуюся сигарету в уголке губ, сразу встал, налил мне чаю и пододвинул упаковку печенья.

— Вы... кто? — я кашлянула и неловко взяла печенье.

— Нечисть, — он сел, затянулся и выпустил из носа струйки дыма. — Таких, как я, ведьмы называют "летучими мышами". "Нетопырями". Это... разновидность. Я с патентом, — пояснил сразу и коснулся подвески-монетки на шее, — с правом жить среди людей. Нас постоянно проверяют на адекватность, умение социализироваться и безопасность для людей.

Ведьмы. Нечисть. "Мыши" какие-то "летучие". Черт, а... Я сгрызла печенье и глотнула горячего чая, цепляясь за свою реальность, в которой я не верила ни в каких оборотней. А они есть, как мудро заметил Вовчик, и не нуждаются в нашей вере, чтобы... быть. Существовать. Они прячутся в тенях и отражениях зеркал, притворяются людьми, чтобы...

— Я не пугать пришел, — незваный гость огляделся в поисках пепельницы, не нашел и использовал вместо оной баночку с остатками меда. — И не мстить за вторжение. А поговорить. Предупредить.

— О чем? — я, забывшись, посмотрела на него, вздрогнула, встретив фосфоресцирующий взгляд, и опять уткнулась в чашку.

Он вздохнул и достал из бокового кармана штанов темные очки.

— Так легче?

Я глянула искоса и снова отвернулась. Ненамного. Ядовитая желтизна отражалась от темных стекол, озаряя небритое скуластое лицо нездоровым светом. Он снова вздохнул.

— Извините... — промямлила я.

— Ничего, — "нетопырь" поднял очки на макушку, убирая с лица длинный чуб. — Вы верите в меня — и в вероятность существования таких, как я. Это хорошо, — и одобрительно кивнул. — В семье кто-то, да? С даром. В раннем детстве вы видели волшебство каждый день, но потом выросли и забыли. Но вера осталась. И сейчас она не дает вам удариться в истерику и сойти с ума. Страшно, но с этим вы справитесь. Иначе бы я не рискнул прийти.

Я снова на глянула него искоса. Его вежливые манеры и грамотная речь совершенно не вязались с неряшливым внешним видом. Неопрятная темная борода, отросшие всклоченные волосы, линялая майка-тельяшка. Крестик, кстати, на второй цепочке, рядом с подвеской-монеткой. И вроде бы пахнуть от него должно... соответственно, а не пахло. Ничем, кроме смородины и леса.

Чай закончился, и ночной гость снова встал и ушел в ванную, чтобы набрать в чайник воды. Двигался он абсолютно бесшумно и невозможно ловко. Габаритный, занимал собой полкухни, но под его шагами ни одна половица не скрипнула, и в узко-низкие дверные проемы он просачивался гибко, как лавирующий в толпе с подносом душка-бармен.

Уютно запел чайник. "Нетопырь" сел на табурет, посмотрел на меня выжидательно, и, снова вдохнув-выдохнув, я неуверенно предложила:

— Ну, рассказывайте...

— Зря вы письмо прочитали, — ответил он неожиданным. — Зря приняли от ведьмы послание.

У меня внутри всё замерло.

— Почему? — я нахмурилась. — Потому что не мой мир и не мое дело?

— Потому что обычно в другой мир люди лезут с подготовкой — теоретической и технической, — сурово пояснил мой собеседник, доставая вторую сигарету. — А у вас ни знаний, ни... скафандра. Оберег есть, — и сильно втянул носом воздух, раздув ноздри, — волшбой пахнет. Но вряд ли он защитит от той, что присосалась пиявкой.

Я вздрогнула:

— Пиявкой?..

— Мы делим мир на три части, — "нетопырь" снова закурил, глядя мимо меня. — На три слоя. Живой мир. Мертвый мир. И мир теней. Последний — это мир, где замирают души не живых и не мертвых. Кто очень болен. Или проклят. Ведьма, которая вам явилась, проклята — застыла между жизнью и смертью. Но прежде она оставила какое-то заклятье, — и страшные глаза прищурились, точно незримую цель выискивая. — Заклятье-тропу. Письмо — это первый шаг по связующей тропе. Она узнала о вас, пришла и запомнила "адрес". Я вижу, — глаза вспыхнули живым огнем, — её в вашей тени, Рада. Дух ведьмы впился в вас. Пиявкой. А пиявки питаются кровью. И тропа проложена, и "адрес" известен, и новые письма — встречи...

Щелкнул, отключаясь, вскипевший чайник, и я невольно вздрогнула.

— Пиявкой?..

Ночной гость встал, разлил по кружкам кипяток и негромко произнес:

— Чтобы уцелеть, она будет пить ваши жизненные силы. Вы не сразу это заметите. Если ведьма не дура, то станет тянуть по капле, — грубовато объяснил "нетопырь" и снова сел на табурет, посмотрел на меня серьезно: — Уставать начнете быстрее, есть больше, болеть чаще и с последствиями. Вы беззащитны перед ней. Поверьте, — добавил мягко, — я работал с проклятыми. Знаю, о чем говорю. Вижу ее за вашей спиной. Её следы — в вашей тени.

— Опишите, — я обернулась, но, конечно, ничего не увидела, даже тени.

— Седые волосы, глаза темные, с огненными искрами — наверняка с огнём работала при жизни, — он снова прищурился. — Высокая, платье темное, кожа светлая.

— Шляпа?.. — я кашлянула. Мне стало страшно неуютно... и просто страшно, до липких ладоней и внутренней дрожи.

— Это не шляпа, — он склонил голову набок, внимательно рассматривая что-то явно видимое. — Это... память. Вернее, ее отсутствие. Она не помнит себя. На ее памяти лежит покров.

Я нервно глотнула чаю и не сразу поняла, что чая-то в кружке не было — просто теплая вода. Ну, хоть что-то... Ночной гость молчал и давал мне время — подумать, обдумать... решить, что спросить.

— Зачем вы мне это рассказываете? — я устало облокотилась о стол и криво улыбнулась: — Пожалели? Но ведь жалость не спасёт. Может, лучше не знать...

— Знание — жизнь, — возразил "нетопырь" веско. — И не в жалости дело. Негоже ведьмам лезть в дела людей. Не по закону это. Проклятая своим поступком поставила под угрозу существование нашего мира. Нельзя, чтобы люди о нас узнали. Вы должны найти хорошую ведьму и избавиться от той, что прицепилась. И забыть обо всём.

— И мне помогут? — уточнила я сухо. — Забыть?

— Да, — ответил он просто, — для вашего же блага. И я подскажу, как найти городскую ведьму. Они живут среди людей скрытно и...

Дальше я не слушала. В окне мелькнула крупная тень, а в комнату залетел ночной мотылек и маленьким истребителем спикировал на стол, уселся, сложив пушистые крылышки. Догадка была внезапной и явно верной. Бабочки... Ну, конечно... Если есть "летучие мыши"... Значит, есть и "бабочки". Это не насекомые. Это нечисть. "Бабочки" — это разновидность нечисти.

— Да, — мой собеседник смотрел, не мигая. — Это нечисть. Страшная и опасная.

— Вы умеете читать мысли? — мне опять стало не по себе.

— Не мысли, — он качнул головой. — Тени. Люди повсюду следят своими тенями, а в них — и прошлое, и настоящее. И немного будущего. Эта проклятая занималась нечистью и забралась туда, куда не следовало. "Бабочки" были уничтожены много лет назад. Так считается.

— А на самом деле?

"Нетопырь" пожал плечами и достал третью сигарету:

— Всегда есть вариант "может быть". Но от проклятой несёт незнакомой мне нечистью. Вероятно, она нашла, что искала, — он помолчал, закуривая, и хрипло добавил: — И если да — то всё. Если "бабочки" просочатся следом за ней в мир людей... быть большой беде.

— Почему? — я наблюдала за мотыльком с болезненным интересом.

— А каков срок жизни этих насекомых?

— Ну... — я вспомнила рассказы дяди-коллекционера. — От нескольких часов до нескольких недель.

— Нечисть, — заметил "нетопырь" негромко, — не зря называют так, как называют. У "бабочек" срок жизни очень мал. Но они — не насекомые, у них есть магия, и некоторые особи способны жить веками — за счет других. За счет людских жизней. Тело человека становится для них коконом, временно — на сутки-другие — заимствуется внешность. А потом они вылупляются — обновленные и полные сил, — и он рассеянно стряхнул пепел в банку.

"Веками"?.. Я с ужасом посмотрела на нечисть, и тот кивнул, подтверждая мои мысли. И добавил:

— Они изведут род людской в два счета. И мы погибнем без вашей энергии — без человеческих эмоций, питающих основу магии нечисти. "Бабочки" — это катастрофа похлеще ядерной войны. Найдите ведьму в помощь, Рада. Как можно быстрее.

— Где? — спросила я сипло.

"Нетопырь" задумался:

— Находясь среди людей, ведьмы пользуются отводом глаз — увидишь, но внешность потом не вспомнишь. И часто меняют место жительства. Одна живет за городом, но где, не знаю. А вторая — в городе. Я всегда находил ее по запаху. Она переезжала примерно раз в год. Отмечался я по весне, и у вас еще есть шанс застать ее на прежнем месте. Запоминайте...

Сумку с блокнотом я перед душем оставила на буфете и сейчас не поленилась встать и достать все рабочие принадлежности.

— Левый берег, — диктовал ночной гость, — район старый, рядом с рекой, между новым и старым мостами. От реки до дома ведьмы идти час... мне. Вам подольше. Дом — старая жёлтая "сталинка". Рядом — небольшой сквер. Подъезд первый, этаж второй, квартира — слева, первая дверь. Детской площадки во дворе нет, зато есть сломанный старый тополь.

— А в ста шагах ото льва должен быть фонтан? — невесело пошутила я.

— Ну, извините, — он развел руками. — За что купил, за то и продаю. Я не могу сейчас в городе появиться — нельзя, за городом жить положено. Не то бы завтра же с вами уехал и помог. Но, боюсь, защита ведьм не пропустит. Бросьте все дела, — посоветовал, показалось, виновато. — Всё бросьте и найдите ведьму. Это несложно.

Я записала в блокнот характеристику и, поддавшись внезапному порыву, потянулась к нечисти, схватила его за руку:

— А еще расскажите, а? О ведьмах. О нечисти. И об этих... — я вспомнила, чем меня удивила ведьма. — Об "углях". Кругах. Хоть в общих чертах! Сами же говорили, нельзя без скафандра... А придется. Вы бы не стали предупреждать, если бы я не влипла так... как влипла. Сказали "а" — говорите и "бэ", — и торопливо добавила: — Об этом я писать не буду. Никогда.

— Уверены, Рада? — "нетопырь" весело прищурился.

— Конечно, — я с сожалением отказалась от недавней мечты. — Это ж сначала санитаров вызовут, а потом, не дай бог, уволят. И век не отмоешься. Люди верят в абстрактное, возможно существующее чудо, а не в конкретное. Конкретного и реального они боятся. Это я поняла давно.

Ночной гость осторожно пожал мою руку и мягко сказал:

— Завтра. Я вас найду. Идите спать, вы уже почти сутки на ногах и плохо соображаете. Как у людей говорят — переспите с тем, что узнали. Много информации — так же плохо, как и мало.

Да, утро подкралось незаметно — небо над деревьями посветлело, погасив звезды. И, кажется, так теперь далеко привычный мир — с шефой, заданиями, редакцией, квартирой с Ягой... Так далеко, будто его и не существовало никогда, и в моей реальности всегда обреталась некая... нечисть со страшными глазами и загадочными улыбками.

Я зажмурилась, прогоняя наваждение, а "нетопыря" уже и след простыл. Минуту назад я цеплялась, как утопающий за соломинку, за его горячую руку, а сейчас сижу одна на прокуренной кухне и даже удаляющихся шагов не слышу.

Да, нельзя чтобы люди знали о нечисти. Идеальный же убийца — пришел, сделал дело и исчез, и никто ничего не видел, не слышал и не знает...

Я тряхнула головой, прогоняя глупые мысли. Если что-то сегодня и сдохло, так это мои недавние крылья с эйфорией. Слова "нетопыря" — это, конечно, только слова, неподкрепленные доказательствами... Но отчего-то в них верится. И тянуть с Гульнарой не стоит. Однозначно. Закончу дачные дела — сдам материалы и уйду в отпуск. И на поиски. И...

Витамины, пожалуй, попить не помешает...

Глава 4

Вымысел — правда, запрятанная в ложь,

и правда вымысла достаточно проста: магия существует.

Стивен Кинг "Оно"

Когда я ложилась спать, то думала, что не усну, а потом долго не могла проснуться. Открывала глаза, думала — да, одну минутку полежу и... — и снова отключалась. Не разбудило меня и время: дотянувшись до телефона, я увидела час дня, но вместо того чтобы подскочить и побежать по делам, сунула сотовый под подушку с отмазочным "еще чуть-чуть...". Деревня, свежий воздух, стресс... заботливо накопленный хронический недосып.

Окончательно меня разбудила только шефа.

— Привет, оборотня нашла? — вопросила она деловитой скороговоркой.

— Нет, конечно, — я неохотно села. — Это внуки председателя развлекались. Костюмы, детские фантазии, скука — и никакой мистики.

— Жаль, — сухо огорчилась Виталина Марковна и строго добавила: — Но ты же напишешь? Они согласились на четыре рекламных материала. Добывай истории, где хочешь. Четыре штуки в поддержку к рекламе.

— Напишу, — я вздохнула, вспоминая "нетопыря". Офигенный бы материал получился, если бы он не был столь... реально-фантастическим. Оксюморон, да. Но вчерашняя нечисть — элемент слишком реальный и слишком фантастический, и для эзотерического журнала, и... вообще.

— Две статьи на разворот сдай сегодня-завтра, а остальное прикинь по срокам сама, — велела шефа, и в этом "прикинь сама" так и слышалось "в ближайшее же время". — Когда обратно планируешь?

— Может, сегодня вечером, — я пожала плечами. — Но завтра точно.

— Хочешь — на неделю задержись, — разрешила Виталина Марковна. — Позвони завтра, если надумаешь, и оформим, доплатим. Ты давно без отпуска... но смотри сама. Отдыхай, — и положила трубку.

Я рухнула на подушку с чувством выполненного долга. "Отдыхай" прозвучало как отпущение всех грехов. И странно, что при столь подобревшей начальнице Земля еще вертится...

Подремав с полчаса, я все-таки заставила себя подняться. Вчерашние намеки нечисти не сулили ничего хорошего. Можно слепо им верить — а можно прежде проверить. А чтобы проверить, надо найти настоящую ведьму. А чтобы найти ведьму, надо развязаться с делами садового общества и хотя бы вернуться в город. Но перво-наперво нужно задвинуть на время нехорошие мысли и не придавать словам "нетопыря" столько весу... не то задавят.

Будучи по натуре существом, склонным к преувеличению, психосоматическим расстройствам и судорожным размышлениям на тему "что бы сделать..." даже тогда, когда сделать ничего нельзя, я давно приучила себя к одному спасительному заклинанию. Звучало оное просто: "Рада, у тебя съемное жилье, работать!" и на раз исцеляло любые болячки, разгоняло депрессивные мысли и возвращало жизни смысл — примитивный донельзя, зато всегда актуальный.

Умывшись и переодевшись, я закрыла домик и заметила председателя общества, копавшегося на грядках.

— Добрый день, — улыбнулся он в усы. — Выспались? Да, свежий воздух — и никакого городского стресса! Спится у нас...

...и спиться, судя по вчерашним шашлыкам, — тоже...

— Вы напишите про это — про сон хороший, — попросил председатель. — У нас у многих есть гостевые домики на участках. Берём недорого, а отдых — самое то! Но поешьте сначала. По дорожке через цветник пройдите, там летняя кухня. Жена накормит.

Я поблагодарила его и отправилась на обед. Жена председателя, полная добродушная женщина, уже расставляла тарелки. "Летней кухней" назвалась пристройка к дому — крыша-настил на подпорках да самодельный стол с длинными лавками.

— Вы, молодёжь, ни в чем-то меры не знаете, — говорила хозяйка, накладывая окрошку. — Или ленитесь так, что на работу не выгнать, только игры с сериалами на уме, или работаете на износ, света белого не видя, ни минутки отдыха не позволяете. Это ж ненормально.

Я кивала, соглашаясь, и за обе щеки уплетала свежую окрошку. Стрескала две порции и почувствовала себя человеком.

— Ужин в семь, — предупредила она, — но ежели опоздаете, голодной не оставлю. В дом заходите в любое время. Теперь-то работать пойдете? Внука выдать?

Я вежливо отказалась — пусть, дескать, носится с детворой. И, снова поблагодарив, вернулась в домик. Проветрила, прибралась и, вооружившись диктофоном и блокнотами, пошла проводить опрос. Проклятый дом, мертвый омут и свежий воздух, да.

Люди откликались по-разному: кто-то был рад за прополкой поболтать и посплетничать, а кто-то бурчал недовольно — мол, понаехали, — и нырял в парник. Но за день я успела обойти всех местных и лишь после восьми вечера, предварительно поужинав, отправилась фотографировать окрестности.

Нечисти возле проклятого дома не оказалось. Сделав пару снимков, я через лес выбралась к озеру — удивительно безлюдному. Разъезжались далеко не все — примерно половина обитателей общества отдыхала в отпуске, и жаркий день плюс теплый вечер плюс законченные дела располагали к купанию. Но нет — на озере ни души.

Я села на траву передохнуть и сделать фотографии. Озеро лежало в низине — ровный овал, в тусклой и неподвижной воде отражались облака, у берегов зеленела ряска и шумели камыши. А дальше, за озером, на неровной возвышенности рваным каре темнел лес. Я насчитала три спуска к воде с расчищенными берегами — то есть люди здесь бывали, но нечасто. Ах да, омут же мёртвый... Вроде он где-то на середине водоема находится.

Сделав пару снимков на телефон и расслабленно подышав, я с сожалением встала и отправилась искать колодец с призраком. Тропа, по которой я вышла к озеру, огибала его с двух сторон, взбиралась на холмы и убегала в лес. И именно в лесу, слева от озера, мне и посоветовали искать колодец. По слухам, там когда-то находилась деревня, но сильно разливающееся по весне озеро вынудило ее обитателей перебраться повыше — на место будущего садового общества. А деревня поросла лесом вместе с заброшенными постройками, колодцами и кладбищем.

Заброшенное кладбище на закате — романтика...

Спустившись вниз по тропе и обойдя озеро, я взобралась на холм и приблизилась к лесу. И опять отметила — никаких насекомых, ни комарья, ни вездесущих мошек. Ни, само собой, бабочек. Неужто "нетопырь" всех распугал? Спрошу, если встречу. Но в последнем я сомневалась. Наверно, не появится. Зачем нечисти объяснять то, что обычному человеку знать не положено? Предупредил об опасности — и на том спасибо.

В лесу царили влажность и закатный сумрак. Солнечные лучи пронизывали березовую чащу, вычерняя древесные стволы, замирая в неподвижном воздухе золотыми иглами (или — коридорами, по которым в наш мир проникали мириады крошечных, танцующих в теплом солнечном свете существ...).

Я шла по едва заметной тропе, вьющейся в море папоротника. И опять — никаких насекомых. Подозрительно. Помню, как в детстве с родителями по грибы ходила: травинку тронь — и над тобой уже готовое страшно мстить за растревоженный покой грозовое облако из мошкары, комарья и прочей... нечисти. А здесь... Мухоморы и земляника на прогалинах у берез. Бесконечные заросли папоротка, дикой малины и шиповника. Мелкие поганки и мох на изогнутых стволах. Слежавшиеся комки старой паутины на корявых ветках. В общем-то это "безнасекомье" — приятное исключение из правил леса, но... подозрительно. Любопытно.

Колодец нашелся минут через десять. Утопающий в колючих кустах, покрытый толстым слоем мха, с тропы он напоминал обычный холм, и если бы председатель загодя не показал мне фото, я бы прошла мимо. Тем паче обещанного воющего привидения не наблюдалось. И не слышалось.

Раздвинув ветки, я с интересом заглянула в колодец. Крышки не было, и из вязкой тьмы пахло гнилой сыростью. Камень внутри тоже порос толстым слоем мха, и кроме оного я ничего не увидела. А услышала только когда сама, шалости ради, громко ухнула — и ответило мне лишь эхо.

Прислушавшись к глухому "отклику" колодца, я выпрямилась и хмыкнула. Ну да, если загодя положить в ведро девайс с записью голоса, скажем, плачущего ребенка и опустить его на дно, то поутру сонные грибники много чего вспомнят — и мам всех времен и народов, и Господа-Бога, и его антагониста с проклятой свитой, и много непечатных, но милых русскому сердцу слов, и даже "Звонок", если хватило духу посмотреть.

Я попятилась, держа колодец на прицеле телефонной камеры, сделала несколько снимков, проверила полученное, убрала сотовый в карман бриджей и обернулась. И с воплем отпрянула к колодцу, споткнувшись, взмахнув руками и едва не сев в шиповник. "Нетопырь" стоял в шаге от меня и терпеливо ждал, когда я его замечу.

— Господи, вы не можете, что ли, по-человечески появляться?.. — я прижала руку груди. Сердце от испуга заходилось как сумасшедшее.

— Отшутиться бы, что не могу, ибо не Господи, но не будем углубляться в религию, — он улыбнулся. — Не привык к людским... слабостям, Рада. Извините. Мне казалось, я так шумел...

В голосе, впрочем, извинения не ощущалось.

— Нечисть... — пробормотала я нервно, потирая шею. — Поди всех людей считаете... слабаками?

— Одно дается — другое отнимается, — философски заметил "нетопырь" и полез в карман штанов за сигаретами. — Зато вы живете в обществе, спокойно и без надзора.

Смысл последней фразы сразу настроил на нужный лад — я вспомнила, о чем хотела услышать.

— Ведьмы, угли... круги? — я вопросительно подняла брови. — И что-нибудь еще?

— По минимуму, — предупредил он и глянул на меня сверху вниз выразительно. — Я знаю, вы журналист, а вас только пусти к информации... Договоримся на берегу, Рада. Я расскажу то, что посчитаю нужным. Вопросы можно, но я оставлю за собой право не отвечать. Надо ли предупреждать о нежелательности публикаций? — и тоже поднял брови, сверкнув ядовитой желтизной глаз.

Я невольно поежилась. Я не карлик и свой метр шестьдесят пять всегда (без учета психологического воздействия Виталины Марковны) считала нормальным средним ростом, но "нетопырь" смотрел так, будто я была мелкой букашкой — свысока (двухметрового минимум), с чувством превосходства (от имеющейся силы точно). А еще он, в отличие от многих высоких людей, не сутулился, отчего смотрелся еще внушительнее.

— Не надо, — я покладисто кивнула. — Я же не враг своей репутации.

— Идемте, — он повернулся и зашагал вглубь леса, дымя, как паровоз.

— А почему вы нечисть? — не удержалась я. — Нечисть — это же от нечистого духа, перерожденной живой души, которая в посмертии обрела новую оболочку и темную, "грязную", исключительно вредоносную силу. Вы же не такие, да? Вы...

— Мы? — "нетопырь" обернулся через плечо, и мне почудился его интерес — в голосе точно.

— Ну, люди и люди, — я подумала и провела аналогию: — Есть же в природе кошки, а есть тигры. Люди — это кошки, а вы...

"Нетопырь" усмехнулся:

— Зачёт, — отвернулся и продолжил серьезно: — Не знаю, почему нас так называют. Вероятно, от нечистых силой — мы же темные. Управляем и питаемся только тьмой. Или потому что мы в этом мире... лишние, вроде мифологической нечисти, — прозвучало констатацией факта, но мне послышалась горечь. — Верно, природа решила поэкспериментировать, создав, кроме ведьм и колдунов, еще одно биологическое ответвление в роду человеческом.

— А насекомые — ваша работа? — я едва поспевала за своим спутником, спотыкаясь о корни и путаясь в высоком папоротнике.

— Представьте, ненавижу этих тварей, — "нетопырь" сплюнул. — В любых ипостасях.

Я едва не заметила, как странно — ненавидеть еду, но вовремя прикусила язык. Что, впрочем, не помешало нечисти прочитать ход моих мыслей. Он весело хмыкнул:

— Когда "еды" слишком много и она сама не прочь тобой закусить, это раздражает. И, знаете, Рада, вы очень интересно меня воспринимаете, — мой провожатый остановился на небольшой "лысой" поляне с поваленной березой, без папоротника, но с зарослями костяники и земляники. — Обычно у людей первая ассоциация со словами "летучая мышь" в ипостаси человека — это вампир.

— Я не верю в эту чушь, — я села на березовый ствол, вытянув ноги. — И у меня второй дядя прется по мышам во всем их многообразии. Начинал биологом — работал с подопытными мышками над какой-то вакциной, а закончил года три назад хироптерологом — летучих мышей изучает. А что потом будет... — я пожала плечами. — Но я на мышей насмотрелась, как и на бабочек от первого дяди...

Запнувшись, я уставилась на "нетопыря". Все эти совпадения как-то... немного слишком.

Он сел на землю по-турецки, зажевал сорванную травинку и негромко сказал:

— В моем народе испокон веков есть вера в то, что все события, в которых мы участвуем, предопределены задолго до нашего рождения. И сначала создаются именно события и места действия, а потом под них подбираются действующие лица, — и посмотрел на меня проницательно: — И если "лица" смогут понять, как и чем они связаны с событиями и местами, почему выбраны именно они, то избегнут многих ошибок. Случайностей не бывает. Бывают связи, которые мы не в силах увидеть. В которые не хотим верить. Но сначала готовится сцена и натягиваются канаты, и лишь потом по ним проходят гимнасты, демонстрируя свои возможности.

Я попыталась вообразить себя среди этих самых связей, но получилась полная ерунда. Я — на канате с палочкой и в блестящем купальнике... с диктофоном и блокнотом под мышкой, да. Тьфу...

"Нетопырь" снова рассмеялся:

— Не так же буквально!

— Ничего не выйдет... — вздохнула я.

— Побольше веры, — подбодрил "нетопырь". — Вас выбрали на эту роль — значит, нужны именно ваши способности. Отчаиваться в самом начале действа глупо.

— Очень, — согласилась я и тоже сорвала травинку.

Язык чесался спросить, как его зовут, но я не решалась. Раз сразу не представился — мало ли, может, и называть свои имена в их народе не принято. И как же всё это...

— У меня мир раздваивается, — призналась я вдруг, и со стороны это прозвучало довольно жалобно. — Я теряюсь в вашем и своем. Сейчас про свой забыла, а уеду завтра — и покажется, что всё здешнее приснилось... Их вообще реально совместить?

— Событий связующих пока мало, — отозвался мой собеседник туманно. — Когда всё завертится, вы сами не заметите, как миры сойдутся в нечто... ваше, — жуткие глаза смотрели мимо меня и видели нечто незримое, но существующее. — И это сохранит всё — и рассудок, и жизнь, и...

— И?.. — заинтересовалась я.

— Мы отвлеклись от основной темы, — невозмутимо растекся по земле "нетопырь", устроившись на боку и сорвав вторую травинку. — Ведьмы и "угли"?

— Да, — разочарованно кивнула я и достала из сумки блокнот.

Мой собеседник прикрыл глаза, "притушив" их сияние, и на секунду показался почти обычным — дачник в отпуске, да, расслабился в смысле внешнего вида и пошел по грибы. Но тут он снова глянул на меня, и я зажмурилась. Солнце спряталось, в лесу сгустился сумрак, и глаза "нетопыря" не только слепили, но и жгли до слез.

— Извините, — он сел и нацепил темные очки. — Наступает время охоты... Но мы опять отвлекаемся.

— Конечно, простите...

"Нетопырь", напомнила я себе строго, ничего мне не должен, и хватит почем зря терроризировать его вопросами и жалобами, отнимая время. Говорим коротко и по существу.

— Да я не против, — заметил мой собеседник, — от меня же обычно все шарахаются... или я шарахаюсь, чтобы не попасться. А таких, как я, очень мало, — посмотрел на меня, улыбнулся и одобрительно заметил: — Хорошие из вас "уши". И подходы правильные подбираете, чтобы нужное вытянуть. А теперь записывайте.

Я смутилась. Да, профдеформация. Ничего не подбираю, оно само выходит... "Нетопырь" снова развалился на траве, сунув руки под голову, а я украдкой включила на телефоне аудиозапись — для подстраховки. Нечисть если и заметил возню с телефоном, то виду не подал. Не возражал.

— Ведьмы, — начал он, и от разговоров его голос звучал еще простуженнее, чем вчера, — исстари владели мощной стихийной силой и защищали мир от темных сил...

Я сосредоточенно конспектировала.

Ведьмы. Двенадцать сфер силы — огонь, пространство-время, душа, вода, неживые предметы... Деление на свет и тьму, и в одной ведьме две сферы несовместимы. А над ведьмами стоят наблюдатели — колдовской орден, бдящий за тем, чтобы волшебство обходилось без проклятий, жертвоприношений и прочих гадостей. Ведьмы, соответственно, бдели за нечистью. И Круг — это официальная организация, возглавляемая Верховной ведьмой. Вроде как департамент по защите людей от посягательств нечисти и тех ведьм, которые жаждут вечной жизни через жертвоприношения.

— А вы? — уточнила я, воспользовавшись паузой, когда "нетопырь" сел и закурил. — Вы за кем бдите?

— В смысле? — повернулся он.

Я показала нарисованный треугольник, где со знаком вопроса начертила стрелочку от нечисти к наблюдателям.

— Не так разве? Зря. Если, как вы говорите, в наблюдателях две трети мужиков, у которых нет, в отличие от ведьм, стихийной силы, чтобы противостоять нечисти, то было бы правильным вам присматривать за ними. Когда над начальством никто не стоит... — и я запнулась, вспоминая шефу.

— То что?

— Оно борзеет, наглеет сверх меры и считает, что мы у него в рабстве, а значит, должны работать круглосуточно и за идею, — со вздохом ответила я. — Чего вам не хватает, чтобы заявить о своих правах? Уверенности?

— Но вы терпите, потому что нуждаетесь в работе, верно? — заметил "нетопырь". — Мы с вами в похожих условиях, Рада. Нет, нам не уверенности не хватает. Нам нас не хватает. Нечисти мало, и далеко не все особи имеют мозги, у большинства на первом месте инстинкты. Но отчасти ваша схема верна. Если на ведьм надавить, они перестанут контролировать нечисть. Есть и второй наблюдающий за нами орган — заклинатели, но они держатся в стороне, и их немного.

— А если ведьмы от вас отступят — всем хана? — предположила я, дорисовывая рядом с треугольником второй, с таинственными заклинателями.

— Почти всем, — и мой собеседник улыбнулся так, что мне стало неуютно. И жутко.

И, поежившись, я напомнила себе: он — нечеловек, нечисть. И нечего здесь долго рассиживаться, уже поди часов одиннадцать. Я огляделась и отругала себя — и за излишнюю доверчивость, и за нездоровый журналистский интерес. Сижу в незнакомом лесу, наедине с непонятным и безымянным, прости господи, "нетопырем", в темноте... Но раз пока ничего страшного не случилось, как и вчерашней ночью, и он явно заинтересован в этой истории...

— А "угли"?..

— Сердце ведьминой силы. Концентрированный комок энергии, генерирующий магию. У простых ведьм — "угли", у Верховных — Пламя.

Логично.

— "Уголь" — это показатель истинной силы ведьмы. Если его нет, а некие неопределенные способности имеются, то перед вами потомок ведьминого рода, выгоревшего и утратившего силу. Таких ведьмы всерьез не воспринимают. Они даже с мелкой нечистью работать не способны и проклятье настоящей ведьмы никогда не снимут.

Зато эти "потомки" кем только себя не мнят... Я вспомнила о грядущей встрече с отцом Вальпургием, понимая, что толку от нее не будет. Интервью — да, выбью, а вот помощи вряд ли дождусь. Если он работает с людьми и пиарится, то ненастоящий. Наверно. Пиарится-то не так активно, как некоторые. Проверить не помешает.

Пока мы обсуждали насущное, лес погрузился во мрак. Я осмотрелась, но тропинку, разумеется, не увидела, только две шелестящие под редкими порывами ветра стены — древесную и папоротниковую. И горящие желтые глаза на затемненном лице нечисти. И... вспомнила.

— Рада, — "нетопырь" чутко уловил мою мысль. Или ее тень. — Не молчите.

— У проклятой ведьмы глаза — как у вас, — тихо ответила я. — Желтые... жгучие. В смысле...

— Они излучают силу, — он встал. — Пора возвращаться. Я провожу.

— Это плохо, да? — я не умела читать мысли, зато понимала настроение собеседника — поговорить он хочет или сбежать, готов к беседе или нет. "Нетопырь", еще пять минут назад спокойно отвечавший на вопросы, теперь очевидно пытался уйти от разговора. — Почему?

— Она рискует стать кем-то... вроде меня, — неохотно буркнул мой спутник и шагнул в папоротник. — Умереть и переродиться. Она на грани.

И больше мне не удалось выудить из него ни слова. "Нетопырь" молча и целенаправленно шагал по тропе к озеру, а я, спотыкаясь, брела за ним и обдумывала информацию. И самой ценной, несмотря на случайность слов, посчитала вчерашнюю фразу — "люди меня не интересуют". А что интересует, если он пошел на явное нарушение порядка и объяснил человеку, что к чему?

Мы добрались до озера, и идти сразу стало легче. Сияла полная луна, высеребрив траву, купаясь в темной воде.

— В чем ваш интерес? — решилась я, глядя в спину "нетопырю". — В этой истории — в чем еще, кроме нарушенных ведьмой законов?

Он неторопливо спустился с холма к озеру, остановился, поджидая, повернулся и посмотрел на меня в упор:

— Мои предки охотились на "бабочек" и считали своим долгом истребить их полностью, до последней куколки. Если они объявятся, я приду.

— Минуя запреты?

— Древние инстинкты нечисти всегда были сильнее любых ведьминых заклятий, — и "нетопырь" продолжил путь, обходя озеро.

А я заметила, что прямо на вопрос он не ответил. Не захотел. Ладно, его право. Думать я умею.

— Вы сказали, что "бабочки" могут просочиться в наш мир вслед за ведьмой, — размышляла я, — то есть до меня добраться, да? Всё по той же колдовской тропе из писем? Через ведьму они могут узнать "адрес"? Сколько раз проклятой надо мне присниться, чтобы нечисть поняла, куда именно она "отлучается"? Я в опасности? А мои близкие?

"Нетопырь" не ответил и ускорился. Я, стараясь не отставать, перешла почти на бег. И расценила его молчание как согласие, а ускорение — как попытку замять тему. Но не на ту напал — и не от той драпает. И не таких ловила. Еще ни один колдун не ушел от ответа на мои вопросы.

Удобный момент настал, когда мы обошли озеро, и "нетопырь" в три широких шага взлетел на пригорок. На втором шаге я "споткнулась" и с ойканьем взмахнула руками. Нечисть, будучи вежливым до мозга костей, как и предполагалось, моментально оказался рядом и подхватил меня под мышки, а я вцепилась в его плечи и, бесстрашно глядя в суровое лицо и темные очки, повторила вопрос:

— Я в опасности, да? Скажите честно!

— Испугаетесь, — пообещал "нетопырь" угрюмо.

— Испугаюсь, — согласилась я. — Но дело не брошу. Вы этого опасаетесь? Что я испугаюсь и забьюсь в угол, а без меня вы не выйдете на "бабочек"? А если ведьма сожрет меня с потрохами и найдет нового... проводника, то не факт, что он свалится прямо к вам в руки, и за "бабочками" придется бегать, не зная, кто их приводит? А со мной всё просто и рядом, раз познакомились? — и потребовала: — Говорите! Я не собираюсь сидеть в углу и ждать, когда она решит, что я больше не нужна!

Он легко подхватил меня под мышки, повернулся и опустил на землю так, что мы почти уравнялись в росте, и сдвинул очки на кончик носа. Я не стала жмуриться и правильно сделала — его глаза уже не горели нестерпимо, напоминая тусклый янтарь.

— Рада, — произнес "нетопырь" мягко, — неужели вы верите каждому моему слову?

— Нет, — я качнула головой, — я собираю информацию. И я ее проверю при первой же возможности. Но раз пока другого источника нет...

— ...выжимаете всё из того, что есть? — он улыбнулся. — Ваша взяла. Да, вы опасности. Если проклятая связалась с "бабочками", то первым делом они уберут вас — как путь к ней и своему логову. А еще они пойдут по вашим людским связям. Закончите дела и не общайтесь ни с кем. Людские отношения — те же тропы, как от проклятой к вам, понимаете?

Я кивнула и уточнила:

— А как их опознать? Вот у вас — глаза и движения...

— У них тоже глаза и движения. Черная радужка, почти закрывающая белок, у всех особей. Издали "бабочка" покажется человеком, но вблизи понятно, что нет. А еще — взгляд. Природой они запрограммированы на короткую жизнь, и мозгов нет, одни инстинкты. Взгляд будет или тупым, или бешеным. И запах — цветочная пыльца. Слабый, похожий на духи, но человек учует.

— Это всё?

— Другого людям не заметить.

— А сила? — не унималась я. — Вот вы тени читаете, а они...

— ...быстро двигаются. Способны на короткие перелёты — с крыши на крышу, например. Могут ударить панической атакой — парализующим страхом, но этой магией владеют не все особи, а одна из сотни. Что еще?

Я наморщила нос и решила:

— Подумаю.

— Подумайте.

"Нетопырь" проводил меня до участка председателя, и всю дорогу я напряженно составляла вопросы, но мысли путались. Завтра бы поговорить...

— Я сегодня ночью уезжаю, — ответил он на мой мысленный запрос. — Переезжаю, раз из моего убежища сделали местную достопримечательность. Если у вас всё...

— Спасибо, — я слабо улыбнулась. — Не... не опоздайте, если вдруг что...

Он кивнул, интеллигентно пожелал спокойной ночи и растворился во мраке. Я протерла глаза и недоверчиво посмотрела туда, где только что маячила высокая фигура, но увидела лишь освещенную фонарями садовую аллею — "нетопырь" сделал буквально два шага и исчез. Вот так и уходят... в ночь. Я качнула головой. Как нынче модно говорить... круто, чё.

Калитка была приоткрыта, а на нижнем этаже председательского дома, на кухне, горел свет. В окне темнели силуэты — муж с женой пили чай и о чем-то спорили. Проходя мимо, я махнула рукой — дескать, вернулась. Председатель высунулся в окно и спросил:

— Рада, вы еще останетесь?

— Нет, завтра днем уеду, — я с сожалением отказалась от отдыха. — Дела в городе.

— Жаль, — цокнул языком председатель и душевно пожелал: — Ну, снов вам хороших. Хоть завтра выспитесь.

Я улыбнулась, шаблонно ответила "доброй ночью" и ушла к себе. Включила чайник, открыла окно и сходила в душ. Переоделась ко сну и с полчаса бездумно грызла печенье и пила чай, переваривая информацию. И лишь когда поставила на стол кружку, почувствовала, как меня накрывает — страхом, горячим и липким до испарины на коже. И сначала стало очень жарко. А потом — очень, до стучащих зубов и дрожащих рук, холодно.

Когда я в детстве сильно пугалась, бабушка советовала "перебояться". Забраться под одеяло и бояться, бояться, бояться — выпускать страх из себя, а не зажимать внутри. И я так и сделала. На негнущихся ногах ушла в комнату, закуталась в плед и думала, думала, думала... боялась. Дала страху волю, и он оглушал, скручивал мышцы болезненными спазмами, шумел в ушах.

Я всегда была... трусоватой. Боязливой. И сколько времени я провела вот так — под одеялом, в моменте принятия... Выпускные экзамены в школе, отъезд в большой незнакомый город, поступление в институт, первая ночь с парнем, первое собеседование, опять выпускные экзамены, первое интервью, первый разрыв отношений и первые дни одиночества в состоянии "сама за себя"...

Мама полушутя-полусерьезно говорила, что мне пора возить с собой спальный мешок как косметичку, и, если приспичит, нырять туда, успокаиваться. Но, к счастью, мы живем не в советско-дефицитное время, и одеяло можно найти всегда. И всегда оно успокаивало. И всегда страх выходил, оставляя после себя трезвое осознание, принятие ситуации и готовность действовать. И всегда я упускала тот момент, когда боязнь выходила из пор потом, как жар болезни, и я открывала глаза... выздоравливающей.

Пропустила я этот момент и сейчас. Просто вдруг стало не хватать воздуха, и я откинула плед, вдохнула глубоко и жадно, выдохнула и поняла, что отпустило. Почти отпустило. Ни один из прежних страхов не имел ничего общего с нынешней ситуацией... но ведь и я не та, что прежде. И, черт возьми, должен же быть от моей работы хоть какой-то прок, кроме сомнительного финансового обеспечения. Мне должно хватить веры и в другой мир, и в свои силы и способности. И ни третьего не дано, ни второго... ни компота.

М-мать, что-то я... очкую.

Глава 5

Говорят, некоторые сны — это другие реальности,

прорывающиеся в наше сознание.

Сергей Лукьяненко "Последний Дозор"

Я проснулась рано — будильник напомнил о понедельнике. И сразу, едва он зазвенел, скатилась с постели и села на пол, чтобы опять не отключиться. И несколько минут сидела, обнявшись с одеялом, смотрела по сторонам и вспоминала. А потом зазвонил второй будильник, и я встала. Рваться в город на утренней электричке, конечно, бессмысленно — многие с дач ездят на работу, и я решила отправиться на двенадцатичасовой, с комфортом и в тишине. Тишина вообще сейчас была самой необходимой вещью. Ибо.

Умывшись и переодевшись, я сходила на завтрак, послушала за едой дачные сплетни — явления оборотня так и не случилось, погода радует, грядки требуют полива да по такой жаре почти каждый день, а тариф на воду опять хотят поднять... Я умяла сосиски с картофельным пюре и свежим салатом, выпила кофе, душевно поблагодарила и вернулась в свой домик — собираться.

Включив чайник, я упаковала вещи, уточнила в интернете расписание электричек и выглянула в окно, услышав голос председателя, копавшегося в парнике. Спросила, отвезет ли он меня на станцию к двенадцати, услышала "Без проблем", уточнила "рекламные" и "поддерживающие" темы для статей, закрыла окно, чтобы шум не отвлекал, налила чаю и привычно зарылась в блокноты, перечитывая наброски и составляя планы статей. Работа меня всегда успокаивала.

В одиннадцать председатель стукнул в окно. Я вышла из домика, заперев дверь, и попрощалась с обитателями участка, включая дико стесняющегося Тимофея-младшего. По дороге до станции мы с председателем снова обсудили темы, по приезду я с запозданием (простительным, вспоминая прошлые события) подсунула ему на подпись документы, и мы расстались очень тепло.

— Оборотня спугнули — честь вам и хвала, — с уважением сказал председатель. — Приезжайте еще, будем рады. И местечко хорошее для отдыха всегда найдем.

Распрощавшись, я пошла на станцию, купила билет и села на скамейку, ожидая электричку. И пятнадцать минут ожидания пролетели незаметно — за воспоминаниями. Надев наушники, я внимательно прослушала запись вчерашней беседы с "нетопырем", и его низкий простуженный голос, будничным тоном объяснявший невозможные вещи, действовал не хуже одеяла или работы. В мир ведьм не просто верилось — я интуитивно чувствовала его существование. Наверно, я действительно что-то видела в детстве и привыкла к чудесному, но за взрослыми будничными делами ухитрилась об этом забыть.

Подошла электричка. Устроившись в полупустом вагоне, я посмотрела в окно на "разгоняющийся" лесной пейзаж, и подумала. Звонить бабушке или нет?.. А потом вспомнила предостережение "нетопыря" — не общаться по возможности ни с кем, не подставлять людей — и не решилась на звонок. Да, семья далеко, но кто ее знает, эту нечисть. Лучше уж найти хорошую ведьму — ту самую, с левого берега. Ведьма — она и есть ведьма, а в моей семье полно обычных людей. Сама влипла — сама и выкручивайся. Опять же, дед всегда звонил, когда мне было плохо, как чувствовал. Если не звонит — значит, всё не так запущено... или они на даче, где нет связи.

В город я вернулась, ощущая себя неуютно еще по одной причине: люди на работе, а я в обед собралась домой. Добравшись на маршрутке от вокзала до центра, я даже подумала, не заглянуть ли в редакцию, чтобы восстановить пошатнувшееся душевное равновесие и вернуться в зону комфорта. Но опять вспомнила о намёках "нетопыря" и отправилась домой. Быстро написать статьи, сбежать в отпуск... и проверить информацию, да. А дальше — как карта ляжет.

Мимо "Черного призрака" я прошла оглядываясь и с сожалением. Взяла бы ноут с собой — зашла бы поработать, но комп дома, то есть не судьба. А оная, как выяснилось спустя час, когда я, заглянув в магазин и проклиная душную городскую жару, доползла до дома и поднялась на свой этаж, терпеливо ждала меня на пороге квартиры. На вытертом половике лежал свернутый гармошкой лист бумаги.

Поставив пакет, я присела и с минуту просто смотрела на "письмо". Да, вторая страница выпускной работы ведьмы, зуб даю. Бумага на мой настойчивый взгляд никак не прореагировала, и я осторожно взяла лист и частично развернула. "Глава 1" — гласило начало письма, выведенное крупными печатными буква, а ниже струился знакомый нечитаемый почерк, дополненный выцветшими чернилами.

И снова здравствуйте, Гульнара... Отказывались вы от моей помощи, отказывались — и сейчас я бы с радостью ваше решение поддержала, но увы... Некто неведомый, похоже, крепко нас повязал — к сожалению или к счастью. Поживем — увидим.

Дома было отвратительно жарко и невыносимо душно. Открыв окна, я минут десять постояла у распахнутой настежь входной двери, ожидая, пока слабый, невесомый сквозняк вытянет из квартиры хотя бы духоту. Скорее бы дождь пошел, что ли... Заодно позвонила Виталине Марковне и доложилась о приезде. В ответ получила короткое "Жду статьи" и решительно отодвинула в сторону лишние мысли. Работа, Рада. Остальные "сопли" — потом, когда не останется отвлекающих "хвостов".

Сходив в душ и отмокнув в прохладной воде, я сварила кофе, положила в большую тарелку мороженого, достала блокноты и устроилась с ноутбуком на кухне. Окно выходило во двор, но детские визги-писки мне никогда не мешали. Я остановилась на разминочной теме проклятых мест, глотнула кофе и с головой погрузилась в работу.

Время летело незаметно. Кончился кофе, доелось мороженое, дописался черновик первой статьи. Снова сходив в душ и налив воды, второю статью я написала стоя у подоконника. А третью строчила на полу в коридоре, постелив старый плед и открыв для сквозняка входную дверь.

— Радость, ты не заболела ли? — сердобольно осведомилась соседка, пожилая дама, "стилизованная" под княгиню конца девятнадцатого века.

Накрасившись и нарядившись, вооружившись зонтиком и звеня килограммами бижутерии, она, как обычно, отправлялась на вечерний променад на лавочку у подъезда.

— Увы, Ольга Сергеевна, — утомленно отозвалась я. — Эта роскошь мне недоступна уже давно. Из командировки я сегодня вернулась, — пояснила, заметив озадаченный взгляд, — разрешили работать дома.

Кивнув, соседка одарила меня привычным сочувственно-снисходительным взглядом — дескать, молодая, гулять бы шла, — и величаво проплыла к лестнице. А я опять уткнулась в статью, решив сегодня сделать всё по максимуму. Восемь статей, конечно, не осилю, но хотя бы половину. А завтра — вторую, тем более посещение отца Вальпургия пока подвисало: заветная смска с записью на приём так и не пришла. Можно, конечно, позвонить и уточнить... Но я подумаю об этом завтра, да. Или вообще послезавтра, когда закончу со статьями.

Закрыв черновик третьей статьи, я потерла затекший копчик и невольно прислушалась к раздавшимся на лестнице шагам — тяжелым, неспешным. Я пододвинулась и с любопытством выглянула из-за монитора, чтобы увидеть знакомую спину в синей майке, которую недавно наблюдала в "Черном призраке". Однако мир тесен...

Парень бодро ускакал через ступеньку на последний пятый этаж, и оттуда раздался звон ключей и скрип открываемой двери. Меня вдруг посетило навязчивое желание подняться следом и познакомиться. Но у нас такого повода, как у американцев, приходящих с тортиком тупо поглазеть на новичка, нет. Я прислушалась, но в подъезде воцарилась тишина. И нахмурилась. Странное желание... Я бываю стеснительна в общении с противоположным полом, особенно если мне не надо с ним работать, и, как порядочный интроверт, не испытываю потребности знакомиться со всеми подряд и обсуждать погоду. Чудеса...

За тот час, что я напряженно корпела над статьей, в квартире стало свежее, но ненамного и ненадолго. Закрыв входную дверь и перебравшись в комнату, я вышла на крошечный балкон. Пыльный зной стоял осязаемой стеной, душной и раскаленной; тревожно-красное солнце зависло над крышами, обещая скорые сумерки, но без вожделенной прохлады. Так, три статьи есть, и пора браться за четвертую... Вернувшись в комнату, я посмотрела на Ягу со товарищи и вдохновилась на "оборотня".

"Там, на неведомых дорожках, следы неведомых зверей..."

Закончила я часам к двум ночи, когда поняла, что засыпаю над клавиатурой. Сохранив черновик пятой статьи и закрыв ноут, я в энный раз сходила в душ, прихватила с кухни кружку воды, пожелала Яге "ночи" и выключила свет. Уже завернувшись в простыню, сонно подумала, что даже не попробовала расшифровать малочитабельное послание Гульнары, но вставать поленилась. И быстро уснула.

Чтобы проснуться в городском парке, рядом со старинными креслами и шкафчиком. Я сидела в ворохе опавшей листвы — среди внезапной осени, теплой, закатной и сумеречно-сухой. А в кресле обреталась Гульнара. Длинное черное платье, шляпа с широкими полями, белые волосы по плечам — седые, как заметили Вера Алексеевна и "нетопырь". Плечи расправлены, руки на подлокотниках, нога на ногу — ведьма восседала в кресле, как царица на троне.

— Рад, ну зачем? — устало спросила она вместо приветствия. — Мы же так хорошо попрощались...

— Это вы у своего заклятья спрашивайте, — я встала с земли.

— Заклятье не проникнет в того, кто не хочет, — Гульнара качнула головой. — Оно выбирает того, кто готов помочь, — и вздохнула: — Да, негоже ведьмам лезть в дела людей... Но раз тебя уже просветили, то садись. Поговорим.

Я села в соседнее кресло и потянулась за блокнотом — просто по привычке, а он вдруг нашелся, возник на коленях вместе с ручкой. Я раскрыла его и, предвосхищая очередную дозу упреков, деловито спросила:

— Что вы помните? О себе?

Ответом — тишина и весьма нецарственное сопение. Проклятая нервно стиснула подлокотники и пробормотала:

— Не помню...

— Тогда я расскажу всё, что узнала, — предложила я. — Вас зовут Гульнара.

— Да, — она резко повернулась ко мне. — Да, точно. Но в семье меня называли Гуней. В честь бабушки назвали, живой, и она дома была Гулей, а я... Да, моё имя. И давай на ты. Кажется, я не сильно-то тебя старше.

— Дома? — повторила я, цепляясь за ее воспоминание. — Кого еще вы... ты помнишь? Мама, папа, муж?..

— Нет, — ее поза выражала сильнейшее напряжение. — Нет их. Рядом нет давно. Может, не стало, а может... я сбежала. Не знаю. Не вижу. Рядом лишь...

— Кто? — я подалась вперед.

— Брат, — из-под шляпы возбужденно мелькнули бледно-желтые огоньки глаз. — Мы близнецы. Имя не помню, но мы похожи, сильно. Он ищет меня, — добавила уверенно. — Мы очень дружны... были. Очень. Он — колдун по-твоему. Заклинатель. С нечистью работает.

Я вспомнила треугольник-"особнячок", начерченный по рассказам "нетопыря" отдельно от триады "наблюдатели — ведьмы — нечисть".

— Он ищет меня, но найдет тебя, — предупредила ведьма. — На тебе — моя тень, а он такое видит. Это... похоже на одержимость, но не совсем. Одержимость...

— ...две души в одном теле, знаю, — я кивнула. — А ты еще жива. Ведь жива же?

— Да, иначе бы... всё. Духи ведьм не способны подселяться к человеку вторым "жильцом" или приходить во снах, это способности нечисти. Нет, прежние ведьмы могли — стародавние, но ненадолго — на час-два. А у нас давно нет таких умений. Значит, я жива, — Гульнара расслабленно откинулась на спинку кресла: — Я очень хотела в этом убедиться. Спасибо, Рада.

— Пять лет прошло, — вспомнила я ее слова. — Как там, где ты находишься, получается учитывать время? И — где ты находишься?

— Не помню... — Гульнара снова сникла. — Почему именно пять лет — тоже... Но когда пытаюсь что-то вспомнить, перед глазами встает именно эта цифра.

Я рассеянно сделала в блокноте кое-какие пометки и осторожно спросила:

— Но вообще тебя реально найти?

— Да, — она опять расправила плечи и повернусь ко мне. Глаза из-под шляпы загорелись ярче прежнего. — Я оставляла следы. Я шла к цели, как по пещерному лабиринту, понимаешь? И на "поворотах" рисовала крестики-метки, чтобы те, кто пойдет за мной, знал путь.

— Что за метки? — я приготовилась писать.

— Ты их не увидишь, — сообщила ведьма с сожалением. — В тебе нет силы — и нет магического зрения. Но вот брат — он увидит. Да, — проклятая кивнула, — ты найдешь место с меткой, а он найдет мои следы. Только так.

— А другая ведьма... — начала я, но Гульнара перебила резко:

— Нет! Это опасно! Посмотри на меня! Нельзя подставлять других! Брат — заклинатель, он работает с нечистью и всё про нее знает. Он справится. А обычная ведьма может пропасть так же, как я. И ты — вместе с ней, понимаешь?

Я нахмурилась, но кивнула.

— Молчи обо мне, — предупредила она. — Никому не говори. Не рискуй. Иначе их жизни будут на твоей совести, Рада. Только ты и брат. И этот "нетопырь", если прибьется. Не бойся меня, — добавила мягче. — Я не враг ни тебе, ни себе. Ни одна ведьма не услышала мой крик о помощи. Только ты. И, может, ты — мой единственный шанс спастись. Первый и последний. Я тебя не трону. Не бойся.

Теория проклятой получалась стройной, убедительной и логичной, но мне в ней что-то не нравилось. И включилась журналистская интуиция, как и в случае с нечистью шепнувшая: "Проверь". Я слишком мало знаю, чтобы безоглядно соглашаться и отметать запасной путь, указанный "нетопырем". Слишком уж эта история странная и опасная.

— Ты ведь защитишь мою тайну? — Гульнара наклонилась ко мне, сверкая глазами. — Не расскажешь?..

— А кому? — я посмотрела на нее с иронией. — Я даже не знаю, как отличить распиаренного экстрасенса от истинной ведьмы.

— Да, — и показалась, что она улыбнулась, — так и должно быть.

И я вернулась к более актуальной теме:

— Как найти твои метки?

Проклятая побарабанила пальцами по подлокотникам и начала издалека:

— Знаешь, а я помню то время... "бабочек". Обрывками, но помню. Я хотела работать с нечистью и долго выбирала тему. Их много живет среди людей... особенно низших. Этих вообще от человека не отличишь — нормальные глаза, стандартная внешность. Живут лишь в два-три раза дольше, старятся позднее. А еще есть высшие, как твой новый знакомец. Они не умеют мимикрировать полностью, поэтому живут на отшибе, в глуши и обычно в одиночестве. Их очень мало. И есть те, кто посередине. Неотличимы от людей, но имеют магию и интересную особенность. Как "бабочки".

Я, отвернувшись, делала пометки. Гульнара покосилась на меня и продолжила:

— Понимаешь, Рада, я не хотела изучать то, где веками паслось стадо мастодонтов. Я хотела... уплыть, — и в ее хрипловатом голосе зазвучало вдохновение. — Не перекапывать в сотый раз один и тот же участок земли, ища то, чего нет, а сесть на корабль и уплыть в туман, к новым землям — и к новым открытиям. Чтобы однажды вернуться, — и вдохновение сменилось злостью, — и показать этим старым кикиморам! Они же сидят в своих раковинах, скованные правилами и требованиями, как огня боятся наблюдателей и копаются в одних и тех же помоях! Поставили на всё малоизученное гриф "Секретно" и запрещают к нему даже близко подходить!

Отчасти я проклятую понимала. Собственно, поэтому-то меня ведьмино заклятье и зацепило — я тоже хотела запретной новизны в работе. Дохотелась... да, почти до проклятья. И тьфу-тьфу-тьфу...

— Ты не представляешь, каково это, — ведьма снова стиснула подлокотники, — туда нельзя, то не трогай... Всё самое интересное и увлекательное — за семью печатями. Единственное, что не прятали, — это сведения об истребленной нечисти. О якобы истребленной, — добавила выразительно. — Рапортуют всегда об одном, а через сто-двести лет то "ящерица" уничтоженная всплывёт, то... "бабочка".

Надо же, еще и "ящерицы" есть...

— И эти дряхлые идиотки... Знаешь, как они живут? Как страусы. Спрятали голову в песок, подставили зад наблюдателям. Что угодно делать готовы, лишь бы их драгоценный Круг не трогали. Их же мало осталось — истинных ведьм, — и рисковать они уже не хотят. И знать ничего не хотят, — ее голос сочился горечью. — Я мечтала доказать, что они узко мыслят — узко и примитивно. И не видят дальше собственного носа — не обращают внимания на тех, кто прячется в тенях.

Гульнара замолчала подавленно, а я проанализировала ее речь, делая быстрые заметки.

Первое: "Дряхлые". Да, она должно быть молода. Очень молода, ибо для молодежи и сорокалетние — старики.

Второе: "страусы" и "драгоценный Круг". С такой ненавистью говорят о том, чем хотят владеть, но не могут. О мечтательно-недоступном. Она хотела в Круг. И из-за этого выбрала сложную тему, чтобы ее оценили и поскорее приняли на работу. Но не сложилось, и любовь сменилась лютой ненавистью. И мыслями о мести?.. Здесь я поставила знак вопроса. Да, и "мечтала доказать" сюда в принципе подходит. Но требует проверки.

Далее. "Узко и примитивно" — поразительная самоуверенность и самонадеянность. Не буду слушать старших, пойду и пересчитаю любезно подложенные судьбой грабли. И найду то, что спрятали исключительно из вредности. У меня это прошло, когда я уехала от семьи поступать в университет, причем буквально за полгода. Под хрустальным колпаком ты, что ли, жила всегда?.. Но бед точно не знала. Битые судьбой в глупости не лезут, даже если им кровь из носу надо доказать, что они самые-самые. Наблюденческое ИМХО, да.

— Для тебя любой собеседник — открытая книга?

Я вздрогнула, отвлекаясь. Проклятая, придвинувшись, заинтересованно заглядывала в мои записи.

— Нет, конечно, — я немного смутилась. — Просто речь... Речь — это зеркало. Человек может чего-то не помнить или скрывать истину, но то, какие слова он подбирает, с какими интонациями их произносит, как строит фразы, говорит о многом. О воспитании и образовании, о темпераменте и мироощущении... И об ощущении себя в мире. Основы психологии из учебного курса, — пояснила неловко, — словесный портрет собеседника. Чтобы понимать, о чем спрашивать, на какие точки давить...

Гульнара одобрительно кивнула и заметила:

— Интересно. Знаешь, Рада, нам говорили, что люди не владеют силой и лишены тайной магии. А выходит, что ведьмы ошибались. И ничего-то они о вас не знают, гусеницы надменные. У нас ведь душа — это сфера сила, специальные навыки и заклятья. Которые помогают проникнуть в чужую душу и вывернуть ее наизнанку. Ведьмы тратят на это уйму времени и сил, учатся годами, а ты послушала меня пять минут, взяла свой писчий скальпель, препарировала и разложила мою душу на бумаге. Впечатляет.

— Это часть моей работы. Предположения, которые могут оказаться правдой, а могут подвести в самый ответственный момент, — и я поспешила вернуться к прежней теме: — Итак, ты нашла тех, кто прячется в тенях?

— Да, — в ее низковатом голосе зазвучала гордость. — Я перерыла в архиве всё, что касалось якобы истребленной нечисти. Выяснила досконально особенности, вычислила любимые места обитания, узнала, какие они оставляют следы. И в итоге остановилась на "бабочках". Понимаешь, это уникальная нечисть, самая живучая из всех, когда-либо обитавших в нашем мире. Например, есть "змея" — кажется, убил ее, а она шкуру сбросила и утекла кровью под землю, чтобы там отлежаться, сформироваться заново и вернуться даже более сильной, чем прежде.

Я посмотрела на ведьму недоверчиво, и она подтвердила:

— Это правда — малая часть правды. О большей ты никогда не узнаешь, и скажи за это спасибо судьбе. Не дело людей вникать в дела нечисти — вы слишком хрупкие. Беззащитные. И являетесь... материалом. Патентованная нечисть вынуждена питаться лишь вашими эмоциями, а вот запрещенная, которой по колено ведьмины запреты, — и съесть может, и частичку души личинкой в человеческое тело отложить, чтобы там вызрело потомство, как, например, "мухи" делают. Или, как "бабочки", использовать тело вместо кокона, чтобы вылупиться.

Я испуганно сглотнула. По коже побежали неприятные мурашки.

— Как же они... — я запнулась. — И среди нас?..

— Вот для этого и нужны ведьмы, — просто ответила Гульнара. — Чтобы вы не знали, кто обитает рядом. И чтобы даже не подозревали, какой опасности подвергаетесь каждую минуту.

— Ладно, — я тряхнула головой, отгоняя мерзкие мысли. — Вернемся к "бабочкам".

— Да, они же наши бараны, — она улыбнулась. — Я нашла их следы, Рада. Я исколесила всю страну, изучая подходящие для "бабочек" места, и нашла следы здесь, в городе. Их ни с чем не спутать и ничем не прикрыть. Когда они ищут подходящее тело, то снуют повсюду в виде одноименных насекомых, но! — и проклятая красноречиво подняла указательный палец в знак внимания. — Не каждый человек обладает нужными знаниями, чтобы обратить внимание на странную бабочку.

— То есть к нам залетело то, что в наших широтах не водится? — благодаря дяде я немного понимала в повадках этих членистоногих и чешуекрылых. — Какой-нибудь махаон?

— В точку, — ведьма удовлетворенно щелкнула пальцами. — Подвид ussuriensis, самый крупный махаон, обитающий в Приморье.

— Светлый и с двумя красными точками на краях крыльев у... хвоста? — дядя, что бы я без тебя делала... Не зря ты три недели гонялся за этой заразой, а потом радостно приседал мне на уши...

— В одной из расцветок, — подтвердила Гульнара. — Но для тех, кто не в курсе, это просто бабочка. Крупная, необычная, но мало ли нас окружает вещей, на которые мы не обращаем внимания, или, обращая, не придаем им значения?

...а потом платим за это, читалось в подтексте. Я зябко повела плечами.

— Я изучала специализированную прессу, — продолжала ведьма, — и искала странные случаи, ведь ученые или увлеченные любители не могут не заметить насекомое, которому не должно обитать там, где оно оказалось, да еще и роиться. Особенно зимой.

Ну да... Без комментариев.

— А еще я штудировала Сеть — посты, фотографии, замечания. Я жила этим... лет семь, пока не нашла, что искала. Здесь, — она хлопнула ладонью по подлокотнику кресла, — в этом парке, был сделан очень любопытный снимок. Конец весны девятого или десятого года. Цветущая сирень. Центральный парк открыт после затяжной реконструкции, о которой трубят все городские газеты. Длинные статьи и черно-белые снимки — клумб, скамеек, кустов. И на одном кусте сидело вот это.

Гульнара протянула левую руку, и на тыльной стороне ее ладони мягко расправило крылышки обсуждаемое насекомое. Темная паутинка линий, светлые "прожилки", черное кружево окантовки крыльев с красными точками внизу, у "хвоста".

— Ничего не замечаешь? — в голосе проклятой послышалось лукавство.

Я отрицательно мотнула головой и пожала плечами.

— Тогда посмотри сюда, — и на второй ее руке возникла другая бабочка.

Разница была видна невооруженным взглядом. Очень похожи, но вторая мельче, изящнее, и на нижних крыльях, кроме красных, нашлись и синие пятна, по шесть штук с каждой стороны. И густое кружево обрамления — не сплошь черное, а полосатое: темная полоса края — светлые пятна — серая полоса — опять черная — и опять крупные светлые пятна. И последний ряд перед тельцем — вперемешку: серое пятно, черное, светлое, черное...

Я рассматривала бабочек с толикой неприязни. Вот за что люблю Сибирь, так за то, что здесь полгода зима плюс четыре месяца подготовки к ней, и насекомых очень мало, если не считать снежных "мух". При дяде я свое неприятие сначала скрывала, а потом поняла, что ему пофиг. Как любая увлеченная натура, он часами показывал и рассказывал — и слушал лишь себя, и сам любовался своей коллекцией, а остальное не имело значения.

Первая бабочка шевельнула крыльями, и я вздрогнула, отшатнувшись. Крылья двигались асимметрично, вразнобой — одно шло вверх, а второе вниз. И при этом паутинная вязь растеклась по крыльям, как пролившиеся чернила, меняя рисунок, и на секунду мне померещилась чужая морда лица — прищуренные черные глаза без белков, противная ухмылка...

— Заметила, да? — стряхнув вторую бабочку, Гульнара ловко схватила первую и сунула ее в карман платья. — А люди не видят. Привычные образы так давно стали частью человеческой жизни, что детали уже не заметны, лишь смутный образ отмечается краешком мозга, когда возникает в поле зрения. И нечисть вовсю этим пользуется.

Я поёжилась.

— Когда "бабочки" подселяются к человеку, захватывая тело, они теряют крылья. Конечно, со временем их заметает пылью и землей, но если знаешь, где примерно могло произойти подселение, то выкопать крылья несложно. Это и есть главный след. Капризы природы и время над ними не властны.

— В парке? — мне стало совсем не по себе. Я же там каждый день хожу и в ус не дую...

— Да. И на месте нахождения первой пары крыльев я оставила первую же зацепку-метку. С тех пор полянка с сиреневыми кустами могла измениться сто раз... а могла остаться прежней. Смотри, Рада. Здесь и сейчас — смотри. Найди деталь, которая выбивается из общей картины. Она укажет на место — на реальное место в реальном парке. И на направление поисков. Только так я могу что-то подсказать, — она грустно вздохнула. — Извини. С памятью... очень плохо. Я смутно помню лишь отдельные места, где находила доказательства и оставляла метки. И так и... пропала. Вы, пройдя тем же путём, найдете меня. Должны найти. Как и доказательства моей правоты.

— Почему ты не сообщила о находке ведьмам Круга? — я встала.

Ее смешок был горьким и злым:

— А я сообщила. Я собрала доказательства. Я же просто хотела предупредить об опасности... — Гульнара откинулась на спинку кресла и сердито фыркнула: — А они меня высмеяли! Высмеяли и выгнали в шею! Для них моих данных оказалось недостаточно! Они мне не поверили!

— И ты пошла искать доказательства поубедительнее? — догадалась я.

— Да, — сухо подтвердила ведьма.— И оказалась там... где оказалась.

— "Нетопырь" сказал, от тебя пахнет незнакомой ему нечистью, — я осматривала парк. — То есть нашла?..

— Вероятно. Не помню. Использовать мое тело и силу нечисть не может — "уголь" защищает нас от одержимости, но перед их магией я уязвима, как обычный человек, — проклятая зачем-то поправила шляпу и добавила равнодушно, точно не о себе: — Если "бабочек" много, если они врезали по мне панической атакой... Да, вполне возможно, что это воздействие разрушило некоторые участки моего мозга, и я... потерялась. Но я жива, и меня еще можно найти. Ищи, Рада. Пожалуйста. Найди меня.

Я не ответила, озираясь. Сухая листва летом — это нормально, у нас всегда плохо убирались, да и лето такое жаркое, что кое-где деревья начали желтеть по-осеннему. Кусты — обычные, вдоль аллей. Небо тоже обычное — вечерне-закатное. Воздух... ничем не пахнет, как и в любом сне. А вот деревья, вернее, одно конкретное... За кустами в хаотичном порядке зеленели плакучие березы и рябины, и среди них сверкало... что-то. Из-за густых ветвей не разобрать, что именно, но деревья точно не светят — ни ранним вечером, ни вообще. Фонарь?

— Время, — голос Гульнары стал тусклым, безжизненным. — Пора.

Я обернулась. Она сидела в кресле, сжавшись и сгорбившись по-старушечьи.

— Будильник. Слышишь? Он зовет обратно. Не выключай его. Заведи на все дни, пока... ищешь. Пусть звенит напоминанием. Я соскучилась по общению и могу и надолго задержать тебя здесь. А нельзя. Ты не выдержишь — можешь и не проснуться. Если нашла деталь, уходи. Как в прошлый раз, — и тихо закончила: — Только не рассказывай обо мне, ладно? Хватит и нашей с братом помощи. Да, и я оставлю подмогу. Символ поиска. И буду приходить с новыми письмами, отвечать на твои вопросы, а он...

Проклятая осторожно встала, держась за подлокотник, посмотрела на меня и велела:

— Просыпайся.

И я проснулась. Выключила голосящий будильник, потерла саднящую кожу на внутренней стороне левого запястья и обнаружила там... компас. Или циферблат. В общем, стрелки и странные буквы незнакомого алфавита, черной татуировкой въевшиеся в покрасневшую кожу. Н-да, нашла на свою голову...

Потянувшись, я села и заметила на диване новый блокнот — тот самый, из сна, с конспектами. И это вместе с подмогой-"компасом" ударило по моим малоподготовленным мозгам похлеще разговора с нечистью. Почему-то. "Нетопыря" легко представить человеком, а это... волшебство. Удивительное, невообразимое, непостижимое... реальное до одури.

Я встала, хрипло поздоровалась с Ягой и заходила по комнате. Перед глазами еще стоял вечерний парк — и ведьма в кресле, будто персонаж из старого романа и иного времени. А еще...

Интересно, мне показалось, или рядом с ней мельтешила крылатая черная тень?..

Глава 6

Магия есть обращение необходимой энергии

на достижение естественных сдвигов.

Чак Паланик "Колыбельная"

Знакомая, привычная до тошноты работа — единственный якорь, способный крепко удерживать человека в его реальности.

Этот нехитрый постулат я вывела давным-давно и сегодня опять убедилась в его чудодейственности. Час напряженного сопения над очередным рекламным "шедевром", завтрак, короткая "отписка" в вацапе от мамы ("Да, всё в порядке, всех целую"), вычитка вчерашних статей за кофе — и мозги встали на место, и утренние сюрпризы показались... да, нормой. Одно странное событие, встроившись в ряд бытовых дел, успешно под них мимикрировало, растеряв прежние признаки волшебства. И мне с одной стороны полегчало, а с другой стало обидно. Вот так люди и теряют веру в сказки.

Встав по будильнику в полвосьмого утра, я проветрила хату, и, пользуясь утренней свежестью, села дописывать статьи. И не люблю, когда висит "хвост" из несделанного, и не хочу, чтобы шефа отвлекала потом от основной проблемы. Рекламу ж еще утверждать с заказчиком, и, дай бог, председатель не будет цепляться к тексту и просить переписывать.

К двум часам дня я закончила работу. Пообедала пельменями, вышла с чашкой кофе на балкон, полюбовалась на вечно бегущий, суетливый город и решила немного подремать. Никуда по пеклу не пойду — ни ведьму добывать по плану "нетопыря", ни в парк. А вот вечером, после шести-семи, когда жара спадет... Наверно, в парк. А к ведьме — как только, так сразу.

Шефа не беспокоила, и я беспрепятственно проспала до пяти вечера, переждав жару в самом лучшем из миров. И, что удивительно, мне ничего не снилось. В голове каша, в жизни — бардак, грозящий перерасти в катастрофу, но спала я глубоко, крепко и без тревожных сновидений. Может, и здесь не обошлось без ведьмы.

Время парка, впрочем, пришло нескоро. Поглазев в окно и рассудив, что после работы на прогулку выбежит тьма народу, плюс соберутся мамаши с детьми да бабушки, я решила отправиться на разведку часов в девять-десять. И в ожидании позднего вечера сделала одно за другим два важных дела. Во-первых, вычитала и подправила все статьи, выслав их шефе и перекрестившись. А во-вторых, залезла в старые конспекты. В мыслях занозой сидели слова Гульнары из первого разговора — о том, что пара истинных ведьм мне попадалась. И я даже предположила, кто именно. И хотела проверить. Если не получится найти "нетопыриную" ведьму, то...

Облом после тщательных разборов записей был ожидаемым. Тех двоих, кто не рвался на интервью и не звенел на оном килограммами амулетов, между делом находя на мне тысячу сглазов и один венец безбрачия, я вспомнила хорошо, но помочь они ничем не могли. Ни одна.

Первая ведьма звалась Ланой, и с ней я встретилась в последний год практики. Шефа окучивала ее давно, но ведьма упрямо отказывалась от любого сотрудничества. А потом вдруг позвонила — мне, напрямую. Спросила, дома ли я и может ли она подъехать. Я растерялась и брякнула — мол, конечно, а сама сорвалась не то с лекции, не то с консультации, и рванула домой. Мы встретились у подъезда, сели на лавочку, и минут пятнадцать она вещала. Я не успела задать ни одного вопроса, только слушала да записывала — в блокнот и на диктофон.

Договорив, Лана встала и ушла, не прощаясь. А я, когда очнулась от легкого шока после внезапной встречи, обнаружила три вещи, и все крайне неприятные. Во-первых, я не помнила ни лица ведьмы, ни слова из ее речи. Да-да, ни одного, хотя на память не жалуюсь. Теперь, после объяснений "нетопыря", понятно, что это отвод глаз, но тогда... Во-вторых, в блокноте записей не было — ни строчки. А на диктофоне обнаружилась невразумительная муть — очень тихий и бессвязный набор звуков.

Виталина Марковна, прослушав запись и мой заикающийся отчет, велела забить и забыть. Ведьмы, мол, на то и ведьмы, чтобы гадости делать. И я действительно забыла — случай мигом выветрился из моей памяти, пока не понадобился. А Лана, как позже выяснилось, умерла — на следующей день после "интервью". Шефа, записи, конечно, сохранила — она каждую строчку цифрует и сканирует... Наведаться в редакционную библиотеку и найти диктофонную запись?.. По теории "нетопыря" наша встреча могла быть предопределена.

Вторую ведьму величали Вестой, и ей прочили лавры Ванги — слепая девочка-провидица, на момент написания статьи ей было лет двенадцать-тринадцать. Она рисовала и тем самым предсказывала будущее. Мы к ней приехали вместе с шефой — мать Весты очень хотела поведать миру о даре ребенка. Но вместо предсказаний мы получили полнейший игнор и несколько изрисованных ромбами, кругами и прочими треугольниками альбомных листов. Само собой, Виталина Марковна всё это припрятала: дескать, вырастет малая да как прогремит на весь мир, а у нас — ее первые работы. Эксклюзив.

Но Веста так и не прогремела. Пока. Спустя год или два мать увезла ее на юг, в более мягкий климат, по советам врачей. Шефа следила за судьбой маленькой прорицательницы, но явно не получала никаких интересных сведений. Последние года три, перебирая на планерках всех "неохваченных", мы о ней даже не вспоминали. И шиш я ее найду.

Перебрав залежи записей и по каждому конспекту вспомнив конкретный случай (и их немного оказалось, кстати, Виталина Марковна мне интересных людей года три как доверила, а прежде я сочиняла бред про "превращенцев" и иже с ними), я не нашла других закрытых людей и странных случаев. Только отец Вальпургий подпадает под теорию вероятных истинных магов. Пиарится мало, бежит от прессы как черт от ладана... Надо брать. А вдруг.

За поисками время пролетело незаметно, и, когда я убирала блокноты в ящик комода, по стенам уже расползлись вечерние тени. Наспех поужинав и переодевшись в майку и бриджи, я отметила время — полдевятого, прихватила сумку, попрощалась с Ягой и отправилась в парк. Зря, скорее всего, Гульнара же говорила, что у меня зрение для поисков не то — не магическое, — но, да, а вдруг? Это лучше, чем сидеть дома в ожидании не то следующего письма, не то таинственного брата ведьмы.

Народу в парке хватало. Обнимающиеся парочки и задумчивые одиночки, мамаши с колясками и папаши, увешанные детворой, галдящие бабушки и читающие дедушки. Многовато для разведки... А впрочем, "что обо мне подумают" существует лишь у нас в голове. Люди эгоистичны и в девяноста процентах случаев думают только о себе, а в остальных десяти — о тех, с кем они связаны, и то лишь потому, что связаны. И до тех, кто шныряет рядом, им нет никакого дела.

Словом, я купила мороженое и побрела по аллеям, изучая всё подряд, от скамеек и фонарей до деревьев и клумб. Необычного попадалось много — права Гульнара, мы смотрим... краешком мозга, не обращая внимания на массу любопытных вещей. Разноцветные клумбы на газоне, мимо которых я ходила едва ли не каждый день, оказывается, выложены из камней и образуют надпись "140 лет городу" — три строчки, три ряда — белый, синий, красный. А солнечные часы на пологой лужайке, с разноцветными петуньями меж стрелок и цифр, реально рабочие, хотя я прежде считала, что декоративные.

Увлекшись новым старым миром, я обошла три широкие "кольцевые" аллеи, кругами расходившиеся от центрального фонтана, и занялась исследованием узких продольных троп. Они шли от того же фонтана перпендикулярно "кольцам" и делили парк на тенистые сектора, в одном из которых и находились знаменитые шкаф с креслами. Я нарочно к ним не торопилась — в светлое время там постоянно толпятся желающие пофотографироваться в количестве, примерно равном числу приглашенных на свадьбу гостей плюс невеста с женихом плюс "технический персонал". А мне надо подойти к креслу, присесть, подумать, встать, присмотреться, воспроизводя сон...

Облом случился и здесь. Я добралась до кресел в начале одиннадцатого, когда, по моим расчетам, они должны были пустовать, но там зависала парочка малолеток. Оккупировав "ведьмино" кресло, они самозабвенно обжимались и на меня посмотрели как на врага народа. А я уже устала шататься без дела, да. И мне завтра вставать в полвосьмого. Пошли все нафиг.

Игнорируя недовольные взгляды парочки, я невозмутимо подошла ко второму креслу, села и достала телефон — типа для селфи. А сама уставилась в камеру, нацелившись на кусты напротив, и увеличила изображение. Нет, не сверкает... Или не вижу, или время еще не то...

— Эй, это наше место! — не выдержала моего присутствия девица.

— Предъявите чеки и их копии, — я встала, по-прежнему глядя в экран сотового, — на покупку кресел и особенно земли. И табличку, что по таким-то документам этот кусок земли принадлежит таким-то людям, — и, опустив телефон, взглянула на молодежь, отмечая слегка нетрезвый вид: — У тебя для начала паспорт-то есть? А если не найду?

— Слышь, да пошли отсюда, — принял верное решение парень. — Она, кажись, того...

Я с усмешкой посмотрела им вслед и перевела дух, расслабляясь. Всё, пока никто не мешает... Убрав телефон, я огляделась, убедилась, что стою на нужном месте, и прищурилась на хаотично разбросанные по зеленому пятачку деревья. Плакучие березы, рябинки — всё как во сне. И на секунду даже внимательный взгляд в спину почудился, но, обернувшись, я никого не увидела. Показалось...

Из-за деревьев однако ничто не сверкало, и, смирившись, я Магометом пошла к горе. Через лужайку к аллее, сквозь сиреневые кусты к деревьям... и сквозь подступавший сумрак к свету. Фонарь нашелся внезапно. Не заметив его среди ветвей, я подумала, что ошиблась в предположении, но нет. Фонарь был. Очень старый, чугунный, одноламповый. Нерабочий.

А на аллее уже зажглись современные оранжевые фонари, и в отблесках их света из-за деревьев я будто снова очутилась во сне с ведьмой — и в ранней осени. Зелень отсвечивала рыжим, под ногами шелестели сухие листья и даже запах изменился. В парках городские вечера неуловимо пахнут прогретыми улицами и пылью, а здесь — свежесть с ноткой увядающей горечи.

Я обошла вокруг фонаря. Метровая квадратная тумба-постамент, а на ней, ввинченное в потрескавшийся камень, находилось нечто, похожее на настольную лампу. Дуга ножки с завитком наверху, на котором висел "домик" — круглая металлическая крыша с заостренной маковкой и кольцом-держателем, решетчатый овал застекленных "стен". Нет, конечно, не лампа. Точь-в-точь заброшенный домик для фей или парковых эльфов.

Достав телефон и сделав пару снимков, я подошла вплотную и, подсвечивая сотовым, всмотрелась в пыльное, закопченное стекло. И как оно уцелело-то — как не разбили хулиганы... Фонарь, запрятанный среди берез, казался пришельцем из другого времени... как и ведьма в шляпе и чопорном платье. Вот куда шкаф-то с креслами надо поставить. Починить фонарь — и сюда бы еще больше народу сбежалось, чем...

— И что ты хочешь там найти?

Внезапный вопрос прозвучал взрывом хлопушки. Я испуганно вздрогнула и в сердцах выругалась:

— Да что ж, мать вашу, все так подкрадываетесь-то, а?!

И резко обернулась. Опа. Знакомая синяя майка... Мир, черт, да ты не просто тесен, ты малокомплектен, как деревенская школа, и явно не собираешься вмещать в себя никого, кто не касается проклятой ведьмы или ее "бабочек"... Дважды замеченный поблизости парень наконец соизволил "познакомиться", и я сразу поняла, что это тот самый брат Гульнары. Загорелый, высокий и сухощавый, на вид не старше меня, седые волосы и те же самые, описанные Верой Алексеевной, глаза — черные. Не безумные, но неприятные — холодные, колючие, надменные. Под их прицелом сразу стало не по себе и захотелось спрятаться за фонарную тумбу. Для начала.

— А кто подкрадывался до меня? — в низком голосе обманчивая вкрадчивость, а взгляд требовал: "Говори!".

"А во!", — про себя я по-детски показала дулю, а вслух сердито спросила:

— А ты кто такой, чтобы разговаривать со мной приказным тоном, да еще и не представившись? — и для проверки добавила, нарочно употребив уменьшительно-ласкательное имя проклятой: — Брат Гуни?

Он не ответил, лишь прищурился так, что мне стало страшно. Но спрятаться за тумбу я не успела. Лишь увидела хватательное движение его руки — и в голове взорвалась боль. Режущая, тянущая... точно из меня что-то вытаскивали. Выкачивали.

— Плохо, — услышала я как сквозь вату, и боль исчезла, оставив слабую, покалывающую пульсацию в висках.

Я сидела, прислонившись к тумбе и запрокинув голову, а над моим лицом клубилась туча. Да, даже сквозь вечерний сумрак она проступала очень отчетливо. И еще сильнее ощущалась — липкой, влажной, жуткой.

— Это, — указал парень на "тучу", — сила Гуни. И хотел бы я знать, где ты ее подцепила, — он нервно потер подбородок. — Она же светлая ведьма... была. Теперь явно темная.

Я посмотрела зло, но сказать ничего не успела. Заклинатель присел на корточки и неохотно объяснил:

— Обычно эта дрянь сидит неглубоко, но она чутко реагирует на любое волшебство — от первых же слов простейшего наговора прячется так, что не вытащить. А вынимать необходимо. Жизненно. И быстро.

— Конечно, пользуйтесь тем, что я не в курсе ваших заморочек и без информации не отличу правды от вранья... — проворчала я, потирая виски.

— Ты в нас веришь. Быстро разберешься, — и он встал.

За следующими его действиями я следила с открытым ртом. Брат Гульнары запустил в колдовскую тучу руку и вытянул наружу темную нить. И начал наматывать ее на левое запястье, будто клубок ниток распутывая. И туча "распутывалась", уменьшаясь. А нить... исчезала. Наверно, в руку... впитывалась. Заклинатель глянул на меня снисходительно и хмыкнул.

Я нахмурилась, взъерошившись:

— Что смешного? А давай я приведу тебя в редакцию и предложу сверстать номер. Повеселюсь.

— Хорошо сравнила, — одобрил он. — Я убрал тень сестры. Гуня — ведьма души и умеет создавать фантом своего духа. Он цепляется к человеку и ходит следом как привидение. А это близко к тому, с чем я работаю, — к одержимости. Знак для меня. Она всегда оставляла для меня фантомы с новостями.

Я нахмурилась, игнорируя намёк. Проклятая говорила про сферу души — но так отстранённо, словно никогда ею не владела. И "нетопырь"...

— Что? — заклинатель снова требовательно уставился на меня. — Где ты видела "нетопыря"?

Кажется, я сказала это вслух...

— В садовом обществе "Тихий берег", — я неловко встала и подобрала сумку. — Мы немного... поговорили, и он заметил, что Гульнара была ведьмой огня — у нее глаза желтые, огненные.

— Плохо, — парень поспешно опустил глаза, скрывая эмоции, но его голос прозвучал отрывисто. — Очень плохо.

Ой, как же они мне надоели, все эти скрытники безымянные...

— Если у тебя всё, то я пошла, — я закинула сумку на плечо. — А если что-то нужно, то представься и объясни, зачем искал. И фантом зачем... снял. И что нам делать дальше, если...

Ай, нет, еще же фонарь... Чуть не забыла.

Отвернувшись от заклинателя, я снова уставилась на фонарь и услышала за спиной знакомое задумчивое сопение. Вот и Гульнара так же сопела, размышляя, что сказать и как признаться в потере памяти... Наверно, это семейный признак честного подбора верных слов.

— Бахтияр, — представился парень сухо и отчего-то недовольно. — Фантом убрал, чтобы ты не сгинула раньше времени.

Я испуганно обернулась и встретила очередной снисходительный взгляд.

— Фантомы души питаются собственно душой, — и он продолжил неторопливо "сматывать" тучу. — Это энергетическая субстанция, которой нужно питание. Когда вложенная сила кончается, фантом или разрушается, или начинает питаться самостоятельно — или от создательницы, или от носителя. Гуня — ведьма сильная, и ее фантомы мощные. Фантом создавался из расчета на ведьму, а она и месяц бы спокойно прожила с ним бок о бок. А ты — человек.

Я сглотнула. Ой, ё...

— Далее, — механические движения и механический же бесстрастный голос, — мы будем искать мою сестру. Вместе. Одна ты не справишься. Раз я убрал фантом, то сниться она перестанет. Долгих бесед точно не жди.

— С-спасибо... — запоздало пробормотала я.

От его слов опять стало жутко — до тоски по одеялу. Запугивать меня... наверно, бессмысленно. Зачем ему трясущийся от страха помощник? Незачем. Но раз я потребовала объяснений... Получи, распишись и не вякай.

— Пожалуйста, — насмешливо кивнул Бахтияр. — Что Гуня успела тебе рассказать?

Очень хотелось назло выпалить "Ничего!", но я себе такой роскоши — ссоры с тем, кто в теме — позволить не могла. Заклинатель производил крайне неприятное впечатление: встретившись с ним на полпути, хотелось перейти через дорогу, чтобы не просто разойтись, но и дальше идти разными тропами. Но — пускай хочется. От проклятой теперь тоже хотелось держаться подальше... и избавиться поскорее. Вдруг соскучится по общению и решит второй фантом прислать...

— Фонарь важен, — ответила я тихо. — Он должен на что-то указать.

— "Компас", — заклинатель брезгливо отер ладони о джинсы и прищурился. — Смотрю, Гуня тебя с пустыми руками не оставила. Сестра всегда таким пользовалась, когда что-то искала. Он должен среагировать.

Ах, да, символы на запястье...

Я опять повернулась к фонарю и под внимательным взглядом внезапного напарника начала водить "компасом" вдоль стеклянной колбы. Чувствуя себя при этом совершенно по-дурацки. И вроде после "нетопыря" да недавней демонстрации силы веры в волшебство прибавилось... Но идиотизм ситуации всё равно не отпускал. Во мне-то никакого колдовского дара нет...

Фонарь вдруг ожил. В его темных глубинах, медленно набирая силу, разгорелся крошечный золотистый огонек. И "компас" тоже ожил — засиял в ответ, зачесался неприятно.

— Держи руку ровнее, — велел Бахтияр, а сам заозирался, словно что-то видел.

А может, и не "словно". Когда фонарь разгорелся сильнее уличного, заклинатель проследил взглядом за чем-то невидимым, развернулся и молча рванул через кусты. И на секунду я тоже увидела: стеклянная колба пылала маяком, чей указующий луч четко освещал цель — у парковых ворот. И пока брат Гульнары ломился по газонам да кустам напрямик — по "тропе" волшебного луча, я побежала в обход, по ухоженным, заасфальтированным и опустевшим аллеям. И добралась до нужного места, почти не опоздав.

— Не подходи, — распорядился заклинатель, проводя раскрытой ладонью над небольшим пятачком между двух клумб с разноцветными петуньями.

Я остановилась поодаль, переводя дух и наблюдая. С минуту ничего не происходило, а потом из-под земли раздался тягучий, потусторонний стон. Бахтияр забормотал в ответ что-то свое, колдовское и ругательное, и стон повторился, только... ближе. И под стриженым газоном очевидно что-то завозилось. У меня, признаться, волосы встали дыбом. И снова защипало "компас". А после третьего замогильного стона пятачок вспучился и взорвался.

Фонтан из земляных комьев — поникшие петуньи в клумбах — отшатнувшийся заклинатель — разом потухшие на аллее фонари — свербящий и сияющий "компас" — и крылья. В густом ночном сумраке застыли два знакомых крылышка — ажурные, черно-белые, с крупными синими пятами на нижних "хвостах", искрящиеся. Да, только крылья — без тела. Обещанное Гульнарой доказательство.

— Твою мать... — заклинатель выглядел потрясенным. — Она всё же их нашла... А я, дурак, не поверил... Если бы я был рядом... — и замолчал, уставившись на крылья.

Теплый ветер, шурша, спустился с березовых макушек, взъерошил увядшие цветы и отправился бродить по парковым аллеям, но крыльев его магия не коснулась — они замерли в воздухе, невидимыми булавками пришпиленные к тёмному бархату ночи. Больше пяти лет в земле, но ни погода их не взяла, ни время. Четкие очертания, паутинная вязь рисунка и, как и говорила Гульнара, ни единого признака разложения. Белые вкрапления горели холодным серебром, из синих пятен разбегались по темным краям голубоватые электрические разряды. Крылья казались металлическими. И слишком крупными для обычной бабочки.

— Почему вы сестрой... разошлись? — я кашлянула и спросила, просто чтобы спросить. Чтобы нарушить мрачную тишину.

— Не мы, — Бахтияр, ссутулившись, угрюмо смотрел на крылья, и по его худому скуластому лицу прыгали хищные тени. — Меня сослали. В глушь. На север. За неумение работать в системе и неподчинение начальству. Дали, так сказать, еще один шанс. Последний. Я смог вернуться буквально неделю назад, когда закончился контракт. Если бы и его сорвал, остался бы и без магии, и без работы. Заблокировали бы мне силу — и с концами. Я ведь чувствовал, что с Гуней что-то стряслось...

Я помолчала, снова уставившись на крылышки, подошла поближе и осторожно уточнила:

— Но если ты увидел — и сразу поверил в "бабочек", то почему ведьмы не?..

— Потому что дуры, — зло сплюнул заклинатель. — И сестрица моя... Наверняка она тупо не предъявила главное доказательство. Отложила его на более подходящий момент.

— И?..

— Исследовательская работа на вступление в Круг — это всего лишь заявка, — он не сводил немигающего взгляда с крыльев. — Не трудовой контракт. Ведьмы, бывает, по десять лет работают только на то, чтобы их приняли в Круг — оправдывают, так сказать, оказанное высокое доверие. Не удивлюсь, если Гуня из-за этого и не предъявила крылья — хотела сначала заявить о себе, а потом, чтобы контракт побыстрее получить, выдать главное доказательство. А получилось... Чертова система... — и снова сплюнул. — И мне толком ничего не объяснила...

— Потому что на тебе тоже висел контракт, — заметила я. — Сам сказал: сбежал бы — и всё. А ведь сбежал бы, если бы.

Заклинатель не ответил, сверля крылья злым взглядом.

— А семья? — пользуясь моментом, я оседлала любимого конька. — Неужели кроме тебя ей некому помочь? И тебе не у кого было узнать о сестре?

Бахтияр резко обернулся, и я невольно вздрогнула.

— Не у кого, — сухо ответил он. — И некому.

Да, иногда не помнить о чем-то важном — это не так уж плохо...

— Пошли, — бросил заклинатель, сгребая крылья и пряча их в задний карман джинсов. — Здесь больше делать нечего. В другом месте поговорим.

И едва ли не бегом устремился прочь из парка. Я поправила сумку и пошла следом своим привычным шагом — не слишком быстро, не слишком медленно. Поддерживать темп внезапного напарника было невозможно... да и не очень-то хотелось. Жизнь под командованием я уже проходила. Сбежала от похожего зануды — и слава богу, и обойдемся без повторений пройденного. Одних граблей мне всегда хватало, чтобы получить бесценный опыт и распорядиться им с умом.

Мы прошли примерно полдороги до дома, когда Бахтияр наконец заметил, что за ним никто не бежит, высунув язык и истекая слюной. Он оглянулся. Остановился. И я почти уверена, что недовольно нахмурился. Лица в темноте не разглядеть, но вся его поза с нетерпеливой жестикуляцией — то в боки руки, то в карманы, то крест-накрест — выражала высшую степень раздражения. Которое я проигнорировала, догнав заклинателя, перегнав и прежним шагом уходя по тротуару вдоль проспекта в направлении дома. Своего, да. То, что братец Гульнары решил поселиться рядом со мной — не мои проблемы.

— Рада, ты, кажется, кое-чего не понимаешь, — раздалось за моей спиной. Скрытая угроза слышалась в каждом звуке приглушенного голоса.

Я на провокацию не поддалась. Если сразу точки над "ё" не расставить, то... Принцесс, драконом заточённых, возможность есть еще спасти, а вот заточенных... увы. Не расставлю сразу приоритеты — этот "дракон" внесистемный сожрет меня с потрохами и даже спасибо не скажет. И, конечно, не извинится, заявив, что так и было.

— Нет, это ты кое-чего не понимаешь, — я даже не обернулась, только в сумку для храбрости вцепилась. — С людьми можно работать. И с людьми надо работать. На равных. А мы с тобой — в равных условиях. Если ты мне не поможешь... мне крышка. А если я тебе не помогу, то крышка твоей сестре. Всё очень просто. Или мы работаем вместе, на равных правах — или нет. Выбирай.

Он снова засопел, а я еще крепче вцепилась в сумку. И умом понимала, что не откажется — не рискнет отказаться, но в глубине души боялась. Мне ведь реально крышка без поддержки кого-то, кто в курсе всех магических заморочек. Как верно заметил Вовчик, неизведанные грани нашего мира остры, как бритва, и глазом моргнуть не успеешь...

— Ладно, — неохотно выдавил Бахтияр и пошел рядом, подстраиваясь под мой шаг. — Чего ты хочешь?

— Информации, — я пожала плечами. — Не понимаю, как эти конкретные крылья могут привести к Гульнаре. Не понимаю, что мне делать. А еще я не понимаю, как до сих пор никто не заметил нечисти, если твоя сестра нашла доказательства существования "бабочек" аж пять лет назад.

— Последнее — это просто, — заклинатель сунул руки в карманы джинсов. — Если бы "бабочки", чтобы обновиться, убивали всех подряд — да, их бы вычислили за пару дней и уничтожили. Но они — твари хитрые, а мало ли в обществе контингента без определенного места жительства? Мало ли немощных одиноких стариков? "Бабочки" не привязаны к одному месту, они могут перелетать из города в село и в соседний город, выслеживая людей, которые никому не нужны. Они не оставляют иных следов, кроме крыльев, а магия после их охоты рассеивается, как неприятный запах, через пару часов.

— Не будешь знать, где и что искать, сроду не сыщешь, — задумчиво кивнула я.

— Верно. Что касается первого и второго. Расскажи, о чем говорила сестра. Где пропала, как искать? — и он сухо пояснил: — Я нашел тебя по фантому. В свои планы Гуня меня не посвящала. Коротко отписалась, что наткнулась на следы "бабочек" и хочет доказать их существование. Всё. Я ощущал ее живой — и сейчас ощущаю, — поэтому не слишком волновался. Да и в "бабочек" не верил. Но когда вернулся и не нашел сестру, то забеспокоился.

И я, замедлив шаг, поведала всё, что знала.

— Это какой-то... квестовый поход, — заключила под конец. — Если мы пойдем по следам с ее доказательствами, то, возможно, наткнемся на то место, где она пропала. Я так поняла, — помолчала и добавила: — Но ведь это бред.

— Да, непохоже на сестру, — согласился Бахтияр задумчиво. — Хотя...

И это "непохоже" помогло оформиться туманной догадке, которая возникла, когда я услышала про внезапную сферу души там, где предполагался огонь, и переход из света во тьму.

— А это точно твоя сестра? — уточнила я осторожно. — Или кто-то, кто выдает себя за нее? Другая ведьма... или вообще нечисть? Узнала кое-какие детали, а потом чуть что — так сразу "не помню". А?

— Не знаю, — недовольно засопел заклинатель. — В этом деле много странного и непонятного. С одной стороны, управлять фантомом другая ведьма не сможет, а нечисть — тем более, она лишена стихийной силы. Но с другой...

Длинная-длинная пауза, и я обнаружила, что мы подошли к дому. И остановились у подъезда, под сенью старых тополей.

— Но с другой? — не выдержала я.

— Менять сферы и направления силы молодым ведьмам не дано. Только с опытом и возрастом, когда из "угля" разгорается Пламя, то есть сила выходит на новый уровень... В общем, до Пламени сестре очень далеко. Зато со света во тьму можно мутировать при перерождении, а оно случается редко. Крайне редко. Собственная сила ведьмы оборачивается против нее, и она становится подобием нечисти. Мощной нечисти. Отсюда же — и проблемы с памятью.

Я вспомнила "нетопыря", который назвался высшим, и его желтые глаза, провела аналогии огоньками глаз Гульнары...

— Если глаза станут красными — всё, перерождение случилось. Пока еще у нас время есть, — Бахтияр шумно вздохнул и сипло добавил: — Надеюсь, есть...

— А квестовый поход? — напомнила я. — Если непохоже на неё... то зачем?

— Наверно, на будущее, — он пожал плечами, — чтобы торжественно провести ведьм Круга по тропе доказательств, объясняя свою правоту. Гуня любила пафосность, торжественность и четкое планирование важного мероприятия. То, что подготовка одного понадобилась для другого... — заклинатель поморщился: — Просто несчастный случай.

"Просто", да. Спровоцировавший катастрофу.

— А если ведьм позвать? — я достала из сумки ключи и открыла домофонную дверь.

— Нет, — отрезал Бахтияр, — никаких ведьм. Сами справимся. И ты, — его голос снова стал угрожающим, а взгляд тяжелым, — не светись. Не мелькай. Крылья старые, им лет семь-десять. Одна "бабочка" уже точно среди нас. А свидетели нечисти не нужны. Я с ними справлюсь, а вот ты — нет. Не мелькай, поняла? — повторил красноречиво.

...то бишь "сиди у печки и молчи, женщина"?

Дафигвам.

— Угу, — кивнула я и первой вошла в подъезд.

То он не знает, в этом не уверен... Я не я буду, если не откопаю в этом огромном городе одну маленькую, незаметную, но натуральную ведьму. И плевать на угрозы. Кто меня защитит, когда вы с "нетопырем" наперегонки рванете за "бабочками", спросила я про себя и получила единственный ответ: никто.

Поднимаясь по лестнице, мы обменялись телефонами, я получила очередное ЦУ, звучащее как "Никуда не лезь, сиди дома, лови письма, распознавай места и звони, чуть что" и с облегчением распрощалась, нырнув во тьму своей квартиры. Голова налилась тяжестью и тревожно гудела.

Я готова к магии, повторяла я мантрой, сходив в душ и переодевшись, готова, готова, готова... Может, бабушка знала, с чем мне предстоит столкнуться и подготовила к этому, как смогла, раз уж не получилось отвести беду. И я готова к волшебству...

Хотя, если честно, единственное, к чему я реально готова, — это спятить.

Глава 7

В девяти случаях из десяти волшебство -

это всего лишь знание некоего факта,

неизвестного остальным.

Терри Пратчетт "Ночная Стража"

Будильник я не услышала. Оказывается, устала. Или Гульнара, снясь, ухитрялась от меня питаться... но об этом я думать побоялась. Проснувшись и вспомнив всё вчерашнее, я села, обнаружила на часах десять утра и ни одного звонка от начальства и снова легла.

Странное ощущение — нечем заняться... И даже можно спать дальше — нырнуть с головой под простыню, и до свидания. Но не лежалось. Шило в причинном месте свербело с удвоенной силой, требуя работы. И правильно делало, ведь реально же крышей уеду, если залягу строить теории, одна хуже другой.

Но раз "работать" нечего, то я встала и собралась в редакцию — заглянуть в библиотеку, проверить, нет ли там других заметок о двух опознанных истинных ведьмах, и написать заявление на отпуск. В крайнем случае, возьму больничный. И любой психотерапевт мне выдаст его без лишних вопросов.

Закрывая дверь, я прислушивалась и посматривала на лестницу — не явится ли на звон ключей "дракон", но обошлось. Из дома я практически сбежала, да и по дороге в редакцию оглядывалась, но снова обошлось. И лишь поднимаясь на лифте в офис, я выдохнула. Это "сиди дома и жди писем" вымораживало. Пока опасность иллюзорна и известна лишь на словах, в нее не верилось. Вероятно, зря... но не верилось.

В редакции было непривычно пусто и тихо — журналисты и менеджеры разбежались либо обедать, либо всё же работать. Виталина Марковна, к сожалению, тоже отсутствовала. Катя, редакционный секретарь, пояснила, что утром к нам прилетел какой-то московский экстрасенс, и шефа, намарафетившись и прихватив зачем-то Валю, отправилась окучивать столичного гостя. И, обменявшись сплетнями, мы разошлись по своим делам.

Редакционную библиотеку именно библиотекой, а не архивом, называли не зря. Она начиналась с подарочных экземпляров книг от тех экстрасенсов, которых мы пропиарили наиболее удачно. После грандиозного потока клиентов каждый уважающий себя "колдун" считал обязательным написание и издание вирша а-ля "Как найти цветок папоротника", "Славянские обереги и их работа в современном мире" или "Путь в Шамбалу". И, конечно, несколько экземпляров вручалось шефе — в надежде на хорошую скидку для рекламного интервью или хотя бы на "полубесплатный" обзор подарочного издания.

Одно время книги копились в кабинете шефы, выставленные на полках на самом видном месте, но приходили очередные клиенты, изучали выставку, мотали на ус и возвращались со своими изданными "нетленками". Новые книги сменяли старые, и последние переезжали сначала на стеллажи в холл, а потом, за неимением места, в серверную и кладовки со старой техникой и подшивками. А потом, при ремонте, шефа распорядилась кладовки разобрать, выбросить оттуда всё нафиг и поставить стеллажи для книг, ящики для "вещдоков" и подшивки и ноутбук для всего остального.

Перед библиотекой я заглянула в кабинет менеджеров и достала из шкафа чуни сорок последнего размера и длинную серую кофту с капюшоном. Страшную, притащенную Валей явно из своего не менее страшного гардероба, но очень теплую. В серверной стоял дикий холод, а попасть в кладовки можно было лишь оттуда, вместе с собственно холодом.

Утеплившись и привычно вооружившись блокнотом и ручкой, я включила в серверной свет и сначала изучила график дежурств, вспоминая, когда моя очередь. Шефа экономила на архивариусе, поэтому раз в две недели, в выходные после сдачи номера, один из несчастных по строгому графику оставался и занимался обработкой всего собранного материала за крошечную прибавку. Мое дежурство ожидалось аж через месяц, и я снова убедилась в правильности отпуска. Всё для него.

Включив свет в комнате с "вещдоками", я положила сумку на тумбочку, села за стол и открыла, запуская, ноутбук. А потом с полчаса терпеливо лазила по папкам в поисках странной аудиозаписи от ведьмы Ланы. В базе при таком-то количестве "пополнителей", разумеется, царил полный швах. Рабочий стол пестрил ярлыками папок с "понятными" названиями вроде "Встреча", "01-июнь" или "Фотки", а распиханные по ним файлы отличались такими же "говорящими" названиями и редко соответствовали заявленной дате и теме. Но журналисты — народ к поискам привычный и проблем не боящийся.

Нужная запись нашлась в папке с названием "Не моё", будучи вложенной еще в пять "Новых папок". Достав из сумки наушники и подключившись к ноуту, я приготовилась прослушать бессвязный бред, но вместо этого услышала...

— Сейчас ты не готова к пониманию, — глубокий голос Ланы звучал спокойно и внятно, — но придет время, и ты вспомнишь. И сможешь услышать. Будущего не избежать, но к нему можно приготовиться. Я пришла, чтобы предупредить. Ищи ведьму на середине, но не доверяй ей. Опасайся мелкой нечисти без амулета. Верь оберегу и проси у него помощи, когда прижмет. Рисуй сны и их итоги — обязательно рисуй. Рисунки помогут. И тогда всё сложится. Слушай себя — и только себя. Чужие советы не приведут ни к чему хорошему. И если ты не против бабушки — это хорошо. Это правильно. Это спасёт. Завтра я уйду навсегда и больше ничем не смогу помочь. Слишком далеко твое будущее — слишком обрывочны видения. Всё случится лет через пять-семь, когда ведьма вскроет древние могилы. Ты не сможешь противостоять тому, что оттуда полезет. Предупреди тех, кто сможет. Обязательно. Кто бы что ни говорил. Береги себя, Рада. Будь внимательна и очень, очень недоверчива. Прощай.

Запись кончилась, и я откинулась на спинку кресла, переваривая услышанное. Виталина Марковна, спасибо вам огромное за библиотеку, гениальнейшая вы женщина... Лана — царствие небесное... Я и сейчас, наверно, не готова — до конца не готова... Но ведь минувшие события — это лишь начало пути. Самое начало. По сути, вступление — актуальность, проблема, цель, задачи... и даже источники. А основная часть... случится в любой момент.

Унявшиеся за работой нервы опять начали пошаливать, и спокойствия ради я разложила то, что имела на данный момент, по структуре введения. Да-да, в ту самую научную работу, что подсунула мне судьба в лице Гульнары.

Итак, актуальность. Гульнара в западне, по замечанию "нетопыря" проклята и очень нуждается в помощи. Причем в скорейшей.

Проблема — проклятая ведьма не жива и не мертва, потеряла память и не знает, где находится. Плюс это осложняется вероятным появлением опаснейшей нечисти — "бабочками". И отсутствием у меня магии и возможностью защищаться самостоятельно.

Цель — собственно, найти Гульнару. Живой. А с ее здоровьем справится колдовская медицина, она поди не чета нашей, человеческой. А еще нужно добраться до тех, кто в теме. И, думается, это важнее и первее. И пусть брат с сестрой в две глотки кричат, что не надо никаких ведьм. Это, кстати, еще одна цель — понять, почему им их не надо. Лично мне ведьм очень даже надо, и побольше-побольше.

Ну, и, собственно, задачи, из цели выводимые. Тропа из писем. Рисунки. Места-маяки. "Дракон" — куда же в колдовской истории без хвостатых — с его таинственными мотивами и загадочным даром (и сработаться с ним нужно, и чтобы не заточил, во всех смыслах этого слова, — тоже). И, да, "ищи ведьму на середине". Что бы это значило? А еще мне надо пару хороших источников информации. Даже на вредных, наглых и нелюдимых согласна — разговорю. Лишь бы были.

Расписав схемами "кто", "куда", "зачем" и "почему" треть блокнота и снова успокоившись, я сходила за чаем, вдохнула рабочей и привычной до мозга костей редакционной атмосферы, утвердилась в своем мире и вернулась в библиотеку. Надо будет взять ее на заметку — отличное место. Никто не мельтешит и не дергает вопросами, не давит морально и не отвлекает от насущного. И холод стимулирует работать быстрее.

И, кстати, пока не забыла, еще о насущном... Рисунки Весты нашлись в самом нижнем ящике, под кипой выцветших газетных вырезок и чьей-то заначенной шоколадкой. Рассудив, что мне гормонов радости и позитива надо больше остальных, я без зазрения совести распечатала шоколадку, глотнула горячего чая и внимательно рассмотрела рисунки.

После "расшифрованной" записи Ланы и во втором деле хотелось чуда, но оное решило погодить и оставило меня с носом. Рисунки оказались просто рисунками — из тех, что каждый из нас чертит между делом: "подсознательные" крестики, ромбики, треугольники и иже с ними.

Повертев листы, посмотрев через них на свет и не обнаружив магии, я на всякий случай сфотографировала рисунки на телефон и вернулась к аудиозаписи. Прослушала повторно, законспектировала и скопировала запись на телефон. Перечитала и решила обдумать в более теплом месте. Здесь, в ледяном помещении без окон и солнечного света, фраза "древние могилы" казалась чересчур символичной. До противных мурашек.

Выключив ноутбук и убрав за собой всё, включая початую шоколадку, обратно в ящик, я вернулась в редакционное тепло. Конечно, повсюду гудели кондиционеры, но по сравнению с серверной здесь рай. Вернув на место кофту и чуни, я снова заглянула к секретарю. Катя ела мороженое и сосредоточенно играла в камушки "Три в ряд".

— Виталина Марковна не звонила? Не обещалась? — спросила я.

— Не-а, — Катя качнула головой, не отрываясь от экрана монитора. — Но если хочешь, я передам, чтобы она тебе набрала, как освободится.

— "Передашь, чтобы набрала", — я фыркнула. — Звучит! Но не надо. Зайду завтра сама.

— А ты не в отпуске? — она наконец заметила, что не так, отложила недоеденное мороженое на блюдце и уставилась на меня. — А где заявление?

— Пока не обговаривала. Отпуск, — я качнула головой. — Потом напишу.

— Да брось, отпустит тебя Марковна. Лето, рекламы мало, клиенты на югах, — Катя отъехала от стола к стеллажу и зашуршала папками. — Пиши. Позвоню, как утвержу. Главное, сроки проставь. Сегодня среда, — она посмотрела на календарь. — Пиши с понедельника. Как раз сбежишь с недели сдачи номера. На месяц. Рада, я сказала, пиши на месяц! Ты же ни разу отпуск не брала! Пиши. Соскучишься — выйдешь на работу пораньше.

— А понравится — фиг продлите? — я усмехнулась, но подсела к секретарскому столу и послушно заполнила поданный Катей шаблон заявления. "Я, такая-то, в такой-то должности, прошу...".

Написала, перечитала и усомнилась:

— Не отпустит.

— Отпустит, — Катя ловко утянула заявление к себе. — Марковна — умная женщина и понимает, что отдыхающие хоть иногда люди работают с большим усердием, чем уставшие. А от уработанных типа тебя вообще толку мало. И с каждым годом без отпуска — всё меньше. Иди. Или она позвонит, или я. Беги, пока она не явилась и не придумала, чем тебя занять.

Секретарь приходилась шефе дальней родственницей и позволяла себе за глаза "обращаться" к редакторше панибратски. И не бояться начальственного гнева, прикрывая нас по случаю и без.

— Спасибо, Катюш, — я улыбнулась и взяла сумку. — До созвона.

— Пока-пока! — она махнула рукой и снова взялась за мороженое и игру.

А я ушла. С острым ощущением когнитивного диссонанса. Так странно — быть в отпуске... почти в отпуске. Будто работу прогуливаю, без разрешения начальства и объяснения причин. А впрочем, Виталина Марковна же дала добро на работу дома до конца этой недели...

Походив вокруг офиса и пошатавшись праздно по проспекту, как всегда заполненному бегущими людьми, я купила кофе и незаметно для себя свернула к парку, к входу, у которого вчера Бахтияр нашел крылья. "Рисуй" — вспомнилась подсказка Ланы из аудиозаписи. Хороший совет. За рисованием мне всегда отлично отдыхалось и плохо думалось. И ноги сами собой понесли к фонарю. В этой истории так много непонятного... что непонятно, что пригодится, а что — нет. Но лишнее всегда просто выбросить, а нужное так сложно добыть...

Блокнот с черновым портретом Гульнары нашелся в сумке, людей поблизости не наблюдалось, Бахтияра вроде тоже, и я, добравшись до фонаря, расположилась на газоне, вооружившись ручкой. Вчерашнее ощущение осени, кстати, осталось: невидимое, еле уловимое, как предчувствие, как мистическое понимание, хотя до календарной осени еще больше месяца, оно пропитывало воздух, добавляя в него нотки терпкой горечи, влажной прохлады и неизбежности.

Рисовала я рассеянно и неспешно. Ручка механически бродила по чистому листу, чертя и штрихуя, а я поглядывала на фонарь и ни о чем не думала. Хотя, нет, конечно, думала — иначе я не могла, но обрывки мыслей не отпечатывались в памяти, ускользая почти сразу после появления. И мне нравилось это ощущение — короткое, медитационное, успокаивающее, похожее на сон наяву, когда в голове были только образы и картины без постоянных "надо".

Закончив работу, я отложила ручку, глотнула кофе, изучила рисунок и хмыкнула. Таки просочились... По вчерашней ассоциации с домиком фей, вокруг зажженного фонаря вились крохотные крылатые сущности — не то феи или эльфы, не то всё же бабочки... или "бабочки". Или просто ночные мотыльки. И моя фантазия. И только-то.

Придирчиво сравнив оригинал и изображение, я добавила пару мелких деталей, закрыла блокнот и развалилась на траве, сунув под голову сумку. В сознании по-прежнему царил безмятежный творческий космос, но на его задворках уже ворочались "корабли"-мысли, намекающие, что надо что-то делать. Я и не спорила: надо. Но не понимала, с чего начинать. Разве что... "искать ведьму на середине". Правда, тормозило "не доверяй ей". Почему? И зачем искать, если нельзя доверять?

Закрыв глаза, я восстановила в памяти аудиозапись дословно. Малопонятное и шаткое, но руководство к действию.

"Ищи ведьму на середине, но не доверяй ей".

Середина — это... середина. Середина, то бишь центр города, середина района, середина улицы... наверно. Дома на компе посмотрю карту. Не факт, что я верно трактую указание, но пока остановлюсь на этой догадке.

"Опасайся мелкой нечисти без амулета".

"Нетопырь" указывал на медальон-монетку как на патент — может, это и есть "амулет"? Опасайся мелкой нечисти без амулета — то есть без патента и права жить среди людей? Плохо, что "мелкой" — Гульнара говорила, они почти неотличимы от людей. И это явно не "бабочки" — они средние между высшим и низшими. По...середине. Н-да... Но ладно, мелкая — это мелкая, это вряд ли "бабочка". Что в общем задачу не упрощает.

"Верь оберегу и проси у него помощи, когда прижмет".

Украшений я не носила — они мешали и отвлекали. Крестик — и всё. Бабушка с дедушкой могли незаметно подсунуть мне оберег под видом колечка, но вряд ли покусились на святое — бабуля очень верующая. Стало быть, наговор. Не одежда же. А наговор возможен. И "нетопырь" на что-то намекал. Не знаю, на что, но с "оберегом" спокойнее. Просить помощи... звучит странно. Посмотрим по обстоятельствам.

"Рисуй сны и их итоги — обязательно рисуй. Рисунки помогут. И тогда всё сложится".

Лады. И Гульнару в кресле нарисовать не проблема. Может, пригодится, а может, нет. Да, тоже посмотрим по обстоятельствам.

"Слушай себя — и только себя. Чужие советы не приведут ни к чему хорошему".

Вот за это — отдельное спасибо. Лишнее подтверждение правильности выбранного пути лишним не бывает. Нутром чую: брат с сестрой что-то мутят. И это их общее "никаких ведьм" не нравится до чрезвычайности.

"И если ты не против бабушки — это хорошо. Это очень правильно. Это спасет".

Вопрос: что за бабушка? Моя? Или новый персонаж — та же ведьма "нетопыриная" в преклонном возрасте? В любом случае я не против, не была и не буду. Пока.

"Всё случится лет через пять-семь, когда ведьма вскроет древние могилы".

Звучит жутко. Куда Гульнара полезла — в какие могилы?.. В древние могильники нечисти? "Нетопырь" говорил, что в прежние времена нечисть безжалостно истребляли... и, наверно, где-то хоронили. А она вроде как очень живучая.

Может, именно это проклятая и нашла — старые захоронения? И что оттуда полезет — или уже полезло?.. Я — не фанат зомби и в оживших мертвецов не верю, как не верю в вампиров и прочих "превращенцев". Но у меня мама — врач, и я с детства слышу от нее истории о невероятной живучести хрупкого с виду человеческого организма. И если в организмах людей порой просыпается поистине звериная воля к жизни, то страшно представить, на что способна нечисть. Реально страшно.

В общем... да, надо найти и предупредить тех, кто сможет противостоять этим... тиграм ископаемым. Кто бы что ни говорил. И это возвращает меня к началу аудиопредупреждения — "ищи ведьму на середине". И — "будь очень недоверчива". И я постараюсь. Спасибо, Лана. Огромное спасибо.

Из "прифонарной" тени, расслабляющей и умиротворенной, наполненной шелестом листвы и странной прохладой, выбираться в пыльную городскую жару очень не хотелось, и я позволила себе еще полчаса кайфа. Лежала и то зажмуривалась, то открывала глаза и бездумно смотрела на голубые лоскутки неба в переплетении березовых ветвей. И остро, очень остро ощущала затишье перед бурей. Последние минуты отдыха перед шквалистым ветром — последние попытки набраться сил и веры...

И ветер-то меня и... разбудил. Я сама не заметила, как задремала, и проснулась от шелеста страниц — ветер опрокинул бумажный стакан с остатками кофе и ожесточенно листал лежащий на траве блокнот. И в унисон тревожно шелестели ветви деревьев и кустов, перекликались птицы. Я тряхнула головой, просыпаясь. Пора.

Время, пока я возилась на работе да с фонарем, пролетело незаметно, сменив день глубоким вечером. Из парка я вышла, подгоняемая ветром и голодом, но от захода в "Черный призрак" снова с сожалением отказалась. Грянет гроза — и застряну в баре на ночь. И с ноутбуком бы застряла, а без него ведьму "на середине" найти трудновато — на экране телефона карта слишком мелкая и неудобная.

Домой я успела до дождя. Почти бежала всю дорогу, поглядывая на небо, но тучи, сгустившись и нахмурившись, долгожданным дождем проливаться не спешили. Тусклые сумерки и липкая духота к прогулкам не располагали, и я смирилась с тем, что за ведьмой пойду завтра. Да, завтра-завтра — не сегодня... Который день собираюсь — а даже к поискам не приступила. Может, не зря судьба отводит, занимая другими делами?.. Да, "не доверяй ей" беспокоило. Очень.

Между душем и ужином заодно подумалось, а верить ли предсказанию Ланы, но причин для недоверия не нашлось. "Слушай себя", сказала она, и я слушала. И улавливала явное созвучие со словами ведьмы. Я давно поняла, что любое пророчество — это всего лишь руководство к действию. Оно сидит в подсознании занозой, и волей-неволей человек встает на тот путь, на который указывает предсказание, притягивает определенные события и сам творит свое будущее. Я же с вывертами подсознания связываться не хотела и предпочитала действовать осознанно.

— А ты как думаешь? — спросила я после ужина у Яги. — По предсказанию действовать, или оно и без меня разберется, когда и как сбываться? Или — не сбываться? И будет ли наконец дождь?

Яга глянула недружелюбно и, к счастью, промолчала. Если бы и она вдруг заговорила... Тьфу-тьфу-тьфу, в общем.

Предгрозовой полумрак сгустился, и тучи заметнее придавили город к земле — и пухлой чернотой, и духотой. Ветер, нагнав темноты и страху, затих, лишь в проулках клубилась у земли пыль, вихрился мелкий мусор.

Выйдя с чашкой чая на балкон, я смотрела то на небо, то на притихший город, и остро ощущала тревогу. Она расползалась по пустеющим улицам смутными тенями, ложилась закатным багрянцем на темные бока туч, ускоряла проносящиеся машины, преследовала спешащих одиноких прохожих, гнала в укрытие крикливых птиц, растворялась в душной предгрозовой тиши.

Мне стало неуютно, и я вернулась в квартиру, плотно закрыв балконную дверь. Проверила, все ли окна заперты, и взялась за ноутбук, решив развязаться с поисками "нетопыриной" ведьмы. Запустила поисковик и начала с интернета — "Исторический и географический центр города", "Исторический и географический центр района"...

Переворошив массу бесполезных сведений о ремонтах теплотрасс и прочих отключениях горячей воды, я нашла три варианта центра города и пять вариантов центра района. Переписала названия улиц и открыла карту города. Все восемь названий были разными, но ведь мне нужна середина, то бишь различные пересечения. После проверки я вычеркнула из списка две ныне несуществующие улицы, нашла три пересечения и впала в задумчивость.

Один центр был историческим: крохотная часовенка, с коей начинался город, находилась на зеленом островке — пересечении двух главных городских магистралей, судя по карте, четко на их середине.

Второй центр считался географическим и располагался в паре километров от часовни, на пересечении двух старинных улиц. Ничего особенного там не наблюдалось, только обшарпанные и требующие срочного ремонта "сталинки" да ветхие шедевры деревянного зодчества.

Третий центр — тоже географический, но не города и района, как первый, а ажно всей страны и чуть ли не евразийского континента. Да, ни больше ни меньше. И отмечалась данная точка на пересечении трех дорог. На карте широкую горизонтальную улицу диагонально, крестом, перечеркивали две поменьше, и в точке пересечения находился крошечный безымянный сквер, а вокруг него — жилые дома.

Мне как приезжей вышеперечисленные факты были незнакомы и любопытны, кроме одного чисто рабочего момента — все точки находились в Центральном районе, на правом берегу. А "нетопырь" твердил про левый. Или я ошибаюсь с "серединой"... или нет, и ведьма в одной из этих трех точек бывает чаще, чем дома — по работе, допустим. Или...

Зазвонил сотовый. Я настороженно глянула на часы и отчего-то в окно. Тучи клубились, дождь не начинался, на циферблате мигало десять вечера. Мелодия — как от незнакомого номера... но главное, что не Виталина Марковна. С нее станется загрузить меня новым и особо вредным заданием, несмотря на "отпускное" заявление и подступившую ночь... Я посмотрела на экран — номер городской и оттого подозрительный. Надеюсь, это не шефа из редакции.

— Да? — осторожно спросила я и с облегчением услышала в трубке тихий голос Веры Алексеевны.

— Здравствуй, Радушка, не разбудила? Я по поводу отца Вальпургия.

— Да? — я приободрилась и оживилась.

— Завтра вечером сможешь? Записала тебя на семь. Адрес — пересечение Ленина и Орджоникидзе.

— Да-а-а? — озадаченно протянула я, открывая свои записи. Это же второй центр, который географический...

— Милая, у тебя всё в порядке? — озаботилась Вера Алексеевна.

— Да, — стыдно опять повторяться, но ничего другого не произносилось. Меня посетило странное, двоякое предчувствие — и того, что мне обязательно надо увидеться с отцом Вальпургием, и того, что лучше не казать из дома носу.

— Запиши точный адрес и кодовое слово. У меня на сотовом деньги кончились, всё забываю положить. Вот и звоню с домашнего, — объяснила она застенчиво. — Кодовое слово скажешь в домофон. Это... защита такая, от поклонников.

...и, само собой, прессы.

Я всё записала и поблагодарила Веру Алексеевну. И ненароком поинтересовалась, какой ритуал маг провел, если ведьма сниться перестала. Ведь и Бахтияр, по его словам, сделал нечто подобное — снял некий фантом. И я снова подумала, что отец Вальпургий может оказаться истинным плюс кем-то вроде братца Гульнары — внесистемным, не желающим плясать под дудку начальства. Или и вовсе исключенным из рядов этих... заклинателей, но сохранившем силу или ее остатки. Кушать-то хочется каждый день.

— А не помню, Радушка. Я же из-за ведьмы-то не спала толком больше недели и пришла на приём как в тумане. И уснула в кресле, едва села. А когда проснулась, отче сказал, что всё — дело сделано. Извини, Радушка. Но ты не бойся. Отче — человек хороший. На него раз глянешь — и сразу понятно, что добрый он. Душевный.

...жулик. Знавала я таких. Душа нараспашку — и чем больше у клиента денег, тем душа шире. Да, я циник. Мне хватило года работы с экстрасенсами, чтобы разобраться в ушлых натурах всевозможных "волшебников" и "чародеев", и у всех, как у одного, были такие понимающие глаза, такие добрые лица...

— Раз ты от меня, по знакомству, то он обещал скидку, но точную стоимость сеанса не скажу, — предупредила Вера Алексеевна. — Всё зависит от работы, но говорят, что больше пяти отче не берет. Тысяч, — добавила для точности. — Рублей.

Я хмыкнула. А я столько денег получу за косяк садоводческих статей, и то если шефа не зарубит поддерживающие или общество не откажется от своих рекламных. Круто. Или полчаса почитать молитвы и помахать кадилом — или двое суток, не разгибаясь, строчить статью за статьей плюс разведка боем и полевые работы... Кажется, пора менять профессию. На жуликов насмотрелась так, что мимикрирую без проблем. Осталась малость — ликвидировать честность...

Закончив разговор очередным "спасибо", я положила трубку, подошла к окну и надолго зависла, глядя на страшные тучи. Меня терзали смутные сомненья. Если эта зараза всё-таки настоящий маг, то прессу учуять обязан. Это и будет первой проверкой на вшивость. И если учует и не пустит... нужно иметь план Б. Взять с собой все письма из прошлого?.. Их всего-то пока прилетело две штуки. Плюс папка. Поди хватит.

И, словно притянутый воспоминанием, к окну припал бумажный лист. Ветра не было — ни провода не шевелились, ни ветви на шариках обрезанных тополей, — а сложенный знакомой гармошкой лист бился в оконное стекло перепуганной, залетевшей в запертую комнату птицей.

Я открыла балкон и изловила очередное письмецо. Посмотрела на притихший город, втянула носом раскаленный, душно-пыльный воздух и снова ощутила тревогу. Нарастающую. Непонятную. Пугающую. То ли гроза так действовала на нервы, то ли... А, кстати, если дождь ночью ливанет и растянется на завтра... то это будет очень некстати, да. До отца Вальпургия проще пешком добираться час, чем петлять по тихому центру трамваями с тремя пересадками.

Закрыв балкон, я достала папку Гульнары и сложила туда все ее письма, включая новое, нераскрытое. Постояв перед зеркалом, отрепетировала интервью, набросала с тридцать вопросов, подготовила технику и блокноты. Поставила диктофон и телефон на зарядку и продумала костюм с легендой. Вернее, с правдой. Успокаивая нервы, выпила чая с медом, попрощалась с Ягой и легла спать.

А ведьма вслед за своим посланием не пришла, да. Видать, не соврал заклинатель — перекрыл-таки ей дорогу. Под шуршание бумаги я видела только обрывки образов, которые иногда получалось трактовать, а иногда нет, и я просто... рисовала. Шла в пустоте с очередным блокнотом наперевес... как канатоходец над бездной. И луч невидимого "прожектора" нет-нет да выхватывал из пустоты яркие детали. И я рисовала.

Гроздья созвездий. Но вместо пуговичных звезд — яркие солнца, как тщательно отполированные металлические бляхи или круглые зеркала, отражающие слепящий свет. Они то вспыхивали, то тускнели, то гасли — то озаряли бездну, то погружали в нее с головой.

Туман. Он стелился под моими ногами рваными перистыми облаками и... просто стелился. Никого не "показывал", никем не оборачивался и никак не пугал. Он просто был, невесомый и неприметный.

Указатели. Крупные, яркие стрелки возникали то слева, то справа, но чем дальше я шла и рисовала, тем больше понимала, что хожу по кругу. Меня водят, как лошадь по манежу за повод. И где он, выход?..

И только я о нем подумала, как впереди возникла яркая табличка, почему-то с надписью "Порошок, уходи". Никогда не понимала значения данной фразы, однако... Это мега-молл. Или иное общественное место. Но явно что-то большое — в мелких магазинах на "порошки" не обращаешь внимания, а в крупных я не раз видела такие таблички, например, по дороге в уборную. Мысль, да. Странное место для заначки — или находки, но кто их знает, этих сумасшедших ведьм...

Я шагнула вперед, прошла под табличкой и проснулась.

Тучи за ночь никуда не делись — они по-прежнему сумеречно затягивали небо, погрузив город в молчаливое оцепенение. Часы показывали девять утра — я опять проспала будильник. На телефоне — ни одного сообщения, то бишь я свободна. И на подушке лежал блокнот из сна с карандашными зарисовками. Как проклятая говорила: если пройдете по моим следам, моим путем, то однажды наткнетесь на то место, где я пропала? Хорошо бы...

Я позавтракала и собралась. Пока ела блины и пила кофе, изучила рисунки и поняла, где искать ведьмин след. Символы — первый плюс второй плюс "порошок" навели на мысль сразу, в городе крупных центров-то всего штук шесть. И один называется "Млечный путь".

А "солнца" — это ювелирные магазины, в "Пути" под нее отведен целый цокольный этаж. Когда я первый раз туда попала, то долго не могла уйти — как пещере из сказки про Али-Бабу оказалась. И в искусственном освещении сокровища сияют как миллионы солнц. Осталось найти там сакраментальную надпись... и что-нибудь еще. А мысль о том, что всё слишком просто, я отодвинула в сторону. Это лишь первая догадка — может, верная, а может, одна из.

А потом — отец Вальпургий. При мысли о "премиальном" интервью я приободрилась. Колдуна надо брать. Однозначно. Денег много не бывает. В общем, из дома я вышла, прихватив зонт и дождевик, в отличном расположении духа и окрыленная мечтами.

...и если бы я только знала, чем закончится этот проклятый мрачный день, если бы хоть предположить могла, с чем меня столкнет судьба...

Часть 2: Эффект "бабочки"

Глава 1

Люди не приспособлены жить так близко к волшебству —

наряду с лучшим оно обнажает в нас и худшее.

Саймон Грин "Город, где умирают тени"

В торговом центре "Млечный путь" было тихо и пусто. Зевающие продавцы, закрытые на перекуры отделы, негромкая музыка из кофеен. А посетителей — раз-два и обчелся. Я, моё отражение, снова моё отражение... Четверг, одиннадцать утра.

Сразу в "сокровищницу" я не пошла — духу не хватило. Как порядочная сорока, при виде сияющих металлов и камней я забывала обо всем на свете. А сейчас я не праздно шатающийся посетитель. Я на задании. И забывать о нем нельзя. Поэтому я бродила вдоль бутиков и изучала тряпки с обувкой, напоминая самой себе Семён Семёныча Горбункова, ищущего "такого же дракона, только без крыльев". Единственное, меня никто не пас. Продавщицы провожали меня невыразительными взглядами, охранники — скучающими. А я... собиралась.

Обойдя три этажа тряпок, я наконец решилась на "сокровищницу". И пусть я там никаких знаков не увижу... но хотя бы пойму, что нашла нужное место. Наверно. Тогда и "дракону" сообщу. Не хотелось видеть заклинателя без повода и ощущать себя под надзором, поэтому я опять молча от него сбежала. И, да, самое ему место в "сокровищнице". Повезло бы угадать...

Спустившись на эскалаторе на цокольный этаж, я на минуту ослепла — от блеска украшений рябило в глазах. И приснившиеся символы вставали перед внутренним взором четко и ясно. Витрины горизонтальные, витрины вертикальные, а в них — золото и серебро, драгоценные камни и кристаллы Сваровски, кольца и браслеты, подвески и...

Продавщицы, чинные и модные, терялись, растворялись в блеске бесконечных украшений. И, привычные к реакции посетителей, обычно они заговаривали раньше, чем потенциальный покупатель очухивался и начинал различать в общем блеске отдельные детали. Обычно, то есть в прежние мои посещения. Сейчас на одну негламурную (и неперспективную) девицу в моем лице никто не реагировал, поэтому, сойдя с эскалатора, я дольше прежнего привыкала к окружающему сиянию. И мантрой повторяла про себя: "Порошок, уходи... Порошок, уходи... Поро...".

— Туалет — налево и до конца, — не отрываясь от телефона и жуя жвачку, равнодушно сообщила ближайшая девица.

Черт...

— Спасибо, — смутилась я и поспешила в указанном направлении.

В комнату, обозначенную известной иконкой, я вошла, минуя коридорчик с подсобными помещениями и слепо щурясь. Эти заразы-предприниматели для пущего эффекта приглушали основной свет, подсвечивая витрины, и после их "сокровищницы" в других помещениях аж глазам больно. Зато обошлось без соблазнов, да.

Включив прохладную воду, я ополоснула лицо, промыла глаза и выпрямилась. И невольно присмотрелась к зеркальному отражению туалетной комнаты. Небольшая, отделанная светлым кафелем. За спиной — три двери в кабинки, по бокам — сушильные аппараты, впереди — собственно мое отражение и блестящие изгибы кранов. Я присмотрелась и насторожилась. Что-то не так. Чего-то не хватает.

Отвернувшись, я обежала взглядом туалетную комнату и снова всмотрелась в отражение. Внимательно изучила каждую деталь и с изумлением поняла: в отражении нет входной двери. Сушильный аппарат, висящий на стене рядом с дверью, есть, а самой двери нет. Хотя отражаться она должна. А еще...

Я снова всмотрелась в отражение и невольно отпрянула. Оно изменилось — я-отражение неуловимо изменилось. С лица сошли все краски и кожа казалась пепельно-серой, радужки глаз почернели, почти поглотив белок, бескровные губы растянулись в жутковатой усмешке. А еще отражение смотрело — на меня, в упор. Следило за мной взглядом. Неприятным. Безэмоциональным. Тупым, вспомнилось само по себе объяснение "нетопыря" про "мозгов нет, одни инстинкты". Мама...

Не отрывая взгляда от зеркала, я быстро попятилась к двери. Пусть в отражении ее нет, но я-то знаю, где она должна быть... Отражение следило за каждым моим движением и не шевелилось — ни двигалось, ни удалялось. Замерло, впившись в меня острым взглядом. И, едва я добралась до нужной стены и судорожно зашарила по ней в поисках дверной ручки, оно заговорило.

Сиплый и невнятный потусторонний шепот резанул по ушам. Еле слышный, шелестящий, он загулял в тишине туалетной комнаты тревожным эхом. И при первых же звуках бессвязного бормотания у меня окончательно сдали нервы. Я нащупала ручку, рванула ее, распахнув дверь, и вломилась... в туалетную кабинку. Больно стукнулась коленом об унитаз и замерла, но лишь на секунду. Шепот стал громче, и я в панике захлопнула дверь, запершись за защелку и зачем-то взобравшись с ногами на крышку унитаза. Сжалась в комок и выставила перед собой сумку, словно она чем-то могла помочь.

Шепот приблизился. Он бродил вдоль двери, терся об нее, вибрируя и тяжело, с присвистом дыша, тухлым сквозняком просачивался в кабинку и туманом стелился по полу. Я глянула на кафельный пол, затянутый пепельной дымкой. Туман, конечно... Мозги включились от напоминания, и страха... нет, меньше его не стало. Просто я начала соображать. Вероятно, это то самое, что нужно здесь найти... Нечисть в зеркале. И на нее же, то есть на зеркало, указывал и слабо сияющий "компас" на запястье. Не успел предупредить...

Дверь лязгнула о металлические косяки, словно снаружи кто-то резко дернул за ручку. Я выпрямилась и воинственно подняла сумку. Она только с виду просто сумка, а внутри — тонны блокнотов, ручек, техники и прочей косметики... Сиплый шепот заструился по полу, дымка сгустилась, и мне показалось, что голос... спрашивает. В интонациях бормотания явственно почудился вопрос, и я разобрала отдельные слова.

— Кто?.. — дверь снова дернулась и мелко, дробно застучала, задребезжала, забилась. — Ты?..

И шепоту... ответили. Мощный сердитый бас заполнил туалетную комнату, заглушил бормотание... и прилетел мне по голове. Одна невнятная фраза — и удар по маковке. Я пошатнулась и вцепилась, раскинув руки, в стенки кабинки и часто-часто задышала. На секунду всё поплыло перед глазами — очертания стен и двери, пола и потолка смазались... и вернулись. Цвета вернулись, поняла я, пришибленно оглядевшись. А ведь не заметила, что кабинка ярко-красная, а не...

— Рада, открывай! — в дверь снова стукнули. Или пнули злобно, судя по грохоту.

Я наклонилась и дрожащей рукой с третьего раза отперла щеколду.

Посреди женского туалета стоял Бахтияр, и под его тяжелым взглядом меня посетило желание... смыться. Как Гарри Поттер со товарищи "смывались" в унитаз-портал, то ли чтоб в министерство магии попасть, то ли... забыла. Но смыться очень хотелось. И место подходящее и в чем-то даже волшебное...

— Выходи! — резко велел заклинатель.

Дапрямщас...

У меня дрожали колени... и всё остальное. И вообще... Бегло оглядев туалетную комнату и с облегчением обнаружив в зеркале напротив опять себя, я молча захлопнула дверь кабинки и заперлась. Странный домик, но в отсутствие одеяла...

А брат Гульнары, явно не отличавшийся ни терпением, ни тактом, возмущался. Пошла без него, да как посмела, да такая-сякая, да жить надоело... И так далее, и тому подобное. Большую часть его гневного выговора я пропустила — заткнула уши. Крепко, изо всех сил, чтобы ни одно слово не достигло сознания и не отпечаталось в памяти.

В целом-то он прав... но я ненавижу эти подавляющие крики и взгляды — у меня отключается мозг, и я способна только тупо внимать. А ответить могу лишь через пару дней, когда обдумаю, пропущу через себя, переживу повторно и подберу много хороших, пафосных и умных слов. И каждому найду свое место так, чтобы речь прозвучала бронебойно. Да только смысла в ней уже не будет. И, дабы не тратить в дальнейшем время на подобные "переживания", я сочла за лучшее пропустить Бахтияровы вопли мимо ушей. А из кабинки вышла, когда он наконец заткнулся.

Благословенная тишина, привычная, ненавязчиво звенящая отголосками звуков... и шумом воды. Заклинатель, выговорившись, склонился над рукомойником и яростно умывался. Обернулся на скрипнувшую дверь, открыл рот, но продолжить ор не успел.

— Ни слова, — процедила я тихо, — не то...

Но угрожать ему было нечем, и я ограничилась гордым многоточием, надменным (надеюсь) взглядом и поковыляла к раковине. Включила ледяную воду и умылась. Искоса глянула на рассерженного "дракона", с опасением — на свое отражение, опять ставшее только моим, и с содроганием выдохнула:

— Что это... такое? Было?..

— Пообещаешь не лезть без меня в зачарованные Гуней локации — объясню, — вытирая лицо салфеткой, выдвинул ультиматум Бахтияр.

Я нехотя кивнула, поднесла руки к сушилке и внезапно поняла, что замерзла. По ладоням ударил горячий воздух, и они показались ледяными. А одежда — неприятно влажной. А еще захотелось чего-нибудь горячего. Или горячительного. И в народ.

Где мой мир, безупречный и правильный...

— Идем. Кофе выпьем. Кофейня на втором этаже, — проворчал заклинатель тоже нехотя и первым вышел из туалета.

Столкнулся на пороге с продавщицей, одарил ее нелюбезным взглядом и молча устремился прочь из "сокровищницы".

— Вы что, другого места не могли найти? — возмутилась, узрев меня, девица. — Сейчас охранников позову! Нечего здесь... уединяться! Придумали тоже!..

Истерично хмыкнув и неловко извинившись, я прошмыгнула мимо нее и почти бегом рванула по коридору. И впервые на своей памяти прошла по "сокровищнице" без соблазнов и длительных зависаний у прилавков. До украшений ли теперь, когда... Но прежде чем подняться в кафе, я сходила на улицу и окунулась в душное предгрозовое тепло. Господи, хорошо-то как... Наконец-то жара в тему, а не обузой...

Когда я, согревшись, поднялась на второй этаж, Бахтияр уже пил кофе и рассматривал что-то стеклянное — не то трубочку, не то узкий флакон. При моем появлении он шустро спрятал предмет своего интереса карман и сделал вид, что он, то бишь предмет, это я. Я, конечно, не поверила.

— Что это было? — повторила, сев напротив заклинателя.

— Дух нечисти, — равнодушно ответил он, помешивая кофе. — Привидение. Чей дух — не знаю, но кого-то мелкого, неопасного. Позже я его допрошу и узнаю, кто он, зачем, почему, как оказался... И сколько точно их находилось в локации.

— Я видела одного, — я вспомнила жуткое отражение и поёжилась. Снова стало зябко.

— Ну да, — Бахтияр глотнул кофе. — Стая нечисти одного человека не делит: кто первый заприметил — того и тело. Остальные могли просто не выйти на свет. Или разбежаться по всему центру, когда ты притянула к себе первую нечисть. Спасибо за работу, — добавил с сарказмом.

Я опустила глаза:

— Я же не знала...

— Вот поэтому я и должен быть рядом, — напомнил заклинатель вредно.

— Как я могла ее притянуть? — я решилась посмотреть на своего собеседника. — И почему я их вижу? Гульнара говорила, во мне нет дара, чтобы видеть знаки, нет силы. Но я почему-то вижу.

— Руку покажи, — он отодвинул чашку. — С символом.

— Добрый день. Что заказывать будете? — некстати подошла официантка.

— Американо, — попросила я и, дождавшись, когда девица отойдет, предъявила левое запястье. И опять своим глазам не поверила.

Вокруг "компаса" расплылись новые символы — или буквы, похожие на ожоги. Кожа вспухшая, покрасневшая, но не болезненная. Бахтияр посмотрел на потрясенную меня с толикой интереса.

— На одержимую ты не похожа... но что-то в тебе есть, на что реагирует нечисть... и что, наверно, и позволяет тебе притягивать ненужное и видеть неположенное, — он склонил голову набок: — И это что-то чужое. Не твое. Капля ведьминой силы... или крови. И она с тобой очень давно. Думаю, это амулет, замешенный на крови мага или ведьмы и твоей.

Дедушка, опять вспомнила я, он же... видит. И мысли, и... остальное. Взгляд — как рентген. Но что они с бабушкой со мной сделали?.. И — зачем?

— Скажи за эту штуку спасибо и попробуй понять, что она собой представляет, — посоветовал заклинатель, вставая. — Сам по себе амулет наверняка ничего не дает, кроме защиты, но с вмешательством Гуни на него наложилась магия сестры, и свойства изменились. Или просто усилились. Это может быть безвредно. А может быть опасно. Если человек не родился с даром — если в его крови нет ни капли силы от родни, — то и владеть ему ничем не положено. Понимаешь?

Я растерянно кивнула.

— Проверю и вернусь, — он небрежно придвинул ко мне меню. — Жди здесь.

И ушел. А мне наконец принесли кофе, и я уткнулась в чашку, уныло размышляя над природой собственной глупости... или привычки. Я всегда работала одна, даже фотографировала сама, ибо штатный фотограф в редакции наличествовал в единственном числе, и он всегда отсутствовал по делам рекламным. А уж разведывала и копала я и подавно одна. И сегодня всего лишь проверяла догадку, да. Или — всё же недоверчивости?..

Допив кофе, я привычно посмотрела на часы. Оные показывали всего лишь начало первого. А мне чудилось, что уже к вечеру. И казалось, что в туалетной кабинке не минуты прошли, а часы. А ведь еще на интервью надо собраться... и сбежать от "дракона", со спокойной совестью и без ощущения собственной глупости. Я же не за меткой Гульнары, а за ответами на свои вопросы. А пока он носится по мега-моллу... пожалуй, порисую.

Достав зеркальце, я мельком глянула на себя, вспоминая подробности, поморщилась и принялась за дело. Картинка перед глазами, когда удалось избавиться от эмоциональной шелухи, стояла очень четкая. Потерянная дверь. Глаза. Улыбка. Взгляд. Туман. И лишь жуткий шепот не поддавался графическому воспроизведению, занозой засев в памяти. Которая благодаря развитому школой музыкальному слуху, не слушая отказов и "мне страшно!", назло крутила и вертела каждый звук. Я ж спать начну бояться... и зеркал.

— А лицо менялось медленно и постепенно или сразу стало другим?

Удивительно, но я не подпрыгнула и не заругалась, как прежде. Только рука чуть дрогнула, смазывая завитки тумана на нарисованном полу.

— Не просочились? — спросила я в свою очередь.

— Нет, на твое счастье. Нечисть в локации была одна, — Бахтияр стоял за моей спиной и смотрел на рисунок. — Так медленно или сразу?

— Вроде сразу, — я отложила ручку. — Не помню. Я дверь искала, — и пояснила: — В отражении отсутствовала входная дверь и...

— Всё верно, — заклинатель нагло забрал блокнот. — Это же западня. Ловушка для призраков. Самый распространенный прием — запереть дух в зеркале. Люди не видят — и не замечают, а нечисти деваться некуда. Тебя туда провел Гунин "компас", а я прошел следом.

— И? — я повернулась и подняла на него взгляд.

— Допрошу, — Бахтияр пожал плечами. — Позже.

...но тебе ничего не скажу, ибо нефиг, звучало в его неприязненных интонациях "сурдопереводом".

— А почему "компас" меняется? — вспомнила я и посмотрела на свое левое запястье. Ожоги оформились во второй круг похожих символов.

— Я не ведьма, — сварливо огрызнулся заклинатель. — И даже не колдун. Заклинатели — иная ветвь магии, мы работаем отдельно от остальных и не в курсе большинства магических... заморочек. Не знаю. Гуня его использовала для поисков, но редко и без подробностей.

И еще одна галочка в пользу "ведьмы на середине", да. Отвернувшись, я допила кофе и равнодушно спросила:

— Еще вопросы есть?

— Снова без меня за маяком пойдешь?

Я неспешно покопалась в сумке, достала кошелек и сухо ответила:

— Вацапну.

Положила на стол деньги за кофе, подхватила сумку и забрала у заклинателя блокнот. И, провожаемая подозрительным взглядом, вышла из кафе. Спустилась вниз и остановилась на улице, глядя на тревожное, затянутое влажными тучами небо. Прольется или нет?.. Вопрос на сто баксов. Где-то надо убить время до интервью, и желательно с пользой. И развеяться, забываясь и забывая, не помешает.

Оглядевшись и потоптавшись на месте, я мысленно перебрала все возможные дела и поняла, что реально только одно — сгонять на левый берег и поискать жилье ведьмы. Времени до встречи с отцом Вальпургием — вагон. А сидеть дома и страдать от безделья и панических атак при виде зеркала не хотелось. Ни разу.

Дойти до метро — десять минут, доехать до левого берега — еще десять... Через полчаса, углубившись во дворы и дойдя до ближайшей детской площадки, я села на скамейку, включила аудиозапись, прослушала объяснения "нетопыря" и немного успокоилась. Он же сказал, что вырвется в город, если... Да и ведьма тоже где-то рядом.

Так, район старый, рядом с рекой, между новым и старым мостами. От реки до дома ведьмы идти больше часа. Дом — старая жёлтая "сталинка". Рядом — небольшой сквер. Подъезд первый, этаж второй, квартира — слева, первая дверь. Детской площадки во дворе нет, зато есть сломанный старый тополь. Айда на подвиги.

Проведя полжизни в беготне, я представляла, какое расстояние прохожу за "больше часа", нашла на карте нужное направление "между старым и новым мостом" и определила, откуда примерно стартовать. Сменила карту на первое попавшееся радио, старое-доброе ретро, сделала звук погромче и пошла гулять. Любимых исполнителей я не имела, моя самая кайфовая музыка — это тишина. Но сейчас ее постоянно пыталось нарушить одно неприятное явление, и его надобно из памяти изъять. Или хотя бы заглушить.

Тревожность, несмотря на бодрую музыку, не проходила. Дворы закутались в душную предгрозовую тень, и с оживленных прежде улиц исчезли люди. Вместо визжащей ватаги детворы — один скучающий мальчонка в песочнице да девочка на качелях. Вместо судачащих с каждой лавочки старушек — пустые скамьи. Вместо гремящих из открытых окон "Ласкового мая" или Стаса Михайлова — липкая тишина да далекие звуки торопливого магистрального движения. И вместо привычного летнего солнца — унылый сумрак.

Но мне эта внезапная поисковая прогулка понравилась. Я давно не гуляла — только бегала по бесконечным делам, прокручивая в голове бесконечные же вопросы, адреса и время встреч. А сейчас я с удовольствием смотрела по сторонам, отмечая обшарпанные, но массивные и величественные "сталинки", то запирающие с четырех сторон дворы в колодцы, то, наоборот, расступающиеся удлиненной подковой и оставляющие место и для детского сада, и для площадок, и для зарослей берез и тополей. Желтые не попадались. Зеленые, серые — не линяло-желтые, а именно серые, бывшие голубыми, гранитно-серые, строго-коричневые...

Желтый дом появился неожиданно. Я шла по разбитой дорожке, про себя подпевая бессмертной "Музыка на-а-ас связала...", как слева, меж высоких густых тополей, мелькнуло желтое пятно. Я остановилась, присмотрелась и решительно свернула к дому. Детской площадки здесь действительно не было — даже ее скромного подобия в виде крохотной песочницы или ржавой горки. Пространство между двумя домами заросло тополями, березами и кустами. И сломанный тополь тоже обнаружился — вернее, его пень.

С минуту я постояла у первого подъезда, сочиняя легенду, но не придумала ничего лучше сакраментального "Извините, дверью ошиблась...". Домофон отсутствовал, и я беспрепятственно вошла в подъезд, окунувшись в темную сырость. Прелести старых домов... Поднявшись на второй этаж, я покрутилась перед дверью предполагаемой ведьминой хаты и прислушалась. Тихо. И в квартире, и в подъезде. Ни звука. Только прохлада мурашками по рукам.

Сверившись с картой и запомнив адрес, я решила, что "ошибусь" домом. Этот пятый, предыдущий третий — бывает. Хорошо бы для полноты легенды проверить наличие домофона на первом подъезде предыдущего третьего дома, но — хорошая мысля приходит опосля. Бегать туда-сюда уже недосуг. И я позвонила. Рука дрогнула, и одноголосая трель прозвучала истерически — резкое начало, внезапная и оборвавшаяся концовка. Я попятилась, отступая к лестнице. Мало ли...

На звонок никто не открыл и из квартиры не донеслось ни звука. Выдохнув, я снова позвонила — уже увереннее. Но с тем же результатом. Потоптавшись у двери, я задумалась, не провести ли среди обитателей подъезда соцопрос, но с сожалением от этой идеи отказалась. Во-первых, вызову подозрения, и ведьма сбежит. Во-вторых, если работает отвод глаз, то толку с опроса никакого не будет.

Разочарованная, я спустилась на первый этаж и вышла из подъезда. Хоть бы одним глазком взглянуть на ведьму да запомнить наверняка... Я не гордая и ожиданием натренированная, могу часами сидеть и караулить человека, лишь бы знать, как он выглядит, чтобы высмотреть и нагрянуть. Да и время есть — дел-то, кроме новых писем, считай, никаких.

Достав телефон и сверившись с часами, я решила подождать и села на скамейку у подъезда, закопавшись в шпаргалки к интервью. Раз с одним делом не получилось — второе стопудово сложится. Этот закон в моих делах работал всегда и ни разу не сбоил. Правда, закралась вредная мысль, что я не ведьму искала, а ее дом, но я намеки внутреннего голоса отмела. И тьфу-тьфу-тьфу...

Время за работой всегда летело незаметно, и когда я спохватилась, пора было бежать к метро. И, быстро убирая в сумку блокноты, я вспомнила, что забыла пообедать. А потом зачем-то вспомнила утреннее происшествие — и аппетит сразу пропал. Пожалуй, эту ночь я проведу в "Черном призраке"... Оживленный бар, битком набитый нетрезвым цветом городского общества, — не самое лучшее место для работы, зато там, где много народа, не страшно. А я, кажется, боюсь оставаться одна... да еще и рядом с зеркалами.

До дома отца Вальпургия — одноэтажного шедевра деревянного зодчества с закрытыми ставнями и современным домофоном — я добралась почти вовремя. Оглядевшись, я украдкой подтянула бриджи, поправила майку и вытерла платком лицо, шею и руки. Духота — жесть... Еще семи нет, а из-за стоящих колом мрачных туч и высоких тополей казалось, что уже к ночи.

Рассеянно поглазев на небо и снова погадав, прольется или нет, я ритуально нащупала в сумке диктофон и блокнот, повторила вопросы и почувствовала себя собранной и сосредоточенной. И сразу же опомнилась — я же не на интервью... не совсем по работе то есть. Достала папку с письмами ведьмы, вспомнила Гульнару и отчего-то заволновалась. Но часы показывали без двух минут семь...

Когда я набирала номер квартиры на диктофоне, мои пальцы сводило дрожью. А еще стало очень жарко. Да что ж такое-то, я ж в последний раз так волновалась перед встречей лет пять назад... Домофон пиликнул и сразу же замолчал, прерванный снятой трубкой, но вместо стандартного "Да?" динамик ответил тишиной. Выжидательной.

— Аноквосагенало, — кашлянув, с выражением и ударениями на второй "о" и последней "о", произнесла я кодовое слово.

Знать не знаю, что это такое, и гугл с яндексом тоже, но звучало музыкально и походило на бессмысленно-антуражную вставку в песню вроде "ла-ла-ла". И я понадеялась, что правильно расставила ударения. И вообще от ударений не зависит, откроется ли дверь.

К счастью, не зависело. Домофон приветливо пискнул, и раздался звук опущенной на рычаг трубки. Я открыла дверь и оказалась в крохотной прихожей. Низкий потолок, пыльный запах старья, проем, завешенный темной тканью. Я помедлила, ожидая, позовут или нет, и осторожно заглянула за тканевую "дверь".

Пусто. В единственной огромной комнате — ни души. И, озираясь, я ощутила себя в антикварной лавке. Подавляюще огромные шкафы по стенам, грубые высокие комоды рядами, древняя люстра с настоящими зажженными свечами на потолке. И каждая свободная поверхность, включая узкие подоконники и пол, завалена предметами старины — металлической и керамической посудой, статуэтками, толстыми книгами, одеждой... оружием. С изумлением заметив в куче тряпья на ближайшем комоде рукоять не то кинжала, не то сабли, я осторожно двинулась по комнате.

Никакой религиозной символики не наблюдалось — ни распятий, ни икон. Картины, закрытые то полосатыми халатами, то рубахами, то невзрачными тряпицами, стояли, прислоненные к шкафам. Пол устилали обрывки ковров и плетеные круглые половики, а под ними противно скрипели половицы. В углах громоздились составленные пирамидой стулья, и на "вершине" одной я разглядела пузатый самовар. И всё покрывал такой слой пыли, точно хозяин уехал с месяц назад и с тех пор ни разу не заглядывал в свое убежище. И не проветривал.

Однако — свечи горели. И дверь мне открыли. Значит, тут кто-то есть. В полутьме я двигалась медленно, ощупью, пока не нашла грубое, но прочное на вид кресло. Рядом стоял низкий круглый столик, на удивление ничем не заставленный. И, снова оглядевшись, я присела на край кресла и, не удержавшись, чихнула. Пахло не только пылью, но и приторными благовониями... от слова "вонять". Неприятный запах — не щекотал до частых и резких чихов, но раздражал.

Итак, я сидела. Никто не появлялся. Лишь тени от язычков пламени скользили по дверцам шкафов да по потолку. Закрытые ставни, большое помещение, горы барахла, слабый свет, странные запахи... Если отец Вальпургий ставил целью создать для клиента жутковато-мистическую атмосферу, то ему это удалось. Мне было не по себе. Обняв папку с письмами, я напряженно бдела, присматриваясь и прислушиваясь. Но — никто не появлялся. Вообще.

Я скучала без малого минут двадцать. Сначала побаивалась, но потом опасение сменилось раздражением. Я достала телефон, записную книжку и, подсвечивая страницы, нашла номер отца Вальпургия. Даже три. Все точно рабочие — из последнего объявления. То, что он игнорировал звонки прессы, объяснимо. Но его отсутствие сейчас — нет. Ведь дверь же кто-то открыл.

Первый номер "сказал", что православный колдун недоступен. Второй "подумал" и "предложил" оставить сообщение или перезвонить позднее. А третий отозвался... из шкафа напротив. Я сначала своим ушам не поверила и подскочила нервно, когда из-за дверцы зазвучал, набирая силу и громкость, какой-то классический марш. А потом уставилась на шкаф в нервном сомнении — то ли драпать, то ли... это замаскированная дверь и...

Всё решил случай. Встав и выбравшись из-за столика, я задела оный, сдвинув влево, и дверь шкафа с неприятным скрипом отъехала в сторону, являя арочный пролет и темный коридор, озаренный зажженными свечами. И — отца Вальпургия, выпавшего из проема безвольной куклой, лицом вниз.

Я оказалась с ногами в кресле, едва тучное тело православного колдуна, подняв облако пыли, плюхнулось на пол. Из кармана его черного одеяния продолжал торжественно звучать марш, а я никак не могла сообразить положить наконец трубку. Только тупо смотрела на распростертое тело, судорожно сжимая сотовый и прикрываясь папкой, как щитом, от неведомой напасти.

Телефоны замолчали сами — резко, внезапно, и тишина ударила по ушам, приводя в чувство. Вздрогнув, я очнулась, на автомате спрятала сотовый в карман бриджей, крепче обняла папку, прижала локтем сумку и рискнула перебраться на пол. Неловко, через ручку кресла, чтобы не... не наступить.

Отец Вальпургий лежал, раскинув руки крестом, и не шевелился. Из скрытого коридора тянуло сыростью погреба и какой-то приторно-пахучей дрянью. И, обойдя тело, я напомнила себе, что я — дочь врача и умею проверять пульс, накладывать жгуты и делать искусственное дыхание. Случалось, оказывала первую помощь и не раз, но...

Но интуиция подсказывала, что православный колдун не нуждается ни в первом, ни во втором, ни в третьем. Уже — нет. Уже... всё. Он лежал четко лицом вниз — короткий волос, выбритый затылок и рваный, оттянутый назад воротник не скрывали правильно-ровного положения шеи. При таком падении он бы себе нос сломал, не меньше, очнулся бы от боли... если бы был жив. Так я рассудила с перепуга и начала пятиться.

А колдун начал подниматься.

Глава 2

Магия найдет путь к чистым сердцам.

Даже если будет казаться, что всё потеряно.

Морган Родес "Обреченные королевства"

Отец Вальпургий вставал очень медленно и марионеточно. Точно его, как куклу, за невидимые нити дергали. Сначала руками по ковру повозил и сжал-разжал кулаки. Потом привстал на локтях. Потом головой тряхнул. Потом...

Целиком текст выложен здесь: https://litnet.com/ru/reader/vedmina-taina-b120420?c=1059422