Чемодан без ручки (общий файл. черновик)

— Та-а-а-ак... почесал я в затылке. — Даги или азеры?

— Да кто их, чернявых, разберет. Для меня они все на одно лицо — нерусские.

Помолчали.

Брать эти деньги с непонятными для себя обязательствами я не собирался. Тем более — оставлять на них свои отпечатки пальцев.

— Чай будешь? — спросил я гостя.

Надо же как-то обдумать ситуацию. Во что я тут вляпался? А приготовление чая — чем не законная пауза?

— Буду, — ответил гость. — Только не в пакетиках.

Памятуя о щедром приеме Тарабриным меня в его поместье, решил и самому не скаредничать. Заварил настоящий китайский у-лонг молочный из бутика ''Чай, кофе и другие колониальные товары'', что недалеко от меня торгует в Камергерском переулке. Дорогущая травка... я сам её не каждый день пью.

Маленькие пиалушки на стол я выставил фарфоровые, только современной китайской фабрикации. Но тоже красивые. Если специально не приглядываться, то на вид никак не хуже тарабринского антикварного сервиза.

— Извини. Но к чаю дома ничего нет, — предупредил я гостя и моментом оправдался. — Неделю дома не был, да и гостей не ждал, — развел я руками.

Тарабрин отпил глоток, оценил, и кивнул с довольной миной. Чай ему понравился.

— Что ж, Митрий, не поинтересуешься, что в конверте, — продолжал интриговать меня гость.

Честно ответил.

— Не хочу свои пальчики оставлять на них, пока не въеду в ситуацию. Что тебе от меня нужно? Зачем пытаешься меня купить?

— Это не покупка. Это благодарность моя за спасение. Хотя жизнь деньгами, тем более такими мелкими, не оценивается, — серьезно ответил Тарабрин. — Но тебе и машину нужно менять. И, по большому счету, место жительства.

— Что так, — удивился я. Меня моя квартира вполне устраивала.

— Тут ты как на юру, — ответил гость и снова занялся чаем. — А наше дело не любит посторонних глаз. Тем более не забудь, что будешь на вид молодеть, что не может не вызвать интереса соседей. Хорошо бы только соседей.

И сам развернул конверт, приговаривая:

— Я же говорил тебе, Митрий, что деньги не проблема.

На стол выпала банковская упаковка пятитысячных рублёвых купюр. Вслед за ней шлепнули две ''котлеты'' евро. По двести и пятьсот номиналом.

В голове тут же защелкал внутренний калькулятор. Полмиллиона рублей и семьдесят тысяч евро. Где-то пять с половиной миллионов на российские деньги. Для благодарности пенсионеру — сумма вполне внушительная, а вот для покупки услуг проводника с его способностями — мизер.

— Зачем тебе нужно было наделять меня этой способностью — ходить по временам? У тебя своих людей двадцать тысяч душ. Неужели не нашлось подходящих претендентов?

Тарабрин ответил сразу, будто давно ждал этого вопроса от меня.

— С одной стороны, это вроде бы как случайно вышло. Был я, мягко говоря, не в своей тарелке. Приготовился умирать долго и мучительно. А тут — нежданное спасение, при котором захотелось осчастливить весь мир. А весь мир сфокусировался на тебе. С другой... Есть у меня способные претенденты в проводники с наших общинах. Только вот какая беда — кругозор у них очень узок. И что греха таить — образования не хватает. На рынке торговать еще могут, изображая советского колхозника, а... — махнул он рукой. — Судьба!

Помолчали. Поиграли в гляделки.

— Что ты от меня хочешь? — решил я все же прояснить ситуацию, что говорится: ''на этом берегу''.

— Особо ничего. Раньше думал у вас тут заработать на солнечные панели. Икра показалась хорошим товаром. Наивный я, хоть и полтора века прожил. Проще банки грабить — тут ты прав. Жили сто лет без электричества и еще проживём. А что электричества не требует, то проще и надежнее купить в начале двадцатого века. И качество товара там выше. Вещи делали тогда, чтобы служили долго.

Я засмеялся.

— Там что, преступности нет?

— Есть, — ответил Тарабрин. — И карманники, и мошенники, и даже разбойники есть. Но мафии нет. Народ в своей массе честней и с документами там проще. А с деньгами местными нам просто крупно повезло...

Было видно, что ему не особо хочется развивать эту тему, но он решился.

— Было это в те времена, когда я активно таскал в нашу общину всё, что ни попадя и откуда не попадя. В основном из Сибири в период вашей Гражданской войны. Там бардака было больше при правлении адмирала. Тупики все на станциях по всему Трансибу эшелонами забиты с разной помощью от Антанты. И, судя по тому, что стояли эти вагоны там месяцами — никому не нужные. Не вообще не нужные, а там, где они стояли. Даже охранялись плохо.

Тарабрин улыбнулся чему-то, отпил чаю и продолжил.

— Вышли из Тамбовской губернии мы в чистое поле. Жить негде, а на носу зима. Вот так встретило нас Беловодье. Неласково. Натащили через ''окна'' шпал, рельсов, построили у себя на Тамани тупичок в американской манере — прямо на грунт, без отсыпки пути. На них пассажирские вагоны отогнали от вас с того же Трансиба да от финнов — там в тупиках тоже много чего простаивало. Вагоны железнодорожные, углем отапливаются, да хоть дровами, а тепло — благо. Плюс каждому лежачее место досталось. Тот же титан с кипятком в вагоне — уже роскошь. А тут теплушки понадобились — барахло хранить. Угнали парочку у чехов из-под Иркутска. Искали сено, да промахнулись с наводкой. Не с того пути отцепили. Одна оказалась с патронами к австрийской винтовке. Вторая — не поверишь, — с золотом. Что сильно повезло — в монетах. Почти две тонны в империалах номиналом в пятнадцать рублей. Аккуратно в ящиках уложенные. В вощеной бумаге по десять штук упакованные.

— Рояль! — восхитился я.

— Какой рояль? — не понял Иван Степанович.

Пришлось рассказать ему старую телевизионную байку про ''случайно оказавшийся в кустах рояль''.

Отсмеявшись, Тарабрин продолжил.

— В том ''золотом'' вагоне еще ценной церковной утвари было в приличных количествах — дароносицы, кадила, оклады без икон, кресты наперсные, церковные знамёна. Потом она в наши храмы пошла. Как попов добывали — отдельная история. Некоторых из-под расстрела выдергивали во времена гонений на православную церковь. Потом же в Беловодье некоторые священники в отказ пошли: проповедовать о Христе за сорок тысяч лет до его рождения посчитали для себя невозможным. Отказчиков я в Харбин переправил на пять лет позже, по их времени. Но народ у меня верующий попа требовал: крестить детей, венчаться, отпевать покойников, чтобы всё, как у людей, было. Многие мужики службу наизусть знали, хотя и грамоты не разумели. Но я видел, что сами батюшки богослужебных книг из рук не выпускают, чтобы ошибки не допустить. Искал настоящих попов. В конце концов, три иеромонаха согласились мою паству окормлять.

— Духовенство, значит, содержишь, — констатировал я нейтральным тоном.

— Не торопись судить о том, чего не видел, — улыбнулся Тарабрин. — Содержит попа приход, как и везде. Людям услуга духовная нужна — вот и раскошеливаются. Добровольно. Да и сами наши попы также землю пашут, огороды заводят, коз держат. На каждый храм свой надел земли имеется. Попадьи опять же не в простое — их на акушерок учат доктора, что от ужасов Гражданской войны нами спасены. В такие критические годы люди легче соглашаются на переезд в места спокойные. А эти монахи себе давно смену подготовили — те уже сами батюшки в станицах. Своих пацанов уже выучивают, начиная с алтарников и пономарского причта.

— Итересна-а-а-а-а, — покачал я головой. — Значит не только в прошлое, но и в будущее ходить можно.

— Можно-то можно, только осторожно. Чем дальше в будущее от твоего ''осевого времени'', тем ''окна'' всё больше нестабильные. Я на том и погорел с этими вашими икряными бандитами — ''окно'' замерцало, и был риск, что закроется оно само собой. И ещё запомни как ''Отче наш'': людей, которых ты вывел, в их время обратно не возвращай — помрут.

— С чего это? — Удивился я.

— Я этого и сам до конца не понял. Но факт есть факт. Лет на пять раньше или позже на такое же время можно. Без последствий. А в тот же временной слой — летальный исход, как говорят врачи. И сам никого не убивай.

— Ты, Иван Степаныч, уже говорил мне об этом. Есть причина?

— Есть, — ответил Тарабрин со всей серьёзностью. — Будешь терять способность ходить по временам, если руки в крови. Не сразу. Не с одного покойника. Но восстановиться много времени уйдет, молитв и поста. Лучше поверь на слово и не проверяй этого.

$

Неделю бегал по городу — сдавал многочисленные анализы. Забегая вперед, скажу, что эндокринолог вытаращил глаза и отказывался верить своим же медицинским бумагам. По ним выходило, что диабет у меня прошел. Совсем. Как и не было. Но надул щеки и выдал свое резюме.

— Ремиссия у вас, батенька. Насколько долго она у вас продлится, сложно сказать. Может всё и обратно вернуться. Так что диету я вам пока не отменяю. И надо бы подробно обследоваться. Не помню я случая, чтобы диабет совсем проходил.

Дальше пошла лабуда о необходимости лечь в больничку, что меня не обрадовало. И отпирался я это этого счастья всеми руками и ногами. Мне это надо? Чужое койко-место занимать, когда дел за гланды.

Остальное время ходил по салонам, выбирая себе внедорожник. Якобы для охоты. Памятуя последние слова Тарабрина о том, что нет нужды привлекать к себе внимание и вообще скромнее надо быть, отринув все забугорные соблазны, выбрал УАЗ ''Патриот'' с кузовом пикап. Тут тебе и относительный комфорт, и хорошая проходимость, и какой-никакой грузовой борт, на котором в перегруз можно перевезти тонну.

И думал.

Думал о том, как дальше жить.

И думки мои разбегались по всем направлениям.

''Патрик'' загнал в бокс к знакомым автомеханикам, что для души занимаются тюнингом внедорожников. Творят они тут из серийных авто настоящих ''проходимцев''. Отношения наши были хорошие — я о них в свое время парочку репортажей в журналах тиснул. Так, что отнеслись к моим нуждам внимательно.

— Сделайте мне эту машинку для жутких гОвен, — поставил задачу, указывая на свой уазик.

— Дим Димыч, — уважительно, но этак несколько свысока посмотрел на меня старый мастер, — Помни золотое правило: чем круче джип, тем дольше идти за трактором.

— Боюсь, что туда, куда я направляюсь, даже трактора не будет, до которого можно пешком дойти. — Пояснил я несколько туманно свои цели.

— Тогда выкладывай свои хотелки, доверься профессионалам и не лезь им под руки. Скажи только — тебе кузов весь оцинковывать или только до окон? ''Патриот'' — аппарат неплохой, только вот на ржавчину слабый.

— Цинкуй всё, — и погнал галопом по хотелкам. — Люк мне на крышу большой широкий, сдвижной и электрический, как у ауди-сотки. Чтобы я мог стрелять, не вылезая из машины с заднего сидения. Лебедка в кенгурятник электрическая. Передние сидения от ''форда'' и между ними две стойки для ружей.

Мастер почесал седую щетину на подбородке и выдал.

— Зря ты тогда, Дим Димыч, ''патрик'' покупал. ''Вепрь'' тебе пошел бы в самый раз. А на твоем пикапе люк можем поставить только задом наперед. Иначе никак не получиться — крыши не хватит.

— ''Вепрь'' — это, который автобус? На базе ''Ермака''? — проявил я журналистскую эрудицию.

— Он самый. Везёт такой аппарат, не напрягаясь, две тонны по бездорожью. По дороге даже три. Вездеходная платформа у него осталась от знаменитой ''шишиги'' [Ш и ш и г а — ГАЗ-66 (сленг)], а комфорта стало намного больше. Даже ночевать внутри можно, хотя это и не дом на колёсах. Ну и права как на микроавтобус подойдут — там всего одиннадцать посадочных мест. Вот из чего бы я конфетку сделал со всем своим удовольствием.

— В следующий раз, — засмеялся я, прикидывая, когда этот следующий раз может реально наступить.

Не зря же Тарабрин у себя ГАЗ-63 держит. Когда-то этот отличный вездеход стоял на вооружении Советской армии. И в глаза внешне не бросается. С привычной колхозной двухтоннкой — ГАЗ-51 которая, его легко спутать. У них кабины одинаковые. Но зарубку о ''Вепре'' я себе на памяти оставил.

Прикинули смету. Обошлось мне это тюнинговое безобразие в стоимость еще одного ''патрика''. Могло быть дешевле, но передо мной тут ''тойоту'' тюнинговали и ей поменяли мотор на более мощный, а родной двигун так и остался у них в мастерской. Его-то мне и сосватали. Трехлитровый атмосферный дизель. И экономичней он серийного двигателя в ''патрике'', и тяговитей, да и надёжней. А также полная переборка и протяжка всей ходовой. Антикор везде. Мощный кенгурятник с веткоотбойниками, лебедку со сменой переднего бампера, силовую дугу с откосами в кузов из трубы-нержавейки, шнорхель и прочие приблуды.

О покраске я уже не говорю. Мерседесовский колер в ''зеленый болотный'' цвет. С одной стороны — вроде и скромненько выглядит, а с другой очень даже благородный оттенок на мой вкус.

Потом прошелся по оружейным лабазам. Надо что-то предпринимать, когда шальные деньги руки жгут. Иначе я а себя не ручаюсь.

Раньше ''шершавый ствол'' [Шершавый ствол — нарезной (охотничий сленг).] мне вроде и не нужен был. Хотя пятилетний срок владения гладкостволом у меня давным-давно истёк. Ходил я только на водоплавающую дичь, где мне моего помпового ''ремингтона'' бразильской выделки с подствольным магазином на восемь патронов за глаза было.

Повезло несказанно. В ''Кольчуге'' около самого Кремля мне продали снайперскую винтовку Мосина послевоенного выпуска всего за тридцать шесть тысяч рублей вместе с боковым кронштейном и родным оптическим прицелом ПУ. Новенькую. Еще в пушечном сале. Патрон к ней — самый распространенный у нас весь ХХ век. И по миру он не редкий. А главное — дешёвый. Достать его не будет проблемой. Хотя я и тут ими неплохо затарился. Как и обычными охотничьими патронами в пластиковых папках к ''ремингтону''. И картечь, и разная дробь, и пули хитрые.

Почесал репу и прикинул, что как ни крути, а придется доставать латунные гильзы и учиться самому патроны крутить. Вот такой вот каламбур нарисовался. Черный порох и свинцовый сортамент есть в продаже, как и капсюли. А латунные гильзы, я помню, всегда были в охотничьих магазинах в советское время, и, чтобы их купить, даже охотничьего билета не требовалось. Надо будет как-нибудь Тарабрину на хвост сесть, когда он в очередной раз мясо на брежневский рынок повезет.

Магазинные сидельцы мне этот ствол придержали под аванс, пока я в ''разрешилку'' бегал получать лицензию на нарезной ствол. Проблем особых не было, но время. Время наша бюрократия жрёт как не в себя.

Еще в ''Оби'' заехал. Пластиковые контейнеры прикупил, что крышками герметично застегиваются. Кузов-то у меня в ''патрике'' открытый. Ну и по мелочи того и сего... что в походной жизни потребуется.

Вечерами чистил свой арсенал и вдумчиво готовил снаряжение к великому походу.

Ну, и тренировался между делом. По мелочи. Смотровые ''окошки'' создавал. Маленькие. Чтобы только иметь возможность подглядывать за своим временем.

Когда стало получаться, не только подглядывать, но руку засунуть, то понял, что если о таком моем умении прознают в спецслужбах — мне не жить.