— Если Вы не можете мне помочь, — раскрываю лезвие ножа, — то вы мне не нужны. — легким движением отрезаю прядь на виске так, что отрезанные волосы падают ей на лицо, — а от ненужного я избавляюсь. — Проняло.

— Что вам нужно? Нет,.. пожалуйста!

— Не стоните. Мне нужно горючее. Двести литров дизтоплива по цене, указанной на въезде. И еще шестьдесят 92-го. Надеюсь, Вы мне поможете.

Мы быстро приходим к соглашению и через минуту отцепленная от стола девица, назвавшаяся Настей, бодро орудует на рабочем месте. За столь короткое время она успела: сорвать с себя скотч, допить содержимое бутылки на столе, одеть куртку на голое тело, попинать туфельками лежащее в углу тело охранника, соорудить подобие прически, прикрывающее заплывший глаз и сообщить мне "эротическим" голосом, что ей всегда нравились решительные мужчины, умеющие постоять за себя и полежать за других. Короче, не пропадет девочка. Пока я вожусь с заправочным пистолетом, Ленка сооружает бутерброды. Вспоминаю, что так и не пообедал и две бочки заправляю одной рукой. Среди трофеев есть и минералка. В сумке кроме еды и бутылок обнаруживается небольшой увесистый пакет. Кажется, я знаю его содержимое.

Когда заправка заканчивается, и я рассчитываюсь за топливо, подает голос охранник, у которого кто-то вынул кляп изо рта.

— Шкажите, вы моего пиштолета не вштречали? — шепелявит он.

Ну, сейчас повеселимся.

— В новенькой кобуре?

— Да!..

— На офицерском ремне?

— Да!..

— "Иж" под патрон девять на семнадцать?

— Нет, гажовый.. — черт, весь кайф обломал.

— Нет, не видел, — отвечаю, улыбаясь на автопилоте. Какой идиот сейчас станет портить воздух, когда можно просто пристрелить? Здесь не меньше дюжины трупов и никакой реакции. Да и вообще. Что-то давно я не слышал милицейских сирен.

— Блин, мне ше отвешать за утерянное... — ну и чудак, на букву "м". Ты же крайним останешься за все, что здесь произошло. Ибо допустил. Хотя поставлен для соблюдения порядка.

— А можно мне с Вами? — ну и хватка! Только что стояла в известной позиции, а уже собралась и демонстрирует грудь... и бедра... и все остальное. Только лицо старается держать в профиль.

— Вы не думайте, я все-все умею! И готовлю замечательно!

— Телефон черкни! Сейчас у нас дела. — ведь не отстанет. Ого, на колени встала.

— Да поймите же! Вы сейчас уедете, а мне что делать? Ждать, пока другие у..ща сюда придут?

— Домой иди. И вообще, я ведь могу тоже сволочью оказаться.

— Никто меня дома не ждет! И вообще, был бы уродом, так употребил прямо на столе. Ну что мне сделать? Ты скажи! Не молчи!

— Встань, простудишься, рожать не сможешь. И оденься, вон спецовка висит на вешалке. Родные твои где?

— В Белоруссии, — поняв, что она принята, Настя быстро одевается и начинает выгребать содержимое кассы.

Прихватив с АЗС наличность и имущество поценнее, наконец выбираемся на кольцевую. Дамы впереди, я — приотстав на полсотни метров, на страховке. Долго едем по кольцевой, пока не добираемся до указанного съезда.

Этот поселок возник примерно год назад чуть в стороне от очередного дачного товарищества. Формально, он к нему и относится. Вот только добираться достаточно далеко. Лесополоса и канал блокируют прямую дорогу, а объезжать — все десять километров. Так что живущие на дачах просто знают, что "там кто-то есть". В основном, добираются сюда по дороге, ведущей на заброшенный полигон и далее, "по направлению". Проводив "тойоту" до выезда из леса, быстро перекидываю в нее канистры, ружья, трофейные Кольт 45-го, "наган" и "иж", два найденных в "ниве" обреза, патроны и газовый пугач, после чего дожидаюсь опознания и бодро разворачиваюсь назад. Мне еще вещи собирать.

20 марта, вечер, пригороды Калининграда.

Хотел Бильбо добить мерзкую тварь, но жалость удержала его руку.

— Какая жалость, что кончились патроны, — вздыхал Бильбо, перезаряжая кольт.

По мотивам Дж.Р.Р.Толкина

Снова проезжаю по кольцевой до места, где я иногда ночую и держу свое барахло. Ничего особо ценного там нет, но... Хоть смену белья взять и вообще, нефиг свое имущество дарить непонятно кому. Встречные машины сигналят о ГАИ дальше по трассе, поэтому съезжаю на проселок, потом в поле и подъезжаю к поселку со стороны дач. Паркую машину с внешней стороны дома и бодрым шагом поднимаюсь к себе. Еду в микроволновку, сам — в душ. Быстрее, быстрее. Чует мой седалищный нерв, что коллеги покойного Дмитрича скоро заглянут за мной и сюда, чтобы задать ряд вопросов, отвечать на которые у меня нет ни малейшего желания. Вещи — в сумку, что не влезло — во вторую. Ноутбук — в рюкзак, вместе с дробовиком. В мобильник с АЗС вложить свою сим-карту, свой — выбросить. Черт, не успел. В дверь начинают молотить со всей дури чем-то тяжелым, громко озвучивая мое происхождение и моральные качества.

Коленька объявился! Решил, бедняжка с корешами продолжить утреннюю беседу. Каждый человек — сам творит себе проблемы на ровном месте. Все взял? Точно все? Тогда пообщаемся. Внимательно смотрю в световод, выведенный на электрощит. Жажду общения со мной испытывают трое. В руках — бейсбольная бита и ножи. Работаем.

Мягко открываю замок на двери и отступаю чуть назад. Металлическую дверь с неплохими вмятинами от ударов рвут на себя так, что чуть не срывают с петель.

— Урод ...! ... ...! Да я тебя сча... — два хлопка (что-то глушитель начинает барахлить, заменить бы), и двое малолетних идиотов хрипят простреленными легкими. Третий от увиденного трезвеет и жалобно шепчет:

— Не надо, пожал... — поздно, киндер. То, что тебя заставляли! пить водку и лапать девок, ты будешь объяснять в небесной канцелярии. Я тебя к себе силой не тянул.

Быстро втаскиваю агонизирующие тела на кухню, прикрываю кухонную дверь, выливаю ведро воды на лестничную площадку, чтобы смыть кровь. До вечера их не хватятся, ночью милиция не поедет, а утром, похоже, никто и не заинтересуется. Биту, поразмыслив, решаю взять с собой. Входную закрыть, выйти на балкон, сбросить сумки вниз, накинуть веревку на открытые стеклопакеты и спуститься следом за вещами на крышу магазина. Теперь стянуть и смотать веревку. А теперь — на землю и к машине.

Нет, ну что за день! Едва спускаюсь к вещам, как на меня из-за угла вываливаются две похмельные личности.

— Мужик, слышь, мужик, деньги есть?

— Птицам деньги ни к чему! — из кобуры достаю револьвер. — Мордой вниз, орлы! Руки на затылок!

— Мужик! Ты че?!

— Мы ниче такого! Просто спросили! Нам здоровье поправить!

— После пьянки? Ща поправлю, радикально.

— Крыса меня укусила! Я пролечился, но все хуже и хуже! Мужик. Ты не думай, чисто подлечиться! — так, а ну поподробнее.

— Это как ты умудрился?

— Да вот, Тофик предложил за бутылку машину разгрузить, а там крыса под ящик попала, ей спину переломило. Я взял в руки, чтобы выкинуть, — уже понимаю, что услышу сейчас.

— А она Митьку укусила. Живучая, сука! Пока башку не растоптали, все дергалась, сука е... ...

— Оригинальная сказка, на опохмел вы честно заработали, — достаю пятисотку. — На "Европу плюс" продайте, еще заработаете. Лежать! Пока не уеду. Потом заберете.

— Ты че, мужик! Ты Белого знаешь? — Дались мне ваши Саши Белые, Паши Черные и Женечки Голубые...

— Орлы! Белый — он далеко, а бесшумный ствол — тебе в морду смотрит. Лежи и не вые...ся.

Держа наготове револьвер, закидываю вещи в машину и быстро отъезжаю. Значит, кроме людей, эту заразу разносят и животные! Торопливо звоню сестре, чтобы рассказать эту ЗАМЕЧАТЕЛЬНУЮ новость. Она в ответ говорит, что в городе воскрешаются собаки, и что эта пакость не только у нас, но по всему миру. Власти что-то несут об эпидемии, призывают соблюдать спокойствие и не допускать паники. В Европе появился термин "ограниченно живые". Какой-то урод из ПАСЕ уже заявил о необходимости нахождения общего языка с этими самыми "ограниченно живыми" и предупредил о соблюдении их неотъемлемых прав и невозможности насилия в их отношении. СМИ предпочитают термин "зомби" и несут непонятно что. В Интернете никому неизвестные церкви и секты говорят, что "переполнилась чаша терпения и наступил День Гнева Его". В общем, конец света уверенно шагает по Земле.

Даже до офисного планктона дошло, что из города, все гуще затягиваемого дымом пожаров и заполошной стрельбой — надо выбираться. Пробки на выезде — мертвые. Кольцевая тоже основательно перегружена. Водительские права — дешевы, поэтому авария приходиться в среднем на километр дороги. Каждый раз столкнувшиеся тупо чего-то ждут, вместо того чтобы положить большой и толстый на страховку и ехать куда надо. Перед Чкаловской развязкой — забито мертво. Подумав, мысленно молюсь и иду по обочине напролом. Лязг, треск, звон, ор и мат. Не, хорошая машина "Нива": во как "мерседес" ободрала и все еще управляется отлично. Отметившись на пяти машинах и трех деревьях, выезжаю на развязку и, пригнувшись к рулю, тупо жму вперед. Что-то мне подсказывает, что если я застряну здесь, то останусь тут навсегда и буду рассматривать ближнего своего только в качестве еды. Вот и заветный поворот. Подъехав к выезду из леса, опознаюсь и еду к своим.

Времени мне дают только припарковаться. Глушитель меняю уже в "газели". Там же пополняю боекомплект, натягиваю легкий бронежилет (от ножа, не более) и засовываю в сапог хороший тесак. Ножом работать не умею, но и отказываться не буду. Два микроавтобуса должны набрать еды по списку и сверх того на всю орду. "В случае чего" — в том районе трое наших на джипе закупают патроны 12-го калибра. Они нас поддержат. К вечеру, насмотревшись на зомби и наслушавшись х..ни, которую несет Власть, население вспомнило про "выживательный набор" и штурмует магазины, поэтому процедура будет долгой. Расклад очень простой: двое инвалидов за рулем, две снайперские пары — на прикрытии, четверо набирают товар и грузят в машины. В нашей машине — пятеро. Дядя Миша (майор в отставке, позывной Ящер) — за рулем. С его ногой на протезе — в схватке делать нечего. Тевтон (Вольдемар Гаас, капитан запаса) — будет нас прикрывать "на всякий случай" при помощи СКС, на который надето что-то вроде глушителя. Орех (Николай Орехов, прапорщик ДШБ) будет прикрывать Тевтона. Я и Миша-младший (позывного не имеет за молодостью лет) — имеем при себе пистолеты (и мой револьвер с глушителем) и закупаем продукты упаковками, "бдительно следя", чтобы никакая сволочь не обошла нас без очереди.

Пропетляв по переулкам, выезжаем в район Сельмы. Вот и магазины. Прикрытие разбегается по известным им одним щелям. В "Седьмом континенте" — аншлаг. Оттуда раздаются дикие крики, разбегаются окровавленные фигуры. За одной из них тянутся внутренности. Зомби пришли в магазин раньше нас. Поэтому нам туда не надо. Нам в ма-аленький магазинчик, который обычно закрывается на час раньше. На входе два объявления. Одно о том, что кредитные карточки не принимаются. Из второго следует, что стоимость покупки следует оценивать заранее и сопоставлять с наличностью, а не устраивать скандалы у касс. Магазин непопулярен и малоизвестен, поэтому народу относительно немного, но от издаваемой покупателями ругани воздух плотен так, что его можно резать.

Наша четверка организованно клином подходит к тележкам, берет сразу шесть штук (правильно, мне и младшему достается по две) и проходит к товарам. Взмыленные грузчики выкатывают штабеля упаковок, которые быстро разбирают озлобленные покупатели. Пару раз взглянув на ценники, замечаю, что все подорожало на 20-50 процентов. Идиоты! Какие же они идиоты! Тут весь мир рушится в армагеддец, а они сидят на продуктах и норовят поменять ЕДУ на резаную бумагу. Мы берем не россыпью, а сразу ящиками. Так удобнее и нам, и грузчикам. Плохо, что большая часть продуктовых складов на Южной стороне города мосты забиты пробками с обеда, по сведениям радио, сейчас среди машин бродят зомби и проехать можно только на танке. Затарились бы прямо на оптовых складах, но... за неимением гербовой, пишем на туалетной. Беру по списку муку, макароны, крупы, консервы, сахар, приправы и т.д. и т.п. Сверху летят мыла, шампуни, зубные пасты и пачка дезодорантов. Поразмыслив, забрасываю кроме ящика водки пару бутылок марочного коньяка. Когда тележки начинают трещать от груза, рвусь к кассам, где коллеги заняли очередь. Какая-то баба-одиночка начинает скандал на тему "вы здесь не стояли!", но коллеги смыкаются вокруг нее в кольцо, а Ким бьет в горло, и скандал затихает, не успев начаться. Охранник оценивающе смотрит на нас, и делает вид, что ничего не заметил. Тележку бабы берем себе. Хлама там хватает, но и нужного тоже достаточно. Младший и Ким оттаскивают скандалистку в сторону, чтобы не мешалась, и орут в пространство, что "человеку плохо". Давид проходит кассу первым и теперь с каменным лицом слушает мобильник. Прохожу кассу вторым и рисую на морде лица вопрос.

— На выходе банда черных, — шепчет мне Давид, — бомбят покупателей. Наваливаются толпой и отбирают деньги и продукты. Будем ждать, пока все не отоварятся и пойдем толпой.

— Численность? Подготовка? Оружие? Тактика? Прикрытие может работать?

— Девять, молодежь. Стволов не видно. Окружают одиночку, быстро и тихо глушат и оттаскивают за угол. В зоне ответственности Тевтона.

— Броник есть, оружие тоже. К себе близко не подпущу. Может, чем разживемся. Да и вообще, дерьмо надо убирать сразу, а то все завалит.

— Подожди минуту, пока не дам сигнал, — он достает мобильник.

На беспомощную жертву я не похож, но жадность перевешивает благоразумие. Спускаясь по пандусу вижу, как на меня идут девять молодых уроженцев Средней Азии. Маневрирую тележкой, чтобы не оказаться на линии огня.

— Стой, урус! — говорит главный, — Разговор есть!

— Между собой поговорите, — еще пара метров...

— Стой говорю! Ты чё, п...р! В..у нах.., анне ске! — проходящие мимо люди и курящий на другой стороне входа охранник — "не видят" ни меня, ни банду.

Дверца "газели" открывается на несколько сантиметров. Оттуда появляется увенчанное глушителем дуло малокалиберного револьвера. Семь хлопков, семь малокалиберных пуль, впиваются в открытые затылки, семь тел, падающих замертво на асфальт. За три секунды. Крови почти нет. Достаю свой ствол.

— Замерли, уе.. держать руки так, чтобы я их видел. Везите тележку и не оглядывайтесь, свою пулю не увидите. Рты не раскрывать, свинцом заклепаю.

Подвожу их ко второй "газели". Сан Саныч открывает грузовой отсек и демонстрирует свой ствол.

— Работаем и не п..м, урюки!

Ким подъезжает с тележкой и командно-матерным языком повышает скорость перегрузки. На мне — зачистка. Быстро осматриваю тела, убеждаясь, что никто не воскреснет, делаю охраннику знак, чтобы подошел поближе, что тот и делает, с ужасом глядя на пятно от ЛЦУ на груди.

— Значит так, — читаю имя на табличке, — Алексей. Берешь этих и аккуратно тащишь во-он туда, чтобы никому не мешали. А то люди пугаются. Потом садишься рядом и думаешь о вечном. Чем дольше будешь сидеть на одном месте, не делая глупостей, тем дольше проживешь. Вопросы есть?

12345

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓