Новое время

Новое время

Пролог

Ночь с 19 на 20 марта

Минометный разрыв вспыхивает рядом, выбивая все звуки из ушей, вбивая в землю.

Что-то со страшной силой бьет по ноге. Боль охватывает все тело. Приплыли, б...

Я не слышу выстрелов и криков, а разрывы мин передаются через землю в раненую

ногу. Господи, больно то как. Ни шевельнуться, ни двинуться. Что-то бьет по

каске — в глазах темнеет.

В себя прихожу, когда кто-то бесцеремонно сдирает вещмешок со спины. Открыв

глаза, вижу перед собой автомат. Тяну к нему трясущуюся от слабости руку, и...

потертый, но крепкий "сапог десантный, укороченный" наступает на кисть. Другой

сапог бьет по раненой ноге, и я захлебываюсь криком. Горячий ствол автомата

упирается в скулу. Плен... Нет, не так, РАБСТВО!!! С меня срывают разгрузку и

бронежилет, вытаскивают нож из сапога, пинком переворачивают на бок. Вижу две

пары обуви и торчащие из них ноги в камуфляже. Снова мордой в камни. Кто-то

тяжелый встает на поясницу, упирается коленом меж лопаток и хватает меня рукой

за волосы. "Аллах акбар!". Лезвие ножа замедленно приближается к горлу.

Я просыпаюсь от собственного крика, и несколько минут в ужасе смотрю перед собой.

Это не моя судьба и не моя память. На ТОЙ войне меня не было. Срочная прошла в

Вологодской области, а на сверхсрочную я не остался. Но именно после службы меня

начали посещать кошмары. То, о чем я пытался забыть — проснулось внутри меня.

Сегодня я уже не усну. Проверено много раз. Значит — варим кофе, сидим и думаем.

Крепко думаем, во что же я вляпался своей нижней частью спины. Каждый раз, когда

ко мне приходит "не моя" память, у меня начинаются ба-альшие проблемы. Настолько

большие, что дальше некуда.

Начнем с начала. Документы у меня настоящие. Со всеми подписями, печатями и

отметками об учете/регистрации. Жилье — снимаю, договор составлен полностью, а

хозяин — вменяемый. Район, конечно тот еще. Калининградская область набита ИТК,

как украинское сало — чесноком. Большая часть их обитателей, отбыв срок,

остается здесь, но... Не ищи приключений на свою ж..., принимай банальные меры

предосторожности и все будет нормально. Работа... проект тянется уже полгода, и

будет тянуться еще столько же, но причем здесь я? Договор, по которому "мы

сделаем все, что потребуется, а они заплатят, сколько сочтут нужным" оформлял

шеф. Ко мне претензий нет. Список недоделок получен, сроки исправления

согласованы, работа привычная. Начальство не практикует штрафных санкций, так

что и здесь — все нормально. Но что-то же было?! Что-то такое, от чего мой

внутренний голос орет: "Ты — в ж..е!"

Машинально включаю компьютер. Если ничего не понятно, посмотрим новости. Самая

свежая новость — "сотрудник пресс-службы ФСБ опроверг сообщение о

террористическом версии взрыва в г.Москве". Верю в опровержение, если чечены

действительно совершили все то, что им приписывают, то непонятно, почему они

вообще не захватили всю федерацию.

Ладно, сержант, от тебя сейчас ничего не зависит. Значит. Слушай приказ — спать!

Часть первая. Рухнувший мир

1.

20 марта, утро катастрофы.

Вежливость — великая сила!

Народная мудрость

Утро выдалось привычно мерзким. Оно и к лучшему. Можно одеться в ожидании

неприятностей. Сначала — завтрак. Неизвестно, где, когда и что будет на обед,

поэтому "жри, скотина". И радуйся, что корм в наличии. И быстренько за сборы.

Никаких кроссовок. Добротные армейские говнодавы. Зимние джинсы. Кожанку.

Солнышко светит, ну да не сахарный, не растаю от жары. Барахло переложить, все

проверить. Паспорт взять, чую. Он мне пригодится. Кейс не брать, заменить на

рюкзачок, он компактнее и рук не занимает. Перчатки с собой. Побежали...

Неприятности начинаются с подъезда.

— Володь, дай закурить! — На лестничной площадке меня окликает местная

малолетняя б...ь. Прочая компания с интересом смотрит. Что-то у Светочки глаза

нехорошие. И слова растягивает. Б.. Свора малолеток под кайфом. Кто попался, мы

не виноваты.

— Я — не курю, Светлана, или запамятовала?

— Слышь, б.., какого...? Тя... вежливо спрашивают, х... ты ... ...?

Малолетний уродец смотрит на меня мутными глазами, небрежно помахивая китайской

"бабочкой". К нему подтягивается еще один маленький питекантроп, разглядывая

меня исподлобья. Б..! Выжившие идиоты в один голос начнут орать, что это я на

них напал с целью грабежа и насилия. Попробуем вежливо.

— Николай, забыл народную мудрость: "Не е.и, где живешь, не живи, где е..шь?"

— Че-е-е?

— Заткнись, Кол! — а это еще что за крендель? В дальнем углу поднимается коротко

стриженная личность, с татуированными руками. А вот и главный нарисовался.

Поговорим, мне не жалко.

— Добрый день, уважаемый, давно "откинулись"?

— А тебе то че?

— Да интересно, полный срок отсидел, или по амнистии условно-досрочно? — есть

попадание! Сдулся крендель. И питекантроп в уголок отвалил. Брат? А ведь похожи.

— А тебе не один х..? — нет, Коленька, сейчас ты у меня огребешь по полной.

— Николай! — шире улыбку, открытей взгляд — ты знаешь, что такое вежливость?

— Че?

— Вежливость, Коленька, — полшага до придурка, — это умение разговаривать, —

захват левой рукой кисти с ножом, тычок собранными пальцами правой в горло,

большим пальцем защемить нерв на его правой ключице, — с человеком так, — костью

предплечья по горлу, затылком о мусоропровод, — чтобы у него, — залом руки за

палец, ставим на колени между собой и остальными, — не возникло желания тебя

убить.

Аккуратно забираю нож. А теперь поговорим.

— Уважаемый, ко мне претензии есть?

— У меня нет!

— За остальных кто отвечает? — черт, не знаю я "понятий", противоречащих друг

другу, вдобавок, но кренделю тоже проблемы не нужны.

— Он сам по себе.

— Ты сказал, все услышали. У тебя и брата претензий ко мне — нет. У меня

претензии только к Николаю и он сам за них ответит. Так? — одобрительное

бормотание.

— Пусти, с...— голос прорезался у Коленьки. Заломим руку повыше.

— Да, он сам ответит за свое. — два брата-акробата идут вниз по лестнице.

— Теперь ты, клоун. Еще раз попадешься мне на глаза, — быстро рассказываю

основные позиции Кама-Сутры и повреждения, которые получит молодой организм

Николая.

Пинок под зад. С хрустом ломается зажатое в щели мусоропровода лезвие ножа.

Сталь — дерьмо. Ни зарезать, ни самому зарезаться.

В офисе — неприятный сюрприз. Дорогие клиенты желают видеть меня, любимого,

причем немедленно. Что именно меня — коллеги нагло врут. Просто именно эту

контору отличает умение в течении недели привести установленные программы в

неработоспособное состояние. Всех дел — приехать и восстановить базу из бэк-апа.

Дальше они сами справятся. И так — до следующего раза. Дорога занимает вдвое

больше времени, чем работа.

На обратном пути на остановке автобуса что-то режет глаз. Осматриваюсь.

Остановка, мусор вокруг урны, пассажиры, собака, выпрашивающая кусок сосиски у

сердобольной бабули, закрытый киоск, дома частного сектора, спортплощадка через

дорогу, бомж на спорт... Бомж! грязный оборванец с седыми волосами — он стоит,

упершись телом в прутья ограды. Вот только зачем ему там стоять? Даже выпрашивая

милостыню, они предпочитают сидеть или лежать. Бродяги экономят силы. Что-то еще

режет глаз. Подъезжает автобус. Народ шустро втягивается внутрь. Трогаемся,

кондуктор требует оплатить проезд или предъявить проездной. Бросаю последний

взгляд на старика, которого освещают солнечные лучи. Только через несколько

минут, мозг осознает то, что увидели глаза. Борода бродяги залита запекшейся

кровью, пальто тоже окровавлено.

Весь путь до офиса, пытаюсь понять, что, собственно говоря, я увидел?

Начнем с самого начала. Бомж этот, какого ... он начал работать столбом.

Милостыню ему там никто не подаст, люди там просто не ходят. Да и теплотрассы

для ночевки там нет, как и дач заброшенных уже не осталось. На дачах все больше

переселенцы живут, которые больше ничего найти по деньгам не могут. Круглый год

живут. И бомжей, огороды их обирающих, гоняют люто, сами с тех огородов живут. А

под местным небом долго не проживешь, помрешь от воспаления легких. Странно и

нелогично поведение бродяги. Что дальше? А дальше мы имеем самое интересное.

Кровь на морде и на одежде. При любом раскладе, такую загаженную и дырявую

одежду последний нищий не оденет. Одежда, она согревать должна, а не морозить. А

вот не снимает. Что еще забыл? Неподвижность его. Минут пять я смотрел в ту

сторону, не шевелился старик. Как памятник, себе любимому. Розыгрыш кто устроил?

Может быть. Вот только разгорающуюся стрельбу в спальном районе города никаким

розыгрышем не объяснишь. За такое погоны рвут вместе с головами. Ибо означает

это — "массовые беспорядки". С последующей комиссией из столицы нашей Родины,

города-героя Москвы. А оно местной власти надо? Мы же анклав. О нас и вспомнили

только потому, что горячие головы заорали — "вернем область Германии, они нам

дадут немецкое гражданство, высокооплачиваемую работу и будут задарма кормить".

Ага, в Дахау будем работать и пайку получать. И благодарить, за то, что сразу не

расстреляли. Германцам своих халявщиков девать некуда. Так, не о том думаю.

Стрельба усиливается. "Пятьсот двадцать один, пятьсот двадцать два, пятьсот

двадцать три, пятьсот двад...", — однако. Весь рожок выпущен за раз. Так

стреляет новобранец в первом бою. Либо тот, кому уже нет смысла беречь патроны.

Набираю номер сестры.

— Привет, солнышко, извини, но тут стреляют.

— Кто, в кого и где? — она тоже помнит ТУ ночь.

— Не знаю. Ничего не видно. Где-то рядом, все, что могу сказать.

В ответ она говорит о срочной работе. Была Леночка дурой, и осталась ей. Звоню

ее мужу. Николай случает, потом подносит трубку к окну. Слышу отдаленные

выстрелы. Договариваемся, что, сейчас я мухой вытаскиваю свою наличность, он

меня заберет по пути к сестре, на его разрешение куплю себе нормальное ружье.

Деньги из банка забрать, мне они нужнее. Черт с ними, с процентами.

Родной офис, родное рабочее место, родной интернет. Что там у нас в городе? А в

городе у нас как всегда. Тишь, гладь и божья благодать. Родной сайт печатает

черт-те что. Выборы, конкурс красоты, застройка Куршской косы. А о стрельбе у

нас мутное сообщение о побеге з/к "особо опасных". Коллеги весело комментируют

тупость власти. О "наборе выживания (соль, мыло, спички)" никто не думает. Удачи

вам, дорогие. Бодро рысью вылетаю на улицу, пока начальства нет. Посетим банки,

магазины и вообще. Что-то не хочется в центре города болтаться, когда на

окраинах постреливают.

В банке усиленная охрана. Милиция в бронежилетах и с автоматами. Никто ничего не

знает, посетители высказывают самые дикие мнения. На меня смотрят грустными

глазами, но деньги возвращают без слов. Тут же конвертирую свои кровные из

паршивых, ничем не обеспеченных долларов в замечательные, обеспеченные всем

достоянием страны, деревянные рубли.

То же самое, во втором банке (не лежит у меня сердце держать все в одном

заведении). А вот в третьем я напарываюсь на проблемы.

*На автомобильных номерах Калининградской области индекс — 39

2

20 марта, день, банковский офис.

— Мертвые не кусаются! Никогда!

Джон Сильвер, боцман.

— Вы в этом абсолютно уверены?

Кэр Лаэда, некромант.

В нелепом офисе (между колоннами поперек зала — деревянная стойка, наращенная в верхней части толстенным стеклом еще на полтора метра) — толпа лиц национальности "понаехали тут". Хорошо, национальные халаты "Дорстройсервис" сняли. Ничего не имею против выходцев из Средней Азии. Просто они себя ведут так, как привыкли. Если мусульманские привычки гастарбайтеров (пронзительная молитва в 5 утра) кому-то мешают, это гастарбайтеров не касается. Право у них такое, неотъемлемое. Некоторые считают меня националистом. Они неправы. Я — интернационалист и последовательный борец с национализмом. Я считаю, что представители других национальностей имеют полное право жить там, где им нравиться. Грузины — в Тбилиси, узбеки — в Ташкенте, киргизы — в Бишкеке и т.д. А для изжития национализма в Росси, бороться нужно не с проявлениями, то есть последствиями, а с причинами. А причина — поведение мусульман из бывших братских республик, привыкших брать у "большого русского брата", ничего не давая взамен. Если закрыть им доступ в Россию, то национализм затихнет сам собой, не имея оснований.

Второй момент. Каждый принятый на работу гастарбайтер — это минус одно рабочее

место для жителя области. И не надо говорить о том, что приезжие работают там,

куда местные не идут. Когда мы с сестрой только сюда приехали — и асфальт клал и

грузчиком пахал за милую душу. Вот только гастарбайтерам можно платить гораздо

меньше. А при желании — выгнать, вообще ничего не заплатив. Законы Кырлы-Мырлы

никто не отменял. Те самые, о трехстах процентах прибыли. Еще пять лет назад за

дорожные работы платили больше, чем сегодня. В номинале. Потому что тогда

набирали на работу только местных...

Рабсила из Азии смирно сидит вдоль стен, ожидая, когда им разрешат отправить

заработанное семьям. За исключением одного, скорчившегося в кресле. Кисть руки

замотана окровавленной тряпкой. Интересуюсь, кто это его? Ответ на языке

Джамшута из дебильного шоу непонятен. Перехожу на полузабытый узбекский. Услышав

родной язык, окровавленный улыбается и начинает рассказывать. От услышанного

становится не по себе.

С утра они ремонтировали здание возле многопрофильной больницы. Примерно полчаса

назад к ним из ворот больницы вышел окровавленный человек и набросился на его

друга, Исмаила и стал его кусать за лицо и шею. Пока они оттаскивали нападавшего

— укусил за руку и его, Искандера. А Исмаил помер. Потом приехала милиция,

начала стрелять, а им крикнули, чтобы уходили отсюда. Наниматель заказчика дал

им денег и сказал, чтобы уезжали. И они поедут домой, так как разрешения на

работу у них нет, а работы здесь у них тоже нет. Вот только деньги переведут, а

то на таможне по приезду все деньги отбирают.

Смотрю на укушенного. Вид очень плох. На мой взгляд, кроме травмы кисти, у

пострадавшего внутреннее кровотечение. Ладно, не мое дело. Мне кровные надо

вырвать. А вот с этим начинаются проблемы. Рядом с операционисткой — орущие

клиенты и аккуратненькое объявление: "Уважаемые клиенты... в связи с... по

предварительной записи... в одни руки... свои извинения". Включаюсь в скандал.

Вокруг нас прыгает менеджер и технично предлагает подать жалобу в отдел по

связям с общественностью. В самый разгар общения слышу падение и крики.

Недоуменно оборачиваюсь — укушенный больше не сидит. Он неподвижно лежит на полу, распространяя "ароматы". Мертв. Окончательно и бесповоротно. Впервые вижу, чтобы от простого укуса в кисть руки жертва загибалась так стремительно. Работяги из Азии столпились вокруг, операционистки бросили работу и смотрят, менеджер орет, чтобы все разошлись. Кто-то визжит. Через несколько минут возникает подобие порядка. Операционистки возвращаются за стойки, гастарбайтеры торопливо покидают здание. Милиционер подходит к лежащему, становится на колени и начинает искать пульс. Охранник, вертя дубинку в руках, требует, чтобы мы не толпились, другой убеждает менеджера, что надо никого не выпускать и прекратить работу филиала. Дальше начинается кошмарный фильм ужасов.

Лежащий в содержимом собственного кишечника покойник вдруг шевелится, его руки

устремляются к сержанту. Одна захватывает за шею, вторая упирается в лицо,

отжимая голову назад. Голова мертвеца рывком прижимается к шее милиционера. Тот

дико орет, вскакивает, поднимая мертвеца на ноги, пытается вырваться. Крик

переходит в бульканье в тот момент, когда они расцепляются. Со своего места вижу

— не жилец. Горло ВЫКУШЕНО. Из зияющей дыры пульсируют струи крови. Залитый

кровью труп? безумный? заглатывает вырванный кусок мяса и на него налетает

охранник. Профессионал. Ударом дубинки сбивает тянущиеся к нему руки, на

возврате — дубинкой по печени, так что хрустят ребра. Носком форменного ботинка

— в пах. Сила удара отбрасывает азиата к стене, перегибая в поясе пополам. Удар

второй ноги снизу наискось с хрустом ломает нижнюю челюсть, отбрасывая в угол.

Подшаг, концом дубинки в горло, ногой — в печень. Ломающиеся ребра издают хруст,

будто сломана доска. Одной рукой охранник вздергивает противника за шею,

буквально держа его на весу в вытянутой руке, а вторая крушит ребра в районе

селезенки. На все, про все — каких-то две секунды. Каждый из этих ударов убивает, либо непоправимо калечит человека. А этот... Одной рукой он фиксирует себя на охраннике, другой — отжимает лицо назад, открывая шею, и впивается зубами в горло. Хрип, кашель, они разлетаются в стороны. Охранник стоит на коленях, зажимая руками горло и между пальцев брызгают струйки крови. Кто-то блюет, слышен визг и топот. Стою столбом, ничего не понимая и не нахожу сил двинутся с места. В себя прихожу от грохота выстрела. Второй охранник стряхнул с себя оцепенение, вытащил табельный ТТ и дважды палит в потолок. Летит штукатурка. Со звоном разлетается лампа дневного света. ЭТО уже поднялось с пола и медленно поворачивается на одном месте. Впечатление, будто вижу перед собой кадры не вошедшие в "Терминатора". Охранник лупит из ТТ в ЭТО, вижу, как из спины, обтянутой потертой курткой, летят клочья. Стена покрывается оспинами от пуль.

Чем плох ТТ: останавливающая сила — никакая. ЭТО дергается, шатается, но

надвигается на охранника. Тот расстреливает всю обойму и, не отрывая глаз от

надвигающегося ужаса, пытается перезарядить оружие. Сошлись, свалились на пол,

покатились. Охранник оказывается наверху, взмахивает рукой с зажатым в ней

пистолетом раз, и другой. Слышен хруст проломленного черепа. ЭТО — роняет руки и

лежит смирно. Охранник садится на пол, роняет пистолет, прикладывает руки к шее

и недоуменно смотрит на окровавленные ладони и расползающуюся под ним лужу крови.

Потом падает лицом вниз. В зале стоит отвратительный смрад крови, дерьма,

блевотины, пороха и чего-то еще. "Добро пожаловать на войну, мой мальчик", —

звучит в голове голос. "Неужели ты всерьез думал, что от меня можно убежать?"

Тишину разрывает визг операционисток и топот ног. Все, кто есть в филиале,

сбегаются в операционный зал. Голоса перекрикивают друг друга. Кто-то бьется в

истерике. Тупо стою и смотрю. Голова пуста и я ничего не понимаю. Медленно-медленно в ней оформляется какая-то мысль. Наконец понимаю: "Искандер умер, упал, потом встал и начал кусаться". Открываю рот и понимаю, что опоздал. Лежащий в луже крови сержант встает. Форма и бронежилет залиты кровью, горло разорвано так, что виден позвоночник, но он достаточно крепко стоит на ногах и смотрит на нас мертвыми глазами.

Я успел. Успел отскочить с пути несущейся в соседний зал толпы прежде, чем толпа

смяла меня. Кому-то повезло меньше. Стоявший у входа в соседний зал

представительный мужчина был сбит на пол, и вся орда пронеслась по нему. Почти

все особи женского пола были в туфельках на каблучках... Вечная память тебе,

уважаемый. Со всеми бежать не стал. Там захлопнули дверь, не выясняя, все ли

успели спастись и сейчас судорожно ее чем-то заваливали.

Меня приютила святая святых — операционный отдел за загородкой. Дверца из него

открывалась наружу. Щеколда была прочной. Ограждение выглядело достаточно

прочным, а стекло — бронированным. Какое-то время у меня есть. За загородкой кто-то дико орал, шла борьба. А я судорожно думал, как выбраться из сложившейся

ситуации.

Что мы имеем? Если человека укусили, то вскоре он умирает. Раньше или позже, но

умирает обязательно. Спустя пять-десять минут он встает и начинает гоняться за

окружающими. С целью укусить их. Он их кусает, они умирают, встают и тоже ищут,

кого покусать. Так что если меня укусят — буду вот так же бегать, широко раскрыв

пасть.

Что еще имеем? Болевой порог — чудовищный. Им лупят со всей дури армейским

ботинком по... самому дорогому и хоть бы хны. Живучесть зашкаливает. Вон, дюжину

пуль всадили, как шагал, так и шагал дальше, пока не добрался до обидчика.

Нет, они не укусить стараются. Вон, крики смолкли, слышен хруст и чавканье.

Вопли теперь слышны из второго зала, куда сбежали уцелевшие. Они что, жрут ее?

Доберутся до меня — пойду на второе. Так, а что друг друга? Господи, помоги!

Встаю, представляя, что увижу.

У стены все трое увлеченно! обгладывают кого-то, мешая друг другу. На меня

внимания не обращают. Между собой — не конфликтуют, хотя и мешают друг другу.

Смотрел как-то передачу про волчью стаю и львиный прайд, так там сначала вожак,

потом остальные. А здесь, коллективно, понимаешь.

Если я прав, через несколько минут то, что они недоели, встанет. И вся четверка

постарается закусить мной. Нет, не существует твари, которую нельзя уничтожить.

Чем же первого положили? А засветили первому тяжелым предметом точно в лоб.

Только мозги в стороны полетели. То есть, если взять что-то тяжелое и небольшое,

можно попробовать отбиться. И что здесь можно взять? Операционный отдел.

Пластиковая мебель, папки с документами, канцтовары, принтер стоит. Картридж

достать? Нет, он пластиковый и хрупкий. Не поможет. Телефон? Тоже пластик.

Монитор ЖК, кабеля, компьютеры... Компьютеры! Вернее, жесткие диски. Достаточно

тяжелый, металлический, с гранями и по размерам не очень. Опа-на, встала

обгрызенная девочка. От лица — кости, рука-нога объедена, внутренности волочатся

по полу. Но стоит, пытается шагать, объеденное бедро подламывается и она падает.

Чтобы снова встать и снова упасть. Ну и глаза! Как у акулы. Давят, лишают воли,

заставляют замереть. Вся троица уже не обращает на нее внимания, а бодро шагает ко мне, упирается в загородку и замирает. Протягивают руки под стекло, машинально делаю шаг назад, спотыкаюсь и падаю. Теперь мы не видим друг друга. Несколько секунд и слышу, как твари идут вправо. Ну да, там же самый первый лежит, которому череп проломили. Раздаются звуки жрача. Желудок пытается вывернуться наизнанку но все, что там было, уже на полу. Набираю номер Николая, шепотом рассказываю, что где и как. Он спрашивает, какие препараты я глотал, даю послушать жрач за стойкой. Обещает приехать через час, везде пробки. Такое впечатление, что весь город — сплошная автоавария. Час, это долго, надо выбираться самому. Ну и чего сидим, кого ждем?

3

20 марта, день, банковский офис

Если Вам кажется, что все очень плохо, то Вы ошибаетесь. Все гораздо хуже.

Народная мудрость.

Пока твари жрут не меня, нужно вооружаться. Достаю перочинный нож, открываю

отвертку и, вырвав шнур питания из розетки, вскрываю ближайший компьютер. Вот и

диск. И дальше что? Вот я держу его в руке, подобно первобытной обезьяне и

обрушиваю на голову твари. Промахиваюсь и тварь начинает меня жрать, крепко

ухватившись за шею руками. Вывод — увеличить дистанцию поражения. Вон жалюзи

висят, и веревка капроновая. Отрезаем, обматываем, вяжем узел. Теперь ясно, что

после первого же замаха веревка соскользнет, я в одну сторону, "винчестер" в

другую. Вывод — нужно фиксировать. Где там у нас салазки были? Выворачиваю из

системного блока салазки и фиксирую винтами на жестком диске так, чтобы не было

люфта. Оставляю метровый отрезок шнура и делаю на конце петлю. Краем уха

фиксирую, что вопли в соседнем зале сменили если не тональность, то

интенсивность. Теперь они звучат гораздо слабее. Устали девочки вопить. Оно и к

лучшему. И жрач за стойкой прекратился. Ну что — пробуем? Встаю, начинаю

раскручивать получившееся подручное средство. Неудобно, но за неимением гербовой...

с той стороны на меня смотрят четыре окровавленные хари. Ни звука, ни вздоха,

только эти взгляды, вынимающие душу. Твари бьются мордами о стекло, водят по

нему руками, засовывают руки в щель между стеклом и стойкой. Значит, что? На

месте не стоять. Может, у них и когти ядовитые. Так что берем на вооружение

тактику "ударь и беги". Вскакиваю на стойку с противоположного конца зала и

начинаю раскручивать импровизированный кистень. "Проглоты неживые, обыкновенные"

довольно шустро шагают вдоль стойки какой-то дерганной походкой. Дождавшись,

пока расстояние до первого не сократится до пары метров, делаю шаг вперед и с

размаху обрушиваю импровизированный кистень на макушку. Хруст, корпус диска

уходит в череп твари наполовину и вылезает облепленным всякой дрянью. Есть

контакт! Тварь мешком рушится на пол. Теперь с другой стороны. Бодрой рысью бегу

на противоположный конец стойки, занимаю место и начинаю раскрут. Мой бег

сопровождают голодные взгляды оставшихся. Полу обглоданная тварь падает на пол,

прямо по ней шагают двое оставшихся. Получай без сдачи! Перебежка на другой край.

Раскручиваем и ждем, пока приблизится последний. Есть! Интеллекта нет и в помине!

Только голод. Так что шансы мои растут по экспоненте! Осталась тварь-инвалид. А

вот с ней будет посложнее. Из-за постоянных падений предсказать, где она встанет

снова — невозможно. Медленно начинаю сближаться с ней, готовясь нанести удар

либо отпрыгнуть. Бить не приходится. От входной двери гремит выстрел и в голове

встающей твари появляется отверстие. От неожиданности роняю свое "оружие" и

смотрю на вход. У входа стоят двое в униформе охранной фирмы с "Сайгами" в руках

и третий в строгом костюме с дымящимся пистолетом. Вся троица входит внутрь.

Спрыгиваю на пол и сдвигаю щеколду. Первый улыбаясь, буднично бьет дулом

дробовика в солнечное сплетение. Пока я пытаюсь глотнуть воздуха враз

помертвевшими губами, меня сбивают с ног, кладут мордой в пол и, заломив руки за

спину, защелкивают наручники.

В темпе сажают спиной к стене, пинками раздвигают ноги и мордоворот-охранник

ставит приклад "Сайги" на... в общем, на то самое. Когда в легких кончается

воздух, он убирает приклад и орет мне в лицо:

— Слышь,.. я тебя сейчас... да ты... вообще... понимаешь...

Свою эмоциональную речь он сопровождает ласковыми попинываниями моей тушки и

завершает спич, уперев подошву сапога на моем горле.

Звон в ушах, круги в глазах. Последняя мысль, которую успеваю осознать — отрывок

из какой-то песни:

"Круто ты попал..."

4.

20 марта. Там же.

— Здравствуйте, бригаду рэкетиров вызывали?

— Нет, что Вы, это какая-то ошибка.

— С Вас тысяча долларов за ложный вызов.

Из анекдота.

Прихожу в себя оттого, что под нос мне подсовывают какую-то гадость. Сижу на

офисном стуле. Руки заведены назад и жестко зафиксированы наручниками. Встать

весьма проблематично даже без учета гориллоида, крепко держащего меня за плечи.

Другой обходит зал, судя по звуку, собирая оружие и все, что имеет ценность. Напротив меня сидит костюмоноситель, укоризненно разглядывая меня. На том же столе аккуратной стопкой лежат деньги (мои!), паспорт, флешка, визитки, мобильник и прочее содержимое карманов.

— Как же Вы докатились до такой жизни, Владимир Петрович? — спрашивает он меня.

— Вломиться в офис банка! Убить охранников и сотрудника милиции! Причинить ущерб

имуществу банка! Да Вы только посмотрите. На что стал похож вверенный мне объект

после Вашего визита! — гориллоид подтверждающе ворчит.

— Что же Вы молчите? Или считаете, мой вопрос риторическим? Или вообще не

желаете со мной разговаривать? — лапа гориллоида коротко тыкает в кадык. Рвотный

спазм.

— Василий! Команды бить не было! — строго говорит костюмоноситель.

Медленно делаю вдох.

— Молодой человек! Я задал Вам вопрос. И жду Вашего ответа.

— Это не я! — хриплю избитую фразу. В голове бьется мысль: "Не признаваться! Им

нужно мое признание".

— Владимир Петрович! На наших глазах Вы разнесли все три черепа, это

зафиксировала видеокамера. Именно вы виновны в смерти этих людей. Вы только

посмотрите, как после Ваших действий загажено помещение! Или скажете, вы этого

не совершали? Это именно после Ваших действий здесь стало как на бойне! Или Вы

продолжаете все отрицать? Василий!

Мне разжимают левую кисть вставляют между пальцев что-то длинное и круглое и

сжимают руку в кулак. Крик.

— Пал Дмитрич! Все собрано! — это в зале.

— В общем так, молодой человек. Времени у меня с Вами возиться нет. Тех денег,

что есть у Вас, как раз хватило на оплату времени, которые мы на вас и потратили. Либо Вы соглашаетесь со мной, либо за каждую минуту нашего с Вами общения Вам будет предъявляться счет. Одна тысяча долларов. Наше время стоит дорого. А чтобы вы приняли решение быстрее, мы будем вынуждены применить электрошок. Время пошло.

Б.. умеют с людьми общаться.

— Василий, распаковывай аппаратуру.

— Что вам от меня надо?

— Нам, Владимир Петрович от Вас надо, чтобы Вы признали, что все то, что нас

окружает, произошло по Вашей вине. И дальше с Вами будем общаться не мы, а

бухгалтер с юристом.

— Минута, шеф! — гориллоид извлекает из сумки провод с какими-то зажимами.

— Время — деньги, молодой человек. Ваше решение?

— Согласен!

— Согласны на что?

— Что все это — моя вина.

— Вот так бы и сразу. А так с Вас — еще полторы штуки зелени сверх прочих

убытков.

5.

20 марта. Там же, те же

Не тот пропал, кто в беду попал. А тот пропал, кто духом упал.

Народная мудрость.

— Где юрист и бухгалтер? Долго их еще ждать? Почему дверь не открыта?

— Пал Дмитрич! Заблокировались они изнутри. И не открывают.

— Что телефон? Что Смирнов?

— Или трубку не берут, или нет соединения. Может, они в хранилище закрылись?

Ладно, ломайте дверь! Вот видите, молодой человек, еще и дверь из-за Вас ломать

придется. — Дмитрич аккуратно собирает бывшие мои деньги со стола и кладет себе

в кожаную папку. Она сразу толстеет и приобретает солидный вид.

Меня оставляют в покое. Пока не извлекут тех, кто должен будет определить

величину убытка, упущенной выгоды, морального ущерба... "Соберись!", — шепчу сам

себе. Во всем этом есть один интересный момент. Бандитам, а на деньги меня

разводят именно бандиты, абсолютно наплевать на трупы. Как своих коллег и

банковских служащих, так и милиционера. Никаких денег не хватит закрыть глаза

органам на развороченный офис и гору трупов. А шустрая троица ведет себя так,

будто в мой старенький "Запорожец" въехал в 600-й "Мерседес" на удаленном

проселке. И теперь меня просят уточнить, как обгонял, как подрезал... Вздыхаю.

— Не переживайте так, Владимир Петрович! — успокаивает меня бригадир, — особых

повреждений в процессе уговора мы вам не нанесли. Вот моя команда выбивала... то

есть, обосновывала вину одного умника. Выехал он в своей шестерке и стал на

перекрестке, а шеф в него сзади въехал. Так пока ему паяльник в задний проход не

вставили, никак не хотел признавать, что если бы он не выехал в тот день из

гаража, то не столкнулся бы с моим шефом. И вообще, Вы, человек здоровый,

спортивный, за собой и своим здоровьем следите. Я это ясно вижу. Одна Ваша почка

покроет большую часть расходов, а если еще и глаз добавить, так и услуги медиков

оплатите, да еще и в прибылях скорей всего останетесь...

Тем временем, "двое из ларца" окончательно определилась со своими действиями.

Один, судя по звукам, фомкой выламывает петли двустворчатой двери, а второй

виден мне в открытую дверь. Он с "Сайгой" наперевес страхует первого от того,

что может объявиться из-за двери.

А когда они вытащат из-за этих дверей того, за кем они приехали, наступит и мой

черед. Прежде всего — наручники. Нет, не так. Прежде всего, избавится от

внимания этого волчары. Если ему просто что-то не понравится во мне — наложат на

бедро жгут и проделают в нем дырку. Чтоб меньше ерзал.

Амбалы объединяют усилия с криком: "Раз-два-взяли". Хруст, треск. Дверь летит на пол, точно по коленям Василию.

Дикий крик, грохот выстрелов, снова крики. Лечу на пол вместе со стулом, успев

увидеть, как Дмитрич, сбив меня ударом ноги, прыжком оказывается возле двери,

одним движением закрывает ее, вскакивает на стойку и начинает стрелять поверх

стекла. Выстрелы идут не часто. В промежутках слышу вопли, которые сменяются

стонами и хрипом, заменяемым звуками жора. Так, и что мы имеем? Тот мужик, по

которому девицы прошлись своими туфлями на шпильках — помер. Никто его не кусал.

Значит, если ты просто умер, то тоже скоро встанешь и начнешь гоняться за

окружающими, с целью плотно перекусить. Теперь понятно, почему никто трубку не

брал. О, стрельбы закончены. Дмитрич меняет обойму, предлагает мне полежать,

прыгает в зал, идет. Звучит выстрел, потом еще один. Чтобы объеденные охранники

не встали? Так, оружие собирает, судя по звуку и складывает в сумку. Как же

встать, когда этот чертов стул держит?

Закончив шмон покойников, Дмитрич ловко забирается обратно и с интересом смотрит

на меня:

— Ну как Вы себя чувствуете?

— Немного неудобно, но — живой, чего и Вам желаю.

— Восхищаюсь Вашим самообладанием. И совсем по-другому оцениваю тот бой: один

против четверых.

Он выворачивает винты из спинки стула и помогает мне встать на ноги. Теперь могу

переместить скованные руки вперед.

— Скажите, Владимир Петрович, а вы не думали работать у нас?

— Зависит от того, что именно мне предложат.

— Ну, сейчас съездим, и Вы все узнаете. Возьмите сумку, положите ее в машину.

Распихиваю вещи со стола по карманам, вытираю платком мокрое от пота лицо и

спрашиваю:

— Павел Дмитриевич, сигаретку не дадите?

— Курить — здоровью вредить, молодой человек, — с этими словами он кладет на

стол между нами сигареты и зажигалку.

— Курить — вредно, пить — противно, — неловко из-за скованных рук убираю платок

в карман, — а умирать здоровым — жалко.

Вынимая руку, делаю шаг к столу и легко взмахиваю кистью. Дмитрич вскрикивает и

отшатывается, прижимая руки к глазам. Острый красный перец — можно и зрения

лишиться. У меня есть секунда, прежде чем он переборет рефлексы. Одним длинным

броском сближаюсь с ним, ставлю правую ступню на его ступню опорной ноги, левую

— на голень опорной ноги и, выбрасывая руки к его груди, вкладываю в толчок всю

массу тела. Дмитрич падает, слышу крик и хруст ломаемых костей. Прыжком вылетаю

в открытую дверь, хватаю стоящую у стойки сумку "мечта челнока" и вместе с ней

перемещаюсь вдоль стойки. Нет, Дмитрич, не поеду я с тобой. Что я у твоей

бригады забыл? Возмещение ущерба, на который ты меня развел? Я лучше сам по себе

пойду. Должок отдам, свое заберу и пойду. В сумке, наскоро обмотанный какими-то тряпками, чтобы не билось друг об друга, лежит небольшой арсенал. Считать некогда. Выбираю АКС-74У, рядом лежат два скрученными изолентой рожка. Проверяю магазины — полные. Выщелкиваю первые патроны, мало ли, какой мусор на них налип. Предохранитель в АВ, затвор передернуть, понеслась. Прикинув, где лежит Дмитрич, наставив пистолет в мою сторону, швыряю кресло через стойку. Попал, сдавленный стон подтверждает это. Вскочив на стойку, чтобы колонна прикрывала меня от случайной пули, вскидываю "калаш" к левому плечу. Короткая очередь разносит колено Дмитрича. Теперь мимо открытой двери и, пока он пытается навести ствол на слух, стискивая от боли зубы, вскинуть "калаш" и очередью разнести голову. Прежде всего — снять наручники. Теперь посмотрим, что мы с этого можем иметь. Трофеи — законная собственность победителя. Даже в Ветхом завете так сказано. А евреи — мудрый народ, плохого не посоветуют. Хорошая машинка, "Глок"? По патрону — похоже. Деньги, ключи с брелком — себе, сумку с оружием к выходу. Буром не лезть, может быть шофер, хотя — непохоже. Вызвал бы сюда, стволы донести и меня отконвоировать. Вон тот джип реагирует на сигнализацию, значит — мне туда. Включаю отключенный Дмитричем мобильник, набираю Николая.

— Ты где, Володь?

— Все там же. С грузом.

— Проблемы?

— Сейчас — решил, но могут вновь появиться.

— Кто?

— Охранное агентство "Лев".

В трубке свистят.

— И все еще жив?

— Жив, здоров и с трофеями. Все, выезжаю на Ленинский, черный джип...

— Стой! У них датчики и внешний контроль. Вылезай оттуда. А то сейчас огребешь.

— Понял.

— Займи позиции, чтобы видеть подходы и жди. Будем через пять минут.

Убрав телефон в карман, за спиной слышу спокойный голос:

— А теперь — медленно повернись, держа руки так, чтобы я их видел.

— Рыжий, е......! Все шуточки свои шутишь?

Дождавшись, пока я отойду в сторону от дверного проема и подам знак "чисто", Алексей спрыгивает с крыши банковского крыльца на иномарку, безнадежно корежа верх машины, и подходит ко мне.

— Ворон, нах! Ты просыпайся, нах! Тут, если ты еще не понял, война нах идет. А ты е...ом щелкаешь. Рысью на верх! Еще Николая подбирать.

Я с братьями вместе учился, дрался, обирал сады и ездил на стрельбище. А наши отцы вместе служили в Афганистане. Семья братьев дала нам стол и кров, а потом помогли с гражданством, когда, потеряв все, я добрался до Калининграда, имея на руках больную сестру и пакет с паспортом и свидетельством Ленки. Алексей и Николай вместе служили на Кавказе, а после демобилизации — ушли в истинно российский бизнес. Поставки компьютеров и оргтехники в сельские школы, регулярные "откаты" чиновникам и родительские связи на таможне позволяли друзьям не просто сводить концы с концами, но иметь устойчивый доход. Чтобы не было проблем с криминалом — маленькое ЧОП и спортзал, где "молодое поколение" учили рукомашеству и ногодрыганию (я знаю джиу-джитсу, кунг-фу, тэк-ван-до и еще много страшных слов), отбирая толковых в охрану.

Друзья звали меня к себе, но... заела гордость. Зачем тогда учился, если работать не по специальности. Да и должность выглядела абсолютно ненужной для ООО "Гигабайт".

Ободрав со здоровенной "Тойота-Лэндкрузер" какие-то провода, Алексей завел ее и мы поехали в сторону порта. Вслед за нами тронулась "газель" с внушительным прицепом, набитым 50-литровыми бочками. Пропетляв по переулкам, мы остановились и начали перецеплять прицеп к "Тойете". Николай быстро давал указания:

— Ворон, берешь сестру, едете по заправкам, заливаете дизтопливо. Сколько влезет. Деньги снять успел?

— Есть кое-что.

— Далее, смотри сюда. Все наши перебрались за город. Но едешь не по прямой, на дачах переселенцы, которые на... никому не нужны. И скоро они осознают свою численность. Дразнить их не надо. По кольцевой до съезда на полигон, повернешь вот здесь. Вот здесь станешь и позвонишь по, — он быстро записал номер клочке газеты, — опознаешься и только после этого двигай. Батя сначала стреляет, потом уточняет, кого подстрелил. Ленку завезешь в дом, и можешь собирать свое барахло. К нам переберешься. Мы сейчас на Пролетарскую, может, не всех зубных врачей сожрали. Возьмем вместе с бормашиной. Пригодится.

— А за продуктами?

— Возьмешь свои вещи, мы вернемся и на "газели" поедем. Тут, как в сказке, чем дальше, тем страшнее. В одиночку никуда не лезь. Какое оружие проверил?

— "Укорот".

— Вот, держи, — Рыжий протянул мне револьвер с навинченным глушителем, — хорошая, нах вещь. Под парабеллумовский патрон, с пружиной, как у "нагана". Так что в руке, нах сидит прочно. Давишь вот сюда, работает ЛЦУ. Вот патроны.

— Еще возьми вот, — Николай достал АКМ и разгрузку с рожками, — от себя отрываю. Но в серьезной заварухе твой "окурок" — только патроны переводить. Кистень еще держи.

— Если что — ломись напролом, нах. Побьешь машину — х.. с ней главное — доберись, нах. С богом, поехали.

Стрельба по городу ширится и крепнет. В дальнем конце улицы виден густой столб

дыма. Что-то горит.

6.

20 марта, день, проспект Победы.

Все вокруг — народное!

Все вокруг — МОЁ!

Х/фильм "комедия строгого режима"

Поездка по узким улочкам Калининграда, забитым столкнувшимися машинами, водители и пассажиры которых тупо ждали приезда гаишников и страховщиков, а кое-где уже маячили зловеще окровавленные фигуры — отдельная история. Проехать в южную часть города через мосты даже не пытаемся. Заправки либо закрыты без объяснения причин, либо — не имеют топлива. Против обыкновения, сестра молчала, забившись в угол, сжимая руками ТТ. После долгого пути по переулкам, дворам и тротуарам, сменившегося поездкой напролом по бездорожью промзоны, мы выбрались к небольшой АЗС так, что пробка по Победы не мешала подъехать. Для страховки, я решил подойти пешком. В случае чего — в спортивной сумке трофейная короткая "помпа" 12-го калибра на пять патронов (5-й — в стволе) объяснит разным нехорошим людям, что, как и почему

— Ленка, я сейчас иду, ты ждешь после моего звонка и подъезжаешь. Если что, я даю звонок и работаю по левой стороне машины. Так что тебе — правая.

— Удачи! — что там случилось у нее на работе, что молчит, как рыба об лед?

Мне сказали только, что "восставшие из мертвых" перекрыли выход на этаж и бодро скреблись по стеклянной двери, пугая офис.

Бодро шагаю по тротуару, подбираясь все ближе к заправке. Вроде, ничего подозрительного не наблюдается. Очередное столкновение — метрах в пятидесяти за моей спиной затруднило выезд из города. Проехавшие пробку — разгоняются и куда-то спешат. Внутрь города особо никто не стремится — формально рабочий день еще не закончен. А на этой АЗС я никогда не видел столпотворения. В любом случае, нам нужно топливо. Набираю номер и, дождавшись соединения, даю отбой. Стоящую на противоположном конце заправки светло-серую "Ниву", из-за которой выглядывает "жигуль" замечаю слишком поздно — из помещения АЗС к остановившемуся внедорожнику выходят двое. В руках второго — ружье. Дулом этого ружья он начинает аккуратно постукивать по боковой двери 'тойоты', пока первый становится спереди, блокируя!! дорогу. Время начинает стремительно нестись вперед.

Раз. Поднести левую руку с сотовым к голове. Будем имитировать разговор, произнося банальные фразы.

Два. Правая рука соскальзывает внутрь полуоткрытой сумки, взводя курок револьвера.

Три. Нажимаю повтор, отсчитывая расстояние до парня с дробовиком, который уже начинает терять терпение. Метров десять, но больше тянуть нельзя.

Четыре. Есть соединение. Даю разрыв, одновременно приподнимая револьвер. Красная точка целеуказателя скользит по пальто. Выстрел звучит гораздо тише щелчка механизма. Парня сносит ударом гигантской кувалды. Одновременно взревевшая двигателем "Тойота" врезается своим "кенгурятником" в грудь второго и бросает его на землю. Машина дергается, когда левое колесо переезжает придурка. Боковым зрением вижу, как из раскрытых дверей операторской появляется туша с пистолетом, буквально налетающая на луч ЛЦУ. От первого выстрела тушу разворачивает и складывает пополам, второй всаживаю в спину. Бросить сумку, броском до колонны на землю. Возле "Нивы" стоит еще один с пришибленным видом лапая кобуру на офицерском ремне. Ловлю в прицел, но тот резко дергается и начинает сползать по борту машины. Контрольный в голову. Боковое стекло внедорожника приспущено и из него вылетают слабые дымки выстрелов. Звуки выстрелов теряются в реве КАМАЗа на проспекте. Не расслабляться. Броском влетаю в операторскую. Непрерывно перемещаясь, осматриваюсь.

Ребята устроились с максимальным комфортом. Возле входа стоит стол с отставленными стульями. На нем бутыли с пивом, кое-какая еда. Пустая емкость поставлена под стол. На операторском столе, прикрытая со стороны улицы монитором располагается фигуристая деваха, одетая только в кроссовки. Руки и ноги ее примотаны скотчем к столу, так что она находится в удобной (и доступной) позе. Деваха смотрит на меня одним глазом. Второй — заплыл от молодецкого удара. "Добры молодцы" общались с представительницей прекрасной половины методом, именуемым у уличной шпаны: "по любви или по печени?". В углу — явно мужское тело со следами грязной обуви, плотно замотанное скотчем. Больше — никого. Делаю девице знак, чтобы молчала и вылетаю на улицу к машинам.

Здесь рыцари кастета и обреза работали. На асфальте — пятна крови и выбитые зубы. За проволочным забором — несколько неподвижных тел. У забора тихо воет женщина. Окровавленная полуголая девчонка лет 13-ти жалобно всхлипывает. Лицо — кровавая маска, все тело — в крови и синяках. Рядом хрипит тип со спущенными штанами, которого я аккуратно добиваю, попутно сняв с плеча ружье. Проезжающие видят все это, не могут не видеть, но... не обращают внимания. Это ведь не их пользуют в извращенной форме. Быстро осматриваюсь, срезаю со второго кобуру с "Ижаком" и иду дальше. Тем временем прицеп с бочками подогнан к заправочному агрегату. Сестра быстро обыскивает тех, до кого я не успел добраться, а просто раздробил черепа кистенем. "Нива" отогнана так, чтобы быть перед глазами. Револьвер перезаряжен. Кстати, в багажнике "Нивы" громыхают канистры! Пора общаться с оператором.

— Вы меня слышите? — обратился я к девице, пытавшейся вырваться из привязи.

— Развяжи меня, ... ! Немедленно! — Шока у нее нет, зрачки нормальные, слабоагрессивная реакция, в общем можно общаться. Даю пощечину.

— Если Вы не можете мне помочь, — раскрываю лезвие ножа, — то вы мне не нужны. — легким движением отрезаю прядь на виске так, что отрезанные волосы падают ей на лицо, — а от ненужного я избавляюсь. — Проняло.

— Что вам нужно? Нет,.. пожалуйста!

— Не стоните. Мне нужно горючее. Двести литров дизтоплива по цене, указанной на въезде. И еще шестьдесят 92-го. Надеюсь, Вы мне поможете.

Мы быстро приходим к соглашению и через минуту отцепленная от стола девица, назвавшаяся Настей, бодро орудует на рабочем месте. За столь короткое время она успела: сорвать с себя скотч, допить содержимое бутылки на столе, одеть куртку на голое тело, попинать туфельками лежащее в углу тело охранника, соорудить подобие прически, прикрывающее заплывший глаз и сообщить мне "эротическим" голосом, что ей всегда нравились решительные мужчины, умеющие постоять за себя и полежать за других. Короче, не пропадет девочка. Пока я вожусь с заправочным пистолетом, Ленка сооружает бутерброды. Вспоминаю, что так и не пообедал и две бочки заправляю одной рукой. Среди трофеев есть и минералка. В сумке кроме еды и бутылок обнаруживается небольшой увесистый пакет. Кажется, я знаю его содержимое.

Когда заправка заканчивается, и я рассчитываюсь за топливо, подает голос охранник, у которого кто-то вынул кляп изо рта.

— Шкажите, вы моего пиштолета не вштречали? — шепелявит он.

Ну, сейчас повеселимся.

— В новенькой кобуре?

— Да!..

— На офицерском ремне?

— Да!..

— "Иж" под патрон девять на семнадцать?

— Нет, гажовый.. — черт, весь кайф обломал.

— Нет, не видел, — отвечаю, улыбаясь на автопилоте. Какой идиот сейчас станет портить воздух, когда можно просто пристрелить? Здесь не меньше дюжины трупов и никакой реакции. Да и вообще. Что-то давно я не слышал милицейских сирен.

— Блин, мне ше отвешать за утерянное... — ну и чудак, на букву "м". Ты же крайним останешься за все, что здесь произошло. Ибо допустил. Хотя поставлен для соблюдения порядка.

— А можно мне с Вами? — ну и хватка! Только что стояла в известной позиции, а уже собралась и демонстрирует грудь... и бедра... и все остальное. Только лицо старается держать в профиль.

— Вы не думайте, я все-все умею! И готовлю замечательно!

— Телефон черкни! Сейчас у нас дела. — ведь не отстанет. Ого, на колени встала.

— Да поймите же! Вы сейчас уедете, а мне что делать? Ждать, пока другие у..ща сюда придут?

— Домой иди. И вообще, я ведь могу тоже сволочью оказаться.

— Никто меня дома не ждет! И вообще, был бы уродом, так употребил прямо на столе. Ну что мне сделать? Ты скажи! Не молчи!

— Встань, простудишься, рожать не сможешь. И оденься, вон спецовка висит на вешалке. Родные твои где?

— В Белоруссии, — поняв, что она принята, Настя быстро одевается и начинает выгребать содержимое кассы.

Прихватив с АЗС наличность и имущество поценнее, наконец выбираемся на кольцевую. Дамы впереди, я — приотстав на полсотни метров, на страховке. Долго едем по кольцевой, пока не добираемся до указанного съезда.

Этот поселок возник примерно год назад чуть в стороне от очередного дачного товарищества. Формально, он к нему и относится. Вот только добираться достаточно далеко. Лесополоса и канал блокируют прямую дорогу, а объезжать — все десять километров. Так что живущие на дачах просто знают, что "там кто-то есть". В основном, добираются сюда по дороге, ведущей на заброшенный полигон и далее, "по направлению". Проводив "тойоту" до выезда из леса, быстро перекидываю в нее канистры, ружья, трофейные Кольт 45-го, "наган" и "иж", два найденных в "ниве" обреза, патроны и газовый пугач, после чего дожидаюсь опознания и бодро разворачиваюсь назад. Мне еще вещи собирать.

7.

20 марта, вечер, пригороды Калининграда.

Хотел Бильбо добить мерзкую тварь, но жалость удержала его руку.

— Какая жалость, что кончились патроны, — вздыхал Бильбо, перезаряжая кольт.

По мотивам Дж.Р.Р.Толкина

Снова проезжаю по кольцевой до места, где я иногда ночую и держу свое барахло. Ничего особо ценного там нет, но... Хоть смену белья взять и вообще, нефиг свое имущество дарить непонятно кому. Встречные машины сигналят о ГАИ дальше по трассе, поэтому съезжаю на проселок, потом в поле и подъезжаю к поселку со стороны дач. Паркую машину с внешней стороны дома и бодрым шагом поднимаюсь к себе. Еду в микроволновку, сам — в душ. Быстрее, быстрее. Чует мой седалищный нерв, что коллеги покойного Дмитрича скоро заглянут за мной и сюда, чтобы задать ряд вопросов, отвечать на которые у меня нет ни малейшего желания. Вещи — в сумку, что не влезло — во вторую. Ноутбук — в рюкзак, вместе с дробовиком. В мобильник с АЗС вложить свою сим-карту, свой — выбросить. Черт, не успел. В дверь начинают молотить со всей дури чем-то тяжелым, громко озвучивая мое происхождение и моральные качества.

Коленька объявился! Решил, бедняжка с корешами продолжить утреннюю беседу. Каждый человек — сам творит себе проблемы на ровном месте. Все взял? Точно все? Тогда пообщаемся. Внимательно смотрю в световод, выведенный на электрощит. Жажду общения со мной испытывают трое. В руках — бейсбольная бита и ножи. Работаем.

Мягко открываю замок на двери и отступаю чуть назад. Металлическую дверь с неплохими вмятинами от ударов рвут на себя так, что чуть не срывают с петель.

— Урод ...! ... ...! Да я тебя сча... — два хлопка (что-то глушитель начинает барахлить, заменить бы), и двое малолетних идиотов хрипят простреленными легкими. Третий от увиденного трезвеет и жалобно шепчет:

— Не надо, пожал... — поздно, киндер. То, что тебя заставляли! пить водку и лапать девок, ты будешь объяснять в небесной канцелярии. Я тебя к себе силой не тянул.

Быстро втаскиваю агонизирующие тела на кухню, прикрываю кухонную дверь, выливаю ведро воды на лестничную площадку, чтобы смыть кровь. До вечера их не хватятся, ночью милиция не поедет, а утром, похоже, никто и не заинтересуется. Биту, поразмыслив, решаю взять с собой. Входную закрыть, выйти на балкон, сбросить сумки вниз, накинуть веревку на открытые стеклопакеты и спуститься следом за вещами на крышу магазина. Теперь стянуть и смотать веревку. А теперь — на землю и к машине.

Нет, ну что за день! Едва спускаюсь к вещам, как на меня из-за угла вываливаются две похмельные личности.

— Мужик, слышь, мужик, деньги есть?

— Птицам деньги ни к чему! — из кобуры достаю револьвер. — Мордой вниз, орлы! Руки на затылок!

— Мужик! Ты че?!

— Мы ниче такого! Просто спросили! Нам здоровье поправить!

— После пьянки? Ща поправлю, радикально.

— Крыса меня укусила! Я пролечился, но все хуже и хуже! Мужик. Ты не думай, чисто подлечиться! — так, а ну поподробнее.

— Это как ты умудрился?

— Да вот, Тофик предложил за бутылку машину разгрузить, а там крыса под ящик попала, ей спину переломило. Я взял в руки, чтобы выкинуть, — уже понимаю, что услышу сейчас.

— А она Митьку укусила. Живучая, сука! Пока башку не растоптали, все дергалась, сука е... ...

— Оригинальная сказка, на опохмел вы честно заработали, — достаю пятисотку. — На "Европу плюс" продайте, еще заработаете. Лежать! Пока не уеду. Потом заберете.

— Ты че, мужик! Ты Белого знаешь? — Дались мне ваши Саши Белые, Паши Черные и Женечки Голубые...

— Орлы! Белый — он далеко, а бесшумный ствол — тебе в морду смотрит. Лежи и не вые...ся.

Держа наготове револьвер, закидываю вещи в машину и быстро отъезжаю. Значит, кроме людей, эту заразу разносят и животные! Торопливо звоню сестре, чтобы рассказать эту ЗАМЕЧАТЕЛЬНУЮ новость. Она в ответ говорит, что в городе воскрешаются собаки, и что эта пакость не только у нас, но по всему миру. Власти что-то несут об эпидемии, призывают соблюдать спокойствие и не допускать паники. В Европе появился термин "ограниченно живые". Какой-то урод из ПАСЕ уже заявил о необходимости нахождения общего языка с этими самыми "ограниченно живыми" и предупредил о соблюдении их неотъемлемых прав и невозможности насилия в их отношении. СМИ предпочитают термин "зомби" и несут непонятно что. В Интернете никому неизвестные церкви и секты говорят, что "переполнилась чаша терпения и наступил День Гнева Его". В общем, конец света уверенно шагает по Земле.

Даже до офисного планктона дошло, что из города, все гуще затягиваемого дымом пожаров и заполошной стрельбой — надо выбираться. Пробки на выезде — мертвые. Кольцевая тоже основательно перегружена. Водительские права — дешевы, поэтому авария приходиться в среднем на километр дороги. Каждый раз столкнувшиеся тупо чего-то ждут, вместо того чтобы положить большой и толстый на страховку и ехать куда надо. Перед Чкаловской развязкой — забито мертво. Подумав, мысленно молюсь и иду по обочине напролом. Лязг, треск, звон, ор и мат. Не, хорошая машина "Нива": во как "мерседес" ободрала и все еще управляется отлично. Отметившись на пяти машинах и трех деревьях, выезжаю на развязку и, пригнувшись к рулю, тупо жму вперед. Что-то мне подсказывает, что если я застряну здесь, то останусь тут навсегда и буду рассматривать ближнего своего только в качестве еды. Вот и заветный поворот. Подъехав к выезду из леса, опознаюсь и еду к своим.

Времени мне дают только припарковаться. Глушитель меняю уже в "газели". Там же пополняю боекомплект, натягиваю легкий бронежилет (от ножа, не более) и засовываю в сапог хороший тесак. Ножом работать не умею, но и отказываться не буду. Два микроавтобуса должны набрать еды по списку и сверх того на всю орду. "В случае чего" — в том районе трое наших на джипе закупают патроны 12-го калибра. Они нас поддержат. К вечеру, насмотревшись на зомби и наслушавшись х..ни, которую несет Власть, население вспомнило про "выживательный набор" и штурмует магазины, поэтому процедура будет долгой. Расклад очень простой: двое инвалидов за рулем, две снайперские пары — на прикрытии, четверо набирают товар и грузят в машины. В нашей машине — пятеро. Дядя Миша (майор в отставке, позывной Ящер) — за рулем. С его ногой на протезе — в схватке делать нечего. Тевтон (Вольдемар Гаас, капитан запаса) — будет нас прикрывать "на всякий случай" при помощи СКС, на который надето что-то вроде глушителя. Орех (Николай Орехов, прапорщик ДШБ) будет прикрывать Тевтона. Я и Миша-младший (позывного не имеет за молодостью лет) — имеем при себе пистолеты (и мой револьвер с глушителем) и закупаем продукты упаковками, "бдительно следя", чтобы никакая сволочь не обошла нас без очереди.

Пропетляв по переулкам, выезжаем в район Сельмы. Вот и магазины. Прикрытие разбегается по известным им одним щелям. В "Седьмом континенте" — аншлаг. Оттуда раздаются дикие крики, разбегаются окровавленные фигуры. За одной из них тянутся внутренности. Зомби пришли в магазин раньше нас. Поэтому нам туда не надо. Нам в ма-аленький магазинчик, который обычно закрывается на час раньше. На входе два объявления. Одно о том, что кредитные карточки не принимаются. Из второго следует, что стоимость покупки следует оценивать заранее и сопоставлять с наличностью, а не устраивать скандалы у касс. Магазин непопулярен и малоизвестен, поэтому народу относительно немного, но от издаваемой покупателями ругани воздух плотен так, что его можно резать.

Наша четверка организованно клином подходит к тележкам, берет сразу шесть штук (правильно, мне и младшему достается по две) и проходит к товарам. Взмыленные грузчики выкатывают штабеля упаковок, которые быстро разбирают озлобленные покупатели. Пару раз взглянув на ценники, замечаю, что все подорожало на 20-50 процентов. Идиоты! Какие же они идиоты! Тут весь мир рушится в армагеддец, а они сидят на продуктах и норовят поменять ЕДУ на резаную бумагу. Мы берем не россыпью, а сразу ящиками. Так удобнее и нам, и грузчикам. Плохо, что большая часть продуктовых складов на Южной стороне города мосты забиты пробками с обеда, по сведениям радио, сейчас среди машин бродят зомби и проехать можно только на танке. Затарились бы прямо на оптовых складах, но... за неимением гербовой, пишем на туалетной. Беру по списку муку, макароны, крупы, консервы, сахар, приправы и т.д. и т.п. Сверху летят мыла, шампуни, зубные пасты и пачка дезодорантов. Поразмыслив, забрасываю кроме ящика водки пару бутылок марочного коньяка. Когда тележки начинают трещать от груза, рвусь к кассам, где коллеги заняли очередь. Какая-то баба-одиночка начинает скандал на тему "вы здесь не стояли!", но коллеги смыкаются вокруг нее в кольцо, а Ким бьет в горло, и скандал затихает, не успев начаться. Охранник оценивающе смотрит на нас, и делает вид, что ничего не заметил. Тележку бабы берем себе. Хлама там хватает, но и нужного тоже достаточно. Младший и Ким оттаскивают скандалистку в сторону, чтобы не мешалась, и орут в пространство, что "человеку плохо". Давид проходит кассу первым и теперь с каменным лицом слушает мобильник. Прохожу кассу вторым и рисую на морде лица вопрос.

— На выходе банда черных, — шепчет мне Давид, — бомбят покупателей. Наваливаются толпой и отбирают деньги и продукты. Будем ждать, пока все не отоварятся и пойдем толпой.

— Численность? Подготовка? Оружие? Тактика? Прикрытие может работать?

— Девять, молодежь. Стволов не видно. Окружают одиночку, быстро и тихо глушат и оттаскивают за угол. В зоне ответственности Тевтона.

— Броник есть, оружие тоже. К себе близко не подпущу. Может, чем разживемся. Да и вообще, дерьмо надо убирать сразу, а то все завалит.

— Подожди минуту, пока не дам сигнал, — он достает мобильник.

На беспомощную жертву я не похож, но жадность перевешивает благоразумие. Спускаясь по пандусу вижу, как на меня идут девять молодых уроженцев Средней Азии. Маневрирую тележкой, чтобы не оказаться на линии огня.

— Стой, урус! — говорит главный, — Разговор есть!

— Между собой поговорите, — еще пара метров...

— Стой говорю! Ты чё, п...р! В..у нах.., анне ске! — проходящие мимо люди и курящий на другой стороне входа охранник — "не видят" ни меня, ни банду.

Дверца "газели" открывается на несколько сантиметров. Оттуда появляется увенчанное глушителем дуло малокалиберного револьвера. Семь хлопков, семь малокалиберных пуль, впиваются в открытые затылки, семь тел, падающих замертво на асфальт. За три секунды. Крови почти нет. Достаю свой ствол.

— Замерли, уе.. держать руки так, чтобы я их видел. Везите тележку и не оглядывайтесь, свою пулю не увидите. Рты не раскрывать, свинцом заклепаю.

Подвожу их ко второй "газели". Сан Саныч открывает грузовой отсек и демонстрирует свой ствол.

— Работаем и не п..м, урюки!

Ким подъезжает с тележкой и командно-матерным языком повышает скорость перегрузки. На мне — зачистка. Быстро осматриваю тела, убеждаясь, что никто не воскреснет, делаю охраннику знак, чтобы подошел поближе, что тот и делает, с ужасом глядя на пятно от ЛЦУ на груди.

— Значит так, — читаю имя на табличке, — Алексей. Берешь этих и аккуратно тащишь во-он туда, чтобы никому не мешали. А то люди пугаются. Потом садишься рядом и думаешь о вечном. Чем дольше будешь сидеть на одном месте, не делая глупостей, тем дольше проживешь. Вопросы есть?

— Вы совершили убийство! Вам это с рук...— тычок концом глушителя в рот обрывает его.

— Вопросов нет. Кру-гом! Обопрись руками об стену! Стой смирно, кобура тебе мешает. Вот так — гораздо лучше. Не спим, работаем. Снайпера не злим, нах.

Врут те, кто говорит, что человек не любит работать. Одного взгляда на взмыленного охранника достаточно, чтобы понять: он готов таскать неподъемные предметы ВСЮ ЖИЗНЬ! Лишь бы жизнь не отбирали. Звонок, Тевтон сообщает, что из тупичка, куда отводили ограбляемых и относили добычу, так никто и не появился. Стоит проверить. По металлическим конструкциям забираюсь на крышу магазина и аккуратно шагаю. Через минуту, обойдя закуток по периметру, начинаю жалеть, что тех семерых пристрелили. С них надо было содрать кожу, посадить на кол и сжечь на медленном огне.

В тупичке лежат тела стариков и старух. Много тел. Стоят две сумки "мечта челнока", возле которых лежит тело с простреленной головой. Второе забилось в угол и сидит, трясясь от ужаса. Повезло ему, шум поднимать нельзя. Хлопок — тело сползает. Спуститься, контроль, обыск. Старикам может помочь только молитва. У отморозков ничего ценного нет. Работали складными ножами отвратительного качества и молотками. Сумки... ну не пропадать же добру.

Когда погрузка заканчивается, Миша-младший, которого сводили посмотреть на закуток с телами, подходит к лежащей на асфальте мордами вниз парочке и из револьвера с глушителем делает по два выстрела в головы. Связанный охранник остается рядом с телами. На повороте в машины садятся снайпера прикрытия. Впереди появляется машина дозора. Нам пора домой. Тем более, из затянувших небо туч, начинает накрапывать мелкий дождик.

Выезжая на кольцевую, слышим, как разрозненная стрельба в центре города вдруг сменяется на шквальный грохот встречного боя. В сплошной треск автоматов органично вписывается ду-думканье крупнокалиберных и грохот разрывов. Разгорается зарево пожара. Они там что, артиллерию применяют?

8

20 марта, поздний вечер, СТО "Пригородное"

Что делать?

Н.Г.Чернышевский.

Когда мы заканчиваем разгрузку "газелей", чувствую, что устал как собака. Перед ужином успеваю занести вещи в "свою" комнату, принять душ и переодеться. Ленка кричит, что опаздываю на ужин и вообще, сейчас всенародно избранный Президент будет выступать с обращением к гражданам России.

Президент, как всегда, был краток. Обращение длилось менее получаса. За это время нас призвали сплотиться (вокруг чего?), объединить усилия (на что?) и выразили уверенность в преодолении трудностей (а дустом пробовали?) в нашем конкретном регионе. Не знаю, как у других, а у меня сложилось впечатление, что данная речь была заготовлена "впрок" и сейчас просто извлечена из хранилища. Гораздо больше меня заинтересовала бегущая строка, в которой говорилось, что из-за роста солнечной активности ожидаются магнитные бури, поэтому междугородняя и международная связь в течение некоторого времени будет ограничена. Власть, снизойдя до народа с заоблачных высот, заявила, что все под контролем, ситуация улучшается и строго намекнула о всеобщей законопослушности и недопустимости паники. После чего скрылась решать свои проблемы, оставив народ решать свои.

Я же начал оценивать все, что видел в течении дня, но в этот момент кто-то прижался к моей ноге и заурчал. Огромный угольно-черный кот терся об меня, размахивал хвостом, заглядывал в глаза и урчал, всем своим видом демонстрируя преданность ЕДЕ.

— Дизель, на место! — а ведь подходит. Вон какой мощный звук издает

— Мрррр... — кот перестал тереться об меня, сел и начал смотреть жалобным взглядом, способным растопить сердце начальника кредитного отдела.

— Его Николай с дерева снял.

— Стая зомбособак загнала на дерево, а он увидел машину и начал орать. Да так громко, что услышали

— И что с собаками?

— Перестреляли прямо из машины. На человека они реагируют, а на машину — нет.— Надо запомнить.

Кроме кота, из своей поездки братья привезли двух зубных врачей, процедурную медсестру и бормашины двух типов. Заодно собрали все медикаменты, какие нашлись в стоматполиклинике. К зубодерам прибежал укушенный и ему начали оказывать первую помощь. Когда укушенный умер, никто ничего не понял, и ему начали делать искусственное дыхание. Потом он восстал, покусал врача и загрыз медсестру. В общем, через какой-то час немногие выжившие забаррикадировались в кабинетах, а в здании и вокруг него бродили зомби. Прежде чем лезть напролом в здание, спасатели обзвонили известные им номера врачей, выяснив что, как и где. В поликлинику входили по пожарной лестнице и зачищали сверху вниз. Заодно узнали, что зомби отвлекаются на огонь. Только пламя должно быть ярким. Пополнение было холостым, так что спасательных операций на ночь глядя не требовалось. Сейчас вновь прибывшие вместе с отставным военврачом и действующим ветеринаром сидели в соседней комнате. Спорили до хрипа, что-то писали, черкали и снова писали, сводя воедино все, что им было известно об эпидемии. После ужина было объявлено, что все мужское общество, за исключением часовых, собирается у Бати на совет. Форма одежды — без оружия.