Вершина пищевой пирамиды.

Как он орал! Отстреливал от него этих кусаков, но ничем помочь все равно не в силах. Наместо упавших двух, тотчас набросилась целая толпа. Рвущие, заживо, на части люди людей, сам бы Люцифер отвел взгляд от этого мерзкого зрелища.. Как ни прицеливайся, мимо много летит. Вот уже и первый зычара последний забор перелез, стреляю вдогонку, падает кувырком в сугроб. Не успеваю, бью неприцельно, психую и опять мимо! Уже, человек двадцать, сбежать смогли, краем глаза замечаю, что падают некоторые, от выстрела в голову. Снайпера, похоже, вовсю развлекаются. А у меня последний магазин, потом только выйти и ждать, спецназеры не выпустят и не промажут. Перевел на одиночный, стреляю, курок по пальцу отдачей дерется, перегрелся автоматик мой. За цевье удержать не могу. Ствол покраснел и... ЩЕЛК...!

Все!! Нихт патронов. Поворачиваюсь всем телом к снайперам и обреченно смотрю в их сторону. Поднял руку, выставил указательный палец и, показывая в их сторону, нажал воображаемый курок. Стреляйте! Чего ждете? Зычары на вышку лезут, кровушки моей, за своих хотят. Где же моя пуля? Или они решили сей красочный спектакль, с моим участием, тихонько в портере досмотреть. Почему не стреляют....? Патрона жалко? Вот превращусь из-за вас в зомбю, обязательно до вас доберусь и порву на самые маленькие кусочки из всех самых маленьких! Уже последние ступеньки преодолевают гады, а выстрела все нет.

НА! Бью прикладом, в оскалившуюся морду, зечок отлетает, обрызгав меня кровью. Следующий, с безумным взглядом своих васильковых глаз, с огромным ножом, всаживает лезвие в мой живот по самую рукоятку и проворачивает. Безжалостная рука соберет сегодня свою кровавую жатву. С...! Как больно! Падаю и вижу, как Леха Маркин, наш кинолог, на выручку бежит. На ходу из пулемета пластает, словно просеку в лесу проделал, куда ноги, куда руки.

А я уже все...

Лелик и Болек

На самом деле нас зовут Леха и Борис, а Лелик и Болек, наши позывные. Леха это я, а Борька мой лучший друг и по совместительству сослуживец. Мы снайперская пара, я снайпер, он корректировщик. Я по характеру тихоня, а Бориска оторви и выбрось. Оба, после службы в армии, пошли служить в ГУИНовский спецназ. Я, служа срочку, попал на первую чеченскую и с подачи верной руки прапорщика Велибекова, нашего ротного старшины, получил снайперскую винтовку.

Про то, какой из меня снайпер, прапор и слушать не хотел, а лишь улыбался во все тридцать два дагестанских зуба и со словами ' а я вообще мечтал быть космонавтом', отеческой рукой вытолкал меня из оружейки. Попробовал, получилось! Не всегда метко, но я старался и прапорские надежды оправдал. Нашел он, где-то, пристрелочные таблицы и дело пошло веселей, если можно назвать работу по убийству себе подобных, веселой. Первого я застрелил через месяц. Аж руки затряслись и если бы не старшина, влепивший хорошую затрещину и утащивший меня внутрь здания, то был бы я уже холодным.

Профессиональная рука ваххабита ловко ввернула кумулятивную гранату в окошко комнаты, за пару секунд до взрыва, покинутую тащимым прапором мной. После хорошей затрещины мозги вроде встали на место, но стрелять больше я отказался наотрез. Пацаны вечером отбили соседнюю пятиэтажку и увиденное мной в подвале зрелище, мигом поставило мою нежную натуру на место. Наших пленных солдатиков страшно пытали и в конце, каждому, отрезали голову. Эта, бесчеловеческая, жестокость нас только озлобила.

Мстить, убить всех! Я стал трудолюбивым учеником и вскоре, редко кому удавалось остаться живым, после наведения перекрестия моей винтовки на лобешник.

Отслужив, приехал домой и был пойман Борькой и мгновенно был уговорен, пойти попробовать служить в спецназ. Как ни странно, меня без проволочек приняли, хотя отбор жесткий, а Борьку назначили моим вторым номером. Но и тут, тихого места мне никто не обещал. Постоянные командировки в неугомонную республику и нескончаемые бунты в колониях, не давали расслабляться. Дома не бывал месяцами, потому и я, и Борька семьями так и не обзавелись.

Девятнадцатого марта нами был получен приказ усилить, своими бренными телами, ближайшие колонии строгого режима, во избежание разбегания контингента.

Выехали после обеда, в пути получили инструктаж. Таких приказов я еще не получал. Мы должны не допустить побега, не только осужденных, а и охранников колонии. Борька громко переваривал приказ, но естественно, при объявленном в стране чрезвычайном положении, выполнять его придется. Стрелять в своих? Не знаю даже что и подумать.

Прибыв на место, разбежались по своим секторам. Нам досталась вышка какого-то сотового оператора, горестно глянув на напарника, начали подъем. Обзор оказался просто потрясающим, видимость километров на двадцать, да нам столько и не нужно.

Закрепили между уголками сидушки и прицепились альпинистскими карабинами, что-то ветер усилился, как бы ни сдуло нас. Пристреляться нужно, но нельзя, охрану перепугаем, один, вон как на нас недобро смотрит, еще стрелять с перепугу начнет. Пристрелка отменяется, сидим и ждем, потом попробуем. И тут тишину разорвала автоматная очередь, связались со своими, стреляла охрана, а что и кто, пока неизвестно.

Примерно в полночь, мы разглядели подготовку массового побега осужденными (человек триста) а может и более, с деревянными лестницами и подобием багров.

Борька нервно заерзал, да и мне от увиденного, улыбаться расхотелось. Такую толпу только десятком пулеметов остановить можно. Похоже, перед нами разворачивается главное действие сегодняшней ночи и дай нам бог ее пережить. Ох, недоброе чувство у меня встрепенулось, на панику похожее, со вставанием дыбом волос. Борька куда-то оживленно вглядывался, выискивал подстрекателей наверно и не находя в такой толпе оных, морщил свой большой лобик.

-Я тебе не помощник сегодня, буду искать, кто нам в первую очередь угрожает, а цели ты и без меня видишь, даже с закрытыми глазами работать можно, — горестно доложился Борька.

-Да уж, патроны у меня сегодня очень быстро кончатся, — поддержал его я.

-Стреляй только в голову, как полковник сказал.

-Помню я, иначе встают и опять живые.

Такого зрелища я даже в страшном сне, увидеть не пожелал бы. Огромная толпа, толкая и давя упавших, рвала и ломала, надежные с виду заборы, словно бумагу. Сработала сигнализация и первенец получил мой маленький и жуткий привет, аж мозгами соседей забрызгал, что, впрочем, их ничуть не остановило. Задние ряды напирали, руками и ногами круша наименее удачливых и заживо затаптывая нерасторопных. Крики, стрельба, жуткий скрежет ломаемых конструкций, все слилось и смешалось, в безумном хаосе. Выстрел! Даже прицеливаться особо не нужно, дистанция минимальная, как в тире. Бабах! Еще один покатился. Бабах! Они даже не пытаются прятаться. Бах! Сколько же вас? Мысли пролетают бешеной пчелой, мы сами отсюда наверняка живыми не выберемся. Щелк! Перезаряжаюсь, ругая себя последними словами, выстрелы всегда считать нужно. Выцеливая следующую жертву, увидел застывшего в ступоре часового, стрельнул в подоконник рядом с ним. Часовой вскочил как ужаленный, схватился за автомат и развернулся в нашу сторону, что-то крича. Ничего, пробзделся, теперь стрелять начал, хотя с такой толпой, все равно сделать ничего не сможет. А ничего так стреляет мальчонка!

Зеки уже к нему на пост прорываются, отстреливаю, как могу, но извини мужик, все равно тебе кирдык. Как будто почувствовав мой взгляд, оборачивается, оскаливается, поднимает руку и типа бабах в меня. Ого! Он знал, что мы здесь и даже не пытался убежать, хотя возможностей у него было много. Первого з.к. он встретил ударом приклада, только ноги мелькнули, но второй всадил нож ему в живот. Вот и все пацанчик...Бабах! Зычара кулем рухнул с вышки вниз, сбросив своим телом еще парочку. Отомстил я за тебя. А мужик смотрю живой, ногами еще дергает.

-Не жилец, — как-то отрешенно, крикнул Болик.— Добей, чтоб не мучился.-

-Нет! Если зеков дальше отстреливать от него будем, может, выкарабкается. Им ведь только его автомат нужен, а мы их хорошо около вышки наложили, может больше никто к нему не сунется.

-Тогда оба на него работаем, хоть какой-то смысл в этом сумасшедшем доме нашелся, — прошипел Борька, выхватывая и взводя свой АК-103.

Убитые уже начали подниматься, как-то вальяжно и неторопясь и наведясь на ближайших, бросались с остервенением бешеных псов. Ого! Значит, правду начальник про зомбев сказал, а то мы, грешным делом подумали, что в отпуск ему пора, с устатку. Инструктаж про Москву был, значит и у нас началось.

Воздух прорезала пулеметная очередь. Здоровенный прапорщик, безжалостно расстреливая осужденных, старательно продвигался к наблюдательной вышке. Проделав выстрелами настоящую просеку, бегом пробежав образовавшийся коридор, поднялся на пост. Взвалив на себя раненого, безумным слоном пробежал через толпу.

-Вот это мужик! — восхищенно произнес я.

-Стреляй, не отвлекайся,— ткнул меня прикладом по каске, сидевший выше Болик. — Иначе не дотащит!

-Патроны заканчиваются, а нам еще из этой задницы выбираться.

-Отобьемся как нибудь! Проводим их и сворачиваемся!

-Все, прорвались! — радостно крикнул я.

-Ну и нам пора! Давай быстренько, пока никто не понял, откуда стреляли, спускаемся!

Мария Кожевникова

Мне двадцать два. Самая обычная девушка. Красивая только. Очень. Рыжая, с голубыми глазами. Ну, мужчины так говорят. Работаю в ФСИН около года. Родители, благополучно проработав в этой колонии и выйдя на пенсию, уговорили и меня. Семейная традиция называется. Работаю на КПП по пропуску людей. Работа очень тяжелая. А вы попробуйте запустить, человек триста за день, туда и обратно, при этом оформив кучу бумажек. Да и нервотрепная она (один шоколадку подарит, второй накричит), но мне все равно нравится!

Замужем. Детей нет, но очень хочется! Муженек категорически против. Да и вообще, разводиться нам давно пора. Как, за такого замуж вышла? Куда смотрела? Да, молодой! Да, красивый и богатый! Только, на поверку, оказался редкостным эгоистом и самолюбом, с кучей дурацких комплексов. Есть у меня один молодой человек, влюбленными глазами на меня глядящий, но благодаря, маминому и папиному 'плохому' воспитанию, от мужа не бегаю. Вот, разведусь и может быть тогда....

Отвлек меня от этих грустных мыслей Василек, мой начальник караула, ну заодно и тот самый..

-Маш! Ты чего, опять нос повесила? — с сочувствующим видом, произнес Васек.

-Да муж, опять с утра, настроение испортил.-

-Разводись, давай, — заигрывающим тоном и заговорщицкой улыбкой — Меня в мужья возьми! Я согласный!

-Уйди кобеленок! Все вы одинаковые, получил, что хотел и в сторону, — подытожила я.

-Я не такой! — сказал Васек, глядя преданными глазами.

Но ему почему-то верилось. Надежностью от него пахнет, прямо таки несет. Был бы мужем моим, горя не знала бы.

Раздался звонок домофона. Блин! Как всегда кому-то нужно выйти. В самый неподходящий момент. Посмотрела на Васька извиняющее, мол, понимать должен, работа такая. Выходил дежурный по колонии и попросил передать начальнику, чтоб конвой выставили. Доложилась по просьбе, да и выпустила всю компанию. Спустя пару минут выстрелы раздались. Выхватила автомат из сейфа (он у меня на посту находится) и дрожу от страха. Через некоторое время, кинолог наш, Леха Маркин, моего Василька в караульный дворик заносит. Бегу к ним! Подбежала к Васильку, а у самой слезы из глаз, просто ручьями побежали. Упала на колени перед ним, пытаясь помочь. Какая страшная рана! Кровь бежит безостановочно. Пытаюсь рукой рану заткнуть и в буквальном смысле взлетаю. Дядя Леша, меня, как маленького щеночка, поднял и в сторону бросил.

— Не трогай его! — прорычал он.

-Да пошел ты! — срываясь на визг, крикнула я.

-Угомонись малолетка! Жива останешься, еще спасибо мне скажешь.-

Никогда не думала, что так можно с женщиной обращаться. Стою и слезы по лицу размазываю. А он, Ваську моего поднял и в вольер собачий закрыл. Потом ко мне подошел.

-Марш мыться!— приказал. А я, ему морду расцарапать пытаюсь.

Он мне руки заломил и к себе на плечо, как бревно бросил. Идет в караульное помещение, я кулачками по спине ему бью. Разве с ним справишься? Кабан, какой здоровый! Зашел в караулку и к раковине меня тащит. Набрав до половины, окунул меня с головой. Отпустил. Стою, от воды отплевываюсь и от всей души...

ХЛЕСЬ! Влепила я ему, хорошую такую пощечину, аж рука онемела.

-Машуль! Если, еще раз так сделаешь, пристрелю.

-Кто тебе право давал, так с людьми обращаться? — давясь слезами, сказала я.

-Тебе, дурочке, жизнь спасти пытаюсь! Давай домывайся и тоже в вольер шагай!-

-Что!?-

-Машуль! Делай, что сказано! —

-Разве так можно?-

-Знаешь, что? Я две войны прошел. И поверь, если хочешь выжить, всяко можно!

Домылась и затолкал он меня в соседний, с Васильком, вольер. Калитку решетчатую захлопнул и пошел.

Пнула я дверь и такая меня злость взяла.

-Скотина! Ублюдок! Чтоб ты сдох! — кричала я, сама от себя не ожидав такого. Дядя Леша обернулся и произнес.

-Маш! Хватит! Если ты не заразилась, через пол часа выпущу.-

Реву, а сама вольер осматриваю. Помещение размером, два на два метра примерно. Слева будка собачья, посередине куча, сами знаете чего. А воняет как жутко, как в вольере, хотя я и есть в вольере. Вдруг, шум какой-то послышался за стенкой. Прислушиваюсь. И точно! Живой мой Василек!

-Дядя Лешааа!— пытаюсь до него докричаться — Дядя Лешааа! Василек живой! Вызывай скорую! Скотина!— уже срывающимся голосом — Живой он!

Он вышел и, неторопясь поведя стволом автомата в нашу сторону, сказал.

-Подождем минут десять, сама все увидишь.-

И ушел, неторопясь так. Какая бессердечная сволочь, подумалось мне тогда. Минут через двадцать вышел и меня выпустил.

-Успокоилась дуреха? А теперь смотри!-

Я обернулась и аж, ноги подкосились. Упала и на попе, половину караульного дворика пробежала.

-Не сцать! — и тоном, говорящего с ребенком и улыбаясь во весь рот, добавил. — Я же здесь!-

Василек протягивал в мою сторону руки, через металлические прутья калитки и хищно щерился. Нет! Это точно не он! Лицо какое-то странное и взгляд безжизненный. Дядя Леша передернул затвор и направил ствол автомата на него.

-Дядя Леш! Не надо! — схватилась за ствол его автомата. — Не убивай! — пытаюсь отвести его в сторону. — Ну, пожалуйста! —

-Машуль! Если его не убить, он может выбраться и тогда, уже мы станем такие. Хотя!? Ладно, потом! Только обещай слушаться меня и перед ним, глотая слезы, не стоять.

-Ага.-

-Что, ага?-

-Обещаю!-

-Тогда, иди чайку завари, что-то в горле пересохло. —

Бегом побежала чайник ставить. Вскипятился. Заварила по два пакетика на кружку. Достала любимые печеньки и дяде Леше понесла. Он сидел за столом начальника караула и внимательно осматривал изображение с камер наблюдения, установленных по периметру.

-Угощайтесь! Сахар я положила. —

Поставила чай и тарелку с печеньем возле него, присев на краешек стола и отпивая глоточек чая, спросила.