Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Вскоре, ровно в девять утра, "Клементина" должна была лечь в дрейф. Такой приказ я отдал тем бандитам Лорда, которые отправились в машинное отделение и в ходовую рубку. Коммандер Стирлинг обычно часов до десяти торчал в своей каюте и занимался тем, что сортировал бобины с магнитофонной лентой. Все разговоры, которые велись в каютах, записывались и потом трое его подчинённых их прослушивали и составляли краткие отчёты. Бобби Стирлинга интересовали в первую очередь те разговоры, которые могли скомпрометировать в первую очередь французов и отчасти турок, но он не брезговал и болтовнёй корсиканцев.
Подойдя к его каюте, я постучал и когда он спросил, кто это, сказал, что пришел забрать посуду и принёс кофе. За дверью послышался звук задёргиваемой шторы, коммандер Стирлинг подошел к двери, повернул ключ, открыл её и очень удивился, не увидев у меня в руках подноса с кофейником. Секунду спустя он сообразил, что я явился к нему с совершенно другими намерениями и его рука рванулась было к револьверу, кобура с которым была пристёгнута к его брючному ремню справа, но мой удар оказался быстрее и точнее. Правая рука коммандера повисла плетью, я с силой толкнул его в грудь ладонью, он отлетел на середину просторной каюты и попытался схватить револьвер левой, но в следующее мгновенье и она повисла плетью.
Громко сопя, Бобби Стирлинг попытался нанести мне ногой удар в живот, но и из этого у него ничего не вышло и вскоре, с полностью парализованными конечностями, он сидел посреди каюты в кресле. Я вышел в коридор, взял поднос с кофе, зашел в каюту, поставил его на стол возле иллюминатора, повернулся и сказал бесцветным голосом:
— Капитан Хольмквист, я же сказал вам, что намного опаснее, чем кажусь на самом деле. Вот видите, как всё вышло. Вы сидите в кресле и мне даже не нужно вас связывать. Вся ваша банда спит глубоким и покойным сном потому, что за завтраком я напоил их настойкой опия, подмешанной в кофе и апельсиновый сок. Горечь опия ведь не так уж и сложно убрать, и я знаю, как это сделать. Знаю я и то, что вы хотите ввезти во Францию тридцать тонн этой отравы, переработать её в героин и потом продавать парижанам и не только им. Из него ведь можно изготовить целых три тонны героина, а это десять миллионов доз. С ума сойти, сколько людей вы таким образом посадите на самый тяжелый наркотик. Нет, капитан Хольмквист, я не дам вам сделать этого. Я сдам вас полиции Марселя.
Бобби Стирлинг глянул на меня зверем, голову он поворачивать мог, и зловещим голосом прорычал:
— Кретин, это специальная операция ЦРУ и если ты вздумаешь нам помешать, то тебя и твоих родителей ждёт смерть. Твою мамочку мигом скормят в Австралии крокодилам, а твоего папашу не спасут его навыки, полученные в "СМЕРШе".
— Вот как? — удивлённо воскликнул я — Значит вы из ЦРУ, капитан Хольмквист? Ну, раз так то мне нужно оторвать у вас воротник от рубахи. Говорят, что все шпионы зашивают в него ампулу с ядом, чтобы отравиться в случае провала. — отрывать воротника форменной белой рубахи я не стал, так как не обнаружил в ней никакой ампулы и даже притворно удивился — Странно, цэрэушник, а ампулы с ядом нет. Вы, наверное, всё врёте, капитан. Зато я скажу вам теперь о себе правду. Я не Вик Черноф, а Борис Картузов и я самый обычный перебежчик из Советского Союза, а Виком я назвался только потому, что догадался, в какое дерьмо вляпался, поднявшись на борт судна.
Коммандер злобно прорычал:
— Это точно, сопляк, ты вляпался в такое дерьмо, что теперь только я смогу тебя из него вытащить. Сделай со мной то, что ты сделал с Большим Ману и я помогу тебе, раз ты перебежчик.
— Чем поможете? — снова удивился я — Намажете своим ядом не ручку каюты, а сразу мою руку, капитан Хольмквист? Ладно, вы посидите тут, а я пойду и поставлю "Клементину в дрейф. Ваши бандиты, которые несут вахту, уже должны уснуть самым крепким сном в своей жизни.
Покинув каюту капитана, я спустился в столовку и принялся поить кофе с опиатом собственного изготовления бандитов и, пока антидот не начал действовать, приказал им срочно отправляться в каюты и кубрики и ложиться спать не раздеваясь. Позднее, чтобы они не надули и не наделали в штаны, я намеревался основательно замедлить пищеварительные и мочевыделительные процессы в их организме, а перед сдачей бандитов полиции, возобновить их вновь, но с удвоенной силой, чтобы они поскорее проснулись. Когда "Клементина" легла в дрейф, я снова вернулся в каюту капитана и тот насмешливо спросил меня:
— Ну, и что ты намерен теперь делать, Вик? Мы же находимся в нескольких сотнях миль от берега, а ты на судне один. Тебе не справиться с "Клементиной" в одиночку.
Сев на стул напротив коммандера Стирлинга, я закинул нога на ногу, закурил сигарету и спокойно ответил:
— Капитан Хольмквист, повторяю вам ещё раз, я не Вик Черноф, а Борис Картузов. Вик Черноф, это двоюродный брат одного моего очень хорошего друга. Сын старшего брата его родного отца, который остался после войны на Западе и где-то с год назад стал переписываться с родственниками в СССР, а недавно вернулся на родину с семьёй. Так что я просто навешал вам лапши на уши, когда окончательно понял, что Рене бандит из корсиканской мафии.
Коммандер презрительно скривился и спросил по-русски, причём практически без акцента:
— Ну, и как же ты об этом догадался Борис?
— Очень просто, капитан. — ответил я тоже по-русски — Он же выхватил из рукава ритуальный кинжал корсиканской мафии, который называется корса. — и насмешливо спросил — Вы что, книг про корсиканские вендетты никогда что ли не читали, капитан?
Внезапно коммандер Стирлинг осклабился, застонал, словно от сильной боли, и громко воскликнул по-английски:
— Дьявол! Ты же тот самый русский мотогонщик, который финишировал на мотогонках в Подмосковье два года назад на переднем колесе! А перед этим ты на своём трайке въехал на капот гоночного "Москвича-Метеор". Как это я не смог вовремя вспомнить твою наглую физиономию, сопляк?
Меня чуть не раздуло от гордости. Не зря я тогда хотя и всего на пару минут, но всё же нарисовался перед кинокамерами без интеграла на голове. Ну, что же, раз я освежил память Бобби Стирлинга, значит можно было укладывать его спать, но перед этим я всё же сказал ему, на этот раз по-русски:
— У вас прекрасная память на лица, капитан Хольмквист. Да, я тот самый советский мотогонщик. Между прочим, тот супербайк, на котором я тогда выступал, был сделан вот этими самыми руками, но меня зажали типы вроде вас, обобрали до нитки, да ещё и не дали участвовать в авто и мотогонках. Поэтому я и удрал из Советского Союза. Так что не волнуйтесь, в мире мало найдётся людей, кто разбирается в технике лучше меня, а потому и "Клементину" я спокойно доведу до Марселя в одиночку. В ходовой рубке, насколько я успел это заметить, имеется радиотелефон, а я, как вы должны были заметить, свободно разговариваю по-французски. Я созвонюсь с полицейским комиссариатом этого города и договорюсь об условиях передачи вас властям. Глядишь мне ещё выплатят какую-нибудь премию, а если и не выплатят, то ничего, это не страшно. Со своей головой и руками я быстро стану здесь миллионером. Ну, а что касается ЦРУ, то я вам не верю. С какого бы это рожна ЦРУ станет торговать наркотой во Франции? Вы самый обычный наркоторговец и вас теперь посадят в тюрьму надолго.
— Много ты в этом понимаешь, мальчишка! — в запальчивости воскликнул коммандер — Самый лучшее, что ты можешь сделать, это работать вместе со мной. Даже если ты сдашь меня французской полиции, то уже через трое суток я буду на свободе и тебя не спасут твои бойцовские навыки. От пули снайпера ещё никому не удавалось увернуться.
Беспечно махнув рукой, я ответил насмешливым тоном:
— А мне плевать, капитан Хольмквист. Во-первых, я фаталист, во-вторых — везунчик по жизни, а, в-третьих, помимо полиции, я ведь ещё и позвоню во все газеты и потому в порту репортёров будет больше, чем полицейских. Ну, а кроме того, мне ведь известно, что находится за ширмой, так что самые интересные кассеты с записями я сумею заранее переправить на берег. Это потому, что с головой у меня всё в полном порядке, так что если вы не врёте, то даже ЦРУ будет меня обходить десятой стороной. Зато вас, капитан, если вы и в самом деле шпион, а не просто жадный ублюдок, они спустят в канализацию. Ваши шефы постараются договориться с французами тихо и мирно о том, что ни о каких тайных операциях ЦРУ на территории Франции никогда даже речи не шло, а вы просто негодяй, спевшийся с корсиканской мафией. Ладно, капитан, вам пора баиньки. Вот ваш кофе, он уже не горячий, а потому я буду поить вас из носика кофейника. — как только я поднёс кофейник к губам коммандера Стирлинга, тот отвернулся от носика кофейника и я грозным голосом прорычал — Пейте, капитан Хольмквист, иначе я спущусь в машинное отделение, возьму там молоток, выбью вам передние зубы и залью в ваше брюхо весь кофейник. За то, что вы хотели меня убить, я ведь сделаю это не с одного, а с пяти или даже шести ударов.
Бобби Стирлинг немедленно присосался к кофейнику и мигом выхлестал половину сваренного для него кофе. Да, правильно говаривал когда-то один умный американец, который потом плохо кончил: — "Доброе слово самый лучший способ договориться с человеком, но доброе слово и пистолет, ещё лучше." Подождав минут десять и убедившись, что коммандер почти отключился, я разблокировал его конечности и уложил на койку, после чего поднялся в ходовую рубку, взял в руки бинокль и принялся вглядываться в море. Игорь с парнями были уже на подходе.
Надев сначала пробковый спасательный жилет, а поверх него непромокаемую оранжевую куртку с капюшоном, я отправился на палубу и спустил сходни, чтобы ребятам не пришлось подниматься на борт "Клементины" по штормтрапу и уже через полчаса все четверо моих друзей поднялись наверх и даже подняли из воды надувную лодку. Игорь хотел сразу приступить к работе, но я замахал руками и потащил их в кают-компанию, к столу, но сначала выбросил за борт все блюда и напитки, в которых был гипнонаркотик. Мои друзья тоже ведь проголодались, как и я сам.
Через пятнадцать минут мы ели наваристый горячий борщ со свининой и майонезом вместо сметаны, пельмени, вареники и делились впечатлениями. Мои друзья уже успели малость укорениться в Марселе, а потому им было о чём мне рассказать. Я в свою очередь не рассказывал, какие страсти-мордасти выпали на мою долю и говорил им, что путешествие прошло спокойно. Хотя я и знал, какой будет реакция, мне всё же пришлось рассказать им о том, что на борту "Клементины" находится в двадцать раз больше опия, чем я предполагал. Парни тотчас схватились за голову, а Володя Звягинцев, шумно выдохнув, воскликнул:
— Ни хрена себе! Боря, а может быть ну его, этот опиум? Не будет ли проще взять и утопить "Клементину", этих уродов высадить на спасательные плоты, а тебя залегендировать иначе?
Игорь одарил Володю, заговорившего по-русски, неласковым взглядом и строго сказал ему по-французски:
— Николя, не говори глупости. Этим мы ничего не изменим, а только ещё сильнее разозлим всех. Их нужно сдавать марсельской полиции, как это и было запланировано. — огорчённо вздохнув, он добавил — Хотя задача и осложняется, не будем унывать, ребята. Как знать, может быть дело таким образом только упростилось. Тридцать тонн опиума это слишком большая партия, чтобы ЦРУ захотело ввязываться в драку. Американцам проще откреститься от Бобби Стирлинга и его группы, чем пойти на такой крупный скандал. Французской разведке тоже будет намного выгоднее представить всё, как операцию против корсиканской мафии и секты "Нурджалар", нежели согласиться с таким позорным провалом. Надеюсь, что они не конченые идиоты и догадаются спустить всё на тормозах и слить Стирлинга.
С лёгкой усмешкой я вставил своё словечко:
— Будет очень мило, Анри, если в конечном итоге ЦРУ, Сюрте Женераль и разведка Турции бросятся друг к другу в объятья и сольются в любовном экстазе, но тогда кому-то из турок, скорее всего Эчмезу Коксалю, придётся стать козлом отпущения. Впрочем, я не завидую им всем, начиная с Фетхуллы Гюлена. Думаю, что эти тридцать тонн опиума принадлежат очень серьёзным людям и они постараются расправиться со всеми, кто виновен в том, что их так нагло обокрали. Точнее с теми, до кого смогут дотянуться.
Сказав так, я с улыбкой посмотрел на Игоря, ставшего во Франции Анри Ростиньяком, охотника на слонов, недавно вернувшегося из Африки и он немедленно улыбнулся, приговаривая:
— А наши коллеги в Измире тем временем будут внимательно следить за теми людьми, которые захотят предъявить счёт Фетхулле и побеспокоятся о том, чтобы они не стали искать встречи с тобой. Тогда нам останется только добить клан папаши Эмиля Фернана после того, как на него обрушится гнев всех французских спецслужб вместе взятых. Думаю, Борис, что ты в итоге окажешься просто тем маленьким камешком, из-за которого в горах произошел огромный обвал и всем тем большим камням, которые скатятся вниз с горы в трясину, станет не до тебя.
Облегчённо вздохнув, я воскликнул:
— Вот и прекрасно, Анри, что ты пришел к такому выводу!
Хотя Володя-Николя всё же не разделял моего оптимизма, мы больше не возвращались к этой теме и, надев на руки резиновые перчатки, принялись обыскивать всё судно в поисках тайников, а их было на нём немало. Бобби Стирлинг, перед выходом в этот рейс свернул свою базу в Лионе и взял с собой всё самое ценное. Позаимствовать у него мы могли только деньги, их исчезновение французы быстро спишут на кражу, а со всей секретной документацией нам пришлось повозиться, но и тут нам очень помогли Дейр с Вилиэн и Бойл, а также то, что в одном из помещений радиорубки стояло два десятка отличных студийных магнитофона "Телефункен" и мы сделали копии со всех кассет с записями разговоров.
Бобби оказался очень предусмотрительным малым и записывал всё, даже свои телефонные переговоры с Ленгли, посольством США во Франции и резидентом. Снимал он многие вещи и на киноплёнку, а потому в руках советской разведке оказалось огромное количество ценных материалов, из-за которых мы на сутки задержали прибытие в Марсель. Однако, ровно за сутки до этого я вышел на связь с полицейским комиссариатом Марселя. Трубку взяла какая-то женщина, судя по голосу молодая, и я вежливо сказал ей:
— Доброе утро, мадмуазель, я хочу поговорить с комиссаром Лагранжем и сообщить важную информацию о господах с соседнего острова, от которых в Марселе так много неприятностей. Полагая, что он обрадуется тому, о чём я намерен известить его в это утро.
Дама из комиссариата полиции, которая поначалу весьма игриво сказала мне: — "Слушаю вас.", строгим голосом сказала:
— Я мадам, мсье. Как вас представить комиссару?
— Мадам, скажите ему, что с ним хочет поговорить русский перебежчик, который оказался в весьма затруднительной ситуации и теперь решает, как ему следует поступить. — ответил я и добавил — Неподалёку от меня находится почти три десятка спящих непробудным сном гангстеров, поэтому я могу говорить спокойно, ничего не опасаясь, мадам.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |