Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Как вы можете так говорить, Юрий Петрович? Не скрою, многие так считают! Но вы также знаете, что я, да и многие, многие другие, никогда так не думали! Я считаю, что вы занимаетесь нужным делом, как бы это со стороны не выглядело! Вы в свое время учили нас, молодых студентиков-первокурсников, что глаза ученого не должны быть зашорены, как у пристяжной лошади!
Да! Сейчас наука не может объяснить многих явлений! Но если закрывать на них глаза, и даже не пытаться их изучать — вот тогда наверняка, ни наука и никто другой ничего объяснить не смогут!
— Все это так! И я рад, что ты это понимаешь! Но не все так просто. Не ты один такой умный. Деятельность мою контролируют некоторые службы, надеясь, в случае достижения положительных результатов, тут же эти результаты засекретить и применять по своему усмотрению. Заманчиво иметь, например, разведчика или просто бойца, обладающего способностями телекинетика, телепата или умеющего левитировать, то есть попросту летать....
— Вы правы, Юрий Петрович! Честно говоря, о таком применении паранормальных способностей и именно в таких целях, я просто не подумал.
— Нашлись люди, которые об этом подумали в первую очередь. Вот поэтому я и увел тебя для серьезного разговора из кабинета в этот парк. Кабинет и "лабораторию", как мы ее называем, прослушивают спецслужбы, фиксируется каждое слово. А мне ведь совсем не хочется, чтобы ты попал в поле зрения этих служб!
— Хорошо, Юрий Петрович! Вы меня убедили! Я никому ничего рассказывать не буду.
— Этого мало! Если уж у тебя проявилась способность к телекинезу, или, правильнее сказать к психокинезу, что было с тобой во втором случае, постарайся держать в руках свои эмоции, и по возможности постарайся, чтобы никто кроме тебя не мог заметить ни "процесса", ни результатов этих проявлений. Это мой главный совет! Будем надеяться, что происшествие с вазой пройдет мимо внимания наблюдателей секретных служб. Тем более что связать тебя с вазой в одну цепочку весьма проблематично. Скорее могут заинтересоваться этим, как ты его называешь, "толстячком" — владельцем вазы. Но оставим эту тему....
Так вот, при повторении подобных случаев, я еще раз говорю, старайся контролировать эмоции. Будешь контролировать эмоции — будешь контролировать эту паранормальную силу. Тренировки, если задумаешь их проводить, осуществляй где-нибудь за городом, на природе, чтобы, как ты сам понимаешь, не причинить случайно какой-нибудь вред... себе и окружающим.
Николай согласно кивал головой.
— Мне только не понятно, почему эти способности проявились именно у меня? — Задумчиво спросил Николай.
— Ну, гипотез, объясняющих этот феномен, может быть неимоверное множество! Я, например, думаю, потому что у тебя всегда была довольно тонкая организация психики — способность к эмоциональным всплескам при переживаниях, сопереживанию с близкими тебе людьми. Также считаю, не последнюю роль сыграло твое увлечение йогой, особенно раджа-йогой. Медитациями, направленными на внутреннее созерцание происходящих в организме процессов, можно добиться многого. Как пример можно рассматривать наличие в Индии тех же факиров. Не тех фокусников, которые себя называют факирами, умеющих лишь ловко орудовать руками, а тех, кто путем духовного и физического самосовершенствования приходят к поразительным результатам — могут даже левитировать. Правда, на незначительной высоте и с очень кратковременным эффектом. Медитации помогают мозгу жить в согласии со всем организмом человека, и возможно, возбудить в нем и стимулировать скрытые возможности, упрятанные до того на величайшую глубину. Никто еще до конца не смог, да пожалуй, еще не скоро сможет выяснить все возможности человеческого организма, как явные, так и скрытые. Возможно, при определенном контроле этой пробудившейся паранормальной силы, ее как-то удастся "воспитывать", что ли. Вот, пожалуй, и все, что могу посоветовать тебе на данном этапе!
Они распрощались у подъезда дома Маркова.
С тех пор прошли уже около двух месяцев, но Николая психокинез, также как и возможность предвидеть события, больше не "баловали", и он даже стал потихоньку, если не забывать, то отодвигать данную проблему в дальние уголки памяти.
ГЛАВА 5
Среди буйства сельвы, Русо, каким-то сверхъестественным чутьем находил видимую ему одному тропку, следуя по которой, орудовать мачете приходилось намного реже, чем в то время, когда вперед пускали Хоука или Хиггинса. Мафиози-макаронник на роль первопроходца не претендовал вообще, и потому ему для компенсации пришлось тащить на себе львиную долю совместного груза. Внушительно нагруженный общественной поклажей-скарбом, он постоянно замыкал их маленькую колонну, пристроившись следом за Долорес. Хоук, впрочем, в лидеры также не рвался, таланта находить прогалки в зарослях, несмотря на его таинственное прошлое, безусловно, связанное со службой в специальных правительственных структурах, у него явно не наблюдалось. Наверное, поэтому недлинные временные отрезки, в течение которых он шел во главе отряда, сопровождались звуками рассекаемых мачете ветвей, почти заглушаемые непрекращающимся гомоном джунглей. Но нужно было отдать ему должное, работу он свою делал, молча, с глухим ожесточением. Лишь только изредка из его уст доносились досадное "хеканье", как от рубщика мяса где-нибудь на рынке.
В отличие от него Хиггинс прорубался вперед, пересыпая удары мачете отборной матерщиной, которая в психологическом плане, наверное, помогала ему в работе, так как его "смена" превышала время Хоука почти в два раза, при том же объеме, порубленной растительности. Но при всех своих талантах, относящихся к знаниям, в основном англо-саксонского "обилия" ругательств, он совсем игнорировал, то обстоятельство, что в их небольшой компании находилась женщина, которой, возможно, такое словесное извержение, удовольствия доставить явно не могло. Но, тем не менее, возгласы: "задница", "факинговые" заросли, и другие из подобного разряда лились если не рекой, то неиссякаемым потоком. Даже необходимость экономии питьевой воды, не осушала его глотки. Замолкал он только тогда, когда "первопроходцем" по вырубке тропы становился кто-то другой. Создавалось впечатление, что делает он это с определённым умыслом, как бы говоря: "Если вы хотите, чтобы я заткнулся — рубите зелень сами!"
В какой-то мере, цели своей он начинал добиваться — даже "мафиозо", явно не большой любитель физического труда, пару раз становился во главе колонны вне своей очереди. Но неожиданно все его расчёты спутала Долорес, попытавшаяся однажды взяться за мачете и сменить его во главе движения. На это прореагировал даже внешне невозмутимый Хоук, что-то с раздражением прошипевший Хиггинсу. Похоже, Хоука тот всё же побаивался, в какой-то мере поумерил свой говорливый пыл. Лексика его, конечно изменений не претерпела, только голос стал потише, да количество идиоматических выражений несколько уменьшилось — бурный ручей чуть-чуть утратил свою полноводность, сменившись редкими всплесками.
Никарагуанец, как правило, при прорубании прохода другими участниками "экспедиции" следовал вторым, словесно короткими фразами указывая направление пути. Возможно, поэтому раздражение Хиггинса никак не хотело покидать его, или хотя бы запрятаться куда-нибудь в глубины его памяти.
Вообще, в компании Хиггинс получался самым говорливым, заместив собой итальянца, который по причине своей экспрессивной национальности вроде бы должен быть более разговорчивым. Но Джованни напротив, являл собой полный резервуар, с крепко и надежно закрытым краном.
Долорес тоже помалкивала — слишком много сил у неё тратилось на преодоление дорожных трудностей. Гомон птиц, надоедливые насекомые, монотонность переходов, казалось, вызывало отупение, направленное на хоть какую-то экономию затрачиваемых сил. Но Долорес, как творческая натура "тупить" не желала, а скорее не могла и потому хождение по сельве, отнимало у неё много сил. Несмотря на свою выносливость, мексиканка всё же была женщиной, и это сказывалось. Она без каких-либо жалоб несла свою часть багажа, обливаясь потом, жаждая дуновения, хотя бы какого-нибудь ветерка, даже и не прохладного в этой влажной и жаркой атмосфере... Только размышления могли как-то отвлекать её от суровой действительности. На ходу она вспоминала годы учебы в университете, полевые походы в ближайшие от Мехико заповедные места, где ещё сохранились следы древних цивилизаций. И теперь она мечтала о том, что благодаря своим здешним находкам, сможет приоткрыть ещё одну, хотя и малую, страничку цивилизаций Мезоамерики. О том, что её вряд ли оставят в живых её же "соратники" по экспедиции, она даже не задумывалась.
Без проводника они продвигались уже пятые сутки, дорога казалась нескончаемой, даже терпеливый Хоук пытался спросить Русо, когда же, наконец, они, достигнут цели? Русо только неопределённо пожимал плечами, проговаривая, что он выбирает направление по и так почти не различимым ориентирам, а вот время продвижения зависит лишь от них самих.
Ночью передвигаться никто не рвался — на охоту выходили ночные хищники, в числе которых особое место занимала реснитчатая гадюка — это ядовитая некрупная змея, средней длины, ведущая в основном древесный образ жизни. То есть она могла в любой момент приложиться своими зубками, свесившись с любой ветки. Судьбу укушенного змеёй проводника никто повторять не хотел.
И вообще во время всего похода, отдыхать Русо мог только ночью, даже бездумно шагать в колонне он не мог себе позволить, ибо всё его внимание уходило на чтение шнурка, примеряя данные из него к местности. И только во время привалов, чтобы не "свихнуться" от применения древних знаний к современным реалиям, он старался отбросить мысли о пройденном и предстоящем пути, возвращаясь мыслями, домой в свою семью.
Русо был гражданином Никарагуа — первым членом семьи, родившимся на новой родине. В отличие от деда с бабушкой и своего отца с матерью он без каких-либо оговорок мог считать уроженцем Центральной Америки, хотя и оставался русским, с половинной примесью испанской крови.
Да, отец в свое время привез мать именно из Испании. Дед был военным моряком, отец офицером национальной гвардии, хотя какое-то время и странствовал по морям вместе с дедом. По каким-то делам, связанным политическими беспорядками, или как еще называли Испанской революции, дед вместе с отцом долгое время с 1935 по 1937 год были в Испании — там, у деда появился друг из не очень близкого окружения каудильо Франко. Что они там делали, они не рассказывали даже в кругу семьи. Понятно было, что они поучаствовали ещё в одной революции. Только на этот раз оказались на стороне победителей. Отец Петра даже получил там испанскую награду — что-то среднее между орденом и медалью. Военный крест "ЗА ВОЕННЫЕ ЗАСЛУГИ" с желтым отличием. (исп. Cruz de Guerra). Такая награда выдавалась за мужество и самоотверженность при смертельной опасности. Аналогичную награду получила и Мария де ла Луз, которая в том бою была очень серьёзно ранена. Виктор вынес её на руках после окончания боя.
Ранение было тяжелым и один из группы — немец, предложил её добить, чтобы не мучилась и не задерживала их передвижение. Виктор тогда ни слова не сказал, только скрипнул зубами, и многозначительно посмотрев на немца, взялся на рукоятку "маузера". Немец отвёл глаза.
Виктор только заявил потом, что "русские своих не бросают!" Ему пришлось отделиться от группы — руководитель группы-итальянец Умберто, с неохотой, но разрешил ему это. Наверное, подумал, что их больше не увидит. Похоже, что "списал" обоих отставших.
Но Виктор Владимирович пробрался в госпиталь интербригадовцев, где ей сделал сложную операцию русский врач-хирург. Врач сначала не знал, что "земляк" является франкистом, да и девчонка, которую тот притащил, тоже. Только через неделю, когда Виктор прибыл, чтобы увезти Марию на телеге, доктор напрямую об этом его спросил:
— Девушка бредила и звала папу-аристократа. Я не очень хорошо знаю испанский, но фамилию разобрал. Насколько я знаю, он из ближайшего окружения каудильо Франко...
— И для вас она перестала быть пациенткой? — спросил Виктор. — Сообщите об этом своим чекистам! — сверкнул он глазами.
Но доктор улыбнулся и сказал:
— Езжайте!
Именно с тех пор у Виктора начался своеобразный сдвиг в мировоззрении. Немцев он уже перестал считать соратниками и дальше не захотел участвовать в Испанской кампании. И потому после, во Франции, воевал уже против фашистов, на стороне маки. Хотя некоторые сослуживцы по Испании звали его в карательный батальон СС "Шарлемань".
Мария оказалась дочерью их соратника маркиза дона Родриго де Гойя и Люсиэнтос — Марии де ла Луз и у отца — Виктора Владимировича Калинникова в конечном итоге завязался с нею роман, завершившийся бракосочетанием.
А вот дед — Владимир Николаевич от наград отказывался, поясняя, что мог бы принять только награду Российской империи, так как оставался её подданным, не меняя гражданства. Даже в Guardia Nacional de Nicaragua — национальной гвардии Никарагуа, он служил в своё время как наёмник. Но, несмотря на эти заявления, его все равно наградили военным Белым крестом "ЗА ВОЕННЫЕ ЗАСЛУГИ" — самым распространённым в начале правления Франко.
Главнейшими, но поздними из-за ранения в живот Марии де ла Луз (MarМa de la Luz — Светлая Мария (букв. Мария Света), еще в Испании, плодами брака явились: сам Петр и его младшая сестра Анастасия... любительница и любимица живности — щенков и кошек... В отличие от черноволосого брата, Настя имела чуть смуглую кожу — дань предкам матери, в остальном, по-видимому, пошла в породу бабушки — шатенка со струящимися по плечам волосами, заканчивающимися на уровне середины лопаток, даже чертами лица она её напоминала. При её среднем, по европейским стандартам росте, по сравнению с низкорослым населением Никарагуа она казалась высокой, а тонкая талия подчеркивала стройность её фигуры.
Сейчас он вспоминал её сидящей на скамейке у фонтана на внутреннем дворе их дома. На коленях у неё, расположившись кверху мохнатым животом желтовато-бурого цвета, лежала дремлющая капибара по кличке Мати, которую Анастасия почёсывала своей нежной рукой. Эту забавную водосвинку с благодушно-покровительственным выражением морды ещё в нежном возрасте ей подарил товарищ Петра, после поездки в Колумбию. Насте дружелюбный и добродушный зверёк понравился, и она распространила на него свою заботу. Мати отвечала Анастасии взаимностью и в то время, когда не предавалась сну, хвостиком следовала за своей хозяйкой.
Неподалёку от Насти, в своём видении он вспоминал сидящую в кресле-качалке и саму бабушку — высохшую от старости, разменявшую девятый десяток, со следами благородной красоты на лице.
Он думал о том, как давно уже он их не видел..., деда и бабушку уже не увидит никогда. Они как в сказке умерли в один день пять лет назад и теперь забальзамированные по местным древним умениям, покоились в семейном склепе на территории поместья.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |